Текст книги "Элизабет Тейлор. Жизнь, рассказанная ею самой"

Вот почему я лучше многих других представляю твое состояние, Майкл, когда ты рассказываешь, как завидовал мальчишкам, которым было позволено играть в саду, бегать и кричать вволю. У нас не было детства!

А потом продюсеры и режиссеры удивлялись, что у меня слишком взрослые глаза, с чего бы им быть детскими. Зато сейчас детские! Вот так – все наоборот. И у Майкла тоже (а не могу добавить «были», он есть и будет!). Наверняка противный Башир в детстве лазил по деревьям и играл в мяч, а мы работали. Бартон как-то рассказывал о тяжелой работе детей на шахтах Уэльса, я тогда вздохнула:

– У меня было не легче.

Один из немногих случаев, когда Ричард согласился со мной сразу, просто он если и не играл детские роли в кино сам, то видел маленьких актеров и понимал, чего они лишаются ради успеха в кино.

Да еще будет ли этот успех!

Сколько девочек и мальчиков, безумно талантливых и красивых, не стали актрисами и актерами, не получили взрослых ролей или не смогли их играть. Дело не в звездной болезни, как твердит пресса, просто переход от детских ролей к взрослым для большинства очень болезнен, не все выживают как актеры. Я выжила, но об этом потом.

После успеха фильма «National Velvet», где я играла заглавную роль девочки Вельвет, выдавшей себя за жокея ради того, чтобы суметь тренироваться и победить со своей лошадью на скачках, я почувствовала, что стала звездой!

Я не знаю, кто боится Вирджинии Вульф, но меня боятся все! И боятся давно, я почти с детства приучила себя опасаться. Все просто, еще девочкой во время съемок я уяснила разницу в обращении с простыми актерами и со звездами и решила, что должна стать звездой. А сыграв роль Вельвет, решила, что уже звезда! Плохо это или хорошо, не знаю, но без ощущения своей звездности с малых лет я бы была не я и едва ли вынесла все испытания, которые приготовила жизнь.

Меня не раз упрекали, что многие общенациональные политические события проходили мимо меня. Но, во-первых, покажите мне нормальную четырнадцатилетнюю красивую девушку, которая интересовалась бы политикой. Во-вторых, мы жили очень замкнуто, хотя все время на виду. Школа прямо на съемочной площадке, разговоры только о роли и фильме, заботы только о том, чтобы сыграть как можно лучше и выглядеть тоже. Прошло очень много времени, прежде чем я стала серьезно задумываться над этими вопросами.

И еще одно, Майкл, не знаю как ты, а мне все время хотелось, чтобы меня одобряли, хвалили, мной восхищались. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что заставляло все время держать себя в форме, а плохо, так как бесконечно продолжаться не могло.

Считается, что самый сложный период у человека подростковый, когда не нравится все и хочется все отрицать. И мне хотелось! А тут еще известность. После роли Вельвет меня стали узнавать на улицах, просить автографы, а после активного (снова результат маминой заботы) участия в рекламе и вовсе бросаться навстречу. Мама сумела организовать для меня несколько фотографий для рекламы мыла, потом косметики, потом выпустили картонную куклу с моим лицом, пригласили участвовать в радиопередаче…

Я играла всякую ерунду в довольно пустых фильмах, которые в те годы пользовались популярностью. К тринадцатому дню рождения студия преподнесла мне два роскошных подарка, во-первых, мне подарили ту самую лошадь, с которой мы снимались в «Вельвет», во-вторых, пятнадцать тысяч долларов! Как тут не заболеть звездной болезнью? Кажется, на студии понимали, что без «звездной» болезни звезды не бывает. Временами мне просто помогали капризничать!

В фильме «Цинтия» я играла больную девочку, родители которой замучили ребенка своей заботой о ее здоровье. Я, никогда до тех пор особенно не обращавшая внимание на разные хвори и не имевшая их, стала укладываться в постель по любому поводу.

Нашлись идиоты, заявлявшие, что я поступаю так и до сих пор, мол, при малейшем недомогании тут же вызываю неотложную помощь!

Если залитая кровью ванная, опухоль в мозгу размером с теннисный мяч, сломанный позвоночник, трахеотомия гортани, аппендицит, спинальный менингит, тяжелейшие пневмонии, кесарево, клинические смерти, замена тазобедренных суставов или рак кожи (и еще множество прочей гадости) – это просто недомогание, то что же тогда болезни? Покажите мне человека, который болел больше и серьезней меня, и при этом еще жив, и я встану перед ним на колени, которые, правда, давно не гнутся.

