Текст книги "Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа"

Глава II
Зулейк

Замок графов Сантафьора, от которого сейчас остались только мрачные развалины, заросшие сорными травами и затянутые песком, в 1630 году, в то время, когда начинается наша правдивая история, был достаточно грозной крепостью, хотя и не очень большой, и всего с одной башней.

Он был построен для защиты от постоянных набегов корсаров, которые много раз опустошали остров Святого Петра и уводили в рабство бо́льшую часть несчастных его обитателей. Графы Сантафьора, мальтийские рыцари, прославившиеся в боях с сарацинами на Сицилии и в морских сражениях у берегов Туниса и Алжира, получили этот остров в свое владение и построили замок.

Граф Альберто, первый его владелец, отважно защищал не только остров Святого Петра, но и остров Святого Антиоха, находившийся неподалеку.

Его сын Гульельмо, прозванный Стальной Рукой, был не менее отважен, чем отец. При нем замок выдержал несколько осад, во время которых рыцарь показал почти сверхчеловеческую храбрость. Он бесстрашно вступал в бой с самыми известными тунисскими корсарами и даже дерзко обстрелял алжирские форты. За эту дерзость ему пришлось расплатиться жизнью, потому что его окружили корабли Кулькелуби, самого знаменитого капитана из тех, что тогда служили бею. Граф пал в кровавом бою вместе со всем своим отрядом и с другими мальтийскими рыцарями, которые сражались вместе с ним.

Единственной наследницей замка была его шестилетняя дочь, маленькая графиня Ида, опекуном которой стал дальний родственник, поскольку и мать ее погибла от выстрела кулеврины во время осады замка.

Девочка росла под почти непрекращающейся артиллерийской канонадой, потому что корсары с Кулькелуби во главе много раз возвращались и осаждали замок: их предводитель мечтал подчинить себе Сардинию и после смерти доблестного графа хотел использовать его замок как плацдарм для будущих набегов.

Доблесть мальтийских рыцарей, которые всегда приходили на помощь молодой владелице замка, остужала пыл корсаров. Рыцари наносили им одно сокрушительное поражение за другим, и разбойники долго помнили о своих потерях.

Среди этих храбрецов, всегда готовых прийти на помощь молодой графине, первым всегда был барон Карл ди Сант-Эльмо, знатный сицилийский дворянин, ставший мальтийским рыцарем, когда ему едва исполнилось двадцать лет. Чудеса храбрости, которые он продемонстрировал в последних сражениях, его красота, благородство происхождения оставили в душе графини глубокий след.

Они оба были молоды и красивы. Оба происходили из семей отважных покорителей Средиземного моря, оба были одиноки на этом свете, поскольку отцы их погибли в алжирской экспедиции. У них было много общего, и они быстро потянулись друг к другу, сердца их загорелись страстью.

Казалось, счастье им улыбается. Карл уже отправился на своей галере просить руки молодой графини, но попал в жестокий шторм, и его корабль вынужден был укрыться в Апельсиновой бухте.

Беда никогда не приходит одна. Как мы уже видели, другое несчастье, гораздо более серьезное, подстерегло молодого барона: какой-то рыбак сообщил, что корсары, судя по всему, еще не отказались от надежды захватить замок и собираются напасть, как стая черных грифов, на многострадальный островок.

В тот момент, когда лодка барона была еще далеко от острова Святого Петра и наблюдала за фелукой корсаров, графиня Сантафьора сидела на террасе замка в большом, обитом парчой кресле с высоким подголовником, украшенным гербом дома, ноги ее покоились на подушке алого шелка.

Это была прелестная семнадцатилетняя девушка, невысокого роста, гибкая, как тростник, белокожая, с легким розовым румянцем, который вызывал в памяти нежные краски утренней зари, а живые черные глаза были окаймлены длинными ресницами, бросавшими тень на щеки.

