Текст книги "Там, где цветут одуванчики"

Мама корпела надо мной, будто я смертельно больна, всячески делая вид, что переживает, а вот врач аккуратно осматривал мою ногу на наличие перелома. Я не знаю за что именно мама переживала больше, когда узнала, что со мной произошло, но вот отец, ему, кажется, вообще было плевать на происходящее. Он сделал один звонок, а после сказал, что этот человек никого больше не потревожит. В этом весь Микаэль Эванс, он себе не изменяет. Вместо того, чтобы узнать, как я, как моя нога и вообще самочувствие, он просто убил человека, а точнее, он даже не взял его кровь на себя, отдав приказ псам.

– Я написал вам, какие лекарства нужны при вывихе. Соблюдайте постельный режим. Никакой активной деятельности и старайтесь особо не тревожить ногу,– После он мило улыбнулся, поговорил с матерью, отдав листок, и уехал, получив на счет деньги. Пусть будет, как он скажет, кроме постельного режима. Я хотела в школу, но не потому, что я люблю учебу, а потому что я могла сбежать от матери, которая теперь будет ходить за мной по пятам. А она и так не работает!

Мы недолго спорили и пришли к мнению, что вернуться в школу я смогу через пару дней, когда смогу более-менее наступать на ногу, чтобы ненароком не навернуться на плитке при резкой боли.

Я никогда не любила учебу – меня всегда заставляли ее полюбить. Я могла сама развиваться в любимых предметах, но обязана быть хороша во всех – это меня и бесило. Они не считались с моим мнением, думая, что именно так будет лучше для меня, но, если честно, хуже. Со временем учеба для меня стала не больше привычки, от которой теперь я просто не могу избавиться. Вот она обратная сторона богатой жизни. Ты заперт в золотой клетке, где должен непрекословно выполнять приказы родителей, что каждый раз дергают тебя за нитки. Ты их игрушка, марионетка, выгода или же, лучше сказать, разменная монета, если ты девушка. Тебя будут пытаться выгодно выдать замуж за молодого (иногда не очень) человека, у которого бешеное состояние, чтобы преувеличить потом бюджет семьи. Я не знаю зачем нам такие деньги, когда их и так слишком много, но, видимо, моей матери всегда будет мало. Всего. И всегда. Поэтому, я, хоть и член семьи, но быстро заменяемый, не ставший неотъемлемой частью этого дома. Украшение или декор, плавающий по старомодным правилам жизни.

***

За эти несколько дней я прочитала книгу, выслушала Лили, звонившую мне почти каждый час, чтобы узнать, как у меня дела, и посмотрела несколько серий сериала. Кстати, Лили я толком ничего не рассказала, поэтому чувствую, что в школе будет очень много вопросов, от которых я просто не смогу отделаться. Рыжая пару раз пыталась набиться в гости, чтобы проведать меня, но я отказывала. На самом деле, я не любила приводить гостей, никогда не любила, потому что тогда они встретятся с надменным и высокомерным взглядом мамы, ее мнением и угнетением, которое обрушится на все окружение. Так уже было один раз, не хочу наступать на те же грабли, тем более, может это ощущая только я, но дом пропитан холодом и отчужденностью, которая царит во взаимоотношениях. Пусть все лучше думают, что в моей семье все прекрасно, чем видят правду, которую мы скрываем.

Я надела брюки, дабы спрятать под ними бинт, и светлый свитер, надеясь, что хоть его Изабель не захочет испортить. Мне нравилось, как сегодня лежали мои волосы, поэтому завязывать или убирать я их не стала, спустившись вниз.

– Может ты останешься дома?– Она была взволнована, держа в руках кухонное полотенце. Неужели решила приготовить завтрак? Мало верится.

– Я уже все сказала,– Я устало вздохнула, не готовая с ней спорить.

– Но там ведь одни отбросы, я вообще не понимаю – зачем отец тебя туда отправил, есть же много хороших частных школ.

– Пока, мам,– Я пресекла ее разговор своим прощанием, направляясь к машине, прихрамывая на правую ногу.

