Текст книги "Единичка. Мир, где каждое прикосновение отнимает год жизни"

– Я убил нарушителей.

– Нарушителей чего?!

Комиссар выдохнул, морща лоб и кривя книзу губы:

– Идет война.

– Кого и с кем! Людей против людей?! Вас тысяча в Секторе. В Штабе нас сто! Вам всем места что-ли мало?! – размахивала она руками по сторонам, – живи и радуйся!

– С Единичкой в крови не выжить. Нужно клонирование. Людей необходимо контролировать и вести им учет. Контролировать их поведение с помощью беты.

– Многие пытались что-то там контролировать в прошлом. Ты книжек не читал? Не знаешь, к чему это все приводило?! Столько катастроф уже пережили!

– Ага, почитывал, – закатил он глаза, – на кофе-брейках между муштрой и избиениями. Это ты в лесу можешь делать выбор, белку тебе запечь или грибок! Ты хоть знаешь, что значит быть комиссаром? Нас бьют металлической плетью, обучая охоте на объект. У меня вся спина в засечках. За то, что на треннировке протянул руку упавшему в яму Лорну, за то, что отказался кидать ножами в мишень из котят. Есть за отказ бросить в ребенка объекта камнем. Или за то, что ударил комиссара, который отрезал объекту ухо просто так. В какой-то момент я перестал терпеть боль и карцер. И я убил первого объекта. Четким выстрелом спектром в центр сердца. Мгновенная смерть. Думаешь, я родился на тригле со спектром в зубах? Когда-то я тоже скрывался в лесу вместе с матерью. Она пробовала спасти нас… и ее за это убили. Мне было пять. Эти новые шрамы, – ткнул он себе в лицо, – украсят коллекцию, оставленных учителями Сектора.

– Не подчиняйся приказам. Делай выбор сам.

– Тогда меня тоже сминусят.

– Тогда ты хотя бы не сминусишь себя сам. Твоя мать боролась за тебя. Если это был ее кулон, значит она все понимала. Она была за нас.

– И это убило ее! Если бы она сдалась, была бы сейчас жива!

– Она была бы сейчас в тюрьме.

– Мы все в тюрьме, дикарка. В тюрьме долбанной Единички!

– Я свою мать не застала.

– Мне вообще-то параллельно.

Нэл игнорировала, продолжая рассказывать:

– Меня вырастила тетя. Она была мне и сестрой, и мамой, и подругой. Недавно умерла.

– Какая потеря.

Нэл не стала уточнять, кем была ее тетя на самом деле:

– Она сделала для человечества столько добра, что вам не победить, комиссар. Вам не победить, – повторила она, глядя прямо в его глаза, – солнце в тюрьму не бросить. Солнечный луч не запереть. Пока есть эта метка – они будут сражаться.

– Ты сумасшедшая дикарка. Ты только что спасла будущего Лидера.

– А я не жалею, что спасла тебя. Однажды, ты тоже поймешь, что никакой войны нет – и не выстрелишь. Я просто знаю, иначе ты не носил бы этот кулон.

Пусть Нэл не имела понятия, что имели ввиду Майя, почему лучей восемь, зачем выжившие сделали своим символом то, что их убивает радиацией, но сейчас, глядя на окровавленный кулон, на душе у нее было спокойно. Вся тревога и страх прикосновений исчезли. Будь у нее выбор, зная все, что она знает сейчас, Нэл спасла бы ему жизнь снова.

– Не советую тебе проверять это на собственной шкуре, сумасшедшая. Выстрелю я или нет.

– Меня Нэл зовут вообще-то, а тебя как?

– Что как?

– Зовут? Имя у тебя есть?

– Имя?

– Ты что сотрясение мозга получил? С первого раза не доходит?

– Ты не так спрашиваешь, дикарка. Нужно говорить: «назови свой код!»

– Ну, код назови, кодировщик.

– Капитан комиссаров отряда номер сорок семь, Фи-Нн-Ер 80—30/три.

– Финнер значит. Не самый плохой вариант тебе достался. Моего друга зовут Ср-Ру-До 18—14 /четыре. Если произнести быстро, получается «Срудо», но мы зовем его просто Рудо. А тебя я буду звать сокращенно Фин.

