Текст книги "Проклятый берег"

Глава двенадцатая

ПРОЗРЕНИЕ

…За столовой, в светлой комнатке, глядевшей в сторону джунглей, меня встретила графиня. Она бросилась мне на шею и крепко прижала к себе.

– О Джон, где же ты был так долго? Я так ждала тебя…

– Верю… Но я был с друзьями… Она печально опустила голову.

– Прости… что я спросила об этом… Мне не нужны твои секреты, разве что решишь, что я достойна стать твоим товарищем… помогать тебе… Разве что ты поверишь мне…

У нее в глазах блестели слезы. Я был глубоко тронут. Ведь, как говорил мне пастор в одной шведской тюрьме, глаза – зеркало души.

А в ее глазах отражалась самая искренняя любовь.

– Видишь ли, Джон, – сказала она чуть позже, – сейчас мне кажется, что до сих пор я не жила еще, потому что не знала тебя…

Этому я не мог не поверить.

– Слушайте, графиня. Раньше я не доверял вам – почему, вы знаете. Но теперь я знаю, что ты любишь меня, что ты не можешь без меня жить…

– О, как ты сумел понять меня, – прошептала она. – Дай же мне быть твоей помощницей!

– К сожалению, ты мало чем можешь мне помочь. Через несколько часов я бегу отсюда…

– Я убегу с тобою!

– Это невозможно. Моя дорога будет слишком опасна… Но если я вернусь, мы никогда больше не расстанемся!

– Ты бежишь вместе с… с моим бывшим мужем… с капитаном? Потому что знай: Ламетр был моим мужем!

Итак, она доверила мне самую большую свою тайну. Что же это, если не любовь?

– Я знал об этом, дорогая. Мы с капитаном теперь друзья.

– Правда?

– Правда. Он сразу понял, что я джентльмен, и рассказал мне о тебе.

Она изменилась в лице.

– Что?

– Ну, не так уж много, – смутился я. – Он сказал только, что ты… ну, в общем, не очень интересовалась домом или что-то в этом роде…

– Он ненавидел меня за то, что я его не любила… О Джон! Ты бежишь вместе с ним?

– Нет. Он уже ушел из лагеря. Мы с ребятами отправимся за ним вслед.

Я рассказал ей обо всём. Сейчас между нами уже не было никаких преград.

– Ты настоящий герой, Джон.

Звук горнов, трубивших сбор, прервал наше свидание. Еще несколько жарких поцелуев, и я выбежал из комнаты.

Мы построились на взлетном поле. Рядом с командиром батальона стояли какой-то морской офицер и Потриен. Моряк, заглянув в бумажку, сказал:

– Рядовые номера 9, 45 и 77 из первой роты откомандировываются на корабль в личное распоряжение господина губернатора.

Вот те на!

Теперь нашим планам конец. С военного корабля не сбежишь. Сорок пятым номером был я, девятым – Альфонс, а семьдесят седьмой номер был на мундире Чурбана во время вашей встречи с губернатором.

Потриен крикнул:

– Девятый, сорок пятый, семьдесят седьмой… Мы вышли из строя. Я и Альфонс.

– Где семьдесят седьмой? – спросил командир батальона.

Тишина. Вперед шагнул ротный.

– Ну?

– В списках роты семьдесят седьмого номера нет. Так же, как и семидесятого.

– Что? – Командир батальона удивленно посмотрел на моряка. Тот пожал плечами.

– Сообщим об этом господину адмиралу, – решил наконец комбат.

Строй рассыпался. Офицеры направились в палатку радистов. Моряк не пошел с ними, а продолжал прогуливаться по полю.

В этот момент ко мне подошел негр, работавшим в одной из столовых.

Письмо. Снова от этого ненормального Турецкого Султана.

«Пишу тибе потомучто повторяю ты балван и влес

в биду. Ведма украла твои записски. И выдала все

чтто от тибе уснала. Счесните поскорей!! мигом!!

И Альфонс тожа!

Звесный тибе дура Туррецкый Зултан»

Я оцепенел, потом быстро сунул руку в карман… Мои копии путевого журнала и карты исчезли.

Альфонс через мое плечо тоже прочел письмо и посмотрел на меня. Я глядел в землю.

