Текст книги "Майор запаса"

– Ну, малыш, ты даешь! – сказал Диего и радостно заключил собаку в объятия.

– Не малыш, а малышка, – сказала Лавилла, погонщица упряжки. – Ее зовут Дина, она у меня за вожака. Между прочим, ты ей понравился. А она неплохо разбирается в людях.

– А что такое вожак?

– Это собака, которой я даю указания, а она, в свою очередь, говорит мне и всем остальным собакам, что творится вокруг и что надо делать. Посмотри сам, собаки располагаются в упряжке так, что видят перед собой в основном только хвост той собаки, которая впряжена перед ними. – Собаки виляли пушистыми хвостами-колечками и хитро улыбались, как будто смеялись над очень веселой шуткой, понятной каждой из них.

Диего ехал на нартах Лавиллы, а его отец – на тех, что неслись впереди всех остальных. Было еще несколько собачьих упряжек, которые везли прочих членов экспедиции – двух женщин, одна из которых была сейсмографом, а вторая – горным инженером, и мужчину, который, по словам отца Диего, разбирался в горнодобывающей технике и шахтном оборудовании. Само собой разумеется, каждый из участников экспедиции был не просто хорошим специалистом, а доктором каких-то там наук.

Поездка была просто потрясающая. Диего, укутанный в теплые меха, сидел в нартах рядом с припасами экспедиции, а сани стремительно неслись по заснеженным просторам, легко скользя по корке наста и подпрыгивая на неровностях почвы. Собаки весело и дружно бежали вперед, помахивая упругими хвостами-колечками. Но самое лучшее началось, когда они уже отъехали достаточно далеко от городка и путь их лежал по довольно плоской равнине без каких-либо крупных препятствий – там Лавилла позволила Диего поуправлять упряжкой.

– Когда хочешь, чтобы они бежали вперед, крикни Дине: “Хайк!” Если хочешь повернуть направо, крикни:

"Джи!”, а если надо повернуть налево, тогда крикни:

"Хо!” – и “Вэу!”, когда хочешь, чтобы собаки остановились. Дина сделает, как ты скажешь, и проследит за тем, чтобы остальные собаки тоже тебя послушались. Она у меня просто умница! Так, становись вот сюда, – Лавилла показала парню скрытые густым и длинным мехом ребристые полоски на полозьях саней, на которые погонщик ставил ноги, чтобы не поскальзываться. – А вот это – тормоз. Наступи на него, если захочешь притормозить. Но помни, на льду сани остановятся далеко не сразу.

Все остальные упряжки давно уже обогнали их и унеслись далеко вперед, но Лавиллу это не особенно обеспокоило. Диего взял в руки постромки, поставил ноги на подставки на полозьях, а Лавилла натянула на ноги снегоступы – такие специальные плетенки из лозы с ремешками. Парень крикнул Дине: “Хайк!”, и как только собака-вожак рванула вперед, остальные последовали ее примеру, хоть и поскулили немного неуверенно, услышав звуки незнакомого голоса.

Как и говорила Лавилла, Дина оказалась очень смышленой собакой. Она не собиралась позволять другим упряжкам так легко обойти себя и оставить позади. Дину вполне устраивало только место сразу за первой упряжкой, на которой ехал отец Диего Метаксоса.

Собаки быстро неслись вперед, колючий морозный ветер бил прямо в лицо, и у Диего перехватывало дыхание. А вокруг раскинулись бесконечные бело-голубые просторы этого чудесного мира, которые виделись Диего в обрамлении маленьких льдинок, намерзших ему на ресницы и на меховую оторочку капюшона. Когда они догнали основную группу упряжек и пристроились за одной из них, Диего почувствовал, что начинает замерзать. И еще ему было скучно ехать позади кого-то, почти в самом конце группы. Лавилла, которая бежала рядом с упряжкой, одним прыжком устроилась на нартах возле Диего, забавно задрав ноги кверху – чтобы отряхнуть комья снега со своих громоздких снегоступов, прежде чем усаживаться поудобнее. Отдышавшись, она принялась рассказывать юноше о больших гонках на собачьих упряжках, о которых сама она слышала от своего деда. Эти гонки время от времени устраивали когда-то в старые времена на Аляске, а Аляска – это такая страна на планете Земля, где жили предки Лавиллы.

