Текст книги "Три мушкетера в Африке"

6

Форт Лами, вероятно, был неподалеку, и мы стремились сделать большой крюк, чтобы обойти его. Между тем все наши припасы подходили к концу, а Ивонну не отпускала лихорадка. Меня тоже бил колотун, несмотря на удушающую жару джунглей.

– Мадемуазель придется доставить в форт Лами, – сказал мне Альфонс Ничейный.

– Я тоже так считаю.

– Квасич! Вам трудно дается переход. Сопроводите девушку в форт Лами и сдайтесь добровольно.

– Почему я вечно должен отправляться под арест?

– Вам ничто не угрожает. Ведь Ивонна – генеральская дочь, – пояснил я доктору. – Дочь самого генерала Монте-Дюрона.

– Что ты мелешь? – удивился Альфонс. – При чем здесь Монте?

– Если генеральского папашу, которого бросили в море, звали именно так, значит, и у сына та же фамилия. Разве нет?

– Чушь несусветная!

Тут уж и Чурбан Хопкинс взорвался.

– Ты же сам это говорил, когда вы генерала чуть не спустили в реку в мешке!

Альфонс уставился на нас, как баран на новые ворота, однако промолчал. Ему бы только спорить да пререкаться, но против правды не попрешь.

– Вы собирались расправиться с генералом? – заинтересовался нашим разговором Квасич, а Альфонс Ничейный, вместо того чтобы ответить честь по чести, разорался безо всякой видимой причины:

– Если не прекратите молоть чепуху, я за себя не ручаюсь!

– Ты же сам сказал! – завопил Хопкинс. – И нечего нас дураками выставлять!

Альфонс повернулся и отошел без звука. Приперли его к стенке, так что лучше уж помалкивать.

Ивонну мы несли по очереди. Не сказать, чтобы она очень уж ослабла, но лихорадка не отпускала ее по-прежнему. Будь у нас хинин, мы бы поставили ее на ноги и она продолжила бы с нами путь.

Врубаясь в чащу, мы прокладывали себе дорогу, несли девушку, помогали идти Квасичу. Надолго ли нас хватит при таком паршивом снаряжении?

– Стой! – воскликнул вдруг Альфонс Ничейный. Мы опустили ножи, которыми вырубали лианы. – Там, впереди, – люди.

Люди, в глухой чащобе? Чудеса, да и только! Но у Альфонса и зрение, и слух отменные.

– Ждите меня! – приказал он и ползком на животе стал пробираться сквозь зеленую гущу.

Прошло минут десять. Ивонна видела эту сцену и вроде бы даже хотела что-то сказать, но где там… Альфонс проворством не уступит белке, а то и леопарду. Девушка прижала руку к груди, словно желая приглушить биение сердца, и не сводила глаз с того узкого лаза, где скрылся Альфонс Ничейный… Наконец послышался шорох, и появился наш разведчик.

– Солдаты разбили лагерь… четыре палатки. Техническая бригада проводит учения.

– Как теперь быть?

– Квасич доставит туда Ивонну.

– Я не пойду!

– Никакие возражения не принимаются! Здесь командую я. Наша главная цель – доставить письмо.

Ивонна улыбнулась.

– Письмо уже в надежном месте.

Альфонс Ничейный схватился за карман и извлек запечатанный конверт.

– Вот же оно!

– Это вовсе не доклад отца. Пока вы готовились в дорогу, месье Буланже шепнул мне, что заветный конверт он спрятал у себя.

Потрясенные, мы молча переглянулись.

– Господин Буланже объяснил, – продолжала Ивонна, а мы ошеломленно замерли, – что вечером он удерет из Игори на том поезде, который доставил строительные материалы, и через рыбацкую гавань за неделю доберется до Маради. Но ему не хотелось спорить с вами. Коль скоро отец желает, он доставит письмо по назначению, но лишь в том случае, если мы дадим честное слово, что вы об этом не узнаете. Я дала обещание молчать трое суток. Теперь этот срок истек.

Альфонс Ничейный вскрыл конверт. Оттуда выпали кулинарная книга – произведение левинских учеников – и записка.

«Друшки май, приятили!