Но болячки определенно начались именно с того возраста, причем часто из-за несчастных случаев. На съемках шутили, что если я возьмусь открывать банку с пивом, то обязательно раскрою себе крышкой вену и пролежу неделю под капельницей из-за потери крови. Если серьезно, то все, что могло проломиться, не выдерживало именно подо мной, все, что могло попасть в лицо, в горло, по голове, обязательно метило именно в мою голову.

Большой армейский вентилятор, гнавший воздух для изображения ветра при езде в автомобиле, подхватил мелкую металлическую стружку тоньше иголки. Куда она влетела? На всей площадке не нашлось другого места, кроме моего глаза! Пришлось вмешиваться хирургам, чтобы я не осталась циклопом. Жалко было бы потерять такой красивый глаз…

Его спасли, как еще десятки раз спасали меня и потом. Пожалуй, я в равной степени порождение Бога, мамы с папой и врачей…

Вскрыть горло, которое вдруг перестало дышать… Это называется трахеотомией и оставляет шрам на том месте, где была вставлена металлическая канюля, такая фистула, которую требовалось прикрывать пальцем, желая что-то произнести, иначе из горла вырывался только свист. А еще, когда захочешь что-то выпить или съесть, в противном случае все норовило через эту канюлю вылиться. Приятно? Не слишком. Большинство моих колье изготовлены так, чтобы шрам прикрыть.

К тому же была угроза потери голоса или того, что он останется хриплым. Нежная, чистенькая барышня с хриплым вульгарным голосом? Нет уж, лучше немая, так элегантней. В результате я победила все – голос, и вполне приличный, остался со мной.

Конечно, сделав нам рекламу и превратив в звездочек, MGM заботилась о нашей внешности, особенно это касалось моей, потому что прыщ у звездочки, амплуа которой «соседская девчонка» или «сорванец», это не катастрофа, а вот на лице чистенькой, ухоженной «маминой дочки» с приличным воспитанием – трагедия. Любой чих – проблема, покраснение кожи от солнца – повод для беспокойства, а уж юношеские угри и вовсе катастрофа. К маминым наставлениям и заботам по поводу всегдашней ухоженности прибавились студийные.

Я думаю, звездой я стала в один совершенно определенный момент. Уже не помню, что именно не устроило Луиса Барта Майера, наверное, очередное превышающее пределы разумного требование моей мамы, но Майер накричал на нее. И я в ответ заорала так, что зазвенели стекла в окнах:

– Да пошли вы к черту со своей студией! Пойдем, мама.

Мне было одиннадцать, и я посмела наорать на всесильного Майера. Мама покорно отправилась за мной, потому что после такого даже на коленях прощение не вымолить. В приемной было тихо, как на кладбище, на меня смотрели, словно провожая в последний путь. Нагрубить Майеру значило вычеркнуть себя из списков актрис на веки вечные…

Я шла и ловила улыбки – у кого-то сочувствующие, у кого-то ехидные, у кого-то перепуганные. Кто-то радовался моему поражению, кто-то жалел маму, кто-то боялся, что теперь гнев всесильного босса падет и на них тоже. А мне вдруг стало смешно, стоит ли работать, вот так, боясь каждого шороха?

Знаешь, что сделал Луис Майер? Ни-че-го! Он молча проглотил мое хамство. И дело не в том, что я наорала в ответ, не в том, что была права, и не таких обламывали и заставляли умолять на коленях, Майер просто почувствовал мою собственную силу. Уже тогда я была готова работать, не жалея себя, но уже тогда знала, что унижать себя или маму не позволю. Я звезда, и то, что пока не имела не только «Оскара», но и приличных ролей с упоминанием в титрах – временное явление.

Майер не уволил меня, хотя прекрасно понимал, что нашу ссору слышали многие. Он проглотил, я стала примадонной.

Когда через пару дней мама осознала, что нас не вышвырнули со студии, даже она начала поглядывать на меня иначе, не говоря уже о студийных работниках.

Студия решала за нас все, в том числе и кого любить тоже, вернее, за кого выходить замуж.

Вот этой проблемы у тебя не было точно, я не замужество имею в виду, а подчинение Фирме в личных вопросах в юности. Здесь сплетаются сразу две проблемы, первая, что публика не желает разделять публичную и личную жизнь звезды, искренне считая себя вправе ожидать определенных поступков и в самых личных вопросах. На эту тему написано множество статей и даже книг, сказано немыслимое количество слов, но это закон популярности, еще никому не удавалось оставаться инкогнито, будучи кинозвездой.

