Текст книги "Диана. The Crown"

Гилби был знаком с Дианой с семнадцати лет, но более тесно они начали общаться после встречи на вечеринке, устроенной их общей знакомой Джулией Сэмюэль. Они проговорили до самой ночи о личной жизни: он – о неудачном романе, она – о трещавшем по швам браке. Один из их откровенных поздних телефонных разговоров позже был предан огласке, шокировав общественность. Так называемые кассеты Сквиджигейт продемонстрировали, что Гилби и принцесса были больше, чем друзьями. Однако летом 1989 года она была озабочена тем, чтобы вернуть собственного мужа и заставить его порвать с «хайгроувской компанией». Он вспоминает: «На карту была поставлена ее гордость. Было очевидно, что ее отвергал не только муж, но и весь королевский двор».

В то время на нее давили родственники с обеих сторон – собственной и королевской, уговаривая попытаться начать все сначала. Диана даже была согласна родить еще одного ребенка, чтобы восстановить семейный очаг. Однако ее оливковую ветвь мира встретили угрюмым безразличием, которое в итоге стало нормой в их отношениях. Временами волны гнева, разочарования, уязвленной гордости и чувства отверженности угрожали захлестнуть ее. Когда в 1990 году принц Чарльз восстанавливался после перелома правой руки, он жил в Хайгроуве или Балморале, где постоянным гостем была Камилла Паркер-Боулз. Диана же оставалась в Кенсингтонском дворце, нежеланная, нелюбимая и униженная. Она поделилась своими переживаниями с Гилби: «Джеймс, я сыта этим по горло. Если я позволю этим мыслям поглотить меня, то совсем упаду духом. Поэтому единственный выход – уйти с головой в работу. Если я буду сидеть без дела, я сойду с ума».

Как отметил общий друг, наблюдавший за постепенным отдалением королевской четы: «Вы не можете винить Диану за тот гнев, который она испытывает. Особенно когда ее супруг столько лет поддерживает отношения с другой женщиной. Их брак слишком давно разрушается, чтобы пытаться что-то наладить. Просто уже слишком поздно».

В начале 1990-х возродившаяся уверенность Дианы в себе, ее изменившиеся приоритеты в сочетании с грамотными советами притупили ее гнев в отношении Камиллы. Пока ее брак рассыпался на осколки, она начинала видеть в Камилле не столько угрозу, а скорее эффективный способ держать мужа подальше от своей жизни. Тем не менее были моменты, когда безразличие мужа глубоко оскорбляло ее. Диана не возразила, когда перед тем, как Чарльз сломал руку на поле для поло, Камилла и ее супруг провели вместе с ним отпуск в Турции, она также вытерпела стиснув зубы и регулярные визиты Камиллы в Балморал и Сандрингем. Когда Чарльз полетел на каникулы в Италию в 1991 году, Диане сообщили, что Камилла остановилась на соседней вилле, в нескольких минутах езды. По возвращении миссис Паркер-Боулз ясно дала понять, что не усматривает в этом ничего предосудительного. Во время редких семейных летних отпусков, когда принц, принцесса и их дети собирались на яхте греческого миллионера, Диана отмечала, что ее муж продолжал поддерживал связь с Камиллой по телефону.

Время от времени им приходится встречаться, но женщины, ставшие заложницами любовного треугольника, вечного как мир, не испытывают друг к другу симпатии. На светских мероприятиях они проявляют чудеса изобретательности, изо всех сил стараясь избегать друг друга. Диана выработала привычку быстро находить взглядом Камиллу среди гостей, а после наблюдать за ее поведением и отношением Чарльза. Когда у нее плохое настроение, она старается не смотреть в их сторону. «Это омерзительная игра на грани самоистязания», – поделился кто-то из ее друзей. Иногда Диане заранее сообщали о том, что Камилла будет среди приглашенных, как, например, за несколько дней до концерта в башне Солсберийского собора[146]146
  Солсберийский собор известен также как Кафедральный собор Пресвятой Девы Марии. – Прим. пер.


