Текст книги "Эликсир жизни"

Дженна благодарно взяла карточку.

– Спасибо, Жук, – сказала она. – Спасибо тебе огромное!

– Не за что, – ответил Жук. – Обращайся. То есть нет. Надеюсь, больше не понадобится. То есть… надеюсь, Сеп в порядке и… если нужна помощь…

– Спасибо, Жук, – растроганно повторила Дженна.

Она бросилась к двери и распахнула ее. Снаружи, облокотившись на подоконник, стоял Волчонок и откровенно скучал.

– Пошли, четыреста девятый, – позвала его Дженна и побежала по направлению к Главной арке.

Вскоре они с Волчонком исчезли в синей тени под сводом из ляпис-лазури.

А Жук, оставшись в «Манускрипториуме», сел на стул и провел рукой по лбу. Он весь вспотел, и не только потому, что все время краснел при виде Дженны. Жук откинулся на спинку стула, его бросило в холодный пот, и вся комната завертелась.

Писцы в Архиве услышали грохот, когда мальчик упал со стула. Фокси, сын опозорившегося бывшего Главного писца-алхимика, выскочил в приемную и нашел Жука распластавшимся на полу. Фокси сразу увидел на ноге друга, между верхом голенища сапога и штаниной, пунктирную отметину, от которой шла красная сыпь.

– Его укусили! – завопил Фокси, и писцы пришли в ужас. – Жук заразился!

14
Марцеллий Пай

Марцеллий Пай терпеть не мог утро. Не то чтобы на той глубине, где он прятался, можно было с легкостью определить, когда оно, это утро, наступает. Днем и ночью Старый путь под Замком был залит тусклым красным светом. Этот свет излучали шары негаснущего огня, которые теперь Марцеллий считал своим величайшим и определенно наиполезнейшим достижением. Большие стеклянные шары тянулись вдоль Старого пути – Марцеллий сам повесил их там около двух столетий назад, когда решил, что больше не может жить на земле среди смертных. Там слишком шумно, жизнь стремительная и яркая, а его это больше не интересовало. Теперь он сидел мокрый и дрожал возле шара у Большой трубы. Сидел и жалел сам себя.

Он знал, что сейчас утро, потому что прошлой ночью вылезал на очередную прогулку подо рвом. Марцеллий научился дышать один раз в десять минут, но его не особенно волновало, если он дышал и один раз в полчаса. Он наслаждался ощущением невесомости под водой. Хоть на какое-то время уходила ужасная боль в старых хрупких костях. Ему нравилось бродить в мягком иле и подбирать редкие золотые монеты, которые кто-то бросил в ров на счастье.

Вернувшись обратно и протиснувшись через давно забытую комнатушку смотрителя, Марцеллий взял большую свечу, сделал на ней отметки, чтобы обозначить часы, и воткнул булавку в четвертую отметину вместо будильника. Не то чтобы он боялся заснуть (Марцеллий Пай больше не спал), просто мог забыть назначенный час, а ведь он клятвенно пообещал матери не пропустить его. При мысли о матери Марцеллий скривился, как будто съел кусок яблока, оказавшийся гнилым и червивым. Он вздрогнул и сгорбился под тонюсеньким плащом, пытаясь согреться. Поставив свечу в стакан, он сел на холодную каменную скамью под Большой трубой и стал наблюдать за тем, как пляшет огонек. Свеча горела всю ночь, и древние алхимические формулы посещали и покидали разум Марцеллия, как всегда мимолетно и без надобности.

Большая труба возвышалась над ним из самого мрака, словно колонна. Внутри ее свистел студеный ветер и завывал так, как когда-то выли существа в склянках у Марцеллия, желавшие выбраться наружу. Теперь он понимал, что они чувствовали. Свеча постепенно сгорала, и Марцеллий тревожно поглядывал на булавку, а потом поднимал взгляд в черноту трубы. Пламя постепенно приближалось к булавке, и Марцеллий начал нервно постукивать ногой и грызть ногти по старой привычке, от которой скоро отказался. На вкус просто гадость.

