Текст книги "Граница восприятия"

Да, наивно, но в те времена я полагал, что лучше, если удар падёт на меня, но обойдёт сестру. Как крепость – моя половина была более защищённой, поэтому не боялась принимать неприятеля. Наверное, так и должно быть, впрочем, тогда я делал так только потому, что считал нужным. Сестра тоже признавала мой выбор, хотя внешне никогда не позволяла себе проявлять подобное.

Доверие… Ничего подобного – намного больше. У меня и мыслей никогда не бывало, что я могу неожиданно оказаться «за бортом». Спина к спине, плечом к плечу. Взаимодополнение, делавшее невозможным победить нас вдвоём, в то время, как по одиночке труда особого не требовалось. Увы, тогда я готов был за неё заступиться.

Может быть поэтому и решил не позволять ей узнавать?

Вполне вероятно – я совсем не помню многое из того года.

Упустил… упустил…

Начитавшись порядком, я понимал, что теперь моя сестра – лишь призрак прошлого. И в том, по большей части, имелась моя вина. Как я не понял, что пытаться уберечь – затея глупая. Она и так обо всём знает. Я ведь тоже почувствовал тот удар на себе. Ужасно, когда в один миг теряешь часть себя. В её же положении не было ничего более простого. У меня, хотя бы, есть возможность, кого или что обвинить. А она… Она заполнила пустоту тем, чем считала нужным… В то время, как я становился самодостаточным, она – зависимой, ищущей замену потере.

Я не раз подмечал, что поведение её не соответствует понятию «адекватное», но не придавал этому значение. Хотя нет, вернее, не желал замечать перемен. Тогда бы пришлось признать своё поражение, что совсем неприятное дело. Иногда она просто становилась другой, вот и всё. Затуманенный взгляд, отсутствующий вид. Удивительно, но мне не разу не удалось увидеть, как она злится, радуется или плачет – совершенно ничего. Полное равнодушие. Когда-то меня это успокаивало.

Многое ли ты отдашь, чтобы снова увидеть её такой, как раньше? Или же это невозможно?

Конечно нет. Время повернуть вспять невозможно, невозможно сделать и так, чтобы мы вновь стали детьми. В таком случае, не проще ли снова не обращать внимания, решая проблемы исключительно по мере крайней необходимости?

Я бы мог попробовать сопоставить пользу и выгоду потерям, но делать этого не стал. Даже если бы мне и удалось уравновесить чаши весов с всём тем, что сделала хорошего для меня сестра с тем, что предстоит потерять, то ничего бы это не изменило. Мне просто не хотелось прилагать усилия, вернее… Это всё равно, что завести разговор с соседом, которого не разу в жизни не встречал – сам не сделаешь, пока не приспичит окончательно. Так же и здесь. Я считал многое потерянным, на восстановление чего не хватило бы слов.

Хлопнула входная дверь. Хотя хлопок был слышен лишь мне – не было проблем с тем, чтобы оценивать состояние отца по одним только звукам. И то, что я различил, оказалось спасением, позволившим мне прекратить обсуждение вопроса о находящейся через стенку девушке.

Сколько бы раз я не говорил, что не стану делать того, в чём точно не уверен, он не терял надежды поломать мои принципы. В ход шло всякое, начиная от уловок и кончая самым грубым давлением с элементами угроз. Но, поскольку кроме как с помощью слов повлиять отец на меня не мог, то волноваться было не о чём.

Зайти в комнату он не мог, поскольку в нашей среде не свойственно нарушать чужие границы, к тому же, так только можно разозлить, нежели добиться расположения.

Чтобы разрушить любые предпосылки, я решил выйти на нейтральное пространство. Как и предполагалось, сегодня метод воздействия – прямая угроза.

–Завтра ты в школу не идёшь.

–Это мне решать.

Он притворился, что не услышал меня, но кулаки всё равно сжал. Пригласил рукой к столу, на что я ответил его же методами.

Я по-быстрому прикинул, кто находится в более выгодной позиции, в случае более серьёзной конфронтации. Остался недоволен результатом, передвинулся с зону, более свободную для манёвров.

Мои глаза нашарили бесхозную шариковую ручку, прикинули, сколько времени понадобится, чтобы воспользоваться ею. Оценили её стойкость на изгиб и среднюю жёсткость.

