Текст книги "Охотники за нацистами"

Стюарт подготовил несколько вариантов сценария – и всякий раз натыкался на волну гневной критики. В конце концов ему удалось отстоять свою версию. Фильм последовательно освещал все четыре пункта обвинений, выдвинутых против подсудимых: преступный сговор, преступления против мира, военные преступления, преступления против человечества. В простой, но убедительной манере, используя пленки Третьего рейха и кадры самого процесса (Роберт Джексон разрешил съемку в зале суда), фильм раскрывал суть каждого из обвинений.

В середине 1947 года, когда американцы приступили к созданию фильма, выяснилось, что Советский Союз уже смонтировал свою версию, согласно которой победу над Германией одержала Красная армия без особой помощи союзных держав. В прессе появились нелицеприятные заголовки: например, 11 июня журнал «Вэрайети» заявил: «Из-за внутренних распрей в армии США красные побили янки».[260]260
  Там же, с. 37.


[Закрыть]

И хотя некоторые американские чиновники в Германии все еще надеялись задержать, а то и сорвать создание документального фильма, появление советского варианта способствовало его завершению и выходу на экраны. Премьера американской картины состоялась лишь 21 ноября 1948 года в Штутгарте, после чего она была показана по всей Западной Германии. Стюарт писал, что критики приняли фильм «неожиданно хорошо», залы были переполнены: «Зрители сидели в ошеломленной тишине, выходили взволнованные и молчаливые». Заодно он процитировал слова одного сотрудника военного ведомства: «Этот фильм за 80 минут рассказал немцам о нацизме больше, чем мы – за три года».[261]261
  Там же, с. 42–45.


[Закрыть]

Еще до успеха кинокартины судья Джексон рассчитывал, что ее покажут в США. Ассоциация адвокатов штата Нью-Йорк запросила показ, но Вашингтон наложил запрет. В прокат запустили лишь советскую версию. Взбешенный этим решением, Джексон 21 октября 1948 года написал министру сухопутных войск Кеннету Рояллу, требуя разрешить показ. Также он связался с Харрисоном Твидом, президентом ассоциации адвокатов. Тот позднее позвонил и спросил, можно ли его гневное письмо зачитать на собрании ассоциации, если «убрать всю ненормативную лексику».[262]262
  Копия письма, предоставленная профессором Джоном К. Барреттом. Ответ Джексона хранится в Библиотеке конгресса.


[Закрыть] Джексон ответил, что читать можно лишь в том случае, если «всю ненормативную лексику оставят».

Джексон доказывал, что фильм служит сразу нескольким целям: во-первых, помогает немцам понять, зачем им демократия, во-вторых, противостоит советской пропаганде, согласно которой складывалось впечатление, что «Советский Союз победил в войне и организовал судебный процесс в одиночку», а в-третьих, в соответствии с желанием Трумэна и Рузвельта, представляет наиболее точную версию событий, объясняя, с чем американцы сражались на войне и почему так важно призвать виновников к ответу. «Я не понимаю, почему мы должны лишить американцев тех достоинств, которые он имеет», – заключил он.

Роялл был непреклонен: «Широкого проката в стране не будет, – написал он. – По моему мнению, главная идея фильма противоречит нынешней политике и целям правительства, следовательно, картина не имеет никакой ценности ни для армии, ни для нации в целом».

Многие армейские чины изначально не приветствовали идею суда над нацистскими лидерами, а в свете назревающей холодной войны эта тема и вовсе оказалась под запретом. Теперь американцы видели в Западной Германии союзника – а фильм мог помешать сотрудничеству. Уильям Гордон, директор по связям с общественностью «Юниверсал пикчерс», после просмотра фильма выступил против его показа, сославшись на то, что кадры из лагерей «чересчур тошнотворны – в самом прямом смысле слова».[263]263
  Schulberg S., 46–47.


[Закрыть]

Факт цензуры не остался незамеченным. Колумнист «Дэйли миррор» Уолтер Уинчелл в колонке «Зал позора» от 6 марта 1949 года издевательски высказался о том, что фильм якобы способен вызвать антинемецкие протесты среди населения США. «Можно ли представить себе больший идиотизм? – ядовито написал он. – Люди, чей долг истреблять нацизм, теперь пытаются уничтожить все доказательства его преступлений – тем самым становясь пособниками нацистских бандитов».[264]264
  Там же, с. 47.


