Текст книги "Покойник с площади Бедфорд"

Суперинтендант покинул дом банкира с тяжелым предчувствием, решив, что за письмами Корнуоллису и Танниферу стоит сила гораздо более серьезная, чем он предполагал вначале. В ее действиях не было ничего поспешного или неловкого. Речь явно не шла о каком-то рваче, который решил по-легкому заработать денег благодаря тому, что стал свидетелем каких-то ошибок, совершенных в прошлом, и на которых, как он решил, теперь можно было сделать капитал. Это был гораздо более тонкий план, который, возможно, разрабатывался в течение долгого времени. И целью этого плана было получение влияния через шантаж – влияния тех людей, у которых оно имелось.

И хотя Таннифер сказал, что у Балантайна такого влияния уже не было, Питт все-таки не мог не думать о том, не получил ли генерал похожего письма? Он был уверен, что во время их последней встречи генерал был очень сильно чем-то напуган, и это было как-то связано с табакеркой, найденной в кармане убитого Альберта Коула. Как же она попала к Коулу? Ответив на этот вопрос, они вплотную подойдут к ответу на вопрос, кто его убил.

Томас приехал на Бедфорд-сквер с намерением переговорить с Балантайном и посмотреть, не сможет ли он вытянуть из генерала еще что-то. А может быть, напрямую спросит вояку, не получал ли тот подметных писем.

Встретивший полицейского лакей сказал ему, что его хозяин уехал сегодня достаточно рано и не сообщил, когда собирается вернуться. Однако, по словам слуги, было маловероятно, что это произойдет до обеда.

Питт поблагодарил лакея и отправился в Сити, чтобы навести справки о Зигмунде Таннифере, о его репутации и положении как банкира, а также о том, какое влияние он мог оказывать на финансы Лондона и были ли какие-то связи между Таннифером и Корнуоллисом или Балантайном.

Шарлотта ни в коем случае не хотела, чтобы генерал Балантайн занимался поиском шантажиста в одиночку, и на следующее утро решила присоединиться к нему. Они встретились на ступеньках перед входом в Британский музей. И опять женщина увидела его издалека, хотя по лестнице поднимались и спускались посетители, а несколько групп людей стояли прямо на ступеньках и беседовали. Брэндон, наверное, казался более заметным, чем хотел быть на самом деле, и во многом благодаря тому, что выглядел он так, словно аршин проглотил. Миссис Питт подумала, что он напоминает человека, который в любую минуту ожидает нападения – или отряда пехоты с примкнутыми штыками, или ватаги зулусских воинов.

Генерал расцвел, когда увидел Шарлотту, но даже эта очевидная радость не уменьшила его напряжения.

– Доброе утро, миссис Питт, – произнес он, спускаясь по ступенькам ей навстречу. – Очень благородно с вашей стороны, что вы все-таки решили мне помочь и тратите ваше время на поиски, которые могут не дать никакого результата.

– Бой – не бой, если нет опасности поражения, – напомнила ему Шарлотта. – Мне не нужны гарантии стопроцентного успеха.

– Я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваше мужество… – Балантайн слегка покраснел.

– Я это знаю. Мне кажется, что сегодня утром вы просто слегка подавлены, потому что шантаж – это занятие трусов. – Миссис Питт улыбнулась ему одной из своих самых ослепительных улыбок. – А еще потому, что нам приходится воевать с невидимкой.

Шарлотта не имела ни малейшего представления о том, куда им надо идти, но посчитала, что лучше двигаться, чем стоять столбом посреди улицы, и поэтому направилась по Грейт-Рассел-стрит.

– Ну, и с кого же мы начнем? – спросила она у своего спутника.

– С точки зрения географии, ближе всего нам до Джеймса Карю, – ответил тот. – Он живет на Уильям-стрит, рядом с парком.

