Текст книги "Небеса подождут"

– Нестор поднял револьверы, и ты его застрелил.

– Ну и не мучайся больше. Просто опиши, что ты видел, и все.

Карл ушел через несколько минут, сказал, что заедет в поместье Белмонтов и попробует переговорить с папашей Орисом.

– Кстати, если хочешь расспросить девчушку о Чарли Флойде, не стесняйся. Мне не терпится узнать, что она тебе расскажет.

12

Если твой сын грабит банки, нарушает закон, торгуя спиртным, и стреляет в себе подобных с твердым намерением убить их, станешь ты защищать его и прятать? Карл считал, что большинство родителей склонны выгораживать сынков и пытаться им помочь, но в Белмонтах он не был уверен, особенно в матери Джека.

Карл позвонил Орису Белмонту в офис, чтобы договориться о встрече, но ему сказали, что Орис всю неделю пробудет в Хьюстоне, в Техасе. Карл навел справки о личной жизни мистера Белмонта и подумал: не в отеле ли он "Мэйо" со своей подружкой? Карл решил, нет – не всю неделю. Вряд ли бывший бурильщик скважин, которому сейчас принадлежит куча предприятий, может надолго бросить дела. Возможно, он по какой-то причине дома.

Туда Карл и направился – в самый огромный особняк на Мэпл-Ридж, в богатом пригороде на южной окраине Талсы. Оставил "понтиак" на улице, подошел к двери. Портик поддерживали шесть огромных колонн, но их размеры не произвели на Карла особого впечатления; фасад здания федерального суда, куда он каждый день ходил на работу, украшали двадцать две подобные колонны. Он уже собирался позвонить, но потом решил осмотреть парк. Как-никак, он преследовал преступника, который находился в федеральном розыске – как истребитель Эдди Рикенбэкер, который искал "фоккеры" и сбивал их, хотя Карлу больше нравился послужной список немецкого аса, Манфреда фон Рихтхофена. Манфред нажимал на гашетку пулемета – и очередной "спад" или "сопуит кэмел", дымясь, падал на землю. Тот немец был одного возраста с Карлом, когда канадцам удалось его подбить. Маршал обходил дом и вспоминал, как мастерил и раскрашивал модели самолетов. Вирджилу нравилось смотреть на них, и он разрешал сыну подвешивать модели к потолку в гостиной.

Карл подошел к черному ходу и увидел на заднем дворе бассейн, накрытый по случаю зимы. Повернулся лицом к дому – в патио, спиной к нему, стояла миссис Белмонт и мыла окно губкой. Через плечо у нее было перекинуто посудное полотенце. У мужа двадцать миллионов долларов, а жена сама моет окна?!

Она повернулась, и Карл понял, что напугал ее. Он вошел в патио, заговорил тихим голосом, притронувшись к шляпе. Назвался, показал свою звезду. Хозяйка не произнесла ни слова. Карл спросил, дома ли мистер Белмонт; она только покачала головой.

– Я бы хотел побеседовать с вами, если вы не против и если у вас есть время, – сказал он и после паузы добавил: – О вашем сыне.

В этот момент на дорожке между патио и бассейном показалась цветная женщина в белом халате, поверх которого был надет толстый грубошерстный свитер. Она катила Эмму, привязанную ремнями в инвалидном кресле. Голова девушки безвольно болталась в вороте меховой шубки. Карл знал об Эмме: девочкой она прыгнула в бассейн, не надев нарукавников, чуть не утонула, и, прежде чем ее вернули к жизни, ее мозг пятнадцать минут был отключен. Цветная женщина укоризненно покачала головой:

– Опять моете окна? Куда мне ее поставить?

– Вот сюда. – Дорис Белмонт повернулась к Карлу: – Я поговорю с вами. – После неловкой паузы она предложила: – Пойдемте в дом.

Дорис провела его через весь дом в прихожую, а оттуда – по лестнице наверх. Ступени были шириной футов шесть. Они попали в полукруглую гостиную, которая выглядела уютной и обжитой; Карл решил, что здесь хозяйка дома проводит дни – одна, в окружении тяжелой, массивной мебели. На серебряном подносе среди бокалов стоял графин с хересом, поднос красовался на круглом столике посреди комнаты. Окна выходили на патио и бассейн; Карл опять увидел одинокую фигурку в инвалидном кресле – дочь хозяйки дома сидела опустив голову; меховая шубка искрилась и переливалась в полуденном солнечном свете.