Дабы как-то скоротать время и отвлечься от мыслей о том, что ему предстояло сделать, Марцеллий вспомнил о своей прогулке прошлой ночью. Много лет он не выходил на воздух, да и не так уж и страдал от этого. Небо заволокли тучи, было темно, и приятный туман заглушал любые звуки. Марцеллий терпеливо сидел в Змеиной лазейке и ждал, но мать ошиблась. Никто не пришел. Это его не слишком обеспокоило: он очень любил Змеиную лазейку, которая хранила счастливые воспоминания о тех временах, когда он жил там, рядом с домом, где теперь хранились какие-то дурацкие лодки с педалями. Он сидел на своем старом месте у воды и проверял, не исчезли ли его золотые булыжники. Он был рад вновь увидеть золото, хотя оно и покрылось слоем грязи и кое-где поцарапалось – наверное, о те самые лодки. Марцеллий нахмурился. В молодости у него была настоящая лодка. Тогда река была глубока, совсем не то, что сейчас, – ленивый заиленный проток. Воистину течение тогда было быстрое и бурное, но ведь и лодки делали большие, с длинным тяжелым килем, размахом парусов и чудесной резьбой, выкрашенной золотом и серебром.

«Да, – подумал Марцеллий, – вот раньше были лодки так лодки!»

И солнце всегда светило. Всегда. Он не мог вспомнить ни одного дождливого дня.

Он вздохнул и вытянул руки, с отвращением глядя на свои сморщенные пальцы, похожую на пергамент натянутую кожу, прозрачную на каждом бугорке и каждой впадине старых костей; на толстые желтые ногти, стричь которые у него больше не было сил. Он снова поморщился: какой же он мерзкий и противный! Неужели ничто ему уже не поможет? Слабое воспоминание о надежде посетило его, а потом ускользнуло из памяти. Марцеллий и не удивился: последнее время он стал очень забывчивым.

Дзинь! – булавка выпала из горящей свечи и ударилась о стекло. Марцеллий через силу встал на ноги. Пошарив в Большой трубе, он схватился за перекладину и запрыгнул на железную лестницу, которая была привинчена к старому кирпичу внутренней стенки. А потом, точно уродливая обезьяна, последний алхимик начал долгий подъем по Большой трубе.

До верха дымохода пришлось добираться дольше, чем он думал. Прошло больше часа, когда он, слабый и изможденный, влез на широкий выступ. Он сидел там бледный, крепко закрыв глаза и пытаясь отдышаться. Надеялся, что еще не опоздал. Мать рассердится. Через пару минут Марцеллий заставил себя открыть глаза. Лучше бы он этого не делал. При виде дрожащего огонька свечи далеко внизу под дымоходом у него закружилась голова, и его затошнило от мысли, что он так высоко забрался. Марцеллий вздрогнул из-за промозглого ветра и подтянул ноги под плащ. Его старые скрюченные пальцы совершенно заледенели – а может, даже превратились в лед.

И тогда Марцеллий услышал голоса – юные голоса, которые эхом отражались от стен трубы. Скрипя, как ржавая калитка, алхимик кое-как поднялся на ноги и зашаркал туда, где на первый взгляд в стене дымохода находилось темное окно. Приблизившись, он понял, что это не обычное окно. Оно было больше похоже на глубокую лужу самой черной воды, какую только можно вообразить. Марцеллий Пай неуклюже достал большой золотой диск из-под рваной одежды и приложил его к выемке на верхушке зеркала. Потом Марцеллий заглянул в темноту первого зеркала, которое он создал, и сначала удивился. Тогда, словно во сне, последний алхимик поднял левую руку и… нахмурился. Через несколько секунд Марцеллий высунул язык – и прыгнул.

Со скоростью, которая пробудила его старые кости, Марцеллий Пай бросился к зеркалу и сунул в него руки. Пальцы ухватились за пустоту. Алхимик чертыхнулся. Промазал. Промазал! Мальчишка – как там его звать? – ускользнул. Последним рывком старик протолкнул себя в зеркало и, к собственному облегчению, схватил ученика за одежду. Дальше осталось самое простое. Он уцепился за ремень мальчишки (вот где пригодились длинные кривые ногти) – и потащил. Тот начал было сопротивляться, но этого следовало ожидать. Не ожидал алхимик внезапного появления Эсмеральды. Последнее время голова играет с ним злые шутки. Но Марцеллий тащил изо всей силы, потому что для него это было делом жизни и смерти. И вдруг башмаки мальчишки остались в руках у Эсмеральды, а Септимус Хип – вот как его зовут! – провалился в зеркало.

