Текст книги "Беззаветный. Роман"

Сначала был ливень, потом грязь, потом взошло солнце. Пролом в Лесной стене был такой огромный, что я не сомневался, что даже наш тяжелый военный грузовик проскочит и не ухнет в грязь бездны.

Утро было бледное скучное мокрое. Окна запотели от нашего дыхания. Сырость и жар наших тел заполнил кабину, но я знал открываться рано. Тогда я был наполнен силой охотника, я был еще тем, Крайдом, который перешел Пустынное море, бросил детей победил пожар и нашел твоего безгласного звереныша. Я боролся за жизнь наполненную кровью и силой. Я не знал, что выживание после пожара требует другой силы. Силы березовых поленьев.

Добрый огонь Я давно отвык от доброго огня и не хочу привыкать. Я знаю как доброта превращается в зло, как война рождается из ничего из вот этой искры в камине, из вчерашних слов вытекает расплавленная лава лжи и боли. Поленья трещат. Она так и не объяснила почему поленья должны быть березовыми, хотя, когда я проснулся в этом доме, на следующий день, эта была первая мысль. Почему береза? Береза —белое дерево. Она просили жечь березу. Каждый день. Каждый день, что бы никогда не замерзнуть и когда нибудь возвратиться. Потом, уже в ее книге я увидел руну – Беркана, женская руна роста и неумолимого развития жизни. Что еще о березе? Какие ассоциации? Я не могу найти ответ. Что еще? Блютуз. Означается этой же руной, но он давно запрещен и закрыт. Может быть кто то еще и использует его. Наверное только мои, те мои которые стали чужими, окончательно чужими, когда генерал Торн повис на моем ноже, своим плотным телом жирного ублюдка. А еще я помню березовую рощу, но именно ее я хочу забыть.

Эта девочка, откуда ты ее узнала? Она такая смешная. Ты нашла ее как меня, где то в чем то. Кто то сильный ответил на зов. Тебе отвечают сильные, но она такая хрупкая, мне кажется, что она не очень умна, совсем не образованна и Она какая то дурочка, хотя те кто остался в Городе, все немного подтупливают. Кто смог уехать, забыли их. Забыли их будто ими пожертвовали. В старых сказках так бросали детей. Лишние рты.. Расплатились. Я бы к этому городу и близко не подошел. Но в чем то ты права, здесь не так просто найти старого солдата с длинным списком преступлений. Она так странно рассказывает и вообще, очень тихая. Я пока не понял зачем она тебе, или мне, но я жду.

Когда я первый раз стал вчитываться в знаки я ничего не мог понять пока. ты не стала нашептывать. Как я к чертям слышу твой шепот, я не понимаю до сих пор.! Я стал слышать как только тогда, странным серым утром, в городе твоей жизни, я открыл дверь этим ключом и споткнулся о березовое полено.

Наверное это был один из последних домов. Улицы были пусты, те кто остался заколотили окна и я не был уверен, что здесь вообще кто то есть. Они ждали твоего возвращения. Я заменил тебя и они требовали от меня того же, что требовали от тебя Они открылись как только я повернул ключ.. Мне было легко. Они приняли меня за посланца. Дик не говорил и они страшно боялись его, как боятся уродов и калек.

Лидия, если бы ты увидела меня, то не узнала бы. Что я говорю! ты никогда не видела меня, а я никогда не видел тебя. Не узнала не потому, что они сделали с моим лицом, когда колючка цепляла мне щеки и била разрядами. Нет, я стал другим, когда научился читать твою книгу. Я перестал быть солдатом, я стал вождем, неведомого мне племени. Я стал жесток, и совершенно спокоен. Истинная жестокость живет без эмоций и страстей поэтому не знает жалости.

Сирена – Сирена. Сколько же тебе лет? Думаю лет восемнадцать, но ты, как и все в этом месте настолько худа и «залатана», что тебе может быть и четырнадцать и двадцать пять. Хотя умишко недалекий. Маленькая дурочка в вязаных чулках. Я не буду настолько безжалостен насколько бы мог. Очень даже бы мог.