[Закрыть]. У нее было время излить негодование в разговоре с друзьями, поэтому в день мероприятия Диана могла наблюдать, как переглядываются ее муж с Камиллой, тихо посмеиваясь.

В декабре 1991 года эмоции, что она сдерживала все эти годы, вырвались наружу во время панихиды по Леоноре Нэтчбулл, шестилетней дочери лорда и леди Ромси: девочка скончалась от рака. Журналисты сфотографировали Диану, в слезах покидающую службу в Сент-Джеймском дворце. Она плакала не только от горя, но и от гнева. На панихиде присутствовали лишь родственники и ближайшие друзья убитой горем семьи, и Диана вышла из себя, увидев Камиллу Паркер-Боулз, едва знакомую с лордом и леди Ромси. О чем не откладывая сказала своему мужу, возвращаясь в лимузине обратно в Кенсингтонский дворец.

Принцесса была настолько расстроена, что даже не поздравила служащих Кенсингтонского дворца, которые как раз праздновали Рождество – вечеринка была уже в самом разгаре. Диана сразу уединилась в своих покоях. Заместитель личного секретаря принца и принцессы Уэльских Питер Уэстмакотт тактично направил добродушного телохранителя Кена Уорфа, чтобы тот успокоил подопечную.

Происшествие на поминальной службе вытолкнуло на поверхность все подспудно назревавшее негодование, вызванное отношением к ней королевского двора и фарсом в семейной жизни. Вскоре после этого в разговоре с близкими друзьями она вновь позволила выплеснуться гневу и возмущению. Диана ясно дала понять, что чувство долга велит ей исполнять свои обязанности как принцессы Уэльской, однако сложности в семейной жизни заставляют всерьез задуматься о дальнейшем пребывании в лоне монархической системы.

Среди обломков их семейной жизни все еще находились друзья, понимавшие, что ярость и ревность Дианы, которые она испытывала к своему мужу, были отражением ее самого сокровенного желания вернуть его. Впрочем, таковых было немного. Большинство друзей были настроены пессимистично. Уна Тоффоло заметила: «До прошлого года я питала невероятные надежды, сейчас же их не осталось вовсе. Разве что на чудо. Очень жаль, что эти два человека, которые могут столь многое дать миру, не могут при этом объединить усилия».

К подобному выводу пришла подруга Дианы, хорошо знакомая с историей их брака. По ее словам: «Если бы он приложил усилия в начале их семейной жизни, должным образом заботясь о своей жене, им было бы за что бороться. Однако теперь они прошли свою точку невозврата».

«Надежды больше нет», – все чаще повторяли друзья, говоря о совместной жизни принца и принцессы Уэльских. «Она преодолела все трудности, с которыми столкнулась в своей государственной и общественной деятельности, и возвела свой долг перед обществом в ранг изящного искусства, – вспоминала одна из ее подруг. – Однако она не может реализоваться как женщина, ведь их отношения с мужем испорчены. В этом суть проблемы». Вечные конфликты и подозрения в личной жизни неизбежно отражались на их общественной деятельности. Номинально принц и принцесса все еще были партнерами, в действительности же они действовали независимо друг от друга, напоминая скорее две конкурирующие фирмы. По рассказам одного из бывших придворных, «почти сразу приходится выбирать: либо ты на стороне принца, либо на стороне принцессы. Золотой середины нет. Существует некая мифическая грань, которую придворные могут пересечь раз или два. Нарушая линию фронта слишком часто, рискуешь выбыть из игры. В подобных условиях невозможно построить стабильную карьеру».

