Текст книги "Тайны черных джунглей"

Глава 5
ДЕВА ПАГОДЫ

Эта пагода, в чистейшем индийском стиле, была самая красивая из всех, какие Тремаль-Найк когда-либо видел в Сундарбане. В высоту она достигала шестидесяти футов и была со всех сторон окружена изумительными колоннами, высеченными из мрамора и гранита. Сужаясь кверху, она заканчивалась неким подобием купола, с огромным металлическим шаром и заостренным шпилем над ним, который увенчивала та же таинственная фигура, уже встречавшаяся ему: змея с головой женщины.

По углам пагоды располагались статуи индийских богов.

Тут были Брама, Шива и Вишну – с тремя головами на теле, стоящий на трех ногах, богиня смерти Парвати, сидящая верхом на льве, Дарма-Раджа и много других божеств. А среди них, на террасах и выступах, множество страшных чудищ, сидящих среди слоновьих голов с поднятыми хоботами, и бычьих голов с изогнутыми рогами.

Как вкопанный, остановился Тремаль-Найк перед этим внезапным видением.

– О боги! – воскликнул он. – Я погиб!

Он бросил вокруг быстрый взгляд. Пагода стояла на большой и совершенно открытой поляне, полностью очищенной от лесных растений. Здесь негде было укрыться, если преследователи обнаружат его.

На миг у него мелькнула мысль повернуть назад и спрятаться в джунглях, но бежавшие за ним по пятам туги тут же схватили бы его. Он с надеждой взглянул на развалины, окружавшие пруд, но и они не представляли собой надежного убежища.

– А если забраться наверх?.. – прошептал он, глядя на верхушку пагоды.

С его силой и ловкостью не представляло особого труда вскарабкаться до самой ее купола, хватаясь за колонны и скульптуры располагавшиеся по стенам ступенчато. Закинув за спину карабин, он кинулся к пагоде и, оглядевшись еще раз, чтобы удостовериться, что вокруг глубокая тишина и никто не наблюдает за ним, бросился в это отчаянное восхождение.

Он быстро вскарабкался по колонне до верхней стены храма и полез дальше, цепляясь за ноги божеств, опираясь на их тела, ставя ноги на их головы, хватаясь за хоботы слонов и рога быков бога Шивы.

И странно – чем выше он поднимался, тем больший восторг охватывал душу, а тело наливалось необычайной силой. Он чувствовал, как неодолимая сила влечет его на верхушку пагоды; от одного лишь прикосновения к этим холодным камням он испытывал необъяснимо приятное, какое-то пьянящее чувство.

Было часа два ночи, когда, проделав множество головокружительных трюков, доступных не каждому гимнасту, рискуя раз десять сорваться с высоты и разбить себе голову о камни, он добрался наконец до самого купола, и последним броском ухватился за огромный металлический шар со шпилем, поддерживающим медную змею с головой женщины.

Внутри этого шара он, к своему удивлению, оказался перед широким отверстием, глубоким и темным, как колодец, перекрытым бронзовой решеткой, на которую ему удалось поставить ноги.

– Это отверстие, наверное, ведет внутрь пагоды, – подумал он. – Но как мне проникнуть туда?

Он лег на решетку и заглянул вниз, но не увидел ничего, кроме темноты; прислушался, но глубокое молчание царило внизу под ним, говорившее о том, что в пагоде в этот час никого не было. Какой-то толстый канат, сплетенный из блестящих и гладких волокон, одним концом был привязан к решетке, а другим исчезал в темноте, уходя вниз, в отверстие. Он схватил его и потянул изо всех сил на себя. На другом конце было привязано что-то тяжелое, что заколыхалось от толчка и зазвенело.

«Наверное, это лампа», – подумал Тремаль-Найк.

Вдруг он ударил себя по лбу.

«Ах, да! – взволнованно воскликнул он. – Те двое говорили о пагоде… о Деве, которая стережет ее… Хвала Вишну, я бы никогда… «

Он глубоко вздохнул и прижал обе руки к сердцу, которое вдруг забилось с необычайной силой. Он испытал то же волнение, что и в те недавние вечера, когда таинственное видение появлялось перед ним.

Он больше не медлил. Схватившись за веревку, он начал спускаться в темноту, не зная даже, где она кончается и что его ждет там, внизу. Несколько минут спустя, его пятки ударились о какой-то круглый предмет, который издал металлический звон, гулко повторившийся в стенах храма.

Он собрался нагнуться, чтобы посмотреть, что это было, как вдруг услышал скрип, подобный тому, какой издает дверь, поворачиваясь на петлях. Он глянул вниз, и ему показалось, что он видит в темноте тень, бесшумно скользнувшую вдоль стены справа.

«Кто бы это мог быть?» – спросил он себя, сдерживая непроизвольную дрожь.

Одной рукой он вытащил пистолет, решив дорого продать свою жизнь, если его обнаружат, и, держась за канат другой, застыл в ожидании.

Глубокий вздох донесся до него, и этот вздох произвел на него новое, странное впечатление. Точно ему вонзили кинжал в сердце – такой сладкой болью отозвалось оно на этот вздох.

«Я или схожу с ума, или околдован», – пробормотал он.

Тень остановилась внизу перед какой-то огромной черной массой, которая находилась прямо под канатом.

– Я пришла, страшная богиня! – воскликнул женский голос, от которого Тремаль-Найк затрепетал. Он никогда не слышал подобного голоса, столь мелодичного, нежного и в то же время страстного в своем порыве. Это был голос, точно принадлежавший неземному существу.

– Ненавижу тебя! – воскликнула между тем женщина с глубокой горечью. – Я ненавижу тебя, ужасная богиня, осудившая меня на вечное мучение, отобравшая все, что было у меня дорогого на земле! Убийцы, будьте вы прокляты и в той и в этой жизни!

Взрыв рыдании последовал за этим страстным проклятием. И снова Тремаль-Найк задрожал с головы до ног – дикий сын джунглей, человек несокрушимого духа, он почувствовал себя потрясенным. Он хотел было уже отпустить канат и прыгнуть в пустоту, но осторожность удержала его.

А через мгновение было уже поздно: тень отдалилась и исчезла в темноте, и вскоре послышался скрип закрываемой двери.

– Кто она? – прошептал Тремаль-Найк. – И кто та страшная богиня, которую она проклинала? Кто эта женщина, которая приходит сюда в полночь, одна, которая живет среди душителей-тугов в их храме?.. Я хочу видеть ее, говорить с ней: она все мне откроет. Не знаю почему, но внутренний голос говорит мне, что я уже видел ее, что это она заставляла биться мое сердце…

Он остановился на полуслове, почти испугавшись того, что хотел сказать.

«А если это она, мое прекрасное видение! – воскликнул он дрожащим от волнения голосом. – Когда я взбирался на пагоду я уже словно предчувствовал это, когда спускался сюда, я дрожал. У меня было такое чувство, что я иду на свидание с ней».

Не сразу он успокоился от этих новых чувств и переживаний. А когда сердце стало биться ровнее, осторожно спустился по канату и поставил ноги на тот твердый округлый предмет, который снова издал металлический звон, похожий на бронзовый.

Он стоял как раз на той самой черной массе, которая виднелась внизу и перед которой еще несколько минут назад женщина произносила свои проклятья и плакала.

– Что же это такое? – прошептал он.

Он наклонился, оперся руками на эту массу и соскользнул по ней вниз, пока не коснулся ногами пола. В ночной темноте внутренность храма была не видна, глубокая тишина царила здесь.

«Ну что ж, утром я узнаю, где нахожусь и с кем мне придется иметь дело», – подумал Тремаль-Найк.

Он сделал несколько неверных шагов в темноте и уселся у стены с пистолетом в руке, дожидаясь, пока дневной свет даст ему возможность осмотреть этот таинственный храм.

Прошло несколько часов, и ни единый звук не нарушил мрачное молчание, царившее в этом месте. Тремаль-Найк почти задремал в ожидании, но едва лишь звезды начали бледнеть и первые лучи зари осветили небо, он встрепенулся и открыл глаза.

Примерно в четыре часа утра, когда солнце встало над горизонтом, его лучи вдруг ударили в блестящий бронзовый шар на верхушке пагоды и через широкое отверстие ярким снопом проникли внутрь.

Тремаль-Найк вскочил на ноги, удивленный и оглушенный тем зрелищем, которое предстало перед его глазами.

Он находился в огромном зале, все стены которого были украшены колоннами и причудливо расписаны. Десять воплощений Вишну были изображены на них. И кроме того, во множестве все другие боги, почитаемые индийцами, а также злые гении, разделенные на пять родов.

Посреди пагоды высилась большая бронзовая статуя, представляющая собой женщину с четырьмя руками, одна из которых потрясала длинным мечом, а другая держала за волосы отрубленную голову.

Большое ожерелье из черепов спускалось с ее шеи до самых ног, а пояс из отрубленных рук опоясывал бедра.

Лицо этой ужасной женщины было расписано татуировкой, уши украшены кольцами, темно-красный язык, испачканный в свежей крови, высовывался изо рта, губы застыли в зловещей улыбке. Ее ноги попирали поверженного великана, покрытого ранами.

Казалось, богиня была пьяна от крови и плясала на теле своей жертвы.

Другим странным предметом была большая круглая чаша из белого мрамора, вделанная в блестящие камни пола. Она была полна чистейшей воды, и в ней плавала маленькая золотая рыбка, похожая на мангов из Ганга.

Ничего подобного Тремаль-Найк никогда не видел. Он стоял перед этим ужасным божеством и созерцал его со смешанным чувством удивления и страха.

Кто была эта зловещая фигура, увешанная черепами и украшенная отрубленными руками? Что означала эта золотая рыбка, плавающая в белой чаше? Какое отношение имели эти странные символы к тем людям, которые поклонялись ей и при этом безжалостно душили себе подобных?

– Может, я сплю? – прошептал Тремаль-Найк, протирая глаза. – Я ничего не понимаю.

Но тут легкий скрип достиг его слуха. Он повернулся с карабином в руке и вздрогнул, едва сдержав крик удивления и радости.

Перед ним на пороге золоченой двери стояла девушка удивительной красоты, с тревогой и страхом смотревшая на него. Ей могло быть лет семнадцать-восемнадцать, и чудесная красота ее полностью расцвела.

У нее была светлая кожа, большие черные глаза, блестевшие, как алмазы, прямой нос, в котором не было ничего индийского, и нежные коралловые губы, слегка приоткрывшиеся от удивления, что позволяло видеть два ряда сверкающих белых зубов. Ее прическа из блестящих темно-каштановых волос, разделенная на лбу двумя рядами больших жемчужин, была собрана узлом и перевита цветами, распространявшими нежный аромат.

Окаменев от неожиданности, Тремаль-Найк попятился к бронзовой статуе. Завороженный при виде ее, он, казалось, потерял рассудок.

И вдруг сверкающий солнечный луч упал на нее, ослепив Тремаль-Найка блеском ее наряда. С головы до ног она была покрыта золотом и драгоценными камнями немыслимой ценности. Золотое ожерелье, усыпанное множеством прекрасных алмазов, украшенное золотой змеей с головой женщины, закрывало ей грудь и исчезало в складках роскошной кашемировой шали, которая опоясывала ее бедра; крупные жемчужные бусы несколько раз обвивали шею; широкие браслеты, усыпанные драгоценными камнями, украшали ее обнаженные руки, а шальвары из белого шелка были схвачены у щиколоток ее маленьких босых ног блестящими обручами из золота. Луч солнца, упавший на нее через узкое отверстие, заставил так засверкать это созвездие из золота и драгоценных камней, что почти скрыл от него девушку в искрящемся и блистающем море света.

– Видение!.. – потрясенный, произнес Тремаль-Найк. – О как ты прекрасно!..

Девушка первая пришла в себя и приложила палец к губам, как бы приказывая ему молчать. Потом приблизилась, глядя на него с тем же удивлением и страхом.

– Несчастный! Зачем ты пришел сюда?.. – сказала она. – Какое безумие увлекло тебя в это страшное место?..

Точно завороженный, Тремаль-Найк сделал шаг навстречу, протягивая к ней руки, но она попятилась от него с еще большим страхом.

– Не касайся меня! – едва слышно произнесла она.

Тремаль-Найк испустил глубокий вздох.

– Ты прекрасна!.. – пробормотал он, точно помешанный. – Прекрасна, как богиня!..

Она опять приложила палец к губам.

– Если не хочешь погубить меня, не шуми, – сказала она с мягким укором. – Ты не представляешь, что с нами будет, если нас вместе увидят здесь.

– Я Тремаль-Найк! – воскликнул он. – Кто смеет здесь угрожать тебе? Назови его, и клянусь, что завтра он исчезнет с лица земли!..

– Не говори так, Тремаль-Найк.

– Почему? Ты не представляешь, что я готов сделать ради тебя!.. Когда я в первый раз увидел тебя в лучах заходящего солнца, там, среди кустов с кроваво-красными цветами, я почувствовал, что все во мне перевернулось. Мне показалось, что ты богиня, спустившаяся с неба. Я обожаю тебя!

– Молчи! Молчи! – прерывающимся голосом повторила девушка, закрывая лицо руками.

– Я не могу молчать! – с еще большей страстью воскликнул охотник. – Когда ты исчезла, мне показалось, что что-то разорвалось в моем сердце. Я был, как пьяный, перед моими глазами все еще стояла ты, кровь бурлила в моих жилах, огонь заливал лицо и поднимался до самого мозга. Ты околдовала меня!

– О Тремаль-Найк! – с тревогой прошептала девушка.

– В ту ночь я не спал, – продолжал он страстно. – Я чувствовал жар, я готов был на все, лишь бы снова увидеть тебя. Почему, я не знаю, я не могу объяснить, что случилось. В первый раз в жизни это было со мной.

Когда вечером на закате солнца я снова увидел тебя на прежнем месте, я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Мне казалось, что я перенесся в другой мир, мне казалось, что я стал другим человеком. Ты не говорила со мной, но ты смотрела на меня, и для меня этого было довольно. Эти твои взгляды были красноречивее слов и говорили мне, что ты…

Он остановился, задохнувшись, глядя на девушку, которая стояла, закрыв лицо руками.

– Ах! – с горечью воскликнул он. – Значит, ты не хочешь, чтобы я говорил?

Девушка покачала головой и посмотрела на него влажными глазами.

– Зачем, – прошептала она, – когда между нами пропасть? Зачем ты пришел сюда? Ты разбудил в моем сердце смутную надежду, но это лишь заставляет меня сильнее страдать. Разве ты не знаешь, что это место проклято и запретно для того, кого я люблю?

– Ты любишь?.. – потрясенный, воскликнул Тремаль-Найк. – Повтори, повтори эти слова, прекрасный цветок джунглей! Значит, правда, что ты любишь меня? Значит, правда, что ты являлась мне каждый вечер, потому что любила меня?

– Не заставляй меня умереть, Тремаль-Найк! – воскликнула девушка с мукой.

– Умереть? Почему? Какая опасность грозит тебе? Разве нет здесь меня, чтобы тебя защитить? Да пусть это место хоть тысячу раз будет проклято! Пусть между нами пропасть! Ради тебя я могу разрушить этот храм и уничтожить тех, кто заточил тебя в нем!

– Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал?

– Я видел тебя этой ночью.

– Значит, ночью ты был уже здесь?

– Да, там наверху, ухватившись за эту лампу, прямо над твоей головой.

– Значит, они видели тебя?

– Они гнались за мной.

– Ах! Несчастный, ты погиб! – с отчаянием воскликнула девушка.

Тремаль-Найк бросился к ней.

– Но скажи мне, что здесь за тайна? – сказал он, прижимая руки к груди. – Чего ты боишься? Что означает эта чудовищная статуя, которой ты должна служить? Что означает эта змея с головой женщины, которая подвешена в твоем ожерелье? Кто эти люди, которые душат себе подобных и живут под землей? Я хочу это знать! Я хочу это знать!

– Не спрашивай меня, Тремаль-Найк.

– Почему?

– Ах! Если бы ты знал, какая страшная судьба тяготеет надо мной!

– Но я сильный, я не боюсь судьбы.

– Ничто не защитит нас от этих людей.

– Я начну с ними беспощадную войну.

– Они сломают тебя, как молодой бамбук. Разве не бросили они вызов даже британским властям? Они сильны, Тремаль-Найк, и безжалостны. Все никнет перед их жестокостью и коварством.

– Но кто же они такие?

– Я не могу этого тебе сказать.

– А если бы я велел тебе?

– Я бы отказалась.

– Значит ты… не доверяешь мне! – в ярости воскликнул Тремаль-Найк.

– О нет! О нет!.. – пробормотала несчастная девушка душераздирающим тоном. – Знай, Тремаль-Найк, надо мной тяготеет рок, ужасный, страшный рок, который будет преследовать меня до самой смерти. Я люблю тебя, храбрый сын джунглей, и буду любить всегда, но…

– Ты любишь меня! – вскричал охотник на змей.

– Да, я люблю тебя, Тремаль-Найк.

– Поклянись в этом богиней, которая рядом с нами.

– Клянусь тебе! – сказала девушка, протянув руку к бронзовой статуе.

– Поклянись, что ты будешь моей женой!..

Боль отразилась на лице девушки.

– О Тремаль-Найк, – прошептала она. – Я бы стала твоей женой, если бы это было возможно!

– У меня, верно, есть соперник?

– Нет, не найдется второго такого храбреца, который бросил бы взгляд на меня. Но я принадлежу смерти.

Невольно Тремаль-Найк отступил назад.

– Смерти!.. – вскричал он.

– Да, Тремаль-Найк, я принадлежу смерти. В тот день, когда мужчина коснется меня, аркан мстителей прервет мою жизнь.

– Это и есть тайна, о которой говорила ты?

– Да, Тремаль-Найк, страшная тайна. Между нами пропасть, которую не переступить… Это мой рок!.. Что я сделала такого, чтобы быть такой несчастной? Какое преступление совершила, чтобы заслужить такое проклятье?

Взрыв рыданий заглушил ее голос, она залилась слезами.

Тремаль-Найк издал глухое рычание и сжал кулаки с такой силой, что ногти впились ему в ладони.

– Что я могу сделать для тебя? – спросил он, потрясенный до глубины души. – Твои слезы жгут меня! Скажи, что я должен сделать, приказывай – я повинуюсь, как раб. Хочешь, чтобы я похитил тебя отсюда, я сделаю это, даже если придется отдать свою жизнь.

– О нет, нет! – испуганно вскричала девушка. – Это была бы смерть для нас обоих.

– Ты хочешь, чтобы я покинул тебя? Я люблю тебя безумно, но если для твоей жизни нужно, чтобы мы расстались навечно, я разобью свое сердце. Я обреку себя этим на вечную муку, но я это сделаю! Скажи, что я должен сделать?

Девушка молча рыдала. Тремаль-Найк нежно привлек ее к себе и приблизил губы к ее губам, но вдруг снаружи донесся резкий звук рамсинги.

– Беги! Беги, Тремаль-Найк! – вскричала девушка, вне себя от ужаса. – Беги, или мы погибли!

– А! Опять эта проклятая труба! – проговорил Тремаль-Найк, скаля зубы.

– Они приближаются, – торопила девушка прерывающимся голосом. – Если они застанут нас, то принесут в жертву своему ужасному божеству. Беги! Беги!

– Никогда!

– Значит, ты хочешь моей смерти!

– Я защищу тебя!

– Но беги же, несчастный, беги!

Вместо ответа Тремаль-Найк поднял с земли карабин и взвел курок. Девушка поняла, что этот человек непоколебим.

– Сжалься надо мной! – умоляла она. – Они идут.

– Ну что ж, – ответил Тремаль-Найк, – первого же, кто осмелится приблизиться к тебе, я уложу на месте, как тигра в джунглях.

– Оставайся здесь, – вдруг быстро сказала она. – Я сама спасу тебя.

Она подобрала свое сари и направилась к двери, через которую вошла сюда. Тремаль-Найк бросился к ней, чтобы удержать.

– Куда ты идешь? – спросил он.

– Навстречу им, чтобы помешать войти сюда. А сегодня вечером, в полночь, я вернусь к тебе. Тогда свершится воля богов и может быть… мы убежим.

– Как твое имя?

– Ада Корихант.

– Ада Корихант! О как оно прекрасно! Я буду ждать. В полночь я ждут тебя!

Девушка завернулась в сари, влажными глазами взглянула в последний раз на Тремаль-Найка и вышла, сдерживая рыдания.

Глава 6
ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ СМЕРТИ

Покинув пагоду, Ада, все еще взволнованная, с лицом, залитым слезами, но с глазами, сверкающими гордой решимостью, вошла в небольшую комнату, расписанную и украшенную фигурками богов, похожими на тех, что находились в пагоде. Тут была и змея с головой женщины, и четырехрукая статуя со страшным ликом и ожерельем из черепов, и чаша из белого мрамора с золотой рыбкой.

Какой-то человек, по-видимому ожидавший ее там, прохаживался взад и вперед с явным нетерпением. Это был индиец высокого роста, худой, как палка, с энергичным лицом и прямым жестоким взглядом, со впалыми щеками и подбородком, обросшим короткой взъерошенной бородой. Он носил обернутое вокруг тела богатое «дооте» – вроде накидки из желтого шелка, с какой-то таинственной эмблемой посередине. Его голые руки были покрыты тонкими белесыми шрамами и какими-то причудливыми знаками, которые невозможно было расшифровать.

Заметив Аду, этот человек остановился и пристально посмотрел на нее взглядом, в котором точно сверкали черные искры, а губы его сложились в ухмылку, которая внушала страх.

– Привет тебе, Дева пагоды, – сказал он, становясь на колени перед девушкой, точно перед какой-то святыней.

– Приветствую тебя, великий жрец, возлюбленный богиней, – ответила Ада дрожащим голосом.

Оба замолчали, пристально глядя друг на друга. Казалось, каждый пытался прочесть мысли другого.

– Дева священной пагоды, – сказал индиец через некоторое время, – тебе грозит большая опасность.

Ада задрожала. Тон индийца был мрачным и угрожающим.

– Где ты была этой ночью? Мне сказали, что ты входила в пагоду.

– Это правда. Ты дал мне благовония, и я возлила их у ног твоего божества.

– Говори «нашего».

– Да, нашего, – повторила Ада сквозь зубы.

– Ты что-нибудь видела в пагоде?

– Ничего.

– Дева пагоды, тебе грозит большая опасность, – повторил он еще более мрачно. – Я знаю все!

Ада отпрянула назад, издав крик ужаса.

– Да, – продолжал индиец с возрастающей яростью. – Я узнал все! Твоего сердца, осужденного никогда не любить на этой земле, коснулась любовь к смертному человеку. Он высадился прошлой ночью в наших владениях, он поднял руку на нас, он, совершив страшное преступление, исчез, но я выследил его. Этот человек вошел в пагоду.

– О нет, это неправда! – вскричала несчастная девушка.

– Дева пагоды, любя этого человека, ты нарушаешь свой долг. Твое счастье, что он не осмелился возложить свои руки на тебя. Но этот человек не уйдет отсюда живым, – продолжал индиец с жестокой радостью. – Змея вползла в логово льва, но лев разорвет ее.

– Не делай этого! – воскликнула Ада.

Индиец ухмыльнулся.

– Кто же это сможет противостоять воле нашей богини?

– Я!

– Ты?

– Я, негодяй. Смотри!

Она быстрым движением сбросила на землю сари, выхватила кинжал со змеевидным лезвием и приставила его к своему горлу. Индиец из бронзового стал серым, так бледность преобразила его.

– Что ты хочешь сделать? – спросил он испуганно.

– Если ты коснешься хоть одного волоса на голове этого человека, Суйод-хан, – сказала девушка тоном, который не оставлял сомнений в ее решимости, – клянусь, богиня в тот же час лишится своей Девы.

– Брось этот кинжал!

– Поклянись своей богиней, что Тремаль-Найк выйдет отсюда живым.

– Это невозможно. Этот человек осужден: его кровь уже предназначена богине.

– Клянись! – угрожающе повторила Ада.

Суйод-хан весь подобрался, точно хотел броситься к ней, однако страх опоздать остановил его.

– Послушай, Дева пагоды, – сказал он, стараясь казаться спокойным, – этот человек останется в живых, но ты должна поклясться, что никогда не будешь любить его.

Ада издала глухой стон, и воздела руки в отчаянии.

– Ты убиваешь меня! – рыдая, воскликнула она.

– Ты избрана нашей богиней.

– Зачем разбивать счастье, едва рожденное? Зачем гасить луч солнца, который согрел это бедное сердце, закрытое для всякой радости? Нет, я не могу погасить эту страсть, которая пылает во мне.

– Клянись, и этот человек будет спасен.

– Значит, ты непреклонен и нет никакой надежды? Но я отказываюсь от вашей страшной богини, которая внушает мне ужас, которую я проклинаю с первого дня, как судьба бросила меня в ваши руки.

– Мы неумолимы, – настаивал индиец.

– Значит, сам ты никогда не любил? – воскликнула она, плача от ярости. – Ты не знаешь, что такое неодолимая страсть?

– Я не знаю, что такое любовь, – с мрачным лицом сказал жрец. – Клянись, Дева пагоды, или я убью этого человека.

– Ах проклятые!..

– Клянись!

– Хорошо!.. – воскликнула несчастная угасающим голосом. – Я… я клянусь… что не буду любить… больше этого человека.

Она издала отчаянный, душераздирающий крик и, прижав руки к сердцу, упала без чувств.

Суйод-хан разразился зловещим смехом.

– Ты поклялась, что не будешь любить его, – сказал он, подбирая кинжал, который девушка выронила, падая, – но я не поклялся, что этот человек выйдет отсюда живым. Радуйся, великая богиня: сегодня ночью мы предложим тебе новую жертву.

Он приложил к губам золотой свисток и издал громкий свист. Индиец с арканом вокруг бедер и кинжалом в руке вошел и склонился перед Суйод-ханом.

– Сын священных вод Ганга, я здесь, – сказал он.

– Карна, – сказал Суйод-хан, – унеси Деву пагоды и сторожи ее.

– Положись на меня, Сын священных вод Ганга.

– Эта Дева, возможно, попытается убить себя, но ты не допустишь этого. У нашей богини нет никого, кроме нее. Если она умрет, ты умрешь тоже.

– Я помешаю ей.

– Ты отберешь пятьдесят самых преданных нам людей и расположишь их вокруг пагоды. Этот человек не должен уйти от нас.

– В пагоде есть человек?

– Да, Тремаль-Найк, охотник на змей из Черных джунглей. Иди и в полночь будь здесь.

Индиец поднял бесчувственную Деву пагоды и вышел с ней на руках. Суйод-хан, или, как его называли здесь, Сын священных вод Ганга, подождал, пока затих звук его шагов, потом встал на колени перед мраморной чашей, в которой плавала золотая рыбка.

– О вестница богини! – воззвал он.

Рыбка, которая плавала на дне чаши, при этих словах всплыла на поверхность.

– О вестница богини, – продолжал жрец, – смертный человек, наш враг, устремил свой взор на Деву пагоды. Этот человек в наших руках: ты хочешь, чтобы он остался жив, или чтобы умер?

Рыбка помедлила и нырнула на дно. Суйод-хан резко встал, зловещая молния блеснула в его взгляде.

– Богиня осудила его, – сказал он мрачно. – Этот человек умрет!

Оставшись один, Тремаль-Найк опустился у подножия статуи, прижимая руки к сердцу, которое яростно билось, как будто стремясь выскочить из груди. Никогда еще подобное волнение не потрясало его; никогда не испытывал он такой радости в своей одинокой и дикой жизни среди джунглей и болот.

– Прекрасная моя!.. – восклицал он, забыв обо всем. – Ты будешь моей женой! Да, прекрасный цветок джунглей, я вырву тебя отсюда. Я предам огню и железу здесь все; я вступлю в схватку с этими извергами, которые заточили тебя здесь. Я вернусь к моим храбрым товарищам, и вместе мы похитим, спасем тебя. Твои стражи сильны и страшны, но я стану сильнее их и страшнее. Я заставлю их дорого заплатить за те слезы, которые ты проливала здесь передо мной. Любовь даст мне силы для этого.

Он встал и принялся ходить, взволнованный, судорожно сжав кулаки, не в силах оставаться в такую минуту неподвижным.

– Бедная Ада! – продолжал он с глубокой нежностью. – Какой рок тяготеет над тобой? Ты сказала, что смерть прервет твою жизнь в тот день, когда ты должна будешь стать моей женой; но я остановлю саму смерть. О я раскрою эту страшную тайну, и пусть тогда дрожат эти негодяи, которые похитили и заточили тебя здесь! Я сумею…

Он остановился, услышав резкие звуки рамсинги.

– Проклятая труба! Она возвещает несчастье! – воскликнул он с гневом. – Неужели они обнаружили меня? Или, может быть, Каммамури?

Он задержал дыхание и прислушался. Снаружи доносился смутный гул голосов.

– Что бы это значило? Перед пагодой люди. Неужели они сейчас ворвутся сюда?

Он огляделся вокруг с невольной растерянностью: он был совершенно один. Взглянул вверх – отверстие было открыто.

– Что-то должно случиться, я чувствую, – прошептал он. – Но я покажу им, на что способен.

Он осмотрел заряды в пистолетах и карабине, проверил лезвие своего верного кинжала, которое не раз окрашивалось в джунглях кровью змей и тигров, и спрятался за чудовищной статуей, сжавшись, как только возможно.

День тянулся страшно медленно для него, обреченного на почти полную неподвижность и усиливавшийся голод. Но понемногу вечерние сумерки заполняли самые темные углы пагоды. Постепенно они поднимались к куполу, а в девять тьма сделалась такой глубокой, что ничего не было видно и в двух шагах. На темном небе сверкала луна, отражаясь от большого золоченого шара и медной змеи с головой женщины.

Рамсинга прервала свои скорбные завывания, и гул голосов уже не был слышен. Везде царило таинственное молчание. Тем не менее Тремаль-Найк не осмеливался двинуться. Единственное движение, которое он сделал – это приложил ухо к холодным камням пагоды и прислушался.

Тайный голос приказывал ему бодрствовать и остерегаться, и очень скоро он понял, что этот голос не лгал. Ближе к одиннадцати, когда тьма совсем сгустилась, до его ушей донесся странный, пока еще не определенный шум. Казалось, кто-то спускается по веревке, на которой висела лампа. Из предосторожности он вытащил пистолет и тихо поднялся, опершись на одно колено.

В темноте раздалось металлическое позвякивание: его издавала лампа, которая колебалась. Без сомнения, кто-то спускался с высоты.

Тремаль-Найк не выдержал больше.

– Кто здесь? – крикнул он.

Никто не ответил на вопрос, но звяканье прекратилось.

«Может, мне показалось?» – спросил он сам себя.

Он встал и посмотрел вверх. Там, на куполе, луна продолжала отражаться в золоченом шаре, и виднелась часть витого каната, но человека он не увидел.

«Странно!» – сказал Тремаль-Найк, начиная беспокоиться.

Он снова забился в угол, продолжая прислушиваться и осматриваться вокруг.

Прошло минут двадцать, и лампа снова начала позвякивать.

– Кто здесь? – крикнул он, выходя из себя. – Откликнись – кто здесь?

Ответом ему было молчание. Тогда он схватился за ноги гигантской статуи, вскарабкался по рукам ее и, наконец, поставив ноги на ее голову, ухватился за лампу, сотрясая канат.

Взрыв смеха разнесся в темной пагоде.

– А! – вскричал Тремаль-Найк, чувствуя, что им овладевает бешеная ярость. – Там наверху кто-то смеется надо мной? Погоди же!

Он собрал все свои силы и отчаянным рывком оборвал канат.

Лампа рухнула на пол с неописуемым грохотом, который эхо храма повторило несколько раз.

Раздался второй взрыв смеха, но не сверху, а снизу, у входа в пагоду. Тремаль-Найк бросился вниз – и вовремя. Дверь распахнулась, и высокий худой индиец, богато одетый, с кинжалом в одной руке и смоляным факелом в другой, появился на пороге.

Это был сам Суйод-хан. Адская радость освещала его смуглое лицо, в глазах сверкали зловещие молнии.

С минуту он молча созерцал чудовищную статую, за которой стоял Тремаль-Найк, с кинжалом в зубах и пистолетами в руках, потом сделал несколько шагов вперед. За ним вбежали двадцать четыре индийца, двенадцать справа и двенадцать слева. Все были вооружены кинжалами и шелковыми шнурами с свинцовым шаром на конце.

– Дети мои! – сказал Суйод-хан устрашающим голосом. – Наступила полночь!

Индийцы воткнули факелы в углубления, сделанные в камнях, и быстро размотали шнуры.

– Мы готовы!

– Этот нечестивец осквернил пагоду нашей богини. Что заслуживает он?