___________________________________

Сирена поджала ноги и натянула на колени старую клетчатую юбку. Это была еще совсем хорошая юбка.. В том месте» было много старых вещей. можно было найти и обувь. Там не было только еды, но им она и не была особо нужна. Она заметила как Крайд разглядывает ее чулки. Толстые вязаные. Ма и Ба распускали вещи и вязали эти чулки. Они вязали, вязали беспрерывно что то вязали, почти не вставая со своих кресел. Чулки были совсем не красивые, нитки старые и чулки быстро рвались, как и все эти вещи, которые они находили в «Том месте».

Она поняла, что Крайду неприятна его одежда и ей вдруг захотелось ему понравится. Что в ней задрожало под его взглядом. Он смотрел на нее так, что она не просто робела, сейчас она была смущена. Год назад она встречалась с одним парнем. Было лето, хоть и пасмурное, но теплое. Дождей почти не было. Они вместе катались на велосипедах и даже целовались в роще, но он никогда не смотрел на нее так, вот так тяжело и неотступно. Потом он куда то делся. Уехал наверное. О не мне осталось больше воспоминаний.

Сирена подкинула березовых щепок в камин. “ А потом была гроза и я встретила тебя и больше у меня не стало моей жизни. Я начала служить тебе,» подумала она. Крайд стоял над ней, недовольный и равнодушный. Его улыбка пропала вместе с просьбой, а просьба так и не прозвучала. Она хотела напомнить ему, но он отошел к окну и взял в руки свою книгу. —

– Так вот, просьба, – снова сказал он, не поворачиваясь к ней. Она замерла у камина, ей показалось, что голос его звучит угрожающе. – ты должна мне помочь. Крайд заговорил быстро, нервно будто хотел побыстрее закончить этот разговор. – Мне пришло письмо. Ко мне должны приехать, может быть скоро. Я не хочу видеть того кто должен приехать и ты никому никогда не должна говорить, что знаешь меня, что когда нибудь слышала мое имя.

Она встала. Она не поняла о чем он. Какое письмо может он получить? Откуда?

Она и так никогда и никому не рассказывала о том куда ходит по вечерам. Ма и ба надеялись, что у нее роман и она скоро уедет и не придется больше вязать ей чулки, а она ходила топить камин для покалеченного солдата, который чистил ружья и никогда не обращал на нее внимания. Неожиданно быстро, он бросил книгу и подошел к ней. Подошел совсем близко и силой схватил ее за плечи. Она испугалась. На какое то мгновение ей показалось, что его глаза, как глаза зверя налились кровью.

– Дурочка! Ты знаешь, что такое Лагерь? Ты знаешь что такое судьба? Почему ты не разу не спросила меня зачем ты мне? Что это за камин? Кто, я черт возьми такой! Он оттолкнул ее и она чуть не расплакалась от обиды. Голос ее дрожал —

– Зачем ты так? Я знаю Лагерь и видела и вижу твое лицо! Я знаю, что такое делает только Лагерь, поэтому никто не выходит отсюда и я никогда не возвращалась на то место где нашла тебя. Да, я здесь ради тебя и я не знаю зачем тащила тебя тогда под этим ливнем, в грязи, мерзкого и грубого.!

Она кричала. Она не боялась больше его ярости. Она все равно была уверена, что он не ударит ее, не причинит ей боль.

– Она тебя выбрала., но для меня ты никто. Уходи. – уже спокойно сказал он и стал раскладывать оружие на широкой кровати. Он был высокий, мощный и на фоне темного окна в отблесках умирающего огня в камине казался призрачным, нереальным. В зеркале у камина она еле могла его разглядеть. Ночные отражения всегда пугали ее своей нереальностью, а мама пугала приметами. Ночное отражение – быстрое старение.