Какая уж тут карьера! На службе в Кенсингтонском дворце чиновники долго не задерживаются. В 1992 году неожиданно для всех подал в отставку Дэвид Арчибальд, финансовый директор принца Чарльза. По мнению коллег, он покинул пост, не выдержав атмосферы взаимного недоверия и зависти между двумя враждующими офисами. Как и прежде, принц Уэльский, которого называют «худшим боссом в Британии», возложил вину за произошедшее на свою жену. У Арчибальда был весомый повод умыть руки. Противостояние Чарльза и Дианы варьировалось от мелочного до жалкого. Так, однажды оба назначили выступления, затрагивающие серьезные вопросы, на один и тот же день: Чарльз планировал говорить об образовании, Диана же – о проблеме СПИДа. Один неизбежно отвлекал на себя часть аудитории другого, и так до бесконечности. Когда в 1991 году пара вернулась из совместной поездки в Канаду, принцесса написала множество благодарственных писем различным благотворительным и правительственным организациям, которые организовали эту поездку. Затем эти письма передали ее супругу, предполагая, что тот внесет дополнения от своего имени. Вместо этого принц просмотрел каждое письмо и везде повычеркивал местоимение «мы» и заменил его местоимением «я». И лишь тогда поставил свою подпись.

И это не было чем-то из ряда вон выходящим. В январе 1992 года принц распорядился направить букет цветов матери Терезе, которая восстанавливалась после сердечного приступа. При этом он приказал своему личному секретарю Ричарду Эйларду проследить, что цветы вручили именно от его имени, а не от имени обоих супругов. Впрочем, тут Диана обошла его на повороте – договорилась о личной встрече, ради которой полетела в Рим, навестить в больнице женщину, которой она так восхищалась. В ходе подготовки их совместной поездки в Индию в феврале 1992 года речь зашла о том, что Диане необходимо сосредоточиться на вопросах планирования семьи. «Думаю, мы поменяем вашу специализацию, переместив внимание с вопросов СПИДа на сферу планирования семьи», – отметил дипломат, которого впечатлило ее выступление в Пакистане во время предыдущего визита. Принц Чарльз же с досадой возразил, что сам намеревался выступить именно по этой проблеме. На что Диана посоветовала чиновникам не обращать внимания на «избалованного мальчишку». Как отметил один из ее ближайших друзей: «Пришло время, чтобы он начал видеть в ней ценность, а не угрозу, и принял ее как равного партнера. Но в настоящий момент в „придворном ведомстве“ ее практически никто не поддерживает».

Переговоры между супругами обычно проходили в атмосфере недоброжелательства и взаимных упреков. Поэтому принцесса, привыкшая к сдержанному безразличию, была искренне удивлена, когда Чарльз решил обсудить с ней один щекотливый вопрос. Речь шла о секретном расследовании в связи со злоупотреблением королевским именем среди сотрудников Кенсингтонского дворца. Кто-то из служащих использовал королевское имя и бумагу с дворцовым грифом для приобретения билетов в театр, скидок на одежду и получения иных привилегий. Данный вопрос требовал деликатного решения, и неудивительно, что принц обратился за помощью к жене. Диану же больше поразили его спокойный доверительный тон и редкий случай взаимодействия в спокойной обстановке.

Хотя их нормальное деловое взаимодействие было пропитано атмосферой интриг и соперничества, Диана все еще чувствовала ответственность перед супругом. Из-за тяжелого перелома руки и длительного восстановления, Чарльз вынужден был на некоторое время отойти от государственных и общественных дел, что породило множество самых нелепых слухов. И вот, возвращаясь к государственной службе, он решил разыграть репортеров и публику. Он поручил сотрудникам найти ему протез с крюком вместо ладони, чтобы он мог предстать перед публикой как настоящий капитан Крюк[147]147
  Капитан Джеймс Крюк – главный антагонист книги Джеймса Барри «Питер Пэн», капитан пиратов с острова Неверленд или Нетландия и заклятый враг Питера Пэна. Вместо правой руки у него железный крюк. – Прим. пер.


