Текст книги "Благословенные монстры"

17

Серефин Мелески

«Его вьющиеся щупальца приближаются к поверхности темного океана, и, когда Звездан наконец вырвется на волю, мир захлебнется в соленой воде».

Книги Иннокентия

Тишина действовала на нервы.

Культ оставил их в странной комнате часовни, заперев дверь. Малахия, единственный, кто все еще был закован в цепи, сразу же метнулся в тень. Его кожа приобрела пепельный оттенок, а на висках выступили капельки пота.

Кацпер выглядел больным.

– Что здесь происходит? – спросил он вполголоса.

– Я не знаю, – ответил Серефин. Человек в дереве не двигался, но Серефин чувствовал силу, исходящую от него холодными волнами.

Кацпер посмотрел в угол, где лежал Малахия, свернувшись калачиком и не сводя взгляда с мужчины.

– И что с ним не так?

– С ним все не так. Я попробую ему помочь.

– Плохая идея.

– Знаю.

– Он пытался тебя убить, – взгляд Кацпера опустился на шрам, тянувшийся вдоль шеи Серефина.

– И за это я убил его. Мы квиты.

– Это работает совсем не так.

Кацпер нахмурился, и Серефин поцеловал его в щеку.

– Мы оказались здесь из-за него, – проворчал лейтенант. – Он не заслуживает твоей помощи.

Серефин издал тихий смешок.

– Конечно нет. Но кто вообще ее заслуживает?

Кацпер закатил глаза. Серефин сел рядом с Малахией, но тот даже не шелохнулся.

– Ты это слышишь? – спросил Малахия безжизненным голосом, и Серефин напрягся.

– Нет.

– Это пение. Он поет.

Но в часовне не звучало никакого пения. Вокруг стояла абсолютная тишина, если не считать того, как зазвенели цепи, когда Кацпер скинул их на пол и прислонился к стене.

«Что с ним не так?» – спросил Серефин у Велеса.

«Пробужденный сведет его с ума».

«Что? Что это значит?»

«Необходимость, зов. Чирног – это энтропия. Он поглощает. Сила, плоть – все это одно и то же».

– Я причиню ему боль, – прошептал Малахия. Его светлые глаза остекленели от слез.

– Кажется, это тебя не сильно беспокоит, – ответил Серефин.

Малахия тяжело сглотнул.

– Ты так думаешь?

Серефин прищурился. Чего на самом деле этот культ хотел от Малахии?

– Он поет так громко, как ты можешь его не слышать?

– Я ничего не слышу.

«Что он собирается делать? – в отчаянии спросил Серефин, обращаясь к Велесу. – Что еще сломается?»

– Меня не должно здесь быть, – тихо сказал Малахия. – Я недостаточно силен, чтобы это остановить. Я думал, что смогу бороться с ним, но не могу. Я так голоден.

«Все», – просто ответил Велес.

Надежда Лаптева

На щеку Нади упала дождевая капля, и она с удивлением обнаружила, что это не кровь, а всего лишь вода.

Город быстро сплотился вокруг Кати. Бояре не могли отказать царевне, особенно когда на ее стороне был клирик. Надя не могла отделаться от ощущения, что все это лишь отвлекало их внимание от чего-то большего, но держала свои опасения при себе. В кои-то веки она хотела оставить эту битву специально обученным солдатам, даже если это будет непросто. Она знала, чего от нее ждут. Быть послушной маленькой пешкой, которую можно использовать для массового уничтожения, когда бы Калязин этого ни пожелал. Такова была ее судьба.

Ей потребовалось собраться с силами, чтобы не развернуться и не уйти.

В одно мгновение мир накрыла удушающая тьма. Даже несведущему человеку было понятно, что она создана магией, а не природой. Факелы, зажженные на городской стене, не могли разогнать эти тени.

– Скажи, чего нам ожидать? – спросила Катя, поднявшись на городскую стену.

– Златана хочет вернуть свои владения, – ответила Надя.

– С помощью болотных ведьм.

Надя кивнула.

– С ними должно быть легко справиться.

– Возможно, если бы у них не было целой армии трупов.

Рашид подоспел как раз вовремя, чтобы услышать последнюю фразу, и с его губ сорвался тихий, недовольный звук.