Камин был единственным освещением в закат и это тоже была традиция. Блеклая осень заползала через окна и маленькие капельки дождя как редкие слезы тихонько стекали по стеклу. Сирене показалось, что кто то скребется в дверь. Она неспешно обулась, подошла к двери и приоткрыла ее. Сначала она ничего не могла разглядеть, но потом, по суетливым движениям большой тени поняла, что прямо перед домом под мерзким моросящим дождем, по липкой грязи двора бегал пес. Большой пес. Когда в лесу еще была дичь «большие люди» охотились с такими собаками. У пса были большие умные глаза и они блестели в темноте, как глаза хищника. Если бы она не знала, что это охотничья собака она приняла бы ее волка. Она вышла на крыльцо и позвала пса, но тот недовольно заворчал

– Пшел вон! – голос Крайда раздался над самым ее ухом и оглушил ее. Его приятный баритон превратился в рык не хуже звериного. Она прижалась к косяку двери, она дрожала от холода и нет, не страха. Она не боялась Она поняла, что не сможет скрыть обиду. Ей хотелось плакать. Крайд оттолкнул Сирену и вскинул винтовку. даже в темноте она увидела все эти идеально подогнанные и начищенные детали, эти мальчишеские игрушки, которые в общем то совсем не игрушки. если только не играть со смертью

Пес тихо рявкнул и быстро скрылся в зарослях. Крайд выстрелил ему вслед. Сирена зажала уши. Она никогда не слышала выстрелов и не знала, что это так громко. Винтовка была такая огромная, что даже Крайд пошатнулся и она видела, что его плечо болезненно дернулось Камин погас окончательно Они стояли вдвоем, в абсолютной темноте, на старом крыльце старого дома. Сирена растерянно смотрела на него, на винтовку и на его дрожащие руки. Она не могла поверить своим глазам. Ее безупречный солдат испугался, или нет, она не хотела думать, что ее кумир может бояться. Он был встревожен. первый раз за все это время, по настоящему встревожен.

– Я сказал тебе, уходи! Прошептал он —почему ты еще здесь? Он развернулся вернулся в дом и захлопнул дверь

__________

.Он прислонился спиной к двери, откинул голову и закрыл глаза, но сейчас же снова открыл их и быстро оглядел комнату. Все казалось на своих местах. Он не заметил ни единого лишнего движения. Он слышал как Сирена быстро чавкала резиновыми сапогам по двору, пытаясь найти тропинку, в полной темноте. Он не мог ей помочь так же как и не мог ее проводить. Он отвык жалеть. Его последнее милосердие обернулось провалом.

Он рассуждал пытаясь ухватиться за уверенность и с трудом находил ее. Его убежище надежно скрыто. Его проводник странная молчаливая девочка в вязаных чулках из города потерянного ещё до Лагеря,, влюбленная в него, а может просто завороженная Лидией. Он выстрелил сегодня первый раз., первый раз за все это время. Он первый раз почувствовал опасность. Он не нападал. Он чувствовал нападение. Он защищался. “ Я мог выдать себя, да и наверное выдал. Не было никакой необходимости стрелять в пса. Это только пес. Это просто пес.» Но другим чувством безгласным и безнадежным Крайд знал, что это был “ тот пес» и день близился и он должен быть наготове. Он сполз вниз, как сползают по стене несчастные получившие самую безнадежную невозвратную весть. Отчаяние переполняло его. Он сжал в руках винтовку и стал вглядываться в слепую пустоту дома Он не знал стоит ли зажечь свечи. Камин протопил маленький домик и здесь было темно, но чутье солдата – смертника подсказало, что огонь здесь лишний. Он отполз от двери и присел за кровать. Там был его» бункер “ в котором он прятался от своих тяжелых снов. Его длинные сны, как вспышки, были полны дождя, крови, воя сирен и звука вертолетов. Он просыпался и падал туда, в эту тень спасаясь от своих снов.

Он закрывал глаза и вновь, день за днем проваливался в муть своих воспоминаний. Эти реальные воспоминания теперь, в его снах и боли, балансировали на грани грез и видений. Он видел эти дни избавления,,освобождения, когда он гнал через дождь с малышом в кабине. У него был ключ и карта, и свобода впереди. “ Ты молоток, Крайд, ты как всегда счастливчик “ -, Но та дорога была начало другого пути, который привел его в лагерь, стер его лицо и изувечил его душу

