Текст книги "Авантюра леди Шелдон"

Глава 5

«То, что люди считают вашей странностью, и даже недостатком, в действительности может являться неоспоримым вашим достоинством, помогающим двигаться вперед и быть самим собой, совершать то, чего не делал никто, и ходить теми дорогами, которые еще не проторены. И когда вы отправляетесь в путь, многие могут сказать: «Какая она странная! Отчего ей не сидится на месте? Почему бы ей просто не делать то, что делают все?» Но, милые дамы, вы вовсе не обязаны идти по давно истоптанным дорожкам, а сохранить достоинство настоящая леди сумеет при любых обстоятельствах. Если б Васко да Гама не отплыл из Португалии много лет назад, в Англию бы, возможно, не завозили индийские специи. Когда старик Ной собирал на свой ковчег каждой твари по паре, глупцы тоже смеялись и показывали на него пальцами. Глупцы сгинули во Всемирном потопе, а твари по-прежнему здесь. Вчера я познакомилась с человеком, который, несомненно, поймал бы для ковчега всех зверей, включая мерзких красных муравьев. Это вселяет в меня радость».

Мистер Рамзи сдержал свое слово. За полуденным ленчем в кают-компании капитан Лерой объявил, что для обеда будут поставлены столики прямо под мачтами и те, кто желает трапезничать именно там, могут подойти к нему и сказать об этом. Мистер Рамзи коротко улыбнулся Роуз и со значением кивнул капитану, как бы давая понять, что уж он-то обо всем договорился. И верно, Лерой выглядел подозрительно осведомленным.

Отец Джонсон после ленча заговорил с Роуз и, стесняясь, спросил ее, не хочет ли та пообедать с ним, однако она ответила, что приглашена. Иеремия бросил быстрый взгляд на мистера Рамзи, правильно определив соперника, и кротко вздохнул, видимо, решив поупражняться в одной из добродетелей – в смирении.

– Что ж, леди Шелдон, если вы передумаете…

– Я непременно дам вам знать, святой отец.

Оба прекрасно знали, что она не передумает.

Так и вышло, что Роуз и мистер Рамзи оказались за столиком, стоящим под мачтой, покрытым белой скатертью и сервированным виртуозно, словно дело происходило не на пароходе, усердно пыхтящем в сторону Гибралтара, а на лужайке какого-нибудь герцога. Сияло столовое серебро, в котором отражались желтовато-белые бока парусов и вытянутые лица собеседников; накрахмаленные салфетки сделали бы честь любому аристократическому дому. Роуз не знала, как капитану Лерою удалось этого добиться, но все было на высоте.

Обед тоже оказался выше всяких похвал: приготовленная в розмарине лопатка ягненка, мягкий сыр, оливки и даже настоящий английский пудинг. И это было еще не все. Роуз только головой качала, глядя, как перед нею возникают различные блюда.

– Я и не думала, что плыву прямо в раю.

– В гастрономическом раю, вы хотели сказать, – отметил мистер Рамзи, отправляя в рот кусочек паштета. – Пожалуй, тут я с вами соглашусь. А вам нравится, миссис Браун?

Компаньонка Роуз сидела с ними за столом и была этим чрезвычайно польщена, хотя, как правило, от подобной чести отказывалась, не считая себя равной титулованным господам. Все-таки миссис Браун была не дворянского сословия, а значит, ограничена в правах, и она не любила попадать в ситуации, когда ей могли напомнить о данном ограничении. Миссис Браун являлась женщиной замкнутой и при этом весьма и весьма разумной. Мистер Рамзи ей, по всей видимости, понравился чрезвычайно, так как во время трапезы почтенная женщина даже произнесла несколько фраз и три раза (Роуз считала!) улыбнулась.

– Это прекрасный обед, сэр, – степенно ответила миссис Браун. – Достойный.

Мистер Рамзи усмехнулся. Улыбка у него была очень обаятельная, Роуз сама на это попалась. Она думала о том, что ей снова повезло со спутником. Ухаживание мистера Рамзи, проявившего интерес к молодой вдове, не было навязчивым и не предполагало продолжения. Во всяком случае, Роуз не видела этой возможности, да, пожалуй, и не размышляла о ней всерьез. Мистер Рамзи казался ей немного не ее круга.