– Самая большая из гонок зародилась в те далекие дни, когда в один затерянный в глуши маленький поселок, который назывался Ном, пришлось спешно доставлять из города лечебную вакцину – эстафетой собачьих упряжек. Людей восхитило мужество и стойкость и искусство управления упряжкой, необходимые для такой поездки. Потому они и стали устраивать такие гонки. Целые города в складчину снаряжали своих лучших погонщиков и выставляли лучшие упряжки, и множество людей по всему свету знало о ходе состязаний. А еще были гонки по маршрутам, которыми на специальных собачьих упряжках обычно развозили почту в удаленные от городов поселения. Эти маршруты тянулись через две страны, и изо всех уголков этих стран приезжали люди на собачьих упряжках, чтобы участвовать в соревнованиях. И во всех таких гонках все участники везли с собой небольшие пакеты с почтой, которые нужно было доставить в конечный пункт маршрута состязаний.

– Но почему им обязательно нужно было отправлять почту на собачьих упряжках? – спросил Диего. – Это же просто глупо, когда можно воспользоваться компьютерами.

– Знаешь, бывает, встречаются такие места, где просто нет компьютеров, – ответила Лавилла. – И потом, людям нравится доказывать самим себе, что они умеют делать кое-что из того, что в старину умели их предки. Люди так учатся быть такими же выносливыми и неприхотливыми, как их предки, понимаешь? – Лавилла улыбнулась. Белоснежные зубы ослепительно блеснули на загоревшем под полярным солнцем лице. – Такими выносливыми и сильными, как мы.

Диего улыбнулся в ответ, но про себя подумал, что это немножко нерационально – делать все по старинке, с затратой ненужных усилий, вместо того чтобы учиться новому, более прогрессивному. А потом он вдруг подумал, что вот сейчас он сам делает кое-что по старинке, с затратой лишних усилий – и при этом одновременно обучается для себя чему-то новому.

Вечером они устроили привал, и Диего слушал рассказы отца о геологических породах и прочих подробностях его профессии. На ужин были практически точно такие же пайки, какие обычно выдавали на кораблях. Но потом Лавилла тихонько сунула парню какую-то сушеную полоску, от которой исходил сильный, но приятный и аппетитный запах.

– Попробуй, съешь это, – сказала Лавилла. – Добрая еда! Копченый лосось. Я сама его поймала и закоптила.

Диего принялся грызть необычную пищу, а Лавилла спела ему весьма своеобразную песенку о том, как была поймана вот эта конкретная рыбина. Женщина сказала, что сама сочинила эту песню, правда, на мотив старинной ирландской песни “Звезда графства Даун”, которой Лавиллу научила ее бабушка О'Тул. Припев в песенке про лосося был такой:

 
От космобазы, мимо Килкула,
Направляясь в Танана-Бэй
Рыба плыла, но ее я поймала,
И сегодня мы будем ужинать ей.
 

Уютно устроившись в жарко натопленном укрытии, Диего быстро уснул. На следующее утро, когда он проснулся, надеясь, что и сегодня выпадет случай поуправлять упряжкой, оказалось, что с неба сыплется мягкий пушистый снег. Диего, конечно же, знал из описаний планеты, что снег – естественная часть экологической системы этого мира. Отец рассказывал, что снег белый, а не прозрачный, потому что представляет собой скопление плотно сросшихся мелких кристаллов замерзшей воды, которые преломляют лучи света под разными углами. А Лавилла просто показала юноше, что при ближайшем рассмотрении каждая снежинка – это изысканная, причудливая звездочка, и тонкий рисунок узора снежинок никогда не повторяется. Поуправлять упряжкой Диего сегодня не пришлось, и он всю дорогу ехал в санях пассажиром – потому что Лавилла сказала, что скоро дорога будет не такой прямой и легкой, как раньше. К тому же надо было внимательно следить за местностью, чтобы не пропустить те места, куда нужно было попасть экспедиции. Зато Лавилла пообещала дать Диего повести упряжку на обратном пути.

