Текст книги "Как курица лапой"

В классе становится потише

Вскоре я понял, почему до моего появления он сидел один. Во время урока самостоятельного чтения моя рука чаще поднималась над партой, чем переворачивала страницы.

– Мисс Тейт, Джо проговаривает слова вслух, я не могу сосредоточиться.

– Он меня сводит с ума, мисс Тейт. Разве можно читать под его бормотание?

– Я прочитал четыре страницы. Четыре! Всякий раз, как он начинает гундеть, мне приходится возвращаться к началу.

Мисс Тейт отложила красную ручку.

– Джо, постарайся, пожалуйста, читать потише.

Он покраснел, хотя и до того сидел весь красный.

– Я и так тихо. Меня даже со слуховой трубкой не услыхать.

– Говард тебя хорошо слышит.

– Все слышу, в подробностях, – взорвался я. – К-о-т, кот. П-е-с, пес.

– Неправда, – сказал Джо. – Я про верблюдов читаю.

Дома я спросил папу:

– Что с ним вообще такое? Ему хватает мозгов, чтобы ходить и разговаривать, но при этом он не в состоянии написать «террорист» и «терраса», не сделав восемь ошибок.

– Электропроводка, – мрачно произнес папа. – Неисправная электропроводка. Как на квартире в Рио.

Я едва не погиб при пожаре в той квартире. Так что на следующий день я сделал попытку проявить сочувствие.

– Слушай, – говорю, – или ты берешь себя в руки, или я тебя убью. Что выбираешь?

– Я стараюсь, – ответил он. – Правда стараюсь. Просто не все получается.

– Ты же не дурак. Будь ты дурак, я б тебя оставил в покое.

– Извини. Извини.

Мне почудилось, что он с рождения только и делает, что извиняется.

– Ай, ладно тебе, – буркнул я. – Что-нибудь придумаю.

И кое-что из моих придумок сработало-таки. В тот день я соорудил ему подсказку для сдвоенной «р» в словах «территория», «террорист» и «терраса».

– Слышишь в этих словах рычание?

– Это как?

– Вот так: «Р-Р-Р-Р-Р»! Ну и рычи их.

– Гениально! – воскликнул он, но тут же сник: – А как я запомню, какие из слов рычать, а какие нет, Говард?

– Попробуй их зарифмовать.

И тут с моим соседом по парте произошло полное преображение. Он перекинул через плечо полу невидимого плаща, сделал зверское лицо и прорычал:

 
На территории террасы
Два террориста точат лясы!
 

Я восторженно пихнул его в бок. Он свалился со стула.

– Надеюсь, вы двое не покалечите друг друга, – сказала мисс Тейт.

Мы маленько поубавили восторги. Я совершил еще одну попытку вернуться к своей работе, но взгляд то и дело притягивался к соседу и его сочинению «Как писать некрасиво». Я вам скажу, этот парень рылся носом в листке, как утка в тине. Выглядело это так жутко, что невозможно было не смотреть. Миллион раз он заносил ручку, но пока не слишком продвинулся.

Я указал на грязное пятно в конце последней строки.

– Это что, по-твоему?

– «Преуспеть», – храбро ответил он. Однако в голосе слышалось плохо скрываемое волнение.

– Сперва «и» замени на «е», а «э» переверни лицом вперед и поменяй местами буквы.

– Теперь правильно?

– Нет, что ты, – говорю безжалостно. – Мы все еще в миле от дома.

Он в сердцах перечеркнул слово и написал вместо него «постараца».

– Зачем? – спрашиваю.

– Этим всегда кончается: приходится менять сложное слово на попроще, с которым я справлюсь.

– Так нельзя. Тебя будут считать недалеким.

– Про меня и без того все так думают.

– И тебя это устраивает?

Я посидел, подумал. Потом говорю:

– Есть! В этом слове не суп, а ус!

– Э?

– Так ты сможешь запомнить!

– Не понял, как это?

– А вот как! Это упростит тебе запоминание. – И я вдохновенно написал большими, ровными буквами, как для детей:

Он смотрел, смотрел и наконец сказал:

– Понял!