А я не хотела скрывать свою личную жизнь! Я замечательная? Конечно, так почему бы не сделать мою замечательную звездную жизнь достоянием публики? Через много лет я пожинала плоды собственной неосмотрительности, меня это задевало мало, я привыкла, а вот многим рядом со мной мешало. Не каждый способен вынести истерический восторг фанатов и папарацци, особенно если этот восторг предназначен не тебе самому.

Возможно, поэтому умные мужчины стараются держаться подальше от звезд экрана. Мужчине тяжелее вынести излишнее внимание к жене и вторую роль для себя. В пятнадцать этого не понимаешь, кажется, если о тебе написали, что ты самая красивая, все мужчины на улице и в студии должны выстелить тротуары своими телами, грохнувшись к твоим ногам. Однако этого не наблюдалось. Да, мне улыбались, приветственно махали рукой, признавали красавицей, и никто, представляешь, никто не спешил позвать замуж! О том, что замуж в пятнадцать рановато, я почему-то не думала, я ведь выглядела взрослой и уже играла взрослые роли.

Мне очень хотелось как можно скорее повзрослеть, причем это взросление означало непременное наличие мужа и поклонников мужчин. Есть разные типы девочек, которых тянет к мужчинам. Одни интуитивно, в силу своей физиологии рано расцветают и нуждаются в поцелуях, объятиях и прочем уже в подростковом возрасте. Для них чувственные поцелуи куда дороже всеобщего внимания, а горячие объятия – любой репутации.

Я иная, для меня тоже важны и поцелуи, и объятия, но не сами по себе, а только с любимым мужчиной. Другое дело, что таковых могло быть много, но никогда не бывало несколько одновременно. Я всегда влюблялась по уши и норовила выйти замуж. Да-да, я старалась выходить замуж за тех, кого любила, а меня за это называли блудницей! Неужели лучше спать со всеми, кто подвернется или наставлять мужу рога только потому, что влюбилась в другого? Нет, если любишь – должен быть брак! И если мужчина любит тебя, то он полюбит и твоих детей тоже.

В Голливуде чувственность была просто разлита в самом воздухе. Когда ты то и дело видишь потрясающих красавиц-кинозвезд, вдыхаешь волнующий запах их духов, слышишь смех… так хочется и самой быть такой красавицей, так же пахнуть и вызывать восхищенные взгляды мужчин.

Мне очень хотелось, я так старалась быть похожей на звезд! Красила ногти алым лаком, каждый вечер накручивала волосы на папильотки, носила одежду, пользовалась помадой, держала спину прямо, выпячивая и без того заметную уже грудь, сверх меры пользовалась туалетной водой и стреляла глазками.

Но если бы только это! Подростковый возраст у всех не подарок, а если ты мнишь себя звездой, особенно. Мама не могла со мной справиться, тем более я научилась при ней держать себя как пай-девочка. Зато в ее отсутствие ругалась, словно старый извозчик. Наверное, у любого человека бывает возраст, когда развязное поведение кажется почти героическим. Окажись подле меня более внимательный наставник или попади я сама в другие условия, я осталась бы благовоспитанной девушкой, но такова моя судьба, ничего не изменишь. При внешней ухоженности и благовоспитанности я стала вести себя довольно развязно.

Помню, чтобы отучить нас ругаться неприличными словами, кто-то придумал систему штрафов – по доллару за каждое ругательство. Помогало плохо.

– Пошел он в задницу!

– Ах, Элизабет, ты сказала неприличное слово на букву «з». С тебя доллар.

– Возьми пять, чтобы я могла выругаться еще четыре раза.

Иногда я думаю, что если бы моему сквернословию не уделяли столько внимания, оно само собой сошло бы на нет, потому что запретный плод всегда слаще, даже если это лимон или лайм, а не клубника. Но что получилось, то получилось, я стала одной из знаменитых голливудских матерщинниц. Конечно, я не ругаюсь где попало и как попало, прекрасно понимая ситуацию и дистанцию, никогда не распускаю язык там, где нельзя. Но уже если можно… матерюсь от души!

Почему мама меньше всего обращала внимание на такие «мелочи», непонятно, зато она уделяла много времени и сил моему имиджу. Стоило какому-то репортеру произнести фразу, что я самая хорошенькая из всех присутствующих, как на следующий день в еженедельной колонке светских сплетен Хедды Хоппер уже возвещалось, что, по мнению прессы, актриса Элизабет Тейлор самая красивая девушка в мире! Никто не задал вопрос, что это за пресса, все просто приняли к сведению.

