Текст книги "Босиком по траве"

И мы отпраздновали. Зажгли свечи, выпили игристого сидра из хрустальных кубков. Соня с чувством прочитала мне про царицу Эсфирь[7]7
  Героиня Ветхого Завета, еврейка, жена персидского царя Артаксеркса, заступившаяся перед мужем за свой народ.


[Закрыть], чьи красота, благородство и смелость спасли целый народ. Эта женщина держала в своих руках судьбы целых стран. Еще Соня прочитала мне отрывок из Нового Завета о Деве Марии, которая была немногим старше меня, когда стала матерью Спасителя.

Через несколько дней Соня отвезла меня в город, купила мне новые трусики, бюстгальтеры красивых пастельных тонов и майки, которые я могла бы носить, пока в бюстгальтерах нет нужды. Мы обе сделали маникюр и накупили многолетний запас необходимых каждой женщине предметов гигиены. В тот день мне показалось, что мама снова рядом, и я решила, что это она помогла мне встретиться с Соней Гримальди. В конце концов, я ведь сидела на ее могиле, когда впервые увидела белый кадиллак, верно? Я уже не сомневалась, что Господь любит меня, и больше не проклинала свое раннее взросление.

* * *

Однажды ранней весной я пришла на урок и обнаружила, что Соня дремлет на диване, уронив книгу на грудь.

– Соня? – прошептала я.

Мне не хотелось будить ее, но в то же время страшно было уйти, не узнав, все ли в порядке. Ее вид меня испугал: такая маленькая, усталая и бледная, она напомнила мне маму перед смертью.

– Соня? – позвала я снова дрожащим голосом, коснувшись ее руки.

Сонно моргая, она открыла свои карие глаза, которые казались огромными под толстыми выпуклыми линзами роговых очков.

– Ой, Джози! Уже пора? Я прилегла почитать, но в последнее время глаза так быстро устают! Боюсь, придется мне отказаться от книг, – печально закончила она.

Сколько я ее знала, Соня Гримальди никогда раньше не поддавалась грусти. Я посмотрела на книгу у нее в руках.

– «Грозовой перевал», – произнесла я. – А давайте я почитаю вслух, чтобы вам не напрягать глаза? Я хорошо читаю.

Я сказала это с таким серьезным видом, что Соня заулыбалась и протянула мне роман.

– Ну ладно, почитай немного, а потом начнем урок.

«Грозовой перевал» мне ужасно не понравился. Каждый день я приходила на уроки музыки и полчаса читала для Сони, прежде чем сесть за инструмент. Через неделю таких чтений я в гневе отбросила эту гадкую книжку. Несмотря на юный возраст, я была чувствительной и вдумчивой натурой, а Соня объясняла мне незнакомые слова и выражения, так что я поняла большую часть прочитанного.

– Какие ужасные люди! Ненавижу их! Не могу больше это читать!

Я сама не ожидала, что так глупо разрыдаюсь. Всхлипывая, я попыталась справиться с собой.

– Да, верно, – тихо согласилась Соня. – В этой книге многовато уродливого для такой нежной души. Может, однажды ты взглянешь на все это иными глазами… а может, и нет. Хватит с нас Хитклиффа на сегодня. Ну-ка, живо за инструмент! – бодро велела она, и я смиренно последовала за ней, утирая слезы и радуясь, что больше мне не придется бродить по вересковым пустошам с привидениями.

На следующий день меня ждала новая книга. Я заметила фамилию автора – Бронте – и едва не поморщилась. Но Джейн Эйр оказалась совсем не похожа на Кэтрин Эрншо-Линтон[8]8
  Кэтрин Эрншо-Линтон – героиня романа «Грозовой перевал» английской писательницы Эмили Бронте. Джейн Эйр – героиня одноименного романа Шарлотты Бронте, сестры Эмили.


[Закрыть]. Этот роман мне безумно понравился, и я попросила Соню позволить мне взять книгу домой. Она великодушно разрешила, но заставила меня дать обещание выписать все незнакомые слова и посмотреть их значение. Узнав, что у меня нет своего словаря, она дала мне словарь Вебстера 1828 года. По ее словам, это была вторая по важности книга на английском языке после Библии.

