Текст книги "Отпуск на двоих"

– Это, – сказала я, – самая сексуальная вещь, которую мне когда-либо говорили.

Алекс рассмеялся, отводя взгляд.

– Я серьезно. Травля и издевательства – единственное, что я никогда не спускаю им с рук. – Он задумчиво потер висок. – Правда, в отношении других. Надо мной они издеваются постоянно.

Я рассмеялась. Алексу я, конечно, не поверила. В школе он учит одаренных детей, которые занимаются по углубленной программе; а еще Алекс молод, привлекателен, довольно уморителен и чертовски умен. Конечно, дети должны быть от него без ума.

– Но зовут ли тебя Порно-Алексом? – полюбопытствовала я. Он поморщился.

– Господи, надеюсь, что нет.

– Прости, – исправилась я. – Мистер Порно.

– Ты что. Мистер Порно – это мой отец.

– Готова поспорить, на тебя запала целая куча школьниц.

– Одна девочка как-то сказала мне, что я похож на Райана Гослинга…

– Боже ты мой.

– …которого укусила пчела.

– Ой-ёй.

– Именно, – согласился Алекс. – Болезненно, но в целом честно.

– А может, это Райан Гослинг был бы похож на тебя, если бы его выкинули в пустыню умирать от обезвоживания? Ты когда-нибудь думал об этом с такой точки зрения?

– Выкуси, Джессика Макинтош, – сказал он.

– Сучка, – присовокупила я, но тут же покачала головой. – Не-а. Нет. Что-то мне не нравится обзывать ребенка сучкой. Плохая шутка вышла.

Алекс снова поморщился.

– Ну, если хочешь знать, Джессика, скажем так… Не моя любимая ученица. Но думаю, со временем она все это перерастет.

– Может, на самом деле она вообще тайком выступает против традиции стрижек под горшок, откуда тебе знать. Мило с твоей стороны дать ей шанс.

– А ты вот никогда не была Джессикой, – вдруг с уверенностью сказал Алекс.

Я подняла бровь.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, – его глаза были устремлены вдаль, на выгоревшую под солнцем дорогу, – ты всегда была Поппи.

Квартирный комплекс «Дезерт-Роуз» оказался высоким зданием, украшенным ярко-розовой лепниной. Его название было написано на вывеске крупным округлым шрифтом, смахивающим на средневековый курсив. «Дезерт-Роуз» окружал сад, полный низкорослых кактусов и массивных суккулентов, а сквозь белый забор проглядывал ярко-бирюзовый бассейн, испещренный точками загорелых тел и цветными пятнами шезлонгов. Росшие вокруг пальмы кидали на землю спасительную тень.

Алекс выключил двигатель.

– Выглядит неплохо, – с облегчением произнес он.

Я вышла из машины и ступила на горячий асфальт, обжигающий ступни даже сквозь подошвы сандалий.

Я думала, что прекрасно знакома с жарой. В конце концов, я столько времени провела в летнем Нью-Йорке, когда солнце повисает в небе, запертое в ловушке из небоскребов. В конце концов, в детстве я жила неподалеку от реки Огайо, где летом влажные испарения оседают у тебя на коже тонкой пленкой, а душный воздух с трудом проходит в легкие.

Как выяснилось, до этого момента я понятия не имела, что такое жара.

Мою кожу щипало безжалостное солнце пустыни, а асфальт жег ступни огнем.

– Твою мать, – выдохнул Алекс, отбрасывая со лба влажные волосы.

– Видимо, именно поэтому летом сюда никто не приезжает.

– Как Дэвид и Тэм вообще тут живут? – с отвращением проговорил он.

– Да примерно так же, как ты живешь в Огайо, – ответила я. – Грустно, но если запить большим количеством алкоголя, то можно смириться.

Я вообще-то шутила, но лицо у Алекса поскучнело, и он молча отвернулся от меня и направился назад к машине.

Я прокашлялась:

– Я же шучу. К тому же они ведь обычно в Лос-Анджелесе живут? Там далеко не так жарко, как здесь.

– Держи, – он вручил мне сумку. Я ощущала себя справедливо наказанной.

Мысленная заметка: перестать поносить Огайо.