Но никакие отзывы прессы и сообщения о них у Хедды Хоппер не привлекали ко мне ухажеров. Почему? Позже кто-то написал, что Мэрилин Монро всем своим видом демонстрирует: «Возьми меня, я твоя!», у меня же написано: «Возьми меня, если посмеешь!» Я разглядывала свои фотографии тех лет, пытаясь понять, что же так пугало поклонников, никак не желавших превращаться в ухажеров, но так и не поняла.

Сейчас смешно, а тогда была катастрофа: мне шел шестнадцатый год, а парня все нет! Молодость закончена, я почти старая дева, а ни один парень так и не сделал мне предложения руки и сердца!

Маме бы подсказать, что шестнадцать для замужества рановато, а она, наоборот, словно подтягивала меня к взрослости, позволяя красить губы яркой помадой, выщипывать брови и носить украшения, больше подходившие не пятнадцатилетней девочке, а взрослой леди. Возможно, она интуитивно старалась «подтащить» меня к двадцатилетнему возрасту и там задержать? Не получилось, я всегда выглядела старше своих лет, пусть хорошо, но старше. Это мамина «заслуга».

У меня не было не только детства, мой подростковый период длился не больше года, оставив после себя неудовлетворенность и умение мастерски цедить сквозь зубы ругательства. Да, еще две дурные привычки – курить и пить на равных с мужчинами. Шокирован? Что поделать… От крепких выражений меня отучить невозможно, от стакана в руке отучили в клинике Бетти Форд, а от сигареты не смогли даже несколько пневмоний с клинической смертью. Я – это я со всеми моими недостатками (достоинств больше, правда, Майкл? Ты знаешь, что это так).

Первого кавалера мне преподнесли как подарок, познакомив с Гленом Дэвисом, прекрасным молодым человеком, только что окончившим Вест-Поинт. Знакомство организовала студия, видимо, опасаясь, чтобы я сама не влюбилась в кого попало. Вдруг «правильная» кинозвезда втюрится в охламона, расхлебывай потом побочный результат такого романа!

Майкл, так и слышу, как ты тихонько смеешься над этими словами. Но это правда, фирме частенько приходилось выручать из самых затруднительных положений своих подопечных, бывало все: от абортов в случае, если ребенок вне брака и «не от того», до тюремного заключения. Девушки MGM должны быть образцом для подражания, а какому же образцу позволят рожать внебрачных детей? Красавицы MGM не пили, не курили и, упаси боже, не сквернословили (на людях). Что мы делали за закрытыми дверьми студии, никого не касалось, лишь бы результаты деяний не бросались в глаза.

Звездные актеры MGM тоже были «образцовыми», они все, как на подбор, мужественны, сексапильны и выглядели защитниками слабых и Америки заодно. Гей?! Вон из студии! Ну разве что будет для отвода глаз ухаживать за какой-нибудь красоткой…

Боюсь, я стала такой, какой стала, во многом неосознанно противясь давлению фирмы и моей мамы. И маме, и студии я благодарна, без них меня не было бы вообще, но действие приводит к противодействию. Внешне я была сама благовоспитанность, а вот за кулисами… Став настоящей звездой, решила, что не стоит разделять жизнь на рампу и кулисы, и принялась жить так, как мне хотелось. И пусть попробуют возразить! «Пошли вы вместе со своей студией ко всем чертям!»

Но в пятнадцать мне было не до протестов, все они выразились в привычке к нецензурным выражениям и попытках курить и пить. Не так мало? Но и немного бывает куда хуже.

Зато в шестнадцать у меня был взрослый парень, готовый жениться! Конечно, рановато, потому мы договорились подождать, а пока Глен отправился в Корею, куда его звала присяга и долг перед Родиной. Даже попытки через родственников оградить его от столь «счастливой судьбы» и пристроить играть в футбол в армейской команде, но дома не помогли. Генерал Эйзенхауэр был непреклонен: Дэвис прежде всего офицер и только потом футболист!

От Глена Дэвиса я получила свое первое украшение – ожерелье из шестидесяти девяти искусственных жемчужин. Было еще обручальное кольцо, но его «применить» не удалось, пока Глен отдавал долг в Корее, я встретила других претендентов на ограничение своей свободы.

Мной заинтересовался не кто иной, как Говард Хьюз, самый богатый человек Америки. Мама от его предложения была в восторге (Хьюз предложил купить для меня собственную студию в обмен на замужество), я категорически отказалась. Хьюз удивительный человек, но совсем не в том, что мне нравилось.

– Мне все равно, сколько у него денег.