– Фин? – спросил он, но сменил интонацию, чтобы не получился вопрос, – Фин. Это имя?

– Вполне.

Нэл закончила месить жижу, размазывая теперь ее плоской карой по ранам на груди Фина.

Кожу парня перестало дергать. Он почувствовал, как жар отступает.

– Что за снадобье из поганок?

– Тетя Ли меня научила. Я разбираюсь в ядах, лекарствах, химии, физики, астрономии…

– Ли, – перебил ее Фин, – Ли… это что Ли-Св-Ис 09—18/семь? Химик Сектора? Вот только не говори, что ты ее родня?

– Нет, – изобразила Нэл недоумение, как могла.

– Конечно! Ты племянница Ли-Св-Ис 09—18/семь. Ее разыскивает Сектор. Я должен был забрать сумку, – посмотрел он на чехол с ноутбуком, – из норы химика. Договоримся так, штабная…

– Нэл…

– Договорился так, – сделал он паузу повторив, – штабная. Я не убью тебя, но ты отдашь мне сумку.

– Сумку? Тебе она нужна?

– Да.

– И ты не прикончишь меня точным выстрелом в сердце?

– Приказа убить тебя не было.

– Повезло! – театрально смахнула она пот со лба. – Если ты не заметил, эту битву ты проиграл. Сначала не заметил полторы сотни капканов, потом задир на Мангуба. Если бы не солнечная метка у тебя на груди – я бы не стала спасать тебя.

– Хоть для чего-то пригодился. Сто раз порывался его выкинуть. Если бы эту штуку кто-нибудь нашел, летал бы не на тригле, а пеплом с козырька.

– Ну, тогда по рукам! Хоть так не говорят уже лет сто! – расплылись ее губы в улыбке. – Ты не убьешь меня, а я тебя.

– Зачем ты постоянно так делаешь ртом? Как-будто у тебя конвульсии.

– Улыбаюсь что-ли? Попробуй! Тяни уголки вверх. Это полезно для здоровья.

– Обойдусь. В Секторе вот это вот все запрещено. Но некоторые объекты перед казнью делают так.

– Улыбка защищает память от боли. Никакой войны на самом деле нет, Фин – опустила она взгляд снова на кулон, – тот, кто дал тебе знал это. Твоя мама знала.

– Кулон упал на нее с неба. Шлепнулся на голову. Из-за него она с отцом познакомилась. Это была дорогая им вещь. Наверное, поэтому не выкинул.

– Солнце, которое упало с солнца… как это символично, не находишь? А кем была твоя мама?

– Она любила изобретать. А еще собирала картины. Весь подвал ими завалила.

– Вот бы узнать об этой штуке побольше. О кулоне! Как он на небо попал? В смысле, кто его сбросил?

– Вы повстанцы все сумасшедшие. Сделали своим символом то, что нас убивает.

– Да… меня это тоже всегда удивляло. Почему они выбрали солнце.

– И все? Больше у тебя вопросов нет?

– Есть одни вообще-то. Как правильно произносится: «дзинсы» или «ждинсы»?

– Не, ну ты точно… – почти улыбнулся он.

– Только попробуй сказать «сумасшедшая»! – бросила она в него пучком травы, рассмеявшись.

От этого звука в груди Финнера нестерпимо сжалось, скрутилось спазмом и это не было из-за боли. Наоборот… он бы хотел услышать этот звук снова.

– Нэл, – произнес он, – правильно «джинсы».

– «Джинсы» – повторила она, – есть еще кое-что. Я спрошу? Но будет странно.

– У меня связаны руки. Буквально, – кивнул он на ствол платана. – Нет выбора.

– Видишь! Ты уже иронизируешь! Скажи, – перешла она от джинс к вопросу посложнее, – что такое «замкнуть круг», ты не знаешь?

Слишком часто она слышала эту фразу. Шепот. Подсказку. Или признак ранней деменции, как у деда?

– Замкнуть круг… Понятия не имею. Как вообще их замыкать, они же и так круглые.

