Текст книги "Диана. The Crown"

Не менее важными, чем их личная химия, были отношения Доди с юными принцами. Он арендовал дискотечный зал на две ночи, чтобы Диана и ее дети могли потанцевать наедине, а те, кто видел его с Уильямом и Гарри в бистро «Ла Ренессанс» в Сен-Тропе, заметили, что мальчики чувствовали себя непринужденно в его компании. Позже они все отправились в парк развлечений, где катались на автодроме.

К этому времени все формальности и дистанция, которые характеризовали их отношения в первые пару совместных дней, сменились улыбчивой близостью: пара общалась дружелюбно и легко. «Они были расслаблены, обменивались понимающими взглядами и, очевидно, чувствовали себя комфортно вместе», – заметил один из членов экипажа. Вердикт Дианы перед отлетом в Милан, чтобы присоединиться к Элтону Джону и другим знаменитостям на похоронах Джанни Версаче, был простым и прямым: «Это были лучшие каникулы в моей жизни».

По мере того как крепла их дружба, Мохаммед аль-Файед поддерживал многообещающие отношения своего сына, беззастенчиво заявляя о своих честолюбивых надеждах по поводу своего наследника и самой известной женщины во всем мире. «Я дал им свое благословение», – сказал он, когда возможность связи между его семейной династией и высшими эшелонами британского общества стала так заманчиво близка.

Все это время на заднем плане маячила тень принца Чарльза. Странным образом его решение «выйти в свет» с Камиллой под предлогом организации торжества по случаю ее пятидесятилетия, казалось, дало Диане разрешение рассказать о своей личной жизни открыто. Точно так же как исчезла ее враждебность по отношению к Камилле, дружеское равновесие, которого она достигла с принцем Чарльзом, вместе с новым направлением и успехами ее общественной деятельности, однозначно указывали – Диана не только начала обретать внутренний покой, но и была готова к тому, что мужчина, которого она так искренне ждала, войдет в ее жизнь. Одним словом, она была готова к романтическим отношениям.

Как гроза в тихий летний день, внезапная вспышка этого романа застала всех врасплох. «Не волнуйся, я не собираюсь тайно выйти замуж», – сказала она своей подруге перед вылетом на самолете компании Harrods в круиз вдоль побережья Сардинии наедине с новым мужчиной в ее жизни. Впервые с момента начала бракоразводного процесса Диана больше не чувствовала необходимости прятаться, вести свой роман под прикрытием, невозмутимо просматривая новости о том, что преследующие ее папарацци сделали с большого расстояния фото, на которых видна целующаяся и обнимающаяся пара. Она рассказывала друзьям, что чувствует: в Доди, проявляющем к ней такое тепло, любовь и бесконечное внимание, она нашла наконец человека, который ценит ее саму и не хочет от нее ничего, кроме ее собственного счастья.

Даже слезливые заявления Келли Фишер на телевидении, что Доди бросил ее ради Дианы, которые должны были вызвать тревогу, едва ли омрачили ее чувства. Вскоре из Америки поступили новые тревожные сообщения о том, что бывшие любовницы Доди откровенничали о странностях его поведения. Одна даже утверждала, что он угрожал ей пистолетом. Диана была невозмутима. Все это время неясные фигуры, по-видимому, из лагеря семьи Файед, оказывали содействие журналистам, приводя цитаты, приписываемые «друзьям», которые подчеркивали растущую близость пары. Отец Доди едва мог сдержать свое ликование.

Когда она прилетела в Боснию, в очередной раз на борту самолета компании Harrods, в рамках своей кампании по разминированию, пара поддерживала связь по спутниковым телефонам. «Она смеялась и смеялась с ним», – рассказала Сандра Мотт, которая сопровождала Диану во время ее трехдневного визита. Как рассказал Доди своей бывшей супруге Сюзанне Грегард: «У нас с Дианой роман, самый настоящий роман». Эти чувства были подчеркнуты изменениями в его характере. Давние друзья отмечали, что Доди казался более уравновешенным и серьезным, решив, что он и Диана должны постараться построить отношения. «У меня никогда не будет другой девушки», – сказал он пресс-секретарю семьи Файед Майклу Коулу, который должным образом обнародовал этот ценный фрагмент разговора.

