Текст книги "Очаровательный повеса"

– Думаю, даже из непозолоченной бронзы люстра слишком дорогая, – проговорила она медленно. – Но если именно такая вам нужна, покупайте.

Его чувственные губы растянулись в улыбке, на щеках появились его знаменитые ямочки, глаза зажглись теплым светом. Аса Мейкпис – Эва это поняла, когда пыталась ухватить суть его привлекательности, – не был красавцем в классическом смысле, поэтому его обаяние было чрезвычайно трудно перенести на бумагу. Оно становилось очевидным, когда он двигался, дышал – жил. Это был человек действия, существо, которое оживает в движении. А перед его улыбкой было почти невозможно устоять.

Только она должна была устоять.

На ее лице, должно быть, что-то отразилось: вероятно, внутренний конфликт, – потому что он вдруг стал серьезным, улыбка исчезла, подошел ближе.

– Мисс Динвуди, Эва! Что-то не так?

Она не могла ему сказать, даже если бы от этого зависела ее жизнь, поэтому испытала неимоверное облегчение, услышав за спиной знакомый голос:

– Эва Динвуди? Ты ли это?

С отчаянно бьющимся сердцем она обернулась к леди Фебе, младшей сестре герцога Уэйкфилда. Этой девушке ее брат нанес ужасное оскорбление.

Эва почувствовала холод в животе, посмотрела на кольцо, сверкавшее на ее пальце, потом подняла глаза.

– Леди Феба… какая неожиданность.

В этот момент она почувствовала, как мистер Мейкпис взял ее за руку, и была по-настоящему счастлива, что он оказался рядом и поддержал ее.

Леди Феба – маленького роста, пухленькая и очень хорошенькая – уже несколько округлилась в талии, если Эва не ошиблась. Ее рука лежала на локте высокого сурового мужчины, жесткие темные волосы которого были зачесаны назад и заплетены в не слишком аккуратную косу. Другой рукой он опирался на трость.

Украшавшая лицо леди Фебы очень милая улыбка слегка поблекла, когда она заметила реакцию Эвы.

– Вы избегаете меня, мисс Динвуди? Но почему? Клянусь, независимо от того, что произошло этим летом, мне не за что на вас сердиться.

– Разве? – Эва понимала, что ее тон слишком резок, слишком напорист, но не могла ничего поделать. – Мой брат попытался сотворить с вами вопиющее зло.

– Но ведь не вы, мисс Динвуди, – мягко сказала леди Феба.

– Я… – Эва почувствовала, как к глазам подступили слезы. – Спасибо, миледи.

– Ах, перестаньте! – Леди Феба протянула ей руку, и Эве пришлось ее пожать. – Прошу вас, называйте меня просто по имени.

– Да, я… Вы так добры!

– И я надеюсь на следующей неделе увидеть вас на заседании дамского благотворительного комитета по поводу поддержки сиротского приюта. Приглашение вам послано: наша председательница Геро сама сказала мне об этом, причем весьма энергичным тоном. Вероятно, вы пропустили много предыдущих встреч.

Эва почувствовала, что не просто покраснела, а стала похожей на свеклу.

– Я не знаю… не уверена…

– Зато я знаю, – тихо, но твердо проговорила Феба. – Пожалуйста, приходите.

Эва беспомощно оглянулась на Мейкписа, и тот обратился к паре:

– Миледи, капитан Тревельон, я слышал, вы теперь живете в Корнуолле?

– Да. – Джентльмен перевел взгляд на жену, и Эва была потрясена его любовью и нежностью. – Мы приехали в Лондон, чтобы помочь отцу продать несколько лошадей. Феба, думаю, ты помнишь мистера Харта из «Хартс-Фолли»? Он сопровождает мисс Динвуди и ее лакея, полагаю.

Взор леди Фебы устремился мимо Эвы.

– Рада встрече с вами, мистер Харт. Скажите, как идет восстановление вашего парка? Мне ужасно не хватает театра.