– Отправляйся и отыщи эти бумаги… Следовало бы тебя пристрелить, как собаку. Заслужил…

Я молча зашагал вперед.

Меня охватило холодное, бесстрастное спокойствие. Словно автомат, я двигался к небольшому домику, из которого так недавно вышел.

Мне было ясно, что я должен сделать. Через несколько минут я уже стоял перед небольшой пристройкой к столовой. Я уже собирался войти, когда услышал доносившиеся изнутри слова.

Пристройка была наспех сколочена из досок, и сквозь щели можно было заглянуть внутрь.

Морской офицер стоял рядом с графиней. Говорили они тихо, но тем не менее я слышал каждое их слово.

– Не могу поверить… – сказал офицер.

– И все же это так, Хиггинс. Я могу доказать, что генерал де ла Рубан выдал военную тайну Ламетру и его сообщникам.

– Хорошо известно, что его превосходительство, – принципиальный противник генерала, но при этом он глубоко его уважает, и если сообщить ему о подобных подозрениях…

– Это не подозрения. У меня в руках доказательства. Путевой журнал и карта капитана Мандера должны были находиться у генерала, не так ли?

– Так.

– Так вот, эта карта с нанесенными на нее обозначениями военных объектов и штабными заметками находится у меня. Я взяла ее у солдата, являющегося, как уже известно его превосходительству, сообщником Ламетра.

– Это невозможно… Генерал Рубан – честный солдат…

– Карта у меня. А поскольку генерал не заявил о ее пропаже, несомненно, что он тоже замешан.

– Дайте мне карту… я немедленно…

– Нет, я отдам ее только лично адмиралу. Мне известно и то, что Ламетр сегодня вечером покинул лагерь и находится на пути к фонги.

– Он… был здесь?

– Да! Он прятался в форте Сент-Терез и прибыл сюда вместе с войсками. Эта пустоголовая обезьяна все мне разболтала.

…Меня постигла классическая судьба влюбленных: весь мой мир рухнул в один миг.

– Почему вы не хотите, чтобы об этом доложил я?

– Потому что я хочу кое-что получить взамен. Письменный приказ губернатора о расстреле одного из этих четверых…

Я вздрогнул… Какое чудовище скрыла природа под этой ангельской внешностью.

Офицер обнял пышущую ненавистью женщину.

– Как же вы мстительны и жестоки… И все-таки я люблю вас…

– Терпение, Хиггинс! – сказала она, освобождаясь. – Наше время скоро придет. Если губернатор одержит верх над Рубаном, мы… сможем добиться всего… Вы… займете место Ламетра… станете командиром корабля… у нас будет много денег…

– А до тех пор… вы будете любезничать со всякими типами… – с горечью проговорил моряк.

– Ну… что ж такого, если иногда мне ради дела придется улыбнуться кому-нибудь? Разве офицерам контрразведки не приходится притворяться и маскировать себя?

Что за артистка. Улыбаться! Горячие поцелуи это были, вот что. И еще какие.

– Когда губернатор услышит, что рядовой номер семьдесят семь не существует, он наверняка решит сам разобраться, в чем дело, и сойдет на берег. Тогда я доложу ему о вашем открытии. Только будьте осторожнее…

– Беспокоиться нечего, Хиггинс. Потемкина они никогда не схватят, потому что уж что-что, а это невозможно…

– Потемкина… разумеется… – со смехом ответил офицер. – А ведь его-то следовало бы наказать в первую очередь. Где я потом увижусь с вами?

– В доме миссии, напротив острова Санта Изабелла. Через две недели… Я должна встретиться там с одним человеком… Если сможете, постарайтесь быть там…

Еще один поцелуй, и офицер вышел.

Я едва успел спрятаться за выступом стены. Что это еще за Потемкин? Преступник?…

Хиггинс исчез в темноте. Я заглянул в щель. Графиня сидела неподвижно, глядя прямо перед собой и прижав сжатые в кулак руки к груди.

Лицо ее было просто страшным. Куда только исчезла красота? Ненависть и жажда мести исказили его, придав воистину дьявольское выражение.

Я быстро вошел в комнату.

– Добрый вечер, дорогая графиня, – прошептал я. Не знаю, какое у меня было при этом лицо, но эта ведьма отшатнулась с широко раскрытыми от страха глазами.

Одним движением руки я схватил ее за горло, за ее красивое, гладкое, белое, как молоко, горло.