[Закрыть]. Придворные, обеспокоенные тем, что принц может выставить себя дураком, обратились к Диане. Она дала им мудрый совет: изготовить муляж руки, но затем «случайно потерять» незадолго до встречи. Так что, когда Чарльз приехал на встречу с медицинскими работниками на Харли-стрит в центре Лондона, которых собирался напугать железным крюком, выяснилось, что тот остался дома. Принц ворчал, а его сотрудники втайне радовались, что благодаря своевременному вмешательству Дианы удалось предотвратить сомнительную шутку.

Было бы ошибкой предполагать, что борьба между принцем и принцессой Уэльскими велась на равных условиях. Возможно, принцесса привлекала больше внимания прессы и общественности, однако в стенах дворца она напрямую зависела от доходов герцогства Корнуолл, и их контролировал ее муж. Это значило, что в вопросах содержания ее личного офиса Диана занимает более низкую ступеньку на королевской иерархической лестнице, и последнее слово остается за принцем Чарльзом. Последние слово по всем вопросам, начиная от ее участия в совещаниях по планированию совместных зарубежных турне до структуры ее офиса, оставалось за принцем Уэльским. В поисках средств для многочисленных благотворительных организаций и проектов Диана задумала основать Фонд принцессы Уэльской, однако муж отказался поддержать эту идею, полагая, что это может отнять престиж и денежные средства у его собственного Фонда принца Уэльского.

Во время кризиса в Персидском заливе Диана и ее золовка, принцесса Анна, независимо друг от друга пришли к идее посетить британские войска, дислоцированные в Саудовской Аравии, в зоне боевых действий.

Они планировали вылететь вместе и с нетерпением представляли, как, одетые в хаки, будут встречаться с рядовым солдатами и бесстрашно колесить по пустыне на танке. Их планам не суждено было осуществиться из-за вмешательства личного секретаря королевы сэра Роберта Феллоуза, который рассудил, что столь ответственную миссию целесообразно будет возложить на более высокопоставленного представителя королевской семьи. Поэтому в Персидский залив отправился принц Чарльз, в то время как принцессе Уэльской было поручено вспомогательное задание – отправиться в Германию, навестить жен и родственников военнослужащих.

Постоянное выпады и уколы в рабочих взаимоотношениях заставляли «конкурирующие фирмы» соблюдать строжайшую секретность при подготовке каждой операции. Диане приходится использовать всю свою хитрость, чтобы выудить информацию у сотрудников офиса мужа. Как накануне своего первого крупного сольного зарубежного турне в Пакистан в 1991 году. Она должна была остановиться в Омане, где принц Чарльз пытался добиться расположения султана ради выделения средств на финансирование архитектурного колледжа. Любопытная по натуре Диана хотела узнать больше, но понимала, что если напрямую обратится к принцу Чарльзу или его старшим советникам, то получит лишь расплывчатый ответ. Вместо этого она написала короткую записку личному секретарю принца Ричарду Эйларду и невинно поинтересовалась, есть ли что-то, о чем ей стоило бы знать, прежде чем остановиться в Омане. В результате принц был вынужден раскрыть свои карты, так как ее путешествие затрагивало официальные вопросы Министерства иностранных дел.

В этой атмосфере мрачной подозрительности секретность была необходимым и постоянным условием. Осторожность стала ее девизом. За каждым шагом следят чьи-то глаза, каждое неосторожное слово ловят чьи-то уши. Полицейские видеокамеры фиксируют лица приходящих к ней посетителей. Злые языки судачат, слухи распространяются с молниеносной скоростью. Вот почему, начав борьбу с нервной булимией, Диана прятала книги по медицине и психологии от посторонних глаз. Она не осмеливалась приносить домой книги по астрологии или читать сатирический журнал «Прайвит Ай» (Private Eye)[148]148
  «Частный детектив». – Прим. пер.


[Закрыть], где публикуются ехидные карикатуры на ее супруга, – все из опасения вызвать кривотолки. Телефон был ее спасательным кругом, и она проводила часы за болтовней с друзьями. «Простите за шум, я пыталась надеть свою диадему», – сказала она однажды смущенной подруге.