– Я так надеялся, что обойдется без трупов.

– Не повезло, – сказала Надя. – Что, если с ними будет невозможно справиться без помощи магии?

Катя бросила на нее косой взгляд:

– На этот случай у нас есть ты.

В Наде все еще горела сила Звездана, и она задавалась вопросом, насколько могущественной станет ее магия, если она прольет собственную кровь? Ей не хотелось рисковать, особенно на территории Калязина, но идея была заманчивой.

Глубоко в болотах раздался крик. Рашид переминался с ноги на ногу рядом с Надей.

– Где Пардж? – спросила она.

– На другой стороне стены, с Остией.

Ночь прорезал еще один душераздирающий крик. Что-то двигалось на границе болот. Надя направила силу в свои ладони, и сквозь ее пальцы полился горячий свет.

– Почему мы здесь, Надя? – спросил Рашид низким голосом.

Она посмотрела в его глаза, полные ужаса, и прошептала:

– Я не знаю.

Малахия Чехович

Это было прекрасно, нескончаемо, мимолетно и бесконечно, бесконечно, бесконечно. Если это пение не прекратится, он умрет.

Это продолжалось бесконечно, шло по кругу и сводило его с ума. Или, может, когда он проснулся в снегу, осторожно, тихо, чувствуя, как его конечности снова наливаются жизнью, его разум так и не пришел в норму? Может, для него больше не существовало понятия нормы? Так холодно. Так хочется есть.

И пение, пение разрывало его на части. Он знал это чувство. Это все лес, лес уничтожил разум Малахии и теперь пытался поглотить все, что осталось. Но его нельзя было поглотить. Это он был поглотителем.

Далеко. Все было так далеко. Он вскочил на ноги и пересек половину комнаты. Где-то вдалеке он услышал, как Серефин пытается вернуть его назад. Но значение имел только человек в дереве. Только вкус силы, разрывающей его на части.

Малахия нуждался в ней. Она принадлежала ему. Это было бы так просто. Перед ним были только корни дерева, изъеденные червями цветы и гудящая энергия. Ему нужно было остановить пение. Если он этого не сделает, пение убьет его. Рот Малахии наполнился слюной, а зубы заострились, превращаясь в железные гвозди.

Чьи-то пальцы вцепились в его рукав, и он стряхнул их с себя.

Он стоял на краю пропасти, слышал свое имя и пытался дотянуться до него. Если он потеряет свое имя, дороги назад уже не будет. Он крепко зажмурился. Он не контролировал себя, никогда не контролировал. Он был недостаточно силен, чтобы сопротивляться. Да и не хотел сопротивляться.

Он хотел, чтобы пение прекратилось. Хотел попробовать эту ядовитую силу на вкус.

Серефин Мелески

Когда все это наконец закончится, Серефин будет успокаивать себя тем, что он пытался. Он сделал все, что было возможным, но никакие мольбы не могли достигнуть ушей его брата. Он смутно осознавал, что Кацпер тянет его назад, и позволил себя оттащить. Ему не хотелось быть рядом, когда произойдет что-то ужасное.

Малахия сбросил свои цепи и в один миг оказался у дерева. В том, как он передвигался, не было ничего человеческого. Монстр, готовый нанести удар. Каждая линия его тела говорила о напряжении.

Иван открыл глаза. Малахия схватил его за голову, впившись когтями в кожу, и крепко поцеловал.

Кровь. Так много крови. Серефин не мог понять, откуда она взялась. Кацпер издал низкий стон и прижался лицом к шее Серефина.

Но Серефин не отвернулся. Когда Малахия разорвал горло мужчины своими железными зубами, Серефин и глазом не моргнул. Кто-то должен был стать свидетелем этого надругательства.

«Это не Малахия», – подумал он, но не был уверен, что это правда.

Надежда Лаптева

Количество трупов, выползших из болот, превзошло все самые худшие опасения. Чтобы защитить город, им понадобилась бы как минимум армия, ведь из темноты на них наступало целое войско. Рашид испуганно выдохнул, и Надя чуть крепче сжала свои ворьены.

События развивались слишком быстро.

