Текст книги "Холм демонов"

Карета катилась вниз с холма, и все четче становились очертания замка, окруженного глубоким рвом, над которым нависал подъемный мост на массивных ржавых цепях. Несмотря на некоторую тряску по неровной дороге, майор Селезень усердно наблюдал через полевой бинокль за въездом в замок, где рядом со спущенным мостом стояла группа людей.

– Интересно, кто из них есть ху? – громогласно вопросил майор. -Конечно, приношу пардон за выражение.

– Позвольте мне. – Дубов настроил бинокль. – Похоже, тот, что в центре – князь Григорий. А вон там, третий справа – о, это же собственной персоной господин Каширский!

За этими наблюдениями царская карета все приближалась к замку князя Григория. Но Дубову казалось, что это не они приближаются, а замок надвигается на них всей мрачной громадой высоких нелюдимых башен и черных стен, ощетинившихся торчащими из бойниц пушками.

Кони лихо процокали по деревянному настилу моста, и карета остановилась перед въездом в замок. Первым из нее вылез майор Селезень и с заученным галантным поклоном подал руку царевне. Следом за ними выбрались и все остальные. Ради такой встречи Татьяна Дормидонтовна оделась в лучшее свое платье – пурпурное с длинным шлейфом, который сзади поддерживала баронесса Хелен фон Ачкасофф. Последним с козлов соскочил кучер.

Из толпы встречающих выдвинулся князь Григорий – высокий худощавый господин в рыцарских доспехах и начищенных до блеска кожаных сапогах. Василий машинально отметил в нем светлые пустые глаза, длинные усы, прикрывавшие уголки тонких губ, и темные с проседью волосы, старательно зачесанные на плешь.

– Нет, не юноша, конечно, но двести или триста лет ему никак не дашь, – как бы угадав мысли Дубова, шепнула ему баронесса.

Царевна низко поклонилась своему жениху:

– Здравствуй, князь-батюшка, ваше сиятельство, наше красное солнышко!

Однако «красное солнышко» лишь мельком глянул на невесту.

– Приехали? Очень хорошо, – сказал он негромким скрежещущим голосом, обращаясь к своему окружению. – Царевну ко мне у койку, а этих, – он небрежно кивнул в сторону свиты, – у круглую башню.

– Как это так?! – бурно возмутился майор. – Эдак мы не договаривались!

– У башню, – повторил князь Григорий. – И дальнейшая ваша участь будет зависеть только от уважаемой Татьяны… э-э-э… Дормидонтовны. Удовлетворит она меня у койке – немедля усех выпущу. A нет – будете сидеть до особого распоряжения.

– За что?! – не выдержала и баронесса.

– За незаконный переход границы. – Князь противно захихикал, обнажив под усами пару желтых клыков. – Уведите.

Из-за спин княжеского окружения выступили несколько молодых бритоголовых парней в черных рубахах. Они без лишних слов грубо схватили царевнину свиту и, втолкнув в дверь прямо в крепостной стене, повели вверх по полуобвалившимся ступенькам. Вскоре пленники оказались в обширном круглом помещении с маленькими зарешеченными окошками, через которые виднелось закатное небо с редкими кучевыми облаками.

Оставив узников в этом малоуютном месте, чернорубашечники молча покинули темницу. В дверях с громким скрежетом повернулся ключ.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – только и мог вымолвить майор.

– Этого следовало ожидать, – совершенно спокойно сказал Дубов. -Ведь знали же мы, куда и к кому едем. Но, с другой стороны, мы все-таки официальные представители царя Дормидонта! Мог ведь он хотя бы из уважения к будущему тестю принять нас соответственно рангу, а не запирать в этой дурацкой башне.

– Ну и что же по этому поводу говорит ваш знаменитый дедуктивный метод? – не без некоторой доли ехидства поинтересовалась баронесса.

– Возможны несколько вариантов, – охотно откликнулся Дубов. -Наиболее вероятный – что это своего рода психологическая атака на царя Дормидонта. В таком случае наш арест носит чисто символический характер и будет весьма кратковременным. Потом мы вернемся в Царь-Город и доложим Дормидонту Петровичу, как обошелся князь Григорий с его приближенными.