Я был уверен, что ты обманула меня, когда наш хромой армейский грузовик втащился за ограду твоего городка, отмеченного на карте сердечком. Это, конечно, по– девичьи мило, но ничего похожего на сердце я не нашел на этих пустынных улицах со снятым асфальтом, в этих заколоченных окнах и редких прохожих, которые вглядывались в окна грузовика и делали защитные жесты известные каждому. Я думал – Я как лох, попался на какую то фигню, думал, что может быть этот безъязыкий калека сам и придумал всю эту историю, что я повелся на жалость, на милосердие и тонкое коварство Секты. Даже когда я убил тех двух, мне казалось, что может и это было подстроено. Твоя книга давила мне грудь. Она тоже была обман? Я посмотрел на Дика, он не был иллюзией, но он был чем то обманным, чем то двуликим. я тогда не понял чем, но почувствовал. Он выпрямился на сиденье, вся его поза говорила о немыслимом напряжении и выжидании. Я хотел взять его за руку, успокоить, но не сделал ничего.

Я понимал, что этот город исчезающий в серых тучах и грязных окнах грузовика, был родным для тебя, но совершенно чужой для нас обоих. Когда то, наверное этот город был красив, но теперь уныл и заброшен. Серые коробки типовых домов, начала эры равенства, смешивались с низкоорослыми, но замысловатыми усадьбами Основателей, полуразрушенными и заброшенными давным давно. Ровненькие улицы новостроек, явно для элиты, были вымощены желтым кирпичом, но все дома были закрыты и заколочены. Город был бедный, провинциальный, но никто и не подумал занять какой нибудь коттедж из этого района. Табу для рабов, чтущих даже умершего господина. Я даже подумал, не заняться ли мне продажей элитной недвижимости и несметно разбогатеть на этом. Через несколько дней я понял как это нелепо.

Сколько лет ты не была здесь? Что ты знала о разрушенном мире, Пожара и Дождя пока тебя «исправляли « в Секте. Я спросил Дика сколько ему лет и он показал девять пальцев. Значит ты не была здесь больше десяти лет. Я не знаю куда ты делась и почему не взяла с собой малыша. Почему ты нашла именно меня, чтобы я вывез его? Куда ты черт возьми ушла, тогда, когда спрятала эту свою книгу под столом. Я спрашивал Дика умерла ли ты, но он уходит от ответа. Он делал вид, что не понимает меня или просто молча показывал мне fuck, самый красноречивый жест в мире.

Я рулил хромым грузовиком, поглядывая на Дика и стараясь прочитать названия улиц, найти дом, который ты определила теперь как мой. Мой и малыша. Твоя карта оказалась только рисунком, но пугая своим голосом и обгорелыми сапогами этих странных людей, по уши завернутых в какие то платки я нашел то, что указала мне ты. Я был горд, я чувствовал себя спасителем. Я вообще был другим тогда! Я был счастливчик и победитель. Я был сама уверенность.

Когда я вошел в этот дом, такой обычный, обыденный дом каких множество во всех городах, маленькая коробка в девять этажей, балконы, коридоры, почтовые ящики, я не почувствовал себя дома. Я давно отвык от городов, и поднимаясь по лестницам, грязным и заплеванным, думал, нужен ли мне такой дом вообще. Потом я вспомнил, что дал слово. Когда я прочитал твое письмо – я будто незримо дал слово вывезти из леса твоего сына.

Лифт не работал и мы с Диком поднимались по лестнице на последний, девятый этаж, и на каждом этаже я видел эти тревожные «глазки» они поблескивали в полутьме коридоров и провожали нас. Только мы вошли я уже слышал крысиное шебуршание, чьи то торопливые шаги и старческое покашливание.

Двери захлопывались, кто то семенил в шлепанцах и тихо шептал другому.» Приехал. Это он». Они прятались за своими дверьми как за блиндажами, как те самые, в Пустынном море, и наблюдали. Наблюдали. Как и те они были готовы умереть, только бы не обратиться к чужаку.

Моя радость от того, что я спасся и вывез мальчишку, стала раздражением и естественным желанием все послать. Я хотел все послать, я хотел кинуть его, развернуться и уйти но когда я подошел к двери и открыл ее этим чертовым ключом, то, весь дом будто проснулся. Будто я включил какой то генератор, а не повернул ключ в замочной скважине. Я понял. Ждали тебя и я должен был тебя заменить.