Я сдержала обещание и, читая до позднего вечера, записывала слова, значения которых не знала, прямо на стене, возле которой стояла кровать. На следующий день я открывала тяжелый словарь и смотрела значение всех выписанных слов. С каждой новой книгой моя Стена слов разрасталась, как и желание расширить свой словарный запас. Спустя много месяцев отец забрался на чердак, где была моя комната. Он редко поднимался туда – только если искал что-то. Я же в это время возилась с новым рецептом на кухне. Услышав, как отец громко зовет меня по имени, я уронила миску, в которой смешивала ингредиенты.

Я помчалась наверх, боясь, что с ним что-нибудь случилось, но обнаружила, что он стоит возле Стены слов и прожигает ее гневным взглядом.

– Джози Джо Дженсен! Это еще что такое? – Отец указал на стену рядом с кроватью, где теперь красовались ряды слов.

– Это моя Стена слов, пап, – робко объяснила я. Он грозно посмотрел на меня и скрестил руки на груди, и я решила, что лучше рассказать поподробнее.

– Понимаешь, когда я читаю по вечерам, мне не хочется прерываться, чтобы посмотреть незнакомые слова… поэтому я записываю их на стене, а утром ищу в словаре. Это очень познавательно! – заявила я, улыбнувшись и глядя на него с надеждой.

Отец покачал головой, но я заметила, что по его губам тоже скользнула улыбка. Он подошел поближе к стене и прочитал несколько слов.

– «Воспрещать»? – с сомнением произнес он. – Что-то я такого не слышал.

– Это то же самое, что «запрещать». Ты же не станешь воспрещать мне расширять словарный запас? – ухмыльнулась я, осмелев.

Отец расхохотался.

– Да уж, тебе воспретишь. – Он покачал головой и с нежностью посмотрел на меня. Его гнев словно улетучился. – Ладно, Джози Джо. Пиши свои слова. Но только тут, договорились? Не хочу, чтобы ты еще и кухню разукрасила, когда место закончится.

– Наверное, нужно писать помельче, – задумалась я, обеспокоенная конечностью отведенного мне пространства.

Отец, который уже спускался по узкой лесенке, снова рассмеялся.

3. Увертюра

СОНЯ, НАСКОЛЬКО МОГЛА, облегчила для меня тяготы взросления, но перемены в моем теле все равно привлекали внимание окружающих. К седьмому классу я окончательно созрела. Моя стройность никуда не делась, но я выделялась среди сверстниц высоким ростом, наличием груди и округлостью фигуры. Мои одноклассники в это время еще оставались детьми. Тара считала, что мне ужасно повезло, доставала меня крайне интимными вопросами и один раз даже попросила разрешения примерить мой бюстгальтер, чтобы «понять, каково это – быть женщиной».

Поскольку я была единственной девочкой в семье, мой гардероб не отличался большим разнообразием. Я донашивала за братьями футболки и потертые джинсы – а другого ничего и не было. Отцу просто в голову не приходило купить мне что-то новое, а меня это не слишком волновало, поэтому я не просила. Из того белья, которое купила мне Соня, я выросла за первый год и, если бы тетя Луиза не взяла на себя обязанность время от времени обеспечивать меня необходимыми вещами, не знаю, что бы я делала. Мальчишеская одежда кое-как маскировала особенности моей фигуры, но я все равно сутулилась, стараясь казаться меньше ростом и скрыть грудь. Меня одолевали застенчивость и неловкость.

В какой-то момент я начала слишком близко наклоняться к нотам, что мешало мне держать осанку за инструментом. Соня заметила это и отправила меня к окулисту. Разумеется, мне выписали очки для чтения и игры на фортепиано, но носить их приходилось постоянно, поскольку книги были со мной всегда. Я говорила мудреными словами и могла ни с того ни с сего выпалить какую-нибудь глубокую мысль. Полагаю, сверстники считали меня очень странной.

С седьмого класса начиналась средняя школа, и я была рада оставить позади начальную, надеясь затеряться среди взрослых ребят. Но оказалось, что меня ждала новая пытка. К средней школе относились классы с седьмого по девятый, к старшей – с десятого по двенадцатый, и все мы добирались на учебу в Нефи на одном автобусе. Я ненавидела эти поездки. Мой брат Джонни заканчивал школу, когда я перешла в седьмой класс. Отец почти каждый день разрешал ему брать Старину Брауна (наш древний фермерский пикап), потому что брат играл в нескольких школьных командах и после уроков часто оставался на тренировки. Иногда Джонни мог меня подвезти, но чаще всего он предпочитал взять с собой друзей, так что места для сестренки у него не оставалось. Автобус же ехал медленно, толпа школьников шумела, все толкались, иногда дрались, но больше всего я ненавидела искать свободное место.