Вы мне ни довиряити, а я вам ни верю. Я вааще никому ни верю. Упертые вы, как аслы. А етат Акавалык ваабразил а сибе бознат што и никаво ни жылаит слушыть. Сколько рас яво придуприждал, а иму фее ходь бы хны. Был вить уже случий, када он, ведьма, змие паткалоднай фзял да аддал очинь важный дакумент. Как иму после етава верить? Гиниральскую дипешу я даставлю сам. Поизт кадежний фсякава плата. Как толька капитан и Аднаглазый улягуцца, я и падмажу пятки. И вам таво жа жалаю.

Здорова я вас абвел вакруг пальца? То-то жа!

С приветам к вам am миня».

Мы были совершенно ошарашены.

– Напрасно вы таились, – заговорил наконец Альфонс Ничейный. – Изложи мне свой замысел Турецкий Султан, и я бы согласился с ним. Путь, который он выбрал, надежнее и быстрее.

– Я так рада, что вы не сердитесь! – просияла Ивонна.

Насчет «не сердитесь» она малость загнула. Чурбан Хопкинс с таким остервенением грыз ветку пальмы, словно это была шея Турецкого Султана.

Желая подольститься к нему, Ивонна нежно погладила Хопкинса по небритой щеке.

– Но ведь и правда некогда было вступать в споры и обсуждения!.. И потом… милый Хопкинс, вы не какое-то там письмо несете. Ваша миссия гораздо важней и благородней. Три мушкетера возродились заново, чтобы оказать бескорыстную поддержку несчастной, слабой женщине.

Непривычная ласка заставила Хопкинса побагроветь и бросила в пот.

– Да я не к тому… – смущенно пробормотал он. – Просто Султан этот – большой любитель бродить по кривым дорожкам… И никогда не знаешь, что там у него на уме… – И поперхнулся, проглотив ненароком кусочек пальмового листа.

– Ну, если уж на то пошло, – сказал Альфонс Ничейный, – могу признаться: мало надежды было, что нам удастся живыми добраться до места назначения и доставить письмо в целости и сохранности.

– Верно, – кивнул головой Хопкинс. – Я тоже это понимал.

– Значит, если письма при нас нет, мы все можем сдаться солдатам и положиться на фортуну. По-моему, нам нечего бояться, в особенности теперь, когда мы знаем, что Султан поставит докладную генерала в надежные руки.

– И я того же мнения, – по краткому, но зрелому размышлении заявил я.

– Только вы уж не выдавайте меня! – попросила Ивонна. – Репутация дочери генерала Дюрона может оказаться под угрозой, если пройдет слух, что я разгуливала по джунглям в обществе четырех мужчин. Ведь никто, кроме меня, не знает, что это были три мушкетера и один благородный рыцарь.

«Благородный рыцарь» тем временем уснул, его круглая башка свесилась на грудь.

Мы нехотя двинулись дальше. Заросли постепенно редели, идти стало легче. Вдруг Хопкинс подтолкнул меня в бок.

– Понятна тебе эта история с тремя мушкетерами? – вполголоса спросил он.

– Хм… Что тут непонятного? – разозлился я. – Такие вещи, брат, надо знать. Невежество губит людей!

– Этому трюку ты у покойного Левина научился?

– Думаешь, я не знаю?

– Именно так я и думаю.

– Тогда слушай. Есть пьеса про трех мушкетеров. Там рассказывается, как отца некой благородной дамы упекли за решетку, и трое офицеров, невысокого чина, однако же отпрыски знатных семейств, скинулись из своего жалованья дамочке на харчи и жилье, чтобы, значит, она могла продержаться, пока папашу по истечении двух третей срока не выпустят за примерное поведение, но с условием каждую неделю отмечаться в полицейском участке… Только тебе эта пьеса не знакома!

– Это мне-то не знакома? – язвительно переспросил Хопкинс. – Да мы ее вместе играли в тюряге!.. Ну, а что там за шухер с бриллиантами и карманными часами, которые контрабандой доставили из Лондона?

– Ты имеешь в виду сцену суда, когда папаше предъявляют улики?

Вблизи послышались голоса, и путь нам преградили часовые.

– Стой! Кто идет?

Несколько минут спустя мы уже были в одной из палаток. Небольшой отряд технической службы под руководством двух офицеров проходил здесь практику: над лужайкой, от пальмы к пальме, тянулись провода, связисты по телефону переговаривались друг с другом.