Пока я сидела дома, не вылезая из кровати, обильно мазала ногу лекарствами, пила какие-то таблетки и делала компресс, поэтому сейчас боли почти не было, но я все равно хромала и это было заметно. Надо было придумать, как это скрыть от всех. Конечно, самым разумным решением было бы остаться дома, но честно, я не выдержу еще несколько дней наедине с мамой с утра до позднего вечера.

На радостях Лили чуть не сбила меня с ног, отчего я чуть не упала, стараясь не переносить вес на правую ногу. Это было немного странно для меня, но очень даже мило, хотя отсутствовала всего несколько дней.

– Пока тебя не было Изабель дышала полной грудью,– Усмехнулась рыжая, заметив поведение Лайтвуд,– Ты и правда стала ее помехой.

– До сих пор не понимаю почему,– Конечно, я все прекрасно понимала, просто не стала говорить, что Изабель ревнует своего дорогого мальчика, который бегает за каждой юбкой… или только за моей? В любом случае, это было не столь важно. Я надеялась, что Лили сама додумает причину и решила не раскрывать эту маленькую тайну.

– Так, почему тебя не было?– Наконец Лили дошла до той темы, которую, я надеялась, она не поднимет.

Я лишь вздохнула, указав головой на ногу.

– Я споткнулась и упала, как итог – получила вывих.

Ложь – была моей лучшей подругой, спутником по жизни и ангелом-хранителем. Я всегда врала: себе, родителям, друзьям. Хотя, последним – отчасти. Какое-то время была открытой, делилась всем, но, к сожалению, они тоже делились моим всем с другими, отчего я и стала врать, скрывать и недоговаривать. Лучше так, чем, когда о тебе знают незнакомцы больше, чем ты сама.

– Это ужасно, Ванесса,– На лице Лили была искренняя обеспокоенность, взволнованность и грусть. Я не понимала, почему она так переживает о человеке, которого не знает и который ее так отчаянно отталкивает, но эта реакция начала топить мое сердце, что-то меняя внутри моего сознания. Мне стало приятно, безумно приятно, ведь я видела ее искренность, веря, что этот наивный человечек не может так хорошо сыграть такие чистые эмоции. Неужели я вновь наступаю на те же грабли? Надеюсь, что когда-нибудь я смогу открыться ей и рассказать правду, но это будет не сейчас и не в ближайшем будущем.

На уроке я своей правой стороной чувствовала взгляд человека, что сидел на другом конце класса, но и помимо этого я чувствовала пульсацию в больном месте. Его взгляд был изучающим, осматривающим, кажется, пытающимся найти ответ на свой вопрос, и я прекрасно знала чей это взгляд, я уже привыкла его чувствовать за столь короткий промежуток времени – Эвана.

Я старалась не двигать ногой, чтобы лишний раз ее не тревожить. Не хромать у меня не получалось, и каждый раз, когда я случайно задевала ногу даже легонько о парту, то сжимала с силой зубы, оставаясь невозмутимой снаружи, но крича внутри. Это было чертовски больно.

Сразу после окончания урока, опередив даже Лили, ко мне подошел Эван.

– Селли сказал, что у тебя проблемы с физикой,– Да, Редгрейв был человек дела, а не долгих разговоров.

– Привет, Эван,– Я сделала акцент на приветствии, чтобы указать на его наглость.

– Когда у тебя пересдача?– Он шел рядом со мной, будто мы друзья, но это было не так. Мы с ним не связаны ничем, даже приятельством.

– В пятницу,– Я посмотрела в календарь и чуть не упала, понимая, что у меня осталось два дня.

– Я могу помочь тебе с ней,– После слов Лили мне казалось, что я особенная, раз сам Эван Редгрейв хочет помочь мне с учебой, но все это ломалось, когда в голове раз за разом возникали его слова: "Ты не одна такая. В тебе нет ничего особенного". Да, это глупость.

– Я сама справлюсь,– Я пожала плечами, отказываясь от его помощи. Я настолько жалкая, что мне все хотят помочь?

– Ванесса, по рассказам Селли, я понимаю, что ты не справишься без помощи. И…погоди, ты хромаешь?– Он резко взглянул на мою ногу, чтобы понять, почему я так странно иду.