– Если попробуете крикнуть, я вас задушу. Она и пикнуть не посмела.

Я вытащил свой револьвер и прижал ствол к ее лбу.

– Я буду считать до трех… – очень спокойно проговорил я. – Если к этому времени путевой журнал и карта не будут у меня в руках, я раскрою вам череп – и да поможет мне Бог. Раз…

В моем голосе не было угрозы. Я говорил тихо, четко произнося слова, почти шепотом – и все же лицо ее посерело от ужаса.

– Два…

На счете «три» я спокойно и без колебаний нажму на спусковой крючок, в этом я не сомневался. Она, видимо, тоже…

– Я отдам их… – прошептала она. – Они там… в ящике стола…

– Говорите правду, потому что если ящик окажется пустым, ни вопросов, ни счета больше не будет…

– Вот они… дьявол… – прошипела она, вытаскивая бумаги из выреза платья.

– А теперь повернитесь лицом к стене и считайте до пятидесяти… Если вы сдвинетесь с места раньше…

Она отвернулась. Быстро, почти с радостью. Видно, успела уже что-то придумать.

Однако в тот момент, когда она повернулась ко мне спиной, я так ударил ее по голове стволом револьвера, что она без чувств упала на пол.

Вы не верите своим ушам?

Да, я ударил женщину. Первый раз в жизни. Но эта женщина не принадлежала к слабому полу. Она была страшнее и опаснее сотни мужчин, малейшее снисхождение к ней могло обернуться гибелью многих людей и бесчестием для старого, заслуженного генерала.

Я быстро выскользнул наружу…

– Тс-с-с…

Рядом со мной стоял Альфонс.

– Надо спешить, – сказал я, – эта женщина рассказала обо всем офицеру… Скоро в лагерь прибудет губернатор… и тогда нам конец!

– Бумаги?

– У меня.

К нам приблизилась плотная, приземистая тень.

– Выше голову… все в порядке, – прошептала тень, тяжело дыша, словно после долгого бега. – Идите оба со мною.

– Нас будет трое…

– Кто третий?

– Маэеа… – прошептал голос рядом с нами.

– Гм… Ну, ладно… не беда, идите за мной, – пропыхтел Хопкинс. – Выиграть время мы можем только одним способом.

Мы последовали за ним, и вскоре между стволами деревьев показался берег.

– Осторожно…

Ярко светила луна. Скрывшись в тени, мы наблюдали, как к берегу подходит моторная лодка, пенистый след за кормой тянулся до самого корабля.

Высокая фигура губернатора выделялась среди сидевших в лодке. С ним было два офицера. Едва лодка успела причалить, как губернатор спрыгнул на берег. Вид у него был мрачный. Он быстро зашагал в сторону лагеря, за ним офицеры и последним механик.

– Вперед!

В следующую секунду Чурбан был уже в лодке. Прыжок… Пока мы уселись, лодка уже покачивалась на волнах, зарокотал мотор, и лодка на полной скорости скользнула в полосу тени у берега…

– Сейчас они начнут выяснять, кем же был семьдесят седьмой… – сказал Хопкинс. – Примерно через полчаса за нами вышлют погоню вдоль берега и в сторону джунглей, где они нас и схватили бы, не будь мы поумнее. А так они нападут на наш след только после того, как губернатор решит возвращаться на корабль. А это будет около полуночи…

– Как с бензином? – спросил Альфонс.

– Будет. Если доберемся до той группы хлебных деревьев у изгиба берега, заправимся… Не беда, ребята, все будет в порядке. Мы еще, когда все окончится, великолепную выпивку закатим…

– Если в погоню за нами пошлют канонерку, нам не уйти, – сказал Мазеа.

– Будем надеяться, что до полуночи моторки не хватятся. Мазеа внешне здорово изменился. Он отпустил красивую круглую бородку, подбритую сверху двумя характерными ровными дугами. Впрочем, его небольшое суровое лицо стало от этого еще угрюмее и кислее.

Довольно долго все было спокойно, но потом с канонерской лодки, едва видной вдали, взлетела вверх ракета.

– Гоп-ля! – воскликнул Хопкинс – Наконец-то до их тупых голов дошло, что случилось.

Он до предела увеличил скорость. Луна зашла, пальмы на берегу скрылись в густой темноте.