Как все тогда казалось забавным, необычном пока я не понял, что эта жизнь не для меня. Я так старательно выполнял все что ты написала в письме. Сейчас мне даже смешно. Мальчик был накормлен, мальчик был напоен. Я учил его каждый день и не только как обращаться с оружием. Я пытался рассказать ему, что такое хорошо, что есть добро и что есть зло и говоря ему всю эту фигню, я окончательно понял, что грани нет. Есть жизнь, которая сама решает, что для нее добро и что для нее зло.

Дик был очень серьезен. Он редко улыбался, когда мне удавалось его рассмешить, я считал, что это победа.

У тебя очень красивый мальчик. Вероятно ты даже не знала кто его отец. Секта это не приветствует. Община, которая лишает личность собственности владеет тобой как вещью. Если ты отвоевала его, своего сына, ты уже необычная женщина. Я долго был «антиклириком» и я знаю, таких как ты обкалывали так, такими дозами, что мало кто выживал. Ты выжила. Ты даже как то умудрилась выкрасть ребенка. Ты очень необычная, и думаю смелая. Совсем не такая как я сейчас, сидя в темноте в углу в заброшенном доме с винтовкой в руках. Я жду его.

Ты знаешь, через пару лет, это странной жизни, где я мыл машины на въезде в город и получал за это зарплату директора корпорации и учил Дика жизни, я чуть было не женился.

Она была толстозада, улыбчива, всегда ходила в бархатных шлепанцах и никогда не отказывала мне ни в грамме «лучшей жизни», ни в своем плотном, каком то квадратном теле. Меня возбуждала эта животная чувственность. когда я трахал ее, то это было похоже на случку скота.. Что меня остановило? Она была непроходимо глупа, да и у Дика была мать, хотя я никогда ее не видел. Я не знаю слова тупее, чем «жених». Я отказал ей. Она ушла и больше не появлялась.

После этого моя жизнь превратилась в монашескую, но я выучил твои знаки и распознал их. для этого у меня были годы. Пока Дик не стал безупречной машиной убийства. совершенным солдатом, но свою душу он так и не вернул. ее вырезали вместе с его языком. Прости, хочется сказать «прости», я не смог вернуть его к жизни. я, обучив его всему, отдал его смерти и покорно пошел за ним не видя опасности.

И я просто листал твою книгу. Вот Волны – это лодка плывет, вот Шлем закроет тебя, но ты станешь сильнее, Меч – не смерть, а мститель. Меч слишком силен, он не нападает. Ману – луна -свет в ночи, то что ненадолго, но может свети с ума. Беркана, то что объединяет, Тайвас, то что властвует и побеждает. я узнал, я поверил, я изменился. Я стал жрецом, я стал наблюдателем и в это момент он поймал меня.

«Пальцы его были прекрасны,

ноги лани тонки и быстры.

Он обнял меня ногами и я забыл землю и свое имя.

Его правая рука обняла мою шею

Его левая рука вспорола мне вены,

Я увидел ее лицо, но не поддался!».

___________

Сирена всегда просыпалась раньше всех, раньше всех шла в кухню и ставила большой эмалированный чайник, всегда раньше всех она завтракала и ее прозвали жаворонком. Такой птицей, которой она никогда не видела, но читала о ней. Птицы встают рано. Сегодня утро было холодное и она проснулась, когда ее серый полумрак ночи еще не проявил ровные красно желтые солнечные лучи. Рассвет ей всегда казался мутным стеклом, где солнце водит по закопченному стеклу и час за часом все больше проявляется через этот туман. Вчера, вернувшись от Крайда, уже в полной темноте, она не стала снимать вязаных чулок и улеглась спать в одежде. Ее резиновые сапоги из разных пар, грязные и старые, валялись посредине комнаты. От холода ее начало потрясывать, она вспомнила растопленный камин Крайда и подумала, где же он берет столько дров, да еще одних и тех же, березовых поленьев.