– И с царевной, – добавил майор.

– И с царевной. И тогда Государь окончательно поймет, что с Григорием шутки плохи. Другое объяснение – Каширский узнал, что под видом царевны и ее свиты едем мы, и сказал об этом своему покровителю. Или просто, безо всяких объяснений, попросил отправить нас в темницу. В таком случае, конечно же, ничего хорошего нас не ждет. И если ближе к истине окажется моя первая версия, то утром нас, скорее всего, отпустят. А уж если вторая… – Василий помрачнел. – Если вторая, то очень возможно, что до утра мы просто не доживем.

– Предлагаю третью, – вдруг заявил майор Селезень. – Князь Григорий решил через нас повоздействовать на царевну, чтобы лучше работала «у койке».

– Браво, майор, – совершенно искренне зааплодировал Василий. – О таком варианте я и не подумал. Что ж, если так, то долго нам здесь не томиться.

– Ну, царевна ему покажет класс! – ухмыльнулся Александр Иваныч.

– Вся надежда на Чумичку, – вздохнула баронесса. – Ладно, раз уж сидим тут без дела, давайте-ка я вам еще почитаю из исторических анналов. -И баронесса принялась шурудить по своим многочисленным юбкам, а Селезень не удержался от майорских шуток:

– Закрома родины! – И сам же захохотал так, что задребезжали немногочисленные стекла, а может, и решетки.

– А я бы сказал – филиал царь-городского архива, – усмехнулся Василий.

Баронесса тем временем с невозмутимым видом выудила нужный свиток и развернула первый лист:

– Ну что, отсмеялись? А документы тут очень интересные, им ведь уже, судя по датам, более двухсот лет. Вы готовы слушать? Тогда зачитываю: «До вашего сведения довожу, что третьего дня скончался князь Иван Шушок, сидящий на Белой Пуще. И как ни старались остальные сородичи оного, Шушки, но нехорошие слухи поползли через их холопов. Что-де не своею смертию умер князь Иван, а убит был ночью неизвестным злодеем. Но тут слухи разные имеются: то ли зелье ему в ухо было влито, когда он опочивал, то ли горло ему перегрызла тварь неведомая и кровь всю его испила. Последним живьем князя видел его постельничий Григорий, коему злые языки постыдную связь с хозяином приписывают, но он ничего о смертоубийстве не знает, так как произошло оно после полуночи. Когда слуги в соседней комнате услышали крики сдавленные и вбежали, князь был еще жив и постель его вся кровью залита. И говорят, прошептать успел он одно слово „оборотень“, да на том и дух испустил. Всем слухам этим невероятным верить трудно, так как сильно странны они, да и, как известно, нерадивые слуги всегда глупости всяческие про своих господ говорят, а постельничему Григорию, в любимцах у Ивана ходившему, просто завидовали. Дьяк Посольского приказа Блинов». Так, а теперь еще документ, продолжающий тему: "…Странным нам показалось сразу то, что мало гостей на свадьбу приглашено было, а простой народ и вовсе стрельцы отогнали подальше.

А про жениха княжны Ольги, дочери Ивана Шушка, говорили только гадости всяческие, и что-де из постели в постель перелез, и родовитости он сомнительной, а иные чернокнижником его за глаза называли. В глаза же говорить опасались, так как злопамятен он. И в пример приводили как смерть князя Ивана, так и погибель странную воеводы Полкана, и боярина Перемета, и еще других, кто Григория в глаза не жаловал. И те же языки добавляли, что с тех пор как покойный князь приблизил к себе оного Григория, так среди людей его верных смерть лютая своей косой прошла. И умирали все странным образом, по большей частию с горлом перерезанным, а то и с кровью испитою. И будто бы повинен во всем некий заморский чародей, Григорием зело привечаемый. А княжна же Ольга при венчании гляделась будто спящей на ходу, и Григорий ее вел под венец своею рукой, а родственники шли сзади, чего раньше не бывало. А еще, с людьми разговаривая, слышал, что по местным лесам много всякой нечисти в последние годы объявилось и что управы на нее нет. Боярин Петухов, Царь-Городский посланник при Белой Пуще."

