Текст книги "Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа"

Глава XXII
Атака туарегов

Увидев возвращающихся на одном коне Бена с маркизом, Рокко и Эстер поспешили им навстречу, опасаясь, что конь не вынесет двоих и туареги настигнут беглецов. Однако скакун оказался крепок и полон сил. Он легко догнал караван и смешался с верблюдами.

– Маркиз! – вскричала Эстер. – Вы ранены?

– Нет, уверяю вас, со мной все в порядке. Эти шуты стреляют куда угодно, только не в цель. Бояться нечего.

– Тем не менее на какой-нибудь фут выше – и вам бы не поздоровилось, – возразил Бен.

– Хозяин, – пробасил Рокко, – а может, остановимся и дадим бой? Нас восемь человек. Даже если бедуины и Эль-Мелах окажутся паршивыми стрелками, мы все равно проучим этим каналий.

– Мне нравится его предложение, – кивнул Бен. – Если они нападут на нас по пути, верблюды могут испугаться и разбежаться.

– Заставьте животных лечь вон за той дюной, – сказал маркиз после секундного размышления. – Попробуем отогнать разбойников.

Неподалеку находилась дюна, длиной метров сто и высотой семь-восемь. Наверняка ее надуло самумом. Получилась настоящая крепостная стена, вполне способная защитить от пуль туарегов.

После того как верблюдов спрятали, маркиз приказал своим людям залечь на гребне и стрелять по его команде. Патронов пока хватало, однако де Сартен не желал понапрасну тратить драгоценный в пустыне боезапас.

Туареги, видимо, решили, что караван спасается бегством, и во весь опор гнали мехари, представляя собой прекрасные мишени. Когда до них оставалось пятьдесят шагов, маркиз скомандовал:

– Огонь!

Четыре верблюда и три человека рухнули на землю, нарушив ряды наступающих: другие мехари с разбега налетели на упавших. Кое-кто из туарегов, перепугавшись, принялся вопить и стрелять наобум. Лишь пятеро, не поддавшись панике, скакали вперед, выставив копья.

Маркиз, стремительно перезарядивший винтовку, застрелил первого почти в упор. Бен и Эстер прикончили двух мехари. Рокко, увидев бандита, взбирающегося на гребень, кинулся на него, орудуя винтовкой как дубинкой и вопя:

– Сдохни, собака!

Ловкий, точно обезьяна, туарег ушел из-под удара и, в свою очередь, бросился на сардинца очертя голову. На солнце блеснул острый ятаган.

– Осторожно, Рокко! – крикнул маркиз.

Де Сартен и бедуины сражались с бандитами, забравшимися на гребень дюны. Эстер, Бен и Эль-Мелах стреляли по оставшимся внизу, не давая им заново собраться.

Вот Рокко прыгнул на разбойника, поднял его в воздух, словно перышко, сдавил так, что затрещали кости, и отшвырнул на несколько метров. Туарег упал и больше не поднялся.

Другие, увидев, что сталось с их товарищем, дрогнули. Скатившись со склона, они побросали оружие и умчались, будто газели.

Бой внезапно был окончен. Разбойники подстегивали своих мехари, позабыв про спешенных и раненых и думая только о том, как укрыться от пуль.

– Прекратить огонь! – приказал маркиз. – Но если вернутся, прикончим их всех.

– Надеюсь, мы отбили у них охоту возвращаться, – сказал Эль-Хагар. – Однако поспешим в Эглиф. Верблюды в давке порвали несколько бурдюков. Если вы не слишком устали, едем дальше.

Рокко и Бен привели двух туарегских мехари, которые остались рядом с погибшими хозяевами, словно надеялись, что те оживут и сядут в седло. Путешественники, уверенные, что больше их не побеспокоят, двинулись дальше, увеличивая отрыв от назойливых разбойников.

Когда наступила ночь, караван находился уже в двадцати милях от Эглифа. Они шли весь день, сделав лишь две короткие остановки, чтобы перекусить. Однако, не чувствуя себя в полной безопасности, отдыхали всего несколько часов и уже после полуночи вновь пустились в дорогу, на обращая внимания на жалобный, тоскливый рев верблюдов. Впрочем, бедуины заставили их замолчать, варварски завязав им морды тряпками, и жестоко подгоняли палками и проклятиями.

Удивительно, но жители Сахары относятся к вьючным верблюдам с неслыханной жестокостью, в то время как мехари холят и лелеют. Эти получают лучшую еду, даже масло и сахар, их тщательно вычесывают и никогда не перетруждают. Для вьючных же не жалеют пинков и палок.

