Текст книги "Дверь в преисподнюю"

– Да-да, – через силу кивнула Надежда. – Тут что-то другое…

– Довольно странный случай, – продолжал король. – Донна Клара съедена, царствие ей небесное, дверь закрыта изнутри, а людоеда внутри нет. По вашей логике получается одно – самоубийство.

– Да-да, – машинально подхватила Надя, – и тогда появляется еще одна версия: донна Клара совершила предыдущие два преступления и теперь, терзаемая угрызениями совести, съела сама себя… Что? – удивилась Чаликова собственным словам. – Что-то меня немного занесло.

– Самую малость, – через силу улыбнулся Александр. – И не удивительно, особенно после того, что вы увидели. Впрочем, окно в спальне было только прикрыто, но полностью не закрыто.

– Стало быть, преступник бежал через окно? – уже почти деловито проговорила Надя. – Ваше Величество, вы не обратили внимания, нет ли под окном каких-то следов?

– Да, я сразу же глянул вниз, но никаких следов не заметил, -вздохнул король. – И это тоже странно. Земля мокрая, но дождя не было. -Александр задумчиво глянул в окно. – Наверно, уже сегодня возобновится связь с окружающим миром…

– Значит, людоед выпрыгнул из окна, заровнял следы, а затем либо ушел на болота, либо вернулся в замок через одну из дверей, – уверенно предположила Надя.

– Его бы заметили, – возразил Александр. – А впрочем, ваше предположение отчасти похоже на правду.

– Не сомневаюсь, что тут все гораздо сложнее, – заметила Надя. – Или наоборот – до предельного просто.

x x x

Уже совсем рассвело, а Грендель все продолжал вести Дубова и Беовульфа через болота.

– Красивые все-таки у нас места, – говорил он, указывая на перелесок вдали на холме. – Октомврий уж настал, уж роща отряхает… А за тою рощей начинается Черная трясина, самое страшное место во всей Новой Ютландии -если кто туда попадет, то возврата ему не будет.

– А что так? – заинтересовался Василий.

– Говорят, что эта местность заколдована, чтобы никто не мог туда проникнуть. Будто бы там сокрыт хрустальный гроб…

– А-а, знаю! – захохотал Беовульф. – Стоит хрустальный гроб, а в гробу спит юная дева и ждет своего прекрасного принца! Слышали мы эти бабкины сказки.

– Да нет же, – с досадой ответил Грендель. – Никакая это не юная дева и не принцесса, а замужняя женщина. И лежит она там почитай без малого полтораста лет…

– А кто же ее освобождать должен, коли не принц? – несколько удивился Василий.

– Я так слышал, что это должен быть ее прямой потомок, внук, или даже правнук, – не очень уверенно сказал Грендель. – Осторожнее, там топкое место, заберите чуть правее… А вон там, – указал он совершенно в другую сторону, где начинались «грядки», чередующиеся канавками, – то место, где княжна Марфа закончила свой недолгий век в человеческом обличии.

– Сказкины бабки! – опять захохотал Беовульф и в очередной раз провалился чуть не по колено в болотную жижу. – То есть, я хотел сказать, бабкины сказки.

– Какие еще сказки! – возмутился Грендель. – Ведь даже наш Ново-Ютландский король Иов, который правил в те годы, установил на этом месте памятный камень. Он и по сей день там стоит!

– А это не может быть, извините, просто дань поэтическому сказанию? -осторожно заметил Дубов. – Например, для привлечения любопытствующих.

– Ну конечно же нет, – воскликнул Грендель. – Когда у нас будет время, я непременно свожу вас, маловеров, туда – там все сохранилось, как было двести лет тому назад. Княжна не знала, куда ей деваться, и побежала по одной из «грядок». Но ей не посчастливилось – знаете, часть из них сквозные, по ним можно было пройти через все болото, и тогда Марфа имела бы надежду спастись. А она как на грех побежала по «грядке», которая заканчивалась там, где сходились две канавки, а броситься в воду она не решилась. Тут ее нагнали подручные князя Григория, а колдун превратил в лягушку. С тех пор она в тех местах, говорят, и обитается.

