Текст книги "Наполеон: биография"

Как бы то ни было, Наполеон понимал, что он провалил начало второго этапа переворота и оказался в затруднительном положении. Однако это вряд ли привело к катастрофической утрате им мужества{778}778
  Schlabrendorf, Bonaparte pp. 13–16.


[Закрыть]. Более того, обе его реплики указывают на то, что у него имелся план, как переломить ситуацию.

Далее нужно было привлечь на свою сторону более 400 гвардейцев Законодательного корпуса под командованием капитана Жана-Мари Понсара. Это явилось заслугой не только Наполеона, но и чистого комедиантства. Разыгранная сцена (она вполне может быть заранее отрепетированной) поразительно напоминает заявление, сделанное Наполеоном Жану Тийи, французскому консулу в Генуе, перед своим арестом в 1794 году (речь шла об Огюстене Робеспьере): «Если бы он был моим братом и стремился бы к тирании, я заколол бы его своей рукой»{779}779
  CG 1 no. 232 p. 196, 7 августа 1794.


[Закрыть]. Теперь же, пять лет спустя, Люсьен вскочил на лошадь и объявил гвардейцам, что большинство Совета пятисот терроризирует кучка «бешеных», находящихся на содержании у англичан. Люсьен выхватил шпагу, направил ее в грудь Наполеона и крикнул: «Я клянусь, что поражу в самое сердце собственного брата, если он занесет руку на свободу французов»{780}780
  Simonetta and Arikha, Napoleon and the Rebel p. 5.


[Закрыть]. Выходка была и лицемерной, и театрально неестественной, однако это сработало. (Это был последний до самого Ватерлоо случай, когда кто-то из братьев Наполеона помогал ему, а не чинил помехи.)

«Капитан! – обратился Наполеон к Понсару (по крайней мере, так запомнил свидетель, записавший свой рассказ много позднее). – Возьмите свою роту и прямо сейчас разгоните это мятежное сборище. Они больше не представители нации, а злодеи, причина всех ее бед». Понсар спросил, что ему делать в случае сопротивления депутатов. «Примените силу, – ответил Наполеон, – даже штыки». – «Этого достаточно, мой генерал»{781}781
  Rovigo, Mémoires I p. 239.


[Закрыть]. Солдаты Понсара вместе с генералом Шарлем Леклерком (мужем Полины, сестры Наполеона), Мюратом (помолвленным с Каролиной, другой сестрой Наполеона), Бессьером, майором Гийомом Дюжарденом из 8-й линейной полубригады и другими офицерами, в том числе Лефевром и Мармоном, поносившими крючкотворов и политиканов, якобы подкупленных англичанами, просто выгнали депутатов из Оранжереи, игнорируя их крики «Vive la République» и призывы к закону и конституции{782}782
  Rose, Napoleon I p. 225.


[Закрыть].

«Всего полчаса спустя, – вспоминал Берлье, – одна из главных дверей с большим шумом распахнулась, и мы увидели входящих в зал военных, во главе с Мюратом, явившихся с примкнутыми штыками его очистить». Когда появились солдаты, депутаты Жозеф Блен, Луи Тало и Бигонне (и, согласно одному источнику, Журдан) призвали их – безрезультатно – не подчиняться своим офицерам{783}783
  Aulard, Histoire politique p. 699.


[Закрыть]. Опасаясь ареста, многие депутаты сбежали. По легенде, некоторые выпрыгивали из окон первого этажа Оранжереи.

Лавалетт записал, что они «сбрасывали свое одеяние – римские тоги и квадратные шапочки, чтобы легче было скрыться неузнанными»{784}784
  Lavalette, Memoirs p. 77.


[Закрыть]. Гренадеры, по-видимому, сыграли важнейшую роль в антиконституционном перевороте, причем с величайшим спокойствием. Они предпочли подчиниться офицерам, под началом которых многие из них воевали и которых в казармах все знали как героев, вернувшихся из Египта, а не депутатам. И, когда дошло до выбора между подчинением гигантам солдатского ремесла или политикам, сгрудившимся в Оранжерее, он оказался очень легким. На руку заговорщикам сыграло и то, что генерал Пьер де Бернонвиль, бывший военный министр, присутствовал при этом и занял доброжелательную по отношению к ним позицию. В конце месяца Наполеон отправил ему пару пистолетов с надписью: «День Сен-Клу, 19 брюмера VIII года». Такие же достались Лефевру и Бессьеру{785}785
  CG 2 no. 4790 p. 1103 n. 2, 7 декабря 1799.


