Текст книги "Авантюра леди Шелдон"

Глава 8

«Французский математик и исследователь Гаспар Монж, путешествуя по Египту вместе с войсками Бонапарта, часто подшучивал над солдатами, которые пугались видений, возникающих в песках. Монж описал это явление – мираж – в своем эссе «Memoire sur le phenomene d’optique connu sous le nom de mirage»[1]1
  «Исследование об оптическом феномене, известном под названием «мираж» (фр.).


[Закрыть]. Однажды и мне довелось узреть сие удивительное видение. Сложный призрак несуществующего, фата-моргана, словно воздвигшийся из песков, манил зелеными кронами деревьев и желанной прохладой. «Родник, там родник!» – закричали молодые джентльмены, участвовавшие в нашей экспедиции. Но проводник Саид, старый, словно засушенный, покачал головой. «Это обман, – сказал он, – не поддавайтесь ему». И мы поехали дальше, но многие оглядывались, не понимая: как столь красивое, столь четкое явление может быть обманом?..»

– Лорд Уэйнрайт? – беззвучно повторила Роуз и медленно опустила руку, которой держала его за локоть.

Джеймс поморщился. Незнакомка, продолжавшая улыбаться, переводила взгляд с него на Роуз.

– Простите, я, наверное, помешала вам. С моей стороны невежливо…

– Леди Каррингтон, я тоже рад видеть вас. – Голос Джеймса казался деревянным. – Позвольте представить вам леди Шелдон.

– Очень принято, – кивнула брюнетка. – Мы ранее не встречались?

– Боюсь, что нет, – процедила Роуз. Она не могла поверить, что это произошло, что леди Каррингтон назвала Джеймса лордом Уэйнрайтом. Просто послышалось, да, послышалось. Этого не может быть.

– Вы так давно не показывались в наших краях, лорд Уэйнрайт! – произнесла между тем леди Каррингтон, не подозревавшая о мрачных мыслях Роуз. – В последний раз я видела вас больше года назад. Я помню, что вы не любитель балов, даже здесь, но ведь вы знаете, что двери нашего с братом дома всегда открыты для вас.

– Я не забыл об этом, леди. – Джеймс – нет, черт побери, Александр, тот самый пропавший кузен Александр! – казался замороженным. И жизнерадостная леди Каррингтон это почувствовала.

– Вы, наверное, недавно в городе? – проницательно спросила она. – Возможно, даже сегодня приехали? Я помню, вы ходите к Ахмеду после приезда, вы говорили. Как жаль, что я не пришла раньше! Вы могли бы рассказать, где побывали. – Она бросила быстрый взгляд на Роуз. – Простите, если сказала что-то неучтивое! Я слишком долго не видела лорда Уэйнрайта и числю его в своих друзьях, а он не казал к нам носа уже давным-давно! Что ж, если задержитесь в Александрии, приходите на чай, вам приглашение не нужно. – Она снова улыбнулась. Губы у нее были темные и пухлые, как у куртизанки. – И вы, леди Шелдон, приходите тоже! Друзья лорда Уэйнрайта – и мои друзья.

Роуз только кивнула. Говорить она не могла.

Леди Карртингтон попрощалась и прошла мимо, шурша сиреневой шелковой юбкой. Джеймс повернулся к Роуз, но та, не став дожидаться, пока он снова предложит ей руку, стремительно направилась к выходу.

В горле кипели злые слезы, глаза щипало. Как он мог?! Как он мог говорить о дружбе и доверии и при этом так бессовестно обманывать? Неужели для кузена Александра нет ничего святого?

Святое, может, и есть. А в человеческом всегда полно нюансов.

Кто-то распахнул перед Роуз дверь, она не видела, кто именно, и сразу на нее обрушилась египетская ночь – жаркая еще, сбрызнутая холодным бессмертием звезд на оглушительно-черном небе, наполненная запахами сточных канав и пряностей. У подсвеченного газовыми рожками крыльца уже стояла коляска Джеймса, и предупредительный слуга у ступеньки маячил, готовый помочь даме забраться внутрь.

Роуз секунду подумала, а затем зашагала вдоль по улице – прочь, прочь, лишь бы подальше от этого обманщика!

Джеймс догнал ее через несколько шагов, схватил за плечи и развернул к себе. Роуз тут же вырвалась, и он не стал хватать ее снова.

– Будьте благоразумны, – проговорил Джеймс холодно, – вы не пройдете одна и до ближайшего угла.

– Мне все равно!

– Не глупите, Роуз, садитесь в экипаж.