Она действительно чувствовала себя заложницей своей необычной судьбы, официального мифа о принцессе Уэльской и многочисленных табу, окружающих ее высокий титул. Ее друзья упоминают аббревиатуру POW[149]149
  POW – Prisoner of war – термин, использующийся в отношении военнопленных некомбатантов. – Прим. пер.


[Закрыть] – Princess of Wales – в значении «военнопленный». По правде говоря, приевшаяся жизнь в замкнутом пространстве придворного мира лишь усугубила ее подлинный страх – клаустрофобию. Диана осознала это в 1991 году, когда ее направили в Национальную клинику для сканирования всего тела из-за болей под лопаткой. Врачи подозревали, что причиной может быть доброкачественное новообразование на одном из позвонков, которое способно вызвать защемление нерва ниже лопатки. Как и многие пациенты, оказавшись внутри закрытого аппарата, она испытала такой ужас, что потребовалось прибегнуть к успокоительным. В результате процедура заняла два часа вместо планируемых пятнадцати минут.

Вместо благодарственных писем она начала отправлять ароматические свечи в ответ на подарок или услугу – из-за опасений, что ее записки, написанные из благих побуждений, попадут не в те руки. Собираясь в 1992 году в Австрию на горнолыжный курорт с детьми, она терзалась сомнениями, стоит ли приглашать майора Дэвида Уотерхауса. С одной стороны, она поддерживала его во время похорон его матери в январе и считала, что отпуск может помочь пережить потерю. С другой стороны, стоит им попасться на глаза папарацци, заработают злые языки, и неприятности будут и у Дэвида, и самой Дианы.

В итоге она так и не пригласила его, отправившись отдыхать в компании с Кэтрин Сомс и Дэвидом Линли. Несмотря на то, что дети доставляли ей невероятное счастье, она также знала, что они были для нее пропуском во внешний мир. Она могла водить их в театры, кино и парки, не вызывая негативной реакции со стороны средств массовой информации. Однако и тут можно попасть в неловкое положение. Однажды, когда она отправилась с принцем Гарри и компанией его друзей на мюзикл «Иосиф и его удивительный плащ снов»[150]150
  В оригинале Joseph and the Amazing Technicolor Dreamcoat – мюзикл 1968 года, создателями которого стали Эндрю Ллойд Уэббер и Тим Райс. Сюжет рассказывает библейскую историю Иосифа Прекрасного. – Прим. пер.


[Закрыть], принцессе во время антракта пришлось таиться у дверей мужского туалета, ожидая своих подопечных.

С огромной осторожностью ей приходилось вести светскую жизнь. Пока ее супруг мог наслаждаться своей частной жизнью, оставаясь незамеченным в течение многих лет, Диана с остротой и возмущением осознавала, что каждый раз, стоило засечь ее в компании постороннего мужчины, даже в самой невинной обстановке, газеты выходили с аршинными заголовками. Так было, когда она решила провести выходные в загородном доме родителей Филиппа Данна. Ей не давали проходу. В другой раз Диане пришлось отменить обед со своим другом Теренсом Стэмпом, потому что ей сообщили, что у его дома в Олбани устроили засаду папарацци.

Враги Дианы находились и среди придворных, которые наблюдали и оценивали каждый ее шаг. Даже тогда, когда Диана стала звездой королевского «передвижного цирка» и блестяще справлялась с порученной ролью на том или ином общественном мероприятии, среди уважаемых придворных находились суровые «продюсеры», которые маячили за кулисами, чтобы раскритиковать каждый ее промах. Однажды ее вместе с матерью пригласили на несколько дней в Италию. Антонио Пеццо, член семьи хозяев дома и симпатичный молодой человек, повсюду возил их, показывая гостьям местные достопримечательности. На прощание Диана в порыве чувств поцеловала гостеприимного итальянца в щеку. За этот жест спонтанной благодарности ей досталось суровое порицание. Столь же сурово ее отчитали за несколько теплых слов в адрес Джона Мейджора. Диана по-человечески посочувствовала новому премьер-министру, столкнувшемуся со многими трудностями во время Персидского кризиса. Однако личный секретарь королевы сэр Роберт Феллоуз рекомендовал ей впредь воздерживаться от политических комментариев.