В нескольких шагах от нее на ковре лежал молодой человек, смуглый, с волосами черными, как вороново крыло, черты лица его отличались особой правильностью, взгляд был смелым и дерзким, подбородок покрывал еле заметный пушок. На коленях у него лежала алжирская теорба, похожая на гитару с длинным грифом.

В нем легко было разглядеть африканское происхождение, вернее, он был берберийским мавром, сыном ужасного племени завоевателей, которые захватили Испанию и дошли до Франции.

И одет он был соответственно: голова обернута шелковым полосатым тюрбаном, зеленая куртка с замысловатым серебряным шитьем, широкие шаровары из красного муслина и на ногах – туфли без задников из желтой кожи.

Его маленькие нервные руки время от времени прикасались, почти невзначай, к шелковым струнам теорбы, извлекая нежнейшие звуки, потом он снова, как зачарованный, устремлял взор на графиню, а та не отрывала взгляда от моря.

Иногда глаза мавра вспыхивали, и молния мелькала в его диком взоре, а тонкие губы изгибались, приоткрывая ровный ряд зубов, которыми могла бы гордиться даже пантера.

В такие моменты он не глядел на графиню. Его черные глаза, горевшие, как угли, устремлялись на море, он смотрел на удаляющуюся фелуку, и на его мрачном лице появлялась улыбка, больше похожая на оскал дикого зверя, предвкушавшего в засаде кровь жертвы.

Казалось, синьорина Сантафьора не обращает внимания на мавра. Она тоже смотрела с тревогой на серебристую поверхность Тирренского моря и на фелуку, которая продолжала совершать свои таинственные маневры.

– Зулейк, – сказала она вдруг, повернувшись к мавру, – как ты думаешь, кому принадлежит маленький парусник, который вот уже три вечера подряд показывается у нашего берега, а на заре исчезает?

– Это просто бедная фелука, – ответил мавр. – Она не может испугать вас, госпожа. Должно быть, это рыбаки из Кальяри или с острова Святого Антиоха.

– А если это корсары?

– У вас четыре кулеврины на стенах замка и еще одна на башне. Как может такое маленькое суденышко осмелиться приблизиться к замку на пушечный выстрел?

– Мне было бы гораздо спокойнее, если бы Карл ди Сант-Эльмо был здесь со своей галерой.

В глазах мавра вспыхнул ужасный, дикий огонь.

– Вы ждете его, госпожа? – спросил он, силясь придать своему голосу спокойный тон.

– Да, его галера уже вышла из мальтийского порта, – ответила девушка, и легкий румянец проступил на ее щеках. – Приятно встретиться с достойными людьми.

– Которые уничтожают мое племя, – процедил мавр сквозь зубы.

– Ну, это ваши воюют с нашими.

– Такова воля Магомета.

– А Господь благословляет наших воинов на защиту.

Мавр пожал плечами и снова стал легко прикасаться к струнам теорбы.

– Посмотри-ка на эту фелуку, – сказала графиня. Она встала, оперлась о каменную балюстраду террасы. – Она поворачивает, как будто хочет вернуться к острову.

– Да говорю я вам, это рыбаки из Кальяри, хозяйка.

– И все же полчаса назад я видела, как на палубе этого корабля три раза сверкнули яркие вспышки.

– Я ничего не видел.

– Ты тогда был на берегу.

– Когда наши алжирские рыбаки идут на лов в открытое море, они зажигают огонь на носу, чтобы привлечь рыбу, – сказал мавр. – Вы, должно быть, приняли эти огни за вспышки.

– И все же я уверена, что ничего не перепутала, Зулейк.

Мавр улыбнулся и продолжал наигрывать на теорбе. Его худые нервные пальцы не извлекали больше нежных звуков из шелковых струн инструмента. Звуки теперь были резкие, дикие, они быстро чередовались, как звуки военного рога. Казалось, что музыкант хочет изобразить жуткие завывания самума и касмина[33]33
  Касмин (другое название – хамсин) – сухой знойный ветер Северной Африки.