Генерал поднял руку, и через секунду перед ними остановилась двуколка. Он помог Шарлотте подняться в нее и уселся рядом, по-прежнему с прямой спиной и глядя прямо перед собой. Потом он сказал кучеру, куда ехать, и они быстро тронулись, пробираясь через столпотворение всевозможных карет, телег, омнибусов и фургонов.

У миссис Питт было заготовлено несколько тем для беседы, но, посмотрев на Балантайна со стороны, она решила, что любой разговор только помешает ему думать, и поэтому решила помолчать. Было понятно, что никакая светская беседа не сможет отвлечь его от тяжелых мыслей, а только еще больше выведет из равновесия. Такая беседа продемонстрирует генералу, что она совершенно не понимает всю глубину его озабоченности.

Они прибыли на Уильям-стрит, и Балантайн расплатился с кучером. Однако затем, когда они позвонили у двери нужного дома, открывший дверь лакей сообщил им, что Джеймс Карю отправился в путешествие к Лунным Горам[24]24
  Горная цепь в Восточной и Центральной Африке на границе Уганды и Демократической Республики Конго. Античные географы упоминали Лунные Горы как источник Нила.


[Закрыть], и никто не знает, когда он вернется, да и вернется ли вообще.

– Лунные Горы! – повторила Шарлотта с раздражением. Она быстро шла в сторону Олбани-стрит, путаясь в своих юбках. Балантайну пришлось шагать шире, чтобы не отставать. – Трудно представить себе более нелепое название.

Генерал взял ее за руку и слегка притормозил.

– Они находятся в Рувензори, в самом сердце Африки, – объяснил он. – Их открыл тот самый Генри Стэнли, о котором я говорил вам раньше, помните? Два года назад…

– Два года назад? – удивленно переспросила миссис Питт.

– Он открыл их два года назад, – терпеливо пояснил военный. – В восемьдесят девятом году.

– А, теперь понятно, – Шарлотта пошла медленнее и несколько минут молчала, чувствуя, что попала в дурацкое положение.

– Кто следующий? – спросила она, когда они вышли на Олбани-стрит.

– Мартин Элиотт, – ответил Брэндон, не глядя на свою спутницу; голос его звучал совсем безнадежно.

– И где же он живет? – поинтересовалась его спутница, полностью позабыв о своем недовольстве.

– Йорк-террас. Мы можем дойти туда пешком… если только…

Генерал заколебался. На его лице было ясно написано, что он только сейчас подумал о том, что Шарлотта может не захотеть идти пешком так далеко или может быть непривычна к долгим пешим прогулкам.

– Ну конечно, – твердо сказала женщина. – День просто великолепен. И по дороге мы сможем обсудить, что будем делать дальше, после того как встретимся с мистером Элиоттом. Ведь если он знает, кто написал письмо, или если он сделал это сам, то вряд ли признается нам в этом. Что он за человек?

– Да я его еле помню. Он был значительно старше меня – потомственный офицер из старой военной семьи. – Балантайн с удивлением смотрел на Шарлотту. – Кажется, у него были светлые волосы и он вырос на приграничной территории, вот только не помню, на какой стороне – английской или шотландской. – Он опять погрузился в молчание и шел с опущенной головой, как будто что-то искал на мостовой.

Миссис Питт стала анализировать то, что им было уже известно. Коула обнаружили мертвым у парадного входа в дом Балантайна с табакеркой хозяина дома в кармане. Оба они принимали участие в Абиссинской экспедиции двадцать пять лет назад. Кто-то послал Балантайну письмо с угрозами, но пока еще ничего конкретного не потребовал, кроме табакерки в качестве подтверждения намерений, и Балантайн, хорошо понимая, какую опасность таили в себе эти угрозы, не мог не передать табакерку шантажисту.

– Чего ему еще может быть нужно, кроме денег? – вслух спросила Шарлотта.

– Простите? – Генерал резко повернулся к ней лицом.

Женщина повторила вопрос.

Щеки Брэндона медленно покраснели, и он отвернулся.

– Может быть, этому человеку просто хочется показать свою власть? – ответил он. – Для некоторых людей это очень важно.