Офицер отнесся к нашему появлению с безразличием. Дезертиры из Игори? Бедняги, должно быть, натерпелись в дороге. О том, что кто-то объявлен в розыск, он не слыхал, хотя как радисту ему следовало бы знать. Зато пребывание в. нашей группе Ивонны его очень удивило.

– Дама? Как она очутилась с вами?

– Я разыскивала брата, он был заключен в Игори.

– Ах так?… Вы, естественно, не из заключенных. Желаете чаю? Извольте пройти в мою палатку!

– С вашего, разрешения, я предпочла бы остаться с моими друзьями.

– Вот как?… Пожалуйста, если вам угодно… Утром за ними прибудет патруль, а до тех пор можете побыть вместе… Я не намерен проявлять к ним строгость, им и без того предстоят большие неприятности.

Прямо не верилось, что на этом наша экспедиция закончена. Нас отвели в небольшую палатку и выставили у входа часовых. Хинин, чай и даже сигареты – все было к нашим услугам. Но на душе кошки скребли.

С ближайшей пальмы донесся дребезжащий голос.

– Алло!.. Алло!.. Группа технической подготовки, докладывает ефрейтор Жером по поручению инженера Симона!.. Тут у нас объявились беглецы из Игори: трое солдат, одно гражданское лицо и девушка. Мы взяли их под стражу. Просим выслать патруль… Так точно!

Значит, самое позднее к рассвету сюда прибудет патруль.

– А если… из Игори организуют погоню за Турецким Султаном? – спросил я.

– Это невозможно. Он уедет с единственным составом, других поездов нет. Его дело – верняк.

– Могут ведь воспользоваться телеграфом. Что, если его обыщут и найдут послание генерала?

Ивонна улыбнулась.

– Ваш Султан – парень не промах, конверт он спрятал надежно. Засунул в бинокль, а стекла закрыл кусочками жести.

Глава девятая

1

Можете себе представить нашу реакцию.

На Чурбана Хопкинса напала чудовищная икота, он давился, и глаза у него лезли на лоб, словно его изнутри накачивали воздухом.

У меня голова пошла кругом.

– Что с вами? – перепугалась Ивонна.

Сдавленный хрип, вырвавшийся у Хопкинса, даже отдаленно не напоминал его голос.

– Письмо… – натужно прохрипел он. – У меня!..

К тому времени все мы были на ногах. Ивонна побледнела как полотно, Альфонс Ничейный, по своему обыкновению, сохранял спокойствие.

– Садитесь, что вы повскакали! До утра время есть. Хопкинс, возьми себя в руки и расскажи все по порядку.

Он внимательно выслушал историю с подменой футляра, с биноклем, у которого вместо линз были вставлены кусочки жести…

– Ты… заглядывал внутрь?

– Нет… – Дрожащими руками Хопкинс извлек бинокль.

Наступил драматический момент. Может, вышла ошибка?…

Но в следующую минуту перед нами лежал конверт, скрепленный генеральскими печатями!

Воцарилось гробовое молчание.

Если уничтожить сообщение, аферисты и впредь будут вершить свое преступное дело.

Если же письмо обнаружат у нас, важная государственная тайна будет раскрыта, и мы не выполним приказ.

– Это я во всем виновата, – ломала руки Ивонна.

– Полно себя винить! Пока что ничего непоправимого не случилось, – утешил ее Альфонс Ничейный. – До утра три таких бывалых парня, как мы, могут горы свернуть! Бывали мы в переделках и покруче, верно, ребята?

Что ни говорите, а поднять бодрость духа наш Альфонс умеет. Перед нами забрезжил проблеск надежды. Лицо Хопкинса вновь стало похоже на человеческое… если, конечно, предположить, что оно когда-нибудь было таковым.

– Весь вопрос в том, сумеем ли тюкнуть кого надо по кумполу так, чтобы тот не пикнул? – шепотом спросил Альфонс Ничейный.

Хопкинс раздраженно двинул плечом.

– Что за детский вопрос? Как прикажешь, так и тюкну. Был бы кумпол.

– Ясно… Ивонна, вы дочь солдата и должны понять: мы сможем добиться цели только в том случае, если будем неразборчивы в средствах.

– Я вас не подведу… Буду стойкой!

Сквозь щель в палатке мы видели, что снаружи совсем темно. Солдаты давно отужинали и крепко спали после утомительных учений.