Мехари действительно более благородные животные. Они привязаны к своим хозяевам и стоят в десять раз дороже. Вьючные – упрямы, злобны, мстительны и нередко пытаются укусить своих погонщиков.

В четыре часа утра караван, ведомый Эль-Хагаром и маркизом, ехавшими на мехари туарегов, оказался в виду нескольких увядших пальм с пожелтевшими, поникшими листьями.

– Эглиф! – воскликнул мавр.

– Там должен ждать Тасили, слуга Бена, – сказал маркиз.

– Что-то не вижу я никаких палаток, – проворчал Эль-Хагар.

– Неужели с ним что-то случилось? Или он не дождался Бена и уехал на юг?

– Мог отправиться в Амул-Таф.

– Еще один оазис?

– Да, в двух днях пути и покрупнее этого.

Тут к ним подъехал Бен.

– В оазисе нет ни палаток, ни верблюдов, – сообщил ему маркиз.

– Наверное, Тасили отправился поохотиться, – предположил юноша. – В окрестностях оазисов много дичи.

Подняв винтовку, он выстрелил в воздух. Выстрел прогремел над барханами, и звук его замер вдали. Несколько минут все напряженно ждали.

– Нет здесь твоего Тасили, – заключил маркиз.

– Что, если его убили туареги? – Бен побледнел. – Это было бы ужасно. Тасили – единственный, кто точно знает, где мой отец закопал сокровища.

– Поехали проверим, – предложил Эль-Хагар. – Если в оазисе произошло убийство, останутся следы.

Пришпорив коня и верблюдов, они поспешили к оазису, пока караван неторопливо шествовал между на редкость высокими барханами. Через несколько минут путешественники достигли границы оазиса.

Тот был много меньше предыдущего и явно погибал из-за недостатка воды. От него осталась дюжина увядших карликовых пальм да почти засохшие кусты. Лишь рядом с колодцем в самом центре рос пяток финиковых пальм без единого плода.

Именно там Бен с товарищами обнаружили знаки, наведшие их на нехорошие подозрения. На земле валялись пустые бурдюки, разорванная палатка, сломанное туарегское копье, полусгнившие останки осла, веревки и пустые гильзы.

Рядом с полуобвалившимся колодцем чернело кострище, на котором Тасили и его люди, по всей видимости, готовили еду.

– Твоего слугу похитили туареги, – сказал Эль-Хагар юноше.

– Да, – сдавленным голосом согласился Бен. – Эти проклятые разбойники напали и на Тасили.

– Здесь множество следов, – продолжил Эль-Хагар. – Давайте пройдем по ним.

Они пересекли оазис и заметили на песке отпечатки верблюжьих ступней, уходящие на юг.

– Судя по всему, твоего слугу увели в Тимбукту, – сказал мавр. – Следы ведут туда. Хорошо, что самума здесь не было.

– Хоть в этом повезло.

– У вашего Тасили была охрана? – поинтересовался маркиз.

– Три алжирца из Табельбалета.

– Верные?

– Полагаю, да.

– Туареги берут пленников?

– Берут, – кивнул Эль-Хагар. – Уводят в Тимбукту.

Бен взобрался на гребень бархана и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на юг. Что он надеялся там обнаружить? Неужели похитителей слуги своего отца?

– На что вы смотрите, Бен? – спросил маркиз.

– По-моему, я заметил человека, прячущегося в барханах.

– Поехали посмотрим. – Де Сартен вскочил на мехари.

Остальные последовали его примеру. Шагов через пятьсот они действительно обнаружили жутко исхудавшего чернокожего человека, замотанного в какие-то лохмотья. Он что есть мочи удирал в пустыню.

– Эй, ты! Стой или стрелять буду! – крикнул маркиз по-арабски. – Стой! Мы не туареги.

Негр застыл на вершине бархана и оглянулся, испуганно вытаращив белые, точно фарфоровые, глаза. Потом умоляюще поднял тощие как спички руки.

– Кто ты? – спросил корсиканец, подъезжая.

– Не убивайте, – жалобно прохныкал несчастный.

– Мы не причиняем вреда добрым людям. Почему ты бежал?

– Думал, что вы туареги, господин.

– Ты один?

– Один. Остальных увели разбойники пустыни.

– Уж не служил ли ты Тасили? – спросил Бен.