Остановка возле моего дома была одной из последних по пути в школу, и каждое утро я с ужасом ждала момента, когда придется идти между сидений в поисках свободного. Мальчики из числа старших школьников обращали на меня излишне много внимания, младшие хихикали, а большинство девочек отчего-то смотрело враждебно. Тара, моя верная кузина, обычно старалась занять мне место, но провести всю поездку с ней для меня было чуть ли не хуже, чем самой искать свободное сиденье. В свои тринадцать она была ростом с девятилетнего ребенка, и в сравнении с ней я чувствовала себя еще более неловко. Тара к тому же громко разговаривала. В то время как я предпочла бы слиться с фоном, она неизменно привлекала к себе внимание.

Среди местных школьников был одиннадцатиклассник по имени Джоби Дженкинс, который тусовался в той же компании, что и мой брат Джонни. Он вечно паясничал и считал себя самым остроумным на всем свете. Я его не любила. Шутки у него были злые, всегда направленные против тех, кто послабее. Джоби вечно доставал младших школьников в автобусе. Мой отец насмешливо называл его умником, а по мне – так он был самым обычным задирой. И еще Джоби постоянно пялился на мою грудь, так что я просто терпеть его не могла. Мой брат, похоже, ничего не замечал, считал его прикольным парнем и не возражал против его общества. Спортом Джоби не занимался, поэтому он всегда ездил на автобусе, рассевшись на заднем сиденье и изрядно досаждая многим ребятам.

Однажды утром в начале осени я вошла в автобус, готовясь к ежедневной пытке. Тара воодушевленно помахала мне, указывая на наклейки с именами на каждом сиденье. Мистер Уокер, водитель автобуса, решил сам распределить места. Я с огромным облегчением принялась искать свое имя, мысленно благодаря судьбу за то, что мне больше не придется мучиться неизвестностью каждое утро. Шагая по проходу, я начала понимать, что младших школьников – как правило, более худеньких – намеренно разместили рядом со старшими, чтобы легче было сесть на сиденье по трое. Я почти дошла до конца автобуса, когда раздался знакомый голос, заставивший меня залиться краской.

– Джози Дженсен, иди к папочке! – нараспев произнес Джоби Дженкинс. Все вокруг расхохотались. – Эй, сыграем в ковбоев и индейцев? Не бойся, Джоз, я не дам Сэмми сделать тебя своей скво.

Я нашла свое место. Мое имя висело на спинке сиденья прямо через проход от Джоби. Тот развалился в кресле, выставив ноги в сторону. Его торчащие коленки и «рибоки» с развязанными шнурками мешали мне пройти на свое место. Он похлопал по пластиковому сиденью. Рядом с Джоби сидел Сэмюэль Йейтс.

Сэмюэль был внуком Дона и Нетти Йейтс, которые жили на нашей улице. Их сын Майкл, мормонский миссионер, двадцать с лишним лет назад служил в резервации индейцев навахо, а потом еще раз вернулся в Аризону по работе. В итоге он женился на девушке из навахо, и у них родился Сэмюэль. Через несколько лет после этого Майкл Йейтс погиб, упав с лошади. Подробностей я не помнила – все произошло, когда я была совсем маленькой, но в таких городках, как наш, жители рано или поздно узнают обо всем.

Про Сэмюэля я впервые услышала, когда несколько женщин, включая Нетти Йейтс, собрались у нас на кухне, чтобы заняться соленьями. После того как умерла моя мама, соседки каждый год приносили нам овощи со своих огородов и целый день закатывали их в банки, так что под конец все полки были уставлены плодами их трудов. В тот августовский день на кухне было жарко. Пахло тушеными помидорами. Соседки болтали, а я с нетерпением ждала окончания действа. Благодарность не позволяла мне уйти и заняться своими делами. От скуки я прислушалась к разговору. Нетти Йейтс как раз делилась своими опасениями:

– Мать с ним уже не справляется. Видите ли, она второй раз вышла замуж. Похоже, Сэмюэль не ладит с отчимом и его детьми. По-моему, там явно замешана выпивка. Этот новый муж, кажется, многовато пьет. В этом году Сэмюэль постоянно ввязывался в драки, и его выгнали из школы в резервации. Он переезжает к нам, но в нем так много злобы… Меня это беспокоит. – Нетти вздохнула и продолжила: – Надеюсь, его здесь не станут обижать. Майкл был бы рад. После его смерти мы готовы были забрать мальчика, но мать и слышать об этом не желала. Мы звали ее переехать к нам вместе с Сэмюэлем, но она решила вернуться в резервацию к своей матери. Я ее не осуждаю. Она выбрала место, где ей все знакомо. Так проще, особенно когда потеряла любимого и ищешь утешения. Но мы за все эти годы внука толком не видели. Дон надеется, что Сэмюэль будет помогать ему с овцами. Эти навахо знают толк в овцах. Сэмюэль с шести лет пас овец вместе с бабушкой. В любом случае, теперь он будет ходить в школу здесь. Ему остался год. Надеюсь, сможет получить аттестат. Ну, а там уже сам решит, что делать дальше. – Нетти закончила свой рассказ с тяжелым вздохом, продолжая ритмично нарезать помидоры в миску.

Сэмюэль поднял на меня взгляд, когда я попыталась пролезть мимо Джоби. Его темные глаза смотрели сурово, на губах не было и тени улыбки. Недовольно нахмуренные брови выделялись на фоне тепло-коричневой кожи. Черные волосы лоснились и доставали до плеч. Я ни разу не разговаривала с Сэмюэлем Йейтсом и не слышала, чтобы он разговаривал с кем-то еще. Его лицо излучало враждебность, уголки широкого рта были опущены. Сэмюэль отвел взгляд, а я попыталась сесть на место, не задев Джоби, но тот в последнюю секунду дернул меня, и я плюхнулась прямо к нему на колени.

– Джози! – воскликнул он в притворном изумлении. – Я же пошутил, когда сказал: «Иди к папочке»!

Все снова захохотали, а Джоби сделал вид, что пытается оттолкнуть меня, в то же время не давая мне высвободиться.

Он щекотал и тискал меня, и я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Кто-то из сидящих впереди, видимо, заметил выражение моего лица и крикнул:

– Ой-ой-ой, Джоби! Она же сейчас заревет!

– Упс! – Мой мучитель взглянул на меня. – Не плачь, Джози, я же просто шучу! Ну-ну, я поцелую, и все пройдет.

Джоби нелепо вытянул губы трубочкой и чмокнул меня в щеку.

– Прекрати, Джоби! – зашипела я, толкаясь локтями и стараясь вырваться из его объятий.

Внезапно он спихнул меня на Сэмюэля. Я стукнулась головой об окно, а лямки рюкзака сползли, стянув руки у меня за спиной. Я уткнулась лицом прямо в колени Сэмюэля и вскрикнула, когда тот резко поднял меня. Школьники вокруг взвыли от смеха.

Вдруг Сэмюэль вскинул правую руку и столкнул Джоби с сиденья. Тот с грохотом упал на пол в проходе и крякнул от неожиданности. Я не успела даже понять, что происходит, а Сэмюэль уже пересадил меня на место у окна, а сам поднялся, нависая над перепуганным Джоби. Всеобщий хохот сменился нервным шепотом, а потом и вовсе тишиной. Сидевшие вокруг ребята уставились на происходящее, разинув рты и широко раскрыв глаза. Мои щеки горели от унижения. У меня кружилась голова, я едва дышала. Сэмюэль посмотрел сверху вниз на моего обидчика, положив руки на спинки сидений по обе стороны от прохода. Джоби уставился на него, беззвучно шевеля губами, как будто никак не мог придумать, что именно сказать.

– Не плачь, Джоби! Я же просто шучу.

У Сэмюэля был мягкий, глубокий голос. Он произнес это с каменным лицом. Те школьники, которые недавно смеялись надо мной, теперь снова захохотали.

Автобус как раз подъехал к последней остановке, когда водитель заметил переполох в конце салона. За два месяца, что Сэмюэль провел в нашей школе, он ни разу не обратил ни на кого внимания и почти ни с кем не разговаривал, а из-за его высокого роста и угрожающего вида другие школьники предпочитали не лезть к нему. Теперь все, включая Джоби, ошеломленно уставились на него.