– Свежо предание, а верится с трудом, – заметил Василий.

– Я ж говорю – сказки! – добавил Беовульф. Грендель только махнул рукой, не желая пускаться в пустые споры.

Некоторое время спутники шли молча, и лишь когда они миновали невысокий холм, поросший кустарником, Грендель разомкнул уста:

– Здесь начинаются владения князя Григория. – И, обернувшись назад, с чувством произнес: – О Мухоморская земля! Уже за шеломянем ты еси.

Беовульф лишь фыркнул, а Василий подумал, что у Гренделя наверняка в суме хранится мешочек с горстью родной болотной земли.

x x x

С утра у князя Григория раскалывалась голова – как уже двести с чем-то лет подряд в этот день, четвертого октября. Но князь, привыкший не поддаваться обстоятельствам, уже с утра находился в своем рабочем кабинете. Ему предстояла нелегкая задача – установить, кто из двух князей Длинноруких настоящий, а кто самозванец, а главное – с какими целями этот самозванец прибыл в Белую Пущу. Князь Григорий чувствовал, что появление двух Длинноруких тоже как-то связано с остальными событиями последних дней, и оттого очень хотел докопаться до истины.

– Ну что, Каширский, хоть это-то вы сможете? – спросил князь Григорий у чародея-недоучки, который в почтительной позе стоял перед княжеским столом.

– А как же, Ваша Светлость! – рассыпался в уверениях Каширский. -Мне это раз плюнуть.

– Посмотрим, – процедил князь Григорий и хлопнул в ладоши. Тут же охранники ввели в кабинет обоих Длинноруких. Оба, несмотря на ночь, проведенную в неволе, чувствовали себя бодро и уверенно.

– В первый и последний раз призываю одного из вас признаться в самозванстве, – морщась от головной боли, произнес князь Григорий. Оба Длинноруких молчали. – Ну что ж, пускай вам будет хуже, – с угрозой продолжал князь, не дождавшись признания. – Каширский, приступайте!

Каширский встал посреди комнаты напротив обоих Длинноруких и, сделав страшное лицо, заговорил замогильным голосом:

– Энергия правды перетекает к вам, и вы не сможете лгать, как бы того не хотели… Даю вам установку признаться в том, что вы не тот, за кого себя выдаете…

Один из Длинноруких внимал «установкам» чародея и даже чуть покачивался в такт его речи, другой же остолбенело взирал на Каширского, слегка приоткрыв рот.

– Ну, говорите же! – закончил свой сеанс Каширский.

Первый из Длинноруких прекратил раскачиваться и, положив руку на грудь поверх порванного кафтана, торжественно провозгласил:

– Был, есмь и буду князь Длиннорукий, градоначальник Царь-Городский, заточенный во узы по вражиим наветам!

– И я тоже! – расплылся в дурацкой улыбке второй.

– Ну? – грозно обернулся князь Григорий к Каширскому. – Что же твои хваленые чародейства?

Каширский с умным видом почесался там-сям, пожевал губами и в конце концов выдал резюме:

– Они оба настоящие.

– Что-о? – зловеще прошипел князь, скривив тонкие губы то ли от головной боли, то ли в усмешке.

Каширский побледнел, сжался и быстро залепетал:

– Это был пробный тест, мой повелитель. Пока что ясно то, что один из них – настоящий Длиннорукий, а другой подготовился к тому, что может быть подвержен психологическому сканированию со стороны столь квалифицированного специалиста, как ваш покорный слуга. Видите ли, князь…

– Пока что я вижу одно, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, перебил князь Григорий, – то, что ни от вас, ни от госпожи Глухаревой нет никакой пользы.

– Вы ко мне несправедливы! – возмутился «квалифицированный специалист», но князь его не слушал:

– Вы завалили дело с Гренделем и Беовульфом – раз. Вы даже боярина Василия не могли убрать чисто – два. Прикажете продолжать?

– Нет, не надо, – поспешно ответил Каширский.

– Тогда делай свое дело!