Не то чтобы Роуз сильно уважала этот самый круг. Ее семья никогда не считалась значительной в высшем свете; проще говоря, о ней мало кто знал. Эмму еще помнили, а следующее поколение не сотворило ничего выдающегося, чтобы эти поступки припоминали много лет спустя. Это каждый чих герцогов обсуждается за пятичасовым чаем, каждый шаг баснословно богатых холостяков прослежен кумушками, пытающимися пристроить дочек в хорошие руки. Правда, история с наследованием титула графа Дарема вызовет разговоры.

Мистер Рамзи поинтересовался невзначай:

– Вы направляетесь к кузену погостить или вас ведет какое-то дело?

– Дело, – вздохнула Роуз. – Мы с Александром никогда не были близки. По правде говоря, я его совсем не знаю.

– С моей стороны было бы бестактно спрашивать, что же это за дело.

Но Роуз видела, что ему любопытно. В этом любопытстве не прослеживалось ничего странного: молодая женщина едет одна в Каир к родственнику, которого даже описать толком не может. Переглянувшись с миссис Браун, Роуз решилась сказать правду – все равно ведь это уже знают в Лондоне, так какой тут секрет?

– Он унаследовал титул, и мне надлежит сообщить Александру сию неприятную новость.

– Неприятную? Разве наследование титула может быть неприятным?

Голос его показался Роуз излишне жестким, и она удивленно приподняла брови. Мистер Рамзи хмурился. Возможно, у него имелись свои причины так говорить, например банальная зависть. Некоторые люди из нетитулованного дворянства воспринимают тему титулов крайне болезненно.

– Для Александра – вполне. Он никогда не желал жить в Англии. – В конце концов, кузен заявлял об этом во всеуслышание, так что данный факт тоже не секрет. – А ему теперь придется там бывать, потому что к титулу, естественно, прилагается наследство, пусть не очень большое, но требующее управления, и должность в палате пэров. Моему кузену, как уверяет бабушка, это не понравится совершенно. Александр привык сам собою распоряжаться, и от него никто ничего не требовал. Никогда.

– Избаловали его, а?

– Не сказала бы. Его жизнь нельзя назвать… легкой.

Мистер Рамзи взял салфетку и стал перебирать ее подшитый краешек.

– Загадочная личность этот ваш кузен. Бежит от богатства и титула, как черт от ладана.

– Он ничего не знает, но, боюсь, мне действительно будет стоить большого труда уговорить его вернуться. Впрочем, Александра нельзя осуждать. Вся наша семья довольно своеобразна. Настолько, что в обществе о нас не вспоминают, а мы сами…

– Вы меня заинтриговали, миледи. – Движения его пальцев были точными и очень мелкими. Роуз однажды видела, как работает ювелир, и мистер Рамзи напоминал его. Забавно, откуда у него эта привычка?.. – Вы так говорите о своей семье, как будто все ее члены ходят на головах.

– Так и есть, – засмеялась она. – Почти.

– Вы знатная интриганка. Не томите, расскажите.

Миссис Браун, судя по выражению ее лица, ничего не имела против: мистер Рамзи своим тоном и вежливым обхождением вконец очаровал почтенную женщину. И улыбка, разумеется, сыграла не последнюю роль. Роуз заговорила:

– У меня замечательная бабушка. В молодости она блистала в свете, хотя нельзя сказать, что ее семья была богата. В первый же свой сезон в Лондоне она встретила моего деда, сэра Роберта Дайсона, подающего надежды офицера; он уезжал на два года в Индию, но бабушка поклялась, что дождется его. И сдержала слово. Дедушка возвратился, они поженились, и некоторое время спустя на свет появилась моя мама. К сожалению, когда ей исполнилось пять, дед умер. Бабушка очень горевала, но финансовые дела семьи оказались таковы, что лучше было бы ей выйти замуж снова. Впрочем, судьба сжалилась над Эммой – так зовут мою бабушку, и я сама часто называю ее так, – и послала ей Филиппа Уэйнрайта.