– В моем автобусе драться запрещено! – закричал мистер Уокер.

Нажав на тормоз, он тут же отстегнул ремень и побежал по проходу к тому месту, где стоял Сэмюэль. Тот, никак не реагируя на приближение водителя, медленно наклонился, протянул руку Джоби и помог ему встать. Потом он неторопливо повернулся, взглянул на бедного мистера Уокера с высоты своего роста и сорвал наклейку с именем Джоби с сиденья, которое теперь занимала я. Все взгляды тут же обратились на меня, и я вздрогнула, втянув голову в плечи.

– Джоби нужно новое место, – спокойно произнес Сэмюэль.

Он наклеил липкую полоску на лоб моего обидчика, не сводя взгляда с водителя. Мистер Уокер пребывал в растерянности, и даже Джоби в кои-то веки не знал, что сказать.

– А это не подходит? – спросил водитель, указывая на занятое мной место.

Я заметила, что мистер Уокер тоже заговорил тише, словно подстраиваясь под тон Сэмюэля.

– Нет, это – нет, – медленно проговорил тот. Он на мгновение задержал взгляд на лице водителя, а потом сел рядом со мной и уставился в окно. И ни слова больше.

Мистер Уокер молча переклеил мое имя туда, где я теперь сидела, и велел Джоби занять мое прежнее место. Понимая, что расстановка сил поменялась, тот сорвал наклейку со лба, налепил ее на чьи-то волосы и громко заржал. Потом отвесил кому-то еще подзатыльник, явно пытаясь сделать вид, что произошедшее его не задело. Если бы я не видела все своими глазами, ни за что бы не поверила, что кто-то осмелился столкнуть Джоби на пол и не получил за это пару ласковых и кулаком в нос. Но он сказал только:

– Вот черт, кажется, Сэмми меня недолюбливает!

Окружавшие его школьники нервно захихикали, а Джоби покосился на Сэмюэля. Но тот его словно не замечал, глядя в окно поверх моей головы.

* * *

Зима пришла рано, и в конце октября леванцы уже обували детишек в дутые сапоги, надевали на них шапки и пуховики, в которых каждое движение становилось неуклюжим. Первого сентября мне исполнилось тринадцать, и тетя Луиза купила мне новое зимнее пальто яркого фиолетово-голубого цвета. Ничего красивее у меня в жизни не было. Когда тетя принесла подарок, отец сказал, что нам от нее благотворительности не нужно. Луиза, будучи сестрой моей матери, распекла папу так, что мало не показалось. Напомнила ему, что я уже несколько лет хожу без нового пальто, а в прошлом году всю зиму носила старую джинсовую куртку Джонни, надевая под нее несколько фланелевых рубашек. Возмущенная Луиза заявила, что она больше этого не потерпит. Ее обвинения совсем выбили отца из колеи, и он посмотрел на меня так, будто впервые видит. Я погладила его по руке и попыталась утешить:

– Мне нравилась куртка Джонни, пап, иначе я бы ее не носила.

Уже позже я снова заметила, что отец смотрит на меня с какой-то затаенной тоской. Однажды я даже спросила, почему он грустит. Папа улыбнулся и покачал головой.

– Я не грущу, Джози Джо. Просто задумался о том, как быстро ты выросла. Мало тебе досталось детства. Совсем мало.

Он погладил меня по плечу и тут же ушел на задний двор, к загону с лошадьми и пастбищу.

В тот самый понедельник на земле лежал свежий слой воскресного снега – так мы называли снег, выпавший в воскресенье и еще не исхоженный с утра. По этому прекрасному белому одеялу я в старых теннисных кроссовках побрела к остановке. Сэмюэль Йейтс уже стоял там, поэтому в автобус забрался раньше меня. Он прошагал прямо к нашему сиденью и устроился у окна. Сэмюэль ходил без шапки. Он носил стеганую куртку, отороченную овчинкой, и мокасины. Я задумалась, не мерзнут ли у него ноги. Впрочем, мокасины по крайней мере выглядели сухими, чего нельзя было сказать о моих кроссовках, так что я быстро отбросила эту мысль.