Каширский снова набычился, напрягся и даже чуть зашевелил ушами. Один из Длинноруких устремил взор на Каширского и немного подался в его сторону. Второй же Длиннорукий все так же стоял столбом с видом полного дурака. Похоже, что опыты чародея действовали на обоих, только по-разному. И вдруг в звенящей тишине из-под княжеского стола выкатилась крупная золотая монета. Она, поблескивая боками, деловито двигалась в сторону двери, и путь ее пролегал ровно промеж обоих Длинноруких. И вот тот из них, что покачивался в гипнотическом трансе, ловко, как кот на мышь, бросился на монету.

– Кхе-кхе, – усмехнулся князь Григорий, – вот мы и разобрались, кто здесь самозванец.

– Это не я! – испуганно подал голос тот Длиннорукий, что лежал на полу, крепко сжимая в жирной ручонке золотой.

– Конечно, не ты, – спокойно отозвался князь. – Тебя спасла от темницы твоя воровастая сущность. – И, уже обращаясь к Каширскому, зловеще продолжил: – Вот мы и разобрались, любезный, без твоих фиглей-миглей.

Каширский сжался, как кролик перед удавом:

– Ну, это по чистой случайности, вы обронили монетку…

– Это у тебя с Анной Сергеевной все чистые случайности, – с неприятным хрустом размял длинные пальцы князь. – А у меня точный расчет.

– Ваша Светлость, если бы вы соизволили мне дать еще немного времени, то я бы все непременно и сам…

Но тут произошло нечто неожиданное: второй Длиннорукий слегка щелкнул пальцами, и теперь Каширский, мелко задрожав всем телом, стал опускаться на пол неподалеку от «первого» Длиннорукого.

– Вот этот… этот! – залепетал Каширский, беспомощно хватаясь руками за воздух. – Я знаю, кто он…

– И кто же? – спросил князь, с некоторым удивлением глядя на корчащегося Каширского.

Но тот не успел ответить, так как «второй» Длиннорукий вдруг стал резко худеть и увеличиваться в росте, а его черты начали меняться прямо на глазах у изумленных зрителей.

– Да, ты прав, Каширский, – презрительно заговорил он, окончательно приняв другой облик, – я Чумичка. Вы убили Василия, можете убить и меня, но ваше время истекло. Не я, так другой прикончит все это вурдалачье царство!

– Велите казнить его, Ваше Превосходительство, – злобно забормотал Каширский, тщетно пытаясь подняться с пола. – Велите его расстрелять, повесить, утопить…

– Тебя не спросили, – презрительно бросил князь Григорий. – Нет, я его заставлю послужить на благо себе. Он ведь настоящий чародей, как я вижу, не то что некоторые. – И, обратившись к Чумичке, спросил: – Ну как, пойдешь ко мне на службу?

– Никогда, – тихо, но твердо ответил Чумичка.

– Ну что ж, я тебя не неволю, – через силу усмехнулся князь. – У тебя будет время обдумать мое предложение. Отведите его у темницу и глаз не спускайте!

Охранники тут же подскочили к Чумичке и, не дав ему даже пошевелиться, схватили под руки и вывели прочь.

– Вон, – негромко сказал князь Каширскому, – и постарайся не попадаться мне на глаза, покамест не позову.

Каширский, радуясь, что так легко отделался, попытался встать, но, не сумев, на четвереньках пополз к двери.

Когда горе-чародей столь нелицеприятным образом покинул княжеские апартаменты, «настоящий» Длиннорукий, кряхтя, встал с пола:

– Ну что, князь Григорий, убедился теперь, что я – это я?

– А бес тебя знает, может, и ты тоже – не ты, – проворчал князь Григорий. – Ну ладно, отправляйся на конюшню.

– На конюшню? – изумился Длиннорукий.

– А то куда же? Ты ведь туда так рвался. Хотя нет, на конюшню рвался тот, самозванец. Но ты однако же туда сходи.

– Для чего?

– Найдешь там некоего Петровича, душегуба и лиходея. Познакомишься с ним, а завтра я отправлю вас обоих на важное задание.

– Вот это по мне, – обрадовался Длиннорукий. – А что за задание?

– Его тебе расскажет барон Альберт, – поморщился Григорий от накатившей головной боли. – А сейчас оставь меня. – Но, когда Длиннорукий достиг двери, негромко добавил: – А монетку верни!