[Закрыть].

Вечером и ночью Дня второго Люсьен собрал в Оранжерее столько поддержавших переворот депутатов, сколько сумел найти. Источники сообщают разное, но, по-видимому, их насчитывалось около пятидесяти, то есть до 10 % состава палаты{786}786
  ed. Butler, Baron Thiébault II p. 21.


[Закрыть]. «Директория ликвидируется, – постановили они, – из-за злоупотреблений и преступлений, к которым она неизменно склонялась»{787}787
  ed. Arnold, Documentary Survey pp. 17–18.


[Закрыть]. Депутаты назначили временными консулами Сийеса, Дюко и Наполеона (именно в этом порядке), подчеркнув, что первые два – бывшие члены Директории, что придало видимость преемственности, хотя и сомнительную. Подопечные Люсьена из Совета пятисот также распустили обе палаты на четыре месяца (оказалось, что навсегда) и вотировали исключение из своих рядов 61 противника нового режима, главным образом неоякобинцев, хотя в ссылку отправились лишь 20 человек{788}788
  Crook, Napoleon Comes to Power p. 3; Rose, Napoleon I p. 226; Lyons, France Under the Directory p. 232.


[Закрыть]. Временной комиссии (50 членов, по 25 от каждой палаты) поручили подготовить проект новой конституции, который, как все считали, уже написал Сийес.

В самом ли деле в Оранжерее против Наполеона был направлен кинжал, как утверждали заговорщики? Невозможно сказать наверняка (о том, что произошло, сохранилось множество противоречивых, политически ангажированных сообщений), но это маловероятно, отчасти потому, что в тот день не пролилось ни капли крови – ни Наполеона, ни кого-либо еще. Многие в те времена носили карманные ножи для бытовых нужд, от очинки перьев до вскрытия устриц, но едва ли для самозащиты, и их было просто спрятать под длинной бархатной тогой депутата Совета пятисот.

Конечно, тогда Люсьен и Мармон объявили солдатам, что против Наполеона обратили кинжал, и Лавалетт утверждал, что оружие держал Бартелеми Арена, корсиканский депутат-антибонапартист, но никто, кроме него, этого не видел. (23 брюмера Арена написал в Le Journal des Républicains письмо и объяснил, что он находился в противоположном конце зала, но из предосторожности все же покинул Францию{789}789
  Lentz, 18. Brumaire p. 328.


[Закрыть].) Автор-антибонапартист ранней четырехтомной истории переворота, опубликованной в 1814 году, утверждал, что, когда раздались крики «Кромвель!» и «Тиран!», «пятьдесят депутатов приблизились к нему [Бонапарту], теснились, говорили с ним, по-видимому, толкали; один, вытащив кинжал, нечаянно оцарапал руку гренадера, стоявшего ближе всех к генералу, бросил оружие и скрылся в толпе»{790}790
  Gallais, Histoire I p. 90.


[Закрыть]. Как в указанной ситуации можно «нечаянно оцарапать» кого-либо кинжалом, не пояснялось, и гренадера Тома, по-видимому, слегка оцарапали, когда порвали (а не разрезали) рукав его мундира{791}791
  Lentz, 18. Brumaire p. 327.


[Закрыть].

Впервые о кинжале упомянула Le Moniteur 23 брюмера. К тому времени бонапартисты подчинили себе аппарат пропаганды. Ни одна другая газета не поведала о кинжале, но предполагаемое покушение во многом оправдало разгон депутатов и стало популярной темой литографий и гравюр, которые вскоре начали появляться. Так, через год в Лондоне напечатали гравюру «Бонапарт в Законодательном корпусе»: Наполеон храбро противостоит разъяренным, потрясающим кинжалами депутатам. «Генерал Бонапарт, – гласил его приказ по войскам от 11 ноября, – выражает свое особое удовлетворение отважным гренадерам, покрывшим себя славой при спасении жизни своего генерала в момент, когда он мог пасть под ударами депутатов, вооруженных кинжалами»{792}792
  Bingham, Selection I p. 270.


