Текст книги "Я ненавижу тебя! Дилогия. 3 и 4 книги"

Глава 9

Всю ночь Лину мучили сомнения. Она со стыдом вспоминала все то, что случилось, в кинотеатре и никак не могла себе простить, что вообще села в машину к этому странному мужчине. Да, она испытала оргазм, да, ей стало намного легче, так как последний оргазм у нее был три года назад с ее мужем.

Но, черт побери! Не в кинотеатре же! Где куча народу, да еще и дети! Дети!

Лине хотелось от этих мыслей сквозь землю провалиться.

Нет, ханжой она не была, к тому же медицинское училище и год в Медицинском Университете даже самого закоренелого пуританина изменят. И Лина никогда не чуралась экспериментов, которые ей предлагал ее муж, так как неплохо изучила физиологию человека, и знала, что это ничем ей не навредит. Но ведь это было строго в их спальне!

А тут…

Да и пугал ее Герман, сильно пугал, до дрожи в коленях, но с той же силой он ее и притягивал.

«Плохие мальчики, всегда нравятся хорошим девочкам», – со вздохом вспомнила она жизненную аксиому, которую постоянно внушала ей тетка.

Герман чем-то неуловимо напоминал ей ее бывшего мужа. Нет, не внешностью. Ее муж был меньше ростом, намного худее, и не такой мускулистый. Но вот это двуличие…. Для Лины он был одним, а для всех остальных людей, совершенно другим.

Как оказалось, он даже тетке показывал свою настоящую личину, угрожая той, чтобы она не вздумала рассказать Лине о его похождениях, случайным свидетелем которых, она стала.

Это уже когда Лина вернулась из Германии, тетка рассказала ей.

Вот и Герман тоже мог перевоплощаться, и играть. И именно это и настораживало в нем и напоминало о собственном муже. Может быть, если бы она встретила его таким, каким он был в ресторанчике при кинотеатре, то она бы возможно и клюнула на него. Но ведь изначально, она видела его совсем другим…. Тот образ серьезного богатого мужчины в деловом костюме, никак не вязался с образом вечернего парня-простачка…

Лина никак не могла понять, зачем он играл? Для нее? Или это у него хобби такое? Соблазнять глупых медсестер, притворяясь эдаким простачком, а потом что?

А потом ничего…

И вообще о чем она думает, может он ее поимел и забыл уже давно? А она тут вся искрутилась и не спит, хотя, время уже четыре утра?

Лина уже сто раз пожалела, что согласилась вчера вечером выйти на работу. Но звонила Алла Алексеевна, старшая медсестра, а ей не отказывают. Да и редко она звонит и просит. Вот и Лина согласилась.

Поспать перед работой удалось всего один час.

Уставшая и разбитая она еле добралась до клиники, чуть не проспав свою станцию в метро.

Заступив на смену и выслушав от девчонок сплетней в пол уха, о том, что какая-то ненормальная пациентка после сложного перелома лодыжки требовала от хирурга, чтобы он ее отпустил домой и снял с вытяжки, и что самое интересное ее таки отпустили, и на вертолете куда-то увезли, правда, никто из девчонок не захотел ехать с ней, и наняли кого-то со стороны; Лина лишь вздохнула, покачав головой, и как обычно принялась за свою рутинную работу.

Пациенты, уколы, процедуры, и так по кругу…

Когда она, сверившись со своим графиком, зашла в очередную палату к пациенту, что уже давно лежал в коме, как ее резко кто-то схватил со спины, вдавив в свое, явно не маленькое и очень мускулистое тело, и закрыв рот ладонью, тихо произнес:

– Привет маленькая…

Лина еле сдержалась, чтобы не завизжать, от страха, и только когда услышала голос, то поняла, что это он, тот о ком она всю ночь думала.

Герман, так и не отпуская девушку, прошел вместе с ней к столику и, вытащив из ее трясущихся рук приготовленный шприц, положил его на стол, а затем, нагнул ее, заставив ухватиться двумя руками за его край, и начал задирать ей халат.

– Что, что т..ты делаешь? – дрожащим голосом прошептала Лина, еще до конца не отошедшая от испуга, которым наградил ее Герман, схватив у двери.