15
Старый путь

Септимус проскочил сквозь стекло, продолжая драться. Он отвесил три удара алхимику и отчаянно пинался, хотя без башмаков толку было мало, но мальчик и тем остался доволен. Он вертелся и извивался, а в какой-то момент даже вырвался из костлявой хватки Марцеллия и бросился обратно в зеркало, но отскочил от него, как от каменной стены.

– Осторожнее, Септимус, – сказал Марцеллий и, вцепившись в его тунику, оттащил в сторону. – Убьешься же.

– Отпустите меня! – завопил Септимус, бешено выкручиваясь из его лап.

Марцеллий Пай даже бровью не повел.

– Слушай, Септимус, – сказал он, – здесь надо быть осторожным. Вниз-то очень далеко лететь. Ты же не хочешь свалиться?

Септимус замер, услышав свое имя.

– Откуда вы меня знаете? – спросил он.

Марцеллий Пай улыбнулся: на этот раз память не подвела.

– Назад дорога долгая, ученик, – сказал он.

Септимус не понял, обрадовала ли его такая перспектива, но улыбка незнакомца его немного успокоила. Он стоял смирно и несколько минут критически оценивал ситуацию. По всей видимости, он в темной пещере с очень древним стариком. Могло быть и хуже, но, опять же, могло быть и лучше. Для начала не помешали бы башмаки.

А потом правая нога Септимуса нащупала край выступа, и он понял, что могло быть гораздо лучше.

– И высоко тут? – спросил Септимус, проводя ступней по грани площадки, и почувствовал знакомое головокружение.

– Кто ж знает, ученик. Взбираться долго, вот это я знаю. Слезать тоже долго, так что пора нам.

Септимус мотнул головой и отпрянул.

– Я никуда не пойду, – заявил он. – С вами – никуда!

– Ну, это вправду, если со мной не пойдешь, так и никуда не пойдешь, – усмехнулся Марцеллий. – Вверх дороги нет.

– Я хочу обратно сквозь зеркало – к Джен. С вами я не пойду.

Септимус вывернулся из рук Марцеллия и навалился на стекло. Но снова отскочил и закачался, теряя равновесие.

– Стоять! – Марцеллий поймал его на самом краю выступа. – Через зеркало ты никогда не вернешься, – заверил он Септимуса. – Это же я его сделал. И ключ только у меня.

Септимус молчал. Он страшно боялся того, что этот мерзкий старик говорит правду. Мальчик посмотрел на кольцо дракона, которое, как всегда, светилось утешительным светом, но все равно мало успокаивало.

Марцеллий Пай перепрыгнул через край выступа и легко опустился на верхнюю перекладину лестницы. Септимус услышал какой-то шум и поднял кольцо, чтобы разглядеть, что там делает старик. Марцеллий улыбнулся ему тремя желтыми зубами в слюне.

– Иди же, Септимус. Пора увидеть, где ты проведешь годы своей учебы. Не надо кукситься. Мало кому выпадал шанс стать моим учеником.

– Учеником? Я никогда не буду вашим учеником! У меня уже есть учитель! Это Архиволшебник. И она скоро заберет меня отсюда! – прокричал Септимус увереннее, чем был на самом деле.

– Я в этом сильно сомневаюсь, – ответил Марцеллий. – А теперь давай спускайся.

– Никуда я не пойду! – продолжал упрямиться Септимус.

– Не глупи. Ну, просидишь ты тут несколько дней, продрогнешь, оголодаешь – и сам будешь умолять, чтобы я дал тебе спуститься. Или хуже – свалишься и расшибешься в лепешку. Не самое приятное зрелище, поверь мне. Ну, идешь ты или нет? – заискивающим голосом спросил Марцеллий.

– Нет, – спокойно повторил Септимус. – Ни за что.

Второй раз за утро когти Марцеллия выскочили из пустоты и вцепились в тунику Септимуса. Старик удивил мальчика своей силой и застал врасплох. Септимус потерял равновесие и упал к выступу.

– Осторожнее! – взволнованно прокричал Марцеллий, который вдруг испугался, что его добыча проживет недолго.

Но Септимус кое-чему научился в своем сне. В левой руке он уже сжимал летающие чары. Зажав их двумя пальцами, он прицелился золотой стрелой в трубу и, глубоко вдохнув, нырнул во мрак.