–Я предупреждал, что не стану с этим связываться, даже при условии похищения. А если ты взял на себя такое дело, то я тут не при чём.

–Откуда?..

–Догадаться несложно. Говорил же, то, что связанно с детьми и с противоположным полом – даже не вздумать предлагать.

–Ты хоть понимаешь!..

–С каких это пор твои стали моими проблемами? Это всё?

–Да.

Я не ответил. Он промолчал, после чего встал и ушёл, захватив телефон. Старой школе – устаревшие технологии. В скором времени он должен будет снова уйти, из-за чего я вновь останусь в плавающем положении.

А разговор с сестрой откладывался.

Начало конца

–Не вышло, значит… Какой дерзкий… Что ж, пойдём по-другому.

–Ты имеешь в виду…

–Да, теперь вам предстоит проделать то же самое, только с ней.

–Ладно, но к спеху ли это?

–В каком плане?

–Ну я… в смысле, что… в общем, не стоит ли повременить?

–Зачем?

–Ну, чтобы немного поутихло там… Не нравится мне это…

–А тебя никто и не спрашивает. Ты обязан делать, но не задавать тупые вопросы.

–Хорошо-хорошо…

–Удачи.

Разговор закончился. Мужчина вальяжно расположился в чужой квартире, явно давая понять кто тут главный и ощущая себя полноценным королём ситуации. Он был почти что рад случившемуся – интуиция подсказывала, что выгода от подобного только возрастёт.

Мысли вернулись на круги свои. Первое, что он сделает с полученным выкупом, второе, как поступит после этого. Безопасность его не волновала. Всё равно работают другие – не он. Да и к тому же, кто осмелится поднять на него руку? Кто к нам с мечом придёт, тот с ним и уйдёт, как говорится… А причастность доказать навряд ли получится. Он ведь не такой лох, как остальные.

Чертовски повезло надыбать такую редкостную клушу. Меньше чем за неделю сработало. Она ж, вроде как богатенькая, раз с лёгкостью позволила себе купить. Неужели родители совсем не замечают, чем занимается их дочь? Тем для меня лучше. Проше простого…

Жалко только, что деньги уже не находили у него реализации. Всё, что хотел – у его ног, всё, что мог пожелать – стоило лишь наклониться и поднять. Конечно, процентов тридцать он отдаст, как и договаривались, тем парням из школы, за разведку и за то, что помогли познакомиться с ней, но остальное – только его…

Чего ещё можно хотеть? Он уже удалил все данные о девушке, сделав так, чтобы она никак не смогла его достать, после чего окончательно расслабился. Оставалось только ждать, когда рыбка сама клюнет.

Да и как она пройдёт мимо, коль такая семейка… Не зря же слухи о ней бродят.

Надеюсь, недолго ещё ждать…

Он считал себя в каком-то роде джентльменом в том плане, что не давал жертвам сильно привязываться, пользуясь одним и тем же неизменным сценарием. Подобно блиц-крику – быстро и эффективно. Собственно говоря, только этим он и мог заниматься. С его образованием на достойную работу не возьмут. Вернее, может быть и возьмут, но вот его она точно не устроит. Не для него это работать.

Ха, даже не пришлось притворяться, что не безработный. Надо же, сразу подметила… Но почему тогда не отвернулась? В прошлый раз именно так и получилось… Да какая разница? Главное, чтоб не особо воняла, как некоторые.

Преисполненный чувства успеха и радости от жизни и удачно проделанной работы, двадцатилетний мужчина хотел поделиться с кем-то собственной радостью, но, поскольку таких не было и быть не могло, ибо непременно помешало работе, то вариантов особо и не было.

Ещё раз прокрутив картинку приятного будущего, человек включил компьютер.

Пора искать кого-то другого. Ох, и нелёгкая же это нынче задача…

Ненавижу воскресение. Каждое наступление последнего дня недели отдаётся необходимостью где-то провести примерно двенадцать часов. Но также часто встаёт и вопрос где именно это сделать.

Оставаться дома – верная смерть, причём долгая и мучительная, школа не работает, а хозяин кондитерской наотрез отказывается открывать лавку в выходной, неоднозначно указывая на свой преклонный, не располагающей к сверхурочным возраст. Иначе говоря, каждый раз мне приходилось искать себе место. И каждый раз поиск останавливался на одном и том же варианте.