Майор открыл рот, по-видимому, чтобы сказать: «Брехня», но, подумав, рот закрыл и промолчал. А баронесса вдохновенно продолжала:

– И еще документик: «К самим похоронам никто из гостей допущен не был и потому княжну Ольгу только в гробу сыздаля при отпевании видали. Но ничего особливого не заметили. Слухи всякие промеж людей ходили, что-де сам Григорий сгубил ее, вместе с заморским колдуном, дабы на Княжий престол воссесть. Но слухи эти могли и другие из рода Шушков распускать, дабы Григория скинуть и самим править. И говорили они, что княжение после Ивана перешло к дочери его Ольге, а после ее смерти к Григорию перейти не может. Но все это слухи темные, и ходит их множество, и иные до чудных дел договариваются. И все это шепотом, потому что власть Григория сильна и строга. И Григорий множество сторонников имеет и среди бояр, и стрельцов, и простого люда. А князья Шушки любовью у холопов своих никогда не пользовались, потому как только о своем благе пеклись и, когда нечисть народ донимать стала, токмо обещали изгнать ее из Белой Пущи, да ничего не делали. А Григорий уже войско сильное набирает и отменно вооружает его, и все видят, что он об общем благе печется и править будет твердою рукой. Не в пример Шушкам, одними разговорами пробавлявшимися. Князь Рыжков».

Вдруг в тишине, наступившей после прочтения последнего документа, ясно заслышались какие-то звуки, долетевшие сквозь толстые стены башни. Узники прислушались.

– Что там, режут кого-то, что ли? – предположил майор.

– Свадьбу играют, – уверенно заявил Василий.

– Странная какая-то свадьба, – с сомнением покачала головой баронесса.

x x x

Василий был прав – до них действительно долетели звуки свадебного пира. Но по-своему права оказалась и баронесса – свадьба князя Григория с царевной Танюшкой мало походила на подобного рода церемонии в их традиционном виде.

В мрачном зале, скупо освещенном факелами, был накрыт длинный стол для дорогих гостей. А дорогими гостями были всяческие бесы, упыри и вурдалаки, чей противный визг и омерзительное хрюканье разносилось под высокими гулкими сводами. На закопченных стенах висели не менее закопченные щиты с замысловатыми гербами в виде красного витязя на белом поле. Со стен, опутанные паутиной, свисали боевые знамена, местами до дыр проеденные молью. А понизу стояли, будто мумии, ржавые рыцарские доспехи, которые «дорогие гости» использовали в качестве мишеней при швырянии костей и объедков. На полу за эти кости грызлась мелкая нечисть.

Царевна, сидевшая во главе стола, покрытого пурпурной скатертью, откровенно скучала, зато восседавший рядом с ней князь Григорий был весьма весел и оживлен. Жених был одет в черный камзол, поверх коего красовалась массивная золотая цепь со здоровенной блямбой герба князей Шушков, в который было внесено небольшое изменение – к красному витязю приделана черная волчья голова.

– Да вы угощайтесь, дорогие друзья, – потчевал он своих гостей, – за усе уплочено!

Гости не заставляли себя упрашивать – они лакали красное вино прямо из кувшинов, а еду жадно слизывали с тарелок длинными смрадными языками.

– Предлагаю выпить за молодоженов! – выкрикнул один из мелких бесов, вскочив на стол и ловко отчебучив копытцами нечто вроде канкана.

– Дельное предложение, – благодушно отозвался князь Григорий, – и ради такого случая, дорогие товарищи бесы и вурдалаки, мы выпьем из моих старинных запасов. – Хозяин хлопнул в ладоши, и слуги внесли на подносе огромную запечатанную бутыль в окружении множества граненых бокалов.

– Хорошая кровушка, – со смаком осушив свой бокал, похвалил пожилой вурдалак. Это был как раз один из тех, кто обманным путем затащил Дубова и его спутников в склеп. – Видно, что благородная и приличной выдержки.

– Между прочим, это кровь моего почтенного тестя князя Ивана Шушка, -не без гордости откликнулся князь Григорий. – Ей более двухсот лет. -Выпив содержимое до последней капли, он торжественно грохнул бокал об пол, а следом за ним и все гости.