Трупы кишели на городских стенах, отвлекая солдат, когда болотные ведьмы нанесли первый удар. Надя и раньше бывала в бою. Она уже запятнала свои руки вражеской кровью. Она сражалась со Стервятниками и выжила. Но сейчас все было по-другому. Неведомые силы были направлены против калязинцев, против нее.

Они с Рашидом покинули стены по приказу Кати, чтобы разобраться с ведьмами или укрыться в безопасном месте. Искать укрытие было бесполезно, поэтому они отправились за ведьмами, которые прорвались за городские укрепления.

Они быстро оказались в переулке. Грунтовая дорога превратилась в грязь, а с неба лил дождь. Вдруг из стен выросли лозы с острыми шипами, преградившие им путь.

Огонь. Ей нужен был огонь. Но Крсник больше никогда не откликнется ни на одну из ее молитв.

Наде оставалось только положиться на свои силы и надеяться, что это ее не убьет. Тело пронзило ошеломляющее чувство: казалось, будто ее разрывает на части, а все внутренности меняются местами. Наконец, ее руки заискрились и вспыхнули пламенем.

Рашид, рубивший лозы мечом, отступил назад, чтобы Надя могла погрузить руки в заросли шипов, и они протестующе зашипели, но она надавила еще сильнее, дожидаясь, пока пламя не поглотит стебли целиком.

Надя взглянула на Рашида, и они отступили назад в переулок. Она была уверена, что ведьма, которая устроила эту ловушку, скоро даст о себе знать.

Пока на городских стенах разгорался шум битвы, Надя металась по городу, осознавая, что над ней просто издеваются. Прямо посреди улицы могла разверзнуться пропасть, которая исчезала, как только они с Рашидом разворачивались обратно. Когда они шли по переулку, он заполнялся крысами. Куда бы они ни направились, их ожидало новое препятствие, странная магия, за которой стояли не ведьмы, а кто-то другой.

Город превратился в лабиринт, и они были заперты внутри него. Из ближайших зданий донеслись звуки схватки, и Надя ринулась туда только для того, чтобы погрузиться в темноту.

Дождь прекратился. Свет факелов исчез. Она больше не слышала криков, воплей и лязг железа. Вокруг нее была лишь всепоглощающая тьма.

В ушах раздался мягкий, игривый смех, и она сделала резкий выпад, но ее кинжал разрезал воздух.

Надя закрыла глаза, пытаясь унять колотящееся сердце, и попробовала дотянуться до чего-нибудь внутри пустоты.

Что-то изменилось. Надя пошатнулась, и ее голова закружилась от прилива силы, которая не принадлежала ни ей, ни пустоте. Она покачала головой, потому что знала эту энергию. Надя отказалась от нее, позволила ей сгнить в небытии. И все же ее невозможно было игнорировать.

Она не могла в это поверить.

Он был жив.

Кто-то звал ее по имени. Она повернулась, пытаясь найти источник голоса, и ей показалось, что он принадлежит Рашиду, но вокруг никого не было.

Надя чувствовала Малахию достаточно близко, чтобы к нему прикоснуться. Она не хотела двигаться дальше: на это не было времени. Вдруг что-то задело ее плечо, и всю руку пронзила обжигающая боль. Ему было так холодно и страшно, и… и…

Она отстранилась, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Она должна как можно скорее пробиться сквозь тьму и пролить немного света, но не знала, как превратить аморфные магические нити в то, что ей нужно. С огнем все было намного проще, и ее ладони снова заискрились.

Еще одно скользящее прикосновение, на этот раз по ее животу. Она согнулась от боли, и по ее телу разлилось странное тепло. Смех. Шепот, который она не могла разобрать, и еще одна вспышка боли.

Ей было невыносимо жарко и безумно холодно. Очередной удар пришелся по спине, и она пошатнулась. Из ее груди торчало что-то зазубренное и железное. Все это отвлекало ее от главной задачи… Ей нужно было сосредоточиться на… Ей нужно было…

Надя споткнулась. Пустота исчезла, и ее оглушили звуки битвы, но уже через мгновение все затихло. Она снова погрузилась в темноту. Надя попыталась сосредоточиться, но ей было слишком больно. Кто-то выкрикивал ее имя, но она не могла…

Ее колени коснулись земли. Очень холодно. Очень темно.