Мистер Мейкпис элегантно поклонился.

– Понемногу, миледи. Думаю, мы откроемся примерно через месяц. Надеюсь увидеть вас на открытии.

Леди Феба повернулась к мужу.

– Что ты об этом думаешь, Джеймс? Возможно, мы сможем привезти сюда Агнес на пару недель. – Она снова повернула голову к Асе и пояснила: – Племянница моего мужа еще никогда не была в театре.

– Тогда ей просто необходимо посетить открытие, – заявил Аса. – Я отправлю пригласительные билеты на адрес вашего брата.

– Большое спасибо, – приветливо улыбнулась Феба. – Очень мило с вашей стороны, мистер Харт.

– Для меня это в радость, миледи.

– Благодарю вас, мистер Харт, – учтиво поклонился капитан Тревельон. – Мисс Динвуди, прошу нас простить. Моя жена встречается сегодня с сестрой за чаем, и у меня будут большие проблемы, если она опоздает.

Мистер Мейкпис тоже поклонился, а Эва присела в реверансе, после чего пары разошлись. Эва еще несколько секунд наблюдала, как леди Феба и ее супруг изучают ассортимент магазина. Было очень приятно сознавать, что леди Феба не винит ее за поступок брата: Эве очень нравилась эта леди.

Эва с улыбкой повернулась к своему спутнику и встретила его недобрый подозрительный взгляд.

– Чем провинился герцог Монтгомери перед леди Фебой?

Глава 5

В день ее семнадцатилетия нянька взяла Дав за руку и сказала: «Король зовет тебя на ужин. Делай все, что он скажет, кроме одного: ни за что, ни при каких обстоятельствах не отводи взгляд от его глаз».

Мисс Динвуди нервно огляделась и прошептала:

– Говорите тише.

Аса изогнул бровь, не обратив на ее просьбу никакого внимания, и продолжил с той же громкостью:

– Вы намерены мне ответить?

Эва молча пошла к выходу.

Аса почувствовал, что его охватывает гнев.

Двумя большими шагами он догнал ее, но не попытался взять под руку. Жан-Мари следовал за ними шаг в шаг и, безусловно, орлиным взглядом следил за своей хозяйкой.

– Мне не нравится, когда меня игнорируют, – заявил Аса.

– А мне не нравится, когда посторонние лезут в дела моей семьи, – ответила она, выходя на улицу. – Что произошло между моим братом и леди Фебой – не ваше дело.

Он знал, что Эва права и говорит разумные вещи, но все в нем взбунтовалось, когда ему указали место. У него нет права обсуждать ее семью и ее заботы. Ему предложили убраться, словно уличному мальчишке.

– Если действия герцога вредят нашему общему делу, это касается и меня, – сказал он и даже самому себе показался напыщенным ослом.

Эва шумно выдохнула.

– Это дело не имеет ничего общего с вашим драгоценным парком, так что вполне можете забыть о нем.

Может? Наверное. Но только он уже обозначил свой интерес и не собирался отступать. Более того, он не намерен допускать, чтобы его игнорировали, пусть она и дочь герцога. Пусть кто угодно говорит ему, что он простолюдин и чертовски беден, но только не она.

Он обошел двух дам, стоявших на тротуаре у витрины магазина и обменивавшихся мнениями о товарах, и догнал Эву.

– Он изнасиловал ее?

Мисс Динвуди остановилась, словно налетев на стену, и резко обернулась.

– Что?

Теперь настала его очередь оглядываться по сторонам. В разгар дня на Бонд-стрит полно народу, и Асе пришлось понизить голос:

– Вы меня отлично слышали. Ваш брат мог причинить ей боль?

– Нет!

Теперь перед ним была настоящая аристократка с холодным, отстраненным и немного презрительным взглядом. Это сводило его с ума.

– Я уже сказала, что не стану об этом говорить.

Несколько мгновений он смотрел на нее, ярость кипела внутри. В ее глазах мелькнуло нечто похожее на понимание, но Аса в этот момент развернулся, намереваясь уйти.