[Закрыть] или яростные крики арабов, когда они неудержимой лавиной бросаются в бой.

Казалось, эти звуки и на исполнителя производят глубокое впечатление. На его лице отражалась жестокая внутренняя борьба, глаза его метали молнии, он дрожал всем телом, губы приоткрывались, как будто из груди его вот-вот должен был вырваться ужасный военный клич мавров, который некогда сеял ужас среди христианских воинов.

– Что ты играешь? – спросила молодая графиня.

– Фантазию пустыни, – ответил мавр.

Он еще несколько минут продолжал извлекать резкие, дикие звуки, а потом внезапно теорба заиграла нежно, печально. Теперь казалось, что мавр хочет передать дальний шум моря, дыхание бриза, который шевелит кроны пальм в пустыне, или нежное журчание струй фонтана.

Внезапно его пальцы замерли на теорбе. Он склонил голову на грудь, чертам его лица вдруг вернулось спокойствие, глаза закрылись. Можно было подумать, что он спит.

– О чем ты думаешь, Зулейк? – спросила графиня.

– Я думал об утраченной свободе, – ответил мавр мрачно. – Я думал о моем Алжире, о бесконечных песчаных просторах пустыни, о солнечных берегах моей страны, о тенистых пальмовых рощах, о мечетях, о конях, скачущих в клубах пыли, о тихих источниках на наших равнинах. Сколько раз во сне я видел мраморный дворец моих предков, украшенный стройными портиками, где я провел дни моей юности, свободный и счастливый! А минарет, который отбрасывал тень на двор, и с него каждое утро и каждый вечер старый муэдзин возвещал свой призыв! А мраморный фонтан с чистейшей водой, вокруг которого по вечерам собирались женщины и пели! А изящная фигура моей сестры! А пальмовая роща, где я играл и где часто засыпал и видел во сне великие подвиги и славные битвы, сверкающее оружие и глубокие девичьи очи! А галеры, поднимающие паруса на безбрежной голубой поверхности Средиземного моря, разворачивающие на ветру зеленые флаги пророка! И кони, и всадники в сверкающих доспехах и развевающихся белых плащах!

Кем бы я стал, если бы проклятый христианин не украл меня и не увез из моей страны? Что сталось с моими мечтами о славе и победах? Я – раб! Будь проклята моя злосчастная судьба!

Вот руки, которые были созданы, чтобы держать саблю и палицу, чтобы потрясать щитом и копьем, чтобы сеять ужас среди неверных, которые не признают пророка. И зачем они мне? Чтобы играть на теорбе, как будто я никчемная женщина! Прочь, проклятый инструмент!

И быстрым движением мавр швырнул теорбу за балюстраду. Она упала в ров замка и разбилась.

– Зулейк! – Графиня обеспокоенно взглянула на него. – Мне кажется, ты забыл, что ты мой раб.

– Значит, бедному рабу не позволено даже вздыхать о родине и оплакивать потерянную свободу? – спросил мавр с горькой иронией.

– Я обещала, что верну тебе свободу и отправлю в Алжир в обмен на христианского пленника. Ты несчастен, а наши христиане во власти жестокого Кулькелуби разве не страдают во много раз больше? На что ты жалуешься? Я обращаюсь с тобой как со свободным человеком, а их мучают, пытают и убивают твои соотечественники.

– Я жалуюсь на то, что потерял свободу, вот и все, – ответил мавр. – Я не был рожден для такой участи, в моих жилах течет кровь покорителей Гранады.

– И все же ты ни за два года, что живешь у меня, ни прежде, когда жил у мальтийского рыцаря, ни разу не пытался бежать.

– Мальтиец слишком хорошо меня стерег, я не мог ни на минуту укрыться от его пристального взгляда. Да и потом, на Мальту не заходят галеры моих соотечественников, – ответил мавр.