– И вы не знаете ни одного такого человека? – импульсивно спросила Шарлотта, не задумываясь над тактичностью своего вопроса и над тем, прилично ли его задавать.

Генерал остановился и смотрел на нее с изумлением, широко раскрыв глаза.

– Нет. Хотя очень хотел бы этого. – Кровь медленно отлила от его щек. – Мне очень жаль. Кроме того, именно это самое худшее во всем, что происходит… Теперь я подозреваю всех кругом. Всех людей, которых я когда-либо знал и кого считал своими друзьями, всех, кого я уважал, независимо от того, нравился мне этот человек или нет. Так вот, теперь я подозреваю их всех. И это начинает отравлять мои отношения с ними. Я ловлю себя на том, что пытаюсь понять, знают ли они, не смеются ли тайно надо мной, не следят ли за мной, зная, что я боюсь? Не ждут ли, когда я наконец сорвусь? А ведь все они, за исключением одного, абсолютно невиновны. – В глазах военного появилась горечь. – Это самое страшное, что есть в этих закулисных обвинениях, – тот яд, который медленно разрушает твою веру во всех, кто заслуживает только уважения и дружбы. А как невиновные смогут простить тебя за то, что ты не знал, что они невиновны? За то, что ты позволил сомнениям закрасться в твои мысли и перестать верить в их невиновность? – Его голос стал чуть слышен. – Как я сам смогу себе это простить?

Мимо них прошла дама с маленькой собачкой, но Балантайн был слишком погружен в свои мысли, чтобы поприветствовать ее, приподняв шляпу, – совершенно автоматический жест, который он всегда делал, даже не задумываясь.

Подчиняясь минутному порыву, Шарлотта положила свою ладонь на его руку и слегка сжала его пальцы.

– Вы просто обязаны простить самого себя, – сказала она совершенно серьезно. – А никому больше вас прощать не надо, потому что никто больше об этом не узнает. Вполне возможно, что шантажист добивается именно этого – деморализовать вас до такой степени, что, когда он выдвинет свои требования, вы уже не сможете сопротивляться и отдадите ему все, чтобы только избавиться от страха и сомнений, выяснить наконец, кто же ваш истинный враг. И чтобы понять, кто ваши истинные друзья.

Она почувствовала, как напряглась его рука, но генерал не отвел ее и остался стоять рядом с миссис Питт.

– Сегодня я получил второе письмо, – сказал он, наблюдая за лицом собеседницы. – Оно очень похоже на первое. Буквы вырезаны из «Таймс» и наклеены на белую бумагу. Его доставили утром первой почтой.

– И что в нем написано? – спросила Шарлотта, стараясь сохранить самообладание. Балантайн не должен был видеть, насколько она напугана.

Военный с трудом сглотнул. Он был очень бледен, и видно было, что даже повторение текста письма давалось ему крайне тяжело:

– Что мои друзья будут избегать меня и переходить на другую сторону улицы, чтобы не встречаться со мною, если узнают, что я трус, который покинул поле битвы и был спасен простым рядовым солдатом. А потом, вместо того чтобы признаться в этой трусости, я заставил солдата прикрыть меня… – Брэндон сглотнул еще раз, и было видно, как ему больно; голос его охрип. – Что моя жена, которая и так уже много страдала, будет полностью раздавлена, а моему сыну придется от меня отречься, иначе его карьере придет конец. – Балантайн с отчаянием посмотрел на Шарлотту. – Клянусь Богом, что все это ложь от начала и до конца!

– Я вам верю, – спокойно сказала миссис Питт, стараясь успокоить своего друга. Глубина его горя оказала на нее странное влияние: она решила бороться за него до последней возможности и не сдаваться даже после того, как все возможности будут исчерпаны. – Вы не смеете показывать ему, что он победил, – продолжила она убедительным тоном. – Если только это не понадобится нам с точки зрения тактики, чтобы выманить негодяя из его норы. Но сейчас я еще не понимаю, как это можно будет использовать.