То, что начиналось как пустая сплетня, теперь воспринималось куда серьезнее, и этот факт был подчеркнут, когда пара прилетела на вертолете Доди, чтобы встретиться с ее экстрасенсом, Ритой Роджерс, ключевым советником Дианы и герцогини Йоркской. Ее самые близкие друзья были озадачены тем, что она раскрывала такие интимные подробности своей жизни мужчине, которого знает столь короткое время. Когда Доди вылетел в Лос-Анджелес, чтобы урегулировать разрыв отношений с Келли Фишер, она тайно отправилась на греческие острова со своей подругой Розой Монктон и вновь воспользовалась самолетом компании Harrods. Невзирая на то, что Диана не принимала никаких решений относительно своего будущего, для ее подруги было очевидно, что впервые за долгие годы Диана была счастлива, наслаждаясь жизнью с мужчиной, который явно и открыто заботился о ней.

И все же Диана чувствовала явно себя неловко из-за того, как он засыпал ее подарками. «Это не того, чего я хочу, Роза, меня это очень смущает. Я не хочу, чтобы меня покупали, у меня есть все, что я хочу. Мне просто хочется, чтобы кто-то был рядом со мной, чтобы позволил чувствовать себя в безопасности». Несомненно, это вызвало болезненные воспоминания о детстве, в котором она не хотела ничего материального, лишь чувств и эмоций.

Какое бы беспокойство ни вызывало у нее экстравагантное поведение Доди, принцесса, сама прославившаяся щедростью в адрес своих друзей, купила возлюбленному резак для сигар от лондонского ювелирного дома Aspreys, на котором было выгравировано: «От Дианы с любовью». В качестве еще одного символа проявления своих чувств она подарила ему пару запонок, принадлежавших ее отцу. «Она сказала, что знала: ему было бы приятно узнать, что они находятся в столь надежных и особенных руках», – сказал представитель семьи Файед за день до ее похорон.

Как и положено в бурном романе, это был ураган. Пара провела всего неделю наедине в компании друг друга, но средства массовой информации уже говорили о браке – их аппетиты подогревали продуманные утечки из неназванных источников. Ни в коем случае отношения нельзя было описать односторонними. Подсознательная осторожность Дианы и ее неодобрение публичного проявления богатства и демонстративных трат были подавлены очевидной привязанностью Доди, его вниманием и чуткостью. С ним она больше не чувствовала себя одинокой. «Эльза, я от него без ума. Я никогда прежде не была так счастлива», – делилась принцесса со своей подругой леди Эльзой Боукер. Она даже звонила на автоответчик со своего мобильного телефона просто ради того, чтобы услышать его «потрясающий голос». 21 августа пара вылетела на Средиземное море, где они поднялись на борт яхты Файеда «Джоникал», чтобы провести второй совместный отпуск в этом месяце. И снова некоторые журналисты получили подробную информацию об их приблизительном времени прибытия и отъезда, так что фотографам удалось запечатлеть Диану и Доди во время прогулки по пляжу в Сен-Тропе.

Когда они катались на водных лыжах в заливе, Диана перекинула ногу через плечо Доди, интимность и теплота языка их тел очевидно говорила о близости отношений. Что еще более важно, им удалось скрыться от средств массовой информации, чтобы пройтись вдоль витрин магазинов в Монте-Карло. Говорили, что на Диану произвело впечатление бриллиантовое кольцо, которое она увидела в витрине ювелирного магазина Альберто Репосси на площади Бомарше. Кольцо с большим бриллиантом, окруженным россыпью камней поменьше, стоимостью сто тридцать тысяч фунтов стерлингов, было из коллекции обручальных колец под названием «Скажи мне „Да“». Сообщали, будто бы Диана сказала: «Именно его я хочу», – однако ее близкие это оспаривают. Осталось невыясненным, символизировало ли кольцо более прочный союз, являясь знаком того, что она наконец-то обрела настоящий покой и счастье. Было куплено кольцо или нет – вопрос, который оказался в центре многочисленных заявлений и опровержений в ходе последующего официального расследования ее смерти.