Она знала, что нужно вставать, что придется спустить ноги с кровати, что придется снова прожить еще один день, совершенно бессмысленный день, который закончится так же одинаково и в чем то бессмысленно как и все последние двенадцать месяцев ее жизни. Перед закатом она наденет резиновые сапоги, накинет куртку и по мокрой дорожке, среди гнилых веток и осенный листвы, снова найдет этот узкий проход на серую дорожку к маленькому домику Крайда. И он снова выйдет на крыльцо с поленьями в руках, как выходил день за днем.

.Вчера Разрушила ее обыденность. Вчера Крайд был по настоящему опасен. Он стрелял по– настоящему. Первый раз за все время. Громкий хлопок оглушил ее и удивли ее.. Она вспомнила его лицо, и как он прогнал ее. Он никогда не прогонял ее, да еще так грубо. Вот так как вчера. Что то тревожно и холодное сжало ее сердце, так бывает когда исчезает что то из жизни и исчезает безвозвратно. Это щемящая боль потери, рана от которой не зарастет никогда. Туманный промозглый рассвет сменился всепроникающими оранжевыми осенними лучами. Это странное сочетание синего неба, почти морозного и яркого рыжего солнца, под стать усталым от мертвой листвы кленам,, напомнило лето, но пар ее горячего дыхания вернул ее в осень. Тут она услышала непривычный и совершенно необычный звук. это был собачий заливистый лай.

Она скинула одеяло и быстро влезла в теплую куртку висевшую на спинке стула. Она не успела замёрзнуть и быстро подбежала к окну кутаясь в огромную овечью куртку как мышонок.

Она прильнула к запотевшему окну. Тяжелое осеннее солнце заливало двор. Мягкий туман стелился в узких проходах между поленницей и маленькой калиткой. Большой пес, рыжий и лохматый, метался по двору со звонким лаем. Собак в городе почти не осталось и она побаивалась их как диких животных. ей говорили, что это самый лучший друг человека, но смотря на оскал, клыки и слыша этот истошный лай, она очень в этом сомневалась. Ата помнила охотничьих собак «Больших “ людей и именно о них она подумала вчерашней дождливой ночью. Ата всмотрелась в пса и тут, как тяжелый ком, будто откуда то оттуда из ее страхов, обид и вчерашней ночи, как дурной сон, всплыли воспоминания о суровом лице Крайде, его грубости, выстреле и бегстве как раз, как ей показалось этой собаки.

Что то тяжелое и невозвратно опять забралось в ее душу. Она прикрыла ладошками лоб и всмотрелась в пса, который захлебывался лаем.

Это была она, та самая охотничья собака, которая так мудро сбежала еще до выстрела Крайда. Ате даже показалось, что на скомкавшейся длинной шерсти на собачьем пузе она видит красноватую грязь со двора солдата. Грязь больше похожую на глину. На ней можно было легко поскользнуться, но Ата присматривалась к ней летом. Она любила лепить человечков из глины. Ее научила Ма. Еще она знала, что это можно продать, тем кто приходит за водой..

Пес неимоверно шумел. В тишине утра его лай раздавался раздражающими, лишними, «неудобными “ звуками нарушающими ход событий. Сирена видела как зашевелились занавески на окнах у соседей, как кто то силой захлопнул рамы приоткрытых на ночь окон. Старуха Блекмор демонстративно вышла на балкон и гордо подняв короткостриженную голову, опрокинула во двор корыто со вчерашней мыльной водой. Вчера была пятница, а по пятгницам все стирали белье.

Пес разочарованно сел и недовольно зарычал. Злобно и напряженно и готов был уже облаять госпожу Блекмор, когда из левого крыла дома, уже давно нежилого вышел высокий парень и повелительным жестом позвал к себе пса. Тот подскочил и радостно и подобострастно стал вилять хвостом и нежно повизгивать как собаки обожествляющие своих хозяев. Сирена смотрела на пса с любопытством и легким презрением высшего существа к низшему.

Ата невольно, почти не контролируя себя вытаращила глаза. Новые люди в городе, да еще не проездом, не случайно, не на ярмарку, не на охоту, а вот так, прямо в ее доме. Ата поняла, что парень ночевал здесь и что он поселился в левом крыле. В. Заброшенном, без отопления, без мебели, а некоторых местах и без крыши. Это было так необычно, что Сирена сама чуть не завиляла хвостом от любопытства как этот рыжий пес.. Бояться чужаков ее так и не научили и именно поэтому ее отношения с Крайдом превратились в такую большую тайну. Девочки из Города и Чужака из дождя.