Зловонные, соленоватые испарения поднимались туманом и оседали у нас на коже. Стояла удушливая африканская ночь. Мы устало скорчились в маленькой моторной лодке, а далеко-далеко от нас прожекторы канонерки прочесывали море в поисках беглецов.

Показался поворот берега. Мотор начал уже работать с перебоями… Бензин был на исходе.

– Внимание!.. – сказал Чурбан. – Будем заправляться!.. Лодка с выключенным мотором по инерции скользнула к берегу и ткнулась носом в песок.

Первым выпрыгнул на поросший хлебными деревьями берег Альфонс – и громко вскрикнул. Да у меня и самого, когда я встал рядом с ним, перехватило дыхание.

На тропинке стоял танк.

– Я же сказал, что, если бензин кончится, то здесь мы заправимся.

– Но откуда он тут взялся… этот танк?

– Ну, я украл, а что? Давайте, залазьте вовнутрь – вы что ж думали: мы бензин будем перекачивать, что ли?

С чувством глубокой признательности мы вслед за Хопкинсом поднялись в танк.

Легкий танк отлично прокладывал себе дорогу по узкой тропе в джунглях.

– А теперь рассказывай, как все было, – обратился ко мне Альфонс.

Я рассказал все, что услышал из разговора графини с морским офицером.

– Этот Хиггинс и сам замешан, – сказал я. – Что-то с ним не чисто. Упоминали они и еще одного, который тоже преступник, но похоже, что уже умер.

– Как его зовут?

– Помедлин… или, может, Роведрин… – я никак не мог вспомнить эту фамилию. – Они говорили, что он виноват больше всех, но сделать с ним уже ничего нельзя.

– Черт бы побрал твою дырявую башку! – выругался Альфонс. Хотя, по справедливости, сказать, что у меня дырявая башка, никак нельзя.

Вскоре – несмотря на все волнения и опасность погони – я уснул, и, как потом выяснилось, и все остальные тоже. Перед рассветом от страшного толчка, сопровождавшегося грохотом, скрипом и треском, мы все полетели друг на друга. Это означало, что и Чурбан Хопкинс тоже уснул.

К сожалению, за рычагами управления.

Глава тринадцатая

ЗНАЧЕНИЕ ЗАБЫТОГО СЛОВА

Когда мы выбрались из танка у илистого берега Сенегала, погони можно было уже не опасаться.

Провиантом, водой и всем прочим мы были обеспечены вдоволь. Хопкинс еще накануне очистил какой-то склад и спрятал добычу в танке.

Местность вокруг была дикой и негостеприимной. Видно, что люди здесь почти не бывают.

А перед нами была покрытая зарослями болотистая равнина, по которой надо было пробиваться на юго-восток, к Сенегалу!

Мы в последний раз разбили лагерь на берегу.

Чурбан приложил к глазам полевой бинокль.

– Там какая-то постройка.

– Пожалуй, это и есть здание заброшенной миссии, о котором говорила графиня.

– Похоже на то. Как раз напротив остров Санта Изабелла.

Мы молча тронулись в путь. Неплохо было бы иметь хотя бы одного вьючного мула, но его-то Хопкинс как раз и не сумел украсть. Мы вошли в джунгли. Сырая земля так и кишела червями и пиявками, было удушливо жарко. Мы то и дело глотали хинин, но все равно голова раскалывалась от боли, глаза резало, а сердце скорее дергалось, чем нормально работало.

По ночам до нас доносился далекий, странный грохот барабанов…

– Что это? – спросил в первый день Хопкинс.

– То же, что мобилизация в европейских странах. Собирают отовсюду воинов фонги и дружественных племен, чтобы быть готовыми к войне.

– К войне… – пробормотал я. – Если мы опоздаем и война успеет разразиться, ни к чему будут уже и кони… и разгаданная тайна.

– Дурак, выше голову! – буркнул Хопкинс, раскуривая сигару, позаимствованную им у старшего лейтенанта артиллерии. – Войны не будет, все выяснится, копи будут нашими, а капитан женится. Пошли спать.

Вот что это был за человек!

На следующее утро мы подошли к негритянской деревне.

Раскрашенные и татуированные воины толпились вокруг круглых хижин из пальмовых листьев, построенных на вбитых в болотистую почву сваях.