– Тасили! – закричал негр. – Вы знаете Тасили?

– Мы его ищем.

– То есть вы те, кого он ожидал?

– Ты был с Тасили? – повторил вопрос Бен.

– Да, господин.

– Туареги увели его в рабство?

– Да, на юг, в Тимбукту. И его, и моих товарищей.

– Когда это случилось? – спросил де Сартен.

– Три недели назад, вечером. Мне удалось сбежать, а Тасили и двух других схватили, связали, взвалили на верблюдов и увезли. Ночью я подобрался к их лагерю и услыхал, что они толкуют о Тимбукту и о том, чтобы продать рабов на тамошнем рынке.

– Бедный Тасили! – с болью воскликнул Бен. – Ничего, мы тебя вызволим.

– Конечно, Бен, – согласился маркиз. – К тому же он вам совершенно необходим. Пока же вернемся в оазис и покормим этого бедолагу, иначе он на наших глазах умрет с голоду.

– Почти три недели я питался одними финиками, – отозвался негр. – Однако четыре дня назад кончились и они.

Когда они возвратились в оазис, караван уже был там, и бедуины расставляли палатки вокруг колодца.

Глава XXIII
Туареги из оазиса марабутов

В Эглифе караван провел два дня. Надо было наконец отдохнуть от долгих переходов и как следует запастись водой: в Южной Сахаре колодцы по пальцам можно пересчитать. Маркиз с Эстер воспользовались оказией, чтобы пополнить припасы: подстрелили страуса и антилопу, неосмотрительно подошедших к оазису.

На третий день маркиз приказал сворачивать лагерь. Ему не терпелось пересечь пустыню и добраться до Тимбукту – изобильной Царицы Песков.

Переход прошел без происшествий, и уже через неделю караван достиг Амул-Тафа, где обитало всего несколько семей, разводящих беговых верблюдов.

Дело это весьма прибыльное, и занимаются им во многих оазисах Южной Сахары. Разводят не только мехари, но и вьючных верблюдов, однако предпочтение отдают мехари, продавая их на базарах Кабары, Тимбукту и Эль-Мабрука.

Новорожденному верблюжонку не позволяют бегать из опасения, что он повредит ноги и утратит подвижность и выносливость. Его на три-четыре недели закапывают по брюхо в песок и кормят исключительно молоком со сливочным маслом. Лишь после этого ему разрешают ходить вместе с матерью. А затем вдевают ему в нос кольцо и начинают обучать.

Мехари умнее прочих верблюдов. Он быстро привязывается к хозяину и предан ему настолько, что, если того убьют в бою, верблюд его не покинет. Наоборот, ляжет рядом, словно приглашая мертвого вернуться в седло, и не уйдет до тех пор, пока не убедится, что хозяин погиб. Но даже тогда мехари не убегает. Он возвращается в адуар, чтобы предъявить родичам погибшего пустое седло.

Среди этих гостеприимных, совершенно не похожих на туарегов людей маркиз и его товарищи провели целый день. Здесь они оставили негра, который из-за слабости отказался идти с ними в Тимбукту.

Миновав маленькие оазисы Трасас и Крамес, караван после длиннейшего, изнурительного перехода добрался до Тенег-эль-Хадака, последнего перевалочного пункта на своем пути. Лишь несколько дней отделяло их от Царицы Песков.

Близость Нигера, великой реки Восточной Африки, уже ощущалась довольно отчетливо. Жара несколько спала, воздух сделался более влажным, и среди песков даже начали появляться зеленые кустики. При приближении людей огромные стаи птиц взмывали в небо и летели на юг.

Множились и следы караванов. Кострища, разбитые сундуки, скелеты людей и верблюдов… Бог знает сколько несчастных умерло от голода и жажды, когда до спасительного Тимбукту оставалось рукой подать!

Одновременно с нашими путешественниками в Тенег-эль-Хадак прибыли с берегов Нигера сразу два больших каравана. Один, груженный страусовым пером и слоновой костью, направлялся в Марокко; второй вез в Алжир золото с приисков Конго.

Представился благоприятный случай для получения сведений о несчастном полковнике Флаттерсе. Оба каравана пришли из Тимбукту, следовательно люди могли знать, проданы ли французы в рабство султану или нет. Однако, как ни странно, де Сартена ждало горькое разочарование.

Флаттерс! О нем слышали все – и алжирцы, и марокканцы, – но никому не было известно, увели его туареги в Тимбукту или нет.