Сирена не могла побороть любопытство, но не хуже соседки Блекмор отпрянула за ставень окна и с замиранием сердца, как диковинку, рассматривала пришлеца с его такой же пришлой собакой. Ей совсем не хотелось сказать “ чужак». Он был какой то совсем не чужак. йдаж

Она лукаво улыбнулась своим мыслям. Как то случайно, будто уже познакомилась с ним. Словно в ней сразу начался о внутренний разговор с тем с кем она ещё и не виделась толком. Она высунулась из за ставни и начала рассматривать парня как диковинное существо. Ата не отличалась большим умом, но ее наблюдательность и интуиция заменяли ей все остальное.

Парень был приблизительно одного с ней возраста. Он был высок, во всяком случае со второго этажа так казалось, его темно-русые волосы в лучах рассвета отливали какой то медной рыжиной, были густы, лохматы и спускались на плечи. Сверху волосы придерживал какой то девчачий металлический ободок. Во всяком случае Ата определила это так. Он выглядел молчаливым, серьезным и даже грустным. Ни одной эмоции она не увидела на его лице. В утренних тенях его лицо казалось даже изможденным.» Наверное он беженец, подумала она, уж больно худ– и ободок этот странный,» фыркнула про себя девушка. – Такой симпатяга и девчачья игрушка.» Она прильнула к стеклу и в тут парень резко вскинул голову и посмотрел наверх. Это было так неожиданно, что Ата не успела спрятаться за спасительной ставней и их взгляды встретились. Было уже глупо прятаться, раз она попалась. Она слабо улыбнулась ему и слегка, чтобы не нарушать приличий помахала рукой. Он не улыбнулся в ответ и напряженно замер. Так, наверное наводят прицел на неожиданного врага.

Они рассматривали друг друга через это запотевшее стекло как диковинных зверушек. Она не знала, что думал он, но она разглядела его глаза. Большие, карие с тяжелыми веками. Тени от необычайно длинных ресниц падали на лицо и будто резали ему щеки. В этот момент она вспомнила Крайда. Его бледное лицо изуродованное шрамами и ожогами, вспомнила только потому, что парень во дворе был красив. Даже слишком. Рассматривая его лицо поднятое к ее окну она не могла свести глаз с его слишком идеального, «картиночного» лица. И тут это лицо показалось ей чем -то знакомым. Ей показалось, что она узнала его, что они где то виделись, но она не может вспомнить где.

– Ата!.От резкого окрика Ма, она вздрогнула и оглянулась. – Почему ты еще не в кухне. Время завтракать!

Ма, как обычно прекрасная и спокойная стояла в дверях комнаты. Давно ли она там? Может Ма наблюдала за ней? Может Ма видела как она подглядывала за незнакомцем, как махнула ему рукой?

Ма была, как обычно в длинном платье и меховой жилетке, с тщательно уложенными волосами. Она, да и Ба вечно сидящая с вязанием в своем инвалидном кресле, всегда были такие аккуратные и ухоженные, что Ате казалось, что она им не ровня. Ата невольно снова оглянулась к окну. Парень стоял все на том же месте, держа пса за ошейник. Он заметил, что девушка снова посмотрела на него и уже подмигнул ей (как показалось Ате слишком двусмысленно) и махнул рукой приглашая спуститься. Солнце вставало все выше и его ободок в волосах блеснул чем то золотым.

Ата сделала неприступное лицо под строгим наблюдением старухи Блекмор, которая уже поливала свою герань на кухонном подоконнике и не сводила глаз с ее окон. Заскрипели двери Ате пришлось отойти от окна.. Это Ма распахнула двойные двери ее комнаты, чтобы свет из больших окон лучше проникал в полутемную квартиру. Ата заметила, что губы, на всегда спокойном лице Ма, немного подрагивают. Но это был не гнев. Ма еле сдерживала улыбку. Ата смутилась еще больше, вернулась к действительности и отправилась на кухню.