– Я не сяду в карету… с вами! – прошипела она. – Вы… вы! Все это время водили меня за нос! Воспользовались тем, что я не помню, как вы выглядите! Называли себя Джеймсом.

– Но я и есть Джеймс, – возразил кузен. – Это одно из моих имен, и я люблю его больше прочих.

– Я не хочу… не хочу видеть вас никогда больше! – Роуз стиснула кулаки и тут же вспомнила – увы, пожеланию ее не суждено сбыться. Пока, во всяком случае. – Никогда больше – после того, как доставлю вас в Англию!

– Доставите меня? – переспросил кузен Александр с некоторой насмешкой. – Роуз! Давайте не станем обсуждать это на улице. Садитесь в экипаж. Я отвезу вас в гостиницу.

– И исчезнете сразу, как только я потеряю вас из виду?

– Мне незачем исчезать. – Кузен чуть поклонился, протягивая руку к коляске, и Роуз неохотно пошла. Она понимала, что возвращаться в одиночестве к гостинице по улицам Александрии – не выход. Это вам не тихая деревня, где даже собаки всех знают.

Теперь ничто больше не радовало – ни поездка в открытом экипаже по улицам экзотического города, ни общество джентльмена, который сидел напротив. Некоторое время ехали молча, и Роуз не смотрела на Александра, а тот, то ли не желая навязываться, то ли измышляя очередную ложь, постукивал пальцами по обивке сиденья. Роуз не видела, но чувствовала это движение пальцев, как барабанную дробь на площади перед повешением.

– Вы мне, конечно же, не поверите, если я скажу, что я не лорд Уэйнрайт? – негромко поинтересовался Александр наконец.

Роуз сердито на него глянула и ответила сухо:

– Это бессмысленно.

– Конечно. После сцены у Ахмеда… – Он умолк и выдержал длинную паузу, прежде чем продолжить: – Вы сейчас очень сердиты на меня, я понимаю. И еще знаю, что должен вам по меньшей мере объяснение. Но не годится разговаривать второпях. Сейчас я отвезу вас в гостиницу, а завтра утром приглашу на завтрак, и мы побеседуем.

– Вы так виртуозно скрывались от нас, кузен Александр, – заметила Роуз. – Вы не любите Англию и не жаждете управлять своими владениями. Кто поручится, что вы завтра еще будете здесь?

– Я даю вам слово джентльмена.

– Ха!

– Ха? – переспросил он заинтересованно. – Так вы сказали? Отлично. Роуз, поверьте мне в последний раз: я буду ждать вас в десять утра у гостиницы. Я знаю, вы встаете рано. Мы отправимся куда-нибудь, и я объяснюсь.

– Я вам не верю, – с отвращением проговорила она, – только это не имеет значения, не так ли? Я ведь не смогу удержать вас силой или как-то заставить?

– Вот именно, – согласился лорд Уэйнрайт.

– Вы, оказывается, недобрый человек, кузен Александр.

– Я предпочел бы, чтоб вы продолжали называть меня Джеймсом, – произнес он, не обратив никакого внимания на «недоброго человека». – Я гораздо больше люблю это имя, и вы уже привыкли называть меня так.

– Я могу и отвыкнуть, лорд Уэйнрайт.

– Официально общаться нам ни к чему, – мягко заметил он. – Все-таки мы… родственники.

– Весьма отдаленные, – отрезала Роуз. – И я видела вас два раза в жизни… до этой поездки.

Экипаж остановился у освещенных дверей гостиницы. Роуз подумала, что уже поздно и миссис Браун, наверное, волнуется.

– Завтра в десять я буду ждать вас тут, внизу, – повторил Александр… Джеймс, черт побери все на свете! – Хорошей вам ночи, леди Шелдон.

Не ответив, Роуз выбралась из коляски и решительно зашагала к крыльцу.

Миссис Браун не волновалась, но сразу почуяла неладное.

– Что-то произошло, миледи?

– Он обманщик! – Роуз сорвала шляпку с волос так, что посыпались шпильки, с хвойным шорохом разлетевшиеся по полу. – Его зовут не Джеймс Рамзи! Это мой кузен Александр!

Миссис Браун замерла, как жена Лота.

– Лорд Уэйнрайт? – проговорила она, не веря своим ушам. – Но… но…

– Он водил нас за нос все это время. – Роуз с размаху опустилась в кресло, и пышные юбки тягостно вздохнули. – Он представляется мистером Рамзи, видимо, чтобы к нему не имелось лишних вопросов. Но когда я представилась, когда мы говорили впервые, он мог бы сознаться!

– Зачем же он обманул?..