– Хочу трахнуть тебя, детка, – выдохнул он ей в затылок, и, лизнув шею, стянул с нее трусики.

В больнице всегда было тепло, и Лина не носила колготки, чтобы не запариться, а под халатом у нее кроме нижнего белья вообще ничего не было, он был плотным и не прозрачным, поэтому Герману не составило труда быстро добраться до ее нижнего белья.

– Нет! – пискнула она, и попыталась вырваться, но впереди был стол для лекарств, упирающийся в стену, а сзади Герман и больничная койка с мужчиной в коме.

– Да! – обдал он ее ушко теплым дыханием, и, проведя языком по нежной коже, слегка прикусил за мочку; и в это же время, расстегивая брюки.

– Герман, пожалуйста, – всхлипнула Лина, от накатывающих волн то страха, то злости, то возбуждения, и опять попыталась вырваться, но Герман сжимал ее за талию одной рукой, а второй уже расстегнул замочек халата на груди и просунул руку.

– Сейчас, сейчас, детка,.. сейчас все будет, – пробормотал он, и сдавил ее сосок двумя пальцами, а услышав стон девушки, в ответ застонал сам.

Освободив ее талию, Герман пальцами нырнул Лине между ног, и, ощутив ее влагу на половых складках, почувствовал, как вся кровь хлынула в низ его живота, и член мгновенно стал твердым. – Боже, какая ты сексуальная, – прохрипел он ей, – я сейчас оттрахаю твою мокрую киску, так глубоко, чтобы весь этаж услышал крик твоего возбуждения.

Лину затрясло, она совершенно не понимала, как освободиться из наглых рук этого мужчины, только она хваталась за одну его руку, пытаясь ее от себя убрать, как другая его рука уже была между ее ног, и наглые пальцы хозяйничали внутри.

– Герман, отпусти меня, пожалуйста, здесь же больной, я так не могу, – зашептала она, поняв, что не в силах сопротивляться мужчине.

– Больной давно уже окочурился, это растение, у него даже мозг давно сдох, так что не парься, – и на этой фразе Лина почувствовала, как член Германа начал входить в нее.

– Глупости, его бы уже отключили давно, – прошептала она и закатила глаза от удовольствия.

Боже он был такой большой, и горячий, распирая стенки ее влагалища, почти до боли, почти на ее грани, но это было просто невероятно, восхитительно и опять ужасно пошло. Ведь Лина вновь отдавалась ему при свидетеле. Ну и что, что он в коме, ведь, сколько уже случаев было, когда люди приходили в себя, и помнили все то, что происходило вокруг них?

Но в голове у Лины опять зашумело от возбуждения, и она уже забыла о чем, ей только что говорил Герман, и о чем думала она сама. Единственное, что она понимала, так это то, что он сейчас в ней, и мучительно медленно входит все глубже и глубже…

– Держись крепче за стол, – прохрипел Герман ей, так как даже связки его голоса свело от дикого возбуждения.

Лина схватилась за край стола, и Герман немного отодвинул ее за талию, чтобы она выгнулась.

Ее восхитительная попка была прижата к его бедрам, он полностью был в ней, и пока еще не хотел двигаться. Смочив большой палец собственной слюной, он раздвинул ее ягодицы и мягко потер тугое колечко ануса.

Лина была как пластилин в его руках, она полностью расслабилась, чувствуя, что, что бы сейчас не сделал мужчина, ее организм с радостью примет все.

И видя, что девушка не сопротивляется и не дергается, он медленно надавил на ее мягкую расслабленную дырочку и слегка вошел, и в это же момент начал медленно двигаться в ней.

С каждым толчком, с каждым движением члена в ней, и одновременно пальца, Лина ощущала, что полностью теряет себя, превращаясь в один сплошной комок из похоти и желания.

– Быстрее, – еле прошептала она, но Герман все равно ее услышал.

И этот шепот сорвал весь его настрой на долгий и нежный секс. Герман понял, что не сможет уже даже сейчас сдерживаться. И подобравшись пальцами к клитору Лины, он начал медленно размазывать по нему смазку, а пальцем другой руки, массировать анальное отверстие девушки и слегка входить и выходить, и двигать в этот момент бедрами уже быстрее.