Едва Длиннорукий, опечаленный расставанием с монеткой, кланяясь покинул кабинет, князь Григорий стиснул голову руками и чуть слышно пробормотал:

– Кажется, все к лучшему. Боярин Василий мертв, Чумичка в темнице… Только бы эта боль прошла поскорее. И скорее бы этот день прошел…

x x x

Александр подавленно молчал, сидя в глубоком кресле. Молчала и Надя. Она понимала, что если король пригласил ее к себе в покои, то собирается что-то сказать. Поэтому Чаликова терпеливо ждала.

– Вот и Уильям куда-то запропал, – после долгого молчания тихо проговорил Александр.

– Надеюсь, Ваше Величество, что он не стал добычей людоеда, -позволила себе пошутить Надя. Однако Его Величество был настроен куда серьезнее.

– Как жаль, – вздохнул он, – еще несколько дней, и она была бы спасена.

– Кто, донна Клара? – удивленно переспросила Надя.

– Да. Теперь этого можно не скрывать, хотя я прошу вас особо не распространяться – огласка тут совершенно ни к чему. Но вам я скажу -вдруг это поможет установить истину.

– Значит, донна Клара носила в себе какую-то тайну? – понизила голос Чаликова.

– Эта женщина пребывала здесь под именем известной гишпанской стихотворицы не столько по нашему давнему обычаю, сколько потому что должна была таить собственное имя.

– Если не секрет, Ваше Величество, от кого она скрывалась?

– От князя Григория. Как вам, вероятно, известно, земля Белой Пущи разделена между князьями и боярами, многие из которых – потомки тех, кто уцелел от Шушковских времен.

– Как, разве там не упыри заправляют? – удивилась Надя.

– Заправляют, конечно, упыри, – согласился Александр, – но делают это не напрямую. A для видимости в Белой Пуще даже существует не больше не меньше как Боярская Дума. Это чтобы иметь дело с иноземными правителями, которые прекрасно знают, кто в Пуще хозяин, но вступать в прямые сношения с упырями им вроде как бы неприлично, а с боярами – совсем другое дело, даром что эти бояре пляшут под вурдалачью дудку.

– Надо же, а я и не знала! – покачала головой Чаликова.

– Князь Григорий – очень умный… чуть было не сказал «человек», -продолжал король. – Очень умный правитель. Или, скорее, хитрый. Он прекрасно понимает, что чисто по-человечески народу легче подчиняться не упырям, а своим же помещикам. Но не дай бог кому-то хоть в чем-то отойти от воли князя Григория – и в одну прекрасную ночь вся помещичья семья исчезнет без следа, а в усадьбе появится новый барин, более послушный. И не дай господь кому-то из селян залюбопытствовать, куда девались прежние хозяева!

– Значит, донна Клара…

– Донна Клара – это дочка одного из таких помещиков. К счастью, в ту ночь, когда исчезла ее семья, ее самой в усадьбе не было. Уж не знаю, каким чудом ей удалось добраться до моего замка, но отказать ей в приюте я никак не мог. Конечно же, я прекрасно понимал, что здесь она не может быть в полной безопасности, и собирался переправить в одно из соседних княжеств, менее зависимых от Белой Пущи, где она могла бы жить даже под своим настоящим именем, но увы – тут пошел дождь, замок затопило…

– То есть вы, Ваше Величество, полагаете, что донна Клара стала жертвой агентов князя Григория? – спросила Чаликова.

– Я мог бы так полагать, если бы не первые два случая, – вздохнул король. – Но Касьян – это обычный сельчанин, хотя и одаренный несомненным поэтическим даром. A вот Диоген…

– Я так чувствую, что он тоже не совсем Диоген, – осторожно заметила Надя.

– Вы правы, – согласился Александр, – хотя тут совсем другой случай. Я не вдавался в подробности, но он – уроженец Кислоярского царства. Начитавшись книжек заморских философов, он стал проповедовать мысли, отличные от принятых в Царь-Городе представлений о сущности христианства вообще и православия в частности. И тем самым настолько, как вы выражаетесь, «достал» царь-городских церковников, что те чуть было не отправили его на костер.