Нэл вытянула руку с клинком:

– Я тебя развяжу, – без паузы резанула Нэл по веревкам.

Комиссар растирал запястья, когда в его ладонь опустилась рукоять клинка.

– И я не сумасшедшая, Фин. Никакой войны нет. Можешь прирезать меня, если хочешь.

– Я убиваю по приказу. Уже говорил. Сдай мне Штаб. Все равно вы там в меньшинстве.

Нэл улыбнулась:

– Жаль, что ты не агент. Агента в Штабе никто не знает в лицо, но он наш герой.

– Поищем мы вашего героя! Это я тебе обещаю!

– Не найдете. Никто его найти не может. Он умный. Может, это все-таки ты?

– Уже не уверен, что быть им хреново. Почитают. Герой… Мне бы это подошло!

– Еще не поздно стать им.

– Нет, Нэл. Уже поздно. Я стал убийцей, а не героем.

– Только ты решаешь, кем быть, – улыбнулась она, протягивая ему флягу с остатками воды. – Кем стать завтра. У меня, знаешь ли, тоже в прошлом родня натворила дел, но я не стала ими. Я борюсь с последствиями.

– Жаль, меня не спасли штабные двенадцать лет назад.

– Меня они тоже не спасали. Я в Штабе всего-то третий день! Грандиозные планы строила, вообще-то.

– Как и я. – посмотрел он на клинок, – Единичка? Ты уверена? Ты принимала бету?

– Она в моей крови. Передалась от родителей.

– Ясно.

Финнер подбрасывал нож. Лезвие сделало несколько оборотов. Круг. Еще один. Нэл следила за описываемыми серебристым ножиком идеально ровными оборотами. Вот и она где-то там сейчас, на острие, вертится по кругу.

«Замкни круг…»

– Ладно. Надо спать. Хищников здесь нет. Утром я выведу тебя к тропе на городские острова.

– И отдашь сумку.

– Помню.

Нэл видела, как его лицо розовеет. Она бросила к огонь влажной полыни, чтобы разогнать мошкару. От костра поднялся густой тяжелый дым, закрывая лицо Фина. Слышался только голос.

Нэл необязательно было видеть его. Она всегда по-особенному чувствовала людей. В Кайле много заботы, преданности и отваги. Рудо боялся минуснуться на каждом шагу, но никогда не отказывал в помощи. Сердце Смита исполосовано сожалениями об отнятых им жизнях, потому он не сильно цепляется за собственную и не боится смерти. Фин… по одному взгляду под убивающим его медведем, Нэл почувствовала, его душа жива.

– Завтра я вернусь в Сектор и никому о тебе не расскажу. Доживай свой год.

– Тогда возьми мой перочинный нож, швейный набор и придумай, как объяснить, что ты левша и зашивал раны в обратную сторону. Ну, для чистоты легенды.

– Тебе бы ко мне в младшие комиссары!

Рот Фина дернулся в непривычные стороны, и он впервые смог почти улыбнуться. Он глотнул из канистры. Пил жадно, обливаясь и смешно отфыркиваясь, когда вода попадала в нос.

Нэл устраивалась у дерева напротив, подгребая себе вместо подушки опавшие листья и сооружая барьер из веток за спиной. Закончив прикапывать себя, она посмотрела на комиссара.

Финнер вытянул из рукава второй кожи квадрат с отверстием посередине. Дикарка никак не среагировала. Она совершенно точно не знала, что это такое. Это был маяк – стоит ему прикоснуться с обеих сторон, сжав квадрат пальцами, и геометка поступит в Систему Сектора. Всем комиссарам. Тогда они ринутся вызволять его из леса. Тогда отыщут и штабную, и ее сумку.

Всполохи рыжего огня смешались с рыжей копной дикарки. Сквозь костер и стопы вздымаемых искр она молча смотрела на него. Почти не моргая, кажется, почти не дыша. Глаза блестели. Может быть, слезились из-за дыма. Финнер помнил, как увидел эти глаза среди листьев Мангуба. Он быстрее зажмурился и стиснул зубы, пытаясь унять желание – только бы она смотрела на него и дальше – но нет! Она цель! Объект! Он отпускает ее взамен на спасение от медведя и сумку, которую она отдаст. Финнер разбирался в стратегии военного дела. Он понимал – сегодняшний бой им был бы проигран. Дважды. То, что он останется живым еще на целый год – удачная сделка в сложившейся ситуации.