Карл присел на краешек глубокого кресла, но потом передвинулся поглубже, заметив, как Дорис Белмонт привычно опустилась на тахту и, поерзав, откинулась на спинку.

– Вы думаете, Джек прячется здесь? – спросила она.

– Все зависит от того, как вы к нему относитесь.

– Видели мою дочь? Она не может ни ходить, ни говорить, потому что он позволил ей утонуть, смотрел, как она тонет, пока мы не прибежали и не вытащили ее.

– Вы видели, как он топил ее?

– Я знаю, что он нарочно, – прости меня, Господи!

Карл выглянул в окно и посмотрел на девушку. Сейчас Эмме около двадцати; личика не видно за большим меховым воротником. Он снова повернулся к Дорис.

Дорис подождала, не спросит ли он еще чего-нибудь, и продолжила:

– Вот что я вам скажу... – Вдруг она замялась, как будто передумала, и воскликнула: – Я устала. Господи, как я устала! Знаете, почему? Мне нечего делать. У меня две горничные; к Эмме приставлена сиделка. Сейчас она отдыхает, пьет кофе и курит. Кстати, у вас есть сигареты?

Карл вытащил "Лаки страйк". Подошел к ней, чиркнул спичкой, дал прикурить и прикурил сам.

– Налейте нам по бокалу хереса, раз вы стоите рядом, – велела Дорис. – Или, может, вы хотите виски?

Карл поблагодарил: нет, сойдет и херес.

– Мы пьем херес на Рождество, – сказал он, добавив про себя: если Вирджил не забывает попросить своих дружков из "Тексас ойл" привезти ему пару бутылочек. – Вы собирались что-то мне рассказать, – обратился он к Дорис Белмонт, – но вместо того пожаловались на усталость. Хотя вид у вас цветущий.

Сомнительный комплимент для тощей, как палка, женщины с бледными, впалыми щеками.

– Неужели, – спросил Карл, – вам нечем заняться, кроме мытья окон?

– Окно загадили птицы. Я отчищала помет.

– Вместо того, чтобы попросить прислугу? По-моему, вы всю свою жизнь работали, так ведь? Кажется, вы выросли на ферме?

– Мы переехали в этот дом, – объяснила Дорис, – и я совершенно переменилась. Серьезно. Ничего похожего на те места, где я жила раньше. Я бы вернулась в Итон, в штат Индиана, хоть завтра, хотя бы там пришлось вести, что называется, трудную жизнь.

– А какого мнения придерживается мистер Белмонт?

– О чем? О том, что мне здесь не нравится?

– Или о Джеке – вашем сыне.

– Да он всю жизнь был такой – делал что хотел. Знаете, почему он пытался убить Эмму? Потому что Орис назвал в честь нее свои первые рабочие скважины, "Эмма-1" и "Эмма-2", и ни одной скважины он не назвал в честь Джека. – Дорис отпила херес и затянулась. – Сказать, чем я тут в основном занимаюсь? Слежу, чтобы в графине всегда оставалось не больше половины. Я пьянею, но херес – то, что мне нужно.

– Вы должны поговорить с мистером Белмонтом, – сказал Карл.

– О Джеке-то? О чем бы я ни сказала, Орис во всем со мной соглашается; он говорит ласково и гладит меня по руке, а сам думает, что бы мне ответить, как будто мы обсуждаем, как переименовать банк. Ориса мучает совесть, но я не уверена, из-за чего – то ли из-за того, что он отправил Джека в тюрьму, то ли из-за того, что он до сих пор встречается со своей старой подружкой. Однажды Орис не выдержал. Он сказал: "Джек такой кошмарный, что его хочется выпороть, только сейчас уже слишком поздно. В то время, когда я должен был его пороть, я искал нефть".

Карл решил отвлечь ее, спросил:

– Вы любите готовить?

– У меня есть повар, к которому я наконец привыкла, – цветной из Новой Иберии в Луизиане. Орис привез его оттуда, когда закупал оборудование. У нас полный штат прислуги – горничные, повар, Эммина сиделка, и все живут в доме. Иногда у нас гостит моя мать... – Дорис устало покачала головой.

– Вы говорите, мистер Белмонт с вами во всем соглашается, – напомнил Карл.