Лину затрясло еще сильнее и горячая волна, начиная с горла, перехватив ее дыхание, покатилась вниз по всем внутренностям медленно, но верно подбираясь к низу живота, прожигая все ее нутро, и неожиданно резкий удар ладонью по клитору, словно спусковой крючок дал реакцию взорваться этой волне внутри нее.

Герман ощутил первые волны оргазма Лины, и тут же убрав руки с ее попки, и клитора, схватился за ее бедра и начал яростно вдалбливаться в нее, так что с громким визгом заскрипели ножки стола по паркету.

Но они оба этого уже и не слышали. Лина оглохла от того взрыва что произошел у нее внутри, а благодаря резким толчкам мужчины он еще и усилился в разы, а Герман от того, что видел сейчас лишь свой член, который с хлюпаньем входил и почти выходил из влагалища девушки, и от этой картины в его глазах потемнело. Чувствуя разрядку, он так плотно сжал веки и стиснул зубы, что вместе с оргазмом, он увидел разноцветные круги, и услышал скрежет собственных зубов.

После ошеломительного оргазма, Герман вдруг понял, что хочет еще, ему мало, черт возьми! Он хочет затащить эту девчонку в свою кровать и не отпускать до тех пор, пока пар из ушей не пойдет.

Еще ни одна женщина так сильно не заводила его. Этот ее чертов халат, как же соблазнительно он смотрелся на ней, пока она бегала по коридору между палатами. И стоило Герману увидеть ее мельком, как у него все встало. Хотя он совершенно не за этим сюда пришел.

Застегивая ремень на брюках, Герман посмотрел на часы, и понял, что опаздывает. Он перевел взгляд на все еще совершенно дезориентированную девушку, которая так и не изменила своей позы, и стояла уперевшись руками в стол с опущенной головой.

Исходя из женской психологии, что он успел изучить в свое время, ему ее сейчас нельзя оставлять Лину одну, если он желает продлить отношения, но его время поджимало. И он решил, что заедет за ней вечером и на этот раз увезет к себе домой, чтобы никто не отвлекал, и не надо было никуда торопиться, а то этот быстрый перепихон и самому уже надоел, не мальчик ведь уже, хочется с чувством с толком с расстановкой, в разных позах…

– Лина? – позвал он девушку, и она сразу же очнулась, и резко отпрянув от стола, начала судорожно поправлять свою одежду.

Герман улыбнулся, глядя на ее раскрасневшееся от стыда лицо. Боже, она была невероятно сексуальна сейчас. Вся растрепанная, и стесняющаяся. Так и хотелось ее сжать в своих руках, притянуть к себе и целовать до тех пор, пока ее губы не опухнут, а воздуха не будет хватать. «…Поцелуй – это первобытная форма, выражающая желание укусить, и даже больше того – сожрать…», – вспомнил он фразу из книги Жана Жене, и только теперь понял, что полностью согласен с ней. Если он сейчас начнет ее целовать, то уж точно не сможет остановиться, ему захочется поглотить эту женщину без остатка. Может быть, даже сделать ей больно, укусить, чтобы почувствовать ее кровь на языке, увидеть слезы в глазах.

Вот только она его страсти точно не поймет, а только испугается. И тогда Герман не сможет ее приручить.

– Ты как? – он убрал прядь волос с ее лица, пока девушка пыталась устойчиво стоять перед ним и поправлять волосы.

– Я нормально, – прошептала она, обнимая себя обеими руками и смотря в пол.

– Я вечером заеду за тобой, будь готова к шести, – сказал он ей, убирая руку.

– Хорошо, – кивнула она, так и не подняв на Германа своих глаз.

Ее щеки пылали, руки и ноги тряслись, и ей явно нужно было отдохнуть, но Лине некогда было отдыхать, у нее еще очень много дел, правда она совершенно не помнила каких. Единственное, что она помнила, так это то, что у нее на столе лежит график назначений, и надо как-то до него добраться.