Может, и впрямь понял. А может, и нет. Этого мы не узнаем. Будто зачарованный, я наблюдал, как он медленно, вкривь-вкось, продвигается по странице, пока не прозвенел звонок.

– Отличненько! – сказал он, покидав вещи в портфель. – По домам!

– Это на обед. Еще полдня пахать.

– Аа, ну да, – он сник. И, похоже, крепко удивился. А когда пришло время идти по домам, удивился снова.

– У него совсем нет чувства времени, – сказал я вечером папе. – Спроси его, какой день недели, – будет долго думать. Но даже если ему подсказать, что вчера был вторник, он все равно не сразу сообразит, что сегодня среда.

Папа бросил на сковородку порезанный лук.

– А с месяцами у него как?

– Говорит, что месяца знает. Но стал перечислять – и ноябрь пропустил.

– Наверно, Рождество у нас наступит раньше срока. А как у него с алфавитом?

– Понятия не имею.

– Поинтересуйся завтра.

Я поинтересовался. Алфавит ему пришлось пропеть, но пропел всё верно. После «Г» я подхватил, а когда мы закончили победоносным «Э, Ю, Я», говорю:

– Если ты хорошо знаешь порядок букв, почему так подолгу ищешь нужную в словаре?

– Петь – это другое.

Вечером я рапортовал:

– Он сказал, что петь – другое дело.

И, пока папа нареза́л петрушку для салата, я изобразил, как Джо Гарднер перекапывает словарь в поисках буквы «В».

Папа оторвал взгляд от доски.

– Показать тебе фокус?

Он забрал у меня словарь.

– Сколько поставишь на то, что я не найду букву «О» сразу?

– Нисколько. – Я не дурак, чтобы рисковать своими деньгами.

Он открыл словарь и показал страницу, полную слов на «О».

– Здо́рово.

– А сколько поставишь на то, что я не попаду на «З»?

– Нисколько.

Он снова открыл книгу – и попал на страницу со словами на «З».

– Вообще классно.

– Поставь на то, что я не попаду на «С» с одного захода.

– Не, не буду, денег жалко.

Все повторилось. Он открыл страницу со словами на «С». И вернулся к салату. Я открыл словарь, задумав попасть на «Е», а попал на «Д». Потом попробовал найти с одного захода «Б», но открылось на «А».

– Как ты это сделал? – наконец сдался я.

– Старый фокус.

– Но словарь совсем новый, недавно куплен.

– Это срабатывает на всех словарях, – ответил папа. – Открой ровно посередине – и попадешь на «О».

Я попробовал. Папа был прав.

– Теперь открой в середине между серединой и концом.

– То есть четверть с конца?

– Верно. Попадешь на «Ч».

Получилось. Тогда я открыл одну четвертую с начала и попал на «З».

– Еще ни разу не подводило, – признался он.

– Впечатляет.

Джо на следующий день был впечатлен еще сильнее.

– Понимаешь, теперь тебе придется только четверть словаря пролистывать вместо целого, чтобы найти букву.

– Гениально.

Он попробовал, напевая себе под нос алфавитную песенку.

– Работает!

– Конечно работает.

– Ты такой умный, Говард!

– Это все благодаря папе.

Мисс Тейт прервала наш поток славословий:

– Эй, вы двое, вас работа не ждет?

Джо излучал энтузиазм.

– Ой, да, точно! Ждет!

Его, может, и ждала. Мое же сочинение состояло из чистых, как первый снег, листов. Но если он теперь будет поменьше бурчать и пыхтеть, у меня появится надежда. По крайней мере, в классе стало тише.

Почему вы над ним издеваетесь?

Следующую неделю-другую я муштровал Джо в искусстве собирания его неряшливого рюкзака.

– Скажи, куда мы сейчас?

Он осмотрелся: все спешили к дверям, размахивая всякими физкультурными принадлежностями.

– На физру?

(Этот парень просто Шерлок Второй, я в восхищении.)

– Значит, что тебе понадобится?

Я ему не разрешил перечислить вещи, пока он не переложил их аккуратно из шкафчика в рюкзак.

– Кеды. Шорты. Футболка. Носки.