Сегодня она опоздала. От вечного чувства, что она делает что то не так она избавлялась только в домике Крайда. Сегодня она не поставила кипятить чайник, пока все спали. Она делала это из дня в день, всегда, так же как ходила в дом с березовыми поленьями. Незнакомый парень, со своим псом, грубо нарушил жизнь маленького замка старых вдов. Самого тихого места во всем городе.

За дверьми ее комнаты начинался широкий коридор, который заканчивался кухней с маленьким слуховым окошком. Плита давно не работала и служила им столиком. В углу сложили маленькую кирпичную печку, которая согревала трех женщин, там же готовили нехитрую еду и кипятили воду. Ата уже почти не помнила как это было в раннем детстве, когда горячая вода шла прямо из крана, а для того чтобы сварить суп не надо было колоть дрова.

Пес на улице снова залаял. Ба вздрогнула и недовольно поморщилась. Лицо ее сжалось как печеное яблоко. Иногда Ата сомневалась, что такая древняя старуха может быть матерью ее Ма.

.– Дина ты напрасно пустила этого невежественного пацана с собакой. Зачем нам такой сосед? Надо бы отправить его в Балаган. Туда всех берут. Таким там и место! Вечно недовольная Ба со своим неизменным вязанием, со своим громким хриплым дыханием бывшего курильщика страшно раздражала Ату. Ее еще совсем юное восприятие любопытствующие, наивное и доверчивое, не хотело слышать этих строгих слов. Она не любила Ба с детства. Когда она думала о Ба, ей казалось, что тогда почти двадцать лет назад у нее была какая то другая бабушка, но ее “ как подменили». Склонная к нелепым и самое главное, внезапным фантазиям девушка сначала задумалась о странностях бытия, но тут же оживилась, решив, что сейчас что то узнает о чужаке. Спросить о нем сама она почему то стеснялась. Что то было в нем запретное, что то такое, чего нельзя. Он казался ей даже более опасным чем до зубов вооруженный солдат спрятанный в лесном домике. Хоть она никому не говорила о Крайде, но если бы Ма спросила куда она уходит по вечерам, то она бы ответила не таясь.

До вчерашнего вечера, до их разговора, когда она первый раз увидела страх своего солдата. Она снова словно услышала хлопок выстрела и потерла уши, как будто стреляли в соседней комнате.

– Мама, это просто заблудившийся мальчик с собакой, – равнодушно ответила Ма, расстилая скатерть на столе. Он по возрасту такой как наша Ата, то есть вполне годится мне в сыновья. Как я могу не пустить ребенка? – Я пустила его и я буду за это отвечать

– Да! – взвизгнула Ба и закашлялась. Руки ее затряслись и она выронила спицы. Ма и Ата одновременно кинулись их поднимать. Их руки встретились и Ма сжала руку дочери и отрицательно покачала головой. Ата поняла ей нельзя вступать в этот разговор и что то спрашивать о новом жильце. После этой таинственности любопытство уже не знало предела.

Как обычно в полном молчании прошел завтрак. Но девушка сидела как на иголках. Она то и дело поднимала голову от тарелки с серым веществом, которое ее Ба называла “ самый полезный завтрак» и пыталась по малейшему выражениею лица понять когда же начнется разговор о пришлеце. Но все хранили молчание глухо постукивая ложками о край тарелки. Она начала прислушиваться ко всем звукам во дворе. Вот завели машину, вот старуха Блекмор отругала разносчика пиццы, вот хлопнула дверь центрального подъезда, но не было ни одного звука похожего на собачий лай или незнакомый мужской голос. За всю свою жизнь она слышала мало мужских голосов. Все они давно ушли с «большими людьми» и почти никто не вернулся. Мужской тембр Крайда был очень красив. Ее музыкальный слух определил его как «приятный баритон», и ей раньше казалось, что он должен хорошо петь, но раз ни о чем нельзя было спрашивать так она и не пыталась узнать поет ли хозяин дома. А сейчас она изо всех сил старалась определить среди звуков проснувшегося города, новый мужской голос, парня из левого крыла.