Юноша большую часть дороги пролежал в нартах, ловя снежинки на рукавицу и внимательно их рассматривая. Он старался запомнить рисунок каждой из снежинок, прежде чем они таяли от тепла его руки.

– Может, сегодня вечером, когда остановимся на привал, я сделаю тебе немного снежного мороженого, – сказала Лавилла, наклоняясь над лежащим Диего так низко, что пар от ее дыхания осел инеем на его лице. – Я прихватила с собой немного тюленьего жира и сушеных ягод, и сахар тоже есть.

– Тюленьего жира?! – в недоумении переспросил Диего.

– Ну да. Он придает сил – это очень помогает во время дальних поездок. Не отказывайся, пока не попробуешь, ладно?

Диего скривился, и Лавилла натянула ему капюшон куртки до самого носа.

Но пока они еще были в пути, неожиданно разыгралась метель. Парень, который, похоже, был мужем Лавиллы, дважды спрашивал отца Диего и других членов экспедиции, не хотят ли они остановиться на привал, чтобы переждать метель. Но они не захотели останавливаться и решили ехать дальше, уверенные, что найдут дорогу с помощью своих приборов. Снег, который раньше падал медленно, чудесными одинокими снежинками, теперь валил крупными липкими хлопьями, заслоняя все вокруг сплошной белой стеной. При таком снегопаде Диего мог разглядеть только хвосты ближайших к нему собак в упряжке Лавиллы, а о том, чтобы видеть другие упряжки, не могло быть и речи. Весь мир вокруг юноши скрыла непроглядная белая пелена. Нарты двигались все медленнее и медленнее, и дошло уже до того, что Сигги – как Лавилла называла парня, правившего первой упряжкой, – пришлось самому идти впереди упряжки, прокладывая в снегу путь для собак, и следить за тем, чтобы ни одна упряжка не сбилась со следа. Сигги уговаривал ученых остановиться, не ехать дальше, переждать непогоду.

Дорога сделалась трудной, и, хотя Диего ничего не мог разглядеть за сплошной стеной снега, он чувствовал, что местность стала неровной – экспедиция миновала равнину и двигалась теперь среди холмов. Собаки тяжело тащили сани вверх по склонам невысоких холмов, сбегали вниз, и наконец начался какой-то очень уж долгий подъем.

Вдруг Диего услышал, как Сигги на передних нартах выкрикнул что-то непонятное, потом закричал отец, а одна из женщин, управлявшая упряжкой, которая тоже оказалась где-то впереди, присвистнула и завопила:

– Вэу! Стой, стоять, песьи морды! Вэу, стоять! Ах ты, дерьмо собачье!

За криками последовали хруст и скрежет и явственные звуки скольжения. Но к этому времени собаки упряжки, в которой ехал Диего, тоже добрались до вершины холма и тоже кубарем полетели вниз по крутому склону вместе с нартами, влекомые собственной тяжестью.

Кричали люди, некоторые тяжелые вещи из багажа экспедиции покатились вниз сами по себе, упав с нарт, а нарты как будто внезапно обрели способность летать. Диего вдруг почувствовал, что и сам он летит по воздуху – и это ощущение полета было чрезвычайно наглядным и доступным для восприятия. Как будто он впервые в жизни полетел по-настоящему, хотя с самого рождения Диего только и делал, что летал – на космических кораблях.

Лавилла кричала, что было сил:

– Вэу, Дина! Назад, девочка! Назад!

Диего почувствовал, как крепкая рука Лавиллы ухватила его за воротник. Какие-то несколько мгновений она удерживала его, но вот нарты снова подпрыгнули на ухабе – и Лавилла свалилась с них. Воротник Диего больше никто не держал, и парень соскользнул с нарт и покатился вниз, неловко переворачиваясь и раз за разом зарываясь в попадавшиеся на пути сугробы – и так снова и снова, пока его ноги не уткнулись во что-то мягкое, а голова в то же самое время не столкнулась с чем-то твердым – и мир вокруг померк.