Герман еще пару мгновений посмотрел на девушку, своим горячим взглядом, и понимая, что если еще задержится хоть на минуту, то не вытерпит и опять нападет на нее, он развернулся и быстро заглянув в ванную комнату и посмотрев на себя в зеркало, вышел из комнаты.

Вот только стоило ему пройти пару шагов, как он вспомнил, что ляпнул, когда завелся, и начал трахать эту горячую штучку.

Он чуть не зарычал от злости. Герман настолько потерял над собой контроль, что умудрился рассказать очень ценную информацию, за которую не только рабочее место можно было потерять, но и собственную жизнь.

Он резко развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся обратно в палату.

Лина поняла, что если она сейчас же не примет прохладный душ, то точно уснет, причем прямо на полу, рядом с койкой комотозника.

Она уже открыла дверь в ванную комнату, как в палату буквально ворвался Герман, пылающий гневом.

Лина даже рот не успела открыть, чтобы спросить его, что случилось, как оказалась затолканной в ванную комнату, и пригвожденной руками Германа к двери.

Причем он проделал все это с такой скоростью, и силой, что единственное, что она ощутила, как это боль в спине и затылке, когда уже ударилась о дверь, а также боль в плечах от впившихся жестоких пальцев мужчины в ее кожу.

– Если ты, хоть кому-нибудь, хоть словом заикнешься, о том, что я тебе сказал, я тебе лично язык вырву и на мелкие кусочки порежу, а потом пожарю и тебе же его скормлю, – таким гневным голосом зарычал он ей прямо в лицо, что у Лины все поджилки от страха и ужаса затряслись.

А через несколько мгновений, такое разочарование и обида отразились в ее заблестевших от пока еще непролитых слез глазах, что Герман ощутил, как комок плоти в его груди резко пронзило невозможно сильной болью, что ему пришлось глаза закрыть и сцепить зубы, чтобы не застонать. Это боль его еще сильнее разозлила. Он ненавидел чувствовать чужие эмоции, а эту женщину он ощущал острее всех.

Герман разжал руки и отошел от нее, чтоб хотя бы на расстоянии вернуть контроль своим сраным эмоциям, которых, ни хера не должно быть вообще!

Лина сжалась, пытаясь просочиться сквозь дверь, стоящую у нее за спиной.

Она ничего не понимала, о чем говорил ей Герман, за что он на нее напал, но поразмыслив, она подумала, что он просто хочет скрыть их встречи. И осознание этого, словно током пронзило ее мозг. Ей стало невыносимо обидно, а когда-то после развода с мужем затухший уже комплекс неполноценности запылал новыми красками.

Это насколько же она отвратительная, если один мужчина женился на ней только лишь для того, чтобы использовать в своих целях, а второй превратился в бешенного психопата, при мысли о том, что кто-то узнает об их отношениях?

«Конечно, – с горечью подумала она, – какое может быть хорошее отношение к женщине, если она сначала ведет себя, как истеричка, а потом позволяет себя поиметь везде и всюду, да еще и при людях? Ему, наверное, просто противно стало, от того, что она ведет себя, как обычная шлюха, вот он и не хочет, чтобы кто-то узнал об их связи. Господи, какая же она грязная…»

Лине безумно хотелось заплакать, но она понимала, что будет выглядеть жалкой в глазах мужчины и, сглотнув ком горечи подкатившийся к ее горлу, она выпрямилась и безжизненным тоном начала ему отвечать, стараясь не смотреть в лицо Германа:

– Я никому ничего не скажу, Герман Львович, можете не переживать, от меня, о нашей с вами связи ни одна живая душа не узнает.

– Что? – переспросил Герман, так как не совсем понял, о чем говорит Лина, ведь в этот момент он старался отгородиться от ее эмоций.

– Я сказала, что от меня о нашей с вами связи никогда никто не узнает, я клянусь, что буду держать рот на замке, – отчеканила она чуть дрогнувшим голосом, опять стараясь не смотреть на Германа, и боясь увидеть брезгливое выражение на его лице.

Герман смотрел на нее какое-то время, пытаясь переварить ее слова, но никак не мог вникнуть в их суть.

– Какого хрена, ты что меня, мать твою, за дебила считаешь? Какую херь ты городишь? – опять зарычал он, чувствуя, что ситуация полностью уходит из под его контроля.