– Эй, приятель! – окликнул Альфонс часового. – Девушке сделалось дурно…

– Что тут у вас? – В палатку шагнул усатый солдат, держа ружье с примкнутым штыком.

Ничейный схватил его за горло. Аристократически тонкая белая рука вмиг стиснула солдата так, что тот и пикнуть не успел. Физиономия его побагровела, он схватился было за оружие, но Хопкинс рукояткой револьвера стукнул его по темечку.

Солдат рухнул как подкошенный.

Пробудившийся ото сна Квасич обвел палатку усталым взглядом, заметил бесчувственного часового.

– Идите спокойно, – сказал он нам. – Часового я осмотрю и перевяжу, если потребуется.

– Этого мало, – прошептал в ответ Чурбан Хопкинс. – Если уж взялись его обихаживать, не забудьте вставить ему кляп.

Альфонс Ничейный нацепил ружье, солдатский ремень и кепи и встал снаружи у входа в палатку – на случай, если кто глянет в нашу сторону, пусть видит, что часовой бдит.

По знаку Альфонса мы с Хопкинсом ползком выбрались из палатки. Кругом тьма, только у общей солдатской палатки светит фонарь, возле входа составлены пирамидой ружья.

Время от времени мелькает силуэт охранника. Альфонс Ничейный свистящим шепотом дает указания:

– Как только я сниму охранника, сразу же бросайтесь к ружьям! – И направляется к часовому. Тот не чует подвоха, думая, что это его напарник, и сворачивает в сторону. Ничейный подкрадывается сзади и оглушает его прикладом ружья. Издав чуть слышный стон, солдат падает.

Пинками мы рушим пирамиду и замираем… Тишина и спокойствие. Солдаты в палатке спят крепким сном. Их по меньшей мере десятка полтора, зато они безоружные. А мы вооружены, у каждого ружье с примкнутым штыком.

– Слушайте меня внимательно. Никого не щадить, но, по возможности, хорошо бы обойтись без жертв. Ваша задача: увидите торчащую голову – бейте прикладом!

– Что ты задумал?

– Сейчас увидите.

Два свистящих удара – и веревки, натягивавшие палатку, перерезаны. Огромное полотнище брезента обрушивается на спящих. Ничейный убегает… Спрашивается, куда?

Но размышлять некогда: внезапно разбуженные солдаты отчаянно барахтаются, то тут, то там под брезентом угадывается голова.

Туда, где вырисовывается контур шара, тотчас нацелен удар прикладом, бьем Хопкинс или я. Солдаты впадают в панику, и от этого брезент окутывает их еще плотнее. Двоим удается выкатиться на свободу… Пинок… удар прикладом… Мы уложили как минимум человек восемь. Из-под брезента выползает младший офицер с револьвером в руке и палит вслепую, но мы утихомириваем его ударом приклада…

Вот удалось высвободиться еще троим, а четвертый размахивает кинжалом… Двоих удается уложить сразу, один бросается на меня, и, сцепившись, мы падаем наземь – этого, улучив момент, обезвреживает Альфонс Ничейный… Хопкинс дорожным указателем укладывает еще парочку…

– Вроде больше нету… – пыхтит он, отдуваясь.

Через каких-то десять минут после начала акции на земле валялись без памяти шестнадцать солдат. Что и говорить, этот трюк с подрезанным брезентом был гениальным. Две трети боевых сил противника удалось вывести из строя, самим оставаясь в безопасности.

Прогремел всего лишь один выстрел – подсуетился младший чин.

Альфонс Ничейный указал на связанного офицера, лежавшего в стороне.

– Я побежал, чтобы перехватить лейтенанта. Он спал в отдельной палатке.

Молодец Альфонс, котелок у него варит что надо!

– Побыстрей соберите припасы в дорогу: еду, питье – словом, все необходимое. В лагере пять мулов, так что на себе тащить не придется.

Теперь наша маленькая группа была снаряжена лучше некуда: вдосталь хинина и перевязочных средств, гамак, палатка, вьючные животные и все прочее, что берет с собой в джунгли отряд колониальной армии.

– Остатки воды и провианта придется уничтожить, тогда наши преследователи будут вынуждены вернуться в форт за пополнением запасов. А нам это даст целые сутки форы.

Мы засуетились, второпях упаковывая все необходимое.