Глава 3

Когда Баника заехала за Яной, чтобы подбросить ее к Клодах, Яна решила прихватить с собой и кошку – надо же было вернуть животное домой, хозяйке. Однако кошка наотрез отказалась уходить. Яна попробовала подманить пушистую зверушку, чтобы взять на руки и вынести на улицу, где уже поджидала Баника со своей собачьей упряжкой. Но кошка вырвалась, удрала и спряталась, мимоходом царапнув острыми когтями по пальцам Яны – очевидно, в качестве предупреждения и знака недовольства.

Яна изложила эту историю Клодах, пока необъятная женщина помешивала доходящее варево в горшке на печке. Из горшка и из духовки поднимались весьма соблазнительные, будоражащие аппетит ароматы.

– А ты оставь кошку себе, – посоветовала Клодах и, оглядев комнату, где в самых разных местах развалились в привольных позах еще штуки четыре точно таких же кошек, добавила:

– Мне хватит и этих. А вообще-то они обычно гуляют, где захотят, и делают, что им нравится. И, как мне кажется, ты ей понравилась. Можешь считать, она тебя выбрала.

– Ну ладно, только что мне с ней делать? – спросила Яна.

– Корми ее, – ответила Баника. – Это очень важное дело. Выпускай на улицу и впускай обратно, когда ей захочется справить нужду – если ты, конечно, не собираешься завести специальный ящичек для кошки прямо в комнате.

Эти кошки подолгу могут находиться на улице, – стала рассказывать Клодах. – Их специально выводили с таким расчетом, поэтому наши кошки не отмораживают себе хвосты и уши на холоде, как это случалось с их земными предками. Но, скажу я вам, эти киски гораздо больше любят сидеть у огня или на чьих-нибудь коленях. С ними тепло и уютно.

Яна пробормотала что-то невнятное, потом сказала немного неуверенно:

– Мне еще надо узнать, откуда тут все берется – еда, одежда, дрова... Сегодня кто-то принес немного дров и оставил прямо у меня под дверью. Вы случайно не знаете, кто это сделал, чтобы я могла поблагодарить этого доброго человека?

Клодах пожала плечами.

– Ну, это мог быть кто угодно. Может, кто-нибудь из Баникиных родичей. Кто-нибудь из тех, кто знает, что ты нуждаешься в большем, чем то, что тебе предоставили. Кстати говоря, не забудь вечером забрать свой сверток с вещами – когда пойдешь домой. Хотя вряд ли от этого бумажного одеяла тебе будет много толку. Тебе нужно настоящее, нормальное теплое одеяло.

– А где можно купить такое одеяло, как ты говоришь? – спросила Яна.

– Ну уж не в магазинчике Компании, это точно! – сказала Баника. – У них там вообще ничего нет, кроме ненужного старья, не годного для космических команд. – Девочка прошла через комнату к кровати Клодах и откинула обыкновенное одеяло, приоткрыв то, что лежало под ним – разноцветное, все составленное из веселых, ярких лоскутков – желтых, голубых, розовых. – Вот, смотри какое! Потрогай его.

Яна протянула руку и потрогала чудесное разноцветное одеяло. Плотное на ощупь, оно было соткано или сплетено – Яна понятия не имела, каким образом, – из какого-то тяжелого, длинноволокнистого материала. Сразу было понятно, что это одеяло должно быть просто невероятно теплым.

– Чудесное одеяло! – сказала Яна.

– Кстати говоря, сюда как раз идут Шинид и моя сестра Эйслинг, – заметила Клодах. – Шинид собирает шерсть лошадей и собак, а иногда и диких овец, когда ей удается их поймать. Она отдает шерсть Эйслинг, а та прядет, окрашивает нитки и вплетает их в одеяла. Может, это у них скоро превратится в настоящее ремесло.

Тут в комнату вошла еще одна женщина. Она была почти такой же объемистой и округлой, как Клодах, и цветом волос и глаз тоже походила на хозяйку дома. Зато взгляд у новоприбывшей женщины был гораздо более задумчивый и мечтательный. Сразу за ней вошла маленькая, крепенькая и жилистая женщина, которая тотчас же принялась помогать ей освободиться от теплой верхней одежды.