Сэмюэль словно не замечал меня – да и всех остальных – с того самого дня, как столкнул Джо-би в проход. Третьего пассажира к нам так и не посадили. Наверное, мистер Уокер побаивался, что это может плохо закончиться, и решил, что лучшее – враг хорошего. Так что я всю неделю ездила в школу и обратно, сидя рядом с Сэмюэлем в полном молчании. Меня это вполне устраивало: c книгой я никогда не скучала. Недавно я взялась за романы Джейн Остин и как раз читала «Доводы рассудка».

Я была погружена в страдания бедняжки Энн, когда Сэмюэль вдруг заговорил:

– Ты много читаешь.

Эти слова, произнесенные негромко и отрывисто, прозвучали почти как обвинение.

– Да, – ответила я, не зная, что еще добавить.

– Почему?

– Нравится. А ты разве не читаешь?

– Я умею читать! – В его мягком голосе зазвенели гневные нотки, глаза сверкнули. – По-твоему, если я из навахо, это значит, что я тупой?

Краснея и заикаясь, смущенная тем, что меня совсем не так поняли, я возразила:

– Я не это имела в виду! И вовсе я так не думаю! Я хотела спросить, нравится ли тебе читать.

Он не ответил, уставившись в окно, и мне ничего не оставалось, кроме как вернуться к книге. Но слова путались у меня в голове, и я тупо уставилась в открытую страницу. Меня мучила мысль о том, что я обидела человека, который совсем недавно выручил меня. Я решила попытаться еще раз.

– Прости меня, Сэмюэль, – неловко проговорила я. – Я не хотела ранить твои чувства.

Он фыркнул и посмотрел на меня, приподняв бровь.

– Ранить мои чувства? Я тебе не маленькая девочка.

Его голос прозвучал слегка насмешливо. Сэмюэль взял книгу из моих рук и прочитал первый попавшийся ему на глаза абзац.

– «Я не могу долее слушать вас в молчании. Я должен вам отвечать доступными мне средствами. Вы надрываете мне душу. Я раздираем между отчаянием и надеждою. Не говорите же, что я опоздал, что драгоценнейшие чувства ваши навсегда для меня утрачены»[9]9
  Цитируется в переводе Е. Суриц.


[Закрыть].

Сэмюэль явно хотел продемонстрировать мне, что умеет читать не хуже других, но резко смолк, смущенный романтическим посланием капитана Уэнтуорта к Энн. Мы оба замерли, уставившись в книгу. Потом я, не выдержав, засмеялась. Сэмюэль нахмурился. Но через минуту он выдохнул, и уголки его губ дрогнули.

– Сколько тебе лет? – спросил он, слегка приподняв брови.

– Тринадцать, – сказала я, готовясь оправдываться. Я выглядела и ощущала себя старше, и это меня раздражало.

Глаза Сэмюэля широко раскрылись от удивления.

– Тринадцать? – Он не столько переспрашивал, сколько выражал глубокое сомнение. – Это ты, получается, в седьмом классе? – так же недоверчиво произнес Сэмюэль.

Я поправила очки на переносице и вздохнула.

– Так и есть.

Я забрала у него роман и приготовилась продолжить путь в молчании.

– А эта книга для тебя не слишком… взрослая? – не отставал Сэмюэль.

Он снова вырвал у меня «Доводы рассудка» и прочитал еще немного, на этот раз про себя.

– Я тут половину слов не понимаю. Как будто другой язык!

– Поэтому я читаю со словарем… только я его в школу не беру: слишком тяжелый. – Смутившись, я посмотрела в книгу. – В каком-то смысле язык действительно другой. Моя учительница, миссис Гримальди, считает, что наша речь постепенно приходит в упадок.

Сэмюэль изумленно уставился на меня.

– Но различия, конечно, не такие большие, как между навахо и английским, – продолжила я, пытаясь втянуть его в дальнейшую беседу.

Я с трудом верила, что он вообще говорит со мной, особенно теперь, когда узнал, что я жалкая семиклассница.

– Да, навахо совсем другой. – Невидимая дверца захлопнулась. Сэмюэль отвернулся к окну и больше ничего не сказал.

* * *

Только через несколько дней Сэмюэль снова заговорил со мной. В прошлый раз наша беседа довольно резко оборвалась, и я не решалась первой обратиться к нему.

– Я ненавижу читать.