[Закрыть]

Паре Лоренц, бывший продюсер фильма, прежде чем уволиться из армии, предлагал даже выкупить картину и запустить ее в частный прокат. Конечно же, эта попытка потерпела неудачу. «Вашингтон пост» 19 сентября 1949 года саркастично заметила: «Власти США, похоже, считают своих граждан дураками: мол, мы способны ненавидеть лишь одного противника зараз. Забудьте про нацистов, велят они, бойтесь красных».[265]265
  Там же, с. 50.


[Закрыть] Уильям Ширер, известный журналист и будущий автор «Взлета и падения Третьего рейха», присутствовал на специальном показе для прессы и назвал действия армейских властей «скандальными».[266]266
  Там же, с. 49.


[Закрыть]

Однако власти остались глухи ко всем упрекам. «Нюрнберг: Его урок сегодня» так и не выпустили в широкий прокат. Несмотря на разочарование, Стюарт Шульберг по заказу военного правительства и дальше снимал фильмы про денацификацию, а с 1950 по 1952 год в рамках плана Маршалла возглавлял филиал «Моушн пикчерз» в Париже, работая над фильмами, способствующими примирению Франции и Германии.

В 2004 году, через четверть века после смерти Стюарта Шульберга, его дочь Сандра на Берлинском кинофестивале представила ретроспективу картин «плана Маршалла», перед показом которой по распоряжению директора фестиваля Дитера Косслика продемонстрировали немецкую версию фильма «Нюрнберг: Его урок сегодня». Впервые увидевшая фильм Сандра была очень тронута.[267]267
  Из переписки автора с Сандрой Шульберг.


[Закрыть]

Вернувшись в Штаты, она разыскала американскую копию. Оказалось, что весь текст, в том числе выступления в зале суда, дублирован. Это побудило Сандру связаться со звукорежиссером Джошем Валецки и предложить ему амбициозный план: реконструировать звуковую дорожку, чтобы зрители услышали все показания и отрывки речей из Нюрнбергского дворца правосудия в оригинале – на немецком, английском, русском и французском языках. А актера Лива Шрайбера уговорила озвучить закадровый текст. Премьера отреставрированного фильма в американских кинотеатрах прошла осенью 2010 года. В 2014 году состоялся релиз Blu-ray диска.

Наконец-то американцы увидели работу ее отца. «Холодная война» давно закончилась, и препятствий более никто не чинил.

Глава 7
Единомышленники

Ничто не уходит в прошлое. Все остается в настоящем и может повториться в будущем.

Фриц Бауэр, генеральный прокурор Брауншвейга, а затем Гессена, объясняя свое стремление убедить соотечественников признать преступления Третьего рейха[268]268
  Из документального фильма «Фриц Бауэр: смерть в рассрочку».


[Закрыть]

Американцы, участвующие в военных судебных процессах, далеко не первыми заметили, как быстро падает интерес общественности к наказанию нацистов и демонстрации ужасающих последствий их двенадцатилетней власти террора. Вольные «охотники за нацистами», на собственной шкуре испытавшие весь кошмар холокоста, были потрясены, столкнувшись с нарастающим безразличием и даже враждебностью по отношению к своим действиям. Многим приходилось искать себе новое занятие. Начало холодной войны и боевые действия в Корее воочию доказали, что в 1950-е на повестку дня встали совсем иные вопросы, нежели в прошлом десятилетии.

После освобождения из Маутхаузена 5 мая 1945 года Симон Визенталь остался в австрийском городе Линце и сотрудничал с УСС. Руководство предоставило ему все необходимые документы, свидетельствующие о том, что он «оказывает для УСС услуги конфиденциального характера»[269]269
  Pick H., Simon Wiesenthal: A Life in Search of Justice, 98.


[Закрыть] и может свободно перемещаться по американской зоне оккупации. Когда в конце 1945 года отделение УСС в Линце закрыли, Визенталь начал работать на Корпус контрразведки (CIC). Задача его была прежней – помогать американцам ловить нацистов. Впрочем, чаще всего задержанных почти сразу отпускали.

Визенталь вместе с контрразведчиками проводил задержания и сбор доказательств для судебных процессов.[270]270
  Здесь и далее подробности жизни Визенталя в Линце: Segev, 68–70.


[Закрыть] Он начал интенсивно работать с перемещенными лицами – в основном выжившими жертвами холокоста. На раннем этапе следствия эти люди могли дать весьма ценные показания. Всячески помогая им (от медицинской реабилитации до заполнения документов на получение американской визы и, самое главное, поисков выживших родственников), Визенталь создал обширную сеть информаторов. Он рассылал анкеты, чтобы узнать личные истории бывших узников, все, что могло стать зацепкой для дальнейших расследований.