– Не вздумай выбросить кабель и провода! – остановил меня Хопкинс, увидев, что я намереваюсь сгрузить с мула сумку с инструментами. – Денег у нас нет, а это оборудование можно будет реализовать, когда мы подойдем ближе к обжитым краям.

Дельное замечание, ничего не скажешь. Значит, сумка, битком набитая проводами, наушниками и всякими другими причиндалами, поедет с нами, коль скоро Хопкинс надеется обстряпать дельце.

И тут к нам подбежала Ивонна… в невменяемом состоянии: на лице ужас, дрожит всем телом, слова вымолвить не может.

– В чем дело? Что стряслось?

– Квасич… – с трудом выдавила она из себя.

Мы бросились к палатке. Господин Профессор сидел в той же позе, как уснул, – со склоненной на грудь головой – и красным пятном, расплывшимся на рубашке с левой стороны. Он был мертв.

Единственный выстрел из револьвера, пущенный младшим офицером наугад, сразил спящего Квасича, угодив ему прямо в сердце. Благородная смерть, достойная импозантного, седовласого Профессора. Смерть, какая и во сне не могла привидеться спящему за секунду до того, как глупая шальная пуля оборвала его жизнь.

А может, не так уж и глупа была эта пуля, мгновенно и безболезненно спровадившая этого рожденного для иной участи человека на тот свет, который вдруг да окажется лучше нашего? Кто знает…

– Вот ведь незадача!.. – с тоской вырвалось у меня. Да оно и понятно: я любил этого тонкой души человека. Пожалуй, и остальных тоже. А Квасич прошел с нами не одно испытание, побывал во многих передрягах, при этом никогда не теряя спокойствия и хороших манер.

– Давайте похороним его, – сказал Альфонс Ничейный.

Все мы прекрасно сознавали, что жизнь наша висит на волоске, что патруль из форта Лами уже торопится по наши души, но в данный момент это не имело значения. Квасича мы честь по чести предали земле – точно так же, как Левина. Затем постояли молча, пока Ивонна чуть слышно произносила слова молитвы. Возможно, каждый из нас мысленно тоже говорил приличествующие ситуации слова. Во всяком случае, ноздри Хопкинса подрагивали, будто у него свербит в носу.

Нас покинул еще один близкий человек.

Человек, который был с нами!

2

Мы регулярно принимали хинин, а Ивонну теперь не было нужды нести на брезенте – она путешествовала верхом на муле, – а потому и самочувствие наше улучшилось, и продвигались мы быстрее. Нам хотелось использовать выигрыш во времени, полученный благодаря тому, что присланному за нами патрулю придется вернуться в форт за питьем и едой. Впрочем, мысль о преследовании не слишком беспокоила нас: вдогонку за беглыми каторжниками не пошлют малочисленную группу.

Зато радио могло стать серьезным препятствием на нашем пути, а играть в прятки с колониальной армией – попытка заведомо безнадежная.

Не оставалось ничего другого, кроме как стремиться вперед, а там будь что будет!

Вот уже более двух недель мы были в пути. Еще через десять суток мы наконец выбрались из джунглей и увидели вдали первую волнистую полосу песчаных дюн.

Сахара! Предстоит переход через пустыню – труднейшая, почти невыполнимая часть предпринятой нами задачи.

– Как, по-твоему, сумеем мы пробраться через пустыню к Орану? – поинтересовался Хопкинс у Ничейного.

– Откуда мне знать? – небрежно пожал тот плечами.

– Хочешь сказать, что ты над этим не задумывался?

– Видишь ли, старина, если бы мы всегда обдумывали, что нам стоит делать, а чего – нет, сейчас мы бы торговали галстуками в каком-нибудь европейском городе, и ордена Почетного легиона нам бы не видать как своих ушей.

Верно замечено, Альфонс опять оказался на высоте.

– Три мушкетера действуют не раздумывая, – с улыбкой добавила Ивонна.

Снова принялась за свое!

– Ну, вот что, мадемуазель! – взвился на дыбы Хопкинс. – Просветили бы вы нас, что это за проходимцы такие, коль уж вы без конца поминаете их к месту и не к месту!

– Это герои одного всемирно известного романа. Ради спасения дамской чести они готовы пожертвовать жизнью. Благородные и отважные, примерно как вы.

– Где они сидели?

– Нигде не сидели. Напротив, удостоились высокой награды.