– Все потому, что его мучает совесть. Я спрашиваю: "Если Джек придет домой, ты ведь его не пустишь? А может, позволишь ему поговорить с тобой?"

– Что отвечает мистер Белмонт?

– Говорит: конечно нет.

– Джек не бывал у вас?

– Знаете, что у меня тут, под подушкой? – спросила Дорис вместо ответа. – Пистолет. – Она чуть подвинулась, чтобы показать Карлу, где лежит оружие. – Что будет, если он поднимется ко мне и войдет сюда, чтобы поцеловать меня в щеку? Я его пристрелю и буду смотреть, как он истекает кровью на ковре.

– Мистеру Белмонту известно ваше отношение к сыну?

– Я говорила ему: если он попробует мне помешать, я и его пристрелю.

* * *

За пять дней Лули видела Карла Уэбстера дважды, и оба раза он приходил домой только помыться и переодеться. Они пока еще ни одного вечера не провели вместе.

– Ты поведешь меня на танцы или нет? Покажешь мне Талсу? – Лули подпустила в голос побольше ехидства. – Знаешь, кто выступает в дансинге Кейна на этой неделе? "Сухарики" с Бобом Уиллсом! В газете их называют самыми классными исполнителями кантри. В дансинге каждый вечер яблоку негде упасть!

Карл отозвался из ванной:

– Детка, сейчас я занимаюсь самым главным расследованием всей моей жизни. Я веду наблюдение, охочусь за опасным преступником.

– Ты говорил, что иногда берешь отпуск.

– Меня отозвали.

Во второй раз, когда он пришел домой, она сказала:

– Мы с тобой общаемся только через дверь ванной. Чем же ты таким занимаешься?

Он объяснил, что не может ей рассказать.

– Я по вечерам слушаю "Эймоса и Энди", Джорджа Бернса и Грейси Аллен, Эда Уинна или Уолтера Уинчелла, которые берут интервью у мистера и миссис Америки, и прочую дребедень, а ты ничего мне не говоришь.

Так она выговаривала тому уже второй раз, когда он пришел домой, и Карл ответил:

– Ну ладно, мы собираемся взять твоего дружка, Чарли Флойда.

Его слова потрясли Лули.

– Он здесь?

– Живет на Ист-Янг-стрит с Руби и сынишкой, если верить сведениям полицейского агента, одного из его соседей. А с ними, как полагают полицейские живет еще Джордж Бердуэлл, подельник Чока.

– Так он все время после того, как уехал из Форт-Смит, живет в Талсе?! – Лули не верила собственным ушам.

– Весь прошлый месяц. Информант сообщает, что Руби покупает продукты в бакалейной лавке в кредит; она говорит, что расплатится, когда мужу дадут получку на работе. То есть когда он ограбит банк.

– Почему мне так не везет? – огорчилась Лули. – Вот уже третий раз я в нескольких милях от Чарли Флойда и опять ничего не знала!

– Тебе везет, – заметил Карл.

– Где Ист-Янг-стрит?

– Завтра скажу.

– Вы хотите взять его сегодня?

– На рассвете. К нему ворвутся патрульные.

– А ты?

– Я буду наблюдать за домом.

– Значит, у тебя не будет случая застрелить его?

Карл ответил не сразу.

– Почему ты спросила?

– Не знаю, – ответила Лули, думая о чем-то своем. – А как же Руби и малыш?

– Им позволят уйти.

– И мне нельзя даже проехать мимо их дома?

– На улицу тебя не пустят. Придется ждать, пока появится отчет в газете.

* * *

Заголовок на первой полосе «Уорлд» гласил: «Красавчик сбежал от слезоточивого газа».

Когда полиция бросила в окно гранату со слезоточивым газом, Флойд и Бердуэлл вышли черным ходом и уехали.

Полицейские обыскали дом, но никого там не нашли. В редакционной статье утверждалось, будто полиции дали неверные сведения. Ниже приводились слова секретаря оклахомской ассоциации банков: "Флойда нужно убить, не дожидаясь пленения".

Лули Браун, окончившая всего шесть классов школы, спросила:

– Зачем брать его в плен, если он уже мертвый?