– Да подождите же!

Эва догнала его, обошла и, заглянув в лицо, тихо проговорила:

– Валентайн не причинил ей никакой боли, по крайней мере физической, а ведь вы говорили именно об этом. Брат никогда не смог бы поднять руку на даму. – Эва смотрела на него в упор, и ее голубые глаза полыхали огнем, словно она бросала ему вызов, ждала возражений. – Не могу поверить, что такая мысль пришла вам в голову.

– А что еще я должен был подумать, если вы не желали говорить правду? – проворчал Аса.

– Что угодно, только не это, – прошептала Эва, и что-то в ее голосе вызвало у него желание ее обнять и утешить.

Он тряхнул головой.

– Черт возьми, где ваш экипаж?

– Туда, пожалуйста, – проговорил Жан-Мари за его спиной.

Аса вздрогнул. Разгоряченный спором, он как-то позабыл о лакее.

Жан-Мари окинул его не слишком дружелюбным взглядом, но его лицо смягчилось, когда, оттеснив Асу, подошел к хозяйке.

– Дорогая, ты устала, надо отдохнуть. Сейчас мы сядем в экипаж, и все будет хорошо.

Эва вздохнула.

– Я надеюсь.

Они направились к экипажу.

Аса тащился позади – по крайней мере, так он мог время от времени видеть ее лодыжки.

Спустя пять минут, когда они наконец устроились в экипаже, Аса уставился на мисс Динвуди и требовательно вопросил:

– Ну?

Она была очень бледна и необычайно серьезна.

– Вы должны обещать, что никогда никому ничего не скажете. Герцогу Уэйкфилду стоило огромного труда замять это дело.

Аса положил руку на сердце и усмехнулся.

– Даю слово.

Эва поджала губы, раздосадованная его сарказмом, но поскольку он смотрел на нее с ожиданием, все же заговорила, пусть и с большой неохотой:

– Вы, наверное, помните, попытки похищения леди Фебы прошлым летом?

– Да, конечно. – Аса был откровенно удивлен.

Ходили слухи, что леди Фебу пытались похитить несколько раз и что однажды это удалось и ее удерживали в плену не одну неделю – огромный скандал в среде аристократии. Леди Феба считалась обладательницей самой голубой из голубых кровей, а ее старший брат слыл невероятно могущественным и богатым. Слухи утихли лишь после того, как леди Феба вышла замуж за капитана Тревельона.

Мисс Динвуди помолчала, прежде чем закончить:

– Похитителем был Вэл: хотел скомпрометировать ее, чтобы заставить выйти замуж.

– Что? Ведь в этом не было никакого смысла. Монтгомери – аристократ, к тому же богат до неприличия. Если он хотел заполучить леди Фебу, зачем нужно было ее похищать? Он мог вполне и так получить ее руку, как это принято в свете.

– Потому что он не намеревался жениться на ней сам, а хотел заставить ее выйти замуж за…

Эва замолчала, но Аса все еще не мог понять, какого черта Монтгомери потребовалось все это придумывать.

– Зачем все это?

Мисс Динвуди пожала плечами.

– Он был зол на герцога Уэйкфилда и жаждал мести.

– Похитив его младшую сестру? – Аса все еще пытался понять, как герцог дошел до такой жизни. – Ваш брат что, безумен?

– Как вы смеете так говорить о Вэле? – спросила она тихо, хоть и выглядела очень несчастной.

Аса не продумал свои слова заранее, но отступать не собирался. Подавшись вперед, не обращая внимания на тряску экипажа и тяжелый взгляд лакея, приглушив внутренний голос, советовавший ему не настраивать мисс Динвуди против себя, он заявил:

– Монтгомери нет оправдания: так поступают только аморальные типы.

Эва молча смотрела на него, упрямо сжав губы.

Аса прищурился.

– Почему вы ему помогаете?

– Он мой брат.