[Закрыть]. Тома, которого представили героем, получил пожизненную пенсию в 600 франков, бриллиантовый перстень стоимостью 2000 экю и поцелуй Жозефины на официальном завтраке три дня спустя[83]83
  Впоследствии сын депутата Огюста-Луи Петье утверждал, что Тома просто порвал рукав об оружие товарища (Lentz, 18-Brumaire p. 329; Sciout, Le Directoire IV p. 652 n. 1).


[Закрыть].

Возникает вопрос: почему в защиту конституции не был пущен даже перочинный нож – пусть не в Сен-Клу, а в Париже? Если бы Директория или Совет пятисот пользовались поддержкой народа, в ту же ночь в Париже и других крупных городах Франции, когда там узнали о случившемся, появились бы баррикады. Но ни баррикад, ни стрельбы не было. Население рабочих районов (например, Сент-Антуанского предместья) отнюдь не питало любви к Директории, поэтому не возмутилось. Зато курс трехпроцентных облигаций на бирже вырос с 11,4 (за день до переворота) до 20 франков (неделю спустя){793}793
  Lyons, France Under the Directory p. 233.


[Закрыть]. Далеко от Парижа наблюдалось некоторое сопротивление. Власти департаментов Па-де-Кале, Юра и Восточные Пиренеи выразили свою обеспокоенность, но никто не был расстроен настолько, чтобы затевать гражданскую войну с консулатом и Наполеоном, и очень скоро все успокоились.

Смысл 18 брюмера, однако, заключался не в ликвидации Директории (по-видимому, она в любом случае бы пала), а в фактическом роспуске обеих палат и отмене Конституции III года. Законодательный корпус не так уж страдал от непопулярности Директории. Неоякобинцы не представляли большой угрозы, нации не угрожала непосредственная опасность. И все же Сийес и Наполеон почти без сопротивления народа распустили и Совет старейшин, и Совет пятисот. После десятилетия революции многие французы жаждали твердой руки и считали, что парламентские процедуры этому мешают – как и конституция, которую было почти невозможно изменить. Таким образом, они согласились с временным сворачиванием представительной демократии, чтобы позволить Наполеону и другим заговорщикам разрубить гордиев узел. Парижанам было все равно, силой или миром Наполеон получил власть. Армейские офицеры ценили порядок, дисциплину и практичность, а эти добродетели он теперь ставил выше свободы, равенства и братства, и в то время французский народ с ним соглашался. Наполеон сумел дать Франции идею национального успеха, а (как он сам выразился) «эти директоры совсем не знали, что делать с воображением нации»{794}794
  Holland, Foreign Reminiscences p. 243.


[Закрыть]. Своей привлекательностью Наполеон был обязан не только победам, но и тем, что он принес мир народу, уставшему от войны.

Современники не считали 18 брюмера государственным переворотом, хотя, разумеется, это был настоящий переворот, а сам этот термин широко употреблялся (так обозначили события в термидоре). С точки зрения современников, то были просто «дни» (les journées). Несмотря на театральность произошедшего (Люсьен направил клинок в грудь Наполеону, Тома получил бриллиантовый перстень за подвиг, которого не совершал, и так далее), неоякобинцы оказались опаснее, чем считалось, и если бы гвардейцы Законодательного корпуса остались верны Совету пятисот, то заговорщики очутились бы в большой опасности. На следующий день после переворота, во исполнение собственного пророчества, Наполеон и Жозефина спали в Люксембургском дворце. Они разместились в апартаментах Гойе на нижнем этаже, в правом крыле, выходящем на улицу Вожирар, всего в сотне метров от церкви Святого Иосифа, где пятью годами ранее Жозефина едва не рассталась с жизнью.

Часть вторая
Господство

Консул

Если он продержится год, то далеко пойдет.

Талейран о консуле Наполеоне

Массы… нужно направлять так, чтобы они не догадывались об этом.

Наполеон – Фуше, сентябрь 1804 года

В 10 часов 11 ноября 1799 года, в дождливый понедельник, Наполеон в гражданском платье приехал в сопровождении шести драгун в Люксембургский дворец и прошел в зал, где ранее заседала Директория{795}795
  eds. Tulard and Garros, Itinéraire p. 141; Forrest, Napoleon p. 124.


[Закрыть]. Успешно осуществив один переворот, временный консул[84]84
  Консулат был утвержден позднее, на плебисците.