– Добро пожаловать, сестра! Здравствуй, Шинид! – сказала Клодах, улыбаясь гостьям. – Мы тут как раз о вас разговаривали. Вы уже кушали?

– Не-а! – отозвалась та женщина, что была поменьше и постройнее, с поразительной быстротой стягивая с себя теплые вещи. – Мы услышали, что у тебя сегодня вечеринка, и тоже пришли поболтать. – Маленькая женщина решительно протянула Яне руку и представилась:

– Я – Шинид Шонгили. Рада познакомиться. Ты нормально тогда дошла до дома, не падала больше?

– Так это вы показали мне, как надо ходить вперевалочку?! – воскликнула Яна.

– Я, и никто иной. А вот эта милая дама – Эйслинг Сенунгатук, – представила Шинид свою подругу и помогла той устроить поудобнее свои обширные телеса в кресле-качалке, которое Клодах переставила из угла на середину комнаты. Эйслинг улыбкой поблагодарила подругу за помощь, всем видом показывая, что ей очень удобно.

– Яна как раз только что восхищалась одеялом, которое вы, дамы, для меня сделали, – сказала Клодах, обращаясь в основном к своей сестре.

– Значит, я заношу тебя в список заказчиков, Яна, – сказала Эйслинг чрезвычайно приятным голосом. Яне подумалось, что, наверное, никто из ее прежних знакомых не говорил так мило и нежно.

– Да, те одеяла, которые вам выдают в Компании, – сущее дерьмо, – заметила Шинид. – Мне надо будет насобирать побольше шерсти, но зато потом наша Эйслинг сотворит для тебя самое распрекрасное одеяло из всех, какие только бывают на свете. Правда, Эйслинг, солнышко мое?

Эйслинг кивнула и посмотрела на подругу лукавыми, смеющимися глазами.

– Смотри, ты пообещала!

– Боюсь, у меня немного найдется такого, чем я могла бы вам отплатить или отдать в обмен, – призналась Яна. – Разве что несколько старых медалей, нашивок и знаков различия. Я не могла прихватить сюда практически никаких сувениров – пришлось брать только то, без чего совсем нельзя обойтись. Понимаете, здесь слишком строгие ограничения по весу багажа. Между прочим, вы не подскажете, где тут можно раздобыть небольшой компьютер?

Шинид весело рассмеялась и спросила:

– Ты, наверное, шутишь?

Клодах пояснила более спокойно и доступно:

– Ах, нет, дорогая, это все не для таких людей, как мы, ты уж поверь. Тут у нас ни у кого во всем Килкуле не найдешь таких штук. Понимаешь, мы ведь простые, бедные, невежественные “ненужные” люди. Но для Сурса это как раз то, что нужно.

– Почему это вы “ненужные”?

– “Ненужные” люди – это те, кого они заставили заселять здешние места, – пояснила Эйслинг. – Видишь ли, им понадобились наши земли на Земле, и они пообещали дать нам взамен другие. Ясное дело, что нам не дали даже высказать свое мнение о таком “обмене”! Нас обокрали и изгнали из родного края. Ни у кого из нас не хватало денег на то, чтобы выкупить свою землю обратно. Вот так мы здесь и оказались – как они того и хотели. – Закончив эту пылкую речь, Эйслинг опустила глаза, потом взглянула на Клодах, как будто извиняясь. – Простите, пожалуйста. Не стоило мне так заводиться. Да и нам пора уже идти. Мы, собственно, и не собирались оставаться на ужин. Просто зашли узнать, не можем ли мы чем-нибудь помочь, – и Эйслинг кивнула в сторону Яны.

– Спасибо вам, – сказала Яна, и Клодах проводила подруг до двери. Чтобы подстроиться под величавую поступь Эйслинг, Шинид на каждые три шага вперед приходилось делать еще два шага назад.

Когда они ушли, Клодах достала из стенного шкафа, полки которого были завешаны матерчатой шторкой, бутылку и несколько стаканчиков и спросила:

– Может, выпьешь немного перед ужином, дорогая?

– Прошу прощения, о чем вы?