– Нога затекла, отсидела на уроке. Эван, почему ты так рвешься мне помочь, когда я уже отказала тебе?– Я остановилась, чтобы не привлекать своей ногой его внимание.

– А почему я не должен этого делать?– Он вскинул бровь, выражая полное безразличие. Я забыла, он ведь пытается разгадать меня, считает своей игрушкой. Точно.

Я лишь закатила глаза. Без его помощи, а я видела его способности на уроке, я и правда не смогу хорошо сдать тест, но практика показывала, что в этой сфере я была просто не обучаема. Что же, пусть попробует.

– Ладно, помоги мне,– Я просто сдалась.

– У меня или у тебя?– Эван натянул ухмылку, делая игривый лисий взгляд.

– В библиотеке, после уроков, и давай без опозданий,– Мое лицо выражало полный скептицизм после его заигрываний, ибо такие уловки на меня не работают, пусть лучше идет к Изабель или к другим девушкам, но точное не ко мне. Нет, он что правда ожидал, что я соглашусь пойти к нему или поведу его к себе?

– Ладно, как скажешь, одуванчик,– Он посмеялся, а я лишь вдохнула. Он и правда сведет меня с ума.

Коридор пустел, все ученики уже расходились по кабинетам, как и мы с Эваном, идя в полном молчании. Возможно, тишина была лучшим решением в этой школе, ведь тогда никто не захочет меня узнать или выудить информацию, но отчего то, именно сейчас, я чувствовала неловкость и видела взгляд, изредка падающий на мою ногу. Неужели я настолько плохая актриса?

В середине урока я забрала свои вещи и ушла к директору Диксону, который сам меня и вызвал. Многим стало интересно, что я натворила, но, на самом деле, это был просто безобидный диалог о пропуске школы, запомнив слова мамы об этом.

– У вас все в порядке, мисс Эванс? Я видел, что вы не посещали занятия какое-то время,– Он уселся в свое массивное кресло, сложив руки перед собой, будто я провинилась.

– Я вывихнула ногу, мне надо было отлежаться. Разве мама не предупредила?

– Да, она звонила, но мне хотелось услышать это и из уст своего ученика.

Мы просидели, разговаривая о рабочих моментах, до конца урока, пока он наконец не отпустил меня. В кабинете пахло потом, воздух был спертый, будто старческий и, когда я вышла из него, то почувствовала свободу, вкусив аромат школьных стен. За время нашего диалога мне начинало казаться, что Диксон искал повод пригласить мою мать в школу, чтобы лично с ней побеседовать. Конечно, я прекрасно знала, насколько моя мать красива и какой фурор производит на мужчин, но это была ее прямая обязанность, как члена высшего общества, ведь, когда ты крутишься в нем тебе просто обязательно надо выглядеть хорошо, дабы вызывать зависть у других людей. Кажется, в этом и есть ее смысл жизни. Но все-таки, не хочу его огорчать – он для мамы лишь очередной мусор, который не стоит ее внимания.

Кабинет директора находился в узком пролете, где стены сдавливали, а людей и вовсе не было, обходя это место стороной, как проклятое. Но даже среди этой пустоты я отчетливо слышала крики и разговоры людей, находившихся в другом коридоре, а также стук каблуков, приближающихся ко мне. Я не обратила на это внимание, решив, что это преподаватель, медсестра или психолог, поэтому, уткнувшись в телефон, я пошла на выход, в сторону кабинета истории.

– Что, уже успела вывести директора из себя, Эванс?– Противный, насмехающийся голос обрушился на меня, не успев даже выйти из пустого пролета,– А может ты трахаешься с ним? Я часто замечала вас вместе.

– На такое способна только ты, Изабель,– Я метнула на нее взгляд, убрав телефон в карман сумки, что была поставлена на пол,– Специально пришла поиздеваться?

– Как я могла упустить такую возможность, крошка Несси, или лучше назвать тебя одуванчик?– Она злобно усмехнулась подойдя ко мне ближе, отчего ее фигура становилась более угрожающей и опаснее, чем была в столовой. Гадюка, готовящаяся напасть.

От сокращения имени меня всю передернуло, как от тока. «Крошка Несси» – тошно и мерзко.