– Значит, все-таки это ты, князь Григорий, Шушка ухайдакал? – не без ехидства подпустил почтенного вида упырь с другого конца стола.

– А хоть бы и я! – ухарски подкрутив усы, ответил князь. – Зато я порядок у стране навел. Леса эти дурные вырубил, и теперь у меня тишь да благодать. Правда, уважаемая Татьяна Дормидонтовна? Вот царевна не даст соврать, у ее батюшки леса густые да непролазные, а у тех лесах разбойников да лиходеев больше, чем елок. А я усе елки да березки повырубил, и никаких лиходеев не стало!..

– Горько! – неожиданно завопил один из бесов, пробудившись из огромной лоханки с салатом, в которой он заснул всей мордой.

– Горько!!! – подхватила вся честная компания.

Молодожен как бы нехотя поднялся из-за стола и чуть не насильно увлек за собою невесту. И, несмотря на отчаянное сопротивление Танюшки, запечатлел страстный поцелуй на ее стыдливых девичьих устах.

– А что, княже, с царевной лобызаться поприятнее будет, чем с ее батькой? – заплетающимся голосом пробормотал один из гостей, но князь Григорий смерил его таким взором, что тот сполз под стол.

x x x

А в круглой башне продолжались исторические беседы.

– Ну что ж, теперь нам понятно, как князь Григорий власть захватил, -подвел черту Дубов.

– Да, жук тот еще, – пробасил майор.

– Ну ладно, это все были частные донесения, – сказала баронесса, – а вот, пожалуйста, официальный документ – переписка высокопоставленных лиц обоих государств. Интересно, что они находились в одном пакете с вышеприведенными тремя донесениями, как будто их кто-то нарочно вместе сложил. Здесь даты нет, но имеется пометка, что данная переписка относится к генварю – иулию одиннадцатого года правления царя Дормидонта. – И баронесса приступила к чтению: – «Главе Царь-Городского Потешного приказа князю Святославскому. На ваш запрос относительно участи царских скоморохов отвечаю следующее…»

– Что за чушь! – перебил майор. – Какой еще Потешный приказ?

– Ну, это, наверное, что-то вроде нашего министерства культуры, – не очень уверенно предположила баронесса. – Так, на чем я остановилась? Да, "…отвечаю следующее. Скоморохи, приехавшие в Белую Пущу потешить честной народ, заявили два представления: древнегреческую трагедь «Офигения в Авлиде» стихоплета Еврипида и комедь собственного измышления «Просто Маруся» со слезами, песнями и плясками. Однако, поимев успех изрядный, вконец распоясались и стали по своему почину играть представление без названия, коего начало записали служивые тайного приказа.

ГЛАВНЫЙ СКОМОРОХ.

 
Милостивые господа,
Слушайте сюда!
Мы вам покажем представление
Всем на удивление.
А коли смотреть не хотите,
То, пожалуй, и не смотрите.
Представляем вам князя Шушка -
Благородного старичка.
А вот его дочка, княжна Ольга,
Что княжила ладно, да жаль – недолго.
А это князев постельничий Григорий,
После сам ставший князем который.
А уж как овладел он престолом княжьим -
Про то мы и расскажем, и покажем.
 

КНЯЗЬ ШУШОК.

 
Ох, чего-то мне недужится,
Нога болит и голова кружится.
Скорей бы конец этому горю!
 

ГРИГОРИЙ (про себя).

 
Его тебе я живо ускорю.
 

КНЯЖНА ОЛЬГА.

 
Батюшка, я несу лекарство.
 

КНЯЗЬ.

 
И на кого ж оставлю я государство?
 

КНЯЖНА.

 
Живи, батюшка, до ста лет!
 

(со слезами уходит).

ГРИГОРИЙ.

 
Тебе, о мой князь, замены нет!
 

КНЯЗЬ.

 
Ну, довольно предаваться болезням -
Оборотимся к делам полезным.
Эй, Григорий, где ты, зараза?
 

ГРИГОРИЙ.

 
Вот, князь, два на подпись указа.
 