Проснулась я рано. Выполнила все необходимые домашние задания для уроков на завтра практически в два счёта, и примерно до полудня просидела дома, пока это было ещё возможно. Почувствовав, что ещё немного и начнётся, быстро оделась и вышла из дома.

Изнутри, или, лучше будет сказать снаружи, город, хоть и представлял из себя то, что называется каменными джунглями, он не давал возможности спрятаться. Везде было крайне людно. Особенно в выходные.

Парки, площади, улицы, да и те самые магазины, кои покупатель ни разу не посещал во время недели – всё забито под завязку. С другой стороны, зайти куда-либо тоже не представляется возможным – в нынешние времена любую помощь или предоставляемую возможность начали называть услугой. За услуги приходится платить, а такой возможности у меня как раз нет. К тому же, как только заходишь в магазин, пускай только для того, чтобы не оставаться на улице, ты перестаёшь быть человеком в глазах других. Так, например, навряд ли кто-либо из продавцов обрадуется бесцельному блужданию. Ведь ты – только потенциальный источник дохода и ничего более. Кому понравится, когда реальность не соответствует ожиданиям, или, что в разы хуже, меня могут посчитать фактором, отпугивающим покупателей.

Сам город по причине своих размеров представлял из себя некоторое объединение районов, где не было чётких границ, но разница ощущалась. Ядро – деловой округ. Не геометрический центр, но то место, где позволить себе находиться может далеко не каждый смертный. Вернее, позволить себе иметь повод там находиться могут лишь единицы. Не говоря уже о том, что по функции он был подобием информационного коммутатора. От него исходили приказы и распоряжения, в нём, скрывающимся в «стеклянных» небоскрёбах, принимались судьбоносные решения и разрабатывались новые концепции с планами на их реализацию. Там же концентрировалась и основные действия, называемые «жизнью»: торговля, банковское дело, коммерция, городское управление и тому подобные вещи. Конечно, он не мог выполнять столь масштабные функции один, но общая тенденция исходила именно оттуда.

Надо ли говорить, что для меня он был только в увиденных фотографиях и представлениях? Впрочем, желание там побывать отсутствовало. Навряд ли я могла бы выдержать такой плотности населения и сотен «исследующих» взглядов. Либо ты принадлежишь тому обществу, либо тебя оттуда выпнут – непреложный закон самого существования города. Ты должен быть там, где твоё место. И только. Моё, по этой логике – далеко за пределами центра.

Ядро, как и полагается в любой достаточно организованной системе, окружалось несколькими другими слоями. Каждый последующий характеризовался всё меньшим влиянием, но всё равно вносил в свой вклад. Тут уже помимо сугубо управленческой деятельности появлялись понятия «культурные объекты», усиленно давившие на формулировки единой концепции в архитектурном устройстве города, возникали торговые центры и просто развлекательные комплексы. Компании – производители средних размеров размещались именно здесь. Также, что очень часто происходило, эти места становились объектом непосредственного интереса туристов, ибо они охватывали те места, где раньше располагался «старый» город – нынешние остатки. Тоже не для меня.

Отсюда, из этого слоёного пирога, подобно тому, как от сердца расходятся сосуды, в разные стороны разбегались дороги. Они были своеобразными жилами, соединяющими ядро с рабочими органами – заводами и фабриками. Конечно, местные власти то и дело сталкивались с проблемой загрязнения городской среды выбросами, каждый раз ужесточая стандарты качества фильтрации и очистки, но никто ничего поделать не мог. По крайней мере потому, что перенести заводы уже невозможно, а когда их строили, никто и не предполагал, что город разрастётся до таких громадных размеров. В итоге, город поглотил вредоносные объекты. Такое положение вынудило местных жителей переселяться подальше, что и привело к возникновению множества сепарированных друг от друга «спальных» районов. Смысл их заключался лишь в том, чтобы людям было где проводить остатки свободного времени. Фактически же, чтобы добраться от одного места до другого требуется немерено часов, что поверх десяти и более продолжительного рабочего дня, оставляло как раз необходимые восемь для сна. В одном из таких я и жила.