Генерал тронулся вперед. Они прошли мимо нескольких групп людей, которые весело разговаривали и смеялись: женщины были одеты в широкие юбки с низкими корсажами, шляпки их были украшены цветами и перьями, а мужчины были в летних костюмах. Вдоль тротуара непрерывным потоком двигались экипажи.

Наконец они нашли дом, где жил Элиотт, – но только для того, чтобы услышать, что он умер два месяца назад от почечного заболевания.

Затем Брэндон и Шарлотта перекусили в маленьком тихом ресторанчике, всячески стараясь развеселить друг друга, а после направились на подземке на другой конец города, в Вулвич, где жил Сэмюэль Холт.

Для миссис Питт это было настоящее приключение, хотя она уже слышала о подземной железной дороге от Грейси. Подземка вызвала у Шарлотты клаустрофобию, а шум в ней был просто невозможен. Поезд мчался по длинным тоннелям, похожим на трубы, и грохотал, как тысячи листов железа, одновременно упавших на тротуар. Однако добрались они до места очень быстро и вскоре выбрались из-под земли на мягкий влажный ветерок, к северу от реки, всего в двух улицах от дома Холта.

Он был очень рад увидеть их, хотя и не мог встать со своего кресла, за что несколько раз попросил прощения – старые раны и ревматизм лишили бывшего военного возможности ходить самому. Но когда гости стали задавать свои вопросы, Сэмюэль сразу же твердо сказал, что принимал участие в Абиссинской экспедиции и очень хорошо все помнит. Чем же он может им помочь?

Шарлотта и Балантайн сели в предложенные кресла.

– Вы помните штурм багажного вагона на равнине недалеко от Ароги? – нетерпеливо спросил генерал, даже не пытаясь скрыть свою надежду.

– От Ароги? Ну конечно, – Холт кивнул. – Ужасный был бой.

– А помните вы небольшую группу военных, которые ударились в панику, когда раздались выстрелы? – подался вперед Балантайн.

Хозяин дома надолго задумался. Его голубые глаза подернулись дымкой, как будто перед его взором вновь встали равнины Абиссинии: голубые небеса, сухая земля и разноцветные мундиры воюющих солдат.

– Ужасный был бой, – снова повторил ветеран. – Там много людей полегло. Никогда не надо паниковать. Это худшее, что можно себе представить.

– А меня вы помните?

– Вы – Балантайн, – произнес Холт с видимым удовольствием, слегка прищурившись.

– Вы помните, как я вернулся к раненым? – с надеждой спросил генерал. – Моя лошадь пала. Меня выбросило из седла, и я очухался только минуты через две. Помог встать Мандерсу. У него была пуля в ноге. А вы в это время занялись Смитом…

– Ах, ну да… Смит. Конечно, я помню, – Сэмюэль посмотрел на Брэндона с широкой обезоруживающей улыбкой. – Так чем я могу помочь вам, сэр?

– Вы все это помните?

– Ну, конечно. Жуткая переделка. – Ветеран покачал головой, в его седых волосах светилось яркое солнце. – Храбрецы. Ужасно…

– Абиссинцы? – уточнил Балантайн, и по его лицу прошла тень.

– Да нет, наши парни. Помню, как шакалы жрали мертвых, – Холт насупился. – Ужасно! А почему вы сейчас вспомнили об этом, сэр? – Он несколько раз моргнул. – Много друзей там потеряли?

Лицо его гостя изменилось. По нему прошла тень, как будто в этот момент умерла его последняя надежда.

– Вы помните ту атаку и то, как я вернулся за Мандерсом? Вы помните, как это произошло? – настойчиво спросил он еще раз.

– Конечно, помню, – подтвердил его собеседник. – Я же уже вам сказал, правда? Но почему это так важно сейчас?

