Текст книги "Учебник логотерапии. Представление о человеке и методы"

• Самопознание и обращение с собой

При выделении из ноопсихического антагонизма способности человека к самодистанцированию было сказано об «обращении с самим собой». Оно имеет высокую педагогическую и терапевтическую цель в логотерапии. Цель, которая ставится выше цели самоконтроля. Так как достаточное познание самого себя никогда не может быть конечной целью, оно является переходной стадией на пути, который должен вывести за рамки себя. Такая направленность на «выход за свои границы» превращает логотерапию в школу жизни, которая разрывает тесное пространство психотерапии и ведет к воспитанию ответственности.

Самопознание раскрывает то, чем стало Я, бессознательно инстинктивное, то, что человек получил при определенном воспитании, и, конечно, определенные компоненты человека, имеющие корни в прошлом. Обращение с самим собой познает основанное на этом «становящееся» Я, реализует духовно сознательное и бессознательное (Франкл понимал под духовно бессознательным этнические, эротические и чувственные основы человеческой жизни, которые не подлежат рефлексии: вера, любовь в самом широком смысле и художественное вдохновение.) Обращение с собой необходимо для самовоспитания и достижения внутреннего контроля и внутреннего роста.

Минимальный внутренний контроль является предпосылкой к улаживанию таких многочисленных внутренних расстройств, как мании, преступность и т. д., он может быть достигнут только в движении духа изнутри наружу, тогда дух дистанцируется от Я и вносит исправления в собственное Я как бы на расстоянии. Минимальный внутренний рост также также является предпосылкой к сохранению здоровья во всех жизненных ситуациях, которые требуют достижений, любви и страдания; внутренний рост может быть достигнут только из движения духа наружу, что ведет к трансценденции Я и распознаванию «зова смысла».

Как показано на рисунке, самопознание открывает только внутренние движения в человеке, а обращение с собой запускает движение изнутри наружу, которое ведет человека за его собственные рамки. Что это означает для практической психотерапии? Это разграничивает полюсы, между которыми «вспыхивает» идея логотерапии.

Гуманная, гуманизированная, регуманизированная психотерапия предполагает, что мы принимаем во внимание само-трансцендентность и умеем ей пользоваться. (Франкл, 20)

О полюсе «самодистанцирования»

Логотерапевт чувствует такие самоисцеляющие силы пациента, как мужество, упрямство, юмор или благодарность, и прицельно укрепляет их. Он вступает в союз со здоровыми способностями пациента к исцелению и использует их в борьбе с его слабыми психическими сторонами. Интересно, что современная медицина после нескольких тысяч лет исследований пришла к подобному выводу и все больше склоняется к переходу к активации собственного иммунитета больного для борьбы с его болезнями. Возможно, логотерапия способна сократить аналогичный процесс исследований в психотерапии, потому что она уже разработала методические шаги, которые необходимы для мобилизации духовных исцеляющих сил.

О полюсе «самотрансценденции»

Логотерапевт помогает пациенту стать выше вещей (в случае необходимости – выше себя самого). Это получается, если пациент обращается к смыслу вовне, который он должен исполнить и который стоит выше вещей – и, возможно, выше его самого. Удивительно, какие запасы сил хранит в себе человек, которые обычно сокрыты, но при возникновении такого смысла шлюзы вдруг открываются. И не менее удивительно, сколько неважных проблем вдруг решаются, если не уделять им постоянного внимания.

Поэтому в отношения логотерапевт – пациент всегда включается внешний мир как «третья относительная система». Это значит, что после установления доверительной атмосферы (а) внимание пациента переводится на ценности в его жизненной сфере (б). Терапевт следует за пациентом мысленно, пока его состояние это позволяет (в), что не дает уйти с курса определенной проблемы и облегчает пациенту дальнейший выход из терапии.

Обращение с собой, которое состоит не только в излечении себя, но и в положительном забывании себя, нередко имеет своим продуктом некое «нахождение себя», которое никогда не является результатом самопознания, как бы парадоксально это ни звучало. Найти себя можно только попутно по дороге к смыслу. Тот, кто пытается уловить свое имаго в различных искусных зеркалах психологии, тот себя теряет. Но тот, кто идет и со всей ответственностью посвящает себя осмысленной задаче, тот придет к себе непременно.