К тому моменту, как мы выгрузили весь наш багаж – включая два бумажных пакета из продуктового магазина, в который мы заскочили по дороге, – и поднялись по лестнице на третий этаж, пот уже катился с нас градом.

– Ощущение такое, будто я плавлюсь, – сообщил Алекс, пока я вбивала код на электронном замке. – Мне нужно в душ.

Код сработал, коробочка, закрывающая замок, открылась, и я вставила в нее ключ. Это требовало крайне методичного подхода и точного соблюдения инструкций, присланных мне владельцем.

– Как только мы выйдем на улицу, то снова начнем плавиться, – заметила я, ввинчивая ключ в замочную скважину. – Так что, возможно, душ стоит оставить на вечер. Чтобы потом сразу в кровать.

Ключ наконец провернулся. Я толкнула дверь, сделала шаг за порог и тут же замерла на месте. В голове моей оглушительно завыли тревожные сирены.

Не успев остановиться, жаркий и мокрый от пота Алекс налетел прямо в меня.

– Что случ… – Его голос упал. Не знаю, какой именно факт ужаснул его больше всего – то, что в квартире было удушающе жарко, или то…

Что в самом центре этой (в целом замечательной) квартиры-студии стояла одна кровать.

– Нет, – произнес он так тихо, словно вообще не собирался говорить этого вслух. Скорее всего, и не собирался.

– Я сказала, что нам нужно две кровати, – выпалила я, поспешно пытаясь найти подробности об аренде. – Я точно это сказала!

Не может такого быть, чтобы я настолько сильно все запорола. Просто не может быть.

Когда-то, конечно, были славные времена, когда перспектива делить одну кровать казалась мелкой неприятностью, но точно не сейчас. Потому что сейчас отношения между нами натянутые и хрупкие, потому что нам все еще неловко друг с другом. У нас есть только один шанс починить то, что мы сломали.

– Ты уверена? – спросил Алекс. Меня аж передернуло от этой нотки раздражения, проскользнувшей в его голосе, – раздражения и подозрения. – Ты видела фотографии? Там было две кровати?

Я перевела на него взгляд с экрана телефона, где хаотично проверяла свой почтовый ящик.

– Естественно!

А правда ли я их видела? Эта квартира сдавалась по невероятно низкой цене – по большей части потому, что прошлый арендатор передумал заезжать в самую последнюю минуту. Я знала, что снимаю квартиру-студию. Я видела фотографии бирюзового бассейна, видела фотографии радостно танцующих пальм, видела отзывы, в которых было сказано, что квартира чистая, а кухня хоть и маленькая, зато новая, и…

Действительно ли я видела две кровати?

– Тот парень сдает кучу квартир в этом доме, – сказала я, борясь с подступающим головокружением. – Наверное, он случайно сдал нам не ту квартиру.

Я наконец-то нашла нужное письмо и быстро пролистала фотографии.

– Вот! – завопила я. – Смотри!

Алекс подошел поближе и заглянул мне через плечо, рассматривая фото: залитая светом квартира с серо-белыми стенами, в углу стоит пара горшков с фиговыми деревьями, посередине – огромная белая кровать, а рядом с ней – кровать чуть поменьше.

Ладно, фотографии явно сняты под нужным углом, потому что кровать на фотографии выглядела значительно больше чем та, на которую я смотрела прямо сейчас. Но вторая кровать-то там есть, а значит, в теории она должна где-то существовать.

– Не понимаю, – сказал Алекс, переводя взгляд на то место, где предположительно должна была находиться та самая пропавшая кровать.

– О, – разом произнесли мы, потому что до нас наконец-то дошло.

Алекс пересек комнату, добрался до широкого кресла без ручек, обитого замшей кораллового цвета, и сбросил на пол декоративные подушки. Затем он просунул руку под сиденье и выдвинул его вперед, и в конце концов вся конструкция разложилась на три плоские секции с провисшими швами. – Раскладное кресло.

– На нем сплю я! – немедленно вызвалась я. Алекс бросил на меня взгляд.

– Ты не можешь на нем спать, Поппи.

– Это что, потому что я женщина? Твоя среднезападная маскулинность мигом развеется, если ты не будешь следовать каждой гендерной норме, которой тебя научили в детстве?