(Подает бумаги. Князь отворачивается подписать указы, Григорий достает из-за пазухи бутыль с надписью «Отравное зелье» и подливает в лекарство).

КНЯЗЬ.

 
Ну все, подписал их своею рукой.
Выпью лекарство – и на покой.
 

(выпивает, уходит).

ГРИГОРИЙ.

 
Желаю, князь, счастливого сна.
Теперь на очереди – княжна.
 

Поняв, что недостойные шуты собираются показать в лицах и с подробностями небезызвестную клевету на нашего всемилостивейшего правителя князя Григория, зрители в лице простого люда начали кидать в поганцев репой, яйцами да каменьями, и тогда служивые тайного приказа, дабы уберечь скоморохов от праведного народного гнева, прекратили представление и в темницу оных препроводили, где они по сию пору и пребывают. Князь Григорий, по доброте и незлобивости своей, давно уже готов простить и отпустить нечестивцев, да озабочен тем, что, оказавшись за пределами темницы, они растерзаны будут честным народом. А посему просим прислать представителя, который и забрал бы оных скоморохов. А ежели они вам не надобны, то отпишите нам об этом, так как кормить их накладно, зело прожорливы, и мы в таком случае отдадим их на праведный суд народа. Барон Альберт, начальник тайного приказа при князе Григории".

– Очень мило, – хмыкнул Дубов. – И что же, их так и казнили?

– Нет, и по этому поводу как раз второй документ. «Расписка. Дана начальнику Потешного приказа князю Святославскому в получении им скоморохов в целости, сохранности и сытости в количестве шести голов. В обмен же получено то, что было обещано. Барон Альберт».

– И чего было обещано? – заинтересовался майор.

– А кто его знает, – пожала плечами баронесса. – Может, деньги, а может, и оружие. Про то в бумагах ничего не сказано. Однако в этом пакете оказался еще один документ, вернее, даже не документ, а частная записка главы Потешного приказа князя Святославского.

– К кому? – заинтересовался Дубов.

– Обращение отсутствует, как и начало записки, – развела руками баронесса.

– Будем считать, что к неизвестному лицу. Судя по тому, что эта записка попала в хранилище – возможно, к самому архивариусу или человеку, близкому к нему. Значит, так – уважаемый, почтеннейший… пишу к вам… как ваше здоровье… Ага, вот: «Намедни Государь призвал меня к себе, дабы обсудить участь злополучных скоморохов. При сем были Рыжий и царь-городский градоначальник князь Длиннорукий. Князь объявил, что на месте Государя не стал бы скоморохов выручать, ибо покусились они на святое – на нашу верную дружбу с князем Григорием, да и плата за их вызволение слишком велика есть. Все, подумалось мне с горькостью, пропали мои скоморохи. Но тут вдруг поднялся Рыжий и твердо сказал, что не вправе мы отдавать своих соотечественников на смерть лютую и что должны выкупить их, перед тем хорошенько поторговавшись о цене. Выслушав внимательно обоих, Государь сказал: „Быть по сему. Тебе, Рыжий, и поручаю вести переговоры с посланниками князя Григория“. Градоначальник при сем зело разозлился и, плюнувши на пол смачно, выбежал из царских покоев, дверию шибко потряся».

Так, ну там дальше уже что-то другое, и подпись: Князь Святославский, писано одиннадцатого иуния одиннадцатого года.

– Все ясно, – хмыкнул Василий.

– Что ясно? – удивился майор.

– Ясно, кто все эти бумаги в один пакет собрал и в доступное для баронессы место положил. – И, не желая продолжать эту тему, сыщик сладко зевнул: – О, уже совсем стемнело, пора и на боковую. Утро, знаете ли, вечера мудренее.

x x x

Царевна проснулась, зажгла тусклый ночник и внимательно, насколько позволяло освещение, оглядела княжескую опочивальню – красные стены с развешанными на них рыцарскими доспехами и охотничьими трофеями, лепной потолок, грубо выкрашенный коричневой краской, и, наконец, само брачное ложе – огромный двуспальный гроб, выстланный изнутри перинами и красным постельным бельем. Князь Григорий с открытыми глазами лежал рядом с царевной и остекленело глядел в потолок.