Он настаивал, чтобы лица, претендующие на любые должности в еврейских организациях, ответственных за расселение выживших евреев в американской зоне оккупации, предоставили двух свидетелей, готовых подтвердить, что те не были сотрудниками концлагерей или капо – заключенными, работавшими на администрацию. Визенталь открыто признал, что «нажил этим немало врагов»[271]271
  Pick, 102.


[Закрыть] – впрочем, не в первый и не в последний раз. И хотя многие узники были благодарны ему за помощь, очень быстро Визенталь втянулся в распри между различными группировками беженцев, которые пытались наладить новую жизнь.

В Линце Визенталь подготовил общий реестр выживших на основе списков, которые предоставили ему члены вновь созданного Еврейского комитета, разыскивающие своих близких. И с невероятным потрясением увидел в них имя жены Цили. Он потерял с ней связь после того, как она под видом польской католички уехала в Варшаву. Потом Визенталь узнал, что во время Варшавского восстания 1944 года немцы сожгли из огнеметов здание, где она жила. «В чудеса я не верил, – вспоминал он. – Я знал, что все мои родные погибли. И не смел надеяться, что жена могла выжить».[272]272
  Wechsberg, ed., 51.


[Закрыть]

И все же – словно ее и впрямь спасло какое-то чудо – перед обстрелом Циля вышла из дома. Вместе с другими уцелевшими нацисты отправили ее работать на пулеметный завод в Рейнской области, который позднее освободили англичане. Мужа она считала погибшим, однако их общий знакомый получил от Визенталя письмо и сумел передать ей радостную весть. В декабре 1945-го пара воссоединилась. Менее чем через год Циля родила дочь Паулинку, их единственного ребенка.

Визенталь был полон решимости строить новую жизнь. Как он ни восхищался американцами, освободившими Маутхаузен и давшими ему возможность охотиться за нацистами, с новой политической реальностью он смириться не мог. Кто-то из коллег заявил ему прямо: «Вот увидишь, как быстро все изменится. Немцы нужны нам против русских, а хороших немцев – слишком мало».[273]273
  Wiesenthal, 40.


[Закрыть]

Визенталя поражало, с каким рвением бывшие нацисты готовы работать на оккупантов и как быстро они стали экспертами в новой битве Запада с Советским Союзом. «Американцы легко находили общий язык с высокими голубоглазыми немцами, потому что они выглядели в точности как американские офицеры в кинофильмах»,[274]274
  Там же, с. 56.


[Закрыть] – сокрушался он. Впрочем, у нацистов было еще одно секретное оружие – «фройляйн». «Естественно, молодые парни больше думали об очаровательных милых девушках, а не об эсэсовцах, которых хотелось забыть как дурной сон»,[275]275
  Wechsberg, ed., 58.


[Закрыть] – добавлял он.

Однако Визенталь ни о них, ни об их преступлениях забывать не хотел. В 1946 году он выпустил свою первую книгу, «Концлагерь Маутхаузен» – собрание черно-белых рисунков о жизни в лагере.[276]276
  Segev, 79, 423.


[Закрыть] Еще через год возглавил Еврейский центр исторической документации в Линце, где собирал всевозможные доказательства нацистских преступлений.[277]277
  Pick, 95.


[Закрыть] Информацию, в основном, предоставляли выжившие узники, брошенные на произвол судьбы в послевоенном хаосе. Финансирование он получил у Абрахама Силбершайна, своего бывшего учителя, с которым они встретились на Сионском конгрессе в Базеле 1946 года.[278]278
  Segev, 78–80.


[Закрыть] Бюджет, правда, был весьма ограничен, но Визенталю хватало и этого.

Многие, конечно, этих усилий не ценили, особенно послевоенная Австрия, пытавшаяся выставить себя не сторонницей Третьего рейха, а первой его жертвой. На самом деле среди руководителей нацистской машины террора оказалось непропорционально много австрийцев, особенно среди концлагерного начальства. «В численном соотношении австрийцы составляли в Третьем рейхе не более 8 %, но именно они ответственны за половину убийств евреев, совершенных от имени Гитлера»,[279]279
  Wiesenthal, 273.