Финнер посмотрел сквозь дым, Нэл спала. Подняв с груди кулон в форме солнца, он прокрутил его вокруг пальцев. Мать обожала подвеску. Никогда не расставалась. Было ли это как-то связано с тем, что твердит Нэл о сопротивлении?

– Почему солнце? И восемь лучей.

Финнер подвесил сигнальный квадрат маяка на цепочку рядом с кулоном. Его сознание уносилось прочь. Он пробовал бороться и не спать, но уже видел повсюду чужие голубые глаза и шепот:

«Ракиура… в 11:22:33 наступит смерть… и тот, кто умрет подскажет ей, где вы найдете друг друга… Ракиура. Ты найдешь ее там».

Часы, что покажут смерть, уже нашли его. Они совсем рядом. На руке девушки, которая спасла ему жизнь, оставив год или последние прикосновение. Часы с накарябанным на днище словом «Ракиура». Вот только чья будет смерть и в какой день наступит тот самый момент 11:22:33?

Глава седьмая. Галлюцинация

Проснувшись с первым рассветным лучом, Нэл распахнула глаза. Поежившись, долю секунды вспоминала, что она забыла посреди болотистого пролеска? Пахло тиной. У ствола Платана посапывал глубоким сном комиссар. Вчера Нэл добавила в его воду немного сонной одури из сока белладонны. На основе токсинов растения производилась и бета. Входящие в состав алкалоиды вызывали отравление и галлюцинации. В небольших количествах трава обезболивала и взывала сонливость. Благодаря ей Фин всю ночь крепко проспал, не чувствуя тянущей боли от ран. А что до его снов о Ракиуре, в них нет вины белладонны.

Углубившись в заросли, Нэл отыскала упругую ветвь с рогаткой. Она ловко обстругала палку. Сгодится на костыль. Часы показывали шесть утра. Скорее всего Кайл и Рудо давно добрались до Штаба, и теперь ломают голову, куда подевалась Нэл. С раненым комиссаром будет успехом добраться до них часов за двадцать.

– Проснулся? – вынырнула Нэл из кустов, наблюдая из засады, как Фин оглядывается по сторонам и ощупывает место на траве ее недавнего ночлега, пытаясь вычислить давно ли она ушла.

– Сумасшедшая Нэл… ты осталась? – обернулся он.

Его взлохмаченные светлые волосы торчали в стороны. Хорошо хоть щеки порозовели и бледность прошла, значит, не успел потерять катастрофически много крови.

– Болит? – протянула она ему остатки кипяченой воды, кивнув на самые нехорошие раны на груди.

– Болит, но до Сектора дотяну.

Подтянувшись на руках, он облокотился о ствол Платана. Возле него на широком листе были насыпаны ягоды дикой малины, ежевики и смородины.

– Поешь. Идти долго.

– Не понимаю тебя… ты странная.

– Странно убивать людей, кипятя им спектрами кровь.

– А медведем убивать не странно? – его губы почти скопировали движение губ Нэл.

Она широко улыбалась, а его рот криво дергался вверх-вниз.

Когда Фин в первое мгновение не увидел девушку у соседнего дерева, внутри незнакомо кольнуло. Словно он потерял что-то… очень ему нужное. Что-то «хорошее», что он впервые встретил. И только вчера впервые понял, что «хорошее» существует. Фин не знал, что хуже, чтобы она ушла навсегда в свой Штаб или его желание увидеть её снова?

– Держи, – протянула она за край самодельный костыль, – попробуй встать.

Нэл вскинула голову к солнцу. Через рыжие пряди пробивались солнечные зайчики, пока она сверяла стороны света с помощью циферблата. Комиссар поднялся на ноги с первой попытки, чуть придержав себя о ствол Платна. Он морщился, и в горле сильно пересохло, но Фин молчал, подавляя боль.