Пока она, возможно, наслаждалась жизнью, покой был чем-то иллюзорным. Когда пара отправилась в круиз в Портофино, мрачные всадники журналистики, пресловутые папарацци, сфотографировали пару с большого расстояния, когда они кутили на палубе 195-футового[181]181
  Примерно 59,5 метра. – Прим. пер.


[Закрыть] «Джоникала». Их вторжение вызвало переполох, который, однако, не помешал опубликовать по всему миру фотографии принцессы, загорающей на трамплине для прыжков в воду. «Просто ответь мне, ты блаженствуешь?» – спросила Роза Монктон, когда позвонила Диане по мобильному телефону 27 августа, лишь за несколько дней до ее смерти. Ее ответ сказал все: «Именно так, это блаженство. Пока-пока».

Казалось, у нее было все. Успехи в гуманитарных миссиях на мировой арене, удовлетворенность жизнью и любовь. Пока она лениво отдыхала на палубе «Джоникала», барометр ее сердца был точен. По какой-то странной алхимии публика почувствовала эту трансформацию, заметила, что этот одинокий, уязвленный и лишенный управления корабль наконец-то нашел якорь утешения в жизни, безопасную гавань, куда можно убежать от опасностей бездны.

Несколько коротких дней она наслаждалась состоянием благодати в своем бурном мире. Затем небеса разверзлись – и забрали ее.

Народная принцесса

Жить в сердцах тех, кто останется после нас, – значит не умереть.

Томас Кэмпбелл 1777–1844

Надпись на воротах Кенсингтонского дворца в день траура накануне похорон Дианы, принцессы Уэльской

Теперь она была спокойна, лицо было безмятежным, почти ангельским. Просто и элегантно одетая, она выглядела потрясающе. На ее запястьях было несколько браслетов, на пальцах – пара простых колец. В самом конце ее дворецкий Пол Баррелл оставался рядом с ней, чтобы в те часы перед ее последним путешествием она не была одна. Пока он молился и тихо проливал слезы возле ее гроба, стоящего в Кенсингтонском дворце, весь мир рыдал вместе с ним, все еще не в состоянии поверить, не в состоянии принять тот ужасный и шокирующий факт, что Диана, принцесса Уэльская, умерла.

Всего несколько дней назад публика с удовольствием рассматривала фотографии, на которых она отдыхала посреди Средиземного моря вместе с новым мужчиной в своей жизни, Доди Файедом. Казалось, она чувствовала себя непринужденно, самой собой. Публика была очарована тем, что видит, как эта женщина, пережившая так много страданий, теперь, казалось, достигла определенного личного счастья и удовлетворения – по крайней мере на время. Ее энтузиазм, направленный на гуманитарные цели, в особенности ее кампания против использования противопехотных мин, и чувство, что она смогла разрешить многие трудности, преследовавшие ее после ухода из королевской семьи, были источниками тихого удовольствия для многих ее сторонников. Принятое ранее решение продать свой королевский гардероб на благотворительном аукционе в Нью-Йорке стало очень публичным знаком того, что принцесса собирается двигаться дальше, что ее новая жизнь, настоящая жизнь, только начинается. В самом деле, воодушевленная успехом аукциона, она обратилась к нескольким подругам с просьбой вернуть ту одежду, которую она им одолжила. Некоторые получили эту просьбу на следующее утро после ее гибели.

Общество почувствовало эту кардинальную перемену, осознание которой сделало внезапность ее смерти еще более невыносимой. Это состояние духа удалось передать писателю Адаму Николсону: «Сжимающая сердце, тянущая печаль, которую ощущал мир, была осознанием того, что долгая тяжелая борьба, которую вели столь мужественно и в некотором роде слепо – как утопающий борется за воздух, за берег и свет, – должна была прерваться и остановиться лишь из-за такой мрачной банальности, как автомобильная авария. Это несоразмерный конец всему, что было раньше. Вот поэтому так больно».