Когда Марцеллий Пай с ужасом увидел, как его будущий ученик пронесся мимо, он заметил золотой блеск того, что он хорошо помнил. Когда-то он сам обладал этим и любил этот предмет больше всего на свете, если не считать жены Броды.

– Чары! – прокричал он. – У тебя мои чары!!!

Но Септимус пропал глубоко на дне дымохода.

Полет оказался не из легких. Хотя Септимус регулярно практиковался с Альтером, но тренировки всегда проходили на открытом пространстве. А в тесной трубе летать оказалось гораздо сложнее – и опаснее. Но Септимус скоро обнаружил, что главное – это просто падать, и делать это как можно медленнее. Через несколько минут Септимус легко приземлился у основания трубы.

Мальчик несколько раз глубоко вдохнул и огляделся. Позади него высилась прочная кирпичная стена дымохода, но впереди простиралось то, что наверняка представляло собой древний туннель. В разные времена под Замком рыли новые туннели, и подземелье пронизывалось ими вдоль и поперек, а выложенные кирпичом были самыми старыми. У Септимуса над кроватью висела карта известных туннелей, но этого на ней мальчик не видел. Когда он вернется, нужно будет отметить свою находку… Если он вообще вернется.

Огни в шарах, которые висели по обеим сторонам коридора, давали тусклый красный свет и бросали на стены дрожащие тени. Септимус едва слышно присвистнул. Видимо, это негаснущий огонь алхимиков. Он не раз читал о нем, но не мог поверить в его существование. Один из этих шаров был у ног Септимуса, и мальчик не удержался, чтобы не рассмотреть его. Септимус опустился на колени и прикоснулся к шару. Толстое зеленое стекло было холодным, даже когда огонь лизал руку мальчика, точно веселый щенок, требующий внимания.

Грохот лестницы заставил Септимуса очнуться от наваждения. Высоко над ним Марцеллий Пай слез на ступеньку и начал медленно спускаться вниз. С каждым его шагом лестница сотрясалась.

Септимус запаниковал. Он бросился бежать, и его толстые шерстяные носки скользили по гладкому известняковому полу Старого пути. На бегу мальчик просматривал безликие стены в ожидании любой двери или туннеля, любой надежды на спасение. Он понимал, что ничего не останется, никакого выхода, никакого укрытия – как только старик ступит на землю, а это случится совсем скоро.

Старый путь извивался под землей, почти повторяя древний Путь Алхимика, который вырыли высоко над ним. Вскоре Септимус свернул на первом повороте и, к своему величайшему облегчению, скрылся из виду. Запыхавшись, он сбавил шаг и внимательно заозирался по сторонам. Довольно скоро мальчик был вознагражден за усилия – он увидел гостеприимную небольшую арку в нескольких метрах над полом. Септимус шустро вскарабкался в нее и оказался у подножия низких винтовых ступенек из ляпис-лазури.

К мальчику наконец вернулась надежда, и он заспешил по лесенке вверх. Ступени извивались змейкой и никак не заканчивались. Через несколько минут Септимус затормозил, чтобы отдышаться. Он прислушивался к звукам шагов, но, к счастью, ничего не услышал. Тогда Септимус пошел медленнее, освещая путь кольцом. Ляпис-лазурь тянулась впереди и сзади, насколько хватало глаз. Мальчик уже почти поверил, что подъем бесконечный, как вдруг, повернув в очередной раз, он оказался лицом к лицу еще с одним зеркалом. Оно, темное и таинственное, стояло на последней ступеньке. Септимус увидел в нем свое тусклое отражение: вытаращенные глаза перепуганно смотрели на него. Мальчик глубоко вдохнул и заставил себя немного успокоиться.

Молясь о том, чтобы поверхность поплыла под пальцами, как в прошлый раз, Септимус сунул руку в зеркало. Но случилось то, чего он так боялся. Старик не лгал. Зеркало не пропустило его. Оно было твердым как камень. Септимус отчаянно бросился на зеркало и надавил со всей силы. Но оно не поддавалось – такое же прочное, как всегда. Понимая, что до добра это не доведет, но не в силах сдержаться, Септимус ударил по зеркалу кулаками и бил до тех пор, пока на руках не остались синяки и ладони не заныли. По ту сторону стекла Джилли Джинн подняла голову от своих записей и улыбнулась. Всегда приятно, когда твои вычисления сходятся. Она аккуратно сложила в рядок перья, свернула бумаги и не мешкая отправилась во Дворец.