– Кажется, я слышал это имя…

– Возможно. Филипп был довольно известным путешественником, и склонность к авантюризму прививал всем, кто оказывался в поле его зрения больше чем на пять минут. Наверное, на это бабушка и клюнула, в ней всегда чувствовалось что-то… пиратское. Она и сейчас многим фору даст. До сих пор ездит верхом, а ведь ей почти семьдесят, – с нежностью проговорила Роуз. – Ну, в общем, Эмма с Филиппом поженились. Уэйнрайт тоже был вдовцом и привел в дом сына от первого брака – Джозефа. Бабушка больше не могла иметь детей, а потому приняла Джозефа как родного. Тот был хорошим пареньком и вскоре стал называть ее мамой… Такая вот семейная идиллия. Джозеф был старше моей мамы на семь лет, а потому опекал ее, словно она и вправду его кровная сестренка. Бабушка с Уэйнрайтом поженились в тридцать восьмом и счастливо прожили вместе двадцать четыре года, после чего Филипп, к сожалению, скончался. Эмма стала вдовой во второй раз, но третьего мужчину не встретила – сказала, что ей уже многовато лет для таких глупостей.

– Думаю, никто бы не удивился, если б она все же вышла замуж за кого-то, – заметил мистер Рамзи.

– Я тоже так полагаю… Наверное, бабушка не сделала этого из-за моей мамы.

– Ваша мама должна была уже вырасти к тому времени.

– И стать вдовой, – вздохнула Роуз. – Похоже, это проклятие женщин нашего рода – наши мужья уходят на тот свет задолго до нас самих… Моя мама встретила прекрасного человека, Джонатана Эллингтона, и родилась я, а через три года мой отец погиб, упав с лошади, когда объезжал наши владения. Так глупо – он, видимо, решил сократить путь, послал коня в прыжок через упавшее дерево, свалился и сломал шею… Я его совсем не помню. Временами это меня удручает.

– Иногда не помнить своих родителей – скорее благо, – тихо произнес мистер Рамзи.

– Не в моем случае. Я многое бы отдала, чтобы иметь хоть какие-то воспоминания об отце, но мне едва исполнилось три. Мама говорила, что он был чудесным человеком и она будет любить его до самой смерти.

– А ваша мама?

– Она была со мной. Потом… кое-что произошло, и теперь мама больше не с нами. Извините, мистер Рамзи, я не хочу об этом говорить. – Роуз прямо посмотрела на него.

– Джеймс, – сказал он.

– Что?

– Называйте меня Джеймсом, – попросил мистер Рамзи. – Мне нравится мое имя, и мне будет приятно, если его станет произносить очаровательная женщина.

Роуз невольно улыбнулась.

– О, хорошо… Джеймс. Вы еще не запутались в нашей непростой истории?

– Пока нет. А что стало с Джозефом, приемным сыном вашей бабушки?

– Как раз я хотела рассказать о нем. Джозеф женился на мисс Пенелопе Гейт, не красавице, но очень милой девушке, по безумной любви. У них родился сын – мой кузен Александр, и это случилось еще до моего появления на свет. Только они… не очень о нем заботились. Я ничего не имею против дяди Джозефа и тети Пенелопы, однако родительских чувств им явно было мало, чтобы ощущать себя полноценными членами общества. Они мечтали увидеть мир, и желание это оказалось столь сильно, что Александра воспитывали няньки и моя бабушка. А супруги Уэйнрайт ездили по свету. Это их в конечном счете и сгубило: когда Александр поступил в Итон, его родители подхватили лихорадку в индийских джунглях и сгорели в мгновение ока, так что мой кузен остался сиротой. Бабушка пыталась опекать его посильнее, но вы же знаете этих юных лордов… Александр хотел быть самостоятельным. И он таким стал. Мы его почти не видели дома. Вернее, не видела бабушка, так как мне не выпадало случая столкнуться с кузеном дольше, чем на несколько минут, да и то в детстве. Окончив Итон, Александр отправился в Европу, затем на Восток. Он изредка шлет нам письма, но, если бы приехал, вряд ли мы увиделись бы с ним. Я ведь тоже далеко не всегда бываю в Холидэй-Корте. Это наш дом, где живет Эмма, и который я очень люблю, – объяснила Роуз.