[Закрыть] – писал Визенталь. Для многих здесь охотники за нацистами представляли серьезную угрозу. Призывы Визенталя «выкорчевать все дикие ростки нацизма» предсказуемо вызвали целую волну угроз в его адрес – вплоть до того, что в 1948 году он добился разрешения на ношение оружия.[280]280
  Segev, 85, 82.


[Закрыть]

Визенталь прочно сотрудничал с организацией «Бриха», перевозившей евреев из Европы в Палестину. Многие полагали, что скоро и он сам последует этим же маршрутом. Впрочем, он соглашался с «Брихой» далеко не во всем, особенно когда речь заходила о репрессиях против лиц, виновных в нацистских преступлениях.[281]281
  Там же, с. 105. Подробнее см.: Bauer Y., Flight and Rescue: Brichah.


[Закрыть]

Как ни странно, по тем же путям эвакуации – через Австрию в итальянские порты, где евреи должны были сесть на корабли, – бежали и нацисты, только не в Палестину, а в Южную Америку. Часто их сопровождали гуманитарные группы, действовавшие от лица католической церкви. Австрийский епископ Алоиз Худель был известен своими пронацистскими взглядами и помог скрыться многим военным преступникам. Визенталь до конца дней требовал от Ватикана обнародовать свои архивы – хотя и признавал, что католическая церковь все-таки спасла и немало евреев.[282]282
  Nagorski A., “Wiesenthal: A Summing Up”, Newsweek International, 27 апреля 1998 года.


[Закрыть]

«Вполне вероятно, что церковь была разделена на две части: одни священники считали Гитлера антихристом и, следовательно, взывали к христианскому милосердию, другие видели в нацистах высокоморальных борцов против большевизма, – писал он. – Первые помогали евреям во время войны, вторые – прятали нацистов после».[283]283
  Wiesenthal, 55.


[Закрыть]

Собирая доказательства против австрийских военных преступников, он не раз огорчался «наивностью» американских войск и – в еще большей степени – отношением британских оккупационных сил. Однажды Визенталя задержали в британской зоне оккупации, и сержант, которому «совершенно не было дела» до охоты за нацистами, принялся допрашивать его о нелегальных перевозках евреев через Италию. Получается, что британцев больше волновал поток беженцев в Палестину, нежели преступники, проживавшие на подконтрольной им территории.[284]284
  Wechsberg, ed., 65.


[Закрыть]

Чувствуя, как стремительно падает интерес к охоте за нацистами, Визенталь все чаще подумывал о переезде в Израиль, который в 1948 году обрел статус независимого государства. Циля, по словам дочери, с самого начала поддерживала это решение. «В 1949-м мои родители были готовы ехать в Израиль», – вспоминает Паулинка. Тогда Симон даже побывал там, полагая, что вскоре эта страна станет их новым домом.[285]285
  Из интервью автора с Паулинкой Крейсберг (в девичестве Визенталь).


[Закрыть]

Помимо сотрудничества с «Брихой» Визенталь поддерживал движение сионистов и другими способами. В 1947 году он опубликовал свою вторую книгу, посвященную лидеру Палестины Хаджу Амину аль-Хусейни, который был назначен британцами Великим муфтием Иерусалима.[286]286
  Segev, 86–88; а также материалы сайта www.jewishvirtuallibrary.org.


[Закрыть] В 1936 году тот спровоцировал бунт против еврейских поселенцев, в результате чего ему пришлось покинуть пост и бежать из Палестины. Однако даже из-за границы он призывал мусульман выступить против евреев и всячески поддерживал нацистскую Германию. В ноябре 1941 года он встречался с Гитлером и сказал немецкому лидеру: «Арабы всегда были друзьями Германии, потому что у нас один и тот же противник – евреи». В ответ Гитлер обещал ему всяческую поддержку.[287]287
  www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/History/muftihit.html.


[Закрыть]

По словам Визенталя, палестинец в сопровождении Эйхмана побывал в Освенциме и Майданеке, чтобы лучше узнать механизм «окончательного решения еврейского вопроса». Впрочем, как отмечает биограф Визенталя Том Сегев, «убедительных доказательств тому не было», и Визенталю так и не удалось издать свою книгу на английском языке. Впрочем, его интерес к деятельности муфтия все равно не ослабевал, и он сообщал полученные сведения своему спонсору Силбершайну, которые тот должен был передавать в Израиль.