После этого мы отправились на физру. Хотя смысла в этом не было. Подвижные игры – не его конек. (Это я еще преуменьшаю, заметьте. На самом деле Джо был просто кошмарным игроком. Даже мисс-тейтовские паиньки со всей мочи сжимали зубы, чтобы не издать мучительный стон, когда Джо попадал в их команду.)

В математике он тоже не блистал. Когда мисс Тейт вручала ему листок с задачами, он нависал над ним, вздыхая и нервничая, пока у меня нервы не сдавали.

– Ну в чем теперь-то дело?

– Не понимаю я.

– Чего ты не понимаешь?

(Не знаю, зачем я спрашивал. С тем же успехом я мог поинтересоваться у глухого: «Чего ты не слышишь?»)

– Просто не понимаю, и все.

Ну почему вообще я себя изматываю этой лишней нагрузкой, причем без намека на гонорар? Мисс Тейт за это зарплату получает.

– Мисс Тейт. Мисс Тейт! Джо опять застрял.

Бабулька вообще-то молодец, старается. День за днем притаскивает к его парте разноцветные палочки и кубики, раскладывает перед ним – и давай объяснять по новой.

– Так, Джо. Давай шаг за шагом. На этом кубике сколько написано?

– Сто?

Она качает головой.

– Тысяча?

– Нет. Подумай, Джо. Мы ведь вчера это проходили с тобой.

– Значит, десять.

Повезло с третьей попытки. Выбирать-то особо не из чего, но мисс Тейт все равно умудряется найти в себе ресурсы для бодрой похвалы:

– Да, правильно, Джо! Значит, если мы возьмем… – И пошла нудеть: бур-бур-бур…

Джо старается. Кивает. Отвечает на ее вопросы. Но все впустую. Стоит ей отойти – он забывает, как задать себе правильный вопрос, чтобы найти правильный ответ. Ну не может он понять, и все тут. И все эти кубики и палочки на парте так же приводят его в тупик, как и цифры.

– Наверно, с кубиками получается только у тех, кто умеет делать это в уме, – однажды проворчал он.

– А, ты тоже это заметил, Джо!

– Так где же смысл?

Я пожал плечами.

– Обыщи меня, может, найдешь.

Иногда, чтобы подбодрить, она давала ему уже знакомую задачку, но он и здесь умудрялся ошибаться. Я заглянул, чтобы проверить его, и вижу, что он условие неправильно списал. Эта примочка с перевертыванием букв во время письма влезла и сюда, в числа.

– Ты должен был умножать тринадцать, а не тридцать один.

– Правда?

Он потратил десять минут, чтобы найти нужное место в задачнике.

– Точно!

Тогда у него все получилось. Другая ошибка – когда он складывал в столбик, он ставил цифры не на те места.

Он четыре раза перепроверил, чтобы не оплошать. Потом спросил:

– Я не ошибся в сложении?

Я проверил.

– Нет. В сложении нет ошибок.

– Значит, ответ правильный?

– Боюсь, что нет.

И я снова призвал мисс Тейт с кубиками и палочками.

Однажды я у нее спросил:

– Почему вы над ним издеваетесь?

Мисс Тейт в ужасе обернулась.

– Издеваюсь? Боже правый, Говард, что ты говоришь! Я просто спросила, понял ли он.

– Но он не знает, понял он или нет.

– Может, когда-нибудь он поймет. Некоторым же удается.

Она снова повернулась к Джо.

– Итак, Джо, – ее терпению не было предела, – давай попытаемся еще разок. Значит, мы начинаем с этой колонки, так? Так сколько будет семью восемь?

Мы ждали вечность. Потом наконец пришел ответ (Джо прочитал по губам Бет).

– Пятьдесят шесть?

Мисс Тейт ликовала.

– Великолепно, Джо!

Через долю секунды она спросила:

– А восемью семь сколько?

Он в отчаянии смотрел на свои пальцы.

– Давай, Джо. Ты же ответил.

– Я ответил?

– Да.

– Когда?

– Да вот только что. Ты сказал: «Семью восемь – пятьдесят шесть».

– Мне показалось, вы спрашиваете, сколько восемью семь.

– Джо, это одно и то же!

Он отлично сыграл радость. На лице появилось светящееся выражение «я-кажется-понял». А она сделала вид, что купилась (потому что это ее работа). Но мне-то нет необходимости разыгрывать идиота.