Форма беседы в логотерапии

• Кодовые (ключевые) слова как гарантированный отказ от навязывания ценностей

Мы говорили, что логотерапия не находится в узком психотерапевтическом пространстве. Она применяется не только в работе с синдромами страха, состояниями аффекта, маниями, сексуальными, личностными, поведенческими расстройствами. Логотерапия может оказать помощь молодым людям во время непростой стадии взросления, пожилым – при подведении жизненных итогов и при подготовке к прощанию. Она может вывести любящих и семейные пары из сложных конфликтов, поддержать трудящихся и безработных в бытовых ситуациях перенапряжения или недостаточной занятости. Да, она может даже помочь немного воспрянуть людям, страдающим от груза потери, привести потерявшихся к их духовным корням. Если необходимо, она может противостоять духу времени целой эпохи и выступать против дискриминации человечности.

Но при таких возможностях логотерапия использует лишь одно средство – язык. Если отвлечься от ее содержательной стороны, логотерапию можно назвать терапевтической/педагогической/ философской/душепопечительской формой беседы. Это сближает ее с другими созданными с такой же целью направлениями, в особенности с клиентоцентрированной коммуникативной психотерапией по Карлу Р. Роджерсу. Если сравнить два этих направления, действительно станут очевидными некоторые значимые совпадения. Оба направления нацелены на то, чтобы создать эмпатическую, доверительную атмосферу коммуникации, оба призывают психотерапевта к безусловному принятию личности пациента и к тому, чтобы самому быть открытым в общении с пациентом. Однако имеются также существенные различия. В логотерапии из принятия личности пациента не вытекает автоматически принятие того, что пациент говорит. Логотерапия не нейтральна по отношению к ценностям. Напротив, неотъемлемая ее часть – контролирующая рефлексия сказанного с точки зрения его ценности, достоверности и способности пациента в дальнейшем нести ответственность за сказанное. Пример: Виктор Е. Франкл в 30-е годы часто слышал от безработных, что они чувствуют себя бесполезными и поэтому их жизнь бессмысленна. Он не побоялся дать публичную оценку этой реплике, назвав ее «двойной ошибочной идентификацией», поскольку это утверждение просто неверно. Безработный – вовсе не значит бесполезный, он может делать много полезных дел. И даже если человек в силу своих физических или психологических проблем не способен приносить какую-либо пользу, при нем остаются его человеческое достоинство и осмысленность его существования.

Конечно, контролирующая рефлексия сказанного пациентом не носит характер нравоучения. Она осуществляется в виде диалога. Диалог значит больше, чем просто поочередные высказывания. Диалог – это обмен мнениями, который крутится вокруг сказанного пациентом в совместных усилиях извлечь и осознать правдивую составляющую разговора. Логотерапевт не исполняет роль зеркала, в котором пациент видит сам себя, но – согласно Франклу – имеет функции «катализатора», способствующего пониманию пациентом своих смысловых возможностей. Для этого терапевт привносит свои идеи, обдумывает вместе с пациентом их последствия, предоставляет не только свои уши, но и, говоря сегодняшними словами, «эмоциональный интеллект», короче говоря, он мысленно и чувственно погружается в своего собеседника для его духовной стимуляции. (В остальном ценностный нейтралитет означал бы, что во время терапевтической беседы пациент не получает от терапевта похвалы, признания своих успехов и т. д., что сделало бы беседу крайне безличной.)

Впрочем, все может быть использовано не во благо, любое лекарство и любая форма беседы. Ценностный нейтралитет несет в себе опасность беспорядочной дискуссии. Отрицание ценностного нейтралитета несет в себе опасность навязывания своего мнения, а именно того, что терапевт якобы может знать, что хорошо, а что плохо для жизни пациента и может ему таким образом навязать собственные ценностные ориентиры. Франкл многократно предупреждал об этом в своих работах. Навязывание пациентам ценностных представлений извне идет вразрез с его концепцией. В его понимании люди, а значит и пациенты, в глубине своего «я» уже имеют свои собственные ценностные представления, и во время лечения болезни и оказания помощи больному следует думать о том, как предотвратить деформацию и предательство им его бытия, его истинного бытия.

Если исходить из того, что совесть есть орган смысла, то она подобна суфлеру, задающему нам направление, в котором мы должны двигаться, идти вперед, чтобы приблизиться к возможности смысла; реализации смысла от нас требует настоящая ситуация. Но эту ситуацию мы должны рассмотреть с точки зрения масштаба ценностей. Оказывается, что ценности, отмеченные на этой линейке, настолько прочно укоренены в глубине нашего сознания, что мы, если хотим остаться себе верными, не хотим предать самое себя, не можем им не следовать… и уже просто потому, что ценности эти – это мы и «есть». (Франкл, 21)

Таким образом, оптимальный успешный результат психотерапии означает, что пациент достигает состояния, когда он, оставаясь верным самому себе, «не может (или не хочет) иначе, нежели следовать своей совести, калиброванной внутренними масштабами ценностей». Одна моя ученица, работающая в миссионерской организации, однажды рассказала мне о пословице, которую услышала в сотрясаемой кризисом африканской стране Руанде. Поговорка эта прекрасно отражает суть проблемы и показывает, насколько универсальны взгляды Франкла. Она гласит: «Друг – этот тот, кому знакома мелодия твоего сердца и кто ее снова вызывает в твоей памяти, когда ты ее забываешь».