Едва ли можно было найти утешение в том, что последние несколько дней ее жизни были поистине идиллическими: она наслаждалась своим вторым отпуском наедине с Доди Файедом, в круизе вдоль берегов Сардинии на яхте «Джоникал», принадлежащей его отцу. Они планировали завершить свой отпуск ночью в Париже, прежде чем Диана вылетит обратно в Британию, чтобы повидаться с сыновьями. Пока преследующие папарацци доставляли им неприятности, открыто приставая к экипажу яхты, пара ожидала отъезда в Париж. Тем не менее, когда теплым субботним днем они прибыли в аэропорт Ле-Бурже, расположенный недалеко от Парижа, папарацци ждали их вместе с их водителями и охранниками из отеля «Ритц», который принадлежит Мохаммеду аль-Файеду.

По дороге в пятизвездочный отель они остановились у дома, где когда-то жили герцог и герцогиня Виндзорские, – очередного бриллианта в короне Файеда, чтобы Доди смог показать принцессе с любовью отреставрированный особняк и его величественные сады. Во время поездки из аэропорта их преследовали несколько фотографов на мотоциклах, сновавшие вокруг ее автомобиля «Мерседес», желая ухватить момент, чтобы сфотографировать пару. Телохранитель Кес Уингфилд, находившийся в сопровождающем автомобиле службы безопасности вместе с Анри Полем, который сыграл роковую роль в их смерти, вспоминал, что принцесса хоть и была раздражена вниманием папарацци, больше беспокоилась о том, чтобы один из преследовавших фотографов не упал и не покалечился, настолько безрассудны они были в своем преследовании.

Поведение папарацци было не единственным предметом ее размышлений в тот роковой день. Как только они прибыли в отель «Ритц», принцессе позвонил встревоженный принц Уильям, которого попросили принять участие в фотосессии в Итоне, где он должен был начать третий год своего обучения. Несмотря на то, что обращение Букингемского дворца было частью заключенного между СМИ и Дворцом соглашения о том, что в обмен на спокойствие принцев прессе будут время от времени предоставлять возможность сделать официальное фото, Уильям беспокоился, что может затмить своего младшего брата, принца Гарри. Это опасение разделяла и Диана.

Укладывая прическу в отеле «Ритц», она, безусловно, размышляла об этом разговоре со старшим сыном, последнем в ее жизни. Тем временем примерно в 6.30 Доди посетил близлежащий ювелирный магазин Альберто Репосси, в котором купил кольцо серии «Скажи мне „Да“», выбранное Дианой в день, когда пара делала покупки в Монте-Карло во время круиза по Средиземному морю. Позже тем же вечером они планировали посетить роскошные апартаменты Доди на Елисейских полях, прежде чем отправиться на ужин в ресторан «Ле Бенуа», расположенный неподалеку от Центра Помпиду.

Неужели именно здесь Доди планировал признаться в любви, подарить кольцо, которое позже было найдено в его апартаментах, и попросить Диану выйти за него замуж? Конечно, их последние разговоры с доверенными лицами в тот вечер наводили на мысль, что их короткий роман вот-вот примет значимый и, возможно, постоянный характер. Ранее Диана звонила Ричарду Кэю, репортеру из газеты «Дейли Мэйл», с которым была хорошо знакома со времен ее первой самостоятельной зарубежной поездки в Непал в 1993 году. В ходе разговора у него сложилось впечатление, что она влюблена в Доди, а он влюблен в нее. Он высказал предположение о том, что они были «блаженно счастливы». В тот же вечер Доди беседовал с Хассаном Яссином, миллионером из Саудовской Аравии, братом отчима Доди, который также остановился в отеле «Ритц». Он сказал ему: «Все серьезно. Мы собираемся пожениться». Хассан позже вспоминал: «Я был очень рад за него, за них обоих».