– Тебе пора отрезать твой длинный язычок, Изабель,– Я пристально смотрела в ее глаза, надеясь ослепить своим гневом.

– Ты перешла не тому человеку дорогу, Ванесса, и должна понять, что я не отступлю, пока не заберу свое и пока ты не поймешь, что оно принадлежит только мне,– Я прекрасно понимала, о чем говорит Лайтвуд, точнее, о ком. И как всегда все мои проблемы, вся моя головная боль из-за Эвана.

– Я ничего не делала, Изабель. Если ты настолько тупа и слепа, что даже не видишь очевидного, то спешу тебя огорчить – виноват здесь он, к нему и обращайся,– Я говорила спокойно, мне кажется, пугающе спокойно, не ведясь на провокации Изабель, но все-таки, внутри меня подкипало раздражение от ее высокомерия и надменности, наглости, что были схожи с моей матерью. Да, она бы подошла на роль ее дочери лучше, чем я.

Эти слова, как лезвие прошлись по ней, и я видела злость в ее глазах, которая разгоралась с каждым моим словом. Она знала, что это правда, что винить надо его, но она попросту не могла этого сделать, не могла переступить через черту и себя, защищая его поведение и поступки.

– Слушай сюда, Ванесса, ты пришла в эту школу совсем недавно и не знаешь наших правил, но уже успела нарушить все пункты и взбесить меня. Ты до сих пор не поняла, что нажила себе врага. Я уничтожу тебя и твою мерзкую избалованность богатенькой девочки,– Она говорила так, будто не была одной из нас, будто не была богатой и будто это я заставила его бегать за мной,– Ты пустая идиотка. Ты у него очередная, а я буду неизменной. Он всегда возвращается ко мне, когда наиграется со своими куклами,– Она усмехнулась со злобой и презрением.

– Я тебе уже сказала – я к нему не подхожу, Изабель. Но, по моему мнению, это ты его игрушка,– Я состроила невинное лицо, которое лишь подкинуло дров в и так сильный пожар,-Из нас двоих лишь ты пустая идиотка.

Она больше не сказала ни слова, вместо этого Лайтвуд толкнула меня на сумку, заставив споткнуться об нее.

Я так слаба, что не могу даже дать отпор и размазать эту мерзкую помаду по ее лицу, но и опускаться до ее уровня я не хочу, не хочу быть похожей на нее, хотя прекрасно понимаю, что ее обвинения пустая ложь.

Боль вновь сковала мое тело. Только моя нога начала заживать, как эта бестия взяла и все испортила, заставляя вновь чувствовать то, что было той ночью, когда мою душу пронзил страх. Этот мужчина мне снился в кошмарах, делая со мной самые грязные и ужасные вещи, если бы Гарольд не успел прибежать. Это убивало меня, и я не могла понять: почему я?

– Я сотру тебя в порошок, Ванесса,– После этих слов она просто ушла, оставив меня одну сидеть на полу. Я была рада, что там никто не ходил, но при этом мне было так обидно, просто по-человечески обидно, что это все лишь из-за одного парня, которого я, как и всех, пытаюсь оттолкнуть и все равно ее гнев обрушивается на меня, а не на него.

Немного посидев, я наконец встала. Я шла не на урок, хоть и не любила прогуливать, я шла на трибуны, где могла насладиться тишиной, где могла отпустить свою душу навстречу ветру, и где не было гадюк, пытающихся меня убить. Те, кто еще не ушел в кабинет, смотрели на меня, перешептываясь, ведь теперь свою хромату я не скрывала. Попросту не могла. Наступить на ногу было ужасно больно, поэтому приходилось придерживаться за стену и шкафчики. Свежий ветер ударил мне в лицо, как я вышла на улицу. На самом деле, я ужасно хотела выплакаться, хотела отпустить это все, хотела освободиться, но держала это в себе, старалась победить глупое чувство, атакующее меня и пока все получалось.