В связи с этим можно утверждать следующее: именно таким другом и хочет быть логотерапия. То, что сказал пациент, если это содержит элементы сомнительные с точки зрения этики или психогигиены, элементы, свидетельствующие о каком-либо нарушении или способные его спровоцировать, – выносится на суд его совести. Это в действительности походит на некий суд, где пациент – одновременно присяжный и судья, а психотерапевт – соответственно, адвокат и защитник душевного здоровья и человеческого достоинства.

Противоположный пример был в моей практике. 46-летняя женщина обратилась к мюнхенскому неврологу по поводу своих депрессий. Поскольку в ответ на вопросы врача о ней пациентка сообщила, что в детстве она ненавидела своего отчима, предметом обсуждения были ее проблематичные отношения с отчимом, хотя за последние 20 лет они встречались не более десятка раз. В ответ на дальнейшие вопросы женщина призналась, что часто страдает от депрессий, и поэтому начались поиски возможного ритма, цикличности настроения в ее предыстории. Ее попросили посредством заполнения анкеты дать оценку степени тяжести «плохих фаз», сохранившихся в ее памяти. В итоге ей был выписан анафранил, антидепрессант, и она принимала этот препарат регулярно в течение года. В конце года пациентка совершила попытку самоубийства.

После того как женщина очнулась в больнице, она призналась своему мужу, что уже год находится в интимных отношениях с мужчиной старше ее по возрасту. Она сказала, что это давило на нее, но она не могла от этого избавиться. Постоянное изобретение самых разных отговорок для объяснения своих вечерних уходов и заботливость ни о чем не подозревавшего мужа, который ждал ее каждую ночь, разрывали ей сердце. Она не видела другого выхода. Муж, толерантный и любящий человек, после беседы со мной договорился со своей женой о дружеском сосуществовании, открытом впоследствии для возрождения их супружеских отношений.

С профессиональной точки зрения, этот случай является хрестоматийным примером врачебной ошибки психотерапевта. Для борьбы с экзистенциальным чувством вины был выписан анафранил, который целый год и принимался, и результат был соответствующим! Как могло такое произойти? Подобное происходит, когда пациенты что-то утаивают – а психотерапевты не обнаруживают скрытое от них, когда они среди множества дисгармоний не улавливают мелодию, которую и надо снова вызвать в памяти пациента. Неужели в течение всего года психотерапевтических сеансов и сеансов, на которых осуществлялся контроль проделанной работы, не было проронено ни одного слова, могущего указать на истинную подоплеку депрессии этой женщины? В это трудно поверить. Вероятнее всего, эти слова просто не были замечены, поскольку у специалиста был другой «курс»: курс под названием «плохое детство» или «эндогенная циклотимия». Анкеты также не способствуют пробуждению той самой мелодии в сердце человека.

В работе с человеком, и особенно с человеком, пережившим душевный надлом, важно услышать слово, способное отворить дверку комнатки, за которой скрывается его горе. Эту комнатку занимают ценностные представления пациента, которые пациент – хотя бы частично – в жизни нарушает. Если кодовое слово открыло дверку, то ценности человека проскользнут в нее, голос совести будет звучать отчетливее, и психотерапевт сможет предложить пациенту скорректировать свои поведение и установку так, как это больше всего подходит для пациента, а значит, действительно поможет ему.

Касательно возможного навязывания ценностей следует заметить: даже рекомендация принимать тот или иной медикамент будет навязыванием, если пациент не имеет понятия, подходит данный медикамент для его случая или нет. Также фокусирование на определенной теме разговора является навязыванием, в том случае если пациент не может оценить, важна или не важна данная тема для его развития. Для логотерапевта опасность переноса части себя на людей, с которыми он имеет дело в силу своей профессии, не больше, чем для любого другого психотерапевта. Лучшая защита от этой опасности – внимательное, участливое выслушивание пациента перед тем, как начать говорить самому. В логотерапии, которая является сопровождением человека, ориентированным на ценности и смысл, главное – это внимательное слушание сигналов из глубинных, «высоких» областей сознания человека, это слушать то, что говорит духовное в человеке.