Их вождь вышел к нам навстречу. Он заговорил на том смешанном франко-туземном языке, который понимают все, хоть сколько-нибудь долго прожившие в Африке.

– Я ждал вас ко мне.

– Ты знал, что мы придем в твою деревню? – спросил Альфонс.

– Белый господин был тут, в моей хижине. Сказал: вы придти.

Стало быть, Ламетр уже прошел тут перед нами.

– Когда ушел от тебя белый господин?

– Солнце два раза заходить после этого. Пошел с проводником в Тамарагду, к главному вождю фонги, чтобы не было войны.

– Дай и нам проводника, чтобы мы могли пойти в Тамарагду, к нашему белому другу.

Вождь с готовностью согласился выполнить нашу просьбу. Лица у неподвижно стоявших вокруг нас воинов были не слишком дружелюбными, но ни один из них ни словом, ни поступком не пытался нас задеть.

На ночь для нас освободили одну из лучших хижин – как раз напротив жилища вождя, а на следующий день мы должны были получить проводника и вьючных животных.

– Чтоб мне провалиться, – сказал Чурбан, зажигая карбидную лампу – бывшую собственность сержанта Потриена, – если стрелять в таких смирных негров не богопротивное дело.

Сейчас у нас было, наконец, время внимательно познакомиться с содержанием путевого журнала капитана Мандера. Записей было немного, ведь путь экспедиции до Тамарагды продолжался всего несколько дней. По большей части, текст был примерно такого содержания:

«Сегодня прошли примерно сорок шесть миль по ровной, легкопроходимой местности. Один из наших мулов погиб от укуса змеи и пришлось снова перераспределять вьюки…

Утром вы вешаем коробки с киноаппаратурой с левой стороны мулов, иначе они перегреются – так сильно жжет солнце. После полудня приходится, спасаясь от солнца, перевешивать их на правую сторону. В результате сегодня прошли меньше, чем рассчитывали… Долина реки уже скрылась из виду…» И в самом конце:

«Прибыли в Тамарагду, „столицу“. Множество хижин. Место это хорошо нам знакомо по фотографиям Пивброка…» На этом записи обрывались.

– Не понимаю, на что надеется капитан, – сказал я. – Здесь ведь ясно написано, что они дошли до Тамарагды, а вожди фонги утверждают, будто и не видели там экспедицию.

– Чертова история, – заметил Мазеа, лимонно-желтое лицо которого украшала теперь густая черная борода. – Ошибиться они не могли, раз узнали место даже по фотографиям.

– Поживем – увидим, – вздохнул Альфонс – А сейчас главное – выспаться.

– И выше голову, – добавил Чурбан и тут же, отрицая собственные слова, опустил голову на надувную подушку и захрапел.

Местность была теперь – хуже некуда. Такие плотные испарения поднимались от торфянистой почвы, такая удушливая жара стояла в джунглях, что мы просто задыхались. Вокруг нас вились тучи москитов.

Но мы наконец-то достигли излучины Сенегала и двигались теперь вдоль реки на север. С нами были вьючные мулы и проводник.

– Теперь мы повернуться спиной к реке и идти вперед, – показал нам новое направление туземец.

– Как же это?… – нервно переспросил Альфонс – Ведь Тамарагда на том берегу.

– Что ты говорить мне, господин… На том берегу жить только злые духи. Мы так и звать его: «Проклятый берег». Лес и болото, змеи, крокодилы и черти… Лесные люди… они все равно, как обезьяны, а не как мы…

– Ты говоришь, что тот берег… необитаем? – спросил Альфонс с таким волнением в голосе, какого я у него никогда еще не слышал.

– Это так… Между две реки всегда болото, мокро… Альфонс задумался.

– Хорошо. Слушай, Мазеа. Ты пойдешь с этим воином в Тамарагду. Отнесешь письмо Ламетру!

– Что случилось?

– Кажется, я напал на след исчезнувшей экспедиции!

– Ты решил эту загадку?

– Еще нет. Ясно только, что экспедиция шла не к Тамарагде, а двигалась по тому берегу Сенегала. – Альфонс снова обратился к туземцу. – Ты уверен, что на той стороне нет негритянских деревень?

– Господин, все наши племена жить здесь… Между две реки – другой берег, проклятый…

– Две реки – это Сенегал и Рамбия?