– Что скажете, Бен? – спросил маркиз, безрезультатно потратив время на разговоры с несколькими караван-вожатыми. – Неужели полковника все-таки убили?

– Не будем терять надежду, – ответил юноша. – Скорее всего, эти люди просто не интересуются ничем, кроме своих верблюдов и грузов.

– Но ведь алжирское правительство пообещало караванщикам награду за любую информацию о судьбе экспедиции.

– Доберемся до Тимбукту, сами все тщательно расследуем и выясним правду. Если полковник продан султану, кто-нибудь наверняка видел, как его вели по городу.

– А в результате выяснится, что его убили, – с горечью произнес маркиз.

– И вы пожалеете, что совершили такое долгое путешествие? – спросила Эстер.

– О нет! – воскликнул де Сартен, глядя ей в глаза. – Нет, Эстер, клянусь!

Девушка, прекрасно его поняв, улыбнулась, и ее глаза просияли.

– Я вам не верю, – прошептала она, потупившись. – Это слишком похоже на сон…

– Эстер, – очень серьезно сказал маркиз, – а если бы сон стал явью? Что, если я в самом деле вас полюбил?

– Меня? Еврейку? В Марокко евреев все презирают.

– Корсика и Франция – не Марокко, Эстер. Сама судьба свела нас вместе. Я ценю вас и восхищаюсь вами. Уверен, никакая другая женщина не сможет составить счастье всей моей жизни.

Едва прозвучали эти слова, как за спиной у маркиза кто-то хрипло выругался. Обернувшись, де Сартен увидел Эль-Мелаха, валявшегося перед входом в палатку. Физиономия его была перекошена от злобы.

– Что с тобой, Эль-Мелах? – нахмурился маркиз.

– Туареги, – ответил тот.

– Какие еще туареги?

– Те самые, которых мы встретили у колодцев марабутов. Они здесь.

– Они за нами следят? – с яростью воскликнул маркиз. – Не нравится мне это.

– Неужели они решатся напасть на нас на глазах толпы? – спросила Эстер.

– Нет. Марокканцы и алжирцы сразу придут нам на помощь. Здесь мы среди своих. Видимо, разбойники тоже едут в Тимбукту. Ты согласен, Эль-Мелах?

Туатец ничего не ответил. Только странно посмотрел на Эстер, и его губы искривились в усмешке.

– Ты меня слышишь, Эль-Мелах? – нетерпеливо переспросил маркиз. – Может быть, эти туареги направляются в Тимбукту?

– Что? Ах да, наверное… – рассеянно ответил Эль-Мелах.

– Мы с Беном пойдем проверим, кто они. Ты, Эль-Мелах, ни на шаг не отходи от Эстер. Ждите возвращения бедуинов и Эль-Хагара. Они отправились покупать съестные припасы.

Туатец кивнул и вновь растянулся на циновке в нескольких шагах от Эстер, присевшей у палатки в тени пальмы. Лицо Эль-Мелаха все еще было обезображено гримасой, лоб изборожден морщинами. Жгучие черные глаза не отрывались от девушки.

– Госпожа, – внезапно спросил он, садясь, – что нужно маркизу в Тимбукту?

Эстер подняла голову и удивленно взглянула на туатца:

– Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Потому что мне до сих пор неведомы ваши планы. Я хотел бы их узнать прежде, чем идти в город. Царица Песков – опасное место для неверных. Вы рискуете жизнью.

– Мы ищем полковника Флаттерса. По-моему, тебе это известно.

– Какой смысл разыскивать человека, который, скорее всего, убит далеко от Тимбукту? – ухмыльнулся Эль-Мелах.

– Так ты что-то знаешь о его судьбе?

Эль-Мелах опустил голову и пробормотал, словно разговаривал сам с собой:

– Ладно, пусть себе ищет…

– Ты о ком?

– О французе.

– Боюсь, я тебя не понимаю.

– Может статься, он найдет в Тимбукту нечто, чего совсем не ожидает… Госпожа, вы думаете, маркиз действительно вас любит?

– Да, Эль-Мелах.

– А вы, вы его любите? – Туатец впился взглядом в лицо Эстер.

– Это тебя не касается, – ответила Эстер, все более приходя в недоумение.

– Я бы желал знать, не согласились бы вы оставить его ради другого человека, куда знатнее корсиканского маркиза, который тоже вас полюбит.