Сразу после 19.00 пара совершила короткую поездку в апартаменты Доди, где они провели пару часов. Вновь фотографы запечатлели момент, когда они выходили из отеля и заходили в его апартаменты, где позже были обнаружены символы ее привязанности: резак для сигар и запонки ее отца. Присутствие затаившихся фотографов заставило их отказаться от забронированного столика в ресторане и вместо этого вернуться ужинать в «Ритц». Когда они приехали в 21.50, Диана, одетая в черный блейзер и белые джинсы, и Доди в коричневой замшевой куртке выглядели так, словно им было не по себе, что усугублялось пристальными взглядами других гостей ресторана «Эспадон», имеющего две звезды «Мишлен». Вместо того, чтобы сесть за столик здесь, они вернулись в императорский номер стоимостью шесть тысяч фунтов стерлингов за ночь, где Диана съела омлет со спаржей и палтусом. Тем временем Анри Поль, заместитель начальника службы безопасности отеля, который освободился от дежурства три часа назад, был вызван снова, чтобы организовать возвращение пары в апартаменты Доди, где они собирались провести ночь. В апартаментах Диану ожидало любовное стихотворение, написанное Доди, которое он начертал на серебряной пластинке. Ее аккуратно положили под подушку Дианы. Она никогда этого не увидела.

Тем временем толпа фотографов, ожидавших снаружи отеля появления пары, росла с каждым часом, и время от времени Анри Поль, который знал некоторых по именам, выходил на улицу, чтобы поболтать и подразнить их на тему того, когда появится пара. У его начальника Доди Файеда были другие планы. По словам телохранителя Кеса Уингфилда, Доди придумал план проведения операции, которая оставила бы фотографов с пустыми руками. Он был довольно простым: машины для отвода глаз должны были выехать от парадного входа отеля «Ритц» и выманить папарацци, чтобы позволить Доди и Диане сбежать через черный ход и беспрепятственно вернуться в его апартаменты. В 0.20 автомобиль «Мерседес» S280, в котором находились Диана, Доди, Анри Поль в качестве водителя и еще один телохранитель Тревор Рис-Джонс, с ревом отъехал от служебного входа отеля. В то время как Анри Поль якобы кричал кучке папарацци: «Даже не пробуйте преследовать нас, вам нас не поймать», стоящим вокруг фотографам удалось сделать снимки принцессы, закрывающей лицо руками.

Подробности следующих нескольких минут остаются неясными, и представители со всех сторон искажают каждый клочок имеющихся доказательств в своих попытках избежать ответственности за роковые события той ночи. Единственное, что не вызывает сомнений: тот факт, что водитель Анри Поль был пьян.

На самом деле, он был пьян настолько, что в три раза превысил допустимую норму для вождения в нетрезвом виде. Он также принял смесь лекарств, одно из которых было антидепрессантом, а другое использовалось при лечении алкоголизма.

Судя по количеству алкоголя в его крови, шансы попасть в автомобильную аварию со смертельным исходом для него были выше в шестьсот раз. В состоянии алкогольного, наркотического опьянения и адреналина, отчаянно желая убедиться, что хитрость Доди успешно сработает, Анри Поль вел машину, как маньяк, с ревом проносясь по тесно застроенному району на большой скорости. Как отметил Доминик Лоусон, бывший редактор газеты «Сандей Телеграф» и друг принцессы: «Ни один шофер, будь он пьяным или трезвым, не стал бы ехать на скорости выше 100 миль в час[182]182
  Примерно 160,9 км/ч. – Прим. пер.


[Закрыть] в туннеле, где ограничение скорости составляет 30 миль в час[183]183
  Примерно 48,3 км/ч. – Прим. пер.


[Закрыть], если только его начальство не приказало сделать обратное».

На Площади Согласия один из фотографов-преследователей увидел, как Поль за рулем «Мерседеса» проскочил на красный свет и на большой скорости помчался по северному берегу Сены к туннелю на площади Альма. Около 0.24 ночи «Мерседес», двигаясь со скоростью от 85 до 95 миль в час[184]184
  Примерно от 136,8 до 152,9 км/ч. – Прим. пер.