– Ну что, князь, ублажила я тебя, али нет? – томно потянулась царевна.

Князь медленно повернул голову в ее сторону:

– Вы меня полностью удовлетворили, глубокоуважаемая Татьяна Дормидонтовна. Я беру вас к себе у жены.

– Тогда освободи из темницы моих слуг, – потребовала царевна.

– Ну что ж, княжеское слово – закон. – Князь Григорий поднялся в гробу, взял с прикроватного столика лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и нацарапал: «Быть по сему. Отпустить сидящих в Круглой башне. Князь Григорий». Скрепив этот указ личной печатью, болтавшейся у него на шее вместе с увесистой связкой ключей, князь попытался приобнять царевну. Однако Татьяна Дормидонтовна, уклонившись от княжеских объятий, вскочила с ложа и отбежала в дальний угол опочивальни, докуда почти не достигал свет ночника.

– Что с вами, царевна, али не люб я вам? – удивленно спросил князь Григорий. Вместо ответа царевна тихо, но угрожающе зарычала и стала медленно приближаться к князю Григорию. Князь поднял взгляд, и ему показалось, что царевна прямо на глазах начинает обрастать темной шерстью, у нее удлиняется лицо и отрастает хвост. Князь Григорий встряхнул головой, чтобы отогнать наваждение, но царевна, оттолкнувшись длинными лапами от пола, стремительно прыгнула прямо на князя. И он явственно увидел, что это не царевна, а огромный серый волк.

– На помощь! – попытался было крикнуть князь Григорий, но лишь жалкий стон исторгся из его онемевших уст. Волк впился огромными зубами в горло князя, а передними лапами рванул на нем стальную цепь с ключами и печатями.

– Ну, прощай, князь, – злорадно пробормотал волк. Сделав правой передней лапой какой-то быстрый жест, он превратился обратно в царевну.

Краем покрывала царевна утерла лицо и со злорадной ухмылкой в последний раз посмотрела на князя, лежащего в луже крови.

Как ни в чем не бывало выйдя из княжеской опочивальни, Татьяна Дормидонтовна оглянулась – нет ли кого в полутемном длинном коридоре – и, безошибочно выбрав ключ, заперла массивную стальную дверь, за которой на собственном ложе возлежал с перегрызенным горлом князь Григорий I Адольфович Лукашеску, граф Цепеш, владетель Белопущенский и прочая и прочая и прочая, так и не прибавивший к своим титулам еще один – царя Кислоярского.

x x x

Пленники князя Григория спали на каменном полу Круглой башни, подстелив под себя верхнюю одежду. И лишь Василий Дубов сквозь сон услышал в дверях скрежет замка. «Каширский, – подумал сыщик, – пришел по наши души».

Василий вскочил и принялся будить своих соузников. И когда дверь медленно, со скрипом отворилась, все уже были на ногах, готовые оказать врагу достойное сопротивление. Майор Селезень даже встал у двери, чтобы обрушить на неприятеля свой железный кулак, но, к счастью, вовремя заметил, что вошедший – вовсе не злодей Каширский, а Кислоярская царевна Татьяна Дормидонтовна.

– Я пришла, чтобы выполнить волю своего супруга, князя Григория, и отпустить вас из темницы! – нарочито громко, чтобы слышала охрана, сообщила царевна и гораздо тише добавила: – Однако сам князь Григорий скончался: как и предрекал ученый звездочет, князь был загрызен волком в самую ночь свадьбы. – И, еще более понизив голос, царевна продолжала: – До утра мы должны все успеть и убраться отсюда подальше.

Бывшие узники под предводительством царевны Танюшки гуськом спустились по полутемной лестнице Круглой башни и, миновав охранника, склонившегося перед ними в низком поклоне, вступили во внутренний двор замка. Несмотря на раннеутреннюю полумглу и мелкий дождичек, баронесса фон Ачкасофф с огромным интересом разглядывала хозяйственные строения, безуспешно пытаясь определить их архитектурный стиль. Царевна торопила своих спутников:

– Скорее, мы должны управиться до рассвета!