Ее удивило, что она обратила внимание на слова секретаря банковской ассоциации; вопреки ожиданиям, она не чувствовала, что сердце ее разбито из-за Чока. Может, она просто устала считать его хорошим парнем на том основании, что когда-то была с ним знакома? Устала сохнуть по нему. Она послушала "Эймоса и Энди", а потом пошла спать и лежала в темноте, думая, что написать в записке, если утром она будет чувствовать то же самое.

Потом Лули написала записку. Записку на бумаге с шапкой отеля "Мэйо". Она положила ее на кухонный стол рядом с газетой.

"Дорогой Карл!

Я сильно разочаровалась в двух мужчинах, которыми я, как я считала, восхищалась больше всех на свете, – в тебе и в Чарли Флойде. Мне надоело ждать, пока ты поведешь меня на танцы и покажешь город, потому что ты вечно занят. То же самое можно сказать и о Чарли Флойде (вот уж кто на самом деле занят)! Я давно перестала морочить репортерам голову, будто я его подружка. Угнаться за вами обоими невозможно. Я уезжаю в Канзас-Сити, ведь ты даже ни разу не зашел с тех пор, как Чок сбежал. Отправляюсь сегодня утром. Карту возьму на заправочной станции.

Целую. Лули.

P. S. Наверное, я сменю имя на Китти и начну новую жизнь".

13

Через несколько дней после того, как Джек Белмонт и Хейди сняли бунгало с мебелью в Эджвейле – современный шестикомнатный дом с застекленной верандой, – в дверь позвонил мужчина лет пятидесяти, похожий на итальянца, в очках, длинном пальто в талию и мягкой фетровой шляпе.

– Добрый день, – сказал он. – Меня зовут Тедди Ритц. Добро пожаловать в Канзас-Сити. Откуда вы, ребята?

Хейди подумала: смешно. Почти старик, а называет себя Тедди, как мальчишка. Да еще и жует резинку.

– А хотя бы и с Северного полюса, Тедди, – ответила она. – Вам-то что за дело?

Джек успел заметить второго пижона, стоявшего у "ла саля", – молодого парня, водителя или телохранителя Тедди, – и понял: Тедди не из тех, кто стерпит хамство со стороны заезжей девчонки. Тедди Ритц перестал жевать резинку и уставился на Хейди сквозь стекла своих круглых очков без оправы.

– Деточка, – сказал он, – я вице-президент Демократического клуба и главный над всеми полицейскими участками округа Джексон. Другими словами, я подчиняюсь непосредственно самому Боссу, – потом он повторил: – Добро пожаловать в Канзас-Сити.

На сей раз Хейди промолчала, а Джек сказал:

– Рад познакомиться, мистер Ритц. – Он пожал визитеру руку и заявил, что они с Хейди оба – демократы из Талсы. Они приехали осмотреться и поглядеть на Канзас-Сити.

Тедди спросил, все ли у них в порядке с коммунальными услугами и с арендной платой. Джек ответил: все в порядке, вот только телефон еще не подключили.

– Позвольте мне вам помочь, – предложил Тедди. – Чтобы вас включили в списки избирателей, вы должны назвать свои имена. – Он записал их имена в книжке с черной кожаной обложкой; услышав фамилию Белмонт, внимательно посмотрел на Джека.

Хейди, стоявшая у окна, заметила пижона на улице. Предложила Тедди:

– Может, ваш друг зайдет, а не будет стоять на жаре? Могу сварить вам, джентльмены, кофе по-французски.

– Лу всегда меня дожидается, – махнул рукой Тедди. – Такая у него работа.

– Вы вроде похожи, – заметила Хейди. – Я решила, что он ваш сын.

Тедди смерил ее удивленным взглядом:

– Я что, похож на макаронника? Он мой телохранитель, Лу Тесса.

Джек улыбнулся:

– Она не хотела вас обидеть.

– И я пошутил, – ответил Тедди и вышел.

– Он вернется, – сказал Джек, глядя вслед отъезжающему "ла салю", – как только наведет обо мне справки.

– Когда он сообщил, кто он такой, – заметила Хейди, – мне показалось, ты сейчас поцелуешь его в зад.

– По дороге я рассказывал тебе о Томе Пендергасте – ты что, меня не слушала? Том заправляет всеми делами в Канзас-Сити. Я говорил тебе, что в городе всего полно? Двадцать четыре часа в сутки ты можешь делать все, что хочешь! Пить, играть, проводить весь день в борделе! Их здесь сто пятьдесят. Пендергаст получает со всех дань, "долю", как они это называют, и откупается от полиции. У него все куплены – и полиция, и судьи, и политики. Он сам назначает судей и прокуроров.