– Неужели царь Дормидонт допустил бы такое изуверство?

– Брат Дормидонт по своей доброте и незлобивости решил как бы опередить церковников и сослал его в один из монастырей на покаяние. Ему бы сидеть там тихо, а он бежал из обители, вернулся в столицу и продолжал свои еретические выходки пуще прежнего. Как-то раз даже встал на четвереньки перед входом в храм Ампилия Блаженного и, изображая собаку, лаял на прихожан и хватал служителей церкви за рясы. Уж не знаю, что он хотел этим сказать, но после того случая его схватили и бросили в темницу на две седмицы и еще один день. Тогда уж он понял, что житья в Царь-Городе ему не будет, и бежал сюда. Ну, я ему предоставил кров и скромное пропитание, но с условием, чтобы никаких выходок. И он эти условия соблюдал, только порой очень уж вином злоупотреблял, да тут уж чего поделаешь… Я даже подумал, что в его гибели повинны царь-городские церковники, но теперь видно, что тут все иначе.

– A не значит ли это, что и другие поэты… – начала было Надя, но Александр быстро приложил к устам палец с перстнем – и Чаликова поняла, что дальнейшие разговоры на данную тему совершенно излишни. По крайней мере, до следующего несчастного случая.

Выйдя из королевских покоев, Надя услышала какой-то шум, доносящийся с улицы через неплотно закрытое окно. Со свойственным ее профессии любопытством она немедленно ринулась к окну, выходящему во двор замка и, распахнув его, распласталась на широком подоконнике, рискуя вывалиться наружу. И пожалела, что при ней нет фотоаппарата. А зрелище того стоило: в ворота замка строем входил отряд королевской гвардии в полном составе – то есть все четыре солдата и их командир с лихо закрученными усами. Последний торжественно нес на бархатной подушке кота Уильяма. Вид у Уильяма был весьма потрепанный, но довольный – видимо, его похождения увенчались успехом: сердца сельских кошек были покорены, а местные коты посрамлены.

x x x

Петрович шел по полевой дороге, радостно вжикая один о другой двумя кухонными ножами – всем, что у него осталось с тех времен, когда он был Соловьем-разбойником, Атаманом отчаянных головорезов и грозой царь-городских лесов.

Это был первый раз, когда Петровича освободили от работ на княжеской конюшне и выпустили за пределы кремля. Конечно, не просто так прогуляться, а раздобыть с десяток девок помоложе да покрасивше для отсылки Багдадскому султану Аль-Гуссейну.

Несколько позади плелись Глухарева с Каширским. Они совершенно не разделяли восторга Атамана и даже более того, видели в этом явную немилость князя.

– Эх, сейчас будем грабить и убивать! – мечтательно вздохнул Петрович, завидев идущих ему навстречу двух молодых женщин. Одна, довольно полная, в цветастом сарафане, тащила коромысло с двумя ведрами, а вторая, высокая и тощая, несла в одной руке корзину, а другой придерживала острую косу, лежащую на плече.

– Сейчас, сейчас, – сладострастно повторил Петрович и ускорил шаг навстречу своим жертвам. Анна Сергеевна лишь хмыкнула – мол вот уж плевое дело. А Каширский в угоду ей глупо хихикнул:

– Пару внушений, и они наши.

Соловей ничего этого не слышал, потому что был полностью поглощен предвкушением грабежа. И его совершенно не волновало, что эта операция идет несколько вразрез с его убеждениями защитника всех угнетенных и униженных, а также врага всех богатеев, пьющих (в данном случае – почти буквально) кровушку бедного трудового люда. Как истинный художник, Петрович творил очередной шедевр. И в порыве вдохновения он заверещал фальцетом:

– Всех зарежу! Всем кровь пущу! – И, чуть сбавив обороты, уточнил: -Кто будет рыпаться.

Бабы остолбенели от такого лихого наскока и «не рыпались».

– А теперь вы пойдете со мной, – зловеще поигрывая кухонными ножами, продолжал Петрович. – И без глупостей!

Совершенно очумев от такой наглости, бабы стояли, разинув рты и не двигаясь с места.