– А с чем управиться? – зевая, спросил царевнин кучер. – Только прежде превратите меня обратно в меня. А то в мужском облике, да еще в этом наряде мне как-то не по себе…

Царевна небрежно щелкнула пальцами, и у кучера исчезли усы, кафтан на груди приподнялся, и кучер превратился в журналистку Надежду Чаликову.

– Сначала нам надо зайти в одно место и кое-что взять, ну а потом -за Каширским, – сказала Танюшка.

Путники остановились перед одним из многочисленных амбаров, и царевна, вновь безошибочно выбрав из связки нужный ключ, отперла огромный замок. Судя по тому, как туго поворачивался ключ, можно было подумать, что в этот амбар не заглядывали по меньшей мере год. Так как внутри было темно, то Татьяна Дормидонтовна небрежно щелкнула пальцами, и на колченогом столе посреди амбара загорелись несколько свечек.

– Ну, это ж какая-то старьевая лавочка, – разочарованно пробасил майор.

Действительно, амбар был завален всяким хламом – дырявыми коврами, ветхим тряпьем, старой обувью, запыленными масляными лампами и прочим барахлом, которое обычно хранится на чердаках и в подвалах старых домов.

Вместо ответа царевна подняла чуть ли не с пола какую-то тряпку, некогда служившую скатертью, смахнула пыль и небрежно постелила на столе.

– Самобранка, накройся! – скомандовала Татьяна Дормидонтовна, и на скатерти невесть откуда появились всяческие яства – разные соленья, варенья, пенные меды и даже огромный осетр. – Прошу к столу, – пригласила царевна. Дубов отрезал кусок осетра и осторожно отправил в рот.

– Вкуснятина! – безошибочно определил сыщик, и его спутники присоединились к трапезе. А царевна тем временем ходила по амбару и придирчиво разглядывала старые ковры, стоявшие вдоль стен скатанными в рулоны. Выбрав один, Танюшка попросила Селезня и Дубова прихватить его с собой.

– На что вам этот клопопитомник? – удивился майор, нехотя отрываясь от пирога с грибами. – Я вам в военторге в сто раз лучше достану…

– Лучше нигде не достанете, – уверенно заявила царевна. Она продолжала ходить по амбару и разглядывать его содержимое. – Ага, вот это то, что мне надо! – С этими словами она вытащила из покосившегося шкафа тарелку и блестящий предмет шарообразной формы величиною с яблоко.

– Красивая штука, – заметила баронесса, дожевывая бутерброд с семгой, – похоже на раннего Фаберже…

– Самобранка, сложись! – приказала царевна, и все яства вмиг исчезли, а скатерть сама собой быстро сложилась в небольшой сверток.

– Колоссально! – восхитился майор. – Настоящая походная кухня.

– Ну все, нам пора, – поторапливала своих спутников Татьяна Дормидонтовна. – Теперь скорее к Каширскому.

x x x

Процессия во главе с царевной Танюшкой вышла из лавки древностей и вновь двинулась по внутренней территории замка. Вскоре их остановил один из охранников:

– Стой! Кто идет?

Царевна уже собралась было предъявить грамоту, подписанную и проштемпелеванную князем Григорием, но ее опередил майор.

– С кем разговариваешь, мошенник! – загремел Александр Иваныч, опуская на брусчатку свой конец свернутого в рулон ковра. – Разуй глаза, щучий сын – перед тобой твоя новая госпожа и повелительница, сиречь царевна Татьяна Дормидонтовна. – И, припомнив известный кинофильм, добавил: -Холоп, пес смердячий!

Оставив «холопа» и «пса смердячего» в полустолбнячном состоянии почтительной растерянности, царевна и ее свита отправилась дальше – к двухэтажному каменному строению, прилепившемуся возле одной из крепостных стен.

– Тут жилище Каширского, – пояснила царевна. – Думаю, что я с ним справлюсь, но вы все-таки будьте поблизости.

Дверь в комнату на втором этаже, где ночевал Каширский, оказалась открытой – очевидно, знаменитый маг и чародей чувствовал себя под покровительством князя Григория настолько уверенно, что считал излишним запираться даже на ночь.