А с неба лил кровавый дождь.

Малахия Чехович

Медь, железо и пепел. Он уже пробовал силу на вкус, пробовал божественность и безумие.

Он пришел к мысли, что может играть в эту игру вместе с богами. Он впитал столько силы и выжил, убил одного из них. Его будут бояться.

Он влип по самые уши и скоро пойдет ко дну.

Это было старше, темнее и намного мощнее. Это были корни деревьев, погребенных глубоко в земле. Это были глубины вод, которых никогда не касались смертные. Это было пространство между звездами, которое постоянно низвергалось с вершин и находило путь обратно.

Малахия был всего лишь мальчишкой.

Он захлебнулся кровью и силой. Он потерял свое имя, потерял контроль и все, что делало его Малахией, и некому было вернуть его обратно.

Этот человек не сопротивлялся. Он был слишком ошеломлен непривычной для него силой. Это оказалось так просто.

Все его тело сотрясалось от магии.

И если Чирног хотел от Малахии именно этого, то что он должен был чувствовать: ужас или ликование? Может, это была та сила, которую он искал всю свою жизнь и наконец обрел? Или он зашел слишком далеко и это могущество не стоило тех разрушений, которые оно приносило?

(Но чего он вообще хотел от этой силы? Малахия не мог ею воспользоваться, но она была такой сладкой, и он так долго хотел ее заполучить.)

Его не волновали кошмары. Кровь, запятнавшая его зубы. Плоть под ногтями. Он знал, что должен это сделать. Знал, что ему это нужно.

Он был недостаточно силен, чтобы бороться с волей Чирнога, так почему бы не насладиться ею?

Вдруг что-то щелкнуло, и Малахия вернулся в некое подобие сознания. Три слова, опустошающие, одинокие, снова и снова прокручивались в его голове: «Ее больше нет».

18

Серефин Мелески

«Язык обмана, дух озорства, стремление к хаосу – вот из чего состоит Велес».

Книги Иннокентия

Только к концу дня припадки Малахии сошли на нет. Серефин продолжал вытирать кровь со своего единственного глаза и отгонять мотыльков, стараясь держаться подальше от хаоса Черного Стервятника. Ему искренне хотелось помочь. Он понимал, каково это – чувствовать себя совершенно беспомощным, когда бог решает, что его желания важнее твоих.

Вернувшись в святилище, калязинский мальчишка принялся разглядывать то, что осталось у подножия дерева, с пугающей улыбкой на лице. Затем он сунул Серефину стопку одеял, бросил необъяснимый взгляд на Малахию и ушел, заперев за собой дверь.

Серефин осторожно накрыл худое тело Малахии старым одеялом и сразу же вернулся в безопасное место на другой стороне комнаты. Кацпер мрачно рассматривал дерево, накинув на плечи дырявый плед.

– Мы пожалеем об этом, – сказал он.

– Я уже жалею, – ответил Серефин, садясь рядом с ним и натягивая на себя одеяло. Он нахмурился и расставил руки в стороны.

Кацпер вопросительно приподнял брови.

– Да ничего особенного, – сказал Серефин. – Просто я как-то не замечал, что со мной сделали все эти кошмары.

Он никогда не мог похвастаться крепким телосложением, но теперь его тело выглядело совсем тощим. И когда он в последний раз ел настоящую еду?

Кацпер поморщился.

– Когда-нибудь он обернется против нас.

– Ни у кого из нас нет того, что хочет бог.

– Это подразумевает, что Малахия ни в чем не виноват.

Серефин колебался. Малахия был достаточно безжалостен, чтобы исполнить желание Чирнога. Он мог бы на это пойти. Особенно ради силы и власти.

В воздухе повисла тишина, пока Кацпер не издал тяжелый вздох.

– Он – обуза.

– Кацпер, мы не сможем справиться с тем, что ожидает нас в Транавии.

Малахия все еще мог использовать магию. Казалось, что исчезновение магии крови не затронуло его способностей.

– Тебе придется разобраться со Стервятниками.

Малахия стоял перед ними с пустым выражением лица, которое Серефин никак не мог понять. Споткнувшись, он рухнул на пол, продолжая сжимать одеяло. На его извивающееся тело было сложно смотреть дольше нескольких секунд.