– Нет, – ответил Алекс. – Это потому, что, если ты будешь спать на этом кресле, у тебя начнется мигрень.

– Это случилось всего один раз, – начала спорить я. – И мы точно не можем сказать, было ли это связано с тем, что я спала на надувном матрасе. Возможно, все дело было в красном вине. – Я говорила все это, обходя квартиру в поисках панели управления кондиционером. Если что-то и может вызвать у меня головную боль – так эта проклятая жара. В конце концов я нашла термостат на кухне. – Господи боже, он температуру на двадцать семь градусов выставил.

– Серьезно? – Алекс прошелся рукой по мокрым волосам. – А по ощущениям тут градусов девяносто.

Я выставила температуру на двадцать один градус. Шумно заработали вентиляторы, не принеся, впрочем, особого облегчения.

– Ну, по крайней мере, у нас отличный вид на бассейн, – заключила я, подходя к двери на балкон. Я раздвинула занавески и выглянула наружу, чувствуя, как ко мне постепенно возвращается обычный оптимизм.

Балкон здесь был больше, чем в моей квартире, и на нем даже уместились миленький красный столик и два стула. Проблема заключалась вот в чем: примерно три четверти его были огорожены пластиковой пленкой, а где-то наверху раздавались ужасающий грохот и металлический визг.

Алекс вышел на балкон следом за мной.

– Ремонт, что ли?

– У меня такое ощущение, что я нахожусь в мешке для трупов. Причем внутри самого трупа.

– И у него почему-то лихорадка.

– И его подожгли.

Алекс слабо рассмеялся, и звучало это очень несчастно, хоть он и пытался сделать беспечный вид. Вот только Алекс был кем угодно, только не беспечным. Он был Алексом. Он постоянно переживает, ему важно быть чистым и иметь свое личное пространство, и он всегда берет с собой подушку, потому что «его шея привыкла именно к ней» – даже если это означает, что он не сможет взять с собой столько сменной одежды, сколько ему хотелось бы. Поэтому последнее, что нам нужно, – это чтобы вселенная указывала нам наши слабые места.

Вдруг шестидневный отпуск начинает казаться мне немыслимо долгим сроком. Нужно было ехать дня на три. Просто приехать на свадьбу, и все, потому что на свадьбе будет множество событий, на которые можно отвлечься, и там будет полно бесплатной выпивки, а Алекс будет занят мальчишником своего брата, или что там ему еще положено делать.

– Может, нам к бассейну сходить? – предложила я слишком уж громким голосом. Сердце у меня бешено колотилось, и мне приходилось кричать, чтобы заглушить этот звук.

– Конечно, – согласился Алекс и развернулся, чтобы выйти, но тут же замер. Он открыл рот и немного помолчал, обдумывая слова, но потом все же произнес: – Я переоденусь в ванной комнате. А ты, пожалуйста, крикни, когда закончишь переодеваться, хорошо?

Ну да. Это квартира-студия. Одна комната. Никаких дверей, кроме той, что ведет в ванную.

Что не вызывало бы чувства неловкости, если бы мы с Алексом не устраивали из всего драму.

– Угум, – сказала я. – Конечно.

Глава 10

Десять летних сезонов назад

Мы бродили по Виктории так долго, что ноги у нас начали отниматься, а спина совсем разболелась. Во время ночного перелета нам с Алексом так и не удалось толком поспать, и теперь тело казалось тяжелым и неповоротливым, а мысли упорно собирались в кучу. Тогда-то мы и решили остановиться и перекусить в маленькой пельменной, попавшейся по пути. Выглядела она симпатично – окна были затемнены, стены выкрашены красной краской, тут и там висели золотистые иллюстрации горных пейзажей, лесов и спокойных рек, неспешно текущих мимо округлых холмов.

В зале никого, кроме нас, не было – обедать в три часа дня уже поздновато, а ужинать еще рано. Место было замечательное – кондиционер работал на полную, даруя приятную прохладу, а еда оказалась просто восхитительной, и мы с Алексом так устали, что не могли перестать смеяться над самыми глупыми вещами, которые только могли прийти в голову.

Мы вспоминали, как хрипло Алекс взвизгнул этим утром, когда шасси самолета коснулись взлетной полосы.