– Вы так их звать. Мы говорить: между две реки заперты злые духи.

Альфонс быстро набросал записку и отдал ее Мазеа.

– Спешите изо всех сил. – Он повернулся к негру: – В этой волшебной бумаге жизнь многих-многих негров. Если вы не поспешите в Тамарагду, огонь начнет падать на вас с неба. Ты знаешь, что приехало много солдат?

– Я знать это, господин, и спешить.

– Где мы можем перейти через Сенегал?

– Идти выше до заката солнца, будет узкое место – можно перекинуть ствол большого дерева…

Мазеа взял письмо и – равнодушный и молчаливый, как всегда – последовал за негром. Больше вопросов он не задавал.

Альфонс хотел тоже тронуться в путь, но Хопкинс схватил его за плечо.

– Слушай, может, ты объяснишь все-таки, что, по-твоему, случилось с экспедицией?

– То самое, что случилось бы, если бы во всем виноват был ты.

– Их украли?! – ошеломленно спросил Чурбан.

– Что вызвало внезапное изменение наших планов? Почему ты решил, что они на том берегу? – спросил я.

– Все так просто, что я не понимаю, как этого не заметили наши штабные специалисты… Слушайте. – Он вытащил путевой журнал Мандера и прочел: – «Утром мы вешаем коробки… с левой стороны мулов… Так сильно жжет солнце… После полудня приходится перевешивать их на правую сторону…» Ясно?

– Нет, – ответили мы оба.

– А ведь это очевидно. Они не могли идти к Тамарагде, потому что тогда солнце светило бы не справа. А по их запискам солнце светило именно справа, раз они, спасая ценные вещи от его лучей, вешали их с левой стороны мулов! Они шли от реки, ведь в журнале сказано: «Долина реки осталась уже позади…», и если утром солнце было по правую руку от них, речь может идти только о том береге.

Он показал на наших мулов.

– Сейчас утро. Если повернуться спиной к реке, солнце будет слева. Стало быть, они могли идти только в противоположном направлении, тогда солнце будет светить справа, как и сказано в записках Мандера.

– Ну и голова! – воскликнул Чурбан.

– Но кто-то должен был повести их по ложному пути, – сказал я в почти гениальном озарении.

– Правильно, – кивнул Альфонс – Мандер тут не при чём, это доказывает его журнал. Однако, лорд Пивброк… с которого все и началось.

– И который исчез на охоте! Голландец Ван дер Руфус – хороший человек, но это еще не значит, что и его друг…

– Но как же такое могло произойти? – недоуменно проговорил Чурбан.

– Ясно одно – мы это знаем от Ламетра – они высадились на берег в начале сезона дождей, в густом тумане.

– Как бы там ни было, вперед!

– И теперь уж и впрямь выше голову! – воскликнул Хопкинс.

Мы переправились через реку… Да, покинутый нами берег по сравнению с этим был раем! Скользкая, вязкая земля, зловонное дыхание болот, крокодилы, змеи, лягушки…

Воистину проклятый берег, как назвали его негры.

Мы взглянули на карту.

– Тут обозначена поляна с тремя платанами, на которой они разбивали первый лагерь. Если на карте поменять берега местами, то она должна быть как раз напротив вон той излучины… – сказал Альфонс.

Мы быстро пошли к излучине – прямо на юг, туда, где на карте изображен был север.

Чурбан, шедший впереди, громко вскрикнул. Через мгновенье мы догнали его… Никаких сомнений…

Перед нами была поляна… три платана… и… и… покрытая ржавчиной коробка от кинопленки!

Теперь не было уже никаких сомнений: мы близки к решению загадки. Экспедиция проходила здесь! Вот стоят платаны, вот тут был лагерь – и все это вовсе не на том берегу, как они думали. Через три дня мы достигнем места, обозначенного на карте красной точкой с надписью «Тамарагда».

Но как же это может быть? Ведь Тамарагда во многих милях отсюда, на другом берегу реки.

Почти без отдыха мы спешили вперед по размякшей, скользкой земле. Целыми сутками хлестал тропический ливень. Повсюду стояли целые озера воды, а змеи кишели в количествах, наводивших на мысль о каком-то дьявольском наваждении. Обозначенную на карте ловушку для слонов мы едва смогли найти, потому что она была доверху залита водой.