– Да просто воспоминания, – ответил Балантайн и откинулся на спинку кресла. – Разошлись кое с кем во взглядах…

– Да вы спросите самого Мандерса, сэр. Он вам все и расскажет. Ведь вы же спасли беднягу! Он бы точно помер, если б не вы! Это ведь долг каждого настоящего офицера. Кто тут может что-то возразить? – Холт не понимал, куда клонит его бывший командир, и это его расстраивало. – Кошмарная мясорубка была. Помню вонь от этих трупов… – Его лицо сжалось от страданий.

Шарлотта взглянула на генерала. Было видно, что он тоже находится под влиянием воспоминаний.

– Отличные парни, – печально пробормотал Сэмюэль. – Мандерс был одним из лучших, правда?

– Через пару лет его убили в Индии, – тихо произнес Балантайн.

– Неужели? Мне очень жаль. Я уже давно потерял им счет. Так много мертвых… – Ветеран остановился и уставился на генерала.

– Ну, что ж, спасибо вам, Холт. Благодарю за то, что уделили нам время, – сказал тот с невеселой улыбкой.

Хозяин дома продолжал сидеть в своем кресле. На его лице было написано истинное удовольствие, и он долго тряс руку Балантайна, прежде чем отпустил ее. Глаза его горели.

– Спасибо вам, генерал, – произнес он с глубоким чувством. – Здорово, что вы навестили меня.

Выйдя на улицу, Шарлотта повернулась к Брэндону в надежде увидеть на его лице облегчение.

– Ну, вот и доказательство! – сказала она ликующим голосом. – Мистер Холт был там. Он может разнести любое обвинение на куски.

– Нет, не может, моя дорогая, – тихо ответил Балантайн. Ему было так трудно справиться со своими эмоциями, что он предпочел не смотреть на идущую рядом женщину. – В Магдале мы не потеряли ни одного человека. За всю кампанию наши потери составили два человека убитыми. Было не так уж мало раненых, но только двое убитых.

– Но вонь! Он ведь запомнил ее! – Шарлотта была сконфужена, но все-таки пыталась спорить с генералом.

– Абиссинцы… Семьсот под Ароги, и Бог знает сколько под Магдалой. Эти дикари брали своих раненых за руки и за ноги, раскачивали и перебрасывали их через стены. Страшнее я в своей жизни ничего не видел.

– Но Холт же с-сказал… – От волнения Шарлотта даже стала заикаться.

– Бедняга сошел с ума. – Генерал шел очень быстро и был еще более напряженным, чем обычно. – Иногда он что-то понимает. Я думаю, что когда я ушел, он действительно меня вспомнил. Просто он почти все время очень одинок… и ему хотелось сделать нам приятное. – Балантайн смотрел прямо перед собой, и на его лице опять была боль. Говорить ему было трудно, и Шарлотта понимала, что больно этому человеку не за себя. Ужас неудачи он почувствует позже.

Миссис Питт никак не могла решить, примет ли ее друг за вторжение в его личное пространство, если она до него дотронется. Генерал пошел еще быстрее, и ей пришлось приподнять юбки и почти бежать, чтобы не отстать от своего спутника. Однако он, казалось, не замечал этого. Так Шарлотта и шла бок о бок со старым солдатом, молча и иногда переходя на бег. Она ничего не могла предложить ему, кроме своей преданности.

Изучение жизни Альберта Коула занимало все время Телмана. Начал он с покупки на Линкольнз-Инн-филдз пары шнурков: нашел угол, на котором обычно стоял Коул, и обнаружил, что его место уже занято худощавым человеком с очень длинным носом и веселой улыбкой.

– Интересуетесь шнурками, сэр? – Он протянул Сэмюэлю пару. Руки у него были на удивление чистыми.

Полицейский взял шнурки и стал внимательно их рассматривать.

– Лучше не сыщете, – заверил его продавец.

– А ты берешь их в том же месте, где брал парень, который торговал здесь до тебя? – небрежно задал вопрос инспектор.

Мужчина заколебался, пытаясь угадать, какого ответа от него ждут: догадаться об этом по лицу Телмана было невозможно.