– Как ему это удается?

– Помнишь, Тедди обещал, что подключит нам телефон? Вот и Том действует так же – оказывает людям услуги. Завтра у нас будет телефон, а я проголосую за их кандидата. И не важно, скоро ли выборы, у них тысячи фамилий избирателей; владельцы некоторых уже давно отдали концы.

– Ты когда-нибудь голосовал?

– Еще нет.

– Откуда же ты обо всем знаешь?

– Детка, мне некуда было спешить. Зэки любят почесать языком, похвастать тем, что им известно, а я помалкивал и слушал. Если ты в бегах и тебе нужно залечь на дно, езжай в Канзас-Сити. Почему, по-твоему, город называют "криминальной столицей"? Ты в безопасности, если голосуешь за нужного кандидата и не похищаешь жену судьи. Если система Пендергаста тобой довольна, можешь развлекаться как хочешь. Вот, например, что делать, если тебе в центре города захочется выпить, а ты не знаешь, где ближайший подпольный кабак? Спроси у копа!

– Да ладно тебе!

– Детка, говорю тебе, в Канзас-Сити можно все. Как по-твоему, почему все пуритане и святоши, попадая сюда, сходят с ума? И почему мы здесь, как ты думаешь?

Хейди не спешила с ответом.

– Тебе позволят грабить банки?

– Мы это скоро выясним, – усмехнулся Джек. – Мы с тобой залегли на дно.

– И что ты станешь делать – спросишь у них разрешения? Тедди, можно грабануть один из твоих банков?

– Мы выберем банк подальше от города, а потом сразу слиняем – откуда они узнают, что это мы?

* * *

Зазвонил звонок. Хейди выглянула в окно, подошла к двери и увидела на обочине «ла саль». У двери стоял телохранитель. Он подмигнул ей:

– Как сегодня делишки? – спросил он с акцентом и направился в кухню.

– Чем я могу вам помочь?

– Джек дома?

– Его сейчас нет.

Он прошел мимо нее – в черном костюме, галстук Заколот булавкой. Проследовал в холл, заглянул в спальни, ванную, на застекленную веранду – и вернулся.

– Вы правы. Я его не вижу, – сказал он. Подошел к двери, которая оставалась открытой, и махнул рукой своему начальнику, приглашая его войти. Потом с довольным видом повернулся к ней и сказал: – Я Лу Тесса.

Он был чисто выбрит, от него хорошо пахло, но на подбородке все равно пробивалась щетина. "Слишком быстро растут волосы, – подумала Хейди. – Когда целует, наверное, щекотно".

– Провели вам телефон? – спросил телохранитель.

– Завтра обещали подключить.

– Что, если я как-нибудь позвоню вам?

Хейди нравились смуглые парни. Она подняла руку и провела пальцами по его щетине. Кожа у него на щеках оказалась гладкой.

– Когда?

– Когда-нибудь, – ответил он, уступая дорогу Тедди Ритцу. – Им провели телефон, – сообщил он боссу.

Хейди улыбнулась:

– Джек вам очень признателен. Сказал, если бы не вы, мы бы ждали целую вечность.

Тедди покосился на Лу Тессу, и телохранитель вышел, прикрыв за собой дверь.

– Его папаша – Орис Белмонт, – сказал Тедди, – так почему Джек не живет в лучших отелях?

– Он скромный, – объяснила Хейди. – Но проблема в том, что они с папашей не очень-то ладят.

– Почему? – удивился Тедди. – Потому, что скромняга Джек грабит банки, или потому, что он торгует виски?

Хейди громко расхохоталась:

– Вижу, вы быстро все о нас разузнали.

– Только о Джеке. Никто не слыхал ни о какой Хейди Белмонт. Ведь вы с ним не женаты?

– Собираемся пожениться. Нет, я по-прежнему Хейди Уинстон.

– Что умеешь делать? Танцуешь стриптиз?

Хейди могла бы сказать, что она, несмотря на молодой возраст, управляла борделем, но решила промолчать о том, что она профессионалка. Заметила, как он разглядывает низкий вырез ее блузки в крестьянском стиле, и решила, что может надеяться на лучшее. Не всю же жизнь ей возиться со шлюхами!

– Могу работать в первоклассном ночном клубе, – сообщила Хейди, – и привлекать постоянных клиентов.

– Да? И как тебе это удается?

– Я знаю, как обращаться с джентльменами.

– Показываешь им свои прелести?

– Очень осторожно. Наклоняюсь над столом, а клиент краснеет как рак, думает: вот сейчас мои сиськи упадут прямо на его костюм.

Тедди улыбнулся; от него пахнуло резинкой "Джуси фрут".

– Да, понимаю.

– Только я хочу работать в шикарном клубе, а не в забегаловке, куда заходят деревенские олухи. Вы, случайно, не знаете такое местечко?

– Конечно знаю, милочка. Оно тебе точно понравится.

– Как называется?

– Клуб "Мишка Тедди", – захохотал Тедди. – На углу Восемнадцатой и Центральной.

* * *

Через несколько дней Джек и Хейди ехали по городу в двухместном «форде», угнанном у репортера из «Настоящего детектива». Они направлялись в Северный Канзас-Сити – другой город с тем же названием, расположенный на противоположном берегу реки Миссури. Джек собирался показать Хейди банк, который наметил. Они ездили в фордике Тони с тех пор, как угнали его от придорожного борделя.

Хейди теперь работала на Тедди с десяти вечера до утра. Она называлась официанткой коктейль-бара. В клубе был администратор-мужчина, итальянец по имени Джонни, славный парень, иногда он выходил на заднее крыльцо выкурить косячок и Хейди давал затянуться. После первого рабочего дня Хейди спросила Джека:

– Угадай, какая у нас рабочая одежда?

– Какой-нибудь игривый пеньюарчик?

– Даю подсказку. Как называется клуб?

– На вас что, только плюшевые мишки?!

– Вот именно! Розовые или персиковые.

– Ничего себе! Куда же вы складываете чаевые?

– В подвязки чулок. Если кто дает мелочь, сжимаю ее в кулаке, обливаю жмота презрением и швыряю ее на стол. В нашем клубе умеют давать щедрые чаевые. Есть там несколько богатых старичков – постоянные клиенты. Их шестеро. Они приезжают в смокингах – после деловой встречи или симфонического концерта. Высаживаются из лимузинов, а шоферы развозят их жен домой и возвращаются за мужьями. Они курят кубинские сигары и пьют коньяк – и всегда заказывают отдельный кабинет.

– А что еще им нужно?

– Главное – не "что", а "как", – заметила Хейди. – Джонни вызывает меня в отдельный кабинет: круглый стол, мягкие кресла. Говорит: "Джентльмены, сегодня у нас особая программа. Вас обслужит Хейди; она приехала из самой Швейцарии". Он заранее предупредил меня: больше всего старичкам нравится, когда коктейли им подает совершенно голая девушка в одних черных шелковых чулках и туфлях на высоком каблуке.

– Да?..

– Я приседаю.

– И?..

– Отстегиваю мишку и обхожу всех по очереди: разливаю коньяк, прикуриваю сигары.

– А они тебя лапают?

– Они говорят о делах или рассказывают, анекдоты.

– Пока пялятся на твои прелести?

– Говорю тебе, наши старички – настоящие джентльмены. Я их обслуживаю, они наклоняются ко мне, когда я зажигаю им сигары, моя киска почти у них на носу, а им как будто все равно! Бывает, раз-другой хлопнут по попке. Выпивают по паре бокалов, выкуривают сигары и расходятся по домам. Но! Каждый из них перед уходом целует меня в щечку и дает не меньше пяти баксов!

– Ты заработала сегодня тридцать долларов?

– Сорок к концу смены. Они пожелали, чтобы я всегда их обслуживала, когда они приезжают в клуб.

– Нужно заглянуть в "Мишку Тедди", – сказал Джек.

– Клуб занимает целый особняк, – продолжала рассказывать Хейди. – Мистер Ритц выкупил чью-то старую усадьбу. Огромный дом, весь обшит темным деревом: бар, столовые на первом этаже, отдельные кабинеты наверху, бальная зала на третьем этаже...

– Какая у них музыка?

– Вначале играет белый оркестр, но его никто не слушает. Когда они заканчивают, посетители помоложе бегут наверх, чтобы послушать черных джазменов. Я их знаю только по кличкам: Каунт, Папочка, Скорый... Жаркие Губы...