– Но ему плевать и на вас, и на всех остальных.

– Откуда вам это знать? – Эва ни разу не повысила голос, и это делало ее слова еще внушительнее. – Вам ничего не известно ни обо мне, ни о моем брате, ни о том, что он сделал для меня в этой жизни. Никому не известно. Возможно, у Вэла есть проблемы с моралью, он эгоистичен, грешен и да, временами безумен, но я люблю его. Он единственный близкий мне человек, моя семья, и только ему я могу доверять.

Аса не сводил с собеседницы горящего взгляда. Она права: он совсем ее не знает, не знает о ее прошлом и отношениях с братом, – а значит, это не его дело.

Вернее, не должно быть его делом…

– Вот так, Элис, – сказала Бриджит, показывая горничной, как чистить филигрань на серебряной чашке.

– Да, мэм, – послушно ответила девушка и принялась тереть серебро грубой частью куска кожи. – Но разве не легче использовать песок?

– Легче, конечно, – согласилась Бриджит, – но серебро – очень мягкий металл и песок будет его царапать.

– Понятно. – Элис нахмурилась и, вздохнув, продолжила работу.

Бриджит, наблюдая за горничной, подумала, насколько медлительна эта девочка. Она делала медленно все: работала, ходила, ела, даже вставала и одевалась по утрам. Надо бы давно ее уволить, но было жалко. Такой, как Элис, очень трудно найти приличную работу в Лондоне. Ее взяли горничной в Гермес-Хаус только потому, что там работал лакеем ее кузен. Оказавшись на улице, она легко могла попасть в беду. Нет, пусть лучше остается, если даже она и требует чуть больше внимания.

Бриджит спустилась по узкой боковой лестнице в просторную кухню, где кухарка миссис Браун резала овощи, а несколько судомоек драили пол.

– Агата! – позвала Бриджит старшую горничную, только что вошедшую в кухню. – Уборку в музыкальном салоне уже закончили?

– Да, мэм, – ответила коренастая женщина лет сорока с небольшим.

– Хорошо. Тогда, пожалуйста, помоги Элис почистить серебро. И вот еще что… Я все пересчитала и записала, так что смотри, чтобы ничего не пропало.

Агата, явно неожидавшая, что кто-то может усомниться в ее надежности, громко сглотнула.

– Конечно, мэм.

Бриджит кивнула и направилась в переднюю часть дома. Возможно, она слишком добра и мягкосердечна, чтобы уволить нерадивую горничную, но все же не дура. Серебряная тарелка стоит больше, чем такая горничная заработает за всю жизнь.

Она шла по темному коридору для слуг, когда неожиданно увидела перед собой маленькую фигурку… и остановилась, непроизвольно схватившись за сердце.

– Добрый день, миссис Крамб, – жизнерадостно поздоровался Элф, подойдя поближе.

Бриджит, прищурившись, уставилась на мальчишку.

– Откуда ты взялся?

Элф пожал плечами.

– Из Сен-Жиля, если хотите знать.

– Я только что была в кухне, и ты определенно не проходил по коридору для слуг, иначе заметила бы тебя, – заявила домоправительница, проигнорировав дерзость.

– А может, мне захотелось пройти через парадную дверь, как белому человеку, – заявил Элф, вздернув подбородок.

– Ни ты, ни я никак не «белые», как ты изволил выразиться, – возразила Бриджит, – так что потрудись впредь заходить через дверь для слуг.

– Да, мэм, – ухмыльнулся Элф, приложив палец к полям своей широкополой шляпы.

– Могу я спросить, что ты здесь делаешь?

– Работаю, конечно. – Мальчишка посторонился и нахально спросил: – Так могу я получить здесь чаю и еще чего-нибудь посущественнее, мэм?

Бриджит с сомнением посмотрела на мальчишку. Строго говоря, он не ответил на ее вопрос, но, с другой стороны, герцог всегда был человеком скрытным. Возможно, Элф действительно выполняет какое-то его задание, о котором не может говорить. Она вздохнула.