– Наверное, вы живете… в доме своего мужа? – осторожно спросил Джеймс.

– Шелдон-Хаус очень хорош, миссис Браун провела в нем долгие годы. – Та степенно кивнула при этих словах. – Но… Мне одиноко там, а потому, возвращаясь в Англию, большую часть времени я провожу с Эммой.

– Семья мужа не осуждает вас за это?

– У него очень мало родственников. А те, что есть, заняты своими делами. Им незачем ни следить за мной, ни диктовать свои условия. – Роуз поставила пустую чашечку на блюдце, и фарфор звякнул о фарфор. Поднялась небольшая волна, «Святую Анну» ощутимо качало. Мачты поскрипывали.

– Значит, ваш кузен унаследовал семейную страсть к авантюрам.

– Александр просто ненавидит бездельничать.

– Как же он управляет землями, если не бывает в Англии?

– Фактически ими управляет бабушка. Их не очень много, наших владений. Самой богатой семьей в Англии нас назвать нельзя, – улыбнулась Роуз. – Но теперь, когда кузен стал графом, конечно, все изменится.

– А если вы его не отыщете? Или – хуже того – он не пожелает ехать с вами? Судя по вашим словам, Александр весьма упрямый человек, привыкший поступать, как ему хочется.

– Я думала об этом, – вздохнула Роуз. – Но Александру придется понять… и, полагаю, он поймет. Ведь это семейный долг. А когда речь идет о нем, мы, Эллингтоны и Уэйнрайты, откликаемся на зов.

Мистер Рамзи отложил замученную салфетку и взялся за десертную ложечку.

– Что ж, я желаю вам успехов в поисках. Хотя сомневаюсь в том, что вам удастся переупрямить Александра.

– Вы его совсем не знаете, – вспыхнула Роуз, – и не знаете меня. Как вы можете это утверждать, мистер Рамзи?

– Джеймс.

– Да. Джеймс. И все равно вы не знаете.

– Конечно. Извините, если обидел вас. Дело в том, что я прекрасно понимаю этого вашего кузена Александра. Я сам ужасно свободолюбив, и дома меня не видят годами. Впрочем, меня никто там особо и не ждет. Он скривился, что предполагало: за его словами скрывается некая история, только поделиться ею Джеймс не спешил. – В Лондоне остались индусы, приехавшие из колонии, и прочие чужеземцы, для которых город как родной; а англичане рассеяны по свету. Что толку сидеть на туманном острове, где солнце проглядывает в лучшем случае раз в неделю, и слушать скучные речи стариков или – того хуже – мамаш, пытающихся пристроить своих чад? Моя семья тоже не слишком-то известна в свете, да и богатством мы не блещем, однако любой холостяк, стоит ему появиться на балу, подвергается настоящей атаке. А визиты соседям, которых терпеть не можешь? А вековой уклад английской глубинки? Традиции хороши, когда ими пользуются в меру, но стоит им сделаться образом жизни – и человек, способный мыслить, уже хочет сбежать куда глаза глядят.

– Наверное, многие так рассуждают.

– Но не вы? Как интересно. Вы же любите путешествовать?

– Да, верно, но я люблю и домой возвращаться.

– Дом там, где ваше сердце. – Он чуть-чуть улыбнулся – еле заметная дрожь уголков губ.

– А где ваше сердце, Джеймс?

– При мне. – Он коснулся ладонью груди. – И здесь и останется.

– Значит, ваш дом всегда с вами?

– Я ношу его, как улитка. – Вот теперь мистер Рамзи откровенно ухмыльнулся. – Как улитка, медленно ползущая по виноградному листку. Но что-то мы с вами перешли на философские вопросы, леди Шелдон.

– О, зовите меня Роуз.

Миссис Браун чуть нахмурилась, но ничего не сказала: видимо, мистер Рамзи представлялся ей джентльменом, достойным того, чтобы молодая вдова разрешила ему обращаться к ней по имени.