В глазах Лины опять мелькнул страх, и она, обняв себя руками вся скукожилась, вновь царапая изнутри Германа своими эмоциями и тихо повторила:

– Я сказала, что от меня никто ничего не узнает.

Герман молча наблюдал за Линой, пропуская через себя волны ее страха, стыда и обиды. Но никак не мог успокоиться и отгородиться от ее эмоций. Слишком много лет прошло, с тех пор, как он мог что-то ощущать, и теперь ему реально было больно. Больно так, будто его самого только что, кто-то обидел. И из-за этих ощущений, до него не сразу дошло, о чем говорила ему Лина, а когда дошло, то он понял, что действительно – дебил, и не только дебил, но скорее всего еще и мудак.

– Ты помнишь, что я тебе говорил, во время секса? – на всякий случай решил уточнить он у Лины уже спокойным тоном.

Она подняла свои блестящие от непролитых слез глаза, и в них Герман увидел непонимание. Две слезинки соскользнули с ее мокрых ресниц и упали на пылающие щеки.

– Я не понимаю… – прошептала она, и попыталась спрятать лицо, опустив голову, и вытереть слезы.

Герман не удержался и поднял руку, желая помочь ей стереть ее слезинки, но Лина шарахнулась от его руки и, ударившись об дверь головой, вскрикнула, и схватилась рукой за голову.

– Твою мать! – выругался он вслух, а про себя подумал: «Я действительно дебил!»

И притянув девушку к себе, прижал ее к груди, а затем убрал ее ладонь с затылка и начал сам его растирать.

Лина напрягалась в его руках и попыталась вырваться:

– Не надо, ничего страшного, я сама…

Она хотела убрать его руку, но Герман прижал ее к себе еще сильнее.

Он был не прав, и чувствовал себя полнейшим ничтожеством, обидевшим маленького котенка.

– Прости, я дурак, – сказал он ей, – у меня просто крышу сорвало, не обращай внимания, иногда бывает, что клинит, – он усмехнулся. – И ты обещала, что будешь со мной на «ты». А о наших с тобой отношениях можешь не скрывать. Но, о том, о чем мы говорим между собой, ни с кем не обсуждай.

Лина замерла, слушая извинения мужчины, и то, что он сказал в конце.

Он ведь говорил об «отношениях» между ними?

Она медленно отодвинулась от мужчины и посмотрела ему в лицо, пытаясь понять, смеется он над ней, или говорит в серьез.

Но на лице Германа, сейчас не было ни единой эмоции.

– Вы…, – начала она.

– «Ты», только «ты», – покачал Герман головой, прервав ее.

Лина прочистила горло и сначала хотела отвести свой взгляд, но потом, все же поняла, что не может этого сделать, она должна видеть, его лицо, чтобы не обмануться и не дать себя обмануть.

– Ты сказал, о наших отношениях, разве они у нас есть? Эти самые «отношения»?

Герман улыбнулся, разглядывая ее мокрые слипшиеся ресницы, и голубые радужки вокруг зрачков, и большим пальцем руки стер еще одну слезинку, капнувшую на щеку девушки.

Но на этот раз она не стала отстраняться.

– Да, у нас с тобой есть отношения, – сказал он и, держа руку на ее затылке, наклонился и очень медленно и нежно дотронулся своими губами до ее губ.

Лина прикрыла глаза и судорожно вздохнула, чуть приоткрыв губы… А перед ее глазами, высветилась огромная пылающая надпись – «Дура». Но почему-то в этот момент, Лина решила полностью ее игнорировать…

Глава 10

Завтрак с дядей Мишей, проходил как-то по-домашнему. Мужчина по стариковски, почти так же как это делал всегда и Машин отец, вспоминал о всяких смешных случаях из своего прошлого.

Причем по его рассказам Маша с удивлением поняла, что у дяди Миши просто громадный опыт работы в абсолютно разных сферах. От портового грузчика, до казначея нефтяной компании. А сейчас он вообще оказывается на пенсии, и приехал к Владу в гости пожить немного.