– А может, установочку дать? – шепотом спросил у Анны Сергеевны Каширский.

– Не надо, – отрезала та. Ей явно начинали нравиться лихие «наезды» Петровича. Плешивый и плюгавый в обыденной жизни, Соловей сейчас казался почти орлом. Или даже коршуном, упавшим с небес на глупых куриц.

– А потом я вас отправлю в гарем к моему приятелю султану, -продолжал вещать Соловей, явно войдя в раж.

Но тут одна из баб, та, что с косой и корзинкой, вдруг спросила:

– Куды?

Своим глупым вопросом она явно сбила Петровича с мысли, и он, запнувшись, остановился на полуслове и, мучительно напрягая мозги, пытался понять, что она имела в виду. Анна Сергеевна решила прийти ему на помощь.

– К султану, дура. В гарем, – строго сказала она и уже от себя добавила: – Вас там будут насиловать злые евнухи.

А вот этого явно говорить не надо было. Потому как бабы резко посуровели лицами, а Каширский покачал головой.

– Ах, Анна Сергевна, Анна Сергевна, – пробормотал он, – похоже, вы весь налет испортили. Надо было установочку дать…

– А иди ты знаешь куда, – взвилась Глухарева. – Гренделя надо было лучше своими установками потчевать. Тогда бы мы не оказались здесь, в компании плешивого душегуба и этих деревенских дурех.

– Да что вы понимаете! – возмутился Каширский. – Вы сами-то…

Петрович, видя, что все начинает идти наперекосяк, попытался выправить положение.

– Всем стоять! – взвизгнул он. – Не то горло перережу!

Но было уже поздно – как говорят в таких случаях, «ситуация вышла из под контроля». Бабы грозно двинулись на него. Что было дальше, Грозный Атаман так и не понял – он весь мокрый бежал по раскисшему осеннему полю и пытался стащить с головы ведро. Когда это наконец ему удалось, то он увидел, что далеко впереди вприпрыжку несутся Глухарева с Каширским. Петрович обернулся на бегу, и душа его с грохотом рухнула в пятки – следом за ним бежала высокая девица и размахивала косой.

– Я те покажу насильничать! – кричала она. – Я те щас срам-то отрежу, шоб не повадно было!..

«Все, пришла моя смертушка», – промелькнуло в голове Петровича, и он припустил во всю мочь. Так на одном дыхании он влетел в ворота замка, где с лету напоролся на борона Альберта.

– Эй, Соловей, что случилось? – спросил тот, удерживая конвульсивно дергающегося душегуба за шиворот. – Анна Сергеевна тут с Каширским пронеслись как угорелые. Может, ты мне в конце концов объяснишь, что все это значит?

– Там… Бабы… – задыхаясь, проговорил Петрович.

– Вообще-то они должны были бы быть здесь, а не там.

– Бегут… Сюда… – выдохнул Соловей.

– Это хорошо, – повеселел Альберт. – И чем это ты их приманил, плешивый гуляка?

– Они… Меня… Убить хотят! – выкрикнул Петрович.

– Что-то я не… – насупился Альберт.

– Спасите меня, – взвыл Грозный Атаман. – Порешат ведь не за грош!

– Да ты совсем очумел, – уже разозлился барон. – Хватит тут дурака валять – ступай и приведи девок!

– Не губите, – взмолился Петрович, – лучше на конюшню дерьмо выгребать!

И тут их препирательства прервал стражник, который стоял у ворот:

– Господин барон, там за воротами целая толпа баб…

– А-а-а! – закричал в ужасе Соловей и попытался бежать, но цепкие пальцы Альберта продолжали удерживать его за воротник. – Это за мной! Господин барон, не выдавайте меня им! Лучше повесьте на кремлевской стене! Но только не снаружи…

– Чего им надо? – не обращая внимания на стенания Петровича, спросил Альберт.

– Хотят, чтобы их отправили в гарем к султану. – ответил стражник.

Альберт удовлетворенно хмыкнул и отпустил кафтан Петровича. Душегуб и лиходей, гроза царь-городских лесов упал на холодные камни двора, как мешок с овсом.