– Скоро наступит влажный сезон. Видишь, – ткнула она пальцем в коричневый плод размером с мяч, облепленный со всех сторон пушистой шапкой, – семена Мангуба проклюнулись. На теплый снег похожи.

– Снег?.. – уставился он на облако уносимых ветром пушинок, что сновали мимо них, противно щекоча нос.

Одни взмывали к небесам, другие опускались на водную гладь, тут же сжираемые охотящимися на бело́к рыбой. Нэл протянула флягу. После алкалоидов белладонны его должно пошатывать. Фин сделал пару аккуратных глотков, экономя остатки на дорогу.

– Я вообще никогда не смотрю в небо, – отвернулся он от Мангуба.

– Зря! В нем ответы на все вопросы.

Она загребла немного пуха, устилая им самодельные тапки. Нэл обмотала клейкой лентой кару Платана с подложкой из пуха вокруг ступней. Такие же самодельные шлепанцы протянула Фину. Их бутсы остались валяться в медвежьей чаще на противоположном берегу.

– Я все время смотрю на небо. Мне вот интересно, есть ли жизнь на Марсе?

– Нэл! – усмехнулся Фин, впервые называя ее по имени, – на Земле жизнь под вопросом! А ты про Марс. Пойдем уже отсюда, пока твои не подняли кипишь.

– А твои? – закинув на спину сумку с ноутбуком, Нэл пошла первой, – тебя не будут искать?

– Могут, но не будут.

– Почему?

– Потому что я не активировал это.

Фин коснулся костылем ее спины, чтобы Нэл обернулась. Он продемонстрировал квадратик с тонкой кнопкой, висящий на одной цепочке возле кулона с солнечной меткой.

– Он что… всегда был у тебя на шее?

– Да, – не моргал он.

– И когда на тебя напал медведь…

– Да, – быстро ответил комиссар, – я собирался подать сигнал помощи.

– Почему?

– Чтобы выжить как бы. Меня медведь жрал!

– Почему не подал?

Он молчал.

– Ты крутил вчера его в руках у костра. И опять не использовал.

– Нет. – подумав, добавил, – но могу. Лучше тебе сдержать слово. Надеюсь, я не окажусь в заложниках Штаба?

– Что нам с тобой там делать? В Сектор можно попасть, если кто-то изнутри откроет ворота.

– Этого никогда не случится. Пойдем. Где тут выход?

– Немного подучишься, и начнешь понимать лес. Могу дать почитать книги про выживание. Как строить убежище, как ловить, рыбу, как сделать оружие из палки, оружие из веревки, оружие из носка, оружие из бумаги, и даже из фекалий…

– Может, молча пойдем?

– А еще я видела картинки, как выживая человек ночевал внутри туши мертвого верблюда. Тетя научила меня всему. Какие грибы и растения ядовитые, а какие могут спасти жизнь, какие сведут с ума, какие усыпят, а какие парализуют…

– …ты вообще молчать не умеешь да? – они шли и шли, а Нэл все говорила и говорила.

– Например, чертополох восстанавливает структуру крови. А все грибы на планете объединены мицелием. Это беспроводная нейросеть, я думаю нечто похожее использовано в алгоритмах Системы.

– …уже скучаю по монотонным отчетам Системы… Нэл! Ты можешь помолчать! Просто идти!

– Я знаю, как прыгнуть с сорока метров в водопад и не разбиться о воду. Только я плавать не умею. А еще я читала, какие жуки имеют вкус шоколада и сколько раз нужно подпрыгнуть, чтобы спугнуть бурундуков, а они выдадут, где хранят запасы орехов. Но все забирать нельзя, иначе они умрут… не от голода, а от стресса… – Нэл осеклась.

«Система! Комиссар только что сказал что-то про Систему!»

– Система? Это старье все еще работает? – спросила она максимально скучающим тоном.

– К Системе есть доступ только у Лидеров.

– А у комиссаров нет что-ли?

– У рядовых нет. А я к твоему сведению капитан! Система отвечает на мои запросы.

– Она ответит и на мои… – пробубнила Нэл, зная, что Воеводин вмешал ее код.

«Подумаешь, капитан! Знал бы он, кто я!»

– На твои?! Да стоит тебе только приблизиться к залу с Системой, как окажешься под фитокроновыми пушками! Вот бы посмотреть на это.

– Не рассчитывай!

Теперь и Фин трещал без умолку:

– Ответит Система на твои запросы… придумаешь тоже! Система отвечает тем, чей геном добавлен в неё! Она…

– …она искусственный интеллект.

– Вот именно! Био-интеллект! В нее занесены данные ДНК и геном всех Лидеров. Тебе ее не перехитрить, не уговорить и не заставить с тобой общаться. Чтобы Система тебе ответила, ты должна стать…

Она замерла, как вкопанная, понимая, что он вот-вот скажет.

– Нет, Фин! Молчи!! Тебя глючит от белладонны! Только попробуй сказать ЭТО!

– Какой еще донны?! Не соскакивай с темы, Нэл. Чтобы управлять Системой нужно быть Лидером, капитаном или старшим комиссаром.

Нэл пыталась обойти парня, но тот упорно продолжал ей мешать, сократив дистанцию до одного метра.

– Я никогда не стану одной из вас!! Никогда! Я не стану убийцей!!

Фин смотрел прямо на нее. Он ей не верил:

– Смотря, что будет на кону, Нэл.

В ее взгляде он увидел боль и впервые намек на слабость и отчаяние. Как поступить, если на чаше весов окажется не ее жизнь. Легко распоряжаться собой. А кого принимать решения за одну – единственную – но не свою?

– Неважно, – отмахнулся Фин, – выбор сделан. Я в Секторе, ты в Штабе.

– Ты можешь выбирать, «какой» ты в Секторе.

– Выбрать! – хмыкнул он, – мы импровизировать не умеем. Любое решение – из инструкции поведения.

– Ты ведь не убил меня ночью.

Она почему-то улыбнулась.

– Пока не убил.

Но она заметила, как дернулся край его губы, а значит он на самом деле так не думает. Фин часто стирал с лица пот и поправлял серебряную цепочку, о которой теперь не мог перестать думать. Он сорвал лист огромного папоротника, обмахиваясь. Его знобило, каждый удар сердца отдавался в ноге сильнейшим прострелом.

– Сядь, нужно обезболить ногу.

– Как? Отрубить?

– Соберу траву и коренья. В природе все давно изобретено, если знаешь, где искать.

Нэл скинула сумку с ноутбуком и углубилась в рощу. Она вернулась через полчаса с растертой на камнях красной мутью свисающих соплей.

– Не смотри и не нюхай!

– Что за гадость?.. – уставился он на растекающуюся по рукам Нэл гигантскую соплю.

– Вытяжка из улитки.

– Вытяжка?.. Тут по булыжнику вся улитка вытянулась размазнёй!

– Закрой глаза и глотай! В этой слизи сильный обезболивающий эффект. Будет действовать часов двенадцать.

– Не так ужи сильно и болит…

– Струсил?

– Струсил.

Повторил он как-будто согласился с душевно-больным человеком и его заявлением, что солнце холодное, вода сухая, а прикосновения не минусят.

– У тебя в башке такая же каша, Нэл, как вид этой улитки. Ты ничего не знаешь про страх.

Он взял камень, зажмурился и провел языком по тугой шершавой поверхности. Фин не знал вкусов. В Секторе питались бетами, заменившими еду и воду. У него еще не прошли спазмы от утренних ягод, а тут он накрыл их сверху красной соплей.

– Зажми нос пальцами. Так не почувствуешь вкус!

– Раньше предупредить не могла… уже почувствовал!

Через десять минут привала ногу перестало дергать, и они пошли дальше. Несколько часов двигались молча, каждый погруженный в собственные мысли.

– Радиация хлещет, а мы без экранов, – подметил Фин.

– У нас Единичка.

Имела она ввиду оставшийся им срок в годах:

– Уже нет никакого толка в экранах. И вообще я не боюсь солнца.

– А скорости?

– Один раз я скакала верхом на лошади. Очень быстро!

– Это не то! Вот тригл разгоняется до трехсот пятидесяти километров в час по дороге, а в небе до пятисот пятидесяти! Вот, где скорость.

Он вспомнил свои частые отлучки по ночам из Башни к трассе М-5.

– После заката я сваливаю погонять на тригле. Разгоняюсь под двести пятьдесят и несусь по «М-5».

– Эм-Пять? Это звездное шаровое скопление в созвездии Змеи? Я читала каталог Шарля Мессье.

– Да нет же! Сквозь космос тригл пока не летает. Трасса минусовых М-5. Она много, где обрывается. Асфальт размыло селями, но есть беспрерывные участки по сотне километров.

– Триглы же летают… зачем гонять по трассе?

– Дорога – это классика. Там я бываю свободным.

– Смотри на росток чертополоха не наскочи. Они пробивают асфальтовые трещины корнями. Собьёт тебя малявка с байка.

– Это не байк. Ты отстаёшь от мира лет на сто! Байки сменили кидеры на солнечной энергии. После них появились триглы. В общем-то тоже самое только летает на ракетном топливе с антигравитационным полем. Оно генерируется четырьмя дисками.

– Тетя учила меня водить машину минусовых, но…

– Тише! Замри! – резко обернулся он, вздергивая руку, – я слышу приближение беспилотника. – Уставился он в чистое голубое небо.

– У беспилотников нет звука, Фин.

– Ты не привыкла, а я умею их слышать. Наверное, ищут мои следы или останки, – пожал он плечами, – приближается с севера.

– Что делать?

– Я бы прыгнул в топь. Под водой беспилотник не определит тепло.

– Но тебе нельзя мочить раны!

Нэл понимала, беспилотник застал их посреди топей на кочке рогоза и прятаться здесь больше негде.

– Правда? – съязвил он, – какая печаль, что я не прыгну в топь! Я имел ввиду тебя. Лучше пусть дрон только меня срисует, чем нас двоих.

– Что в топь! С ума сошел! Я не умею плавать!

– Почитай-ка ты самоучитель по плаванию в следующий раз! Живешь в мире, где полгода идут ливни, а нырять не научилась? Задержи дыхание и прыгай! Тут неглубоко, по пояс!

Она медлила, дергала себя руками за локти, но прятаться больше негде.

– Ну стой тут дальше. Полетаешь на тригле разок перед распылением в фитокроне.

Нэл бросила в заросли рогоза сумку, с которой не расставалась, и зажав нос пальцами, шагнула с твердой кочки в топкую тину. Она тут же ушла под воду с головой. Густая холодная топь залила вторую кожу, затекая через ворот, открытые рукава и брючины возле лодыжек. В уме Нэл считала до шестидесяти. Вода оказалась ледяной, градусов десять, но она не почувствовала холода.

Кожа Нэл всегда была горячей, она никогда не мерзла. Перепуганная мелкая рыбешка, а может, водные ужи чиркали по открытым пальцам ног, разок тяпнули, проверяя, не еда ли это.

Беспилотник завис над комиссаром, пока тот активно махал ему руками. Разыскав пропавшего капитана, машина развернулась, и вскоре скрылась за частоколом сосен. Фин дождался дистанции в четверть мили. Теперь тепловой датчик до них не дотянется.

– Нэл! – опустился он на корточки, погрузив костыль в топь.

Продолжая водить из стороны в сторону палкой, загребал зеленую тину.

– Где ты!? Тут глубина по пояс! Наверное…

Фин принялся тыкать костылем, задев что-то податливое. Словно поклевка, палка дернулась, и он потащил ее на себя. Рухнув на спину, продолжал тянуть. Из грязи, покрытая зелеными нитчатыми водорослями, вынырнула голова.

– Держись за стебли. Хватай рогоз у корней и заползай!

Он не мог помочь ей взобраться. Их руки не защищали перчатки.

Отплевываясь от протухшего рыбного вкуса, Нэл подтянулась на локтях и вползла на кочку, приземляясь лицом в шершавую траву:

– Слишком… глубоко… оказалось… – перевернулась она на спину, – спасибо, что посоветовал спрятаться там.