– Эль-Мелах, никак солнце напекло тебе голову? – Эстер вскочила. – Если прежде у меня и были в этом сомнения, то теперь я окончательно уверилась.

– Да, должно быть, солнце Сахары помутило разум Эль-Мелаха, – странным голосом проговорил туатец.

Он тоже встал, обошел, качаясь, вокруг палатки и вновь повалился на циновку, спрятав лицо в ладонях.

– Бедняга спятил, – пробормотала Эстер.

В этот момент вернулись маркиз, Рокко, Эль-Хагар и Бен. Все четверо выглядели очень взволнованными и обеспокоенными.

– Что случилось? – Эстер кинулась им навстречу.

– Туареги, приехавшие сюда, – те самые, кого мы повстречали у колодцев марабутов, – ответил ей брат. – Направляются в Тимбукту.

– Значит, они нас преследуют?

– От этих людей всего можно ждать, – сказал Эль-Хагар. – Если у них возникли подозрения, что вы – не мусульмане, они донесут стражникам. Тогда вас арестуют и казнят.

– Однако не можем же мы застрять здесь после того, как пересекли всю Сахару! – воскликнул маркиз. – Я не поверну назад, пока не выясню судьбу полковника Флаттерса.

– А я – не раньше чем заберу наследство отца, – прибавил Бен.

– Сперва надо найти Тасили, – напомнил Рокко. – Без него наследства вам не видать.

– Послушайте, – сказал Эль-Хагар, – я-то мусульманин и могу спокойно войти в Тимбукту. Хотите, я прослежу за туарегами? Попытаюсь узнать их намерения, а заодно поищу Тасили. Через три-четыре дня вернусь, тогда вы и решите, как быть дальше.

– Ты сможешь узнать, жив или нет полковник Флаттерс?

– Обещаю, маркиз. Расспрошу своих знакомых в Тимбукту, а их у меня немало.

– У меня тоже, – поднялся Эль-Мелах.

– И ты согласен отправиться в Тимбукту вместе с Эль-Хагаром? – спросил его де Сартен. – Ведь ты знаешь этих туарегов и лучше нашего можешь понять их намерения.

– Я отправлюсь с ним, только скажите, – живо отозвался туатец.

– Даю вам семь дней. Если через неделю не вернетесь, мы сами поедем в Тимбукту, – решил маркиз.

– Хорошо, – согласился Эль-Хагар.

Сборы были недолгими. Оба вооружились ружьями и ятаганами, навьючили двух мехари и сели в седла.

– Мы будем в Тимбукту еще до заката, – сказал Эль-Хагар. – Будьте осторожны и не покидайте оазиса. Если узнаем о грозящей вам опасности, сразу вернемся, и вы скроетесь в пустыне.

– Езжай, и да пребудет с тобою Господь, – сказал маркиз.

Эль-Мелах то и дело оглядывался на Эстер, которой до сих пор было не по себе от его непонятных слов. Лишь когда всадники скрылись за барханами, девушка вздохнула с облегчением.

– Какой все-таки странный этот Эль-Мелах, – прошептала она. – А вдруг он в самом деле спятил?

Маркиз, Рокко и бедуины принялись обустраивать лагерь, чтобы с максимальным удобством провести несколько дней. Поставили две палатки, крепко растянув их веревками, внутри разместили сундуки и тюки, соорудив из них своего рода барьер. Затем из колючих веток устроили зарибу, то есть загон для своих животных, – нелишняя предосторожность в оазисе, где крутится множество людей.

– Ну а теперь запасемся терпением и будем ждать, – сказал маркиз, когда лагерь был разбит. – Уверен, Эль-Хагар вернется, и, может быть, вместе с Тасили.

Глава XXIV
Царица песков

Покуда маркиз и его люди занимались своими делами, Эль-Хагар и Эль-Мелах ехали на юг, туда, где за последним отрезком пустыни находилась Царица Песков. Впрочем, места эти теперь нельзя было вполне назвать пустыней, невзирая на песчаные барханы.

То и дело попадались группы пальм, адуары с их бурыми палатками и колючими зарибу, в которых теснились верблюды и овцы. Небольшие караваны, груженные солью, столь ценимой в Тимбукту, пересекали дюны. Кто-то следовал в город, кто-то – в поселки на Нигере.

Эль-Хагар и Эль-Мелах, ни с кем не заговаривая, скакали на юг. Им предстояло выяснить, что задумали туареги. Последние к тому времени уже давно покинули оазис и исчезли неизвестно куда.