[Закрыть] Наполеон сразу планировал второй – против своего главного сообщника. Сийес подготовил уже две французские конституции, в 1791 и 1793 годах, и Наполеон не считал, что революцию спасет третий проект Сийеса, предусматривающий сдержки и противовесы единоличной власти. Позднее он отозвался о Сийесе так: «Он не человек действия. Мало зная о человеческой природе, он не знал, как заставить людей действовать. Его штудии всегда вели его по пути метафизики»{796}796
  CN 30 p. 306.


[Закрыть].

При первой встрече трех консулов Дюко сказал Наполеону: «Нет смысла голосовать, кому председательствовать. Это место по праву ваше»{797}797
  ed. Gaudin, Mémoires p. 45.


[Закрыть]. Когда Сийес скривился, Наполеон предложил компромисс: председатели меняются каждые сутки, по алфавиту (то есть начиная с него, Бонапарта). Наполеон занял большое кресло в центре стола, которое прежде занимал президент Директории и которое впоследствии стало его постоянным местом. «Ну же, – понукал он коллег. – Принесем клятву. Мы торопимся»{798}798
  ed. Gaudin, Mémoires p. 45.


[Закрыть]. С точки зрения Наполеона, движущей силы консулата, почти не имело значения, кто кем формально руководил: на заседании присутствовали всего три человека, а выдвигал большую долю обсуждаемых идей и содействовал их реализации, как правило, именно Наполеон.

Уже на следующий день после переворота Париж заполнили плакаты с изложением событий в версии Наполеона («двадцать убийц бросились на меня и направили [кинжалы] мне в грудь») и его призывом к национальному единству. Ни Сийес, ни Дюко не упоминались. «Разгон агитаторов вернул консервативным, охранительным и либеральным идеям их законное место», – гласили плакаты, взывавшие к французам, которым надоела Директория и которые не считали, что правительство во главе с удачливым генералом окажется хуже нее{799}799
  CN 6 pp. 6–8.


[Закрыть].

Сторонники Наполеона всю ночь печатали и расклеивали плакаты. Сийес и его сторонники действовали гораздо менее энергично. Когда Буле де ла Мерт (председатель комитета из 7 человек, назначенного временной комиссией из 50 членов для выработки новой конституции) пришел к Сийесу за проектом, тот смог предъявить ему лишь ворох заметок. Буле де ла Мерт и Сийес засели за первый вариант, позднее переработанный конституционалистом Пьером Дону, бывшим жирондистом{800}800
  Collins, Napoleon and His Parliaments p. 10.


[Закрыть]. Вскоре Редерер предупредил Наполеона, что Сийес намерен предложить следующую схему: Великий электор (Grand Electeur) [назначает и] надзирает за работой двух консулов (один ответствен за внешнюю политику, а второй за внутренние дела государства). В рамках сложной системы разделения властей «нотабли» контролировали бы сенат, и лишь они имели бы право сместить Великого электора{801}801
  Rudé, Revolutionary Europe p. 226.


[Закрыть].

В роли этого правителя-философа Сийес явно видел себя. Наполеону он отводил роль консула, ответственного за внешние сношения (и войну), а Дюко – консула, ответственного за внутренние дела. Наполеону положение виделось совершенно иначе{802}802
  Rose, Napoleon I pp. 231–232.


[Закрыть]. В следующие пять недель (прежде чем в Париже под звук труб и барабанов зачитали текст Конституции VIII года республики) брюмерианцы в неофициальных комитетах и подкомитетах бурно ее обсуждали. Бонапартистская партия во главе с Люсьеном и Буле (они привлекли Дону, который считал необходимой большую концентрацию власти) начисто обыграла Сийеса и его немногочисленных сторонников. Этому сильно способствовал своевременный переход Камбасереса на сторону Наполеона. Буле де ла Мерт наконец объявил временной комиссии, что ее «задача» заключается в том, чтобы на десять лет вручить Наполеону – первому консулу – исполнительную власть. Причем за ним не должен надзирать никакой Великий электор: должен быть созван Государственный совет для рекомендаций, и он единственный имел бы право законодательной инициативы{803}803
  Boulay, Boulay p. 116; Rudé, Revolutionary Europe p. 227.


[Закрыть]. Статья 41 новой конституции гласила: «Первый консул обнародует законы; он назначает и отзывает согласно собственной воле членов Государственного совета, министров, посланников и других ответственных внешних представителей, офицеров армии и флота, членов местной администрации, правительственных комиссаров при судах; он назначает уголовных и гражданских судей, равно как и судей мировых и кассационных, без права их отстранения от должности»{804}804
  Rose, Napoleon I p. 232.