– Клодах сама делает это питье, – вмешалась Баника. – Хорошая штука! После него снятся хорошие сны.

– Даже не знаю... После всех тех лекарств, которые я получала совсем недавно...

– Моя наливка тебе не повредит, – уверила ее Клодах. – Она, кроме всего, еще и лечебная. От нее не опьянеешь – только согреешься немного, и на душе сделается легко и радостно. А то ты, дорогая, выглядишь так, как будто тебе не помешало бы немного развеселиться.

– Клодах у нас целительница, – добавила Баника. – Так что в этих вопросах ей можно доверять.

– Ну тогда, может, я и вправду немного выпью, – согласилась Яна. От вкусных запахов, поднимавшихся из горшка с варевом, Яне уже давно хотелось положить что-нибудь в рот. И если не еду, то хоть напиток – тоже не такой уж плохой выбор.

Но к напитку прилагалась и миска, с горкой наполненная какой-то разновидностью вермишели с красным мясным соусом, и теплый, хрустящий хлеб. Яна так набросилась на еду, что первой ложкой горячего варева даже обожгла себе губы – когда она питалась корабельными полуфабрикатами, с ней ни разу такого не случалось.

– Какая вкуснотища! – похвалила она угощение, когда распробовала, отправив в рот несколько предварительно остуженных кусков. – Из чего это сделано? Что это такое?

– Спагетти с лосятиной, – сказала Клодах. Тут в дверь снова постучали. Баника быстренько запихнула в рот очередную порцию спагетти, подскочила , с места и бросилась открывать. Как только дверь распахнулась, в комнате одновременно появились облако морозного воздуха и фигура, с ног до головы закутанная в меха.

Это оказалась еще одна женщина, и она решительно не собиралась даже смотреть в сторону Яны, пока не расстегнет все пуговицы и не поснимает одежду.

– А, Седна! Как дела? – поинтересовалась Клодах.

– У нас все в порядке. Я только хотела спросить, не найдется ли у тебя немножко кобыльего молока? Я бы у тебя заняла, а то мой запас на исходе.

– Да бери, конечно. Бери, сколько нужно. К слову сказать, Седна, ты уже встречалась с майором Мэддок? – спросила Клодах.

Седна тряхнула белокурыми локонами и только потом снизошла до того, чтобы посмотреть непосредственно на Яну. И по ее взгляду Яна сразу поняла, что Седна пришла сюда в основном для того, чтобы увидеться с ней, а молоко было только удобным поводом. Яне смутно показалось, что она уже видела эту женщину – сегодня утром, на проводах Чарли Дементьева.

– Майор Мэддок, – представила Яну Клодах.

– Лучше – Янаба, Клодах, или – просто Яна, хорошо? – попросила Яна.

– Знакомься, Яна, это – Седна Куинн. Как ушко у твоего мальчика, Седна, все еще побаливает?

– Спасибо, Клодах, ему уже получше – после того, как ты посоветовала делать эти припарки.

– Может, поужинаешь с нами?

– Да нет, мне надо вернуться поскорее и помочь Иму выскоблить ту лосиную шкуру. Я принесу тебе потом...

– Ну послушай, Седна, если ты так сильно занята, то почему бы тебе не взять немного лосиного спагетти с собой, домой на ужин? И тебе не придется так спешить и возиться еще и с ужином.

Седна согласилась и присела на краешек стула в наполовину застегнутой одежде, а Клодах тем временем насыпала ей полный котелок вкусного горячего варева.

– Что, Банни, жаль, что Чарли уехал, правда? – спросила Седна.

– Да, жаль, конечно. Надеюсь, с ним там будет все в порядке. Только, по-моему, нашему Чарли там, наверху, будет жутко одиноко и тоскливо. Хотела бы я, чтоб они хотя бы дали нам время как следует с ним попрощаться, сочинить для него песню. А так он остался и без праздника на его совершеннолетие, и без всего остального...

– А я все равно сочиню для Чарли песню, пусть даже ему и не придется ее услышать, – сказала Клодах.

– Но, может, тебе удастся сделать запись этой песни, а Баника отвезет ее, когда в следующий раз поедет на космобазу, и перешлет Чарли, – предположила Яна.