Впервые приехав в Израиль, Визенталь привез немало документов, доказывающих связь арабов и нацистов. Борис Гурель, сотрудник израильского Министерства иностранных дел, убедил его остаться в Европе, чтобы продолжить разведывательную деятельность. Так Визенталь стал, по словам Сегева, «новобранцем израильской секретной службы» и был обеспечен проездными документами, дававшими возможность получить вид на жительство в Австрии. Кроме того, он считался корреспондентом нескольких израильских изданий.[288]288
  Подробности сотрудничества Визенталя с израильской разведкой: Segev, 90–95.


[Закрыть]

Впрочем, отношения с нарождающимися израильскими спецслужбами складывались непросто. Визенталь поставлял отчеты об антисемитизме и политической обстановке в Австрии, поддерживал контакты с израильскими дипломатами. Однако, по словам Сегева, в нем видели лишь «партнера», то есть нечто меньшее, чем полноценный агент разведки. В 1952 году израильтяне решили не продлевать проездные документы Визенталя, а также отклонили просьбы платить ему как консультанту консульства либо нанять в качестве сотрудника. После довольно громких протестов проездные документы ему все-таки продлили до 1953 года, но в остальном Визенталь оказался предоставлен самому себе.

Визенталь запросто получил бы гражданство Израиля, просто переехав туда, однако он хотел жить в Австрии. Потерпев в этом неудачу, он сумел добиться получения австрийского гражданства, несмотря на желание Цили перебраться в Израиль. В конечном счете решение Визенталя остаться в Европе и позволило ему в будущем получить международное признание.

* * *

Тувья Фридман, мстивший немцам в Данциге под конец войны, после нее оказался в Вене, где тоже открыл Институт документации преступлений нацистов. В целом он шел тем же путем, что и Визенталь: вместе с коллегами собирал свидетельства выживших, которые прибывали в Вену из Восточной и Центральной Европы. Собранные доказательства передавались местным властям для проведения следственных действий и судов над нацистами. «Благодаря нам австрийская полиция арестовала десятки подозреваемых»,[289]289
  Friedman, 180.


[Закрыть] – хвалился он.

Однажды румынский еврей, студент Венского университета, привез ему пачку писем, обнаруженных в столе комнаты, которую он арендовал у австрийки. Их автором был лейтенант Вальтер Маттнер, служивший в войсках СС на Украине вскоре после нападения Германии на Советский Союз в июне 1941 года. Маттнер подробнейшим образом рассказывал своей жене (причем беременной!) о массовых расстрелах евреев, мимоходом упомянув, что число жертв в Киеве составило около 30 тысяч, а в Могилеве – не менее 17 тысяч. Сообщал он и о публичных казнях членов коммунистической партии, на которые силой сгоняли все мирное население города. «Здесь, в России, я наконец-то понял, что значит быть нацистом»,[290]290
  Подробности дела Маттнера: там же, с. 180–82.


[Закрыть] – гордо заявлял он.

Фридман передал бумаги австрийской полиции. Инспектор был потрясен не меньше, собрал коллег и зачитал им некоторые фрагменты. «Я видел, какой стыд они при этом испытывали», – признался Фридман.

Пару дней спустя Маттнера выследили в небольшом городке в Верхней Австрии и доставили в Вену. Инспектор пригласил Фридмана на допрос в качестве свидетеля. Маттнер не стал отрицать своего авторства. Инспектор ужаснулся: «Как можно писать беременной жене о том, что вы безжалостно расстреливали в России детей?!»

Маттнер пытался оправдаться: «Я… я хотел произвести на нее впечатление», однако инспектор наотмашь ударил его по лицу и сказал, что эти письма – доказательство участия в массовом убийстве. Тогда Маттнер стал утверждать, что стрелял поверх голов, но инспектор снова его ударил и спросил, почему ему так нравилось убивать евреев. Маттнер начал юлить, уверяя, что всегда дружил с евреями и вплоть до аншлюса 1938 года (включения Австрии в состав Третьего рейха) закупался только в еврейских магазинах. Что бы ни случилось после, его вины в том не было. «Нас отравила пропаганда Гитлера. Он дал нам дикую власть над людьми».

Фридман, охваченный гневом, не вытерпел и ушел, опасаясь, что набросится на заключенного. Маттнера вскоре осудили и повесили.

Непосредственно после войны, во время оккупации Австрии, войска союзников рассмотрели невероятное количество дел: на скамью подсудимых попали 28 148 человек, из которых 13 607 признали виновными. Однако, как отмечали и Тувья, и Визенталь, и многие другие, с началом холодной войны энтузиазм ослаб и большинство заключенных вскоре вышли на свободу.[291]291
  Heberer and Matthäus, eds., 235.