– Можешь, конечно.

– Ура! – Элф проскользнул мимо и целенаправленно устремился в кухню.

Бриджит проводила его взглядом. В этом мальчике что-то ей всегда казалось странным. Она обернулась и осмотрела коридор для слуг. Элф появился оттуда, но никаких дверей и проходов там не было, только маленькая дверца в самом конце, которая вела в главный вестибюль. Как он вошел незамеченным?

Бриджит задумчиво провела пальцами по стеновой панели, а потом, повинуясь импульсу, постучала. Судя по звуку, стена была целой.

Разумеется, какой же ей еще быть?

Мысленно обругав себя за глупость, Бриджит пошла дальше.

Эва и так и этак крутила расписку, не оставляя попыток разобрать, что скрывает большое чернильное пятно, когда дверь кабинета открылась, впустив звуки музыки: очевидно, оркестр начал репетиции.

– Ах, извините. – Послышался голос с итальянским акцентом.

Эва подняла голову и уставилась на возмутительно красивое создание, которое уже имела удовольствие видеть в первый день в постели мистера Мейкписа. Как он ее называл? Ах да, Ла Венециано.

Выпрямившись за своим столиком вишневого дерева, она сразу почувствовала себя настоящей дурнушкой в этом практичном коричневом платье.

– Разве у вас тоже есть ребенок?

Только сегодня утром две танцовщицы, подруги Полли Поттс, и одна актриса приходили попросить разрешения тоже привести своих детей в театр, поскольку их не с кем оставить. Эва не смогла ответить им «нет», после того как уже позволила это сделать Полли, хотя и немного опасалась гнева мистера Мейкписа, когда он увидит ораву детей, бегающих по театральным коридорам.

Возможно, ей придется нанять для них няню.

– Нет, у меня нет детей, – в некотором недоумении взглянула на Эву красавица-сопрано. – Я искала Асу. А вы мисс Динвуди, да? Мы с вами встречались. – Она улыбнулась. – Впрочем, вы могли меня и не узнать в одежде.

Эва слегка покраснела.

– Я узнала вас, мисс… э…

– Пожалуйста, называйте меня Виолеттой. – Красавица пожала плечами и, усевшись на стул мистера Мейкписа, сморщила прелестный носик. – Меня так все называют. Ну не сеньорой же меня звать, правда? Я ведь еще не старуха.

– Э…

Виолетта ткнула пальчиком в дверную ручку, которая почему-то лежала у мистера Мейкписа на столе среди бумаг.

– Вы не знаете, где он?

– Извините, нет. Мистер Харт как ушел час назад, так больше и не появлялся, – покачала головой Эва, покосившись на Жана-Мари.

Тот в своих любимых очках в форме полумесяца, которые придавали ему удивительно ученый вид, устроился в углу с книгой. Прижав палец к тому месту на странице, на котором остановился, телохранитель с неудовольствием заметил:

– Я думаю, он пошел к мистеру Маклишу: слышал, как он что-то говорил о черепице. Поискать его?

Бедный Жан-Мари уже несколько часов сидел на стуле в углу. Неудивительно, что ему хотелось размяться.

– Будь добр.

Телохранитель вышел, а вот Виолетта, похоже, никуда не спешила.

– Вы ведете счета, да? Меня всегда восхищали дисциплинированные умы. Боюсь, мне это недоступно. – Она пожала красивыми плечами и улыбнулась.

– Полагаю, вам это ни к чему, – осторожно заметила Эва.

Взгляд Виолетты неожиданно стал жестким.

– Математика мне, может быть, и не нужна, а вот о будущем думать, когда я больше не смогу петь, приходится. Никогда не знаешь, что будет завтра.

Эва содрогнулась, подумав, какой отчаянной может стать ее жизнь.

– Мистер Харт ведь заплатил вам достаточно за участие в опере, которой откроется новый сезон.