– Как у тебя дела? – спросил Серефин, чувствуя себя на удивление милосердным. Малахия выглядел совсем жалко.

– Помнишь, как Эльжбета накормила нас грибами, которые оказались ядовитыми? Я чувствую себя примерно так же.

– Ты это помнишь?

Малахия содрогнулся, и на его коже открылось еще несколько глаз.

– Иногда у меня в голове мелькают… обрывки воспоминаний.

– Ты болел целую неделю. Тебя рвало на все, даже на кота.

– Я не помню никакого кота.

– Петр. Отец ненавидел его. Это был конюшенный кот со сложным характером. Я постоянно приводил его во дворец, к страшному недовольству всех окружающих.

Малахия слабо улыбнулся.

– Что это было, там, у дерева? – твердо спросил Кацпер, явно не впечатленный их братскими узами.

– Уничтожение пробужденного, – пробормотал Малахия, перевернувшись на бок. – Я решил, что мне не нужно еще больше силы.

– О, так ты наконец-то это понял, – саркастично сказал Серефин.

Малахия кивнул, уткнувшись лицом в сгиб локтя.

– Но это изменится в ту же секунду, как ты почувствуешь себя лучше?

– Возможно.

Кацпер закатил глаза:

– Мы не знаем, чего теперь захотят эти члены культа, ведь Малахия сделал именно так, как они просили. Мы не знаем, получится ли у нас выбраться отсюда и вернуться в Транавию. Мы даже не знаем, где находимся!

Малахия повернул к ним свое бледное лицо, приоткрыв один глаз.

– Твой друг всегда такой занудный? – спросил он, обращаясь к Серефину.

– О да, – с теплотой ответил Серефин, игнорируя страдальческий взгляд Кацпера. – Если бы не он, я был бы мертв.

Малахия ответил недоверчивым возгласом, прежде чем снова спрятался от тусклого света факелов. Сквозь грязные окна начинал пробиваться рассвет.

– Зачем уничтожать пробужденного? – спросил Кацпер.

Застонав, Малахия сел и обхватил голову длинными бледными пальцами, а затем медленно опустил руки. Он уставился на дерево, прижав пальцы к шраму на левой ладони. Серефин нахмурился, заметив металлический блеск когтей Малахии, впившихся в его собственную кожу.

– Я не знаю, – прошептал Малахия, неуверенно поднимаясь на ноги. – У него был пепельный привкус. Божественность ощущается как медь и пепел. У него была… сила.

– Ну, в любом случае, мы больше не сможем задать ему ни одного вопроса, – отметил Кацпер.

На лице Малахии проскользнуло замешательство. Серефина не удивляло, что его брат не пришел в ужас от собственного поступка. Какие зверства он творил во время своего правления в ордене?

– В любом случае, нам придется ответить на этот вопрос, – задумчиво сказал он. – Если магия работает совсем не так, как мы думали, если она может проявиться в ком-то, кто никогда не обладал магическими способностями, это кое-что меняет. Честно говоря, это меняет все.

Взгляд Малахии упал на бедро Кацпера.

– Я могу взглянуть на твою книгу заклинаний?

Серефин пристально посмотрел на Кацпера. Ему не стоило так открыто носить атрибут магии крови, учитывая, что их схватили калязинцы. Это было слишком опасно.

Кацпер прикусил нижнюю губу, но он отстегнул ремень и неуверенно протянул свою книгу.

Лицо Малахии смягчилось.

– Я бы не стал просить, если бы это не было важно.

Кацпер отдал книгу, и Малахия раскрыл ее с такой нежностью, какую Серефин редко замечал в его поведении. Пролистав несколько страниц, он нахмурился, и татуировки на его лбу исказились от собравшихся морщинок.

– Ты можешь их прочесть? – с надеждой спросил Кацпер.

Малахия остановился на одной из страниц и крепко зажмурился, покачиваясь на месте, словно у него началось головокружение.

– Не совсем. Я не знаю, что сделала Надя. Не знаю, как это исправить.

– Это сделала Надя? – переспросил Кацпер, и Малахия вздрогнул при звуке ее имени.