[Закрыть] В Австрии, государстве, пытавшемся выставить себя первой жертвой Гитлера, многие нацисты даже сохранили прежние должности.

«Ситуация становилась донельзя постыдной, – вспоминал Фридман. – Кажется, не меньше половины австрийских полицейских участвовало в нацистских программах, направленных против еврейских общин, особенно на территории Польши. Я начал чувствовать негативное отношение и к себе, и к моему Институту документации».[292]292
  Friedman, 191.


[Закрыть] Полномочия сотрудников полиции, прежде взаимодействовавших с Фридманом, были ограничены.

Взбешенный, Фридман решил обсудить ситуацию со своим главным контактом из контрразведки США. «Это Австрия, Фридман, – прямо заявил ему майор, еврей по национальности. – Русские хотят опустить свой “железный занавес” прямо здесь, мы хотим им помешать. А здешние люди пытаются сыграть на наших противоречиях. Они ведь не идиоты. И они не хотят, чтобы их суды были переполнены военными преступниками».[293]293
  Там же, с. 193.


[Закрыть]

Избранная стратегия сработала: войска союзных держав, включая силы СССР, в 1955 году были выведены из страны, что сделало ее независимой и нейтральной. С 1956 по 2007 год в Австрии прошло всего тридцать пять судебных процессов против нацистов.[294]294
  Heberer and Matthäus, eds., 235.


[Закрыть]

Как и Визенталь, Фридман сотрудничал с «Брихой», направляя евреев в Палестину. В 1947 году, за год до основания Израиля, он выполнял разного рода поручения для «Хаганы» – еврейской военизированной организации, участники которой часто сопровождали беженцев на пути в Землю обетованную. Лидер «Хаганы» приветствовал стремление Фридмана отдать нацистов под суд, хотя и напоминал, что первоочередной его задачей должно быть создание собственного еврейского государства. «Посвяти себя этой цели, Тадек, – говорил он. – Нацисты подождут. А евреи больше ждать не могут».[295]295
  Friedman, 188–90.


[Закрыть]

Фридман утверждал, что при его поддержке отряды «Хаганы» захватывали грузовики, перевозящие оружие для арабских стран, и передавали их палестинским евреям. В 1949 году, через год после основания еврейского государства, в Вене появился новый израильский агент, и Фридману дали понять, что в его услугах больше не нуждаются. «В Вене тогда царила весьма странная атмосфера, – вспоминал он. – Были израильтяне. Были обычные евреи. А меня все считали поляком».[296]296
  Там же, с. 199.


[Закрыть]

Он продолжил работать в Институте документации, но, как и Визенталю в Линце, ему приходилось несладко. В начале 1950-х годов поток еврейских беженцев в Австрию значительно сократился, и финансирование урезали. С еще большей скоростью падал интерес к его работе. «У меня хранилось огромное количество папок с показаниями жертв. Однако немцам они не были нужны, австрийцам – тем более, а про американцев и русских и вовсе говорить нечего».[297]297
  Там же, с. 210–11.


[Закрыть]

В 1952 году Институт был закрыт, и Фридман переслал документы в иерусалимский Яд ва-Шем – новый израильский мемориал холокоста. Сам Фридман вслед за документами тоже перебрался в Израиль. Он поклялся, что и там будет преследовать нацистов, признавая в то же время, что надо налаживать новую жизнь в новой стране.

Лишь одну папку Фридман не передал израильтянам – документы по делу Адольфа Эйхмана.[298]298
  Там же, с. 211.


[Закрыть]

* * *

Живя в Вене, Фридман встречался и часто переписывался с Визенталем. «Мы договорились сотрудничать, обмениваться информацией и помогать друг другу любым возможным способом»,[299]299
  Там же, с. 146.


[Закрыть] – пояснял он. Поначалу это желание двух самопровозглашенных «охотников за нацистами» было искренним. В конце войны Фридман работал на польских коммунистов в Данциге, Визенталь – на американцев в Австрии. Это вызывало некоторое недоверие друг к другу, что не отменяло преданности одной цели. Однако позже именно общая цель стала причиной плохо скрываемого соперничества.