Мы искренне развеселились, глядя вслед пронесшемуся мимо мужчине в офисном костюме, который бежал, плотно прижав руки к телу.

Потом мы вспомнили про девушку, которую встретили у гостиницы «Императрица» – она битых полчаса пыталась продать нам пятнадцатисантиметровую фигурку медведя всего-то за двадцать одну тысячу долларов, пока мы медленно волокли наш потрепанный багаж.

– У нас не то чтобы… есть деньги… на такое, – выдохнул Алекс, стараясь звучать дипломатично. Девушка с энтузиазмом закивала.

– Мало у кого есть. Но если искусство заговорит с тобой, то способ добыть деньги всегда найдется.

Нам с Алексом так и не хватило духу сообщить, что ни с кем из нас медведь за двадцать одну тысячу долларов не заговорил, но зато потом мы провели весь день, находя ту одну забавную вещь, то другую и спрашивая: «Ну как, она говорит с тобой?» Помню альбом Бэкстрит Бойз с автографом, который мы нашли в магазине подержанных пластинок; книжку под названием «О чем говорит моя точка G», которая продавалась в маленьком книжном магазинчике, притулившемся на вымощенной брусчаткой улице; был еще костюм сексуальной кошечки, сделанный из искусственной кожи, который я отыскала в секс-шопе. В секс-шоп я Алекса затащила вообще только для того, чтобы его смутить, и это отлично сработало.

Да, Поппи, он говорит: пока-пока.

Нет, Алекс, попроси свою точку G говорить погромче.

Да, и я куплю это только за двадцать одну тысячу долларов, и ни центом меньше!

Мы по очереди задавали друг другу вопросы и отвечали, и теперь, безвольно развалившись за лакированным столом в ресторанчике, продолжали подбирать то ложку, то салфетку, и заставляли их говорить друг с другом. Нас с Алексом можно было понять – мы так устали, что уже едва воспринимали реальность.

Официантка – увешанная пирсингом девушка примерно нашего возраста – оказалась человеком с хорошим чувством юмора.

– Если эта тележка начнет к вам подкатывать, обязательно скажите, – попросила она. – На нее уже жаловались.

Алекс оставил ей чаевых на тридцать процентов от суммы заказа, и я дразнила его всю дорогу до автобусной остановки, в красках расписывая, как он краснел каждый раз, когда она бросала на него взгляд. В ответ Алекс дразнил меня за то, что я строила глазки продавцу в магазине виниловых пластинок – с чем спорить было бессмысленно, потому что глазки я и правда строила.

– Никогда не видела города, в котором так много цветов, – сказала я.

– Никогда не видел такого чистого города, – сказал Алекс.

– Может, нам в Канаду переехать?

– Не знаю, – ответил он. – А Канада говорит с тобой?

С учетом всех автобусов, пересадок и ходьбы с одной остановки на другую, мы целых два часа добирались до машины, которую я неофициально взяла напрокат через онлайн-группу «Женщины-путешественницы».

Я так обрадовалась, что меня не обманули и машина действительно существует в реальности – и под ковриком у заднего сидения действительно лежат ключи зажигания, как мне и сказала владелица машины, Эсмеральда, – что немедленно начала хлопать в ладоши.

– Ого, – произнес Алекс. – Эта машина и вправду с тобой говорит.

– Да, – ответила я. – Она говорит: «Не пускай Алекса за руль».

Он немедленно грустно приоткрыл рот, глаза у него стали большими и блестящими, а на лице застыло выражение неизбывной печали.

– Перестань! – завопила я, отскочила подальше от Алекса и живо забралась на водительское сиденье. Алекс в данный момент представлялся мне бомбой замедленного действия.

– Что прекратить? – Он склонился надо мной, и Лицо Грустного Щеночка явилось передо мной во всем своем великолепии.

– Нет! – взвизгнула я, отпихивая его в сторону и извиваясь на месте, словно Алекс был живым ульем, а я – его несчастной жертвой, пытающейся избежать роя ужасающих насекомых. В конце концов я переметнулась на пассажирское сиденье. Алекс сел за руль и невозмутимо начал пристегиваться.

– Я ненавижу это твое выражение лица, – сказала я.