– Видите? Вот это я и называю «издеваетесь». Если он даже не соображает, что семью восемь и восемью семь – одно и то же, зачем вы объясняете ему дроби? Это нечестно.

– Но это же очень простые дроби.

– Да, а тиски для пальцев – нежное орудие пытки, если сравнивать с «железной девой»[3]3
  «Железная дева» – стальной ящик с остриями внутри, в который помещали подвергаемого пытке.


[Закрыть].

– Говард!

Я видел, что она рассердилась. Ну, а я рассердился на нее. Почему неделя за неделей она ведет себя так, будто где-то там, глубоко внутри, мозги Джо устроены точно так же, как у нас с вами? (Если она вообще об этом задумывалась.) Почему не призна́ет, что у него колесики в голове по-другому крутятся?

– Он сейчас гораздо меньше ошибается, правда, Джо?

– Это потому что ему Говард помогает, – говорю я.

– Я уверена, что не поэтому.

– Нет, поэтому.

– Говард!

– Я правду говорю, – гнул я свое. – Джо иногда отвечает правильно, но только если блефует: с вас считывает – угадывает, или читает по губам подсказки Бет, или я ему подсказываю.

– Мне кажется, это неправда.

– Спросите его еще раз, вдруг вам повезет!

Она не рискнула. Она развернулась и пошла к своему столу. Но я знаю, что задел ее за живое. Потому что, когда она снова повернулась к классу, лицо ее было малиновым.

– Наверное, придется тебя пересадить, Говард, – сказала она мне.

Джо взвыл.

– Нет, нет, мисс Тейт! Не разделяйте нас, пожалуйста! Мне нравится сидеть с Говардом! Он мне так помогает!

Она не стала настаивать, но после звонка взяла меня за рукав и оттянула в сторонку.

– Мне кажется, дела у тебя пошли бы гораздо лучше, Говард Честер, если бы ты поменьше интересовался чужой работой и побольше – своей.

Она попала в точку. Ибо, когда я открыл картонную обложку своего сочинения «Как это делается», чтобы доказать ей, как сильно она ошибается, страницы были белым-белы.

Золотые правила

– Сегодня занимаюсь своим сочинением, – сказал я ему.

– Только сначала меня запусти, а! – заныл он.

– Нет, – говорю. – За меня кто мою работу будет делать? С тобой только начни – завязнешь, это бесконечная история.

Он печально засел за свое карябанье.

Бесполезно. Я не мог сосредоточиться. Наконец отложил ручку и достал из конверта фотографии, которые он принес показать мне.

– Я уже говорил тебе и скажу снова. Я не могу понять, как человек, уместивший в крошечной спальне восемнадцать моделей размером с хорошего слона, не отломав при этом ни одной детальки, не в состоянии списать слово из словаря, не потеряв его на странице миллион раз?

Я снова глянул на его листок.

– Или написать шесть слов в строке, не заехав за край листа.

Глядите, что у него вышло на этот раз.

Я пощупал его руку.

– Это те пальцы, что построили трехметровую Эйфелеву башню из спагетти?

– Из макарон.

– Без разницы. – Я щелкнул его по голове. – Это те мозги, которые придумали, как на Хэллоуин заставить маску сестры мигать оранжевыми и зелеными лампочками? Это тот парень, что вставил все штекеры обратно по своим местам, когда Бен Бергонци наступил на них своим громадным копытом?

– Это другое, – грустно сказал он. – Про клей, провода и прочее не нужно учить.

Я покачал головой.

– Ты попал не туда, – говорю. – Тебе здесь не место. Здесь тебе только подрывают уверенность в себе. Тебя должен натаскивать кто-то, кто строит мосты, изобретает цветовые табло для знаменитых музыкальных групп во время туров или пишет вирусы для айфонов.

– Это мне подошло бы.

– Ничего, осталось всего… – я проделал в уме нехитрые вычисления. – Всего тысяча шестьсот сорок шесть дней.

Он поднял голову, заинтересовавшись.

– До чего?

– До того, как ты сможешь заняться тем, что у тебя хорошо получается.