– Как приятно, Роуз. Спасибо. Так вы говорите, что были в Испании; и что же вы повидали там?..

Беседа свернула на безопасную дорожку. Роуз оставалось лишь вести разговор, отвечать на вопросы собеседника и задавать ему свои – все привычно, понятно, однако ей чего-то не хватало. Ей почему-то казалось, что, говоря об Англии, мистер Рамзи немного слукавил, а его слова звучат как оправдание. Но за что ему оправдываться и перед кем? Уж явно не перед случайной попутчицей. Возможно, история его отъезда из родной страны гораздо более неприятна, чем он хочет показать. Семейные неурядицы, горе, конфликты с родственниками – все это достаточно веские причины, чтобы захотеть уехать. А если есть возможность это сделать…

Роуз уже встречала таких путешественников поневоле. Если задуматься, отец Джонсон тоже из них, ведь семья не оставила ему выбора. И хотя считается, что выбор у человека есть всегда, на деле это не так. Отцу Джонсону, чье призвание – служение, намного легче других: он с юности знал, чего хочет, и принял предложенное с радостью. Но что делать, если в дальний путь тебя толкают обстоятельства, которые для тебя невыносимы? Что, если бы ты возвратился с радостью – но не можешь, понимая, что так будет только хуже? Роуз предполагала в прошлом мистера Рамзи какую-то тайну, однако слишком плохо и мало знала его, чтобы судить. И вряд ли узнает. Несколько дней до Александрии – и ее попутчик распрощается и исчезнет навсегда. Уже сейчас Роуз понимала, что ей будет этого жаль.

Глава 6

«Александрия – город, из которого исходит множество дорог, как лучи из солнца. Город маяка и библиотеки, город великого завоевателя, которого давно нет на свете, но память о нем жива. Жива настолько, что, кажется, можно встретить Александра Македонского на одной из улиц, просто повернув за угол. Но те улицы, по которым он ходил, давно перестроены или же обрушились в море, когда землетрясение уничтожило гордые башни и разобрало по камням неприступные стены. И все же это по-прежнему город астрологов, гадателей и заклинателей, город, дышащий мистикой и временем, город, где может произойти все. Как жаль, что мы задержимся здесь всего лишь на день, пока не сядем на корабль, идущий вверх по Нилу; каждый раз, оказываясь в Александрии, я обещаю себе задержаться подольше и не могу. Сейчас мне нужно найти Александра – не того, кто гордо гарцевал на Буцефале перед победоносными армиями, но того, кто умеет затеряться среди людей, обратившись невидимкой. Впрочем, благодаря предложению мистера Рамзи задача стала немного легче».

За день до прихода в Александрию Джеймс спросил у Роуз:

– Что же, вы сразу направитесь в Каир?

Они прогуливались по палубе, что делали каждый день, и с каждым этим днем мистер Рамзи все больше нравился Роуз. Она давно не говорила с мужчинами так свободно, даже со священником не вышло, отец Джонсон был слишком молод и слишком влюбчив, чтобы с ним откровенничать. Поэтому Роуз с радостью воспользовалась обществом Джеймса, дабы избегать Иеремии. Тот, конечно, чрезвычайно расстраивался, подходил при каждом удобном случае, чтобы переброситься парой слов с леди Шелдон, и отходил, бросив на нее взгляд, полный неубедительно замаскированной тоски. Роуз надеялась, что влюбленность отпустит отца Джонсона быстро, да и он сам, будучи разумным человеком, понимал: она ему не пара.

И тем не менее ничто не мешало молодому священнику ревновать к мистеру Рамзи, который украл у него собеседницу.

Джеймс разгуливал по пароходу в своем белом костюме, умудрявшемся оставаться чистым (Роуз подозревала, что исключительно благодаря немногословному слуге с темным, точно дочерна загорелым лицом, который изредка появлялся на палубе, чтобы через некоторое время снова исчезнуть), смешил дам, рассказывал истории. Но основной его спутницей была Роуз, и это сразу поняли. Так происходит в поездках, когда некоторое количество людей вынуждено путешествовать вместе на ограниченном пространстве: все знакомятся, а потом разбиваются на пары или группы, влекомые взаимным интересом. Отец Джонсон нашел себе новую собеседницу, леди Стерджис, которая, будучи женщиной весьма решительной и кое-что повидавшей, просвещала его насчет «настоящей жизни» трубным гласом; ну а Роуз обедала в обществе Джеймса и вела с ним долгие разговоры.