Седна распрямила спину и одарила Яну взглядом, в котором явственно читалось сожаление, потом веско сказала:

– Песня для того и песня, чтобы один человек мог спеть ее другому.

– Простите, – стала извиняться Яна. – Я пока не очень хорошо разбираюсь в ваших обычаях. Но только я знаю, как все вы любите лейтенанта Дементьева и как для любого солдата важно получить весточку от друзей и родных, из дому – будь то какая-нибудь планета или просто другая космическая станция.

– Ничего страшного, Яна, все нормально, – успокоила ее Клодах. – Седна, Яна собирается остаться здесь, с нами, так что скоро она сама все увидит и поймет. А пока она просто этого не знает. Понимаешь, Яна, у нас тут почти что никто не умеет даже просто писать, а не то что как-то записывать песни, чтобы они звучали.

Яна на мгновение потеряла дар речи от удивления. Потом спросила:

– Но как же так? Неужели никто из вас не умеет читать и писать? И ты, Клодах? Но как же такое может быть? Кстати, все новобранцы с Сурса, которые мне встречались, были грамотными. И Баника непременно должна уметь читать и писать – ведь как-то же она сдавала экзамены на водительскую лицензию!

Баника покачала головой.

– Все экзамены были устные, и еще по комму показывали картинки с заданиями, но отвечать все равно надо было вслух. Ну, конечно, на военной службе солдат учат грамоте, по крайней мере настолько, чтобы они могли пройти обучение в корпусе, в школе молодого бойца или в офицерской академии Чугияк-Фергус – но не больше... – и Баника пожала плечами.

– Но ведь те колонисты, которые прибыли сюда первыми, конечно же, умели и читать, и писать... – не сдавалась Яна.

Клодах покачала головой.

– На самом деле грамотными были только те, кто занимал высокие посты в Компании. Нет, конечно, может, кое-кто из наших прапрадедушек и разбирал немного буквы, но не больше, чем учат сейчас солдат... Но тогда у каждого из них были такие чудесные машины, которые разговаривали с людьми и показывали им в картинках, что и как надо делать, – так рассказывается о давних днях в наших песнях. Но когда наших предков отправляли сюда, в Компании, как видно, решили, что такие машины не настолько сильно нам нужны, как все остальное. А после того, как первые колонисты оказались здесь, они уже не могли позволить себе выписать такие машины из других мест – они слишком дорогие для таких небогатых людей, как мы. Вот поэтому на всей планете всего несколько таких машин, и то только те, которые нужны Компании для каких-то ее надобностей. А что касается написанных книжек – ну... Я даже не знаю, и вряд ли кто-нибудь еще здесь знает, где тут можно раздобыть такие книжки. Их у нас просто нет, кроме, разве что, специальных научных книг, которые попривозили с собой ученые. Так что мы здесь только разговариваем и поем песни и так рассказываем друг другу о том, что произошло, – точно так же, как это делали наши далекие предки много веков назад.

– И мы прекрасно обходимся без всего такого, – добавила Баника с нотками вызова в голосе, которые были приглушены тоской по Чарли. – Кроме, разве что, таких случаев, как сейчас. И все равно у нас ведь есть люди, которые... – Девочка замолчала на полуслове и повернулась к Клодах.

– В том числе и твой собственный дядя Шон, правда, Банни, или я не так тебя поняла? – вмешалась Седна. – Так ведь, Клодах?

– Ну конечно. Он ведь Шонгили, – и специально для Яны Клодах пояснила:

– Шонгили происходят из рода инуитов, однако в то время, когда открыли Сурс, они уже сделали завидную карьеру и считались в Компании важными учеными. Прадедушка Шона и Шинид до самой своей смерти был самым уважаемым человеком во всем нашем полушарии, – и Клодах выразительно кивнула, всем своим видом показывая, как она гордится этими необыкновенными Шонгили. – Все Шонгили обязательно должны знать грамоту, и они могут читать книги, если им того хочется. Даже Шинид умеет читать – Эйслинг видела, как она это делает. Но Эйслинг рассказывала, что сама Шинид не раз говорила ей, что вместо книжек лучше будет читать звериные следы на снегу и полагаться на свои острые уши и крепкую память, на истории и песни, как это делают все остальные.