– Еще раз я сюда не пошел бы ни за какие алмазные копи, – чертыхнулся Хопкинс.

– Выше голову! – насмешливо ответил Альфонс. Ему были нипочем дождь, грязь, жара – словно он был не человеком, а двуногим белым леопардом.

К рассвету мы вышли к последней перед целью возвышенности, обозначенной на карте.

– Теперь ясно уже, что племя фонги действительно не имеет отношения к исчезновению экспедиции… – задумчиво проговорил Альфонс.

– Стало быть, губернатор ошибался.

– Да. Хотел бы я знать, что он скажет, узнав, что все время блуждал в потемках…

Какое – то воспоминание промелькнуло у меня в мозгу.

– Как ты сказал? Повтори… Последнее слово…

– В потемках… Ну, в темноте!

– Есть! Потемкин!

– Что?

– Он преступник! Я вспомнил! Графиня сказала тогда Хиггинсу: «Во всем виноват Потемкин, но его им никогда не схватить».

Альфонс несколько секунд смотрел на меня, а потом повел себя совсем странно.

Схватив меня за куртку, он начал меня встряхивать, приговаривая:

– Дурак, болван, идиот, дубина… Господи, ну и скотина же!.. Ну, как только земля таких терпит…

Он сильно толкнул меня.

– Не понимаю… – пропыхтел я. – А ну-ка, объяснись… Я схватился за нож.

– Оставь нож, верблюд безголовый! Если бы ты раньше сказал мне, мы давно были бы у цели!

– Да кто же он… этот, как его… Слушай, я опять забыл!

– Потемкин!.. Ты не знаешь, кто это был?

– Чего ты раскричался? – вмешался Хопкинс. – Я тоже не знаю.

– Это был русский министр.

– Тогда совсем не понимаю, откуда бы я мог его знать. В оранских кабачках русские министры не попадаются.

– Но ведь это же знаменитая история. Он создавал для царицы великолепные деревни там, где не было и следа жилья. Декорации вроде тех, что ставят на сцене театра. Одни ярко раскрашенные внешние стены. Это же было всемирно известное мошенничество.

– Не слыхал, – угрюмо ответил я. – Я уже пару недель не держал газеты в руках.

– Вперед! – взволнованно крикнул Альфонс.

Мы поднялись на холм. Уже рассвело, и все мы трое, затаив дыхание, посмотрели вниз…

Перед нами была хорошо знакомая по фотографиям Мандера туземная деревня. В центре ее стояло большое, похожее на пагоду здание с заостренным куполом.

Тамарагда!

Мне казалось, что я схожу с ума…

Альфонс вытащил сигарету и закурил.

– Теперь понял? Потемкин виноват тем, что подсказал им идею: построить деревню для отвода глаз…

– Короче говоря, это…

– Это построенная ими точная копия Тамарагды! Потемкинская деревня!

Нельзя сказать, что мне все было ясно. Если этот русский министр давным-давно умер, как он мог построить здесь деревню?

И вообще: на кой черт это могло понадобиться русским?

Я видел, что и Хопкинса мучат такие же мысли. Мы незаметно переглянулись, и он пожал плечами. Однако задавать вопросы мы больше не стали – ясно было, что Альфонс в ответ только снова накричит на нас.

– И что теперь? – спросил Чурбан.

– Пойдем прямо в деревню. Скажем, что мы – дезертиры из легиона, и сделаем вид, что ничего любопытного для нас в этой дыре нет, – сказал Альфонс.

План был хорош, и мы направились к постройкам. Толстый, полуголый негр, увидев нас, начал колотить в барабан. Прибежало еще несколько туземцев, и толстяк с достоинством подошел к нам.

– Что вам надо здесь, белые солдаты? – спросил он.

– Ты – вождь этой деревни?

– Нет… я только управляющий фирмой. Вождь сидит в той большой хижине.

Что… Вы слыхали подобное! Босоногий управляющий фирмой в негритянском племени.

– Прости, кто ты, о толстый черный вождь.

– Управляющий фирмой, господин. У нас не племя, а туземная фирма. Новое изобретение. Я – управляющий фирмой.

– А кто же те, что босиком бегают по деревне?

– Акционеры, господин.

У меня слегка закружилась голова. Альфонс протяжно свистнул.