– Неправда, – ответил Алекс.

Он был прав.

Я обожала это глупое выражение лица.

И я ненавидела водить машину.

– Когда-нибудь ты узнаешь о реверсивной психологии, и мне крышка, – заметила я.

– Хм? – Алекс бросил на меня недоуменный взгляд. Зашумел мотор двигателя.

– Нет-нет, ничего.

Два часа мы ехали по шоссе на север, чтобы добраться до мотеля на востоке острова. Перед нами расстилалась широкая пустая дорога, слева и справа вздымалась стена густого многовекового леса, клубящегося туманом. Честно говоря, в городе, который мы выбрали в качестве остановки, посмотреть особо не на что, зато в округе полно секвойных лесов, туристических тропинок, ведущих к водопадам, а всего в нескольких километрах от мотеля располагалась закусочная «Тим Хортонс». Это было низенькое, похожее на охотничий домик здание, окруженное подступающим лесом, в кронах которого запутались клочки тумана.

– Мне вроде как здесь нравится, – сказал Алекс.

– Мне вроде как тоже, – согласилась я.

Всю неделю шел дождь, и после каждой прогулки по лесу мы возвращались, промокшие до последней нитки, и мы смогли найти только два кафе, где можно дешево поесть, так что в каждом из них нам пришлось обедать трижды. Довольно быстро мы поняли, что буквально каждому, кого мы только встречали в округе, давно уже за шестьдесят – судя по всему, мы случайно остановились в поселении для пенсионеров. В нашем мотеле постоянно сыро, и заняться нам совсем нечем, так что один раз мы на весь день ушли в книжный магазинчик, и пока Алекс читал Мураками, а я выписывала заметки из туристического путеводителя, мы успели и позавтракать, и пообедать в их буфете. Но все это нам абсолютно не важно.

Ничего из этого меня не расстраивает, потому что всю неделю я думаю: «Вот что говорит со мной».

Не конкретно остров Ванкувер. Но я наконец поняла, чем я хочу заниматься в жизни.

Я хочу видеть новые места, я хочу знакомиться с новыми людьми, я хочу пробовать новые занятия. Здесь я не чувствовала себя потерянной, не чувствовала, что нахожусь не на своем месте. Здесь я забыла и о Линфилде, от которого мне никак не удается сбежать, и о долгих, скучных лекциях, которые ждут меня всего через несколько месяцев. Я думала только о том, что есть здесь и сейчас, и наслаждалась этим.

– А тебе бы не хотелось, чтобы мы всегда так путешествовали? – спросила я Алекса. Он поднял взгляд от своей книги, и уголок его рта слегка дернулся.

– Тогда мне было бы некогда читать.

– А что, если я пообещаю, что в каждом городе мы обязательно найдем книжный магазин? – предложила я. – Тогда ты бросишь университет и согласишься жить со мной в фургоне?

Он наклонил голову набок, обдумывая вопрос.

– Скорее всего, нет, – наконец ответил он. Это совсем неудивительно, и на то есть множество причин. Включая, конечно, самую главную – Алекс обожает учиться в университете настолько, что уже принялся подыскивать себе аспирантуру по литературе, в то время как я еле-еле перебиваюсь с тройки на четверку.

– Что ж, попытаться стоило, – вздохнула я.

Алекс отложил книжку в сторону.

– Вот что я тебе скажу. Во время летних каникул я весь твой. Я не буду ничем занимать это время, и мы поедем куда только захочешь. Если, конечно, нам будет это по карману.

– Правда? – недоверчиво спросила я.

– Обещаю. – Он протянул мне руку, и мы закрепили договор рукопожатием. Я широко улыбнулась – ощущение было такое, словно мы только что подписали какой-то очень важный пожизненный контракт.

В наш предпоследний день мы с самого утра отправились в лесопарк Кафедрал-Гроув. Золотистые лучи медленно карабкающегося по небосклону солнца рассыпались по листьям, заставляя капельки росы сверкать и переливаться, наполняя воздух сиянием. Вдоволь налюбовавшись, мы поехали в городок под названием Кумбс, главной достопримечательностью которого было несколько коттеджей с травяной крышей, на которой привольно паслись несколько козочек. Их мы сняли со множества ракурсов, а потом и сами сфотографировались у картонного стенда с вырезом для головы, сделанным так, что твое лицо оказывалось приделанным к телу грубо намалеванной козы. Закончив с фотосъемками, мы отправились на местный рынок, где провели два роскошных часа, пробуя разнообразное печенье, конфеты и варенье.