Как именно это происходит, будет представлено ниже на примере трех групп проблем. Этот принцип можно применять и к другим группам проблем.

• Проблема амбивалентности: человек мятущийся

Амбивалентность означает, что человеку одновременно импонируют и не импонируют противоположные возможности. Мы полагаем, что что-то является хорошим, и одновременно ощущаем это как плохое. Или человек видит саму вещь, но не видит ее последствий, например осознает честь, которой удостоится занявший должность, но не осознает обязанностей, связанных с ней. Внутренне мы не формулируем четкого «да» или «нет». В связи с этим у нас возникает неприятное чувство, поскольку на все, что делается, навешивается ярлык неуверенности в своих желаниях, а это сковывает движения.

Приведу пример. Молодая жительница Сицилии через знакомого получает предложение работать на кухне в пиццерии Мюнхена. Она вдова с маленьким ребенком на руках, и на Сицилии у нее работы нет. В случае отказа от этого предложения она упустит шанс на стабильный заработок, достаточный для обеспечения жизни, а также возможность получения образования для своего ребенка. Если она примет предложение, ребенка придется оставить в большой семье, переехать в чужой город, где она не знает языка, и быть там предоставленной самой себе. Оба варианта кажутся ей неутешительными, как скудная жизнь на Сицилии, где она полностью зависима от подачек родных, так и этот пугающий шаг, связанный с переездом в незнакомую страну. В конце концов, она под давлением этого знакомого решается на переезд в Мюнхен, но там сидит и ревет дни напролет. Если бы она решила остаться дома, она бы упрекала себя в том, что сама, по своей вине отказалась от хорошего источника дохода. Получается, что в любом варианте запрограммировано, что она будет несчастна.

Какую помощь может оказать терапия? Терапевт не имеет права обрушиваться на пациента, вынося свой приговор и указывая ему правильный путь – по крайней мере до того момента, пока он не обнаружит, какая альтернатива в радиусе пациента, несмотря на все сомнения, является «той самой, со смыслом». Кто даст такую информацию? Сам пациент. Итальянку спросят: «Что было решающим в пользу «пиццерии в Мюнхене»?» Ее ответ: «У нас в южной Италии безработица. Я хочу, чтобы мой сын получил достойное школьное образование, чтобы ему было потом легче найти работу. Для этого я хотела создать материальную базу». Следующий вопрос терапевта: «Создание такой базы требует разлуки с сыном, вашей готовности рисковать, изучения немецкого языка и т. д. Вы согласны?» Она подтверждает. Терапевт: «Что вы с вашей стороны могли бы сделать для сына, если бы оставались в Сицилии?» Она: «Немного. Кроме своего присутствия». Терапевт: «Ваше присутствие не является также ценным для ребенка?» Она: «Да, но можно обойтись и без меня, потому что у моего сына близкие отношения бабушками и дедушками, тетями и двоюродными братьями и сестрами. Он настоящий любимчик в нашей семье».

Из диалога можно заключить, что, несмотря на амбивалентность женщины, существует некий нюанс, благодаря которому определенный вариант оказывается более предпочтительным, и это «мюнхенский» вариант. Женщина понимает, что хорошее образование для ее сына важнее ее постоянного присутствия как матери рядом с ним, она даже считает, что его «можно заместить». Это вариант, который пациентке, правда, не нравится, однако, учитывая положение вещей, это – точно более осмысленный вариант. После того как психотерапевт выслушал пациентку, его задача – усилить значение каждого нюанса более предпочтительного варианта, чтобы у женщины сформировалось четкое «да» по отношению к принятому ею решению. Психотерапевт подводит итог: «Итак, вы полагаете, что ваш сын не будет сильно страдать из-за вашего отсутствия, а в долгосрочной перспективе выиграет от заработанных вами денег, однако его незначительные страдания и его значительные выгоды можно «окупить» только вашим значительным страданием в процессе приспособления к совершенно иному окружению?» Женщина, подумав, соглашается. «Почему же вы, вместо того, чтобы плакать, не гордитесь собой? – с вызовом говорит психотерапевт. – Почему каждый день в пиццерии во время чистки картофеля или мойки овощей вы не говорите себе: «Я делаю это для тебя, мой сын!», а затем, в съемной комнате во время заучивания новых слов иностранного языка: «И это я делаю для тебя!», а потом, во время получения зарплаты в банке: «Это для твоего будущего, сын! Твоя мать заработала это…»?»