– И все вокруг пели и кричали «ура!», – добавил я истинно писательскую концовку. – Я в таких вопросах знаток.

– Тоже мне знаток выискался!.. Выскочка ты и круглый дурак, – отрезал Хопкинс и опять давай у Ивонны допытываться: – А как насчет брильянтов, карманных часов и серебряных блюд, которые эти ловкачи провезли из Лондона контрабандой? Выходит, дело замяли?

– Да заткнитесь вы наконец! Слушать невмоготу… – взъярился Альфонс Ничейный.

Понятно, ему не по нутру, когда другие тоже могут образованностью блеснуть!

Мы разбили лагерь у самой опушки джунглей, чтобы за деревьями и кустарником нас не заметили. Вдали виднелся оазис Немас-Румба – несколько чахлых пальм и убогие глиняные хижины.

– Придется рискнуть и сунуться в оазис, – сказал Альфонс Ничейный. – Без верблюдов нам Сахару не преодолеть!

– Пусть идет один из нас, – предложил я. – Если попадет в засаду или еще какая беда случится, у остальных будет шанс спастись.

– Тогда пойду я! – заявил Ничейный.

– И думать не моги! – взревел Хопкинс. – Нечего строить из себя главнокомандующего, захотел и попер поперед всех и каждого!

– Что же ты предлагаешь?

– Тянуть жребий! – сказал Хопкинс и вытащил из кармана монету. – Пойдет тот, кто окажется в проигрыше против двух других.

И подбросил монету.

– Орел, – сказал Ничейный и выиграл.

Хопкинс снова подбросил монету. Я тоже угадал. Чурбан Хопкинс, ни слова не говоря, отвязал мула, нагруженного сумкой с инструментами, и взгромоздился верхом.

– Видите на краю оазиса вон тот желтый домишко с остроконечной крышей? Если я появлюсь из-за угла и махну рукой, значит, все чисто и один из вас может присоединиться ко мне без опаски. – И он затрусил рысцой.

Мы подавленно смотрели ему вслед. Теперь нас осталось только двое. Хоть бы не случилось беды с нашим Хопкинсом!..

Прошло добрых полчаса. У желтого домишки никто не появлялся.

– Наверное, влип, – понизив голос, обронил Ничейный. Ивонна терзала зажатый в зубах носовой платочек.

– Если он не появится через час, тронемся в путь. Оазис обойдем стороной, – принял решение Альфонс.

– А его бросим на произвол судьбы?! – оторопел я. Уж от кого другого, а от Альфонса Ничейного подобного бессердечия я не ожидал.

– Да. Если понадобится, точно так же поступим со мной и даже с Ивонной. Покуда остается надежда, что хотя бы один из нас уцелеет и сможет доставить пакет по назначению, этот единственный обязан выполнить приказ – пусть даже ценою жизни всех остальных. Надеюсь, ты согласен со мной? – Опять он оказался прав.

Время тянулось бесконечно долго. Наконец прошел час.

– Собираемся! – скомандовал Альфонс и поднялся. Лицо его было мрачным, однако на нем не отражалось ни тени колебания. Только уголок рта временами подрагивал.

Оазис обойдем стороной… а Хопкинса бросим в беде.

Это потрясение было, пожалуй, потяжелее всех тягот, выпадавших на нашу долю, в каком бы краю земли мы ни находились. Ведь если разобраться, что есть у нашего брата, кроме своего в доску дружка-приятеля?

Неужто мы никогда больше не увидим Чурбана – пускай и грубого, неотесанного, зато надежного, верного друга?

Я седлал мула, а у самого сердце заходилось, будто каменной глыбой придавленное… Альфонс разбирал палатку, не глядя по сторонам, – губы бледные, в лице ни кровинки. И вдруг подошел ко мне, положил на плечо руку. Мы посмотрели в глаза друг другу.

– Ничего не попишешь, старина, – хрипло проговорил он. – Мы же сами вызвались. Завтра настанет мой черед… или твой…

– Все верно. Ты прав.

Мы пожали друг другу руки.

– Смотрите!.. Смотрите туда! – воскликнула Ивонна. Альфонс взглянул и тоже не сдержал восклицания.

Под палящим солнцем Сахары из-за угла островерхой хижины показалась знакомая кряжистая фигура. Чурбан Хопкинс призывно помахивал зажатым в руке ведром.