– А почему ты не пытался убежать потом? За лодками замка никто не следит, ты пользовался полной свободой, по крайней мере мог беспрепятственно ходить по всему острову.

– И вы думаете, что я не попытался бы сбежать? – спросил мавр. – Я сын моряка, Средиземное море никогда не внушало страх Зулейку Бен-Абаду.

Он помолчал немного, провел несколько раз рукой по лбу, а потом сказал мягким голосом:

– Если бы девушка, которая завладела моими снами, не зачаровала меня, Зулейк Бен-Абад уже давно пересек бы Тирренское море и вернулся в дом своего отца.

– Девушка! – воскликнула графиня, бросив на него удивленный взгляд.

– Да, женщина, прекрасная, как гурия рая, которая или даст мне огромное счастье, или принесет мне страшное горе. Ради нее я пытался забыть о семье, ради нее я остаюсь рабом, ради нее я не стремлюсь к свободе, ради нее я отказался от мысли о побеге. Она меня заколдовала, ей я готов без сожаления отдать свою душу, готов отказаться от веры моих отцов, готов проклинать пророка, который сделал меня мусульманином от рождения.

– Ты – мавр! – воскликнула графиня. – Так эта женщина христианка?

– Да, на мою беду, – ответил Зулейк.

– А где она живет?

– Здесь, на этом острове: я дышу одним с ней воздухом, солнце, которое ее освещает, несет свет и моим глазам.

– Это дочь рыбака?

У мавра вырвался жест глубочайшего презрения.

– В моей стране мой отец – князь, и я родился князем, – сказал Зулейк гордо. – Халифы Кордовы и Гранады породнились с моими благородными предками. Моя семья в Алжире владеет дворцами, породистыми скакунами, галерами, которые бороздят Средиземное море. У нас множество рабов – и христиан, и негров, – у нас большое войско. Мы владеем землями и в пустыне, и на побережье. Если бы короли и князья в Европе увидели наши драгоценности, они бы побледнели от зависти. Ну и как бы я мог даже взглянуть на дочь нищего рыбака? Что из того, что я сегодня раб? Завтра мои цепи падут, и я снова стану князем, еще более могущественным, чем прежде.

– Тогда эта девушка живет не здесь, – сказала графиня. – Здесь живут одни бедняки. Мне кажется, бедный мой Зулейк, что ты сегодня не в себе. Позови моих служанок и отправляйся отдыхать.

– Сегодня вечером? – спросил мавр очень странным голосом, и тон его поразил молодую хозяйку замка.

– Что ты хочешь сказать, Зулейк?

Мавр прикусил губу, пожалев о том, что эти слова вырвались у него.

– Говори, Зулейк! – сказала графиня повелительно.

– Да, разум мой помутился, должно быть, – ответил мавр очень медленно. – Я слишком много мечтал сегодня. Должно быть, я сошел с ума.

В этот момент на берегу раздался звук рога, и сразу на башне послышался крик:

– К оружию!

Графиня стремительно встала, охваченная волнением. Она наклонилась и посмотрела вниз.

– Кто мог пристать к острову в этот час? – спрашивала она себя. – Зулейк, пойди разбуди воинов. Смотри, вот фелука, она приближается. Это твои соотечественники пытаются застать нас врасплох?

– Это христиане, – ответил мавр, хмурясь.

– Откуда ты знаешь?

Громкий голос разбудил тишину побережья:

– Опустите мост барону ди Сант-Эльмо!

– Это он! Карл! – воскликнула графиня, и ее прекрасное лицо озарилось. Она поднесла руку к груди, как будто хотела успокоить отчаянно забившееся сердце. – Он!

Лицо мавра помрачнело, ожесточилось. Глухой звук, плохо скрытое ругательство, сорвался с его губ.

Он на секунду прикрыл глаза, а руки его судорожно сжались, как будто он пытался схватить оружие.