Маша долго слушала его веселые истории и даже кое-где не выдерживала и смеялась, однако все равно внутренне очень настороженно относилась к мужчине. Тем более что он оказался дальним родственником Влада.

Было в нем что-то такое, чего Маша никак не могла понять. Даже то, что его лицо было изуродовано жутким шрамом, или искусственный глаз, который постоянно смотрел в одну точку, не отталкивали ее. Но все равно, была в этом мужчине, какая-то червоточинка, от чего Маша никак не могла расслабиться.

Он не задавал никаких вопросов, он говорил сам. Однако с каждой его веселой историей, у Маши все выше и выше поднималось настроение. Возможно, именно это и настораживало ее.

Последнее время люди, с которыми она общалась только и делали, что пытались ее чем-то задеть, или что-то вызнать, или вообще вели себя просто отвратительно, начиная с ее собственного Альтер-Эго, и заканчивая дурной медсестрой, которую она вышвырнула из комнаты несколько минут назад.

А этот мужчина, вел себя так, будто давний Машин хороший знакомый, который своими веселыми историями смог ее развеселить и на краткий миг забыть, почему она оказалась в этом доме, и что вся ее жизнь перевернулась вверх дном.

Жить в мире полном желчи, злости, зависти и ненависти нереально тяжело. И защищаясь, Маша сама уже не замечала за собой, что превратилась из веселой, доброй и жизнерадостной девушки, в подозрительную и агрессивную особу.

«А Влад в таком мире живет с самого детства, – неожиданно пришла ей в голову мысль. – И как он с этим справляется? Вот этот мужчина, он ведь тоже из мира Влада, однако же, ведет себя совсем иначе…».

– Я вот перед тобой распинаюсь, распинаюсь, рассказываю всякую ерунду, а ты Машутка, по-моему, совсем меня не слушаешь, – ухмыльнулся дядя Миша, вырывая свою собеседницу из собственных мыслей.

– Нет, что вы, я так… просто задумалась, – смутилась Маша, глядя на искреннюю улыбку мужчины.

И в ответ тоже заулыбалась. Когда кто-то так искренне и тепло улыбается невозможно не ответить. А дядя Миша умел улыбаться именно так. И не только тепло, но и даже обворожительно. Похоже, что у Лисовских, в крови быть такими очаровательными. Маша вспоминала деда Влада, и хоть он и был уже старым мужчиной, однако все равно вызывал своей внешностью и улыбкой симпатию и желание доверять. Хотя Маша видела и другую сторону этого мужчины, в тот день, когда он ругал Влада и в тот же день когда Влад…

– Наверное, у вас много женщин, – нарочито весело хихикнула Маша, стараясь спрятать свою боль за показным весельем. – Вы умеете заставить девушку улыбаться.

Но от дяди Миши ничего нельзя утаить. Конечно же, он заметил и настороженность девушки, и смену ее настроения, и то, что она не глупая простушка, поддающаяся на минутное веселье.

Кто же она такая, что настолько сильно зацепила племянника? Что он не только держит ее в своем доме уже больше двух недель, но и заплатил за ее свободу просто нереально огромную цену.

Красивая,… да, красивая,… но таких красоток у Влада пруд пруди всегда было. Не глупая – факт, это конечно уже редкость, но все равно… Очень странно, что он готов за нее платить такие большие деньги и держать возле себя.

Зная своего племянника, Михаил думал, что он вообще, и ее, и ее мужа в порошок сотрет, учитывая то, что Миров сделал. Однако же, Влад поступил очень гуманно.

Одно из двух, или мальчик меняется с возрастом, и стал мягче, или эта девушка, чем-то зацепила его…

Пока он с ней общался, то сделал уже много выводов. Что и говорить, она необычна…. Но не настолько, чтобы оставлять ее в живых.

«Игрушка»? Как сказал ему племянник, когда встретил его утром в аэропорту… Но на Влада не похоже, чтобы он заводил себе игрушки, он даже в детстве в них не играл…

И тут Михаил поймал себя на одной мысли… А ведь у Влада действительно комната была без единой игрушки, потому что играть в игрушки ему было запрещено,… но было время, когда у Влада все же была игрушка, вот только живая…

Михаил прищурившись посмотрел на девушку… и понял, почему она до сих пор жива…

Только он считал, что она мертва…. Хотя в те времена он был не в форме, и утверждать наверняка не смог бы…. Но эту версию надо обязательно проверить.