Септимус в последний раз отчаянно прицелился ногой и ушиб пальцы. Едва не разрыдавшись, мальчик бросился вниз по лестнице. Спуск оказался проще, и скоро Септимус увидел маленькую арку и красный свет шаров с негаснущим огнем. Он выпрыгнул из арки и в тот же миг услышал:

– Какая встреча, ученик!

Дрожащий голос старика эхом разнесся по туннелю, и алхимик упрямо зашаркал к Септимусу:

– Мы почти пришли.

Уверенность, с которой говорил старик, напугала Септимуса. Он понял, что угодил в ловушку, но оставалось последнее средство, которое мальчик мог попробовать. Он полез за пояс в поисках летающих чар. Но их не было!

Септимус бросился бежать.

– Отсюда не убежишь! – крикнул ему вслед медлительный, но безжалостный преследователь.

Свернув за последний поворот, Септимус понял, что и на этот раз старик не лжет. Тупик. Дорогу преградили высокие позолоченные двери. Два огромных шара с негаснущим огнем, размером почти с Септимуса, стояли по обеим сторонам створок. Мальчик сел между ними и посмотрел на огни, которые плясали так весело, точно встретили старого друга. Дальше идти некуда. Оставалось только слушать настойчивые шаркающие шаги, которые неумолимо приближались.

– А, ученик, – выдохнул старик и улыбнулся гигантскими зубами. – Кажется, это твое. – Он помахал перед мальчиком летающими чарами. – Надо зорко следить за этой взбалмошной вещицей, ведь она любит ускользать от тех, кто думает, будто обладает ею. А теперь она, кажется, снова моя.

– Летающие чары никому не принадлежат, – мрачно напомнил Септимус.

– Хороший ответ, ученик, и к тому же верный, – усмехнулся старик. – Вижу, мы с тобой сработаемся. Мои поздравления – ты сдал вступительный экзамен. Ты нашел вход… ха-ха. Это я так шучу. Так куда же я задевал свой ключ?

Септимус испугался и хотел было бежать, но Марцеллий натренированно выбросил руку вперед, его костлявые пальцы ухватили мальчика за пояс и притянули обратно. Тяжело дыша, старик достал золотой диск, поместил в круглую выемку в центре золотых дверей, а Септимуса оттащил со словами:

– В сторонку, ученик, сегодня у нас опасная работа.

Двери медленно отворились, и за ними открылась глубокая зеркальная чернота. Септимус уставился в пространство перед собой, не понимая, что видит. Спрятанный в черноте, на Марцеллия и Септимуса смотрел юноша с черными кудрявыми волосами. На нем были черно-красные одежды с вышитым золотым кругом, похожим на диск, который старик держал в руке. Юноша смотрел на них с ужасом и надеждой одновременно.

Марцеллий встретился лицом к лицу с собой, каким он уже никогда не будет. С безграничной тоской во взгляде он смотрел на тридцатилетнего себя. Старик со всей силы толкнул Септимуса, и мальчик распластался в ледяной черноте.

Высокие двери бесшумно затворились за ним, и Септимус исчез.

16
Пустой Дворец

В тот момент, когда Септимуса затолкнули в большие золотые двери, сторож Северных ворот Гриндж переходил низкий деревянный мост, ведущий во Дворец.

– Доброе утро, мисс, – поздоровался Гриндж с волшебницей-стажером Хильдегард, которая в то утро дежурила у дверей.

– Доброе утро, мистер Гриндж, – ответила Хильдегард.

– Надо же, вы знаете мое имя! – воскликнул Гриндж.

– Ну конечно знаю, мистер Гриндж. Все знают сторожа Северных ворот. Я могу вам чем-то помочь?

– Дайте-ка подумать… Это щекотливый вопрос, и мне надо торопиться, потому что я оставил миссис Гриндж на страже, а она не совсем подходит для этой работы, да еще и не любит считать деньги, это в лучшем случае… Так что я должен туда и назад…

– Так чем я могу вам помочь? – повторила Хильдегард.