– Ну да, – ответил наконец продавец.

– А у кого именно?

– А вы покупайте их у меня, начальник. Лучших не сыщете во всем Лондоне.

– И все-таки я хочу знать, где ты их берешь, – повторил полицейский, протягивая деньги. – Государственное дело.

– Я их не крал! – побледнел его собеседник.

– Я это знаю. Просто хочу знать все про Альберта Коула, который торговал на этом углу до тебя.

– Это о том, которого прибили?

– Да. Ты его знал?

– Немного, поэтому и получил эту делянку, сэр. Бедняга… Был неплохим парнем. Как и любой солдат. Подстрелили его где-то в Африке или что-то в этом роде. Не знаю, кой черт понес его на Бедфорд-сквер.

– Может быть, он хотел что-нибудь стянуть? – серьезно предположил инспектор.

– Просим прощения, сэр, но вам бы не надо так говорить, ежели доказать не можете. Альберт Коул был честняга, который воевал за Родину и Королеву. Надеюсь, что вы найдете гада, который раскроил ему черепушку.

– Обязательно, – пообещал Телман. – Так где же ты берешь шнурки?..

Следующим его собеседником стал оптовый продавец этого нехитрого товара.

– Хороший парень, – сказал он, когда инспектор разыскал его, и печально покачал головой. – В Лондоне неспокойно. Когда правильного парня, который никому ничего не делает, мочат просто так на улице, значит, полиция совсем мышей не ловит.

– У него когда-нибудь были денежные затруднения? – Сэмюэль предпочел пропустить критику мимо ушей.

– Еще бы! У любого, кто торгует шнурками на углах, есть денежные затруднения, – сухо прокомментировал торговец. – Вы же за зарплату пашете, ну? Или просто жизни радуетесь, а, мистер?

Полицейский с трудом сдержался. Он подумал о своем отце, который уходил из их двух комнат в Биллингсгейте в пять утра и весь день работал грузчиком, ворочая бочки и коробки на рыбном рынке. А вечером он подменял своего приятеля и становился кучером двуколки, очень часто до самой полуночи в любую погоду и в любое время года: и летом, когда улицы были забиты экипажами и повозками всех видов, а воздух был пропитан запахом конского навоза, и осенью, когда дожди переполняли сточные канавы так, что мусор и нечистоты выплескивались на мостовую, а мокрые булыжники блестели в свете фонарей, и зимой, когда ветер резал кожу, а копыта лошадей становились скользкими от льда. Даже лондонские туманы не могли заставить его пропустить хотя бы день.

– У меня нет ничего, кроме того, что я зарабатываю, – звенящим голосом ответил Телман. – А мой па мог бы поучить тебя, что значит «работать».

Оптовик отступил, испугавшись не слов инспектора, а той ярости, с которой он опрометчиво произнес их. Телман расслабился. Наверное, он никогда не сможет этого забыть. Полицейский все еще видел мысленным взором лицо своего отца: изможденное, замерзшее, загнанное… Телман-старший слишком уставал, чтобы что-нибудь съесть перед сном, да и сразу заснуть ему удавалось не всегда. В семье было 14 детей, 8 из которых выжили. Мать Сэмюэля целыми днями мыла и готовила, стирала и убирала, скребла и таскала ведра с водой, делала мыло из щелочи и поташа, а ночи проводила у постели больных детей или больных соседей. Она подготавливала мертвых к похоронам, и, к сожалению, ей часто приходилось делать это и со своими близкими.

Большинство людей, с которыми теперь приходилось работать инспектору, понятия не имели, что значит настоящая нищета, измождение и голод: они только думали, что знают это. А другие, вроде генерала Брэндона Балантайна, с их купленными карьерами, жили вообще в другом мире, как будто только они были людьми, а Телмана и ему подобных считали низшими существами. Они больше уважали своих лошадей… только подумать, гораздо больше! И жили-то эти лошади гораздо лучше многих людей: теплые стойла, хорошая еда и ласковое слово перед сном…

К сожалению, испуганный продавец так и не смог рассказать полицейскому ничего интересного про жизнь Альберта Коула – кроме того, что парень был абсолютно честен во всех своих сделках и работал не больше и не меньше других торговцев на улице, пропуская только несколько дней в году по болезни. То есть так было до момента его исчезновения, за полтора дня до того, как его тело было найдено на Бедфорд-сквер. И нет, у оптовика не было никаких идей, почему Коул там оказался.

Затем Телман вернулся на омнибусе на Ред-Лайон-стрит и начал обходить ломбарды и скупки, спрашивая везде о Коуле. Никто не знал этого имени, но в третьем магазине хозяин узнал его по описанию – особенно по шраму на брови.

– Этот парень заявлялся довольно регулярно, начальник, – сказал торговец, поприветствовав инспектора. – Всегда притаранивал чего-нить вкусненькое. О прошлый раз, к примеру, рыжую гаечку.

– Золотое кольцо? – переспросил Сэмюэль. – Откуда оно у него?

– А шо? Сказал, шо нашел, – хозяин скупки смотрел на полицейского не мигая. – Иногда он шастал по канализации. Ну, и находил кой-шо. – Мужчина с остервенением почесал ухо.

– По канализации? – недоверчиво переспросил полицейский.

– А шо? – кивнул его собеседник. – Рыжье там, камушки, всякая ерунда…

– Это я знаю, – сказал Телман. – И именно поэтому забраться в канализацию стоит громадных денег. И любой золотарь оторвет тебе голову, если ты только зайдешь на его участок.

Торгаш почувствовал себя не в своей тарелке. Видимо, он не был готов к тому, что этот его посетитель обладает такими обширными познаниями в области ассенизационных работ.

– Да ведь он сам мне так трындел, начальник! – резко ответил он.

– А ты так ему и поверил, – взгляд инспектора не предвещал ничего хорошего.

– А шо? Шо нет-то? Мне-с откуда знать, что он пургу гонит?

– А нос тебе зачем?

– Нос? – Скупщик изобразил на лице удивление, хотя на самом деле очень хорошо понимал, что имеет в виду полицейский. Запах золотарей невозможно было ни с чем спутать, так же, как и запах чистильщиков сточных канав, которые рылись там в грязи в поисках сокровищ.

– Типичный ворюга, – заключил Телман язвительно. – А ты и не догадывался, птенчик… И как часто он приносил тебе товар?

– Шесть, можа, семь раз. И я не знал, шо он ворюга. Он всегда гнал какую-то пургу. Я думал, шо он…

– Ну конечно. Студент-первокурсник, – закончил полицейкий за скупщика. – Ты сказал, что он все время приносил драгоценности? А книги, картины или что-то в этом роде?

– Ты шо, начальник? В канализации?! – Голос хозяина скупки стал выше на целую октаву. – Я, мож, и не знаю, как ты, о студентах-первокурсниках, но даже я знаю, шо картины в сортир не проваливаются.

– А я знаю, что ни один скупщик не будет покупать золото у кого попало, – улыбнулся Телман, показав зубы. – И не станет выслушивать какие-то темные истории, если сделка честная.

– А шо? Я ваще без понятия, где он нарывал свой хабар, начальник, – скупщик внимательно смотрел на инспектора. – Ежели он ворюга, то я-то не при делах. Так шо, ежели больше сказать нечего, освободите, пжалста, магазин. Покупателей распугаешь, начальник.

Телман ушел от него злой и озадаченный.

Новый Альберт Коул сильно отличался от предыдущего.