Капитан Лерой уже объявил, что завтра не позже полудня «Святая Анна» ошвартуется в Александрийском порту; так что пассажиры наслаждались солнышком и приятным ожиданием, проводя большую часть времени на палубе. Там-то Джеймс и спросил Роуз насчет Каира.

Роуз пожала плечами.

– Я не стану задерживаться в Александрии. Вверх по Нилу ходят суда, и я рассчитываю быть в Каире к вечеру.

– Что же вы станете делать ночью в городе? Вы писали в отель, чтобы вам оставили номер?

– Так и есть, я писала, но, честно говоря, не знаю, как быстро они получили мое послание. В это время года там много постояльцев. Я рассчитываю застать Александра на месте, но надежда, конечно, призрачна. Поэтому я просто поселюсь в отеле, а дальше буду ориентироваться по обстоятельствам.

– Вы создаете лишние сложности, – покачал головой Джеймс. – Позвольте мне вас переубедить.

Роуз развеселилась.

– Что ж, попробуйте.

– Я ведь тоже направляюсь в Каир, и ваша судьба мне небезразлична, леди. – Как трактовать данное заявление, Роуз не знала, а потому молча слушала дальше. – Я знаю превосходный отель в Александрии, и там, насколько мне известно, можно спокойно поселиться. Вы отдохнете после долгого пути из Англии, тем временем я справлюсь о транспорте вверх по Нилу. Многие корабли отходят с рассветом, чтобы быть в Каире следующим утром. И тогда вы прибудете в город в удобное время… Я думаю также, – он махнул рукой, потому что Роуз собиралась возразить, – что отошлю моего слугу вечерним кораблем, и, когда мы окажемся на месте, Кунвар будет ждать нас на причале, и мы сразу же узнаем, есть ли в вашем отеле свободные номера.

Роуз хотела спросить, почему Джеймс делает это все для нее, но спросила о другом:

– Значит, вашего слугу зовут Кунвар?

– Он индус, из колоний. – Роуз ждала, что Джеймс объяснит, как Кунвар попал к нему в услужение, однако он возвратился к предыдущей теме: – Вас устраивает этот план?

– Я не хочу причинять вам беспокойство… – начала Роуз.

– Никакого беспокойства. Для меня это удовольствие и честь.

– Я уже бывала и в Александрии, и в Каире. Если вы опасаетесь за мою безопасность, то можете не тревожиться, я знаю, как себя вести.

– Роуз, ваша безопасность, конечно же, волнует меня, но, честно говоря, я делаю это из собственного эгоизма – разумного эгоизма, как говорят французские мыслители. Мне приятно ваше общество, и, раз уж мы направляемся в один и тот же город, я хотел бы это общество разделить до Каира. Но, возможно, – он помолчал и сделал лицо столь трагическое, что Роуз непроизвольно хихикнула, – вам мое общество вовсе не так приятно, как мне ваше? В таком случае я оставлю вас в покое.

– Вы очень любезны, Джеймс. И если дело лишь в любезности, то я соглашусь.

Он сразу повеселел. Роуз подозревала, что мистер Рамзи не сомневался: она примет его предложение.

– В таком случае я со своей любезностью надоем вам еще немного. И предложу помощь в поисках вашего кузена.

– О, – такого Роуз не ожидала, – но вот этого вы точно не должны делать!

– Не должен – и в то же время должен. У меня есть одно дело в Каире, я собирался задержаться там на неделю, а затем отправиться обратно в Европу. Моя жизнь полна странствий во имя меня самого, а потому я свободен в выборе – куда двинуться дальше. И я буду рад, если вы воссоединитесь с кузеном. Именно для этого вы и едете, не так ли?