– Да, – тихо ответил он, а затем прочистил горло. – Но если бы магию крови действительно искоренили, меня бы здесь не было. Она лежит в основе моего существования. Стервятники сотворены с помощью магии крови, и я все еще могу ее чувствовать, хоть и очень слабо. Когда Черный Стервятник умирает, связь обрывается, но вряд ли я был мертв достаточно долго, чтобы это произошло. Если они попытаются назначить нового Черного Стервятника, то потерпят неудачу. Они принадлежат мне.

– Значит, ты можешь заставить их отступить.

Малахия медленно кивнул.

Их больше не сковывали цепи, но они все еще оставались пленниками. Малахия протянул Кацперу его книгу заклинаний и опустился на пол. Он свернулся калачиком – такой юный и хрупкий, – а затем натянул одеяло на голову и, похоже, попытался заснуть.

– Они заставят его сделать это снова, – нахмурившись, сказал Серефин.

– С какой целью? – спросил Кацпер.

Серефин этого не знал. Чего хотел Чирног? Разрушения? Чего-то более масштабного, неподвластного человеческому пониманию? Серефин вспомнил храм, в который его привел Велес, вспомнил протянутые к нему руки; это чувство отвратительной неизбежности.

– Все это безнадежно, – вздохнул Серефин. – Чирног с самого начала собирался заполучить душу Малахии. Никто не мог этому помешать.

– У меня ее нет, – пробормотал Малахия.

– Что? – спросил у него Кацпер.

Серефин встревоженно наклонил голову, вытянул ногу и пнул Малахию носком ботинка.

– Что ты только что сказал?

Малахия тихо застонал.

– Я хочу спать.

– Повтори то, что ты сказал.

Он приоткрыл один глаз:

– Я отдал Пелагее осколки своей души. Не знаю, что она с ними сделала.

– Зачем ты это сделал?! – воскликнул Серефин.

Малахия медленно сел, обреченно опустив плечи. Ужасный Черный Стервятник исчез, оставив вместо себя сломленного юношу.

– Это было единственное, что я мог дать, – безучастно сказал он. – Ритуала было недостаточно. Я просчитался, и мне требовалась помощь, но я не знал, к кому еще обратиться. Не знаю, куда она ее дела.

– Если бы ты этого не сделал, то нам не пришлось бы иметь дело с этим древним богом? – спросил Кацпер с отчаянием в голосе.

Малахия вяло пожал плечами.

– На какое-то время он завладел моим разумом, – сказал Серефин.

– Но ты от него избавился, – отметил Малахия.

Серефин коснулся кожи под своей левой глазницей, а Кацпер подпер подбородок руками.

– Если бы ты ее вернул, то освободился бы от влияния Чирнога?

– О да, пойду и найду свою душу. Уверен, это будет очень просто, – злобно выплюнул Малахия.

Но Кацпер был прав.

– Мы поговорим об этом позже, – медленно сказал Серефин.

Ему нужно было подумать. Понятие души всегда было сложной концепцией для транавийцев, потому что оно слишком тесно переплеталась с калязинской теологией, и никто в Транавии не придавал ему большого значения. Их представление о загробной жизни отличалось спокойствием, основанным на возрождении и обновлении; оно не так сильно полагалось на идею души. Серефина удивило, что Малахия вообще связался с калязинской ведьмой.

– Ну и как, в итоге это сработало?

Малахия задумался, пока его пальцы теребили косточку, вплетенную в волосы.

– Я полагаю, что да. Глаза начали появляться вскоре после этого, хотя я могу только догадываться, что на самом деле положило начало изменениям. Я едва пришел в себя после собора, потом отправился на ту калязинскую гору, и не уверен, что сделал бы это, если бы не Пелагея, – он вздохнул. – Не знаю. Я думал, что смогу ему сопротивляться. А теперь понимаю, что у меня ничего не выйдет.

Он не мог справиться с Чирногом или не хотел? Малахия никогда не скрывал, что на свете нет границ, за которые он не желал бы выйти, нет кошмаров, которые он не был готов воплотить в реальность. Серефин не тешил себя надеждами насчет своего брата: он был чудовищем до мозга костей. Ему хотелось верить, что Малахия мог стать лучше и хотя бы немного приблизиться к своему человеческому состоянию, но это была опасная вера, которая, скорее всего, вела к разочарованию.