– Ах да! Я, вообще-то, пришел проведать Сайласа Хипа. Если вы не возражаете.

– Нет, я вовсе не возражаю, мистер Гриндж. Будьте добры, присядьте куда-нибудь, а я пошлю за ним гонца.

Хильдегард подошла к Долгому променаду и позвонила в маленький серебряный колокольчик, который стоял на древнем сундуке из черного дерева. Звон колокольчика разнесся по пустому коридору.

Дворец приводил Гринджа в священный трепет. Сторож до сих пор не мог поверить, что здесь и в самом деле живет Сайлас Хип. Он смерил взглядом ряд хрупких на вид золотых стульев с красными бархатными сиденьями, на которые небрежно махнула Хильдегард, и решил, что садиться на них не стоит, поэтому метнулся в самый темный угол залы, где обнаружил очень удобное креслице. Оно было почти скрыто в тени, и на нем, невидимый Гринджу, мирно дремал древний дух Годрика, бывшего стражника у дверей.

– Нет! – резко прозвенел голос Хильдегард. – Только не туда, мистер Гриндж!

Гриндж, который как раз собирался сесть, подпрыгнул, как будто его кто-то укусил.

– На нем кое-кто сидит, – объяснила Хильдегард.

Гриндж, который в жизни не видывал призраков и был не против вообще этого избежать, печально покачал головой. Правду говорят: тут во Дворце все чокнутые. Вот почему это жилище так подходило Сайласу Хипу.

Надо признаться, Гриндж испытал облегчение, когда наконец явился Сайлас, за которым хвостом волочился Макси. Сайлас был немного взволнован. Как только представился предлог уйти, он обрадовался и оставил Марсию продолжать поиски Септимуса по Дворцу. Мальчик, очевидно, прогулял экзамен, и Сайласа это даже привело в восторг. Наконец-то его сын успокоится и начнет вести себя как нормальный ребенок.

Гриндж подпрыгнул, словно терьер на охоте за кроликом.

– Где он? – требовательно спросил сторож.

– И ты туда же! – вздохнул Сайлас. – Я же сказал Марсии, я не знаю! И вообще, это вполне нормально. Лично я нисколько не виню мальчонку за то, что он прогулял дурацкий экзамен.

– Какой еще экзамен? – оторопел Гриндж.

– Не помню, чтобы я сам его сдавал. Наверное, не важный какой-то. Кстати, а тебе от него что нужно? Он что, выкидывал коленца на твоем мосту? – Сайлас снисходительно хмыкнул, вспоминая времена, когда они с ватагой друзей, бывало, вбегали на разводной мост во время подъема и стояли там на спор, кто дольше продержится и спрыгнет в последний момент, не свалившись при этом в ров.

– Коленца? – переспросил Гриндж, которого вновь посетило чувство, будто они с Сайласом живут на разных планетах. – Чьи еще коленца теперь не дают покоя Саймону? Хотя я бы не удивился. От него вечно одни неприятности, от этого негодника.

На этот раз оторопел Сайлас.

– Саймон? – переспросил он. – Коленца?!

Но Гринджа так просто не проведешь.

– Слушай сюда, Хип. Я только хочу знать, где Саймон…

– Хм, не ты один, – заметил Сайлас.

– Да уж. Мой Руперт его бы живо нашел, не сомневайся. Он очень привязан к своей младшей сестренке, мой Руперт, а теперь она опять сбежала с этим бездельником…

– Убежала с Саймоном? – переспросил Сайлас, который был почти согласен с мнением Гринджа о своем старшем сыне-бездельнике. – Как это?

– Откуда мне знать. Если бы я знал как, то остановил бы ее.

– Ну, извини, Гриндж, – сказал Сайлас, который устал от того, что все обвиняют его в грехах первенца, – но я не знаю, куда подевался Саймон. И мне жаль, что твоя Люси до сих пор с ним общается. Она милая девчушка.

– Да, это верно, – согласился Гриндж и на минуту отвлекся.

Гриндж и Сайлас некоторое время неловко стояли в холле Дворца. Наконец Гриндж сказал:

– Ну, тогда я пошел. Приглядывай за своей Дженной, на случай если Саймон поблизости.