А в наш последний день мы поехали через весь остров в Тофино, город, где мы бы с удовольствием остановились, если бы не пытались экономить каждый цент. Я удивила Алекса, раздобыв тревожно дешевые билеты на катер, который должен доставить нас на тот самый маленький островок, где в недрах дождевого леса кроется горячий источник.

Водителя нашего катера звали Бак. Он был немного старше нас, у него были выбеленные солнцем желтоватые волосы, торчащие из-под брезентовой шляпы, и он был привлекателен в самом что ни на есть отвратительном смысле. Пахло от него водорослями, потом и пачули, и запах этот вроде как должен был вызывать отвращение, но Баку каким-то образом удалось сделать его вполне себе терпимым.

Сама поездка была просто неистово жуткой. Ветер развевал мои волосы, и они бесконечно хлестали Алексу по лицу, пока я кричала ему прямо в ухо, перекрикивая стук мотора:

– НАВЕРНОЕ, ИМЕННО ТАК СЕБЯ ЧУВСТВУЕТ КАМЕШЕК, КОГДА ТЫ КИДАЕШЬ ЕГО БЛИНЧИКОМ В ОЗЕРО!

И даже орать не сильно помогало – мой голос прерывался плеском и шумом, пока моторчик нашего катера боролся с темными беспокойными волнами.

Бак все это время размахивал руками. Создавалось впечатление, что он о чем-то с нами разговаривал всю дорогу (а она была очень уж долгой), но мы не слышали ни единого его слова, и уже через двадцать минут этого бесконечного монолога мы с Алексом ударились в тихую смеховую истерику.

– ЧТО, ЕСЛИ ОН ПРЯМО СЕЙЧАС СОЗНАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ? – проорал Алекс.

– ИЛИ ЦИТИРУЕТ СЛОВАРЬ. ЗАДОМ НАПЕРЕД! – выкрикнула я предположение.

– РЕШАЕТ СЛОЖНЫЕ МАТЕМАТИЧЕСКИЕ УРАВНЕНИЯ.

– РАЗГОВАРИВАЕТ С МЕРТВЫМИ.

– ЭТО ХУЖЕ ЧЕМ… – в этот самый момент Бак наконец-то выключил двигатель, и Алекса стало слышно куда лучше, чем ему хотелось бы. Он быстро понизил голос до шепота, и закончил фразу, склонившись к моему уху: – Хуже чем лететь на самолете.

– Он что, остановился, чтобы убить нас? – прошептала я в ответ.

– Может, он нас об этом все время и предупреждал? – прошипел Алекс. – Уже время паниковать?

– Посмотрите вон туда. – Бак крутанулся на своем стуле налево и указал куда-то вдаль.

– Он нас там собирается убить? – едва различимо пробормотал Алекс, и я с трудом замаскировала смех под кашель. Бак обернулся на нас, криво ухмыляясь во весь рот, и надо сказать, выглядела эта ухмылка довольно привлекательно.

– Семейство выдр, – сообщил он.

Из моей груди вырвался тоненький писк чистого восторга, и я стремительно вскочила на ноги, бросилась к борту катера и наклонилась вниз, разглядывая плывущие по воде комочки меха. Лежа на спине, выдры сцепились вместе лапками, чтобы не потерять друг друга, и медленно скользили по волнам, блестя бусинками глаз. Милейшие морские создания.

Алекс встал рядом со мной и, легонько дотронувшись до моей руки, перегнулся через мое плечо, чтобы рассмотреть выдр получше.

– Ладно, – сказал он. – Время паниковать. Они просто чертовски очаровательные.

– Можно мы возьмем такую домой? – спросила я. – Они говорят со мной!

После такой зубодробительной поездки на катере нас уже не впечатлила ни тропинка через дождевой лес, ни сам геотермальный источник, хотя, по правде, смотрелось все это просто волшебно.

Мы скинули одежду, оставшись в купальниках и окунулись в теплые, мутные воды окруженного камнями источника.