Я вновь попала на момент, когда стадион пустел и спортсменов не было, даже дворников, что сгребали листву – пустота, и от этого становилось спокойнее. В моей голове мелькал образ того мужчины, чья жизнь оборвалась из-за маленькой ошибки, его рвение меня схватить и его мотивы, желания. Я много думала об этом и не знала, что бы со мной случилось, будь я одна, ведь никто, абсолютно никто, не вышел мне на помощь. Он бы убил меня, оборвал мою жизнь также, как ее оборвал ему мой отец, а может и хуже – изнасиловал бы и оставил с этим грузом жить, и тогда уже лучшим вариантом была бы смерть. Я гадала и от моих же домыслов мне становилось страшно, появлялась паранойя и кошмарные сны, я сама их себе надумывала, и сама себя запирала в этой тюрьме, но не думать не получалось.

Время шло, я все также сидела одна, думая о том, как же страшна жизнь. Я искала поддержку в себе, но мне нужна была поддержка со стороны, и эту поддержку судьба мне и присылала, а я ее всячески отвергала.

– Я понял, какое у тебя любимое место,– Эван улыбнулся, сев вновь передо мной, как тогда, когда принес книгу. Кстати, я еще ее не трогала, оставила на десерт и на изучение, так сказать.

Я выглядела измученно, волосы спутались от ветра, нос и щеки порозовели от холодного воздуха – я совсем не была похожа на принцессу из сказок или на прекрасную наследницу династии Эванс. Я была обычной и ничем не привлекающей. Глядя на меня, нельзя было сразу сказать, что я из богатой семьи, меня выдавали лишь манеры аристократки, уже перемешанные с современной молодежью, и дорогая одежда, на которой настаивает мать, а в остальном я обычная, неизбалованная и сидящая на полусухих сидениях, на которые только недавно капал мелкий дождь. Плевать? Абсолютно. Я слишком морально устала, я слишком физически вымотана болью и издевательствами со стороны Изабель, чтобы думать о таких мелочах, как сырость.

– Как ты узнал, что я здесь?– Я не скрывала свое состояние, но скрывала слезы, которые отчаянно сдерживала, а также бинт, спрятанный под брюками.

– Увидел тебя в окне. Что у тебя с ногой, Ванесса?

Он был слишком внимательным, в отличие от всех вокруг.

– Ничего, все в порядке,– Я спокойно пожала плечами, не стесняясь врать прямо в лицо. Я была зла на него, потому что из-за Эвана меня достает Изабель, закрывая глаза на его прилипчивость ко мне; я была зла на себя, потому что не могла ничего сделать, не смогла дать отпор; я была зла на судьбу, которая послала меня в эту школу, в очередной раз, испортив мне жизнь. Я была зла и мне это не нравилось.

– Не ври мне,– Его взгляд стал серьезным, а брови нахмурились так, будто от моего ответа зависела жизнь населения,– Я слышал, как говорили о твоей хромоте, я видел, как ты ее скрываешь. Что с твоей ногой?

Я устало усмехнулась.

– Слухи здесь распространяются быстро, да? Не думала, что ты веришь в них.

– Я не сказал, что верю им, но я сам видел, как ты хромаешь.

Слухи – неимоверно гнусная вещь, которую только мог придумать человек. Слухи внушают людям о тебе самое плохое, что могло произойти – и многие в это верят, начиная ненавидеть, даже не зная всех деталей и правда ли это. Сломанный телефон, передача перевернутой информации, которую люди едят каждый день, как первое блюдо. Ты можешь говорить, что не веришь им, но все равно машинально составляешь мнение о другом человеке после услышанного. Это проникает в наше сознание, как паразит и портит жизнь. Я по своей шкуре знаю, каково это, когда про тебя распускают слух, когда про тебя сплетничают и когда после этого тебя некоторые, а точнее, большинство не воспринимает всерьез, видя лишь то, что услышали. Люди любят ушами.

– Споткнулась, упала и получила вывих,– Я сложила руки на груди, посмотрев за спину Эвана. На пустое поле.

– Обо что ты споткнулась, чтобы так сильно вывихнуть ногу?– Он не верил мне. Он мне не верил и меня это забавляло, но больше истерически и нервно. Впервые моя ложь была так глупо раскрыта.

– Что ты от меня хочешь, Эван? Зачем ты постоянно ходишь за мной, помогаешь, спасаешь, пытаешься что-то узнать? Я не хочу ничего говорить о себе, своей жизни и вообще общаться здесь с кем-то. Как ты не понял еще этого, – Это все вырывалось с неприкрытым раздражением, которое готово было обрушиться на него с новой силой.