За малейшим нарушением правил поведения и придворного регламента следовали претензии. Однажды после премьеры фильма с Лайзой Миннелли принцесса посетила банкет, где прекрасно провела время за беседой со звездой картины. Следующим же утром ей высказали, что принцессе Уэльской не подобает посещать вечеринки с актерами. Впрочем, сама Диана ни о чем не жалела. Она провела время за приятным общением с голливудской звездой, которая поведала о длинном и трудном жизненном пути. Трогательная и очень откровенная беседа двух женщин, испытавших в жизни много страданий, легла в основу их многолетней дружбы. Звезда Голливуда признавалась принцессе, что, когда падает духом, думает о Диане, и это помогает ей со всем справиться.

Неудивительно, что принцесса, в общем-то склонная верить людям, доверилась лишь очень немногим чиновникам «монархического ведомства». По утрам, возвращаясь из бассейна в Букингемском дворце, она сама вскрывала большую часть своей почты, чтобы из первых рук узнать, какого мнения о ней широкая публика. Так ей не приходилось полагаться на чиновничий фильтр. Эта тактика имеет ряд преимуществ. Так, ее тронуло письмо от отца, чей сын умирал от СПИДа. Незадолго до смерти молодой человек в последний раз просил принцессу Уэльскую навестить его. Его отец написал Диане в июне 1991-го, но без особой надежды на успех. Диана, прочитав эту просьбу, взялась за дело лично: умирающему направили приглашение в лондонский приют для больных СПИДом, который был в ведении благотворительного фонда «Маяк», куда она планировала нанести визит. Ее продуманное решение позволило выполнить предсмертное желание больного, избежав упреков в нарушении протокола. Вероятно, если бы это письмо прошло через руки сотрудников, семья получила бы сочувственный, но ни к чему не обязывающий ответ, написанный кем-то из фрейлин.

Ее недоверие к этим традиционным королевским помощницам, в обязанности которых входило сопровождать принцессу на общественных мероприятиях и выполнять административные задачи, было настолько велико, что она постепенно начала от них отказываться. Однажды Диана пригласила на должность помощницы свою старшую сестру Сару – та сопровождала принцессу во время официального визита в Будапешт в марте 1992 года. Иногда Диана брала так называемые выходные – дни, когда отправлялась по делам без свиты. Как отметил один из ее друзей: «У нее доходило до яростных споров с фрейлинами, в особенности с Энн Беквит-Смит, в прошлом ее личным секретарем. Ее раздражали постоянная опека и излишнее следование правилам протокола».

Она предпочла обращаться за советом к тем, кто уже не имел прямого отношения к монархической системе. Время от времени она звонила на домашний номер сэра Кристофера Эйри, генерал-майора, который после внезапной отставки с поста личного секретаря принца Чарльза в 1991 году переехал в свое поместье в Девон. Эйри был прекрасно осведомлен о закулисных махинациях системы, призванных направить деятельность принцессы в рамки официальной политики двора, и она прислушивалась к его советам. Время от времени Джимми Сэвил помогал исправлять ее публичный имидж, а Теренс Стэмп давал общие советы по составлению текстов для ее выступлений. Помимо этого она полагалась на узкий круг своих неофициальных советников, которые предпочитали сохранять анонимность, с ними же она обсуждала свои идеи и проблемы. Они оттачивали тексты ее выступлений, давали советы по щекотливым кадровым проблемам и помогали прогнозировать реакцию общественности.