Но даже здесь, казалось бы, там, где особых отличий быть не может, они, всё-таки, существовали. Дальше – хуже. Какой-то был новее, какой-то менее застроенный и давал выигрыш в свободе, какой-то был ближе остальных к центру и от того сокращал время на дорогу, а некоторые находились на грани того, чтобы быть снесёнными. Но вот только рука у властей не поднималась. Сначала по причине того, что придётся отстраивать здания заново, а это большие денежные расходы, на которых, конечно, можно было бы попилить на взятках и казнокрадстве нехилые состояния, но в любом случае такая головная боль, что браться никто не хотел, во-вторых потому, что характер местных жителей, прямо сказать, не позволил бы решить проблему переселения мирно – я уверенна, что почти каждый стал бы разбиваться в кровь, лишь бы вытребовать побольше. Для чего, если и так получаешь больше, чем теряешь? Естественно, о высоких моральных качествах таких судебных исков утверждать довольно сложно. Потому никому и не хотелось влезать в «проблемы» по уши.

Я жила в несовсем старом, но таком районе, который никому не нравился. Наверное, каждый житель подобных мест, во всяком случае в глубине души, так считает, но именно здесь оно было наиболее выраженно. Построенный во времена экономического подъёма, когда новые отрасли производства срочно нуждались в квалифицированных кадрах, он не был особо тщательно спроектирован. Вернее, мало кого тогда интересовала грамотная планировка. Ситуация выходила опасная, грозившая в скором времени задушить весь бум, потому и решения требовала срочного, бескомпромиссного. Лишь бы – лишь бы. Подешевле, по быстрее и по возможности проще. Так и получилось. Никого очевидные, если так можно выразиться, то дефекты, не смущали. Люди тоже хотели скорости.

Сначала здесь поселились, в большинстве своём, более-менее состоятельные семьи, но, как только появились первые следы развала конструкций и инфраструктуры, поддерживавшей необходимость в существовании района, общество тоже погрузилось в хаос. Часть заводов прекратили работу, изменив саму политику производства. Людей заняли машины. А общество… Не смогло оно выдержать натиска жадности? Цены падали и все старались рвать когти по мере возможностей, а те, кто их не имел, наоборот, приезжал сюда. Так и получилось, что в итоге…

Хотя, какой в подобных рассуждениях смысл? Ты и так знаешь, что получилось. Ты это видишь.

Я шла по коротким переулкам, под острыми углами врывавшимися друг в друга. Настроение было паршивое, поэтому проходить там, где в обычном порядке этого делать не стоит, мне было не страшно. По крайней мере до тех пор, пока не стемнело.

Ничтожная вероятность, что я кому-то вдруг понадоблюсь…

Нельзя сказать, что то место, где я была, совершенно непригодно для жизни. Если отбросить несущественные детали, то оно ничем не отличалось от десятков, а, может, и сотен подобных. Да, дома изрядно потрепались за долгие годы эксплуатации и местами встречались действительно сильно пострадавшие экземпляры, но дело было не только в них. Дело было ещё в людях.

Кучность, прилипающие вплотную друг к другу строения, из-за чего понять утро сейчас или вечер можно было только посмотрев на часы – в преобладающем числе случаев окна поглощали свет, а не заменяли необходимость в ламповом освещении, непрекращающаяся духота и шум, испарения – безусловно, постоянное воздействие подобного за весьма ограниченный отрезок времени вполне могло вывести даже самого спокойного и уравновешенного человека из себя.

Казалось, что улицы, мелкие переулки или даже полноценные дороги пересекались не под теми углами, а дома имели какую-то особую отвратительную геометрию и не тот цвет, но всё это лишь игра разума. Любой попадающий сюда начинает испытывать дискомфорт и неприязнь, однако мозг, в попытке объяснить такой непорядок, обращается не на те объекты.

Они обвиняют других… Одни утверждают, что виновато правительство, крупные корпорации и прочие «сильные мира сего», некоторые вовсе опускаются до частностей, называя конкретные имена и фамилии. Они говорят, что часто болеют из-за того завода, что имеет несчастье находиться рядом и, чисто гипотетически – считай очевидно точно – способен влиять на состояние окружающей среды. Я не стану утверждать, что он абсолютно безвреден, но это мелочи.

Взрослые мыслят по-другому. Не замечают очевидных вещей. Чуть-что сразу ищут виновных среди других, хотя мне доподлинно известно, что тут только их вина. От того для меня население делилось на три категории. Те, кто не имел возможности изменить жизнь, те, кого всё устраивало и, наконец, большинство недовольных, однако не желающих прилагать усилия в надежде на чудо. Третья группа превалировала повсюду.