Увидев у себя в комнате царевну, Каширский поначалу принял ее за сновидение и потому ничуть не удивился.

– Ах, это вы, царевнушка, – зевая произнес чародей и поманил ее к себе в постель. – Я так и знал, что вы предпочтете меня этому глупцу князю Григорию. Я-то, конечно, не князь, но вдвоем мы с вами – ого-го!..

– Хватит лясы точить, Каширский, – грубо прервала царевна галантные излияния, – пошли со мной!

– С вами, о моя царевна – хоть на край света! – сообразив, что видит Татьяну Дормидонтовну все-таки наяву, почти пропел Каширский приятным баритоном. Но не встал, а напротив – принял в постели скабрезно-призывную позу.

– Кончай шутки шутить! – потеряв терпение, прорычала царевна и прямо на глазах Каширского превратилась – нет, не в волка, а в колдуна Чумичку. Вернее было бы сказать, что Чумичка наконец-то вернулся в свой первоначальный облик. Правда, в свадебном платье с волочащимся по полу шлейфом он выглядел довольно комично.

Каширский в ужасе попятился задом по постели. Чумичка неотвратимо надвигался на него. Вдруг Каширский сделал страшное лицо и забормотал:

– Даю тебе установку покинуть мою комнату…

– Задницу я подтирал твоими «установками», – хладнокровно ответил Чумичка. – Собирайся, кончились твои установки!

Каширский трясущейся рукой извлек из-под подушки какую-то рукописную книгу и принялся судорожно листать страницы.

– Бездарь! – с нескрываемым презрением процедил Чумичка, – у тебя хватило ума только на то, чтобы украсть мою колдовскую книгу, а пользоваться ею ты так и не научился!

Чумичкины спутники наблюдали за этой сценой через полуприкрытую дверь. Дубов ерзал и то и дело поглядывал на майорские часы.

– Ну скоро он там?! – не выдержал наконец детектив. – Поймите, это как раз тот случай, когда промедление смерти подобно. Царевна разгуливает по замку в подозрительной компании, князь заперся в своей спальне – ясно, что тут что-то не так.

– Да, пора поторапливаться, – согласился майор Селезень и решительным шагом вмаршировал в спальню. Увидав могучую фигуру Александра Иваныча, Каширский еще более побледнел и в ужасе прикрылся одеялом.

– Этот? – ткнул пальцем в его сторону майор.

– Этот-этот, – злорадно закивал Чумичка.

– С вещами на выход. И живо! – вежливо пригласил Каширского майор.

Однако незадачливый маг и чародей еще больше забился под одеяло и, вновь схватив колдовскую книгу, принялся невнятно читать какие-то заклинания. Но на Селезня они, похоже, не очень-то подействовали.

– Вставай, Каширский, кончай дурить! – И с этими словами майор легонько приложил чародея «Командирскими» часами, отчего тот без чувств свалился на пол рядом с кроватью. – Ничего, оклемается.

Не дав Каширскому придти в сознание, Селезень с Чумичкой быстро завернули его в простыню на манер египетской мумии и вынесли в коридор.

– Ну, теперь куда? – спросила Чаликова.

– Туда, – указал Чумичка на небольшую лестничку, ведущую наверх.

Миновав пыльный чердак, путники выбрались на плоскую каменную крышу. И, кажется, вовремя – внизу, на площадке перед домом, уже собралось довольно много народу, в том числе и бритоголовых чернорубашечников. Василий даже уловил несколько отдельных выкриков:

– Да сюда они вошли, я сам видел! И царевна с ними!

– А князь по-прежнему не отпирает!

– Что делать – двери ломать, что ли?

– Да ты что, как можно…

Тем временем Чумичка быстро раскатал рулон и расстелил на крыше ковер – он оказался весьма большим, хотя несколько протертым и не без дырок. Поверхность ковра была выткана восточными узорами и надписями арабской вязью, что однозначно указывало на его происхождение. Погрузив немногочисленную ручную кладь и «мумию» Каширского, путники сели на ковер, а Чумичка стал делать резкие пассы руками и бормотать заклинания. Еще минута – и ковер медленно оторвался от поверхности и завис в воздухе примерно в полуметре от крыши.