Ее привлекали сторонние и критически настроенные умы, именно потому что она чувствовала себя чуждой по духу королевской системе. Как отметил Джеймс Гилби: «Она куда лучше ладит с людьми со стороны, чем с чиновниками, потому что последние всячески поддерживают идею, которая, по ее мнению, безнадежно устарела. Это естественный конфликт интересов. Они пытаются сохранить устои системы, она же стремится из нее выбраться». Ее астролог Феликс Лайл заметил: «Она обладает возвышенным духом и оптимизмом, которые легко сломить. Находясь во власти тех, кто обладает сильным характером, она пока что недостаточно уверена в себе, чтобы справиться с системой».

«Все королевские обязанности приводили ее в ужас, – подтверждала это мнение и одна из подруг. – Ей не позволяли поверить в себя, при этом не оказывая какой-либо поддержки». По мере того как возрастала ее уверенность, Диана приходила к убеждению, что в рамках существующих ограничений монархической системы она не сможет реализовать свой истинный потенциал. Она так и говорила своим друзьям: «Внутри этой системы ко мне относились как к чудачке. Мне казалось, что я недостаточно хороша. Сейчас, слава богу, я понимаю, что это нормально – быть не такой, как они».

Диана оказалась в двойственном положении: с одной стороны, обожание народа; с другой – сомнения и молчаливая зависть со стороны супруга и остальных членов его семьи. Весь мир считал, что она стряхнула пыль с короны дома Виндзоров, но для королевской семьи, из поколения в поколение пестующей ценности самоконтроля, соблюдения дистанции и традиций, она была чужачкой, слишком эмоциональной, тактильной, немного дерзкой и спонтанной. Королевскому семейству она кажется непредсказуемой и опасной: того и гляди сломает что-нибудь в чопорном мире традиций и реликвий, где все носят белые перчатки и кругом расставлены большие таблички «Руками не трогать!». Наученная горьким опытом, она не доверяла и не полагалась на членов королевской семьи. Она осознала, что узы крови важнее правды и справедливости. В результате она намеренно соблюдает дистанцию и не ищет сочувствия у свекра и свекрови: обходит стороной проблемы, избегает конфронтации и запирается в своей башне из слоновой кости[151]151
  Башня из слоновой кости – метафора из библейской Песни песней: «Шея твоя – как столп из слоновой кости». Заимствованное сравнение первоначально употреблялось как метафора красоты и непорочности. – Прим. пер.


[Закрыть]. То была палка о двух концах, поскольку она не смогла навести мосты, что существенно ослабляло ее позиции как в делах семейных, так и государственных. У нее было крайне мало союзников в королевской семье. «Я не вмешиваюсь в их дела, а они не вмешиваются в мои», – сказала она.

Она выросла в Норфолке и, хоть и любила Шотландию, атмосфера Балморала и Сандрингема полностью истощает ее дух и жизненные силы. Именно в дни этих традиционных семейных каникул учащались приступы булимии, и она использовала любые уловки, чтобы сбежать на несколько дней. Непоколебимое единство и сплоченность королевского дома – миф для непосвященных, а Диана знала, что в реальности находится за кулисами жизни двора. Интриги, распри и междоусобицы: современные монархи не так уж сильно отличаются от предыдущих правителей.

В то время сердцем королевской семьи являлась сплоченная и неразлучная троица: королева-мать и ее дочери, королева и принцесса Маргарет. Дуглас Кэй в своей книге о современной монархии проницательно заметил: «Стоит вычеркнуть одну из трех, и исчезнут все остальные». Отношения Дианы с этими тремя главенствующими особами складывались по-разному. Она проводила много времени в компании принцессы Маргарет, соседки по Кенсингтонскому дворцу. По признанию Дианы, именно она невероятно помогла ей освоиться в особой утонченной атмосфере королевских покоев. «Я всегда обожала Марго, – говорила она. – Я люблю ее безмерно, и с первого дня она была невероятно мила со мной».