[Закрыть]. Первый консул имел право заключать договоры, жить в Тюильри и ежегодно получать 500 000 франков (пятидесятикратное жалованье посла). Таким образом, с самого начала было понятно, в чьих руках власть. Второй и третий консулы также имели право жить в Тюильри, однако за исполнение своих ролей им полагалось лишь 150 000 франков в год.

Консулат издал целый ряд декретов, заботясь о популярности нового режима и о том, чтобы, по выражению Наполеона, «завершить революцию». В Версале расположились раненые солдаты. Был отменен жестокий антиэмигрантский закон, и Наполеон сам ездил в Тампль, чтобы освободить заложников. Полиции предписали не трогать вернувшихся эмигрантов и не принуждать их к насильственным «займам». Годовщина взятия Бастилии и 1 вандемьера (первый день первого месяца года по республиканскому календарю) были объявлены государственными праздниками. Получившим ранения на войне, а также солдатским вдовам и сиротам назначались пенсии. Не присягнувших республике священников теперь не высылали. В декабре умер Джордж Вашингтон, и в стране был объявлен десятидневный траур, хотя Франция и Америка все еще вели «квазивойну». В речах, посвященных «американскому Цинциннату», Наполеона сравнивали с Вашингтоном{805}805
  Brown, Ending the Revolution p. 301; Carpenter, Refugees p. 188; Lyons, France Under the Directory pp. 233–234.


[Закрыть]. Наполеон не забыл и обещание Клеберу. Он приказал новому министру внутренних дел, математику и астроному маркизу де Лапласу, отправить в Египет на первом же корабле «труппу комедиантов»{806}806
  G 2 nos. 4766 and 4767 pp. 1091–1092, 15 ноября 1799.


[Закрыть]. «Новорожденное правительство должно поражать и удивлять, – объяснял Наполеон Бурьенну. – Когда оно перестает это делать, оно гибнет»{807}807
  Bourrienne, Memoirs I p. 315.


[Закрыть].

Назначение выдающегося ученого Лапласа на высокую должность подчеркнуло основную идею: Наполеон – солдат, события 18 брюмера были военным переворотом, однако новый режим ни в коем случае не военная диктатура. Талейран снова стал министром иностранных дел. В правительство был введен лишь один солдат: Александр Бертье занял пост военного министра{808}808
  Thody, French Caesarism p. 36.


[Закрыть]. «Если я года через три-четыре умру в своей постели от лихорадки, – в следующем году заявил Наполеон Редереру, – то посоветую нации остерегаться правительства военных. Пусть назначат гражданского правителя»{809}809
  Roederer, Bonaparte me disait p. 60.


[Закрыть]. Фуше предсказуемо стал министром полиции, а финансы доверили Мартену Годену (он служил в казначействе всех правительств Франции, начиная с Людовика XVI). Годен немедленно занялся реформой умопомрачительно сложного налогового кодекса и снижением ставок. Местные власти передали управление финансами министерству, и в конце концов бюджетная система стала централизованной{810}810
  CG 3 pp. 1237–1247; eds. Laven and Riall, Napoleon's Legacy p. 2.


[Закрыть]. Также Наполеон быстро построил централизованную, а не через департаменты, систему финансирования армии. (Классический пример того, как он ради насущных реформ преодолевал сопротивление бюрократического аппарата.)

13 декабря, на последнем заседании конституционной комиссии, Наполеон предложил Сийесу назвать имена трех консулов, которых должны были представить нации на февральском плебисците по новой Конституции VIII года. Сийес, к тому времени принявший 350 000 франков наличными, поместье в окрестностях Версаля и дом в Париже за государственный счет, как и следовало, назвал Наполеона первым консулом, Камбасереса – вторым, а третьим – Шарля-Франсуа Лебрена, бесконечно гибкого адвоката и бывшего депутата, который ранее поддерживал всех, кроме якобинцев. Самому Сийесу достался пост президента сената. Дюко (принявший 100 000 франков за отставку с должности временного консула) стал вице-президентом. Второй переворот занял у Наполеона чуть больше времени, нежели первый, но оказался в той же степени бескровным и успешным. Хотя легитимность консулата должен был еще подтвердить назначенный на февраль плебисцит, Наполеон никогда не сомневался в своем моральном праве руководить Францией. Впоследствии он так высказался о Юлии Цезаре: «В таком положении им не могли уже управлять совещательные собрания, поэтому особа Цезаря служила порукой во владычестве Рима во вселенной, в спокойствии граждан всех партий. Поэтому власть Цезаря была законна»[85]85
  Цит. по: Наполеон I. Указ. соч.