[Закрыть], въехал в тускло освещенный туннель. Анри Поль не справился с управлением, машина лоб в лоб столкнулась с незащищенной железобетонной колонной, разделявшей проезжую часть. Автомобиль занесло и развернуло на встречную полосу.

Водитель и Доди скончались мгновенно, а телохранитель, будучи единственным пассажиром с пристегнутым ремнем безопасности, был тяжело ранен и пришел в сознание лишь спустя две недели. Принцесса оказалась в ловушке между передним и задним сиденьями. Она получила смертельные ранения и была без сознания. Первыми на место прибыли преследующие их фотографы, которые отстали примерно на триста метров. Они сказали, что услышали такой громкий удар, что подумали, будто Диана стала жертвой бомбы террористов.

Проезжавший мимо французский доктор Фредерик Майе оказал экстренную помощь, не узнав едва дышащую женщину, которая, по его словам, «была без сознания, стонала и беспорядочно жестикулировала».

Как только прибыла остальная медицинская помощь, несколько папарацци столпились вокруг автомобиля, чтобы сделать фото. Фотограф Ромуальд Рат, имеющий подготовку по оказанию первой помощи, открыл заднюю дверь, якобы чтобы проверить пульс Дианы, и успокаивал ее по-английски. Другие были менее милосердны, утверждая, что дверь была открыта, чтобы он и его коллеги могли сделать более четкие фотографии кровавой сцены. Что оттолкнуло многих, после того как просочились первые неполные отчеты, так это то, что папарацци не оказали помощи умирающей принцессе и не вызвали спасателей. В первоначальных полицейских отчетах описывалась сцена беспредела: «Вспышки камер, которые напоминали пулеметный огонь, с задней правой стороны автомобиля, где была открыта дверь». Первому патрулю полиции, прибывшему на место происшествия, даже пришлось вызвать подкрепление, чтобы отогнать озверевших папарацци, чьи действия по преследованию Дианы поначалу указывали на то, что ее буквально загнали до смерти. Семеро фотографов были арестованы и подвергнуты официальному расследованию за непредумышленное убийство и неоказание помощь жертвам несчастного случая.

Это был один из множества примеров жестокой иронии жизни, наполненной трагедией: когда она все еще была замужем за принцем Чарльзом, одним из самых заветных желаний Дианы было провести выходные в Париже без телохранителей или фотографов, просто затерявшись в толпе. Вместо этого, когда жизнь ускользала от нее под печальные звуки клаксона «Мерседеса», ревущего в ночи, как жуткий «сигнал отбоя», ее взрослая жизнь заканчивалась так же, как началась – в наглых, отрывистых объятиях вспышек камер. Даже в городе ее мечты она не смогла убежать от своего прошлого.

Отряду спасателей потребовался час, чтобы стабилизировать ее состояние и вытащить из-под искореженных обломков, прежде чем ее медленно отвезли в близлежащую больницу Питье-Сальпетриер для экстренной операции. К тому времени было уже слишком поздно. Она получила обширные травмы головы и грудной клетки, и хотя медицинская бригада делала все возможное, они понимали, что все их старания безнадежны. В четыре часа утра по местному времени и в три часа по Лондону объявили время ее смерти. Отчет о вскрытии показал, что принцесса, которая так и не пришла в сознание, возможно, скончалась уже через двадцать минут после аварии. Несколько дней спустя ее мать Фрэнсис Шанд Кидд сказала следующее: «Я знаю степень ее травм и могу поклясться, что она ничего не знала. Она совсем не мучилась». Она также добавила: «Мои знания пришли из первых рук», что было воспринято как упрек Мохаммеду аль-Файеду, который накануне похорон публично заявил о том, что он передал предполагаемые последние слова Дианы и инструкции ее старшей сестре, леди Саре Маккоркодейл, во время их встречи в Harrods. Миссис Шанд Кидд отрицала «последние слова», и этот отказ был подкреплен заявлением первого врача, прибывшего на место аварии.