Он жадно впился взглядом в раскиданные по парте фотографии.

– Тысяча шестьсот сорок шесть дней…

Я глянул на часы.

– И один из них очень быстро подходит к концу, – предупредил я. – Так что хватай ручку и скорей приступай к своему Сногсшибательному представлению местного масштаба.

– Я застрял.

– Ты просто старайся. Никто не ждет, что ты выиграешь приз.

– Один раз я выиграл, – гордо сказал он.

– Правда?

Я слушал краем уха. Поскольку внезапно, прямо в этот миг, мысленно увидел, о чем будет моя работа, от начала до последней страницы.

Но он решительно не отставал.

– Да. Выиграл приз. Два года назад на летней ярмарке.

Вид у него был до того гордый, что я, хоть и отчаянно жаждал воплотить собственную идею, не мог не спросить:

– За что приз?

– Там надо было сунуть голову в дырку в картонном стенде и терпеть, когда в тебя швыряются мокрыми губками. Я выдержал дольше всех.

Ну хорошо. Признаю́. У меня есть сердце. И оно не из камня. Так вот, в тот момент мой недалекий сосед-двоечник с такой силой потянул за все струны моего сердца, что они едва не лопнули.

– Ладно, – сказал я, беря ручку. – Помогу я тебе.

И, отодвинув в сторонку собственную книжку, я принялся писать в его.

Чтобы писать очень некрасиво (в стиле Джо, как курица лапой), вам понадобятся бумага – подойдет любой старый пожеванный листок – и ручка, которая оставляет пятна. Для работы найдите место покочковатей (подойдут скала или колени, но лучше автобус, потерявший управление). Сядьте ровно. Теперь скривитесь в одну сторону и раскорячьте ноги пошире. Убедитесь, что вы загородили себе свет локтем или стопкой книг.

Сожмите ручку так, чтобы побелели костяшки пальцев. А теперь разверните руку и пишите вверх тормашками.

– Я же так не делаю, правда?

– Неправда. Как раз так и делаешь.

Очень важно не повториться в написании одних и тех же букв. Если хотите, чтобы было понекрасивей, одинаковые буквы в слове пишите совершенно по-разному.

Пример:

Я вручил ему ручку.

– Ну давай. Напиши пример.

– Я? У меня отвратительно получаются примеры. Ты же знаешь. Всегда ошибаюсь.

– Здесь никто, кроме тебя, не напишет так, как надо.

– Правда? – глаза у него загорелись. – А что написать?

– Напиши «блинчики». Там три одинаковых буквы. Если не ошибешься.

Он написал правильно – с моей подсказки.

– Прекрасно! – говорю. – Идеально! Теперь понимаешь, о чем я? Стой на своем. Чтобы никто не подумал, что это три одинаковых буквы.

– Значит, я могу писать все примеры?

– Никто кроме тебя этого не сумеет.

На следующий день мы писали заглавные буквы.

Угадайте, верхняя строчка – чьих рук дело?

Правильно.

С заглавной буквы может начинаться имя человека, название чего-то или новое предложение. Но если хотите писать очень некрасиво, не стоит об этом задумываться. (И постарайтесь делать некоторые заглавные буквы меньше прописных. Так читатель еще больше запутается.)

Пример:

На следующий день мы писали прописные буквы.

Угадайте, кто писал нижнюю строчку. Снова угадали!

Для экономии времени и усилий можно использовать последнюю палочку предыдущей буквы в качестве начала следующей.

Пример:

Не беспокойтесь, вскоре вы сообразите, какие буквы менее важны – и можно вовсе не утруждаться их учить.

На следующий день мы делали отдельные упражнения.

Даже не пытайтесь изобразить соседние буквы одинаковыми по размеру.

Пример:

Длинные буквы всегда наклоняйте в разные стороны.

Пример:

Не пользуйтесь линованной бумагой, если хотите писать очень некрасиво, чтобы ни в коем случае не удерживать строку на одном уровне.

Пример:

Числа мы тоже написали.

Пусть ваша девятка выглядит как прописная буква «д», а шестерка – как «о». Помните, очень важно, чтобы все буквы были нечеткими и размазанными. Хорошо бы еще половину числа для разнообразия писать словом, а половину цифрой.