Роуз кивнула, не спуская с Джеймса пристального взгляда. В ярком солнечном свете его загорелое лицо казалось бледнее, чем было на самом деле. Сегодня мистер Рамзи прогуливался без шляпы, и его пегие волосы находились в беспорядке, учиненном ветром: одни пряди закручивались спиральками, другие обзавелись колечками на концах, а третьи вились и торчали в разные стороны. Дьявольски живописно.

Роуз нравился этот джентльмен, возможно, немного больше, чем нравятся случайные попутчики. Она уже успела привыкнуть и к оживленным беседам, и к ровному красивому голосу мистера Рамзи, и к его неизменной вежливости, и к тщательно скрываемому авантюризму. Чувствовалось, что на суше это совсем иной человек, нежели на море. Здесь, на «Святой Анне», Джеймсу просто было нечем заняться, вот он и коротал время в беседах, наблюдении за закатами, за птицами и волнами. Он задавал бесчисленные вопросы первому помощнику и капитану Лерою, узнавая о маневренности и иных возможностях судна, придирчиво изучал идущий из труб дым и, по всей видимости, с трудом удерживался, чтобы не вскарабкаться на мачту, сбросив обувь, как матрос. В Джеймсе Рамзи было много любознательности, даже пытливости, с которой он подходил ко всем делам. На судне мало места, чтобы развернуться, но судно однажды придет в порт, и тогда перед Джеймсом ляжет целый континент. Роуз понимала, что вежливость по отношению к ней – скорее следствие свойства натуры, чем принятия правил высшего общества.

– Да, для этого я еду, – проговорила она, с трудом вспомнив, о чем шел разговор. – Когда я отыщу кузена и уговорю его вернуться в Англию, могу ехать в Россию.

– О! Россия, дикая страна.

– Вы там бывали?

– Бывал. И обнаружил, что она не настолько дикая, как некоторые говорят. Вам понравится Санкт-Петербург, он напоминает Венецию и вместе с тем исполнен не южной легкости, а имперской основательности. Этакая Вена, ежели ее водрузить на каналы.

И они заговорили о России, а Роуз даже себе не призналась в глубине души, что счастлива, как все складывается.

Путешествовать в это время года по Египту легко и довольно приятно, во всяком случае, в северных областях. Когда «Святая Анна» швартовалась в Александрийском порту, воздух, напоенный ароматами близкой – и чуждой англичанину – земли, был теплым, но не жарким, а солнце пряталось в легких перистых облаках. Мистер Рамзи помог Роуз сойти на причал, неподалеку от которого знатных гостей уже поджидали повозки, запряженные невысокими крепкими лошадками. Кучер-араб бросился к приезжим, что-то заверещал, попытавшись схватить их чемоданы, и был сурово отодвинут в сторону невозмутимым Кунваром. Последовали переговоры, завершившиеся к обоюдному удовольствию минут через пять, и кучер, поклонившись, побежал к своей повозке, а Кунвар и Гидеон, слуга Роуз, потащили багаж. Миссис Браун торжественно вышагивала, неся объемистую сумку, которую никому не доверяла: там хранились самые ценные вещи Роуз.

– Торговля, – усмехнулся Джеймс, когда все уже расположились в повозке, – основа здешней экономики. После нескольких лет жизни тут я понял, что, если ты не торгуешься, тебя не считают за уважаемого человека. На тебя просто перестают смотреть, в лучшем случае – обижаются. Вы наверняка тоже это поняли, если покупали шелка.

– Да, на базаре в Каире, – кивнула Роуз, раскрывая зонтик: несмотря на то, что солнце вроде бы пряталось за облаками, его лучи могли обжечь кожу.

– Рынок Хан аль-Халили, – Джеймс что-то сказал кучеру, тот ответил веселой скороговоркой, и экипаж – если эту рассохшуюся повозку можно было так величать – тронулся с места. Мистер Рамзи усмехнулся чему-то – видимо, возница произнес нечто забавное. – Да, это отдельный мир. Все англичане, которые попадают туда, поначалу теряются. Пока я не научился сбивать цену, меня немилосердно обдирали.

– Английский аристократ считает неприемлемым торговаться, – заметила Роуз.

– Покуда не приезжает в Каир. Да и здесь атмосфера та же самая, вы только посмотрите.