Банни вдруг вскочила на ноги и закричала:

– Ой, и как же я забыла?! Точно! Дядя Шон не просто умеет читать и писать, у него ведь есть и специальная штука для того, чтобы записывать голос. Он сможет записать песню для Чарли!

– Банни, твой дядя – очень важный и занятой человек, – испуганно сказала Седна. – Ему приходится решать проблемы целой планеты! Мы не можем отнимать его время и беспокоить его по пустякам.

– Вообще-то говоря, то, что Чарли отправили на космический корабль – это не такой уж и пустяк, ты не находишь, Седна? – сказала свое веское слово Клодах. – Нет, по-моему, это прекрасная мысль. А раз уж Яна тоже умеет читать и знает, как обращаться с записывающей машиной, и если ты, Яна, согласишься помочь нам в этом важном деле – тогда нам не нужно будет отрывать Шона Шонгили от его забот, еще более важных. Он ведь может просто дать Яне эту машину на время. Как ты думаешь, Баника, он согласится?

– Согласится, если я попрошу его и скажу, что это ты придумала, – сказала Баника. – Я собираюсь ехать к нему в гости через пару дней, когда у меня снова не будет никаких рейсов до космобазы и обратно.

– Может, Яна захочет поехать с тобой? Мне кажется, Шон очень обрадуется, встретив еще кого-нибудь, кто тоже умеет читать и писать.

– Что ты на это скажешь, Яна? Ты ведь не боишься собак, нет?

Яна покачала головой и улыбнулась.

– Нет, мне даже понравилось ездить на этой штуковине. – Как и было обещано, от домашней наливки Яна повеселела, хотя в голове у нее немного помутилось.

Седна, подхватив полный котелок со спагетти с лосиным мясом, распрощалась и отправилась восвояси. Выходя из дома, она встретилась в дверях с очередными гостями, заглянувшими на вечеринку к Клодах. С одним из этих гостей Яна уже встречалась. Это был Баникин дядя Шимус, только теперь на нем было меньше инея и сосулек, и еще с ним пришла маленькая, худенькая женщина с короткими вьющимися серебристыми волосами.

– Привет тебе, Клодах! Банни сказала, что майор будет сегодня у тебя ужинать, и мы с Мойрой решили занести ей немного рыбки. Вот, держите, угощайтесь, майор, – сказал Шимус и передал Яне сетку с твердой, как камень, замороженной рыбой – с таким видом, словно вручал назначение на должность исполнительного вице-президента Интергала.

– О... Спасибо, Шимус, – сказала Яна, надеясь, что он будет доволен ее благодарностью. Правда, Яна не имела ни малейшего понятия о том, что же делать с этой рыбой дальше, а потому она просто повесила сетку на спинку стула. Но там рыба мгновенно попала в сферу живого интереса хозяйских кошек.

– А ну, брысь отсюда, лакомки! – прикрикнула Клодах на пушистых оранжевых зверушек и, погнала их прочь, чтобы спасти рыбу. Она взяла сетку и подняла ее повыше, но нахальные кошки вставали на задние лапы и цеплялись за сетку когтями, не желая упускать заманчивую добычу. – Шимус, повесь лучше это снаружи, на холоде. Пусть повисит, пока Яна сидит у меня. Там рыба будет сохраннее.

– Ну, ладно, – согласился Шимус и посмотрел на Яну долгим взглядом, чуть искоса. Яна кивнула и еще раз поблагодарила за подарок, твердо решив как-нибудь расспросить Банику о местных традициях и правилах хорошего тона, связанных с такими подарками.

Шимус и Мойра посидели у Клодах совсем немного. Они еще не ушли, когда на вечеринку пожаловали двое новых гостей – нарядно, даже щегольски одетая девушка, которую представили как Арни О'Молли, и с ней маленький мальчик по имени Финнбар. Мальчик сразу же принялся играть с кошками. Последние гости тоже не задержались надолго, и, перед тем как уйти, нарядная девушка сказала: