Текст книги "Башня с воспоминаниями"

Глава 4
Дом с башенкой

– Почти пришли, – негромко сказала мама, когда они бесшумно шагали по мощённой булыжником улице мимо лавок с закрытыми ставнями окнами и городской пожарной части с конюшнями, откуда доносилось тихое ржание лошадей.

Она остановилась перед желтоватым зданием с двумя окнами-фонариками, за которыми сверкали банки с разноцветными жидкостями. Мать переложила саквояж в левую руку, быстро обернулась, словно проверяла, не видит ли её кто-нибудь, поднялась по трём ступеням крыльца и подождала. Стоя около незнакомого дома, Нэнси мучилась от любопытства.

Виолетта, стуча ботинками по камням мостовой, подбежала и встала рядом с матерью.

– Тише, – прошептала мама, сердито взглянув на младшую дочь.

Нэнси оглядела фасад и заметила небольшой балкон на третьем этаже. Выше располагалась мансарда с окнами и ещё что-то непонятное. Девочка отступила на середину улицы, чтобы получше рассмотреть крышу, и раскрыла рот от восторга. На самом верху здания находилась маленькая восьмигранная башенка с освещёнными луной арочными окошками. Наверное, оттуда открывался изумительный вид. Это там их дедушка наблюдает за кометой?

– Нэнси, – гневно одёрнула её мама.

Девочка подскочила к крыльцу и встала позади Виолетты. В тусклом свете она увидела на стене табличку: «Дом с башенкой». Кусая губу, Нэнси смотрела на шнурок колокольчика: позвонит мама или нет? Но оказалось, что звонить не было необходимости: дверь открылась, словно их прибытия ждали в эту самую минуту.

Мать проскользнула в полуоткрытую дверь и пальцем поманила девочек за собой. Виолетта потными пальцами взяла старшую сестру за руку. Нэнси крепко стиснула маленькую ладошку и внезапно разволновалась перед встречей с дедушкой. Часто дыша, она переступила через порог и оказалась в лавке.

Внутри путешественниц встретило тусклое освещение и смешение ароматов: цветочное мыло, экзотические травы, специи, резкие запахи масел и уксуса. Нэнси увидела низенького мужчину с аккуратно подстриженными седеющими волосами, жидкими усиками и в очках с золотистой оправой. Он сжал одетые в перчатки руки матери.

– Шарлотта. Моя дражайшая дочь. Я никогда… никогда… не ожидал…

– Тихо, отец, – твёрдо произнесла мама. Она высвободила руки, закрыла дверь за дочками и, повернув в замке ключ, положила на прилавок. – Пока ты ничего не сказал, я проясню, что у меня не было другого выхода: пришлось взять девочек с собой. – Голос у матери дрогнул, и Нэнси заметила, что рука, которой она суетливо пыталась расстегнуть пуговицы перчатки, дрожала. – Виолетта, Нэнси, поздоровайтесь с дедушкой.

Новый родственник с наморщенным от тревоги лбом и широко раскрытыми глазами посмотрел на девочек, а затем снова на их мать.

– Ты должна была приехать одна, – сказал он.

– Я помню, что ты в письме просил меня об этом, – ответила мать, наконец сняв перчатки, – но их отец не может о них позаботиться. Я велела девочкам сидеть в доме, чтобы их никто не видел.

Нэнси с любопытством посмотрела на мать. Значит, она получала от своего отца письма. Тем более странно, что они никогда не слышали о нём.

Пожилой мужчина нахмурился ещё сильнее.

– Ну, раз уж вы приехали вместе, ничего не поделаешь. – Он осторожно шагнул к Виолетте и пожал ей руку, как делают на деловых встречах. Девочка широко улыбнулась, но дедушка не ответил ей тем же. – Она похожа на тебя, Шарлотта, – угрюмо заметил он, повернулся к Нэнси и окинул её взглядом с ног до головы, словно оценивал, можно ли доверить ей важное поручение. – Что ж, – наконец произнёс мужчина, и глаза его внезапно увлажнились. Он вынул из кармана большой (и довольно грязный) платок, шумно высморкался и сунул его обратно. А после сжал руки Нэнси в своих. Костяшки его пальцев были узловатые, словно кора дерева, но кожа мягкой и прохладной. – Я видел тебя совсем маленькой. Надо же, как ты выросла! Рад снова с тобой познакомиться, Нэнси. – Шея у дедушки покраснела, и он быстро взглянул на свою дочь, точно ища одобрения, что всё произнёс правильно.

– Я тоже рада познакомиться, – ответила Нэнси, недоумевая, когда это они виделись.

– Я сказала девочкам, что мы приехали помогать тебе наблюдать за кометой, – сообщила мама. Внезапно она показалась дочери очень уставшей.

– Ах да, комета! Удивительное зрелище, – медленно проговорил её отец, поправляя очки.

Наступила долгая тишина, и Нэнси огляделась вокруг. Они находились в торговом зале. Позади прилавка стояли деревянные стеллажи, заставленные разнообразными склянками с золотыми наклейками, а под ними ряды миниатюрных ящичков. В шкафах со стеклянными дверцами находились зубные щётки, табак, целебные настои и прочие снадобья. На деревянной табличке над дверью выцветшими золотыми буквами было написано: «Лоренс Гринстоун. Аптекарь». Дедушка изготавливал и продавал лекарства.

Хозяин аптеки заметил интерес.

– Эта лавка вместе со всем домом принадлежала многим поколениям семьи Гринстоун. – Он положил руку на шкаф, гордо окинул взглядом его содержимое, и при этом словно пытался защитить его, как птица гнездо. – Надеюсь, я смогу передать её по наследству и она будет существовать ещё многие годы. – Он выразительно переглянулся с дочерью.

Продолжая осматривать помещение, Нэнси догадалась, что в детстве её мама, наверное, часто наблюдала в этой самой лавке, как работает отец – измельчает травы, готовит микстуры и продаёт эликсиры для врачевания самых разных недугов. Вероятно, поэтому она всегда так хорошо знала, как лечить ссадины на коленях или укусы насекомых.

– Пойдёмте, девочки, пора спать, – позвала мама. – Мы все устали с дороги.

– Пусть Нэнси и Виолетта лягут в твоей бывшей комнате на втором этаже, – сказал дедушка. – Им наверняка будет лучше вдвоём, к тому же так мы не побеспокоим девочек, когда пойдём наблюдать за кометой. – Они с матерью снова обменялись долгими взглядами, словно передавали друг другу безмолвные сообщения.

– Я буду спать в твоей кровати, мама? – спросила Виолетта. – В той, где ты спала, когда была маленькая?

Мама устало улыбнулась.

– Думаю, да, милая.

При мысли, что снова придётся делить комнату с Виолеттой, у Нэнси упало сердце. Дома она совсем недавно переехала в каморку в мансарде, подальше от неугомонной младшей сестры, и очень ценила обретённое спокойствие. Жить рядом с непоседой несколько дней будет сплошным мучением.

Нэнси обогнула следом за матерью и дедушкой прилавок и вышла в квадратную прихожую с массивной дубовой лестницей, вьющейся вверх, будто угловатая змея. На столе у лестницы теснились несколько медных масляных ламп. Дедушка вынул из кармана куртки коробок спичек и осторожно зажёг фитили трёх ламп: одну он вручил маме, другую Нэнси, а третью взял сам.

– Зачем это? – спросила Нэнси. Дома в Лидсе электричество провели уже несколько лет назад, а до этого семья пользовалась газовыми лампами.

– Мой дом освещается по старинке, – ответил дедушка и стал подниматься по ступеням, которые заскрипели и застонали под его ногами.

Нэнси нахмурилась. На улице по пути сюда она видела электрические фонари, а значит, достижения прогресса явно добрались до этого городка.

– Неужели у вас нет даже газовых светильников? – удивилась она.

– Боюсь, я отстал от жизни. На благоустройство дома нужны деньги, но мне и так хорошо, – сказал аптекарь.

Нэнси стала подниматься по лестнице вслед за матерью и дедушкой. Пламя за розовым матовым стеклом колыхалось. Масляные лампы давно вышли из употребления. Это какая-то викторианская[1]1
  Викторианский – относящийся к эпохе правления королевы Великобритании Виктории (1837–1901). Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть] старина! Нэнси быстро научилась щёлкать выключателем на стене и уже не могла представить жизни без электричества, хотя порой оно работало с перебоями и тогда приходилось зажигать свечи.

У изгиба лестницы в перилах было вырезано лицо гаргульи[2]2
  Гаргульи – демонические существа, изображения которых широко использовались в готической архитектуре.


[Закрыть]: существо ехидно смотрело на гостей, скривив в усмешке губы. Виолетта задрожала от страха. Образ действительно был жутковатым, но Нэнси больше настораживал отчётливый земляной запах, который становился острее по мере того, как хозяин размеренными шагами вёл девочек с матерью в самое сердце своих владений.

Поднявшись на площадку второго этажа, Нэнси остолбенела.

– Ух ты-ы, – протянула Виолетта.

Перед ними открылась совершенно неожиданная картина. Глядя на дом с улицы, трудно было предвидеть такое зрелище внутри. Нэнси с любопытством посмотрела на дедушку, заподозрив, что и он, вероятно, не тот, кем кажется на первый взгляд.

Глава 5
Чудачества

На полностью покрытой персидским ковром площадке в терракотовых горшках теснились растения: маленькие, с нежными листочками; большие, с высокими сероватыми стеблями; приземистые, с изящными ветвями – и все они наполняли воздух пьянящим ароматом. Справа от высокого окна располагался деревянный стеллаж со склянками, в которых в чистой маслянистой жидкости плавали листья и цветки.

– Похоже на зимний сад, – сказала Нэнси, посмотрев на мать. Та стояла оцепенев, с бледным лицом, и лампа слегка подрагивала в её руке.

Дедушка поставил свою лампу на столик. Наклонившись и оторвав листок от маленького кустика, он поднёс его к носу и вдохнул аромат.

– Я выращиваю эти травы для аптеки, хотя нынче спроса на мои зелья совсем нет. Но уход за растениями даёт мне уверенность, что я занят полезным делом, а значит, провожу свои дни не зря.

Мать чуть тряхнула головой и прикусила нижнюю губу.

– Раньше весной и летом горшки стояли около дома, – начала она. – Прямо возле крыльца… – Её голос умолк.

– Теперь так не получается, – туманно ответил дедушка, растирая лист между указательным и большим пальцем.

– Почему? – поинтересовалась Нэнси. Это своего рода чудачество – разводить в доме такой большой сад.

Дедушка достал платок и поспешно вытер с пальцев зелёные пятна. Похоже, Нэнси не получит ответ на свой вопрос. Взрослые опять обменялись многозначительными взглядами, расшифровать которые девочка не смогла.

– А почему в этих банках плавают листья? – спросила Виолетта, разглядывая полки.

– Это масляные настойки, – удовлетворил её любопытство дедушка, – средства против боли и недомогания.

– Красиво! Можно я подержу в руках? – Виолетта протянула руку к одной банке.

– Не сейчас, – ответила мама.

– В другой раз, – сказал дедушка, чуть улыбнувшись внучке.

– Пойдём, Виолетта, тебе давно пора спать. – Мама взяла младшую дочь за руку и повела её к двери слева от окна.

– На этом этаже гостиная, библиотека и ещё две спальни, – объяснил дедушка Нэнси. – Ваша комната выходит окнами на Траверс – улицу, на которой стоит аптека.

Нэнси взглянула на витую лестницу, которая вела выше, и вспомнила о восьмигранной башенке на крыше.

– Вы наблюдаете за кометой из башни? – с интересом спросила она у дедушки.

Тот кивнул.

– Я называю её обсерваторией. Оттуда видны все окрестности. – Его голос стал печальным, словно дедушка говорил о чём-то грустном. Это тоже показалось Нэнси чудачеством, ведь обсерватории для того и существуют, чтобы смотреть далеко-далеко! Нэнси благоразумно улыбнулась и собиралась последовать за мамой и сестрой в комнату, но аптекарь осторожно коснулся её руки. – Боюсь, вам с Виолеттой нельзя заходить в башню. Там стоит старинный телескоп, он очень хрупкий и легко может разбиться.

– Хорошо, дедушка, – быстро произнесла Нэнси. Странно называть так человека, с которым она только что познакомилась.

Аптекарь опустил руки и тепло улыбнулся. Потом поманил внучку за собой и скрылся в комнате.

Девочка сделала глубокий вдох. Не шумите, сидите дома, не ходите в башню. Интересно, если они приехали сюда, чтобы помогать дедушке наблюдать за кометой, почему им нельзя появляться в обсерватории? Не слишком ли много запретов в этом доме?

В детской матери Нэнси почти ожидала тоже увидеть обилие зелени и душистые травы, но вместо этого оказалась в старомодной, пёстро украшенной спальне. На кремовых обоях красовались золотые птицы и бабочки, танцующие среди извилистых ветвей. Однако деревянный пол покрывал толстый слой пыли, а вокруг ножек кровати собрались пушистые серые шарики. В углу находился умывальник с белым фарфоровым тазиком. Тяжёлый дубовый шкаф с открытой дверцей был пуст. Вдоль стены стояли две узкие кровати из тёмного дерева и два комода, а напротив располагались два окна, где на потрёпанных парчовых шторах нефритового цвета пировала моль.

Потрясённая неуютом этой комнаты, Нэнси поставила лампу на комод, повалилась на ближайшую кровать и взбила подушку, закашлявшись от облака пыли. Похоже, подушку не стирали с маминого детства, да и вообще здесь, видимо, так долго никто не жил, что пыль стала полноправной хозяйкой. Неужели это была мамина спальня? Никаких доказательств: ни кукол, ни книг, ни намёка на какие-нибудь увлечения.

Виолетта вскочила на другую кровать и стала прыгать на ней.

– Ты спала сразу на двух кроватях, мама? – воскликнула она.

Мать с каменным лицом подошла к окну.

– Вторая на случай, если кто-нибудь из подруг придёт в гости с ночёвкой.

Вокруг Виолетты клубилась пыль.

Дедушка, как бы извиняясь, пожал плечами, отчего воротник его рубашки поднялся к порозовевшим от стыда ушам.

– Извините, что здесь так пыльно. Я не принимал гостей… с тех пор как… – Он потёр подбородок.

– Ничего, – поспешно сказала мама. – Мы скоро наведём тут порядок. – Она выбила подушки и встряхнула одеяла. – Девочки, достаньте из саквояжа свои ночные рубашки. Я принесу тёплой воды и ночные горшки.

Нэнси с раскрытым от изумления ртом уставилась на мать.

– Ночные горшки? Разве здесь нет унитаза?

– Здесь нет таких удобств, к которым ты привыкла, – ответила мать, глядя на своего отца. Тот снова неловко пожал плечами.

Нэнси затосковала по удобной туалетной комнате у них дома в Лидсе с окаймлённой деревом ванной, такой же раковиной с медными кранами, а главное – унитазом с высоко расположенным бачком. Если потянуть за цепочку, раздавался лязг, словно где-то крутилось ржавое колесо, и в унитаз текла вода. Девочка знала, что не у всех есть такие туалеты – отец рассказывал, что бедные люди, которых он представляет в суде, пользуются уборными на несколько домов, расположенными на улице. Это сущее мучение. Нэнси вздохнула. Они приехали всего на пару дней, чтобы помочь дедушке. Нужно собрать волю в кулак и постараться с честью перенести испытания.

Нэнси умылась, пожелала маме спокойной ночи и, затолкнув ночной горшок с фарфоровой крышкой под кровать, убавила свет лампы и легла, прислушиваясь к ровному дыханию уснувшей Виолетты. Ноги налились свинцом от усталости, но в голове роились впечатления сегодняшнего дня. Что было в записке, которую мама оставила папе? Знает ли он о существовании второго дедушки? Нэнси почему-то была уверена, что отец не подозревал о путешествии в Саффолк, иначе утром, прощаясь с дочерьми, он упомянул бы о поездке. Девочка представила, как грустный папа сидит в гостиной в компании одного Монти, и от жалости у неё свело живот. Она поворочалась в постели, отодвигая пахнущее плесенью одеяло от лица. Дедушка невесёлый человек, но Нэнси казалось, что со временем она его полюбит. Правда, что-то в нём настораживало…

Вдруг девочка быстро, так, что даже голова закружилась, села в постели. Она вспомнила, как аптекарь ровно дышал, как медленно, но размеренно поднимался по ступеням, без труда наклонился, чтобы сорвать листок с растения. Он был старым, однако больным не выглядел, а значит, мама скрывает что-то ещё. Если дедушка здоров, зачем они проделали такой длинный путь до Саффолка? Порой Нэнси думала, что взрослые считают детей глупцами, способными поверить любым словам. А сегодня она впервые отчётливо поняла: не стоит принимать на веру всё, что слышишь от взрослых, особенно от родных. Это открытие её совсем не обрадовало! Происходило что-то очень необычное, и Нэнси собиралась выяснить, что именно.

Глава 6
Шёпот

Нэнси разбудил скрип половиц. Она резко села и посмотрела в полумраке, как поднимается и опускается одеяло Виолетты. По краям изувеченных молью занавесок появился ободок света – значит, за окном раннее утро. Возможно, мама уже встала. Девочка сразу вспомнила всё случившееся накануне, и у неё даже захватило дух. Может, пока Виолетта спит, ей удастся выведать у мамы настоящую причину их приезда в Саффолк: ясно ведь, что дедушке не нужна помощь в наблюдении за кометой, тем более им вообще запрещено входить в обсерваторию. А ещё Нэнси рассчитывала узнать, почему им нельзя даже высунуть нос из дома. Выходит, их пребывание здесь должно остаться в тайне. Почему?

Отбросив одеяло, девочка выбралась из кровати и встала босыми ногами на прохладный деревянный пол. Много лет назад на это самое место по утрам вставала мама. Какой она была тогда? Мама никогда не рассказывала о своём детстве, только уверяла, что оно было счастливым. Утверждала, что она единственный ребёнок в семье и её родители, к сожалению, умерли, когда она была маленькой. Вспоминать о потере больно, а потому мама избегала разговоров на эту тему. Но теперь Нэнси знала, что всё это неправда.

Мать скрывала от них существование дедушки, и это никак не укладывалось в голове. Мама, словно собака-ищейка, могла унюхать даже малейшую неискренность со стороны дочерей, а теперь выяснилось, что она способна на большую ложь. От этой мысли Нэнси теряла почву под ногами.

На цыпочках подкравшись к двери, девочка открыла её, и тихий скрип несмазанных петель заставил её остановиться и прислушаться. Виолетта не пошевелилась. Когда Нэнси вышла на заставленную растениями площадку, то услышала доносящийся сверху шёпот. Мама и дедушка о чём-то тихонько переговаривались.

Шторы были задёрнуты, но окно слегка приоткрыто, и листья растений слегка колыхались в утренних сумерках, а их ароматы щекотали Нэнси нос. Девочка подошла к лестнице и взглянула наверх. Где они? В башне, ещё с ночи наблюдают за кометой? Вряд ли – при дневном свете её не видно. Тогда на что они смотрят из маленькой обсерватории на крыше? Любопытство подтолкнуло Нэнси вверх по ступеням.

Чем выше она поднималась, тем ярче освещался лестничный пролёт. Ещё одна гаргулья, казалось, следила за девочкой злыми глазами. Ступеньки тихо поскрипывали под ногами, и Нэнси морщилась. Наконец она ступила на маленькую площадку, куда выходили двери помещений мансарды. Потолок здесь был таким низким, что Нэнси могла коснуться его кончиками пальцев. Последний, узкий и извилистый, марш лестницы вёл к источнику света наверху. Вероятно, это путь к башенке. Голоса теперь звучали громче, и Нэнси нерешительно остановилась у нижней ступени, от волнения поджав пальцы ног.

– Говорю тебе, мы ничего не увидим, – услышала она слова дедушки.

– Нужно передать записку, – сказала мама.

– Но я пытался, и ответа не получил, – возразил дедушка тихим встревоженным голосом.

– Тогда я попробую, – твёрдо произнесла мама. – Наверняка есть причина, почему сигналы прекратились. – Последовало долгое молчание. Интересно, о каких сигналах они говорят? – На тебе лица нет от переутомления, папа. Тебе нужно сегодня открывать аптеку? – продолжила мама.

– Нужно. Возможно, сегодня что-нибудь изменится и у меня наконец появятся клиенты, – устало ответил её отец.

– Что же случилось? Довольно долго всё шло хотя бы сносно, – слабым отчаянным голосом сказала мама.

Свет, падающий в лестничный пролёт, внезапно померк, словно на небо набежали облака. Нэнси подняла голову и с ужасом увидела мамины ноги в чулках. Бежать назад было некогда, да и мама всё равно услышит скрип ступеней и догадается, что дочь подслушивала. Оглянувшись, девочка увидела приоткрытую дверь и быстро скользнула в комнату. Сердце колотилось так громко, что она опасалась, как бы мама и дедушка не услышали его стук. Но, к счастью, их шаги стали удаляться. Прислонившись к стене, Нэнси осмотрела комнату, и глаза её расширились от удивления: здесь тоже кто-то жил.

Глава 7
Колыбель

Нэнси оглядела маленькое помещение. Она оказалась в комнате, оклеенной обоями с розовыми бутонами и освещённой утренним светом, проникающим сквозь два квадратных окошка в наклонной крыше. Бо́льшая часть мебели была накрыта простынями, но около стены стоял один предмет, с которого ткань сползла на пол, – деревянная детская кроватка на крепких ножках.

Нэнси подошла к ней и увидела, что кровать будто ожидает малыша: матрас был застелен и накрыт розовым вязаным одеяльцем. Нэнси положила руку на бортик кроватки, и вдруг заметила кремовую подушечку с вышивкой в виде сиреневых цветков лаванды и розовыми буквами под ними: «Нэнси». Девочка взяла подушку и провела по стежкам указательным пальцем. Неужели это её кроватка?

С нижнего этажа раздался скрип, и она резко развернулась, стискивая в руках подушку. Некоторое время Нэнси постояла, прислушиваясь. Скрип ненадолго прекратился и начался снова. Внизу ходили мать и дедушка.

Не выпуская из рук подушку, Нэнси на цыпочках обошла комнату, сдёргивая простыни с мебели. В небольшом комоде лежали крошечные шерстяные ползунки, вязаные кофточки и чепчики. Дубовый шкаф тоже был заполнен детскими вещами из тёмно-синей фланели на зиму и белого муслина на лето. Девочка провела рукой по мягкой ткани, и у неё закружилась голова. На столике у окна лежала коробка с разноцветными деревянными кубиками с буквами и книжка с детскими стихами. Наверное, здесь была её комната, когда они с мамой жили в Саффолке.

Нэнси крепко зажмурилась, пытаясь оживить в сознании самые ранние воспоминания. Она никогда не спрашивала у мамы, где они жили в Саффолке, и теперь, когда оказалось, что здесь, в этом странном доме, на поверхность должны были всплыть какие-то затерянные в памяти образы. Однако ничего не вспомнилось. Нужно спросить у мамы. Нэнси выпорхнула из комнаты и с изумлением наткнулась на неё, с усталыми глазами, окружёнными синими кругами.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась мама. – Я пришла вас будить, а тебя нет. – Увидев подушку в руках у дочери, она вдруг замолчала.

– Здесь вышито моё имя, – сказала Нэнси. В ушах громко стучало.

Глаза мамы беспокойно скользнули к открытой двери, а потом снова к девочке. Она потёрла шею, словно подбирая слова.

– Мы с тобой жили у дедушки.

Нэнси одолевало любопытство.

– Ты ведь говорила, что у тебя нет родственников в Саффолке и потому после смерти моего родного отца мы переехали в Лидс. Почему ты обманывала меня? – Нэнси прижимала подушку к груди, крепко обхватив её руками. Она чувствовала облегчение оттого, что напрямую задала вопрос.

Лицо у мамы вытянулось, и Нэнси на мгновение перестала узнавать её – это была насторожённая, испуганная женщина.

– Я не могу сейчас об этом рассказать, Нэнси. Прошу тебя, будь, как обычно, хорошей девочкой и присмотри за Виолеттой, пока мы здесь.

Нэнси стиснула зубы и через мгновение произнесла:

– Почему мы не можем об этом говорить? Почему комоды и шкафы в той комнате набиты моими детскими вещами? Почему мы не взяли их с собой, когда переехали в Лидс?

Мама снова потёрла шею, которая теперь покрылась красными пятнами.

– Дети очень быстро растут, а в чемоданах не хватало места, чтобы взять все наши вещи. Это были трудные времена. – Она говорила спокойным тоном, но Нэнси понимала, что мама многое скрывает.

Смерть отца, без сомнения, стала для неё сильным потрясением, но это не объясняет, почему они уехали в Лидс, бросив здесь всё, включая и дедушку, которого мама совершенно очевидно очень любила.

– Ты что-то скрываешь от меня, и мне это не нравится, – заявила Нэнси, не сумев сдержать дрожь в голосе. – Почему ты притворялась, будто дедушки нет в живых? Зачем привезла нас сюда?

Мама вздохнула и покачала головой.

– Тебе не идёт нахальство, Нэнси. Иди оденься и спроси у дедушки, нужна ли ему помощь в аптеке.

– А как же… – попыталась возразить Нэнси.

– И не забудь: тебе нужно уйти из торгового зала до открытия – никто не должен тебя видеть, – перебила её мать. – Я разбужу Виолетту и спущусь в кухню, чтобы приготовить завтрак, – твёрдо сказала она.

– Но почему… – снова начала Нэнси.

Мать заставила её замолчать строгим взглядом, который обычно предназначался для Виолетты, любившей задавать бесконечные вопросы. Но у Нэнси тоже много вопросов, и нужно срочно получить на них ответы. А мама, кажется, не собирается откровенничать – что ж, придётся искать объяснения в другом месте.