Джек поморщился:

– Я не разбираюсь в негритянской музыке.

– Они начинают с песенки вроде "Веди себя хорошо", и каждый вступает на саксофоне или на трубе. Они играют джаз, но каждый импровизирует, а заканчивают вместе. Это называется джем. Играют без нот!

– Вот чего я совсем не понимаю, – пожал плечами Джек.

– А тебе и не нужно понимать, – ответила Хейди. – Нужно просто чувствовать, притопывать ногой и двигаться в такт. Есть там одна цветная девчонка по имени Джулия Ли. Она поет "Приходи ко мне, дружок, только ко мне и больше ни к кому", и тебе кажется, что она на самом деле чувствует то, о чем поет. Еще одна исполняет "Титаунский блюз". Кстати, Джулия родом из Талсы – жила в Гринвуде.

– Ниггервиль, – опять поморщился Джек. – Лет десять назад мы спалили Гринвуд дотла. А они, значит, опять отстроились.

– Это – настоящий блюз, – вздохнула Хейди. – А еще в "Мишке Тедди" работает одна девушка из Оклахомы, устроилась примерно в одно время со мной. Такая рыжая милашка из Саллисо. Ты там бывал?

Нет, ответил Джек. В Саллисо вроде бы жил Красавчик Флойд – там или неподалеку.

* * *

Джек переехал мост, ведущий в Северный Канзас-Сити, и сказал:

– Я прочел все, что написано о Красавчике, но не почерпнул ничего нового о ремесле налетчика. И у Эммета Лонга я тоже ничему не научился. Можно подумать, есть только один способ ограбить банк. Входишь, показываешь пушку и требуешь денег.

Они ехали по Армор-авеню, в самом центре города. Джек сказал:

– Вот он, Национальный банк, рядом с бакалеей Крогера. – Ему пришлось завернуть за угол, на Свифт-авеню, чтобы найти место для стоянки. – На той неделе, – продолжил Джек, – одну сотрудницу банка, Дорту Джолли, послали на почту – видишь флаг справа? Дорте поручили получить ценную бандероль, в которой было четырнадцать тысяч долларов. Понимаешь? Банк может заказать деньги по-разному. Можно отправить машину в Федеральное казначейство, а можно оформить почтовый перевод. Если деньги везут в бронированном автомобиле, банку приходится платить. Поэтому жлобы банкиры посылают стенографистку Дорту за ценной бандеролью, а для охраны приставляют к ней городского маршала. Они выходят с почты, заворачивают за угол и подходят к банку. Вдруг в живот Дорте упирается ствол обреза, который высунут из окна машины, припаркованной перед бакалеей Крогера. Дорте велят бросить пакет. Она бросает его и скрывается в бакалейной лавке. Маршал лезет за пушкой, в него стреляют два раза, но промахиваются и не убивают. Констебль, стоящий на той стороне улицы, видит, что происходит, и открывает огонь. Начинается перестрелка; звенят витрины на Армор-авеню; за одной из них – салон красоты. Потом налетчики скрываются в северном направлении. За ними гонятся три патрульные машины, но им приходится остановиться на заправочной станции, так как у них проколоты покрышки, – налетчики заранее разбросали на дороге гвозди. Ну что, похоже на полицейский фильм?

– Они ушли?

– Потом их поймали.

– Когда это было?

– Говорю тебе, на той неделе. Тот банк ограбили уже в третий раз, и два раза деньги несла Дорта.

– А тебе не кажется, что после третьего раза они стали умнее и что-нибудь придумали? – спросила Хейди.

– Раз они такие жмоты, что им жалко нанять бронированный автомобиль, – ответил Джек, – они не станут тратиться и на охрану. И даже если наймут охранника, то какого-нибудь деревенщину за полтора бакса в день. – Джек извлек из кармана револьвер, передал его Хейди и велел спрятать в сумочку.

– Ты хочешь ограбить банк прямо сейчас? – спросила Хейди.

– Почему бы и нет? – улыбнулся Джек.

* * *

Они проехали триста шестьдесят миль от придорожного борделя, всю дорогу Джек твердил ей: если они хотят на какое-то время остаться в Канзас-Сити, им нужно ограбить банк. Хейди спросила: разве Джек не знал, что придется удирать в спешке? Разве не отложил денег на первое время? Конечно, ответил Джек, в его «паккарде» тысяча баксов, спрятаны в запаске. Всякий раз, когда он что-то планирует заранее, у него ничего не выходит. Взять хотя бы тот случай, когда он решил похитить отцовскую подружку. Но пока кривая вывозит, так что не о чем волноваться.