Но вот он снова открыл глаза и обратил их к морю. Фелука приближалась к острову, тихая, стремительная, легкая, как стрела, а на горизонте, вдали, виднелись белые точки, блестевшие под луной.

Дикая радость молнией мелькнула в глазах раба.

– Вот они, пантеры, – прошептал он. – Они уже нацелились на замок, приготовили сабли. Они жаждут христианской крови.

Через ров с глухим скрежетом железных цепей опустился мост, и начальник стражи с четырьмя оруженосцами вышел навстречу барону и его матросам, приветствуя его от имени хозяйки замка и освещая ему путь факелами.

– Какой ветер занес вас сюда, синьор ди Сант-Эльмо, в такой час? – спросил стражник. – Вас никто не ждал.

– Отвратительный ветер, старина Антиох, – ответил молодой дворянин, – ветер из Алжира.

– Что вы такое говорите, синьор? – спросил начальник стражи, бледнея.

– Поднимай мост, укрепи ворота, заряди кулеврины и буди всех слуг. Если можно, пошли за всеми рыбаками, которые способны держать оружие. Берберы уже подходят к острову. Где твоя госпожа?

– Она ждет вас в Голубом зале.

– Синьор Антиох, – сказал каталонец, – не забудьте, что мы голодны и страдаем от жажды, а на голодный желудок сражаться трудно.

– Вы получите все, что хотите, синьор Барбоза, – ответил начальник стражи.

Барон, впереди которого шли два оруженосца с факелами, пересек парадный двор и поднялся по широкой лестнице, которая вела в жилые помещения наверху.

Графиня Сантафьора, охваченная глубоким волнением, которое делало ее прекрасное лицо еще более прекрасным, закутанная в красные шелка, украшенные кружевами из Мурано, с серебряным гребнем в виде короны в длинных темных волосах, ожидала барона в Голубом зале, освещенном серебряными канделябрами.

Зулейк, с мрачным лицом, с заострившимися чертами, замер в самом темном углу зала, ожидая приказов госпожи. Он казался диким зверем, выслеживающим добычу, глаза его были устремлены на молодую графиню. Во взгляде мавра светилось беспокойство и обожание.

Когда барон вошел, держа шлем с перьями в одной руке и положив другую руку на эфес шпаги, графиня не смогла удержать крик радости.

– Это вы, Карл! – воскликнула она, подходя к нему. – Какой радостный сюрприз! Сердце меня не обмануло.

– Почему вы так говорите, Ида? – спросил дворянин, галантно целуя ее маленькую ручку. – Так вы меня ждали?

– Не сегодня вечером, но я надеялась, что вы приедете скоро. Я уже несколько дней смотрю на море, ожидая появление вашей галеры, мой герой. Мы, женщины, способны почувствовать приближение тех, кто нас любит.

– К несчастью, я не смог прийти на своей галере, – ответил барон. – Буря сломала ей руль, и мне пришлось укрыться в Апельсиновой бухте. Если бы не эта неприятность, я бы был здесь еще вчера, и тогда мавры из Алжира, может быть, не осмелились бы напасть.

– Мавры! – воскликнула графиня.

– Они вот-вот появятся.

– Значит, эта фелука, которая уже три вечера подряд следит за островом, как хищная птица…

– Это авангард какой-то флотилии.

– Кто вам это сказал, Карл?

– Я узнал это от одного рыбака.

– И вы сразу бросились сюда?

– Да, чтобы защитить мою невесту или умереть вместе с ней, – сказал барон.

– Так они собираются осадить мой замок?

– Я в этом убежден, но не бойтесь, Ида. Со мной немного людей, но это самые отважные храбрецы, и берберам мало не покажется.

– Какой вы отважный, Карл!