Вскоре после несчастного случая королеву и принца Чарльза, находившихся в Балморале, разбудили помощники и сообщили, что Диана серьезно пострадала. Принц всю ночь слушал новости по радио, но не стал будить сыновей до позднего утра, когда им и сообщили ужасную новость. «Я знал, что что-то не так, я просыпался всю ночь», – передавали слова принца Уильяма. Информацию также передали премьер-министру Тони Блэру и сестрам Дианы, леди Саре Маккоркодейл и леди Джейн Феллоуз. В 4.41 утра эту страшную новость в коротком экстренном сообщении узнал весь мир. «Диана, принцесса Уэльская, скончалась, согласно британским источникам, как стало известно сегодня утром Ассоциации прессы».

По мере того как нация пыталась осознать чудовищность своей потери, было необходимо распределить вину за случившееся горе.

Прежде чем выяснилось, что водитель был пьян и превысил скорость, на скамье подсудимых оказались пресловутые папарацци. Граф Спенсер первым указал на них в своем выступлении в Южной Африке. Явно разгневанный потерей сестры, он заявил: «Я всегда верил, что пресса в конце концов убьет ее. Но даже я не мог представить, что они примут такое непосредственное участие в ее смерти, как это, видимо, произошло. Похоже, каждый владелец издания и каждый редактор, который платил за ее фотографии, ради которых вторгались в личную жизнь и которыми спекулировали, поощрял жадных и безжалостных людей рисковать всем в погоне за изображениями Дианы. На их руках сегодня кровь».

Он продолжил: «Наконец, единственным утешением является то, что Диана сейчас находится в таком месте, где ни одно человеческое существо больше никогда не сможет прикоснуться к ней. Я молюсь, чтобы она покоилась с миром».

Семья Файед была также вынуждена предпринять некоторые действия: адвокаты, действующие от имени семьи, подали гражданский иск против фотографов, арестованных на месте происшествия. Теперь представитель семьи осуждал их деятельность. «Мистер Файед не имеет ни малейшего сомнения, что трагедия не произошла бы, если бы не фотографы, которые неделями преследовали мистера Файеда и принцессу». Папарацци, по его словам, вели себя, как «индейцы племени Апачи, которые столпились вокруг дилижанса Уэльс-Фарго, но стреляли они не стрелами, а вспышками в лицо водителя». В центре дискуссии стоял вопрос: стали ли папарацци причиной катастрофы в результате своих действий напрямую или косвенно, в результате своего нежелательного присутствия.

Взаимные обвинения продолжались в течение недели, которая оказалась переломным моментом в британской истории. В первые часы решались практические вопросы организации похорон Дианы и печальной задачи по возвращению ее тела из Франции на родину. Придворные поначалу были сбиты с толку ее статусом, ведь после развода она была принцессой Уэльской без королевского титула. Они так и не знали, как обращаться с ней после ее смерти, как и при жизни. Конечно, с ней нельзя было обращаться как с каким-либо частным лицом, убитым за границей. Вопреки некоторым сообщениям, королева и принц Уэльский вместе со своими советниками были полностью согласны с тем, что ей должен быть предоставлен полный королевский статус.

Прежде чем вместе с сестрами Дианы вылететь в Париж, принц Уэльский вместе с остальными членами королевской семьи, среди которых были принц Уильям и принц Гарри, присутствовал на воскресной службе в церкви Крати, недалеко от поместья Балморал. Мальчики, которым предоставили возможность выбирать, хотят они присутствовать или нет, настояли на том, что они примут участие в богослужении. Несмотря на то, что служба продлилась целый час, никто не упомянул о смерти Дианы и не произносил молитв в память о ней. Вместо этого священник придерживался своей первоначально подготовленной проповеди о сомнительных радостях переезда, изобилующей шутками шотландского комика Билли Коннолли. Это было первым из множества различий в тональности и акцентах между народом и Дворцом. Поначалу такое поведение вызывало раздражение, а позже привело к открытому негодованию.