Все эти мысли пролетели в голове у мужчины за несколько мгновений, пока он смотрел на девушку, сидящую перед ним.

И когда дядя Миша уже хотел задать вопрос Маше, о том, она ли является той самой девочкой, что нарушила покой его племянника в детстве, да не только его, но и самого Лисовского старшего, который очень нервничал из-за увлечения Влада, как в дверь ворвался сам Влад, причем с наливающимся синяком на лице.

Маша с удивлением посмотрела на Лисовского и, увидев на его скуле красноту, подскочила со стула и сделала уже два шага в его сторону, в инстинктивном порыве удостовериться, все ли с ним нормально. Но раздраженный голос Влада тут же вернул ее в реальность, и Маша резко затормозила.

– Дядя? Ты что тут делаешь?

– Дык завтракаю, да заодно с твоей гостьей знакомлюсь, присоединяйся, кто синяк поставил, рассказывай, – крякнул Михаил, нисколько не обращая внимания на недовольный тон племянника. – Машунь, ты чего подскочила, садись, давай, я же видел, что еще не крошки не съела… на вот, – он начала подкладывать Маше на блюдце оладьи, – кушай, зря, что ли Сергеевна старалась, и ты Влад не стой столбом, бери кресло и садись. Где, говорю, синяк то успел заработать?

Маша уже хотела успокоить дядю Мишу, чтобы он не злил Влада, потому как знала, что он не терпел подобно обращения, но на ее удивление, Влад вместо того, чтобы как обычно включить «царя Ивана Грозного» молча прошел в комнату, взял кресло у окна, и пошел обратно к столику. А Маша так и продолжала во все глаза смотреть на вмиг успокоившегося Лисовского, как ни в чем не бывало, выполняющего чужие приказы.

– Маша, ты же слышала дядю Мишу, – повернул он в ее сторону голову, усаживаясь за стол, – ни стой столбом, иди, садись, я очень голоден.

Маша нерешительно подошла к столику и медленно села, все еще удивляясь тому, что происходит. Так и хотелось спросить, кто ты такой и куда дел Лисовского? Который вечно на всех рычит, и всем приказывает?

А еще она вдруг осознала, что завтракает впервые с Владом, да еще и с его родственником.

Это было нечто из ряда вон выходящее.

Будь ее Альтэр-Эго сейчас где-то рядом, то она, наверное, описалась бы от счастья, что ей дали возможность поприсутствовать на таком торжественном мероприятии.

– Ешь, хватит зевать! – припечатал дядя Миша, и щедро полил ее оладьи медом. – А ты рассказывай, кто синяк посадил, с кем подрался…

– Это так, глупости, – отмахнулся Влад от вопросов дяди, и вилкой отрезал себе кусочек оладьи, макнул в малиновое варенье, и отправил в рот.

Дядя Миша хмыкнул и, буркнув себе под нос: «Аристократ», взял пальцами оладью и макнув ее в сгущённое молоко полностью засунул в рот, мыча от удовольствия.

Маше тоже захотелось так сделать, и наплевав на Влада с его дурацкими замашками, так же, как и дядя Миша взяла пальцами оладью уже политую медом и откусила от нее кусочек, зажмурившись от наслаждения.

Странно, но впервые за эти дни, она действительно ощутила удовольствие от еды.

После непринужденного разговора о рецептах оладий, коих дядя Миша знал очень много, они с Владом покинули Машу и удалились в его кабинет.

– Покумекал я тут на досуге над твоей проблемой, – начал Михаил, кряхтя, и с большой медлительностью присаживаясь в кресло, напротив Влада, – и решил, что если хочешь, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, надо выпускать муженька твоей гостьи и желательно дать ему возможность посмотреть пару зажигательных видео с тобой и его женой, не зря же ты эту камеру установил, у себя в комнате, хоть для чего-то сгодится.

И он хитро подмигнул Владу, на его удивленный взгляд.

– Не знаю, мне это идея уже приходила в голову, но… мне кажется, что он вообще пешка в этой партии.