– Похоже, им тоже не терпится добраться до Тимбукту, – наконец проворчал Эль-Хагар. – Не нравится мне это. Что думаешь, Эль-Мелах? Ты ведь дружен с их главарем.

– Вовсе нет, – возмутился туатец.

– Как бы то ни было, ты с ним знаком и знаешь, чего ждать от этого подлеца.

– Нет, не знаю.

– Сколько времени ты пробыл в их племени?

– Несколько дней, – буркнул Эль-Мелах, которому явно не терпелось закончить неприятный разговор.

– Он говорил тебе, что собирается на север, разве не так?

– Вроде бы говорил.

– Тогда почему мы обнаружили его здесь? Вот что я хотел бы понять.

Следующий час они провели в молчании. Мехари неслись, как дьяволы. Вдруг Эль-Мелах, уже некоторое время сидевший в седле как на иголках, выпалил:

– Эти белые… Они же все кафиры, верно?

– Думаю, да, хотя молятся пророку словно мусульмане, – кивнул мавр.

– И они осмелятся войти в Тимбукту?

– Ты и сам знаешь, никого из них нельзя назвать трусом.

– Знаю.

Немного помолчав, он снова заговорил, и тон его сделался неприязненным.

– Француз любит еврейку, да?

– Может быть. Тебе-то что до них, Эль-Мелах? Ты так странно об этом спросил.

– Красивее этой еврейки я не видал еще женщины, – задумчиво проговорил туатец. – Султан Тимбукту заплатил бы груду золота за такую наложницу.

– К чему ты клонишь, Эль-Мелах? – подозрительно спросил Эль-Хагар.

На закате, после восьмичасовой гонки путники увидели на горизонте изломанную линию минаретов и башен…

Тот посмотрел на него, словно хотел заглянуть ему в душу, потом произнес с непонятной усмешкой:

– К тому, что Тимбукту – опасное место для красавицы-еврейки.

– Мы все присмотрим за госпожой Эстер.

Эль-Мелах кивнул и подстегнул своего мехари.

На закате, после восьмичасовой гонки путники увидели на горизонте изломанную линию минаретов и башен, темневших на фоне безоблачного неба. Кто-либо другой мог решить, что перед ним – восхитительный мираж. Да и как поверить в существование большого города посреди пустыни? Однако Эль-Хагар и Эль-Мелах точно знали, что там, впереди.

Тимбукту, Царица Песков, владычица Сахары, таинственный город, в чьем существовании европейцы сомневались несколько столетий.

– Еще четверть мили, и мы на месте, – сказал Эль-Хагар.

Тимбукту, или, иначе, Томбукту, расположен посреди песчаной равнины на южной границе Сахары, в четырнадцати километрах от реки Нигер. До того как в этом городе побывали Рене Кайе и Генрих Барт, в Европе о нем знали только из волшебных сказок.

Древний Тимбукту был чем-то сродни Афинам, Риму или Фивам. Когда-то, давным-давно, там существовали школы мудрецов и философов, город славился богатством и великолепием. По одним данным, он был основан примерно в четвертом веке от Хиджры[21]21
  Хиджра (араб. переселение) – переселение Мухаммеда (Магомета) и его приверженцев из Мекки в Медину в сентябре 622 г. При халифе Омаре I (правил 634–644) год Хиджры был объявлен началом мусульманского летосчисления.


[Закрыть], по другим – в 1214 году от Рождества Христова. Однако, судя по папирусам древнеегипетских историков, Тимбукту существовал и прежде под названиями Куфа или Нигерия.

Как бы то ни было, на протяжении многих веков Тимбукту считался таинственным городом, пока в один прекрасный день правители марокканского Феса не захватили его и не обложили данью.

Впрочем, Тимбукту не захирел. Более того, несмотря на то, что город был затерян в пустыне, гранадские зодчие украсили его, создав роскошный дворец для султана, и Тимбукту еще долго оставался важнейшим торговым центром. Сюда отовсюду стекались караваны: из Марокко и Алжира, из Туниса и Триполитании. Отсюда товары везли дальше, в Центральную Африку.

В 1500 году Тимбукту, благодаря восстанию одного негритянского вождя, вновь обрел независимость и на некоторое время даже былое великолепие, чтобы в 1670 году при короле бамбара опять прийти в упадок. Окончательно добили город туареги и фульбе, эти отважные разбойники Сахары, захватившие его в 1826 году.