Посмотреть было на что. Портовые города всегда напоминают кипящий котел, куда высыпали разноцветный рис. Казалось, вокруг говорят на всех языках мира, встречаются люди всех национальностей, всех профессий, всех религий. Нет-нет да и мелькнет лицо, черное, как эбеновое дерево, или же бледное, как луна; здесь жили арабы, ливанцы, палестинцы, копты, греки, суданцы, евреи, французы, англичане… Над городом вставали купола и кресты православных коптских церквей, возносились полумесяцы на шпилях мечетей, летел звон колоколов, а в означенные часы муэдзин призывал всех к молитве; шумели рынки, сновали уличные воришки, флегматичные ослики тащили крохотные тележки, а военные гарцевали на гнедых скакунах. Европейские дамы прогуливались под кружевными зонтами и еле заметными вуалями, щеголяли изящными шляпками и расшитыми юбками, а мусульманские женщины заматывались в ткань по самую макушку. Запахи жарящейся еды, разогретого камня, оружия, цветов, человеческих тел и отбросов – все это закручивал в маленькие смерчи соленый ветер с моря, и иногда казалось, что запахов не много, а всего один. Запах Александрии.

Роуз всегда чувствовала здесь нетерпение, а потому, возможно, не задерживалась надолго. В Александрии ей хотелось отправиться дальше, в намеченную дорогу, и сейчас это чувство тоже проснулось, стоило провести в городе несколько минут. Александрия выталкивала из себя, как игристое вино выталкивает пробку из бутылки; во всяком случае, так представлялось Роуз. Повозка, несмотря на свой непрезентабельный вид, ехала бодро, лошадки потряхивали косматыми гривами, отгоняя надоедливых мух, а возница что-то весело говорил сидевшему рядом с ним Кунвару и указывал то направо, то налево. Роуз спросила у Джеймса, о чем это они, и тот объяснил:

– Мой слуга выясняет местные новости. Возможно, что-то полезное для нас с ним или что-то, что нужно знать любому чужестранцу, приезжающему сюда.

– А вы сами куда отправитесь из Каира? – полюбопытствовала Роуз.

Джеймс пожал плечами.

– Скорее всего, возвращусь в Португалию. У меня там остались незаконченные дела, но сначала мне нужно кое-что выяснить здесь. Как только я решу эти вопросы, сяду на пароход до Лиссабона.

– Вы не появляетесь в Англии, верно? Как мой кузен.

– Потому я и говорил вам, что его понимаю. Нет, в Англию я еще долго не вернусь. По крайней мере, не планировал. – Но, произнося эти слова, Джеймс выглядел задумчивым, что не укрылось от Роуз.

– Вы полны тайн, – сказала она.

– Как и любой человек, леди.

Мистер Рамзи ничего не добавил, а настаивать она не стала.

Роуз уже заметила, что о своей семье и друзьях Джеймс старается не говорить. Она так и не знала ничего такого о нем – был ли он женат или, может, женат сейчас, есть ли у него дети, живы ли родители и с кем он вообще состоит в родстве. Миссис Браун не смогла припомнить никакого мистера Рамзи, хотя, будучи привилегированной служанкой в доме лорда Шелдона, неплохо знала высший свет. Ведь в Шелдон-Хаусе и в лондонском доме лорда в прошлые времена часто устраивались приемы, на которые съезжалось до тысячи гостей. В последние годы такого не случалось. Но миссис Браун сказала, что семью Рамзи не знает. Англия – большая страна, хотя остров вроде бы не слишком велик. А ведь есть еще и колонии. Приобрел ли Джеймс этот загар только в странствиях или же с детства привык к жаркому солнцу, вот и не спешит в дождливый и туманный Лондон? Столько вопросов – и Роуз не решалась их задавать.

Хотя ей был очень интересен Джеймс, она не считала себя вправе настаивать, расспрашивая о его жизни, так как мистер Рамзи всего лишь попутчик. Пусть любезный и вежливый, но случайный знакомый. И вряд ли дело закончится чем-то большим, чем обещанием писать. Возможно, оба сочинят пару вежливых писем, и на том друг о друге забудут.