[Закрыть]{811}811
  CN 32 p. 84.


[Закрыть]. Наполеон в 1799 году так же относился и к управлению Францией.

«Французы! – объявил он 15 декабря. – Вам представлена конституция. Она устраняет неопределенность… внутреннего и военного положения республики… Конституция исходит из истинных принципов представительного правления, священных прав собственности, равенства и свободы… Граждане! Революция утверждена на принципах, провозглашенных ею в начале; она закончилась»{812}812
  ed. Arnold, Documentary Survey pp. 34–35; Forrest, Napoleon p. 170.


[Закрыть].

Упоминание права собственности прежде равенства и свободы показательно: Наполеон намеревался отстаивать интересы ремесленников, нанимателей, приобретателей «национальных имуществ», то есть тех, кто изо всех сил пытался удержать на плаву свое мелкое предприятие наподобие тутового питомника. Эти люди были главной опорой государства. Наполеон понимал их нужды и опасения. Статья 94 (из 95) Конституции (она оказалась более чем вчетверо короче предыдущей) категорически утверждала: «Французский народ объявляет, что после покупки на законных основаниях национального имущества, какого бы происхождения оно ни было, законный приобретатель не может быть его лишен», то есть имущество и земли короля, церкви и знати, конфискованные и проданные во время революции, первоначальным владельцам возвращены не будут. Эти обеты Наполеон повторил в 1802 и 1804 годах, однако он не обещал перераспределения. Когда Наполеон говорил о «равенстве», он имел в виду равенство перед законом, а не экономическое равенство. Армия, сильнейший и естественный союзник Наполеона, выиграла от переворота: жалованье увеличено, условия службы улучшились, были обещаны пенсии и земельные наделы (хотя никто, по-видимому, не получил свои шесть арпанов). Закон о приостановке платежей поставщикам отменили, и вскоре те сполна получили свои деньги.

В конце декабря официально заработали органы, ставшие опорой наполеоновского режима. 22 декабря в Люксембургском дворце начал работу Государственный совет, в состав которого вошли в основном далекие от политики технократы, назначенные первым консулом. Государственный совет, действовавший, как правило, под личным контролем Наполеона, сделался главным совещательным органом нового государственного аппарата Франции, дававшим первому консулу рекомендации и помогавшим ему готовить законопроекты. Военными были 6 из 50 членов совета. Поскольку советники были людьми достойными, им предлагали говорить все, что они считали нужным сказать, и Наполеон поощрял дискуссию между ними. Согласно новой конституции, Государственный совет выступал также высшей апелляционной инстанцией по административным делам и органом, ответственным за экспертизу законопроектов перед их внесением в легислатуру (эти функции совет выполняет и в наши дни). Министры, входившие по должности в состав Государственного совета, посещали его заседания, когда повестка дня затрагивала их сферы ответственности.

В 8 часов утра 25 декабря (Рождество снова стали официально праздновать в 1802 году) Конституция VIII года республики вступила в силу. В печати ее тексту была предпослана речь Буле де ла Мерта. Он утверждал, что подавляющее большинство граждан Франции желает республики, не имеющей ничего общего ни с «деспотизмом Старого порядка, ни с тиранией 1793 года»{813}813
  Constitution de la République Française p. 16.


[Закрыть]. Новую конституцию, по выражению Буле де ла Мерта, можно охарактеризовать следующим образом: «Доверие приходит снизу, власть – сверху»{814}814
  Rose, Napoleon I p. 229.


[Закрыть]. Первый консул, как предполагалось, приобретал на десятилетний срок все полномочия в политической и административной сфере, а второй и третий консулы – «право сообщать свои мнения». Сенат (60 пожизненных сенаторов; численность этого органа постепенно, «путем ежегодного прибавления по два члена в течение первых десяти лет», планировалось довести до 80 человек) выбирал консулов, членов Законодательного корпуса (300 человек) и трибуната (100 человек) из общенационального списка, сформированного в ходе четырехэтапных выборов. Но самое главное – акты сенатского большинства, сенатусконсульты (sénatus-consulte), первоначально предназначавшиеся исключительно для оформления поправок к конституции, приобретали силу закона.