– Я не знаю. – Роуз покачала головой. Давно уже не доводилось ощущать себя такой глупой! Глупой и обманутой в лучших чувствах. Ведь Роуз решила, что мистер Рамзи просто стесняется рассказывать о прошлом или ему больно, и он настолько оказался интересен сам по себе, что прошлое как бы не имело значения! Ни оно, ни происхождение. Но это мираж. Прошлое имеет силу всегда, если оно настолько… значимое. Именно оно делает нас теми, кто мы есть.

– И как вы намерены поступить? – задала вполне практичный вопрос миссис Браун.

– Завтра утром он обещает объясниться. А затем мы возьмем билеты на пароход до Англии. Все закончится быстрее, чем я думала. – Роуз устало провела ладонью по лбу. – Может, это и к лучшему. Мы возвратимся в Холидэй-Корт, я выполню свой долг перед бабушкой и отправлюсь в Россию, а кузен Александр пусть принимает титул, владения, внимание общества – все, что он так ненавидит! Это будет ему хорошим уроком.

– Вы говорите не по-христиански, – осудила ее миссис Браун.

– Да, да, я знаю! Но мне не хочется даже думать о том, что он обманывал меня столько дней. И как я не догадалась?

– Вы не могли, миледи. Вы не знали, как он выглядит. – Миссис Браун умела находить нужные слова, когда требовалось успокоить свою госпожу. – Я надеюсь, что он даст разумное объяснение собственному поведению. Мне нужно отправиться завтра с вами.

– Нет, – возразила Роуз, – я буду завтракать с ним одна. Простите меня, миссис Браун! Возможно, при вас он решит снова солгать, а я должна иметь свободу действий, чтобы вывести его на чистую воду.

Миссис Браун вдруг улыбнулась.

– Иногда вы говорите, как авантюристка, миледи.

– Я и есть авантюристка. – Роуз встала, и юбки вздохнули снова. – Хочу, чтобы этот день поскорее закончился. Я ложусь спать.

…Позже, когда уже все огни погасли и темная восточная ночь лезла в щели, наполняя комнату вязкой чернотой, Роуз лежала без сна и думала. Она вспоминала все то время, что провела в обществе мистера Джеймса Рамзи, и свою радость от разговоров с ним, и робкие надежды. Как умело кузен взрастил их сегодня и как жестоко растоптал!

– Лучше сейчас, – прошептала Роуз. – Сейчас в нем разочароваться. Позже могло быть больнее.

Но боль жалила и теперь.

Утром показалось, будто все вчерашнее – сон, и Роуз тешила себя надеждой, что обманулась, пока в десять не спустилась вниз.

Джеймс ждал ее – в том самом белом костюме, в котором Роуз увидела его впервые на причале в Лиссабоне, в блестящих, как зеркало, сапогах и неизменной залихватской шляпе. Выглядел он так привычно и так… достойно доверия, что Роуз заколебалась. Может, и вправду…

Нет.

Она слишком взрослая, дабы позволять себе жизнь в иллюзиях.

– Кузен Александр, – сухо приветствовала она его.

– Мы ведь договорились, что вы будете называть меня Джеймсом. Доброе утро, кузина.

– Все наши договоренности имели смысл, пока я не знала, что вы мне лжете.

– Уступите мне хотя бы в такой малости.

– Это единственное, на что я могу пойти. – Роуз надоело с ним спорить.

– Вы превосходно выглядите.

Она и вправду выглядела прекрасно – в голубом утреннем платье, свежая, несмотря на полубессонную ночь. Роуз не знала, отчаиваться или радоваться, что ее тело так устроено – перипетии судьбы редко оставляли отпечаток на ее внешности. Никакой смертельной бледности, синих теней под глазами или же нюхательных солей в сумочке. Роуз была на редкость здоровой и крепкой женщиной, и хотя сейчас ей хотелось бы, чтобы Джеймс видел, как сильно€ нанесенное ей оскорбление, выглядела она по-прежнему замечательно. Увы.

Ничего не ответив на комплимент, Роуз прошла мимо кузена к уже знакомой коляске.

– Так это ваш экипаж, а не какого-то друга?

– Мой, – сознался Джеймс.

– Как мило.

Выразив тоном то, что леди не может выражать грубыми словами, Роуз села в коляску; Джеймс забрался следом за ней, и экипаж бодро покатил по улице. Утренняя жизнь Александрии крутилась вокруг, как вода в воронке. Однако сегодня Роуз было не до наблюдений.

– Куда мы едем?

– В один небольшой ресторан, его держит француз, и кухня там более… привычная. Там столики стоят во дворе, и цветут розовые кусты. Не бывали?