– Мы видели выдр, которые держались за лапы, – сказал Алекс.

– Вселенная нас любит, – согласилась я. – Сегодня просто идеальный день.

– Идеальная поездка.

– Она еще не закончилась, – напомнила я. – У нас впереди целая ночь.

Вечером Бак и его водный катер доставили нас обратно в гавань Тофино, и мы вместе отправились оплатить поездку в покореженную временем лачугу, которую его компания гордо именовала офисом.

– А где вы остановились на ночь? – поинтересовался Бак, пока вручную перебивал в компьютер номера наших билетов.

– На другой стороне острова, – ответил Алекс. – Рядом с Нануз-Бэй.

Бак поднял на нас оценивающий взгляд голубых глаз.

– Мои бабушка и дедушка живут в Нануз-Бэй.

– Похоже, абсолютно все бабушки и дедушки Британской Колумбии живут в Нануз-Бэй, – заметила я, и Бак издал лающий смешок.

– Что вы там вообще забыли? – спросил он. – Это не самое подходящее место для молодой парочки.

– Нет, мы совсем не… – Алекс неловко переступил с ноги на ногу.

– Мы вроде брата с сестрой, только не биологические и даже не по документам, – пояснила я.

– Мы просто друзья, – перевел на человеческий язык Алекс, явно смущенный моим поведением. К этому моменту и я была смущена своим поведением: щеки у меня покраснели, а желудок неприятно сжался, пока Бак сверлил меня взглядом.

Он повернулся к Алексу и улыбнулся.

– Если не хотите сегодня ехать назад к старичкам, то можете остаться у нас с ребятами. У нас отличный задний двор и есть свободная палатка. Люди вечно забредают к нам на ночлег, так что мы будем только рады.

Уверена, что Алексу вовсе не хотелось спать в палатке на голой земле, но, оглянувшись на меня, он, видимо, понял, что мне эта идея очень даже нравится. А я и правда была в восторге, что эта поездка приняла такой неожиданный поворот, я вообще люблю сюрпризы.

Так что Алекс едва заметно вздохнул и с натянутой улыбкой согласился.

– Да, было бы здорово. Спасибо.

– Класс. Вы у меня последние клиенты, так что сейчас я закроюсь, и мы можем выдвигаться.

Когда Бак закончил и мы отправились назад к докам, Алекс попросил адрес его дома, чтобы мы могли доехать туда по GPS-навигатору.

– Забей, мужик, – ответил Бак. – Ехать никуда не нужно.

Как выяснилось, дом Бака находился в маленьком переулочке всего в полуквартале отсюда. Это было унылое двухэтажное здание с балконом, заваленным сохнущими полотенцами, купальниками и паршивой складной мебелью. Во дворе горел костер, и хоть на часах было всего шесть вечера, вокруг него уже собрались десятки немытых парней – точь-в-точь как Бак, – кто в сандалиях, кто в походных ботинках, а кто вообще босиком. Все пили пиво, кто-то занимался акройогой, расположившись на траве неподалеку, а из перемотанных скотчем динамиков лилась музыка в стиле транс. Остро пахло травкой, и в целом место отчетливо смахивало на дешевую вариацию фестиваля «Бернинг мэн» в миниатюре.

– Привет всем! – крикнул Бак, когда мы подошли достаточно близко. – Это Поппи и Алекс. Они из… – Он обернулся на меня, ожидая ответа.

– Чикаго, – сказала я.

– Огайо, – сказал Алекс.

– Огайо и Чикаго, – послушно повторил Бак. Все шумно нас поприветствовали, потом торжественно чокнулись своим пивом, и к нам подошла высокая мускулистая девушка в коротком топе, чтобы вручить нам с Алексом по бутылке. Пока Алекс старательно пытался не смотреть на ее голый живот, Бак растворился в толпе, не забывая обмениваться приветственными похлопываниями по спине с каждым встреченным человеком.

– Добро пожаловать в Тофино, – сказала она. – Меня зовут Роза.

– О! Еще один цветок! – воскликнула я. – В смысле, вы знали, что мое имя переводится как «мак»?.. Что ж, по крайней мере, из тебя опиум не делают.