– Дженна… – протянул Сайлас. – Забавно, я ее сегодня еще не видел…

– Нет? На твоем месте я бы поскорее ее отыскал. А теперь мне пора. Приходи поиграть, если хочешь. Могу одолжить тебе набор шашек.

– Нет уж, у меня теперь свои есть, Гриндж, – фыркнул Сайлас, а потом, вспомнив наказ Сары, добавил: – Слушай, может, придешь сюда? Для разнообразия.

– Я? Я во Дворце дважды за один день? Вот так дела… – усмехнулся Гриндж. – Спасибо, Сайлас.

Хип проводил приятеля до двери.

– Тогда до скорого, – сказал Гриндж, а через минуту подумал вслух: – Нет у нас никаких коленец на мосту. Ни единого.

– Конечно нет, – успокоил его Сайлас и помахал на прощание, после чего они с Макси отправились на розыски Дженны.

Сайласу не повезло в поисках Дженны так же, как и Марсии в поисках Септимуса. Марсия шагала по Долгому променаду, и за ней семенил Альтер. Она открывала каждую дверь и кричала:

– Септимус! Дженна! – И потом громко захлопывала дверь.

Наконец Альтер не выдержал.

– Что-то неладно, Марсия, – сказал он.

– Куда уж верней, Альтер. Септимус! Дженна!

Хлобысь!

– Так, Марсия. Я ненадолго отлучусь. Мне нужно кое с кем покумекать.

– Разговорами делу не поможешь, Альтер. Я вдоволь наговорилась с этой глупой писцом-алхимиком, на всю жизнь хватило. Она несет полную чушь. Нужно немедленно найти Септимуса. Септимус! Дженна!

Хлобысь!

Альтер оставил Марсию в компании с дверями и улетел прочь по Долгому променаду. Добравшись до конца, он проник сквозь стену и направился к башне в восточном крыле Дворца. Затем он штопором взмыл вверх по винтовой лестнице и постоял на последнем этаже, собираясь с мыслями. Альтер был немного встревожен. Он отряхнул одежду, хотя его вид от этого не изменился, и дернул себя за бороду. Потом глубоко вздохнул и в непривычно почтительной для него манере медленно прошел сквозь стену в покои прежней королевы.

Королева вскочила с кресла.

– Прошу меня простить, ваше величество, – официально сказал Альтер и слегка склонил голову.

– Попробую, Альтер, – ответила королева и слегка улыбнулась, – если расскажешь, что привело тебя сюда. И ради всего святого, не зови меня «ваше величество». Можно просто Церис. Я же всего лишь призрак, как и ты. Никакое больше не величество, Альтер, – вздохнула она.

– Могу я поинтересоваться, видела ли ты сегодня свою дочь, Церис? – спросил Альтер.

Королева нежно улыбнулась.

– Да, в самом деле, – ответила она.

– Ах… Так она ушла к Зельде?

– Значит, и ты знаешь о Пути Королевы, Альтер? Это уже не секрет, как раньше…

– Ваш секрет я никому не открою. А Дженна, случайно, не взяла с собой юного ученика Архиволшебника?

– Он был с ней. Симпатичный мальчик. А ты, как обычно, все знаешь. Я всегда тобой восхищалась. Ты как будто знаешь… все.

– Так она повела Септимуса с собой? Ну, тогда это многое объясняет. Спасибо, Церис. Я пойду и сообщу Марсии, а то она всех с ума сведет.

– Дорогая, дорогая Марсия, – задумчиво произнесла королева. – Знаешь, она ведь спасла мою Дженну.

– Знаю, – ответил Альтер.

Они помолчали несколько минут, вспоминая тот день, когда оба отошли в мир иной. Наконец Альтер покачал головой, прогоняя воспоминания.

– Ну, я пошел. Спасибо.

Альтер повернулся, чтобы уйти, а потом сказал:

– Знаешь, Церис, тебе стоит чаще выходить отсюда. Нельзя все время торчать в этой башне. И подумай, может, стоит явиться Дженне? Я понимаю, это серьезное решение, но…

– Я явлюсь ей, когда придет время, Альтер, – сказала королева немного строго. – Принцесса должна сама все выяснить, чтобы доказать себе, что она достойна стать королевой. Так было и со мной. Я остаюсь здесь и охраняю Путь Королевы от зла, как поступала и моя мать. И Дженна будет делать так для своей дочери.

– Милая Церис… Надеюсь, до этого еще далеко.