– Да, это так, – не стала спорить Виолетта. – Но если ему не удастся найти замену Скарамелле – причем в самое ближайшее время, – я буду вынуждена уйти. При всех своих несомненных достоинствах я не смогу петь за всех персонажей. И ни одна постановка не продержится целый сезон без кастрата.

Сказать на это было нечего. Рассуждения казались разумными и чрезвычайно хладнокровными, учитывая, при каких обстоятельствах Эва впервые встретилась с певицей.

– Я думала, у вас и мистера Харта… понимание.

Виолетта склонила головку к плечу.

– Я имела в виду… – Эва закашлялась, чувствуя, что ей категорически не хватает слов. – То есть вы были в его постели…

Виолетта откинулась на спинку стула и от души рассмеялась – громко, с удовольствием.

– О да! Мы той ночью предавались страсти, но это было несерьезно, понимаете?

Нет, Эва не понимала. Зачем отдаваться мужчине, к которому нет никаких чувств?

Виолетта, похоже, заметила ее смущение.

– Хоть он и весьма привлекателен, не находите? А сколько в нем энергии. Он такой живой, такой сильный!

Эва опустила глаза, подумав, каково это – находиться в самом центре этого вулкана. Виолетта вздохнула, не ведая о мыслях Эвы.

– К сожалению, у него нет денег, поэтому у меня появился новый друг, герцог. Он не так молод и страстен, как Харт, зато делает мне дорогие подарки.

Эва заморгала, в немалой степени шокированная откровениями красавицы. Знает ли Мейкпис, что ему уже нашли замену? Его гордость будет задета.

– Я понимаю…

– Но не одобряете, – продолжила Виолетта.

– Нет, то есть, я хотела сказать, это не мое дело. – Она поколебалась, но все-таки выпалила: – Я вас не понимаю! Герцог дарит вам подарки, но вы ложитесь в постель с мистером Хартом, хотя он ничего вам не дарит! Значит, есть другая причина?

Эва замолчала, смущенная собственной смелостью, а Виолетта уверенно ответила:

– Конечно. Он великолепный любовник.

– Вам с ним хорошо, – медленно проговорила Эва, внимательно глядя на эту красивую женщину и искренне силясь ее понять.

Виолетта несколько мгновений сидела с застывшим лицом, а потом мягко сказала:

– Да, мне очень хорошо в мужских объятиях.

Эва опустила глаза на свои руки, чинно лежавшие на коленях, уже не впервые почувствовав, что отличается от других женщин. Может, она вообще какое-то другое существо: русалка или ожившая статуя, нечто бесполое, обреченное на вечное одиночество.

– А вы разве не чувствуете? – спросила Виолетта.

Эва вздохнула и нервно улыбнулась.

– Я не замужем и, честно говоря, никогда не бывала в мужских объятиях.

– Но вам ведь нравятся мужчины, да?

– Что вы имеете в виду? – после паузы уточнила Эва.

– Ну, мужчины. – Виолетта заулыбалась. – Вам нравится смотреть на их широкие плечи, сильные руки, волосатую грудь. Иногда достаточно их вкрадчивого голоса, чтобы… – Она улыбнулась самой себе, глаза мечтательно затуманились, и положила ладонь на живот. – Я чувствую тепло здесь. Когда я рядом с мужчиной, один лишь его запах делает меня слабой. Это очень приятное ощущение, не правда ли?

Виолетта посмотрела на Эву, ожидая реакции, но ее не последовало.

– У вас все по-другому? – погрустнела Виолетта.

– Я боюсь. – Эва, в ужасе от того, что произнесла эти слова вслух, прикусила губу, но потом все же продолжила: – Чаще всего, когда вижу или слышу мужчину, или чувствую его запах, я ощущаю страх.

– Ах как жаль, дорогая!

Эва отвела взгляд, не в силах видеть в ее глазах жалость.

– Это может быть очень приятно, – мечтательно проговорила Виолетта. – С опытным мужчиной, ласковым и добрым, который знает, как прикоснуться к женщине, как доставить ей удовольствие, это восхитительно.