Трибунат обсуждал законопроекты, предлагаемые первым консулом и Государственным советом, однако не имел права вето. Законодательный корпус голосовал, но не обсуждал законопроекты. Трибунат мог обсуждать вносимые консулами законопроекты и сообщать свое мнение Законодательному корпусу. Законодательный корпус заседал не дольше четырех месяцев в год. Лишь сенат мог вносить поправки в конституцию, но ни одна из трех палат не имела права законодательной инициативы и не могла вносить поправки в законодательство. Устроив дело таким образом, Наполеон львиную долю полномочий оставил себе, а остальное, ничтожную часть, разделил между палатами.

Граждане могли проголосовать за претендентов на места в Законодательном корпусе, но окончательный выбор делали сенаторы. Все взрослые мужчины, имевшие право голоса в своем округе, выделяли 10 % из своего состава. Включенные в коммунальные списки также выделяли десятую часть (департаментский список), а на основании департаментских списков составлялся список «избираемых для осуществления национальных функций». Из 5000‒6000 членов этого третьего списка назначались 400 членов Законодательного корпуса и трибуната. Как выяснилось, в новые органы власти перешло много людей, прежде заседавших в парламенте: 38 из 60 сенаторов, 69 из 100 трибунов и 240 из 300 депутатов{815}815
  Gildea, Children of the Revolution p. 28.


[Закрыть]. Их опыт оказался полезен Наполеону, приступившему, по его словам, к «сворачиванию» революции, закреплению и корректированию ее итогов{816}816
  Ellis, Napoleon p. 2.


[Закрыть]. Запутанность конституции (особенно трехстепенные выборы в законодательные органы) полностью устраивала Наполеона, поскольку давала богатые возможности для устранения оппозиции{817}817
  Rose, Napoleon I p. 231.


[Закрыть].

В новой конституции было много такого, что успокоило нацию. Представители власти могли войти в жилище француза без приглашения лишь в случае пожара или наводнения (в ночное время). Днем – «только с целью, предусмотренной законом, или по приказу, отданному публичными властями». Граждан запрещалось удерживать под стражей без суда более десяти дней, а «все строгости, проявленные при производстве арестов… кроме предусмотренных законом, объявлялись преступными»{818}818
  ed. Arnold, Documentary Survey pp. 24–33.


[Закрыть]. Первое заседание Законодательного корпуса и трибуната состоялось 1 января 1800 года (11 нивоза VIII года; этот день в революционном календаре не имел никакого особенного значения).

То, что полномочия представительного собрания были урезаны, не означало, что наполеоновский режим не слышал недовольных. Податели петиций всегда получали возможность изложить свою точку зрения, а дебаты в советах префектур (conseils de prefecture) и общих советах (conseils généraux) департаментов, как правило, были в разумной мере открытыми (хотя и не оказывали особенного влияния на государственную политику){819}819
  Broers, Europe under Napoleon p. 51.


[Закрыть]. Режим довольно хорошо слышал жалобщиков, но не давал им никаких средств распространить критику и почти никаких средств – организовать политическую оппозицию.

Уже в первую неделю своего консульства Наполеон написал австрийскому императору Францу и английскому королю Георгу III, предложив мирные переговоры. «Возьму на себя смелость заявить, что судьба всех цивилизованных народов зависит от прекращения войны, которая воспламенила весь мир», – заявил он позднее{820}820
  CG 2 no. 4817 p. 1115, 25 декабря 1799.


[Закрыть]. Когда лорд Гренвиль, английский министр иностранных дел, предложил Наполеону вернуть престол Бурбонам, Наполеон ответил, что если этот принцип применить к Англии, то нужно восстановить на троне и Стюартов. Он позаботился о том, чтобы послание Гренвиля получило во Франции широкую огласку, и так укрепил положение консулата{821}821
  Rodger, War of the Second Coalition p. 275.


[Закрыть]. Русские вышли из Второй антифранцузской коалиции, потерпев в конце сентября 1799 года поражение от Массена во Второй битве при Цюрихе. Австрийцы согласились на переговоры, которые безуспешно тянулись уже много месяцев. К весне, когда можно будет начать новую кампанию, они будут готовы снова попытаться захватить Геную и вторгнуться в юго-восточные земли Франции.