Я долго пыталась найти ответ на вопрос почему именно так и пришла к выводу, что людям просто не повезло здесь оказаться вместе. Они потеряли смысл, начав искать его в алкоголе, наркотиках и прочих опасных способах оказаться по ту сторону реальности. С каждым днём ситуация ухудшалась, пока не достигла точки невозврата – именно в тот момент, когда неспособные бороться со своими желаниями возвели себя в ранг жертв обстоятельств, а остальные согласились, или решили, что не к чему «мараться», знакомая мне часть города стремительно рванула в пропасть.

Снаружи, конечно, ничего не заметно. Город как город, ничего особенного. Впрочем, только для невнимательного взгляда. Для взгляда, не желающего обращать на неприятности внимание. Без разницы, является ли причиной этого его неприспособленность, или же сопротивление со стороны самого обладателя органа чувств.

Днём положение держится в пределах разумного. Родители ещё не вернулись с работы, а дети, по теории не способны испортить впечатление. С наступлением темноты происходят незаметные, но разительные изменения. Их не видно со стороны, но, подобно метастазам от раковой опухоли, они повсюду. Напряжение скачком возрастает до надкритического уровня. Дома, в различных заведениях, в кругу «друзей» – почти каждый старается выместить свою злость на ком-то другом. Складывается такое ощущение, что даже лампы начинают светить ярче. Ведь это другие виноваты, что мне плохо? Кто-то запивает горечь алкоголем, кто-то получает удовольствие от демонстрации собственной силы, но есть и такие, кто молча смотрит и старается извлечь из этого выгоду, продавая востребованный товар. Как на рентгене не видно маленьких объектов до тех пор, пока они не соберутся в единое целое, так и «грязь» никогда не концентрировалась в одном месте, предпочитая расползаться по переулкам равномерно, тонким слоем.

Никто не замечает ненормальности, поскольку в лице их всё в порядке и очень даже подходит под общее положение – незачем менять. А до тех пор, пока кто-то считает, что так и должно быть, ничего не изменится.

Нет, здесь не изменится никогда и не при каких условиях.

Один издевается над другим, другой над третьим и так далее. Никто не замечает, кроме того, кто стоит последним в цепочки. Вот они и не выдерживают. Не могут не смотреть.

Бесполезно прятаться, бессмысленно убегать – где бы они не оказались, в какое общество не попали, если ты слаб, то будешь уничтожен. Хочешь жить, хочешь стать богатым и успешным – иди по головам и не оглядывайся назад, стань эгоистом и будешь счастлив.

Это неизбежно. Это их лейтмотив.

Мне почти никогда не приходилось покидать «свой» район. Поле «действий» ограничивалось, в основном, дорогой от школы до работы и от неё до «дома» тривиальное название которого сохраняется только благодаря самому помещению и технической документации на него. Однако, это не единственные места, куда я могла пойти.

Район широкой полосой соприкасался с океаном. Многочисленные порты, обустроенные набережные… Всё это не давало возможности жителям насладиться прекрасными морскими пейзажами, которых, в реальности-то и не было. Нефтяные и масляные пятна радужных оттенков, плавающие по воде, вонь несгоревшего в котлах мазута и прочего дешёвого топлива кораблей, запах гниющих водорослей и дохлой рыбы. Я готова была поклясться, что в гавани не осталось и намёка на флору или фауну за исключением крайне выносливых видов водорослей. Возможно оттого к берегу никто не ходил, стараясь, наоборот, избавиться от шума гудков.

Но если знать, куда идти…

Я ползу в сторону старой пристани. Проскальзываю, мимо очевидно людных мест, использую обходные маршруты – не хочется, чтобы хоть кто-то имел хотя бы ничтожную, но всё-таки возможность знать, где я буду. Конечно, думать о том, что кто-то соберётся за мной следить откровенно граничит либо с паранойей, либо с высокой степенью самолюбия, но так мне было на порядок спокойнее.

Старая пристань числилась в разряде разрушенных до неприемлемой степени с тех самых пор, как я увидела её впервые, но по какой-то причине от реконструкции отказались, решив возвести новую прямо поверх неё. Начали – через полгода или около того периода, когда я не могла здесь находиться, остановились. Бросили на полпути. Понаставили заградительных сооружений в виде четырёх бетонных конусов, соединённых в одну конструкцию, образующую в вершинах тетраэдр, чтобы набегающие в шторм волны не разрушали полог берега. На том и успокоились.