– Я человек военный и мальтийский рыцарь. Жаль, что эти корсары испортят нам счастливые минуты нашей встречи, – сказал барон, нежно глядя на графиню. – Я мечтал о мгновении, когда вновь увижу вас, о том, что проведу несколько дней рядом с вами, моя любимая, но вот средиземноморские пираты омрачают нашу радость. Этот замок, который должен был оглашаться радостными приветствиями, услышит военный клич, грохот кулеврин, лязг оружия и стоны умирающих.

– Мы победим, Карл, ваша отважная шпага снова прогонит пантер Алжира.

– Сколько у вас тут людей?

– Человек двадцать, из них двенадцать стражников.

– Тогда вместе с моими будет тридцать четыре, – сказал барон, и лицо его омрачилось. – Совсем ничего по сравнению с берберами, которые обрушат на нас многочисленный отряд и тяжелую артиллерию.

– Синьор, – сказал в этот момент мавр, – вы позволите мне дать вам совет?

– А, это ты Зулейк! – воскликнул барон. – А я тебя и не заметил! Что ты хочешь сказать?

– На острове двести рыбаков, все они крепкие и сильные люди, у них есть опыт сражений, и они могли бы пополнить гарнизон замка.

Барон посмотрел на него с удивлением:

– И это ты предлагаешь, ты, мавр, который должен радоваться, видя, что твои соотечественники приближаются.

– Мне больше не нужна свобода, – ответил Зулейк.

– А ведь совсем недавно ты о ней сожалел, – сказала графиня.

– Я хотел бы стать свободным, но не сам по себе.

– А! Ты бы хотел вместе со свободой получить и девушку или женщину, которая тебя зачаровала.

Мавр утвердительно кивнул, а потом продолжил:

– Если господин барон ди Сант-Эльмо соблаговолит пойти со мной в деревню, пока другие готовятся к осаде, мы меньше чем за полчаса могли бы собрать двести мужчин, готовых защитить замок.

– Давай сначала убедимся, что корсары высадились на остров.

Они втроем вышли на террасу замка. На нижних укреплениях замка матросы и стражники устанавливали две длинные кулеврины, которые должны были прикрыть бухту и помешать берберам высадиться на берег.

На вершине массивной башни виден был колеблющийся свет факелов, что свидетельствовало о том, что и там, наверху, защитники замка устанавливали пушки.

Барон посмотрел на море, он хотел отыскать фелуку и увидел ее. Она направлялась к южной оконечности острова и была в трехстах метрах от берега. Вдали маячили паруса, которые тоже приближались к острову с юга.

– Галеры берберов! – воскликнул барон.

– Они приближаются? – спросила графиня, инстинктивно прижавшись к нему.

– Смотрите сами, Ида.

– Их много, Карл?

– Я не могу их сосчитать, потому что они идут тесной группой и все еще далеко от нас. Но конечно, их много.

Девушка посмотрела на дворянина. В ее черных глазах читались ужас и невыразимая тревога.

– А если они нас захватят? – спросила она дрожащим голосом. – О мой Карл!

– Бастионы и стены замка крепки, – ответил барон. – А наши души полны отваги. Мы победим этих морских хищников, как уже побеждали их три раза.

– Да, но тогда с нами были мальтийские рыцари.

– Смелость значит больше, чем число, Ида, – сказал дворянин. – Да и моя галера недалеко. Когда мои люди услышат канонаду, они поторопятся нам на помощь. Сейчас они, должно быть, уже починили руль. Зулейк, пойдем собирать рыбаков и предупредим их семьи, чтобы они незамедлительно садились в лодки и плыли к берегам Сардинии. Тогда они успеют спастись.

– А если люди с фелуки уже высадились? – спросила графиня.

– Они не будут выходить на берег, пока не подойдут галеры, – сказал Зулейк, и на губах его появилась коварная усмешка. – Господин барон, я к вашим услугам, давайте поторопимся.

– В оружейной есть все необходимое, Ида? – спросил дворянин.

– На двести человек всего должно хватить.

– Пойдем, Зулейк. До подхода галер еще час, нам этого времени хватит.