– Да без проблем, – отмахнулся он, – или ты так шутишь?

– Иронизирую. Ты только что чуть не убил меня «болотом»! Один – один.

– Ты… – помедлил он, – ты первая цель, с которой я вообще разговариваю.

Фин протянул костыль, помогая ей подняться на ноги. Нэл заправляла за уши свисающие с ее головы длиннющие склизкие водоросли. Теперь ее рыжие волосы превратились в зеленые. Он смотрел на ее лицо. Как Нэл дурачится и смеется несмотря на то, что чуть не утонула, потеряла двадцать два года жизни, рискнула сразиться с медведем и спасла от смерти врага.

Ее непосредственность, жизнерадостность и оптимизм на пороге опасности вводили в ступор. В Секторе никто никогда не улыбался. Смеха среди комиссаров он никогда не слышал. Любые ухмылки и смешки выколачивали из них палками с самого детства.

А с Нэл… Фин только и делал, что улыбался, и сейчас вот опять не сдержался, расплываясь в каком-то подобии кривой ухмылки. Подцепив костылем с болота увесистую лилию, он плюхнул ее поверх головы Нэл.

– Для полноты картины!

Встревоженная их безудержным хохотом стайка вьюрков унеслась спиралью в далекое небо – не голубое и не зеленое. Просто серое как цвет глаз комиссара и дикарки.

Через несколько часов похода топи уступили место следам цивилизации. В километре Нэл засекла обломки торчащей магистрали. Добравшись до бетонки, она сверилась с циферблатом-компасом.

– Тебе туда, на северо-восток.

– Скоро прибудут триглы. Беспилотник передал координаты. Им до этого квадранта часов пять.

– Что-то долго их нет.

– Тригл летит на одном баке два часа. Комиссары не понимают, как пролететь два расстояния на одном баке.

– Взять запасную канистру с собой, – пожала плечами Нэл.

– В инструкциях к триглу об этом ни слова, – хмыкнул он. – Комиссары исполняют приказы. Мы не должны думать.

– Но ты все-таки подумай, Фин, что нарушать правила бывает очень весело.

Они смотрели друг на друга с разрешенной дистанции в три метра.

– Вот, – подцепил он цепочку под распоротой второй кожей, – забери кулон. Это солнце мне не принадлежит.

– Уверен?

– Да.

– Уверен, что оно тебе не принадлежит?

Фин вздохнул.

– На ней твой маяк, Фин.

– Я перевел сигнал на свои позывные. Сожми большими пальцами с двух сторон, чтобы активировать. И я найду тебя.

– Зачем тебе находить меня, комиссар?

Он думал совсем недолго и впервые смог нормально улыбнуться тонкими губами:

– Чтобы убить тебя, дикарка. Зачем же еще. – подмигнул он ей сразу двумя глазами, забыв, что нужно только одним.

Нэл вытянула открытую ладонь. Серебряный кружок холодил ее теплую кожу. Теперь только цепочка соединяла их руки тоненьким вертикальным мостиком. Фин разжал пальцы. Серебристый металл из прошлого и полимерный пластик из будущего объединили в настоящем пару враждующих душ.

Фин продолжал стоять с вытянутой рукой:

– Не забудь отдать сумку, как договаривались.

– А, конечно, я помню про сумку.

Нэл опустилась на корточки. На земле у ее ног лежал чехол с ноутбуком Ли. Она расстегнула молнию, достала ноутбук и протянула сумку комиссару:

– Ты попросил сумку, вот она. Про ноутбук ни слова.

– Хочешь сказать, опять перехитрила?

Фин не забирал чехол, и Нэл снова убрала ноутбук.

– Зачем тебе компьютер, Фин?

– Триглы, – ответил он.

– Тетя изучала химию, а не триглы.

Комиссар взглянул в небо:

– Приближаются триглы.

Когда повернул голову обратно, Нэл исчезла.

Может, случившееся лишь очередной кошмарный сон и скоро он пробудится? Все только белладонна… и девушка из Штаба окажется бредовой галлюцинацией. Как и та другая из сна, что шепчет ему про Ракиуру.

– Что ж… лучше расставаться не прощаясь.