План же, вернее, идея, базировалась на крайне простых предположениях-наблюдениях. Как-то раз я решила, что только те, кто видит реальность насквозь, будут искать чего-то необычного в «стандартных» вещах. Поэтому никто не попытается спуститься немного с разбитого покрытия и обнаружить небольшую площадку, образовавшуюся от неправильного расположения «пирамид». Оно и верно. Неровный, остроугольный бетон пугает тем, что можно легко поскользнуться, упасть или ещё чего, когда на самом деле ничего опасного нет. Это лишь аналогия, только обобщение, иллюзия согласно которой, всё, что не ровно, не предназначено для ходьбы или представляет большую опасность для такого вида перемещения. А, поскольку большинство живут, используя лишь собственные предубеждения, то волноваться мне было совершенно не о чём.

Внимательно осмотрев местность больше по привычке, чем от необходимости, отработанными движениями спустилась на пару метров ниже, разместившись в знакомом до более месте.

До воды было достаточно далеко, но то, что во время сильных приливов и шторма вода затапливает жалкое подобие искусственной пещеры вместимостью в одного человека плюс половина от него, говорил периодический наплыв из появляющихся внезапно из ниоткуда бутылок и мусора во всевозможных комбинациях, который, естественно, никак не способен попасть другим путём, кроме как со стороны океана.

Я постаралась расположиться как можно удобнее, что сделать на столь твёрдой и «неправильной» по форме поверхности без содержимого взятого с собой рюкзака в виде средних размеров покрывала практически невозможно. Но не только из-за подстилки я приносила каждый раз с собой сумку. С неудобным положением можно было вполне без последствий и потерпеть, если с некоторой фиксированной частотой менять положение, однако от этого способ скоротать время не был бы проще.

Да, на людях я старалась казаться настолько погружённой в процесс обучения, чтобы они поверили, что ничего кроме учебных материалов меня ничего не интересует. Это было удобно. Когда никто не ожидает от тебя проявлений того, что принято называть «человеческими чувствами», то не способен и причинить боль используя лишь эту информацию. Для них ты – машина, следовательно, существуют только физические способы воздействия на тебя. Ну, может быть, ещё и парочка очевидных из разряда психологического давления, но не настолько сильными, насколько это вообще возможно. В какой-то мере, таким способом я минимизировала риск.

Конечно, выделение из общей массы на основании познаний в большинстве случаев карается, однако для меня это скромная плата дать – возможность для издевательства, однако защитив нечто куда более важное. Ведь что образует личность? Правильный ответ – воспоминания, знания и навыки.

Есть я, которую видят все. Ничем не выделяющаяся и не желающая это делать таким способом, что станет интересен окружающим и сквозь пелену завести, фальшивого презрения и отвращения они вынуждены будут признать своё поражение. Но есть та я, что существует только для себя самой. Никто никогда не должен узнать, что думает и знает она. Никто – основополагающее правило. Стоит его нарушить, и я исчезну. Останется только та самая несущественная оболочка.

Я, которая может чувствовать, которая имеет собственное мнение и даже желания. Что составляет её «ядро»? У обычного человека ядро – его мнения о мире. То, как он считает нужно поступать в определённых ситуациях и алгоритмы, позволяющие на них реагировать, то, как и чему его научили и то, что запретили делать. Однако… Моё ядро же состоит исключительно из фантазии. Это целый мир, подчинённый только мне. Он существует по моим правилам, поэтому если что-то в нём не соответствует желаниям, то первый обязательно изменится. Может и не сразу, но изменения последуют. Для него не существует преград.

Честно говоря, я всегда подозревала и продолжаю делать это до сих пор, что он не единственный, но в разы проще было представить, что он просто имеет несколько уровней. Как здание. Есть крыша – она существует недолго и постоянно меняется. Одна фантазия – одна крыша. Однако, когда крыша приобретает значительные формы, чётко отработанную систему взаимодействия между своими частями, когда она начинает содержать то, что способно повлиять, на то, каким я вижу мир, то происходит нечто незаметное для меня самой, но, впоследствии, когда изменение обнаруживается, то что-либо предпринимать оказывается бесполезно.