– Скажи, сейчас будем отбирать лучших, пусть в очередь выстраиваются, – весело крикнул барон и, поправляя на ходу белоснежное жабо, переступил через Петровича и поспешил к воротам.

x x x

На сей раз обстановка за обедом была уж совсем безрадостная. Никто ничего не говорил, кусок в горло явно тоже никому не лез, но все ели, чтобы не вызвать подозрений в сытости.

Король Александр в течение обеда несколько раз вставал из-за стола, подходил к окну и устремлял взор на болота.

– Если снова не задождит, то к вечеру мы обретем связь с миром, -наконец произнес король.

– И сможем наконец выбраться из этого… – подхватил сеньор Данте. -Простите, Ваше Величество, из вашего замка.

– Вам наскучило мое гостеприимство? – обернулся к нему Александр.

– Ах нет, Ваше Величество, – поспешно залебезил поэт, – для меня всегда истинный праздник гостить у вас в замке, а уж последние несколько дней я буду вспоминать, как счастливейшую пору моей жизни…

– Если останетесь живы, – не удержалась госпожа Сафо.

– Я вам не Диоген и не донна Клара, – заявил Данте, – меня голыми зубами не возьмешь!

«Вот и донна Клара так же говорила, а где она теперь?», невесело подумала Чаликова.

– Господа, ну опять вы об этом, – вздохнул король, вновь садясь за стол. – Чему суждено быть, то и сбудется. Я со своей стороны предпринимаю некоторые действия и надеюсь, что скоро истина будет раскрыта.

«Был бы тут Вася Дубов, – помечтала Надя, – или хотя бы инспектор Лиственицын…»

– А я здесь больше ночевать не буду! – не выдержала мадам Сафо. -Ваше Величество можете считать это чем угодно, но я предпочитаю утонуть в болоте, чем… – Поэтесса, не договорив, опрокинула себе в рот огромный кубок с вином.

– А мне почему-то кажется, что все будет зер гут, – флегматично заметил Иоганн Вольфгангович, поправляя салфетку, накинутую поверх безупречного фрака.

Никто ему возражать не стал – все в глубине души надеялись, что этот кошмар скоро кончится, хотя и не очень-то верили в благополучный исход.

x x x

Каменный мост через ров перед замком князя Григория был полон женщин самого разного возраста – кандидаток на отправку в гарем к багдадскому султану. Судя по наплыву соискательниц, конкурс составлял не менее десяти человек на место, так что приемной комиссии, куда входили служивые печально знаменитого тайного приказа, предстояло сделать непростой выбор.

Похоже, что работа шла, как по конвейеру: чиновник в синем кафтане записывал имена претенденток, которые продолжали понемногу прибывать, и вызывал их в порядке поступления. Большинство девиц вскоре с разочарованными физиономиями выходили из ворот замка, но некоторые, очевидно, оставались на «второй тур» отборочного процесса.

«Живая очередь» двигалась довольно живо, однако три дамы, скучковавшиеся особняком от остальных, видимо, считали иначе. Особенно одна из них, весьма внушительных размеров и с золотой цепью, живописно накинутой поверх сарафана, не переставая ворчала:

– Ну что они там, не могут побыстрее? До вечера не попадем ведь!

– Да успеем, вечно ты суетишься не по делу, – возражала ей другая дама – гораздо худее, в заплатанном платье и в таком же платочке, небрежно повязанном на голову.

– Кажется, зря мы ввязались в эту затею, – не без опаски заметила третья, одетая уж вовсе немыслимо: сверху ее украшало что-то вроде боярского кафтана, а снизу – некое подобие юбки, наскоро сшитое из цельного куска материи.

– Вообще-то надо было бы получше подготовиться, – оглядев себя и подруг, прогудела первая дама. – А в эдаких нарядах ни одна сволочь на нас не позарится.

– Кто ж знал, что представится такая возможность, – возразила вторая дама.

– Ну так давайте уйдем и будем действовать по прежнему плану, -предложила третья.

– Сначала попытаемся тут! – заявила первая. – Но это нужно как-то ускорить.

– Как? – безнадежно махнула рукой вторая дама.