В то время как королевская семья молилась, дворецкий Дианы Пол Баррелл был одним из многих служащих короны, которые прилетели в Париж, чтобы организовать ее возвращение на родину. Он привез небольшой чемодан, в котором были ее одежда и косметика, потратив много времени на подготовку тела к предстоящему приезду принца Уэльского и двух сестер Дианы. Королевская делегация прилетела ближе к вечеру. Их провели в палату скорой помощи на первом этаже, где находился гроб Дианы. Каждый из членов группы провел несколько минут наедине с гробом, чтобы попрощаться вдали от посторонних глаз. Принц Уэльский оставался со своей бывшей женой на протяжении тридцати минут. Стоило им выйти, стало ясно, что было пролито немало слез.

В тот день миллионы людей по всему миру буквально не могли или не хотели поверить в то, что принцесса умерла. И только когда самолет BAe 146 королевских ВВС совершил заход на посадку на авиабазе Нортхолт, в семь часов вечера воскресенья, 31 августа началось осознание чудовищности потери. Ее гроб, задрапированный Королевским штандартом и увенчанный единственным венком из белых лилий от ее семьи, пронесли в молчании по летному полю восемь носильщиков Королевских ВВС под наблюдением премьер-министра и ряда других военных и правительственных сановников. Сначала ее тело доставили в частный морг, а затем в Сент-Джеймсский дворец, тело ее спутника, Доди Файеда, было захоронено на кладбище Буквуд в Уокинге после церемонии в Лондонской центральной мечети.

Премьер-министр Тони Блэр, который тесно взаимодействовал с королевой и принцем Чарльзом, передал чувства потери и отчаяния, когда ранее в тот же день обратился к нации, выступая в своем избирательном округе Седжфилд. Говоря без предварительных заметок, срывающимся из-за эмоций голосом, он описывал Диану как «замечательного и теплого человека».

«Она прикоснулась к жизни стольких людей в Британии и во всем мире и делала это с радостью и желанием утешить. Уверен, мы можем только догадываться, насколько время от времени ей было трудно. Но люди во всем мире, не только в Британии, хранили веру в принцессу Диану. Они любили ее, восхищались ею, они признавали ее одной из обычных людей. Она была народной принцессой, и именно такой она запомнится, такой она навечно останется в наших сердцах и памяти».

Он был первым из многих, кто отдал ей дань уважения. Его примеру последовали мировые деятели. И премьер-министр прекрасно передал настроение нации в течение этой исторической недели, когда британский народ с осознанной силой и гневным достоинством предал суду древний режим, в частности элитарные, эксплуататорские и преимущественно мужские средства массовой информации и безразличную монархию. В течение недели Британия была во власти цветов, вид и аромат миллионов букетов стали немым и красноречивым свидетельством любви, которую люди испытывали к женщине, которую при жизни презирал истеблишмент.

Поэтому было вполне уместно, когда Букингемской дворец объявил, что ее похороны будут «уникальной службой для уникального человека». Букеты, стихи, свечи и открытки, которые размещали у ворот Кенсингтонского дворца, Букингемского дворца и в других местах, красноречиво говорили о настроениях нации и состоянии современной Британии. «Королевская семья никогда не уважала вас, но люди уважали всегда», – говорилось в одном послании, когда тысячи людей, большинство из которых даже никогда не встречались с ней, в тихом почтении направлялись в Кенсингтонский дворец, чтобы выразить свое горе, свою печаль, свою вину и свое сожаление. Совершенно незнакомые люди обнимали и утешали друг друга, терпеливо ожидая, чтобы воздать дань уважения, некоторые молча молились. С наступлением темноты сады купались в неземном сиянии тысяч свечей, превращаясь в место достойного паломничества, которое узнал бы Чосер. Все были доброжелательны. Все собрались здесь в невероятно пеструю коалицию из молодых и пожилых, людей всех рас и национальностей, простолюдинов и аристократов, беженцев, инвалидов, одиноких, любопытных и неизбежной толпы туристов. Она была единственным человеком в стране, который мог найти общий язык как с теми британцами, которые были выброшены на обочину общества, так и с теми, кто управлял нацией.