В фантазии всегда содержатся правила. Пускай на уровне желаний – это незначительная деталь. Желание становится всё более очевидным, спускаясь на нижние этажи и, наконец, достигая подвала, становится неискоренимым образом. Образом меня самой такой, какой я желаю себя видеть. Разрозненная конструкция, словно созданная из сотни отдельных частей, как высококачественная кукла ручной работы. Разрозненный, но не противоречащий, даже когда желания оказываются прямо противоположными. А конфликта не происходит по одному простому факту – мечтам никогда не осуществиться. Они существуют совместно, мои образы, олицетворяющие меня в будущем, будь то образ мирового злодея или спасителя – никто или, что более правильно, ничто из них не может быть притворено в жизнь. Мир мой не имеет правил – законы реальности, включая постулаты фундаментальных наук на него не действует.

Многие скажут, что это – лишь последствия работы детского воображения, которое слишком долго задержалось в голове, и они будут правы – у меня нет возможности отрицать, но я не могу от него отказаться. Да, этому образу не существовать в реальности, однако и исключить его из себя я не могу.

Тогда в чём смысл хранить бесполезную информацию?

В том, что это я. У меня ничего кроме этого искусственного и «бесполезного» образа нет. Я – лишь фантазия.

Каждый человек существует до тех пор, пока находит своё существование необходимым, пока способен уважать и ценить себя самого. Я не могу содержать материальные ценности в таком виде, в котором их может узнать кто-то кроме меня. Моя ценность – моё внутреннее ядро.

Последствия ли это ограничений, отдельных невозможностей, или малости накопленной информации о мире – я сделаю абсолютно всё, чтобы сохранить тайну в секрете и смогу доверить её другим только в том случае, если он/она в реальности будут отражением хотя бы одной из фантазий. Невозможно? Значит её никто и никогда не узнает.

Кто я «внутренняя»? – Всё зависит от настроения.

Погода стояла довольно солнечная и не собиралась ухудшаться. Поэтому сверхъестественного в сильном ветре со стороны прохладного океана не было. Что не могло не доставлять удовольствия, даже несмотря на то, что большая часть прохлады рассеивалась среди множества полостей в «отражателе волн» – так я назвала про себя никчёмное бетонное заграждение. По мне так название хорошо соответствуют назначению.

Впрочем, если просуммировать, настроение было отвратным и не было ни одного повода для него измениться.

Под ногами, судя по звуку в метрах двух от них, колыхалась вода. Волны были незначительными. Я бы сказала не совсем соответствующие силе ветра, но, вероятно, они просто не успели ещё до конца набрать силу. Так или иначе, звуки неспокойно булькающей воды, способной вызвать у неподготовленного человека дезориентацию насчёт собственного расположения меня не беспокоили.

В воздухе витал достаточно ощутимый запах гниющей рыбы, с горькой примесью вони от неизвестных по типу отбросов морепродуктов. Необычайно сильный, но не настолько, чтобы заставить меня уйти. Впрочем, такого не случалось – в городе тоже воняет, хотя нос этого и не замечает.

Наверное, сегодня привезли рыбу…

Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что не рыболовные тралы стали причиной неприятного запаха – нет ни одной реальной причины, чтобы именно сегодня выбросы были больше.

Наверное, холодное течение из глубин принесло…

Кстати, к чему всё это?

Мысли медленно терялись, и я не могла уже вспомнить, что привело к каким-то определённым размышлениям. Посмотрела на небо – нашла виновника. С самого детства мне по душе больше была пасмурная погода, вдвойне лучше сопровождающаяся осадками, но сегодня не было ни одного облачка. В такую погоду я не могла ничего делать – солнце не на секунду не отставало, продолжая давить на затылок даже в тени. Я ненавидела его за это – при таком раскладе фантазии не могли доставить удовольствие.

Интересно, почему?

Наверное, потому, что ни одна из них не радостная, а на месте действия – всегда дождь или сильный снегопад. Хочешь таким образом скрыться от глаз, чтобы под завесой воды не было видно?

Чем не повод…

Мне не было необходимости скрывать что-либо от себя самой. Я не видела в этом смысла. Есть что-то плохое, что может не понравиться остальным – ничего не поделаешь, это – ты. Скрывать следует от других, но не от себя. Поэтому я могла говорить с собой на любые темы. Вернее, я трезво оценила, что «отменила цензуру», поскольку сильно нуждалась в собеседнике, а говорить с собой и про себя – тоже не совсем нормально.