– Нет.

Больше за всю дорогу оба не проронили ни слова. Когда коляска остановилась, Джеймс помог Роуз выйти и тут же отпустил ее руку – словно понимал, что рассерженная кузина предложение официально сопроводить ее к столу все равно не примет.

Ресторан оказался мил, и в другое время Роуз искренне порадовалась бы, что открыла для себя в Александрии еще одно приличное заведение. Здесь было много людей, все – одетые весьма прилично, почти все – европейцы, и свободный стол нашелся только один, да и тот, как выяснилось, кузен заказал еще вчера вечером. Роуз села и огляделась: нет ни одного знакомого лица. Это к лучшему, не стоит устраивать скандал перед знакомыми. Впрочем, Роуз сомневалась, что будет скандал. За ночь она успела свыкнуться с мыслью о том, что кузен ее обманывал, и теперь собиралась держаться, как леди должна в подобных ситуациях: холодно и отстраненно.

Столики и вправду стояли в довольно просторном дворе, окруженном старыми каменными стенами, увитыми ползучими розами. Их запах был настолько сильным, что через несколько минут Роуз перестала его замечать. Она не очень любила этот цветок, крепко связанный с ее уменьшительным именем, – слишком уж многие джентльмены делали ей банальные комплименты, уверяя, что цветы перед нею меркнут. А вот Джеймс такого не сказал ни разу.

Не годится больше думать о Джеймсе как о новом друге. Отныне и навек Роуз станет думать о нем как о кузене Александре.

Им подали напитки и закуски, и, лишь когда официант отошел, Джеймс заговорил:

– Вы очень рассердились на меня?

– Вы сильно меня обидели, – произнесла Роуз, глядя в его лицо – ничуть не изменившееся, и это казалось странным. Как будто лжец должен носить особое клеймо, которое позволит безошибочно выделить обманщика из толпы. К сожалению, обманщики потому и остаются таковыми: их тяжело поймать.

– Понимаю, – согласился Джеймс. – Леди Каррингтон не знала, что иногда я путешествую под другим именем.

– Почему вы не представились сразу? – спросила его Роуз напрямую. – Вы не обязаны были исповедоваться перед всеми в кают-компании на «Святой Анне», но уж мне-то могли сказать! Особенно когда я поведала вам, что вы унаследовали титул графа Дарема.

Джеймс долго молчал, крутил в руке серебряную ложечку, и сегодня его привычка не забавляла, а раздражала.

– Вы ведь понимаете, что это непростое решение, – заговорил он наконец. – Стать пэром Англии! Навсегда отказаться от того, что ты любишь, дабы просиживать штаны в душных залах, в обществе стариков, которые только и думают, как бы урвать кусок пожирнее!

– Именно так вы представляете себе английскую политику? – спросила Роуз насмешливо.

– Я вообще не хочу ее себе представлять. – Он, кажется, разозлился. – Я уже давно уехал из Англии, милая леди, и терпеть не могу туда возвращаться.

– О, вы это демонстрировали своим родственникам много лет! – согласилась она. – И если мне, которая вас не знает, все равно, то моя бабушка, представьте себе, вас любит. Она приняла вашего отца как родного, и поверьте, вы дороги ей! Бабушка хранит ваши письма и часто говорит о вас. Даже если вы так ненавидите Англию, неужели нельзя было поступать по совести и писать чаще?

– Я не люблю писать письма.

– Я поняла, милорд.

– Миледи! – Джеймс, видимо, справился с раздражением и широко ей улыбнулся. – Когда вы злитесь, то хороши невероятно.

– Так говорят мужчины, чтобы увести разговор в сторону. Продолжите свою исповедь, кузен. Вы остановились на том, что не желаете быть пэром Англии.

– Не желаю, и не вижу в том ничего странного. Это не моя жизнь, и я никогда к ней не стремился. Пустая награда. С удовольствием отдам ее любому желающему.

– Вряд ли это возможно.

– Отказ от титула? Возможно.

– Александр, – сказала она, смешавшись, – но честь семьи…

– У нашей семьи недостаточно чести? – уточнил он. – В чем вы ее измеряете? В фунтах? И скольких не хватает?

– Вы можете язвить сколько угодно, но это не меняет ситуации, – отчеканила Роуз. – До меня вам, конечно же, дела нет, но подумайте о бабушке. Она, знаете ли, обрадовалась, так как решила, что теперь вы станете чаще бывать дома. Ведь Холидэй-Корт – ваш дом, и вас там всегда ждут.