– Скажи мне, о управляющий, – спросил он, – что это за акционерное общество?

– Королевское акционерное общество, господин… все равно, как государство, но платят проценты и никто не работает…

Несколько «акционеров» решилось подойти к нам поближе.

– Мы хотели бы отдохнуть у вас.

– Отдохнуть можно, господин, но только не работать. Это запрещено.

– Почему?

– Из-за «Устава». У нас все решает «Устав».

– А кто написал этот «Устав»?

– «Устав» не написан. У нас живой «Устав», это великий вождь, с которым вы должны будете говорить.

– Веди нас к нему, господин управляющий. Мы надеемся, что он будет рад нас видеть.

– Он спросит, принесли ли вы раскрашенные волшебные картинки, которые называют игральные карты.

– Что-о-о?

– Великий вождь, имя которого «Устав», хочет такие и ругает, даже бьет ногой «контрольную комиссию».

Он показал на нескольких жалкого вида негров, невесело кивнувших в ответ.

– Мы просим тебя отвести нас к великому вождю, хотя мы и не принесли с собой волшебных картинок.

– Ну, такого я и во сне не видел, – ошеломленно шептал между тем Чурбан. – Голое акционерное общество…

Тут же он решительно оттолкнул пару членов «исполнительного комитета», начавших уже было знакомиться с нашей поклажей.

Нас подвели к большой хижине. Управляющий поспешил внутрь и через несколько секунд вышел обратно.

– Великий вождь ждет вас. Мы вошли в хижину.

Перед нами стоял европеец. В обтрепанной рубашке, некогда белых брюках и тропическом шлеме на голове.

– Прошу прощения, ваше величество… – сказал Альфонс – Мы просим вашей защиты и хотели бы отдохнуть…

– Вы будете отдыхать. Долго. Управляющий! Эти трое – наши враги. Взять их немедленно!..

Мы хотели схватиться за оружие, но было уже поздно. В руках членов «исполнительного комитета», управляющего и самого сумасшедшего «Устава», появились нацеленные на нас пистолеты.

– Обезоружить их, связать… Мы уже давно ждем вас. Мы знали о вашем приходе, – завтра, когда вы предстанете перед прокурором компании, каждый из вас будет списан в расход… Принесите мне выпить…

Он глубоко вздохнул, вынул монокль из глубокой, темной глазной впадины и снова вставил его… Серые, безжизненные глаза с его желтоватого лица тупо смотрели в пустоту.

Возражать ему было бессмысленно. Нас обезоружили, связали и вывели.

– Значит, вы просто убийцы?

– Нет, господин, – бодро ответил управляющий, – мы только служащие, очень-очень исполнительные. Это самое главное! Мы вас захватили и то, что нам за это следует, записывается в один столбик, а завтра, когда мы убьем вас, нам за это заплатят и запишут в другой столбик. Это великое волшебство – такие двойные записи. Все должно сходиться, а если не сходится, тогда великий вождь больше бьет «исполнительный комитет»…

– Вот как? А почему решили ждать с этим до завтрашнего дня?

– Потому что завтра приедет с рудника прокурор. Очень жестокий человек, будет вас мучить, чтобы вы все ему рассказали. А потом мы вас застрелим и ограбим… – сказано это было с веселой ухмылкой и не без гордости.

Ничего не скажешь, приятные люди. Надежда, однако, не покинула нас. Если Мазеа поспешит, к завтрашнему дню капитан Ламетр может быть здесь вместе с воинами племени фонги.

Нас подвели к сколоченной из досок хижине, у которой стояло четверо вооруженных часовых. Управляющий отворил дверь, и мы вошли внутрь. На столе горела заправленная жиром плошка.

– Приветствую вас, друзья!.. Мы удивленно замерли на месте. За столом сидел капитан Ламетр. Дверь захлопнулась.

– Садитесь же, друзья, – сказал Ламетр. – Пусть хоть ноги отдохнут.

– Как… как вы очутились здесь?… – спросил Альфонс.

– Видимо, так же, как и вы. Во время одного из переходов на меня напали, связали и приволокли сюда…

Мы сидели, повесив головы… Это была наша последняя надежда.

– Тут вы ошибаетесь, господин капитан, – сказал Альфонс. – Нас привела сюда карта.