Почти у каждой матери подобные слова способны вызвать вздох облегчения. Улыбка пробьется сквозь слезы, ведь яснее, чем когда-либо, ей станет, что она на правильном пути. «На правильном» – значит на пути, отвечающем ее собственному убеждению, а не убеждению, к примеру, психотерапевта. От феноменов амбивалентности можно избавиться только через интенсивное восприятие каждого самого мелкого нюанса, каждого крохотного «больше», говорящего в пользу одного из двух имеющихся вариантов, причем говорящего именно в пользу большей ценности выбранного варианта. Шанс ребенка на лучшее будущее весит больше, чем сегодняшние страхи матери? Да, он весит больше – и вот уже отвоевано четкое «да».

Конечно, есть случаи, когда человек застревает в амбивалентности, потому что не может оценить положение дел. Одна моя пациентка рассказала такую историю: в юности она хотела поступать в медицинский институт. Ее отец был против и настоял на том, чтобы она изучала торговое дело. Через несколько лет пациентка уже настолько отделилась от родительского дома, что самостоятельно принимала решения, в том числе и решение поступить, наконец, в медицинский институт. Скоро обучение ей разонравилось, и она прервала его. В это время она уже работала в торговой сфере. Как же пациентка прокомментировала свое профессиональное становление? Словами: «Отец разрушил мою жизнь!»

«Простите, – сказала я, – вы должны помочь мне понять это. В чем конкретно вы упрекаете отца?» «Он считал меня неспособной к профессии врача, не верил в меня, ставил мне палки в колеса…» «Хорошо, – прервала я ее, – но тогда его предположения были не совсем ложными, ведь вы сами прекратили образование и стали работать по профессии, которую для вас выбрал отец. Если бы не отец, ваш пробный период изучения медицины просто окончился бы раньше, и у вас была бы еще какая-нибудь профессия». Пациентка надулась. «Нет, если бы не он, я была бы сегодня врачом!» «Правда?» Я стала искать в разговоре отправную точку, чтобы разъяснить пациентке необходимость скорректировать ее позицию. В конце концов, я открыто спросила: «Пожалуйста, скажите, в чем была истинная причина того, что вы бросили медицинский вуз?» Она задумалась. «Для меня это был слишком большой стресс. Слишком от многого, что я хотела делать в свободное время, пришлось отказаться. Мои чудесные велотуры вдоль рек и озер, романтические походы, театр зимой – ничего больше не получалось. Обучение не стоило для меня этих жертв». Это ли не кодовые слова! «Итак, было нечто более ценное в вашей жизни, чем тянуть лямку медицинского образования, – констатировала я. – Нечто более ценное, что, очевидно, можно совместить с работой в коммерческой сфере. Ради всего святого, почему же вы тогда не благодарны отцу, что он так ясно предвидел это?»

«Потому что я не стала чем-то большим, – вырвалось у пациентки, – потому что я кажусь себе неудачницей, ведь отец был прав по поводу моей лени!» «Или потому что вы бессмысленно высокомерны, – пояснила я, – и из – за этого вы думаете, что врач стоит выше коммерсанта. Не будь у вас этой ошибочной точки зрения, вы могли бы счастливо жить, сознавая, что вам удалось совместить работу и хобби в отличной комбинации, что удается лишь немногим. Вы могли бы отпустить старые мечтания о том, чтобы стать врачом, причем «отпустить» в отличие от «примириться» означает, что больше нет внутренней претензии, и могли бы больше не держать обиды на отца за то вмешательство в ваш выбор профессии. Вы бы как будто заново родились!» Теперь настала очередь пациентки пробормотать «Правда?», но со временем и по мере исчезновения ее гордыни она действительно вышла как новорожденная – конечно, не из материнского лона, зато из длившейся годами амбивалентности между мечтой и реальностью.

Человеку, разрывающемуся между двумя возможностями, можно помочь, только если он, кроме понимания избитой истины, гласящей: «все имеет свои хорошие и плохие стороны», осознает, что хорошая сторона – это та сторона, которая в прямом смысле ему ближе, больше отношения имеет именно к нему, ради которой он готов мириться с минусами, связанными с ней. Какая это сторона, знает только он в глубине своего сердца. Выдают это такие намеки, как: «Здесь меня могут заместить» – что означает: «Не там!» или «Таких жертв это для меня не стоило» – что означает: «А другое – стоило!» Терапевт, который видит эти шаги, вправе осторожно сопроводить пациента к той стороне, которая немного светлее других, так как она, согласно данной ситуации пациента, является «смыслом момента» (Франкл).