– Я никак не могу назвать место, в котором мне не хочется жить, домом! К тому же, я давно вышел из младенческого возраста, чтобы цепляться за бабушкину юбку и слушать, как надо мною квохчут, словно над несмышленым цыпленком.

– Вы точно не об Эмме говорите, кузен! Вы что, забыли, какая она?!

– Да! – рявкнул Джеймс. – Забыл!

– Боже, – пробормотала Роуз, – и как вы могли показаться мне хорошим человеком?

– А я и есть хороший человек, – произнес он. – Хороший, но запутавшийся. Еще никогда мое чувство долга перед семьей, по правде сказать, изрядно заржавевшее, не вступало в конфликт с ценностями всей моей жизни. Как бы вы поступили на моем месте?

– Я бы выполнила долг, – ответила она мгновенно.

Понимание отразилось на его лице.

– Вы так и сделали, верно? Уже сделали?

– Я не хочу говорить об этом. – Роуз заметила, что мучает салфетку, и усилием воли заставила себя отпустить на волю комочек ткани.

– Хорошо, не будем, – согласился Джеймс подозрительно быстро, – но вы не я, к тому же вы женщина. Женщины изначально более подвержены влиянию традиций, не так ли? Несмотря на то, что и вы, и я любим путешествовать, на привязанности мы смотрим по-разному. Придется с этим смириться, Роуз.

– Я готова смириться с чем угодно, если вы отправитесь в Англию, как просила бабушка.

– Вас с нею никак не отговорить?

– Нет, Джеймс. Вам, наверное, кажется, что это все шутка – титул…

– Мне, – холодно перебил он, – не кажется ничего в таком роде. Наоборот, я отношусь к сему подарку судьбы… убийственно серьезно. Вы не понимаете, что это значит для меня, и не поймете.

– Думаете, я не способна?

– Вы просто совсем ничего не знаете, Роуз.

Разговор становился бессмысленным. Она не хотела часами беседовать о тонкой натуре кузена Александра, который упорно просил именовать его Джеймсом и вел себя, как некий Джеймс Рамзи, никакого отношения к семье Роуз не имеющий. Словно он… забыл все, что их связывало.

Конечно, ему неприятно вспоминать. Бабушка говорила, что родителей он так и не простил, хотя вряд ли случившееся с ними можно назвать иначе, чем итог несчастливой судьбы. Но при чем тут титул графа Дарема? И кто мешает сделаться высокопоставленным бездельником, некоторое время проводить в Лондоне, исполняя обязанности, а затем отправляться навстречу морской синеве и ветру – если уж так хочется, если не сидится на месте?

– Почему вы меня обманули? – негромко спросила Роуз, и Джеймс, кажется, растерялся на мгновение. – Вы собирались открыть мне свое имя – или нет?

По тому, как он промедлил, стало ясно: скорее всего, не собирался.

– Вы ведь джентльмен, кузен, или являлись им когда-то. Неужели такой поступок кажется вам нормальным?

– Хватит меня стыдить, Роуз! – Он уронил ложечку на стол и взялся за свою салфетку. – Я уже понял, что не прав. Я и раньше знал, что не прав. Разве это меняет дело?

– Для вас, видимо, нет.

– Я не во всем лгал, только не сказал, кто я на самом деле. Я… хотел бы не быть этим человеком, Александром, лордом Уэйнрайтом. Но уже не получится, верно? А значит, и вам, и мне придется смириться с этим. Если вы будете поминать мой обман каждую минуту, разговора у нас не выйдет.

– Даже извиниться передо мною не хотите? – спросила Роуз тихо. Ей становилось все тяжелее и горше. Как она могла ошибиться, она уже поняла; но как она могла ошибиться настолько?

– А вы примете мои извинения? – ответил Джеймс вопросом на вопрос. – Примете и поверите им? Вряд ли. Сейчас вы меня считаете беспринципным лгуном. Значит, извиняясь, я снова могу солгать. Вы не получите никакого удовольствия от моих извинений, а потому сразу я не стану их приносить. Отложим это, Роуз, согласны? Когда вы снова сможете доверять мне, я извинюсь перед вами так, что вы не будете сомневаться: я действительно сожалею.

– Доверять? Вам? – произнесла она с плохо скрываемым презрением. – О чем вы говорите, кузен? Я не собираюсь искать пути, которые вновь приведут к доверию. Да и не настолько я вам верила.

– Вы меня обманываете сейчас, – сказал Джеймс и улыбнулся.

– Я думала, вы мой друг, – тихо произнесла Роуз, – но теперь с этим покончено.

Он помрачнел, собирался что-то сказать, и в этот миг мир вокруг вспыхнул.