По словам Фридмана, оба сосредоточились на поисках Эйхмана, главы тайного отдела гестапо, ответственного за «окончательное решение еврейского вопроса», который исчез после войны. Визенталь утверждал, что об Эйхмане ему рассказал Ашер Бен-Натан, еврей австрийского происхождения, в 1938 году бежавший в Палестину, а после войны под именем Артура Пира работавший на «Бриху» в Австрии. На встрече в Вене 20 июля 1945 года «Артур» передал Визенталю список военных преступников, составленный политическим департаментом правления Еврейского агентства. В нем было имя Эйхмана с пометкой: «высокопоставленный чин гестапо, отдел “по делам евреев”, член НСДАП (Национал-Социалистической партии)».[300]300
  Wechsberg, ed., 100.


[Закрыть]

Оба биографа Визенталя утверждают, что он получил еще одну наводку от неожиданного источника – хозяйки дома, где он снимал жилье на Ландштрассе, 40, по соседству с отделением УСС в Линце. Однажды вечером, когда он изучал списки военных преступников, а хозяйка убиралась в комнате, она из любопытства заглянула ему через плечо и воскликнула: «О, Эйхман! Уж не тот ли это генерал СС, который преследовал евреев? Вы знаете, что его родители живут здесь неподалеку, в доме номер 32?»[301]301
  Там же, с. 100–101; и Wiesenthal, 67–69.


[Закрыть]

Эйхман, несмотря на свою роль в нацистской империи, был всего лишь оберштурмбаннфюрером (подполковником), но насчет его места жительства хозяйка оказалась права. Визенталь сообщил об этом в УСС. Через пару дней два американца наведались в дом его родителей и поговорили с отцом, уверявшим, что после войны ничего не слышал о сыне.

Это положило начало навязчивым поискам, которые в конце концов завели Визенталя в курортный городок Альтаусзее, к женщине по имени Вероника Либль. Та призналась, что была замужем за Эйхманом, но они якобы развелись в Праге в марте 1945 года, и с тех пор она о нем не слышала.[302]302
  Wechsberg, ed., 101–2.


[Закрыть] Визенталь продолжил копать – причем так настойчиво, что вскоре в Линце его прозвали «Эйхман Визенталь» и буквально «завалили ложной информацией».[303]303
  Wiesenthal, 69.


[Закрыть] Главной задачей на тот момент было найти фотографию Эйхмана, который всю карьеру массового убийцы старательно избегал камер. Наконец одному из коллег Визенталя удалось раздобыть у бывшей подруги Эйхмана старое фото 1934 года. Это изображение добавили к ордеру на арест Эйхмана.

Позднее критики и конкуренты Визенталя считали, что он заметно преувеличил свою роль в поисках, пытаясь препарировать и оспорить каждый этап запутанного сюжета. Многие даже сомневались, что он действительно начал разыскивать Эйхмана сразу после войны.[304]304
  Например, Walters G., Hunting Evil: The Nazi War Criminals Who Escaped and the Quest to Bring Them to Justice, 80.


[Закрыть]

Фридман, приезжавший в Австрию из Польши в 1946 году, тоже утверждал, что об Эйхмане – «величайшем убийце всех времен» – ему сообщил «Артур», точнее Ашер Бен-Натан. Когда Тувья признался, что слышит о нем впервые, лидер «Брихи» добавил: «Фридман, ты должен найти Эйхмана. Повторяю, ты должен его найти».[305]305
  Friedman, 122.


[Закрыть]

Как бы там ни было, очевидно, что и Визенталь, и Фридман начали разыскивать Эйхмана примерно в одно время. Роберт Кемпнер, еврей немецкого происхождения, юрист из американской команды обвинителей на Нюрнбергском процессе, отметил в своих мемуарах, как Визенталь спрашивал его: «У вас есть что-нибудь на Адольфа Эйхмана? Вы им занимаетесь?»[306]306
  Kempner R. M. W., Ankläger Einer Epoche: Lebenserrinrungen, 445.


[Закрыть]

В 1947 году один американский знакомый сообщил Визенталю, что Вероника Либль, также известная как «Вера», подала прошение о признании ее бывшего мужа мертвым «в интересах детей». Нашелся свидетель, который под присягой поклялся, будто видел, как Эйхмана застрелили во время боев в Праге 30 апреля 1945 года. Визенталь выяснил, что свидетель женат на сестре Либль, и передал эту информацию американской разведке, а те, в свою очередь, сообщили о столь подозрительном совпадении суду. Прошение Либль отклонили. «Эта мелочь на первый взгляд стала, возможно, моим самым существенным вкладом в дело Эйхмана», – писал Визенталь.[307]307
  Wiesenthal, 70.