– Способом вечным, как мир! – Первая дама бесстыдно задрала подол платья и извлекла откуда-то из своих глубин золотую монетку.

– Ой, рискованно, – покачала головой третья.

– Достойны ли такие действия звания благородной дамы? – засомневалась вторая.

– Достойны, достойны! – захохотала первая и решительно направилась к чиновнику.

То, как она передавала монетку должностному лицу, не укрылось от взоров других претенденток, ожидающих своего череда.

– Не пускайте никого! – закричала полная девица, как раз та самая, что нахлобучила Петровичу ведро на голову. – Я здесь раньше всех стояла!

– Взяточники! Мздоимцы! – заголосили и другие женщины, не то чтобы от зла, просто они были рады любой возможности снять напряжение долгого ожидания.

– Тихо, девоньки! – прикрикнул чиновник. – Всех примем, не беспокойтесь. – И, дождавшись, когда из ворот понуро вышли несколько очередных отвергнутых соискательниц, выкрикнул: – Олимпиада, Сосипатра и Поликсена!

Взяткодательница и две ее подруги резво побежали к воротам и скрылись в недрах замка. Впрочем, долго они там не пробыли – не прошло и получаса, как ворота приоткрылись и дюжие охранники к радости прочих претенденток молча вышвырнули их вон.

– Как они смели! – возмущалась первая дама, потирая задницу с ярким оттиском сапога. – Этого я им никогда не забуду! Ну, Григорий, погоди!

– Сами виноваты, – вздыхала вторая дама, поправляя сбившийся набок платочек.

– Хорошо еще легко отделались, – оптимистично возразила своим подругам третья. – Ладно, пошли искать вход в подземелье. Времени-то уже в обрез.

x x x

Князь Григорий обедал прямо у себя в кабинете, а барон Альберт, почтительно склонившись, докладывал о последних событиях:

– Ваша Светлость, у меня для вас две новости: одна хорошая, а другая – не очень. С какой прикажете начать?

Князь Григорий отодвинул тарелку с обглоданными костями и придвинул кубок не то с вином, похожим на кровь, не то наоборот:

– Начни с хорошей. Плохих у нас и так уже выше крыши.

Альберт извлек из-за пазухи несколько бумажек:

– Вот только что поступили донесения, что сегодня утром на родовом кладбище Pозенкранцев были преданы земле бренные останки боярина Василия.

– Так, – Григорий с удовольствием отхлебнул из кубка, – ну а что же Беовульф и Грендель?

– Беовульф на похоронах не присутствовал, так как занемог и остался дома, а Грендель куда-то исчез.

– Нехорошо, – нахмурился князь, – его надо непременно взять под наблюдение, и как можно скорее. Одна радость – нет больше этого боярина Василия.

– Жаль его все же, – притворно вздохнул барон Альберт. – Умер на чужбине, и чужие люди его хоронят…

– Кстати, не забудьте послать мои, хм, искренние соболезнования царю Дормидонту и королю Александру, – добавил князь. – Ну так что же у тебя за плохая новость?

– Дело в том, Ваша Светлость… – замялся Альберт и, решившись, выпалил одним духом: – Чумичка исчез!

– Что-о?!! – Князь Григорий резко встал из-за стола, и увесистый кубок полетел в барона, так что тот едва успел увернуться.

– Князь, извольте выслушать…

– Ничего не желаю слушать, – процедил князь. – Да я тебя самого засажу в темницу на место Чумички, и будешь ты там сидеть с крысами и тараканами, пока мы его не найдем!.. – И, немного успокоившись, князь Григорий угрюмо спросил: – Когда и как это произошло?

– Да только что, – поспешно залепетал начальник тайного приказа. -Его охранник на миг отвернулся, а потом глядит – Чумички уж и след простыл.

– Все ясно, колдовство, – злобно прошипел князь. – Что толку, что боярин Василий мертв, когда Чумичка и Грендель могли и без него столковаться. Да как на грех и тот и другой незнамо где. И почему я, дурак, не послушался Каширского!.. Значит, так, – быстро и решительно заговорил князь. – Принять все меры разыскания и безопасности. И если что еще случится – ты, лично ты за все своей дурной башкой ответишь. Понятно?