Он сказал это, будто напрашиваясь на ссору, и бросил на меня гневный взгляд. Я, как обычно, сидела с книгой на коленях. Не зная, какого ответа от меня ждут, я повернулась к нему.

– Понятно, и?..

Он достал из рюкзака книгу и бросил ее мне на колени поверх «Гордости и предубеждения». Это был «Грозовой перевал». Я с трудом сдержала сочувственный стон. С тех пор как Соня позволила мне отложить этот роман, я так и не попыталась его дочитать. Мне было жаль тратить на него время. Мои дни были заняты учебой, уроками музыки, самостоятельными занятиями за фортепиано и работой по дому, в котором кроме меня жили двое мужчин – Джаред и Джейкоб к тому моменту практически съехали. Почитать мне удавалось только в автобусе, да еще перед сном, когда я добросовестно искала в словаре определения незнакомых слов. Я все равно успевала прочитать пару книг в неделю, но все-таки уже не глотала их пачками, как летом. «Грозовой перевал» точно не входил в список произведений, которые я планировала прочитать, – да, у меня был такой список.

– Я читала отрывки из этой книги, – осторожно призналась я, не понимая, зачем Сэмюэль бросил ее мне.

– Так и знал, что ты это скажешь, – усмехнулся он. – Похожа на ту, что ты читала недавно. Такая же непонятная.

– А зачем тогда ты ее взял? – не поняла я. Ведь не просто так он таскает с собой роман?

Сэмюэль помолчал. Я терпеливо ждала, опасаясь, что он заберет книгу и снова отвернется.

– Меня могут не аттестовать по английскому. У меня мисс Уитмер. Она обещала поставить «удовлетворительно», если я прочту эту книгу и напишу сочинение. Вот я и пытаюсь. Мне дали две недели.

Я посмотрела, в каком месте он загнул страницу, и поняла, что у него большие проблемы.

Мисс Уитмер была учителем старой закалки и проработала в школе двадцать пять лет. О ней ходили легенды. Иногда она приезжала в школу на харлее и носила армейские берцы. Мисс Уитмер устрашала суровостью, знала свой предмет и не прощала проступков. Моим старшим братьям она нравилась, но это не мешало им ныть насчет объемов домашнего задания. Джонни и вовсе едва справлялся.

– А мисс Уитмер не сказала, почему именно эта книга?

– По ее словам, дополнительных заданий она обычно не дает. Но я очень просил и обещал сделать все что угодно. Она всучила мне эту книгу и сказала: «Если осилишь, тогда поверю, что тебе это действительно нужно». Теперь я понял, почему у нее было такое выражение лица в тот момент, – мрачно закончил Сэмюэль.

– А почему тебе так это важно? – вырвалось у меня.

Он бросил на меня злобный взгляд.

– Я хочу закончить школу, – процедил Сэмюэль сквозь зубы. – Я обещал бабушке, – с неохотой признался он. – В мае я должен поступить на программу подготовки морпехов, поэтому мне нужен аттестат. Рекрутер сказал, что у тех, кто закончил школу, больше возможностей.

С минуту мы сидели молча. Сэмюэль, по своему обыкновению, уставился в окно, а я провела пальцем по обложке его книги, думая о том, как трудно, наверное, ему было подойти к мисс Уитмер и попросить об одолжении. Сэмюэль производил впечатление очень гордой натуры.

Он протянул руку, чтобы забрать роман, но я сжала книгу покрепче и не выпустила.

– Давай мы вместе ее прочитаем, – выпалила я, удивив нас обоих.

Сэмюэль посмотрел на меня с подозрением. Я пожала плечами:

– Говорю же, я читала некоторые отрывки. Неплохо бы дочитать. – От этой лжи я сама чуть не поморщилась. – Будем читать вдвоем. Мы каждый день не меньше часа проводим в автобусе. Я могу читать вслух, если ты не против.

Я сама не понимала, как осмелилась предложить такое. От волнения у меня взмокли волосы на затылке. Я очень надеялась, что не покрылась сыпью. Со мной такое бывало, когда я расстраивалась или нервничала.

– Ладно, читай. Я послушаю, – сухо произнес Сэмюэль.

– Прямо сейчас? – спросила я. Он только приподнял брови.

Я открыла книгу, сглотнула, справляясь с волнением, и начала с первой страницы.