Сейчас, сидя в том же двухместном "форде"-родстере на Свифт-авеню в Северном Канзас-Сити, Хейди думала об ограблении банка.

– А никак нельзя без ограбления? – спросила она.

– Я уже объяснил тебе, почему ограбление нам необходимо, – ответил Джек.

– Но я сейчас хорошо зарабатываю.

– Достаточно, чтобы хоть как-то прожить, но для меня это не деньги.

– Я еще никогда не грабила банков.

– Зато ты убила человека и положила его на рельсы.

– Это было совсем другое, – тряхнула волосами Хейди. – Они собирались убить нас с Нормом.

– Другое, – кивнул Джек, – потому что для того дела нужно было гораздо больше храбрости. Солнышко, грабить банки – пустяки. Пошли, раньше войдем – раньше выйдем.

Они завернули за угол, подошли к банку и вошли внутрь. Небо на улице заволокли облака; вот-вот пойдет дождь. В банке ярко горел свет, отражался от мраморных стен: четыре окошка, и только за одним – кассирша, молодая блондинка. Сзади, в кабинке, за низкой перегородкой, управляющий склонился над бумагами, по залу расхаживал охранник, тощий лысый старикашка в серой форме, которая явно была ему велика. Джек подошел к охраннику. Тот остановился, заложив руки за спину; из кобуры на бедре торчала рукоятка пистолета.

Джек с незажженной сигаретой во рту, руки в карманах, подошел поближе, спросил, не найдется ли огоньку. Старик похлопал себя по карманам, покачал головой. Джек тянул время.

– Понимаете, – сказал он, – у меня только одна рука, я не могу прикурить, – и вытащил из кармана левую руку, в которой был зажат спичечный коробок. – Вы не зажжете мне спичку?

Охранник взял коробок, Джек повернулся к Хейди:

– Отойди назад!

Хейди подошла к блондинке; та улыбнулась и спросила:

– Чем я могу вам помочь?

Хейди поставила сумочку на стойку перед окошком; она увидела, что блондинка смотрит куда-то поверх ее плеча и глаза у нее расширяются от ужаса. Хейди хотела обернуться, но боялась того, что могла увидеть. Достала из сумочки револьвер, наставила его на блондинку, по-прежнему смотревшую мимо нее, и сказала:

– Так вы меня обслужите или нет?

Блондинка увидела нацеленный на нее револьвер и воскликнула:

– О господи!

Хейди велела вытащить из кассы наличные и положить деньги в сумочку. Глядя, как кассирша вытаскивает деньги, она спросила:

– Вы Дорта Джолли?

Рука блондинки с зажатыми купюрами замерла в воздухе.

– Ей позвонили из школы, и она пошла домой. Кажется, у нее заболел ребенок. А вы знаете Дорту?

Хейди покачала головой и сказала:

– Не останавливайтесь. – Когда девушка закончила перекладывать деньги, Хейди спросила: – Это все, что у вас есть?

– Да, – ответила блондинка.

Тогда Хейди приказала ей перейти к следующему окошку и выгрести деньги из другой кассы. Оглянувшись, она увидела, что охранник лежит на полу на животе. Он поднял голову и следил за Джеком. Подойдя к Хейди, Джек спросил:

– Ну как?

– Да нормально, – ответила она, передавая ему сумочку.

В левой руке Джек сжимал старый кольт 44-го калибра; Хейди решила, что он, наверное, отобрал его у охранника. Джек положил оружие и сумочку на стойку и спросил у блондинки:

– Вы, случайно, не Дорта Джолли?

– Нет, – ответила блондинка. – Вот уж кто стал знаменитостью с тех пор, как про нее написали в газете!

– Что ж, и вы неплохо справляетесь, – похвалил кассиршу Джек. – Продолжайте в том же духе! – И подтолкнул к ней сумочку.

Хейди смотрела на управляющего за перегородкой; тот не отрываясь, глядел на них.

– Джек... – начала она.

Джек отвернулся от стойки, посмотрел на управляющего и достал из кармана револьвер 38-го калибра.

– Нажали тревожную кнопку?