– Вот и узнаем, пешка он или нет, и что сделает, когда посмотрит видео, куда пойдет на эмоциях, и будут ли они у него эти самые эмоции, – прервал его Михаил, и пристально посмотрел в глаза внучатому племяннику, – или ты боишься, что выясниться какая-нибудь неугодная тебе информация о твоей гостье?

Влад встал со своего кресла, избегая пристального взгляда родственника, и подошел к бару, выбрать, что-нибудь выпить. Дядя Миша, как всегда видел его насквозь. Влад и сам собирался сделать то, что предложил ему дядя, но почему-то упорно тянул.

– Может не стоит с утра пить? – хмыкнул дядя Миша, глядя на своего племянника, и наблюдая за его терзаниями. – Зря ты переживаешь насчет своей игрушки, Влад. Даже если она и виновата, сейчас она ведь в твоей полной власти, и сделать что-то или как-то навредить тебе не сможет. Я ж не осуждаю, играй с ней, сколько хочешь, никто тебя не осудит. Если сунулась играть в такие игры, значит, должна была понимать о последствиях, а если не виновата, – он развел руками, – значит, отпустишь восвояси, с извинениями, если захочет уйти. Главное не забывайся, ты же знаешь, эмоции в этом деле, только лишь твои враги.

– Я подумаю, – тихо сказал Влад, щедро плеснув в стакан виски.

– Подумает он, – пробурчал себе под нос дядя Миша, – хрен ли думать, все уже давно придумано, не тяни, отпускай его прямо сейчас, тем более что записи уже лежат в твоем сейфе.

Влад залпом выпил пол стакана виски, и, выдохнув, покачал головой, на пронырливого старика. Всего пару часов в доме, а уже в курсе всех дел.

– Завтра,… я отпущу его завтра, – ответил Лисовский и покинул кабинет, не смотря в единственный здоровый, но слишком понимающий глаз своего родственника.

После того, как помощница повара забрала посуду из комнаты, Маша решила занять свой мозг работой. Но включив свой ноутбук, чуть не зарыдала от досады. Он был полностью отформатирован. И естественно доступа в интернет у нее не было, чтобы войти на корпоративный удаленный сервер, с которым у нее была автоматическая синхронизация, и взять оттуда информацию для работы.

Со злостью она закрыла крышку ноутбука и хотела уже как следует поматериться на Лисовского, который наверняка и распорядился, чтобы кто-то удалил всю ее информацию, но виновник ее раздражения, появился сам.

Маша удивилась, так как ожидала увидеть Влада сегодня только к вечеру.

Влад подошел к столику, на котором устроилась Маша с ноутбуком и сел напротив нее в кресло. Оглушающая тишина повисла между ними в воздухе. Влад продолжал молчать какое-то время, и сверлил Машу нечитаемым взглядом. Она тоже не решалась что-то говорить. Потому что понятия не имела о чем вообще можно говорить с этим психом. Ведь все эти дни их общение сводилось либо к сексу, либо к взаимным оскорблениям. Хотя кое-какие вопросы все же вертелись у нее на языке, например, кто и за что его побил. Но она упорно пыталась подавить в себе это нездоровое любопытство. Ни все ли ей равно, кто избил Лисовского? Хотя, если только не узнать имя, для того, чтобы пожать этому человеку руку при встрече и выразить свою благодарность?

– Завтра твой муж выйдет из тюрьмы, – голос Влада резко выдернул ее из размышлений, и Маша даже рот приоткрыла от изумления.

Ведь, мягко говоря, срок еще не подошел, прошла всего одна неделя с тех пор, как она подписала тот самый договор, хотя ей казалось, что прошла целая вечность.

– Но ты должна мне кое-что пообещать, – продолжил Влад надменным тоном, разглядывая тонкие черты лица девушки, – ты забудешь слово «нет» в постели, ты будешь разрешать мне делать все, что я от тебя попрошу, и не будешь строить из себя недотрогу. Иначе твой муж так и продолжит сидеть в тюрьме, и кто знает, возможно, его отсидка затянется на слишком долгий срок, учитывая твое ко мне отношение.