«Я хочу, чтобы все вы сплотились вокруг народной массы, – писал Наполеон о правящей верхушке Франсуа-Жозефу Бейтсу, бывшему члену Совета пятисот и одному из лиц, объявленных вне закона в брюмере (их было 61). – Простое звание французского гражданина ценнее звания роялиста, шуана, якобинца, фельяна, оно ценнее любого другого из тысячи наименований, которые порождены в эти последние десять лет духом раздора и которые толкают нацию в бездну, откуда наконец пришло время ее спасти – раз и навсегда»{822}822
  CG 2 no. 4772 pp. 1094–1095, 24 ноября 1799.


[Закрыть]. На Бейтса это произвело впечатление, и в марте следующего года он получил пост префекта департамента Луар и Шер. Но чарам Наполеона поддавались не все, и он сурово отвечал тем, кто ставил под сомнение его политику национального единства. Когда мэр Лилля высказал опасения относительно приглашения в город бывшего якобинца-генерала, Наполеон оборвал: «Не смейте говорить ничего подобного! Разве не видите, что теперь все мы одинаково служим Франции? Да будет вам известно, месье, что 17 и 18 брюмера я воздвиг непроницаемую для взгляда медную стену, о которую вдребезги разбиваются все воспоминания!»{823}823
  Ségur, Memoirs p. 152.


[Закрыть] Режим Наполеона стал первым после революции, отказавшимся от репрессий в отношении предыдущего, и, хотя через три года в Законодательном корпусе не осталось оппозиции, французов теперь не отправляли за политические взгляды на гильотину.

Курс Наполеона на возведение «медной стены» позволил ему собрать очень широкий диапазон мнений, охватить все партии, кроме неоякобинцев. Несмотря на то (или из-за того?) что Наполеон прежде сам был якобинцем, он понимал, что, хотя множество бывших якобинцев могут его поддержать, неоякобинское движение всегда останется идеологически враждебным. Процесс национального единения вне зависимости от прежних политических взглядов назвали ralliement (фр. «сплочение», «объединение»), и, хотя некоторые приняли бонапартистский режим ради личной выгоды, многие сделали это из подлинно патриотических побуждений, видя, что Наполеон возрождает Францию{824}824
  Emsley, Napoleon p. 117.


[Закрыть]. Вторая, связанная установка – amalgame, то есть «смешение», – предполагала поощрение активного содействия режиму, а не просто его одобрения{825}825
  Broers, Napoleonic Empire in Italy pp. 23 ff.


[Закрыть].

Такая политика позволила Наполеону привлечь на свою сторону очень талантливых чиновников во главе с Камбасересом (голосовавшим за казнь Людовика XVI), в том числе будущего министра юстиции Луи-Матье Моле (роялиста, отцу которого отрубили голову), Жана-Этьена Порталиса (противника Директории из умеренных), министра по делам религии, и его столь же дельного сына Жозефа-Мари Порталиса, ученого и будущего министра внутренних дел Жана Шапталя (жирондиста), военного администратора генерала Жана-Жерара Лакюэ (умеренного), члена Госсовета Антуана-Клера Тибодо (также голосовавшего за казнь короля), префекта полиции Этьена-Дени Паскье (умеренного; его отца казнили на гильотине) и министра казначейства Никола-Франсуа Мольена (служившего в министерстве финансов при Людовике XVI). «Искусство назначать людей, – объяснял Наполеон Мольену, – далеко не настолько трудно, как искусство делать так, чтобы назначенные достигли всего, на что они способны»{826}826
  Mollien, Mémoires I p. 314.


[Закрыть]. Наполеон признавал способности Карно, свергнутого им во фрюктидоре, и 2 апреля 1800 года назначил его военным министром, а Бертье поручил командование Резервной армией{827}827
  Hicks, Late 18th Century passim.


[Закрыть].

Из-за возникшего после 18 брюмера ощущения стабильности, эффективности и компетентности властей обменный курс франка к доллару и к фунту стерлингов всего за неделю удвоился. К концу января 1800 года курс стофранковых гособлигаций, вяло продававшихся по 12 франков, взлетел до 60. Два года спустя министру финансов Мартену Годену впервые со времен Войны за независимость США удалось сбалансировать бюджет (отчасти благодаря принуждению сборщиков налогов к взносам в счет будущих поступлений){828}828
  Bertaud, La France p. 38; Horne, Age of Napoleon p. 20; Markham, Napoleon p. 80.


[Закрыть].