Он молчал, не находя слов для ответа. Это начинало раздражать меня еще сильнее. Я не знала, с какого именно момента я стала такой импульсивной, но я ощущала это колкое чувство даже на кончиках пальцев.

– Я просто пытаюсь понять тебя,– Он вздохнул, сражаясь с внутренними демонами, но, как и у меня, выходило очень тяжело.

– Не надо понимать меня. Не надо лезть в мою жизнь. Не надо лезть ко мне,– Я сжала зубы так, будто готова принять удар по лицу,– Что ты говорил? Меня сломает жизнь? Или ты хочешь меня сломать?

– Ванесса, прекрати выводить меня из себя. Мы обсуждали это в туалете,– На его лбу и висках заходили желваки.

– Это в тот раз, когда ты меня чуть не задушил?– На эмоциях я резко встала, а после упала обратно в пластмассовое кресло, зажав глаза. На моем лице отразилась боль,– Будь проклята, чертова Лайтвуд,– Эти слова я буркнула под нос, но и они не ускользнул от Эвана, в чьих глазах на секунду промелькнуло беспокойство. Он возился со мной, как с маленьким ребенком, объясняя простые истины жизни.

– В смысле?– Эван резко переключился с моих слов про игрушку, которые, видимо, меня сильно задели, хоть я этого и до конца не осознавала, на слова про Изабель,– Что она сделала?

– Ничего, Эван, пожалуйста, оставь меня в покое, я просто хочу спокойствия, но из-за тебя,– Я распахнула глаза цвета ледника, обращенные прямиком в глаза Редгрейва,– У меня его нет.

– Ванесса,– Он буквально прошипел мое имя,– Что она сделала? Ты можешь наконец перестать врать и рассказать.

Я глубоко вздохнула. Мои нервы после той ночи, когда на меня напали, после Изабель, толкнувшей меня в коридоре, после разговора с матерью и после противоречивых действий Эвана уже не выдерживали и заиграли с новой силой, словно гитара, достав те чувства, которые я так отчаянно прятала. Моя маска начала трескаться.

– Она..,– Я давила из себя правду, я хотела сказать ему правду, но она стояла комом, ложь слишком долго шла со мной в одну ногу,– Толкнула меня на сумку, я упала.

– Ты тогда вывихнула ногу?– Его глаза были красноречивее эмоций, они были его правдой, как и мои, мы не могли подделать взгляд и от этого жизнь во лжи становилась сложнее. Он был проницательным, я тоже, поэтому в его глазах я видела волнение и злость – это сыграло со мной очередную злую шутку. Глаза – зеркало души, к сожалению.

– Нет,– Я опустила взгляд, чтобы он не видел то, что вырывается наружу, чтобы он не разглядел правду, но руки предательски начинали дрожать. Я попыталась их спрятать в рукава свитера. Мне не хотелось обсуждать это, не хотелось показывать страх, но я уже не могла прятаться, я была загнанной в угол, мне некуда бежать. Мышка попалась в мышеловку.

Эван глубоко вздохнул, закрывая глаза на произошедшее с Лайтвуд, откидывая этот случай на второй план.

– Ванесса, посмотри на меня,– Но я молчала и не поднимала глаз,– Ванесса,– Он чуть повысил голос, но я продолжала упорствовать, все ниже опуская лицо. Я поджала губы, чувствуя, как каждая мышца на моем лице напрягается от нежеланных гостей, что назывались "слезы", я не хотела, чтобы он видел эту слабость, никто не должен был ее видеть. Но увы, Эван был так же уперт, как я, хотя, любой парень на его месте давно бы ушел после моих слов, но он остался, аккуратно взяв мое лицо в свои руки, и поднимая его, чтобы видеть глаза. Мои покрасневшие глаза и слезы, что обжигали холодные щеки.

Он смотрел с теплотой, даже нежностью и обеспокоенностью, не понимая, почему я плачу, почему так веду себя, но пытался вновь и вновь найти ответ в моих глазах. Пусто.