Ее взаимоотношения с королевой-матерью были гораздо менее сердечными. По ее мнению, Кларенс-хаус, резиденция королевы-матери, является источником всех негативных высказываний о ней и ее матери. Она держится на безопасном расстоянии от этой очаровательной и милой старушки, а светские мероприятия, устраиваемые королевой-матерью, описывает как чопорные и чрезмерно официальные. В конце концов именно бабушка Дианы Рут, леди Фермой, фрейлина королевы-матери, свидетельствовала перед судом о неспособности собственной дочери заботиться о своих четырех детях. Ее мнение о Фрэнсис Шанд Кидд принял во внимание суд, а внутри распавшейся семьи Спенсер на многие годы поселились враждебность и обида. В то же время королева-мать, не питавшая симпатии ни к Диане, ни к ее матери, имеет огромное влияние на принца Уэльского. Между ними было безусловное взаимное обожание, не распространявшееся на Диану. «Королева-мать вбивает клин между Дианой и другими членами королевской семьи, – заметил один из друзей, – неудивительно, что она использует любые предлоги, чтобы избежать ее общества».

Взаимоотношения Дианы с королевой были гораздо более дружескими. Однако иначе и быть не могло: она – жена ее старшего сына и будущего монарха. В первые дни Диана попросту боялась своей свекрови. Она придерживалась формальных любезностей – каждый раз, встречаясь с королевой, приседала в глубоком реверансе, и в целом соблюдала дистанцию. Когда стало ясно, что семейная жизнь четы Уэльских не складывается, королева несколько раз беседовала с Дианой наедине. Во время этих нечастых и нервных tête-à-têtes королева пришла к выводу, что продолжающаяся булимия была причиной, а не последствием их семейного разлада.

Елизавета II также дала понять, что неудачный брак наследника стал поводом отодвинуть на неопределенный срок вопрос по поводу ее отречения от престола. Разумеется, для принца Чарльза это был болезненный удар. После обращения королевы к нации в канун Рождества 1991 года, когда Елизавета II заявила о намерении служить нации и Содружеству еще «ближайшие несколько лет», он не разговаривал со своей матерью в течение нескольких дней. Для человека, который всегда был почтительнейшим сыном, это молчание было крайним выражением его ярости. И вновь упреки посыпались на принцессу Уэльскую. Расхаживая по коридорам Сандрингема, принц жаловался на свой брак каждому, кто готов был его выслушать. Диана указала ему на то, что он уже отрекся от некоторых своих королевских полномочий в пользу братьев. В случае болезни или заграничной поездки правящего монарха некоторые церемониальные функции выполняют государственные советники, которыми могут быть пять членов королевской семьи в порядке престолонаследия. Чарльз передал свои права советника принцам Эндрю и Эдварду. «Если принц пренебрегает даже такими чисто формальными обязанностями, почему же мать должна доверить ему трон?» – не без ехидства спрашивала Диана.

Впрочем, в начале 1990-х между королевой и ее невесткой сложились более непринужденные и сердечные отношения. На одном из торжественных мероприятий принцесса чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы позволить себе пошутить о черной шляпке королевы. Она похвалила ее выбор, отметив, что черный цвет практичен, пригодится и на похоронах. В более серьезных беседах они обсуждали душевное состояние ее старшего сына. Порой королева находила, что его жизнь не имеет определенной цели, а некоторые его поступки – странные и непоследовательные. Не ускользнуло от ее внимания и то, что он был столь же несчастлив, сколь и его жена.

И хотя монархия, частью которой теперь являлась Диана, казалась ей обветшалым институтом, она испытывала глубокое уважение к королеве и ее манере правления. В действительности, как бы она ни хотела разорвать отношения с мужем, в разговорах с королевой Диана подчеркивала: «Я никогда вас не подведу». Душным июльским днем 1991 года, готовясь к мероприятию на открытом воздухе, Диана отказалась от предложения подруги взять с собой веер. «Я не могу этого сделать, – сказала она, – моя свекровь будет там, одетая по всем правилам, с дамской сумочкой, в перчатках, чулках и туфлях». То было выражение восхищения: королева всегда и в любых обстоятельствах, какими бы трудными они ни были, сохраняла полное самообладание.