[Закрыть]

Впрочем, критики Визенталя сомневались, что официальное признание смерти могло что-либо изменить и удержать израильтян от поисков Эйхмана. Учитывая общее снижение интереса к преследованию нацистов, информация о том, что нацистский преступник по-прежнему жив, имела решающее значение. По данным Фридмана, в 1950 году Эйхмана разыскивали трое израильтян. Они считали, что он до сих пор скрывается в Австрии после того, как успешно избежал идентификации во временных лагерях для военнопленных войск союзников.

Однако в это время Эйхман уже жил в Генуе под именем Рикардо Клемента, а оттуда отплыл в Аргентину. Израильтяне долго его искать не стали. В этом же году, по словам Фридмана, «Артур допустил, что охота на Эйхмана подошла к концу».[308]308
  Friedman, 203. Перемещения Эйхмана после войны подробно освещены в издании Neal Bascomb’s Hunting Eichmann: How a Band of Survivors and a Young Spy Agency Chased Down the World’s Most Notorious Nazi.


[Закрыть]

Только Фридман и Визенталь не хотели признавать, что охота окончена. Они проверяли любой слух, любую сплетню. «Правда в том, что никто ничего не знал, – сокрушался Фридман. – И с каждым днем про Эйхмана и прочих нацистов все больше забывали».[309]309
  Friedman, 204.


[Закрыть]

В конце 1952 года, уже после переезда в Израиль, Фридман ненадолго приехал в Австрию, где встретился с Визенталем. Тот велел ему: «Напоминай израильтянам про Эйхмана… заставь их хоть что-то делать». По воспоминаниям Фридмана, в январе 1953-го, когда он уже собирался возвращаться в Израиль, Визенталь пожал ему руку и сказал: «Подумай вот о чем. Когда Эйхмана схватят, его будет судить еврейский суд в еврейском же государстве. На кону, Тадек, наша история – и гордость нашего народа».[310]310
  Там же, с. 215.


[Закрыть]

В том же 1953 году Визенталя ждал очередной успех в деле. Он встретил пожилого австрийского барона, разделявшего его страсть к коллекционированию марок.[311]311
  Подробности встречи: Wiesenthal, 76.


[Закрыть] Имя этого бывшего контрразведчика – Генрих Маст – он раскроет позднее.[312]312
  Segev, 102.


[Закрыть] Визенталь в своих записях назвал барона «католическим монархистом», тем самым подразумевая, что тот «всегда с подозрением относился к нацистам». Узнав о поисках Эйхмана, он вытащил письмо от бывшего армейского товарища из Буэнос-Айреса, работавшего инструктором на службе режима президента Хуана Перона, и указал на последний абзац.

Прочитав его, Визенталь лишился дара речи: «Только представь, кого я здесь видел – этого отвратительного борова Эйхмана, повелевавшего евреями. И даже дважды поговорил с ним. Он живет возле Буэнос-Айреса и работает в водопроводной компании». Барон риторически спросил: «Ну, что скажете? Некоторым преступникам все-таки удалось уйти?»[313]313
  Wechsberg, ed., 123.


[Закрыть]

Визенталь, несмотря на волнение, понял, что в одиночку сделать ничего не сможет. Учитывая влияние нацистов в Аргентине тех лет, Эйхман мог чувствовать себя там в полной безопасности. «Я не был для него серьезным противником», – признал Визенталь. Он решил посоветоваться с Ари Эшелем, израильским консулом в Вене, который предложил всю собранную по Эйхману информацию – в том числе полученную от барона – включить в отчет для Всемирного еврейского конгресса в Нью-Йорке. Одну копию передали лично президенту конгресса Науму Гольдману, вторую – в консульство.[314]314
  Wiesenthal, 76–77; and Weschsberg, ed., 124.


[Закрыть]

Из Израиля ответ так и не пришел. А из Всемирного еврейского конгресса Визенталь через два месяца получил письмо от раввина Абрахама Калмановица, в котором тот подтверждал получение информации и просил узнать адрес Эйхмана в Буэнос-Айресе. Визенталь ответил, что ему нужны средства, чтобы послать кого-то в Аргентину и выяснить это. Но Калмановиц отказал, добавив, что, по информации ФБР, Эйхман находится в Дамаске, что делает его недосягаемым, поскольку Сирия не выдает преступников.