– Я тоже надеюсь. Но нужно быть начеку. До свидания. До новой встречи…

Королева плавно опустилась в кресло у вечно горящего камина, и Альтер понял, что аудиенция окончена. Он выплыл из комнаты со смутным чувством неудовлетворенности. И только потом понял, что королева так и не дала прямого ответа ни на один его вопрос.

Альтер отправился на поиски Марсии, чтобы сообщить ей, что Дженна повела Септимуса в гости к тетушке Зельде, и убедить Архиволшебника не заглядывать за каждую дверь в надежде обнаружить пропавшего ученика.

Он нашел Марсию в тот момент, когда она горячо спорила с сэром Хирвордом возле комнаты Дженны.

– Если вы сейчас же не уйдете с моей дороги, сэр Хирворд, – сердито говорила Марсия, – мне придется пройти сквозь вас, ни больше ни меньше.

Старый рыцарь с сожалением покачал головой и ответил:

– Я очень извиняюсь, ваше Архиволшебство, но принцесса специально наказала мне никого не впускать в ее покои. А значит, и вас, к сожалению. Если бы только это было не так, но…

– Да перестаньте вы трястись, сэр Хирворд. Мне нужно срочно с ней поговорить! Так что дайте пройти!

– Уф! – вздохнул сэр Хирворд, когда острый мысок туфли из фиолетового питона вонзился в его прозрачную ногу.

– Марсия! – прикрикнул Альтер. – Марсия, прекрати! В этом нет никакой необходимости. Сэр Хирворд хорошо выполняет свою работу. Дженны нет в ее комнате, она повела Септимуса в гости к тетушке Зельде.

– Что?!

Марсия замерла, и ее нога так и осталась стоять в ноге сэра Хирворда. Рыцарь дернулся назад, потом вынул меч, загородил им дверь и уставился на Марсию, испепеляя ее взглядом.

Волшебница отпрянула от призрака.

– Но… но с какой стати она повела Септимуса к тетушке Зельде? Альтер, это ужасно! Септимус сегодня вообще не должен от меня ни на шаг отходить, он в серьезной опасности. А что касается Дженны, то ты и сам прекрасно знаешь, что она должна оставаться в Замке. Если они будут бродить по Болотам Песчаного Тростника, с ними бог знает что может случиться! О чем они только думают?

Альтер глянул на стражника, не зная, стоит ли говорить что-то в присутствии старого рыцаря, но призрак дипломатично разглядывал свои ноги. Сэр Хирворд знал, когда нужно смешаться с фоном. Но все равно Альтер взял Марсию под локоток и повел прочь от старого призрака. Когда они прошли немного по коридору, Альтер с тревогой заметил, что Марсия дрожит.

Когда их никто не мог услышать, Альтер сообщил:

– Э-э… Они пошли не через Болота, Марсия. Есть другой путь. – Альтер неловко замялся.

Путь Королевы – это тайна, которую хранят королевы и их потомки. Много лет назад, еще будучи Архиволшебником, Альтер сам наткнулся на Путь Королевы в Домике смотрительницы, когда искал предка тетушки Зельды – Бетти Крэкл. Бетти оставила Путь открытым, и Альтер, к величайшему изумлению, очутился в королевских покоях в компании королевы Матильды – суровой бабушки Церис. Он тут же бросился назад в Домик смотрительницы, но королева Матильда успела вытянуть из него обещание никому не раскрывать тайну Пути.

– Ну, через Порт, знаешь, тоже не легче, Альтер.

– Они не через Порт пошли, Марсия. Это гораздо быстрее… и безопаснее…

Марсия слишком хорошо знала своего старого учителя, чтобы понять, когда он что-то от нее скрывает.

– Ты что-то знаешь? – спросила она. – Что-то знаешь и не говоришь!

Альтер кивнул:

– Прости, Марсия, я поклялся не выдавать тайну. Это секрет королев.

– Но Септимусу он, очевидно, известен, – заметила Марсия.

– Да. Хотя Септимус – это другое дело, – ответил Альтер.

– В том-то вся и проблема, Альтер, – заявила Марсия, и ее голос зазвучал тоненько-тоненько, Альтеру даже почудилась в нем паника. – Он другой! Он настолько другой, что оставил мне записку пятьсот лет назад!