Пример:

Как видите, это легко можно принять за «тридцать!».

Я подумал, что про точки и черточки над буквами тоже нужно обмолвиться.

Золотые правила для точек и черточек:

Никогда не ставьте точки там, где нужно.

Поставьте их через несколько букв (двигаясь в том же направлении).

Джо соорудил пример.

Потом я еще кое-что придумал.

Всегда ставьте больше точек и черточек, чем нужно. Их можно поместить в любое место на странице.

На этом мы остановились и пошли по домам.

После выходных принялись за пунктуацию.

Слишком много запятых загромождают текст и затрудняют чтение. Забудьте о знаках вопроса и восклицательных знаках и строго следите, чтобы не просочились запятые. Зато точки можете ставить где угодно (только не в конце предложения).

Пример:

Потом, чтобы ничего не упустить, мы уделили внимание расстоянию между словами и расположению фразы на странице.

Дописывайте до самого края листа, даже если предложение не скоро кончится. Умный читатель всегда сможет угадать последнее слово. Или почти всегда.

Пример:

Строчка должна ползти вниз или вверх. И не думай о красной строке. Снискавший уважение обладатель курицелапного почерка никогда не заморачивается такими пустяками.

Я передал ручку Джо.

– Напиши в конце «Удачи».

Высунув язык, он накарябал:

Потом повнимательней изучил последний абзац.

– Что значит «снискавший»?

– Заслуживший. Знаменитый чем-то. Снискать – то же, что сыскать.

– Что еще можно снискивать?

– Снискать можно одобрение, популярность, славу.

Джо, навострившийся за эти несколько дней в примерах, обрадовался:

– Значит, можно сказать так: «Джо Гарднер снискал себе славу человека с плохим почерком».

(С этим вряд ли кто поспорит.)

– Точно. Еще как снискал.

Моя личная маленькая волна преступности

Джо доделал свою работу и начал проявлять интерес к моей.

– Почему ты сидишь в такой позе, весь завернулся? Учишься писать некрасиво?

– Нет, просто от тебя скрываю.

– Почему?

– Потому что это секрет.

Он явно обиделся.

– Я все равно увижу, когда все будут читать на День открытых дверей.

– Да, но не раньше.

Он пожал плечами. Потом мистер Обиженный превратился в мистера Сама-Забота.

– Тебе, наверное, неудобно таким скрюченным сидеть.

– Ну, тебе-то удается при этом не покалечиться.

– Так я привыкший. – Тут глаза у него загорелись. – Придумал! Я тебе смастерю экран!

И смастерил. На следующий же день приволок шикарный экран, сделанный из пачки от кукурузных хлопьев. Когда не нужен, он аккуратно складывался и помещался в парту. Но едва мисс Тейт оповещала класс: «Пора браться за сочинение «Как это делается», Джо вынимал его и раскладывал между нами на парте, для устойчивости выдвинув откидные подпорки и вставив в прорези сплющенные рулоны туалетной бумаги.

Экран прекрасно делал свое дело. Джо не мог подглядеть.

– Блеск! – с благодарностью сказал я. – Так гораздо проще.

Но мисс Тейт явно не была в восторге от новшества.

– Вам обязательно загромождать этим мусором парту, а?

– Это мой защитный экран, – пояснил я. – Помогает работать.

Она вздохнула.

– Наверное, нужно радоваться, что ты хотя бы начал.

Начал? Да я вкалывал как черт! Каждый час использовал, чтобы проверить данные, провести безупречной чистоты линии, убедиться, что в вычислениях не сделано ни единой ошибки. Джо рядом забавлялся с обрезками картона, шнурком и клеем, когда мисс Тейт не смотрела в его сторону, а все остальное время беспокоился за меня.

– Как по-твоему, ты успеешь закончить ко Дню открытых дверей?

– Надеюсь успеть.

Однако уверен я не был. Поэтому взял работу домой и творил в поте лица, пока папа готовил ужин.

– Что за мама-дорогая?

– Это мой проект. Работа из серии «Как это делается».

– Серьезно? Как что делается?

– Как выжить в школе. Это подарок для Джо.

Папа отер с пальцев тесто для пиццы и полистал готовые страницы.