Малахия смотрел на солнечные лучи, струящиеся сквозь окна. Он осторожно отодвинулся в угол, который, скорее всего, никогда не видел света.

– Спи, – сказал Серефин. – Все равно наши проблемы никуда не денутся до утра.

– Мне больше нравится калязинская версия этой поговорки. Она звучит не так обреченно, – пробормотал Малахия, сворачиваясь калачиком.

– Не дождешься.

Уже рассвело.

– Тьфу, транавийцы.

Серефин улыбнулся.

На следующий день о них либо забыли, либо намеренно оставили время на раздумья о том, что произошло в этом жутком святилище. В любом случае, Серефину было скучно и очень хотелось есть. Он откинулся назад, ложась на пол, и прикрыл глаз рукой. У него страшно болела голова, а пульс бился прямо за левой глазницей. Он выдохнул, когда Кацпер придвинулся ближе и облокотился на него сверху.

– Ты хандришь, – заметил он.

– У меня всего лишь болит голова.

Малахия раздраженно фыркнул, встал и побрел прочь. Кацпер поднял голову, наблюдая за ним.

– Мы заставляем твоего брата нервничать, – заметил он. Серефин приподнял голову, чтобы увидеть, как Малахия напряженно осматривает дерево, стараясь не замечать разбросанных останков и крови.

– Он нервничает не из-за нас.

Кацпер нахмурился, не переставая играть с волосами Серефина.

– Мне трудно поверить, что Малахия оказался таким узколобым.

– Кровь и кости, – пробормотал Малахия, возвращаясь обратно. – Прекрати, – он сел рядом, закрыв глаза. По его телу пробежала дрожь, и он закашлялся в сгиб локтя. – Мне все равно, что вы делаете, – его губы дернулись. – И я не узколобый.

Кацпер расслабленно положил подбородок на грудь Серефина.

– Пожалуйста, скажи мне, что у тебя есть какие– нибудь грязные истории о Стервятниках.

Серефин приподнял брови, удивляясь неожиданному дружелюбию Кацпера. Тот взглянул на него, слегка пожав плечами, как бы говоря: «Раз уж мы застряли тут вместе с ним, то можем хотя бы извлечь из этого пользу».

Малахия подтянул колени к груди и обхватил их руками.

– Все истории о Стервятниках грязные, – казалось, его тоже озадачила резкая перемена в отношении Кацпера, который издал короткий смешок. – Был у нас один парень, Лукаш, – продолжил Малахия. – Очень талантливый, но, когда я занял трон, это его не спасло.

– Так обычно и бывает, – сказал Серефин.

Малахия тихо фыркнул.

– А теперь… – он замолк, так и не договорив.

– Ты знал, что задумала Надя?

Он покачал головой:

– Я наивно полагал, что она говорила правду. Что она хотела вернуть свою силу. Это было слишком по-транавийски, так что я должен был заподозрить подвох.

– А еще ты ею манипулировал, – заметил Кацпер.

– Я просто воспользовался удобной возможностью.

– Ты бы убил эту богиню, если бы Надя не… – Серефин замолчал. Если бы она не лишила их силы. Если бы они не превратились из трех самых могущественных магов крови Транавии в трех сломленных мальчишек, запертых во вражеской стране.

– Я не знаю, – тихо сказал Малахия.

Серефин подозревал, что Малахия сделал бы это в любом случае. Очень немногое могло остановить Черного Стервятника после того, как он определялся с планом действий, и в тот момент, когда он понял, куда направляется Надя, он принял окончательное решение.

Кацпер лениво провел пальцами по его уху. Зацепившись за повязку, он изменился в лице и скатился с груди Серефина.

– Я хочу посмотреть, как там твой глаз, – сказал Кацпер, выпрямляясь. – У тебя все еще болит голова?

– Немного, – ответил Серефин, скучая по теплу его тела.

– Я же говорил. Ты хандришь.

Серефин проигнорировал эти слова, позволяя Кацперу осторожно снять повязки. Малахия с любопытством придвинулся ближе, и его лицо стало еще бледнее.

– Ужасно выглядишь.