Эва сдержанно улыбнулась, но сказать ей было нечего. Она знала, что ей никогда не будет хорошо с мужчиной, никогда не будет приятно, а уж восхитительно…

Дверь в кабинет открылась, вошел мистер Мейкпис, а за ним – Жан-Мари.

– Проклятая черепица! Нашли еще одну партию, и опять половина разбита. Возможно, из двух партий нам все-таки удастся набрать черепицы на одну крышу.

Аса был как летняя гроза – быстрая, жаркая, неодолимая. У Эвы перехватило дыхание. Она вспомнила слова Виолетты: «Он такой живой, такой сильный!» Ревность и желание, неожиданно сильные, завладели всем ее существом.

Эва отвела глаза, поскольку не имела никаких прав ревновать Виолетту к Мейкпису. Умом-то она это понимала, но сердцем…

Аса неожиданно остановился, прищурился, взглянул на Эву, потом на Виолетту.

– Что-то случилось?

– Ничего, дорогой. – Виолетта встала и чмокнула его в щеку. – Пойдем прогуляемся в саду. У меня есть вопросы, касающиеся оперы.

– О, нет необходимости уходить из-за меня, – поспешно сказала Эва, которой надо было восстановить присутствие духа. – Оставайтесь здесь, а прогуляюсь в саду я.

Виолетта заулыбалась.

– Спасибо, дорогая. Я не задержу его надолго.

Жан-Мари страдальчески вздохнул, но последовал за хозяйкой. В коридоре за сценой музыка слышалась куда громче, чем в кабинете.

Эва обернулась к Жану-Мари.

– Давай посмотрим репетицию.

Телохранитель улыбнулся, и они подошли к краю сцены со стороны кулисы.

Музыканты действительно репетировали, но не только они. Полли и еще полдюжины других танцовщиц порхали по сцене в тончайших, словно паутинки, костюмах. Поскольку авансцена имела форму полумесяца, выдававшегося в зрительный зал, они видели танцоров сзади. Когда подпрыгивали, танцоры попадали в ярчайшие лучи света, и казалось, что они летают над огнем. Эва была так зачарована великолепным зрелищем, что досмотрела репетицию до самого конца.

Мистер Фогель что-то крикнул оркестру, и танцоры собрались на главной части сцены. Полли увидела Эву и отчаянно замахала ей.

– Мне кажется, она хочет что-то тебе сказать, – весело заявил Жан-Мари. – Я останусь здесь, на случай если у нее какой-то личный вопрос.

– Скорее всего она просто хочет поблагодарить меня за то, что я позволила привести ребенка в театр.

Эве было интересно посмотреть со сцены в зал, и она вышла из-за кулисы.

– Мисс Динвуди! – позвала ее Полли. – Идите сюда, я познакомлю вас с друзьями.

Эва улыбнулась и направилась к середине сцены, где стояли танцовщицы, и вдруг услышала какой-то странный звук, следом за ним раздался оглушительный треск.

Целое мгновение ничего не происходило. А потом все рухнуло.

Аса бросился к сцене еще до того, как услышал треск. Коридоры за сценой, как рабочая часть театра, куда никогда не заходили зрители, были узкие и плохо освещались. Он сделал резкий поворот, выбежал к краю сцены и сразу увидел несколько танцовщиц, которые в панике метались от кулисы к кулисе.

Сцена была завалена грудой обломков, над которыми еще не осела пыль, а оркестранты, репетировавшие в яме, в шоке – кто все еще сидя, а кто стоя – прижимали к себе инструменты.

Пока Аса в ужасе обозревал разрушения, Жан-Мари оперся окровавленными ладонями на обломки, с трудом выбрался наружу и прохрипел:

– Эва… Она там.

Аса быстро окинул взглядом тех, кто остался снаружи, но даже раньше, чем убедился, что Эвы среди них нет, сердце подсказало ему правду.

«Боже мой! Она там, под обломками».