– Тоже мне работа. Просто куча пронумерованных квадратов.

– Это не просто пронумерованные квадраты, – пояснил я. – К Дню открытых дверей здесь будет ровно столько квадратов, сколько останется бедняге Джо до окончания школы.

Папа долистал до последней страницы, пока начерно намеченной карандашом.

– Тысяча шестьсот сорок шесть?

– Вообще-то тысяча шестьсот тридцать восемь, – говорю. – Но я подумал: небось, Джо приятно будет вначале вычеркнуть сразу несколько штук.

– И это все, ради чего ты столько трудишься? Чтобы Джо их зачеркивал?

– Или закрашивал цветными карандашами.

Папа был в недоумении.

– Но в чем смысл?

– Ему будет приятней. Так поступают заключенные в тюрьмах. Это помогает им дожить до конца срока и не сойти с ума.

– Но Джо, слава богу, не в тюрьме. Он в «Школе поместья Уолботл (смешанной)»!

– Для него это все равно что тюрьма. В тюрьме ему вообще-то было бы гораздо лучше. Он бы с удовольствием чинил швейные машинки, на которых там шьют посылочные мешки, и изобретал механизмы для вскрытия замков.

Папа впился в тесто и принялся месить его с утроенной силой.

– Школа все-таки не заключение, – возразил он. – Это прекрасное путешествие ума к вечным ценностям.

– Ты Джо это расскажи, – хмыкнул я. – Для него школа – место, куда ему приходится ходить, потому что его заставляют, место, где его весь день изводят за то, что он все делает неправильно.

Папа ткнул измазанным пальцем в направлении моей работы.

– Думаю, после того как мисс Тейт увидит твою стряпню, Джо будет не единственным, кого изводят в школе.

Я не спорил. Я знал, что он совершенно прав. Но все равно продолжал вычерчивать свои идеальные квадраты всякий раз, как мисс Тейт велела приступать к проекту. А иногда и после того, как она велела заканчивать.

– Отложили ручки! Пора переходить к составлению плана выступлений на День открытых дверей!

Джо пихнул меня локтем.

– Ты должен отложить ручку.

– Ерунда, – сказал я, продолжая чертить. – Старушка-побрякушка не заметит.

Однако старушка-побрякушка заметила.

– Говард! Ты положил ручку последним, так что, боюсь, придется тебе выполнить небольшое задание.

О радость! Я могу выйти на целых пять минут! Но, когда я проходил мимо, одноклассники смотрели на меня с сочувствием, словно посчитали наказание слишком суровым. Одно можно сказать наверняка: никто из этих плакс не втыкал булавки в своих кукол длинными дождливыми вечерами. Ладно, я пошел.

Насвистывая, я пробежался по коридору, завернул за угол, миновал актовый зал и постучал в секретариат. Никого. Зато листок, который я должен забрать, лежит себе спокойненько на столе. «Класс мисс Тейт: список конкурсов на День открытых дверей». И далее следовал скучный перечень.

Лучшая грамотность

Лучшее эссе

Лучшее чтение

Лучшее сочинение на тему «Как это делается»

Лучшее вычисление

Никакой надежды для Джо. И тут на меня снизошло. Я схватил ножницы со стола и отрезал нижнюю строчку. Упс! Прости, Бет. Не видать тебе приза в этом году. Зато сверху я аккуратно напечатал:

Лучшая модель

И быстро ретировался.

Мисс Тейт была занята: боролась с рухнувшим жалюзи на окне и едва на меня взглянула.

– Пристрой куда-нибудь, где все смогут прочитать.

Я выдернул булавку из мерзкой картинки, которая мне больше всех не нравилась, и с удовольствием пронаблюдал, как она отделилась от стены и спланировала в мусорную корзину.

– Есть! – сказал я, прикрепляя листок. – Вот, объявляю список конкурсов в официальном доступе для внимания общественности.

Второе жалюзи рухнуло на мисс Тейт. Скотч покатился по полу под партами, народ начал спорить, чем прикрепить фотографию чучела совы, которое сделала мать Бена, Патриция, для выставки живой природы, и при всей этой суете никто не заметил, как я поднял мою личную маленькую волну преступности.