– У тебя на шее только что открылся рот, так что помолчал бы.

Кацпер покачал головой.

– Удивительно, что раньше мы не догадались о вашем родстве, – пробормотал он. – Вы оба просто невыносимы.

Серефин встретился взглядом с Малахией, и на лице его брата отразилось сразу несколько противоречивых эмоций.

– Не думаю, что тебе еще понадобится повязка, – продолжил Кацпер. – Опухоль почти прошла, но синяки все еще на месте. Я оставлю шов, и мы посмотрим, насколько хорошо все будет заживать без бинтов.

Он поцеловал Серефина в щеку и отодвинулся. Серефин откинулся на руки, а Малахия принялся безжалостно ковырять свои кутикулы, чтобы не смотреть на него.

– Как давно ты узнал? – спросил Малахия.

– Я думал, что мы двоюродные братья, хотя давно тебя не видел. Через несколько месяцев после той ночи в соборе я узнал, что у нас одна мать.

Малахия нахмурился.

– Мы будем хранить это в секрете?

– По Гражику поползут слухи, если нас когда-нибудь увидят в одном месте, – сказал Серефин.

Кацпер кивнул, переводя взгляд с одного брата на другого:

– Вы определенно похожи, так что даже самые недалекие славки рано или поздно догадаются, в чем дело.

– Но ведь я так красив, – протянул Серефин.

– Мне очень жаль тебе об этом сообщать, хоть эти слова и обжигают мой язык, но он тоже, – ответил Кацпер, изображая клятвенную речь.

Серефин драматично схватился за сердце, и Малахия ухмыльнулся.

Они уже погрузились в беспокойный сон, когда в святилище втолкнули Олю. Она явно не собиралась сдаваться просто так, но члены культа не стали выслушивать поток проклятий, который лился из ее рта. Дверь за ней с грохотом захлопнулась.

Широко раскрыв глаза, Оля уставилась на дерево в центре комнаты. Серефин молча наблюдал за ней и, к собственному удивлению, понял, что был единственным, кто уже проснулся.

Девушка неуверенно шагнула на свет. Ее руки покрывала кровь, словно ей нанесли несколько серьезных ран. Она разглядывала дерево со странным выражением лица, похожим на благоговение. Ее лицо посерело, когда она заметила кровь на белой коре.

– Поверь, ты не хочешь знать, что здесь случилось, – сказал Серефин.

Оля резко повернулась к нему. Он встал, осторожно высвободившись из рук Кацпера, и пересек комнату. Плечи Стервятника заметно напряглись, когда он проходил мимо. Значит, Малахия проснулся и внимательно прислушивался к происходящему.

– Ты, – угрожающе произнесла она.

Серефин помахал рукой:

– Твой дерганный друг – член культа. Оказывается, у нас с тобой есть кое-что общее, – он указал на Малахию. – Так что, в некотором смысле, это все твоя вина.

На лице девушки промелькнула вспышка страха, но она тут же постаралась скрыть свои эмоции. Ее нижняя губа по-прежнему слегка дрожала. Она была моложе, чем ему казалось: примерно возраста Нади.

– Как будто ты бы отпустил двух беззащитных калязинцев, забредших на территорию Транавии.

– Справедливо, – согласился он. – Я убил достаточно заблудших калязинцев.

Рука девушки потянулась за ворьеном, которого у нее не было. Она вздрогнула, и по ее руке снова потекла кровь. Для Серефина это было вполне обычное зрелище, так что он не сразу заметил выражение глубокой тревоги на ее лице. Она снова посмотрела на дерево.

– Это дерево Своятовой Варвары Брежневой. Священное, жертвенное место.

Серефин поднял брови, но ничего не сказал.

– Конечно, это не буквально ее дерево, скорее часть древнего ритуала. Где мы находимся?

Серефин тоже хотел бы это знать.

– В гостях у культа очень древнего бога.

Оля вздрогнула:

– А как произошло осквернение?

– Лучше не спрашивай. Что они с тобой сделали? – он кивнул на порезы. Оля не спешила отвечать, и в ее взгляде читалось недоверие. Да, она попала в эту передрягу вместе с ними, но все же он не собирался проявлять снисхождения, потому что отчасти винил ее в произошедшем.