– Ты можешь уже признаться?– Его ладони были очень горячими и сухими, большой палец гладил меня по щеке, вытирая слезы, что не прекращали литься.

– Вечером я ездила в магазин,– Слова сами выходили, я не контролировала ни себя, ни свою речь, а просто говорила,– Водитель остался за углом, а я пошла одна. Было темно, когда мы туда приехали.

Я сглотнула, а Эван, кажется, начинал понимать. Я чувствовала, как его руки легонько сжимали мои щеки от нарастающего напряжения.

– На меня напал мужчина, схватил меня, я начала вырываться, а после побежала, никто не помог мне, даже не пытался, хоть люди в магазине и видели происходящее,– С новой тяжестью воспоминания вновь навалились на меня, будто я переживаю этот страх снова, как в тот вечер,– Я хотела закричать, но у меня не выходило, не получалось, и тогда он схватил за волосы и ударил по ноге, чтобы я упала, а потом еще раз, чтобы точно не могла убежать, к счастью, голос прорезался и Гарольд услышал мой крик, подоспев на помощь.

Я не смотрела ему в глаза, смотрела вниз, на его джинсы, кофту, только не в глаза. Мне было стыдно и очень неловко, я не такая уж и сильная, как кажусь в школе. Он был шокирован не меньше меня, когда это произошло, но в нем вновь проснулась ярость, а во мне пылал страх.

– Скажи, ты и правда так сильно притягиваешь к себе неприятности?– Он рывком прижал меня к себе, накрыв ладонью мою голову. Я почувствовала его тепло, слышала, как бьется его сердце от услышанного, и как глубоко он вздыхает, и, на мое удивление, начала успокаиваться, прикрыв глаза. Он медленно гладил, а я подстраивалась под его дыхание, чувствуя, как мокрые дорожки стремительно высыхают. Это было то спокойствие, которого мне так не хватало. Я выговорилась и чувствовала себя лучше, будто этот груз, что несла одна, я скинула, разделив с Эваном. В этот момент я чувствовала поддержку, которой никогда у меня не было.

– Спасибо,– Я наконец оторвалась от его груди, все это время наслаждаясь ароматом его парфюма. Глаза были красными, но это не смущало меня, ведь Эван и так видел, как я плакала, и все равно помог мне успокоиться.

– За что?– Он улыбнулся.

– За то, что остался и поддержал,– На моем лице появилась легкая улыбка. Я не думала, что человек, ворвавшийся в мою жизнь так нагло и так резко сможет в один момент унять все те чувства, которые бушевали во мне уже долгое время, просто были скрыты под замком, который их не смог сдержать.

– Я не хотел оставлять тебя. Кто знает об этом инциденте?

– Ты и родители,– Я прерывисто вздохнула, это были остатки моих слез.

– А Лили?

– Я сказала, что споткнулась.

Я искренне не понимала, как Эван смог снять мою маску, добравшись до истины, которую я пыталась похоронить. Не понимала.

– Родители обратились в полицию? Я готов сам его убить.

Я посмеялась.

– Мы так не ведем дела, Эван. Отец уже сам разобрался. Спасибо еще раз.

Мелочи, которые был в словах несли в себе больше теплоты, чем серенады, звучащие любовниками в ночи. Я теплела.

Он помнил, как я избегала разговор о родителях, поэтому не стал задавать дальше вопросы по этой теме.

– Можешь идти?– Он помог мне подняться, придержав за локоть.

– Наверно,– Я неуверенно кивнула.

– Если что, я помогу.

– Я знаю.

И мы медленно направились обратно в школу, разойдясь по разным сторонам: я умываться, а он по своим делам.

Я вновь стояла напротив зеркала, смотрела в красные опухшие глаза, на заветренные щеки и губы и заметила, что я свечусь, что в моем взгляде нет той усталости или грусти, что была с утра, я чувствовала себя чуточку счастливее, чем обычно, и все благодаря парню, из-за которого и начались проблемы. Да, он настоящая проблема. Я улыбнулась.

Наконец, уроки подошли к концу. Никто не спрашивал, где я была, даже Лили, просто пропустив этот маленький глупый никого не интересующий момент. Я сразу направилась в библиотеку, усаживаясь ровно на то же место, где сидела недавно, когда приходил Селли. Надеюсь, что Эван и правда сможет мне помочь, хотя я в этом очень сомневаюсь.