Сегодня в Тимбукту, по-прежнему занимающем огромную территорию, обитают не более пятнадцати-двадцати тысяч душ. Семь мечетей, древние башни, массивные крепостные стены и базары – вот и все, что сохранилось от его величия.

Улицы Тимбукту настолько широки, что на них могут спокойно разминуться три повозки. Дома глинобитные, с внутренними двориками и фонтанчиками. Кое-где еще можно полюбоваться колоннадами в мавританском стиле, бастионами и глубокими колодцами, увы, по большей части – разрушенными. Множество пустующих хижин заполняется только с приходом караванов, привозящих рабов для двух невольничьих рынков, и происходит это нечасто[22]22
  Позже, благодаря военной хитрости, Тимбукту был завоеван французами: они послали пароходы по Нигеру. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Все же Тимбукту до сих пор является важнейшим торговым городом, хотя тут не производится ничего, даже продовольствия для местных жителей. Вот почему Тидиани, в 1885 году осадивший его, едва не уморил всех голодом.

В Тимбукту сходятся караванные пути со всей Северной Африки. Из Конго и Бамбары сюда везут золото и слоновую кость, из копей Танундерма и Боншебура – драгоценную соль.

Еще несколько лет назад здесь процветал религиозный фанатизм. Ни один «неверный», ни один европеец не мог под страхом казни вступить в этот город. Что не помешало Кайе, а потом и Барту, презрев смертельную опасность, проникнуть за его стены, переодевшись мусульманами.

В 1897 году капитан-лейтенант Карон вместе с четырнадцатью матросами, чернокожими и европейцами, поднялся по Нигеру на канонерке, но удовольствовался лишь видом на запретный город и даже не решился сойти на берег, побоявшись фанатиков-туарегов и султанских кисуров.

Лавируя между высокими кучами мусора, сваленного под полуразрушенными городскими стенами, Эль-Хагар и Эль-Мелах вошли в ворота. Смеркалось.

Ответив на несколько вопросов султанской гвардии, сторожившей город от неверных, они направились к караван-сараю. Последний представлял собой широкий навес, сооруженный для погонщиков, где те могли переночевать за сущие гроши.

– Делами займемся завтра, – сказал Эль-Хагар, слезая с мехари.

Они готовили себе ужин, когда к караван-сараю приблизилась знакомая шайка туарегов, только сейчас вошедшая в город. Эль-Хагар сразу узнал главаря.

– Разбойники караулили нас где-то у городских стен, – сказал он Эль-Мелаху.

– Выбрось их из головы, – отмахнулся тот. – По-моему, им нет до нас никакого дела. Зря ты о них думаешь.

– Может быть. Но мне было бы спокойнее, если бы их здесь не было.

Действительно, вождь шайки Амр-эль-Бекр, казалось, не обратил на двух путников никакого внимания. Вместе с четырьмя своими людьми он расположился в углу караван-сарая. Они развьючили мехари и как ни в чем не бывало растянулись на циновках.

Эль-Хагар и Эль-Мелах поужинали, покормили верблюдов и улеглись на ангаребы[23]23
  Ангареб – примитивная кровать, представляющая собой натянутую на каркас шкуру.


[Закрыть], положив рядом ружья, в точности как сделали туареги, которые вроде бы уснули. Мавр, уставший после тяжелого перехода, вскоре тоже захрапел.

Однако Эль-Мелах бодрствовал. Приподняв в очередной раз голову и убедившись, что спутник уснул, он неслышно встал с ангареба и прокрался в угол, где лежали туареги. Не успел он подойти, навстречу поднялась темная фигура.

– Это ты, Амр? – спросил Эль-Мелах.

– Я, – ответил главарь туарегов. – Где неверные?

– Остались в оазисе.

– Они что-то заподозрили?

– Пока нет. Знаешь, зачем сюда приехал белый человек, хотевший тебя застрелить?

– Нет, откуда бы?

– Он разыскивает полковника Флаттерса.

Вождь глухо выругался:

– Ему известно, что это мы…

– Тише, Амр. – Эль-Мелах закрыл туарегу рот ладонью.

– Он для нас опасен?

– Он – француз. И этим все сказано.

– Француз! – сквозь зубы процедил Амр. – Знай я это прежде, убил бы еще тогда, в пустыне.

– И лишился бы султанской награды за поимку кафира.

– Так ты ради награды притащил их сюда?

– Конечно. Мужчины – твои. Женщина – моя.