– Дорогая, их столько, что будут снимать фильмы с тобой в любых ролях. Разве это не заманчиво?

– Мама, если я буду успешно сниматься, то сделаю это и без Хьюза, а если буду просто женой, то никак не его! А миллионы заработаю и сама!

Я категорически отказалась, хотя рисковала, ведь Хьюз не прощал обид. Обошлось, видно, его заняли другие красотки, в любовницах Говарда Хьюза ходила добрая половина кинозвезд Америки и не только.

Вторым претендентом оказался тоже богач, вернее, сын миллионера Уильям Поули. Снова человек старше меня, снова красивое ухаживание, даже обручальное кольцо в честь помолвки, которую приветствовала MGM, фотографии у бассейна на их вилле, мамины восторги и прочее…

А потом ссора из-за моей карьеры. Съемки фильма? Глупости, миссис Поули не будет сниматься! Что-то поняла и моя мама, она попыталась убедить Уильяма, что это последний мой фильм… ну, почти последний… Поули дураками не были, Билли в том числе, помолвка оказалась расторгнута.

Сейчас мне смешно вспоминать, но тогда это была трагедия. Две расторгнутые помолвки! Неужели мне не судьба стать счастливой женой?! Казалось, жизнь кончена, я бесповоротно старая дева (это в семнадцать лет!), оставалось делать карьеру.

После нескольких ведер пролитых слез судьба сжалилась и подбросила первого супруга (осторожней с желаниями, они имеют свойство сбываться, как бы потом не пожалеть!). Ники Хилтон, наследник огромного состояния, умел ухаживать и сорил деньгами. Когда он притворно вздыхал: «Моя проблема в том, что мой отец – миллионер», мама таяла, как мороженое в тепле. MGM тоже ухватилась за эту идею, подогнав ко времени нашей свадьбы выход на экраны фильма «Отец невесты» и подарив мне подвенечный наряд.

Все было немыслимо красиво и роскошно – мое платье, в точности повторившее платье из фильма, множество цветов, публика, подарки, само венчание… Правда, утром в день церемонии вдруг явился Уильям Поули, потребовав разговора со мной. Мама хотела запретить, но я согласилась. О чем мы говорили? Я много лет молчала о своем первом браке и, конечно, о тех предупреждениях, которые выслушала от Уильяма. Ники игрок, пьяница и наркоман… к тому же крайне жесток в подпитии… А еще перед приятелями похвалялся, что завяжет меня в узел, заставив сидеть дома и нянчить сопливых детишек, в то время как он сам будет продолжать прежнюю жизнь… Никакого не только кино, но и выходов в свет! Жене место в спальне и в детской! Ники ненавидит женщин и меня в том числе…

Я не помню дословно, но суть была именно такова. Если я выйду за Ники, то быстро пожалею об этом.

– А если за тебя?

Я вышла за Ники. Промокнула слезы, обновила макияж и со счастливой улыбкой пошла к алтарю. К сожалению, Уильям в своих предупреждениях оказался прав. Ники Хилтон действительно бесился, когда моя известность заслоняла его, много пил и не брезговал наркотиками. Толпы папарацци с фотокамерами были для моего мужа равносильны красной тряпке для быка. А злость он вымещал на мне.

Будучи в ярости, Ники пускал в ход кулаки и даже ноги. Залитый кровью пол в ванной… потеря ребенка… и бесконечные проблемы из-за этого впоследствии. Я однажды написала, что с грохотом упала со своего розового облака. Все верно, в одночасье низверглась с небес, лишившись опоры в виде розовых очков. Падать всегда больно…

Через девять месяцев после роскошной свадьбы нас официально развели. Я не претендовала ни на какие деньги Ники и ни на какую компенсацию за перенесенные страдания, в суде постаралась не говорить лишнего, как и вообще не говорить о первом браке, пока был жив мой бывший муж. Репортеры не удержались, чтобы не растиражировать мой ответ судье по поводу денежной компенсации:

– Мне не нужен утешительный приз за столь грандиозный провал.

Зато родная студия потребовала вернуть свадебное платье, правда, стеной встала на мою защиту перед прессой.

Не знаю, что со мной было бы, не занимайся я в то время серьезно актерской работой.

Судьба подарила мне не только мужа – наследника миллионов, с которым не получилось ничего путного, но и встречу с серьезным режиссером и актерами. Особенно замечательно, когда актеры еще и хороши собой. Я говорю о Монтгомери Клифте.

Почему он не отговорил меня от замужества с Ником? Хотя, какое Монтгомери имел право? Но он и не пытался, ему все равно…