– Смотри, почти не опоздал,– Он сел напротив меня, вновь улыбаясь своей лисьей улыбкой. Плут, хитрец и ходячая головная боль – Эван Редгрейв.

– Мне нужно подтянуть эти темы,– Я сразу перешла к делу, указывая на строчки в учебнике,– Хотя бы поверхностно, чтобы просто сдать.

– Ого,– Он откинулся на спинку стула,– Оказывается принцессы не такие уж и идеальные.

– Они уж точно получше некоторых,– Я закатила глаза. Ну что за человек?

– Ладно, показывай записи,– Он, не церемонясь, взял мою тетрадь, что лежала передо мной, бегая глазами, и что-то подчеркивая для себя,– Я немного понял твои пробелы в темах, но, как говорится, покажет практика.

И так начался наш урок физики, где в роли учителя выступал Эван, а в роли ученицы я и, если честно, где-то этот сюжет я уже видела. Надеюсь, все закончится на учебе.

Он начал объяснять, а я пыталась улавливать на ходу его слова, иногда переспрашивая. В конечно итоге, он пересел ближе ко мне, чтобы не тянуться с другой стороны стола для наблюдения за моими решениями, отчего наш разговор разгорелся еще больше. Я задавала вопросы, показывая ему примеры, как настоящему учителю, а он отвечал, тщательно выполняя свою работу. Да, может понимала я не все, но старалась, вникала, видя, как Эван пытается подобрать простые слова, дабы не было путаницы в моей голове. Он был расслаблен, воодушевлен, мне казалось, что эта игра была отдушиной для него, где он выпускал пар, отчего его объяснения воспринимались куда легче, чем на настоящем уроке физики.

Мы не заметили, как прошло два часа с начала нашего занятия: мы смеялись, спорили, в перерывах что-то обсуждали, у нас был контакт, открытый и очень редкий для такой, как я.

– Думаю, что на сегодня достаточно,– Он вновь откинулся на спинку стула, улыбаясь, как сытый кот,– Ты все поняла?

Он объяснил мне вкратце, но при этом красочно, все темы, которые я должна буду сдать, сказав, чтобы я еще дома потренировалась по нашим записям.

– Практически, но поверь, ты единственный, у кого получилось хоть что-то мне донести по физике,– Я улыбнулась, чувствуя приятную усталость после усердной работы и обучения.

– Так я у тебя единственный?– Он снова поиграл брови, а после залился смехом.

– Не зазнайся только, идиот,– Я рассмеялась. Я и правда искренне рассмеялась. Это была глупая шутка, похожая на те, что он говорил мне до этого, но мне было так смешно с нее, так радостно, и этот смех выходил прямиком из моего каменного сердца, разливая тепло, согревающее грудную клетку. Мои глаза засверкали, я улыбалась, а он смотрел на меня, закинув руки за голову, не снимая со своего наглого лица улыбку. Кажется, мы начинаем сближаться и это не очень хорошо.

– Что вы тогда делали с Сильвером? Не знал, что вы общаетесь,– Мы вышли из школы, когда на улице стемнело. Всю дорогу по коридору он наблюдал за тем, как я иду, чтобы в нужный момент помочь или схватить за руку. Возможно, мы оба стали заложниками этой игры.

– Я учила физику и уснула, а он разбудил меня и помог с книгами,– Я спокойно пожала плечами,– Он разве тебе не сказал?

– Я не интересовался,– Эван закурил сигарету,– Увидимся, одуванчик.

– Пока, Эван Редгрейв.

После этих слов Гарольд открыл мне дверь машины и мы унеслись прочь от школы, менявшей мою жизнь. Интересно, в какую сторону?

Через пару дней я сдала тест на хорошую оценку, чему была приятно удивлена, ведь после нашего занятия с Эваном, я также позанималась дома, прилагая не меньше усилий, чем в библиотеке. Теперь я была свободна от долгов и могла спокойно, почти спокойно, идти на репетицию, где Жозефина должна была раздать роли для предстоящего концерта. Я была взволнована и взбудоражена.