– Среди них есть женщина?

– И красивая, точно гурия.

– Что ты с ней собираешься сделать?

– Похитить и продать султану.

– Ну и змея же ты, Аль-Абьяд…

– Не называй меня так! Я теперь Эль-Мелах.

– Сменил имя?

– Не только имя, но и кожу. Узнай француз, что это я виновен в гибели экспедиции, мне бы не поздоровилось.

– Когда он собирается прибыть в Тимбукту?

– Через семь дней. Я сам приведу его сюда.

– Буду ждать. А сколько всего кафиров?

– Два европейца и один еврей.

– Ну что ж, за европейцев султан отвалит немало. Он давно мечтает заполучить белых рабов. А еврея с удовольствием сожжет, как бешеного пса.

– Только смотри не заикнись, что еврей – брат девушки, – предупредил Эль-Мелах.

– Хорошо, но за это тебе придется раскошелиться.

– А скажи-ка мне, Амр…

– Спрашивай, не стесняйся.

– Не было ли, случайно, среди рабов, захваченных твоими соплеменниками в оазисе Эглиф, старика?

– Вроде был один. А что?

– Он нужен мне, чтобы убедить кафиров приехать в Тимбукту. Если старого хрыча уже продали, перекупи его или укради.

– К утру он будет здесь, клянусь. Я знаком со всеми здешними туарегами и легко найду человека, которого ты ищешь.

– Где мы встретимся?

– На невольничьем рынке.

– Удачи, Амр.

И Эль-Мелах вернулся к своему ангаребу. Эль-Хагар продолжал храпеть.

Наутро, когда они проснулись, туарегов с их мехари и след простыл.

– Разделимся, – сказал Эль-Хагар. – Я займусь розысками полковника.

– А я тогда поищу Тасили, – охотно согласился Эль-Мелах.

– Увидимся в полдень. Перекусим и поделимся добытыми сведениями.

Подождав, пока Эль-Хагар удалится, туатец уселся на своего мехари и покинул караван-сарай, вокруг которого уже сновали люди. Улицы были заполнены верблюдами, лошадьми и ослами, груженными разнообразным товаром. Кого тут только не было! Купцы марокканские, алжирские и триполитанские, чернокожие с берегов Нигера, туареги из пустыни, красавцы-бамбара и фульбе в широких уазроцах и огромных чалмах. Некоторые щеголяли едва ли не в султанских нарядах, кто-то ходил в одной набедренной повязке.

Все городские площади превратились в базары, где сбывались горы европейских и африканских товаров. Ведь Тимбукту нуждается буквально во всем. Даже дерево туда привозят из Нигера.

Горы сушеных фиников и инжира, проса и ячменя, фисташек и картофеля, цитронов и лимонов, с огромными трудностями привезенных из Северной Африки. Рулоны тканей, пирамиды мыла, связки свечей, французские безделушки, сахарные головы, шкатулки из кораллов, и среди всего этого изобилия – горки драгоценной соли, которую продают здесь едва ли не на вес золота. Соль служит деньгами, за пять-шесть либр[24]24
  Либра – мера веса, равная 327,45 грамма.


[Закрыть] соли можно купить раба во цвете лет.

Надо всем этим висел оглушительный гомон, в который вносили свою лепту сновавшие туда-сюда навьюченные животные. Несмотря на все попытки кисуров навести порядок, шум, гам и толчея лишь усиливались.

Эль-Мелах ехал сквозь толпу к невольничьему рынку, расположенному под навесом на широкой площади. Продвигался он с трудом: торговцы, только бы не упустить выгодной сделки, предпочитали, чтобы верблюды и кони оттоптали им ноги.

Знакомых туарегов пока видно не было, но толчея и здесь была порядочной. На рынке продавали негров со всей Африки: бамбара, бара-исса и прочих прибрежных жителей Нигера; массина, бахима, фульбе… Под навесами жались друг к другу старики и молодые, дети, мужчины, женщины. Все – голые, чтобы покупатель лучше смог оценить их достоинства и недостатки, все – молчаливые и печальные, стыдящиеся своего положения.

Их придирчиво осматривали, ощупывали, заставляли бегать или поднимать тяжести, чтобы увидеть мускулы, заглядывали в рот, проверяя зубы, принуждали драться, оценивая их силу. Хозяевами были в основном туареги, эти ужасные пираты Сахары, которые ураганом проходили по окрестностям Тимбукту, грабя и захватывая в плен всё и вся.