– Никогда не пробовала опиум, – мечтательно произнесла Роза. – Я в основном сижу на ЛСД и грибах. Ну, еще и травку курю, конечно.

– А ты никогда не пробовала пастилки для сна? – спросила я. – Они просто охрененные.

Алекс откашлялся.

– Спасибо за пиво, Роза.

– Всегда пожалуйста, – подмигнула она в ответ. – Я всегда встречаю новичков. Ну и провожу им экскурсию.

– А ты тоже в этом доме живешь? – спросила я.

– Иногда.

– Кто еще тут живет? – поинтересовался Алекс.

– Хм-м-м. – Роза обернулась, вглядываясь в толпу, и принялась указывать на людей: – Михаэль, Чип, Тара, Кабир, Лу: – Не прекращая перечислять случайные имена, она собрала свои длинные черные волосы в хвост и перекинула через плечо. – Мо, иногда Квинси, Лита живет тут уже месяц, но думаю, что скоро она уедет. Ей в Колорадо предложили работу – водить экскурсии на байдарках. Это далеко от Чикаго? Обязательно найдите ее, если когда-нибудь туда поедете.

– Класс, – ответил Алекс. – Может быть.

Словно ниоткуда между нами материализовался Бак и приятельски приобнял нас с Алексом за плечи. Во рту у него дымился свернутый косячок.

– Роза уже устроила вам экскурсию?

– Как раз собиралась, – ответила она.

Экскурсии по этому отсыревшему затхлому дому со мной почему-то так и не случилось. Вместо этого я оказалась у костра вместе с Баком и (вроде как?) Чипом, где Лита, которая совсем скоро будет сплавлять людей на байдарках, громко оценивала фильмы Николаса Кейджа по самым разнообразным и неожиданным критериям. Пурпурно-голубой небосклон медленно становился темно-синим, почти черным, вечер плавно переходил в ночь, и звездное небо развернулось над нашими головами, словно одеяло.

Рассмешить Литу оказалось очень просто, что, как я всегда считала, замечательная и глубоко недооцененная человеческая черта. Мы с Баком делили один потрескавшийся пляжный шезлонг на двоих, и Бак был такой вальяжный и спокойный, что я начала ощущать себя немного под кайфом только оттого, что мы сидим рядом. Потом он поделился со мной не только шезлонгом, но и своим косячком, и я впервые оказалась под кайфом на самом деле.

– Тебе же нравится? – настойчиво спросил он, когда я сделала несколько затяжек.

– Да я в восторге, – ответила я, хотя, честно говоря, на самом деле особого восторга я не испытала. Более того, в любой другой ситуации я бы наверняка испытала к процессу курения строгое отвращение. Но сейчас я была здесь, и все было просто идеально, потому что сегодня был идеальный день нашей идеальной поездки.

Затем Алекс вернулся со своей «экскурсии». Я к этому времени уже успела свернуться калачиком на коленях Бака, причем его свитер был накинут на мои озябшие плечи.

– Ты в порядке? – одними губами прошептал Алекс с другой стороны костра.

Я кивнула.

– А ты? – так же одними губами спросила я.

Алекс кивнул в ответ, затем его о чем-то спросила Роза, и он отвернулся, увлекшись разговором. Я же откинула голову назад, устремляя свой взгляд мимо небритого подбородка Бака прямо в раскинувшуюся над нами звездную высь.

Казалось, я могу хоть три дня подряд лежать так в пляшущем свете костра, шутить и смеяться, но в конце концов ночь закончилась, небо снова изменило свой цвет, из-за горизонта выглянул краешек рассветного солнца, а трава начала исходить утренним туманом. Большинство людей уже разошлось, Алекс тоже куда-то пропал, а костер прогорел до углей. Так что, когда Бак спросил, не хочу ли я зайти в дом, я ответила согласием.

Я чуть не произнесла: «Зайти в дом говорит со мной», но потом вспомнила, что это не всемирно известная шутка, а только наша с Алексом, и решила, что, пожалуй, не хочу рассказывать о ней Баку.

К счастью, оказалось, что у Бака все-таки есть своя комната, пусть она и была размером с кладовку. На полу лежал голый матрас, на котором валялись два расстегнутых спальных мешка.