Инспектор перекусил в трактире «Бык и Ворота» в Хай-Холборне, который находился всего в нескольких ярдах от того угла, на котором Коул промышлял своими шнурками. Может быть, в холода он иногда заглядывал сюда, чтобы выпить кружку эля с куском хлеба…

Себе Сэмюэль тоже заказал пинту эля и хороший, толстый сэндвич с ветчиной и соусом из хрена. Затем выбрал место, где, по его разумению, можно было легко разговориться с завсегдатаями. Потом инспектор наконец приступил к еде и только тут понял, как сильно проголодался. Все утро он провел на ногах и сейчас с удовольствием вытянул их под столом. До последнего времени Телман не очень обращал внимание на то, как был одет, но за последние пару месяцев он прикупил несколько приличных вещей: новое пальто глубокого синего цвета и две новые рубашки. Мужчина должен себя уважать. Однако дороже всего стоили подходящие ботинки, и полицейский уже долго копил на них, начиная с самой первой зарплаты.

Телман откусил кусок бутерброда и вспомнил торт, которым угощала его Грейси. Что-то было в еде домашнего приготовления, съеденной на теплой кухне, что делало ее гораздо более привлекательной для желудка, чем самая дорогая еда, оплаченная в совершенно неизвестном месте. Грейси была смешной девушкой. Иногда она вела себя очень независимо, как настоящая хозяйка. И в то же время она работала на Питта и жила у них в доме, не имея своего собственного угла. Она всегда была к услугам семьи Питтов, даже по ночам.

Полицейский мысленно представил ее себе, не переставая жевать сэндвич. Грейси была совсем крохотной – одна кожа да кости. Такие женщины не очень-то привлекают мужчин, там ведь и обнять-то нечего! Инспектор вспомнил других женщин, с которыми у него были отношения. Вот Этель – светлые волосы, и мягкая кожа, и приятные округлости именно там, где надо. И характер у нее был подходящий – никогда не спорила. Она потом вышла замуж за Билли Томкинсона, и тогда Телману было очень больно. А сейчас, к своему удивлению, он спокойно вспоминал ее и даже улыбался. Интересно, что бы Грейси сказала об Этель? Полицейский широко улыбнулся и мысленно услышал голос мисс Фиппс: «Никому не нужный кусок мяса». Он легко мог себе представить выражение с трудом скрываемого презрения на лице молодой служанки, ее широко раскрытые глаза и резкие черты лица. Она сильная девушка. Мужественная и решительная. Грейси никогда не предаст, не убежит, не спасует ни перед кем. Она как маленький терьер – бросится на любого. И, уж конечно, может отличить плохое от хорошего! Железное сознание. Или, лучше сказать, стальное – такое же острое и… блестящее. Смешно, как многое это значит, когда об этом задумываешься всерьез…

А в общем-то, Грейси милашка – только по-своему. У нее очень красивая шея, длинная и очень гладкая, и самые хорошенькие уши, которые Телману доводилось видеть. И ногти тоже красивые – овальные, розовые и всегда чистые…

Что за ерунда приходит иногда в голову? Надо прекращать все эти мечтания и заниматься делом. Ему надо еще многое узнать об Альберте Коуле. Полицейский взял еще пинту эля и заговорил с крупным мужчиной, который стоял за стойкой бара.

На улицу он вышел спустя час, не услышав за это время о Коуле ничего плохого. По мнению бармена и постоянных посетителей, с которыми удалось переговорить, Альберт был правильным, веселым и работящим мужиком, очень честным и аккуратно относящимся к деньгам, однако никогда не забывающим проставиться, когда подходила его очередь.

Осенью, долгими сырыми вечерами, когда погода была слишком мерзкой, чтобы кто-то решил покупать шнурки, Коул покупал три-четыре пинты и просиживал за ними несколько часов, развлекая посетителей военными рассказами. Иногда это была просто история войн в Европе, а иногда героический боевой путь его полка, которым командовал сам герцог Веллингтон и который славно сражался против французов во время войны с Наполеоном. А иногда, когда его очень просили – а на него приходилось нажимать, потому что он был скромным парнем, даже стеснительным, если дело касалось его самого, – Альберт рассказывал об Абиссинской кампании. Он вспоминал генерала Нейпира, говорил, что тот был лучшим солдатом на свете, и очень гордился, что служил под его командованием.

Телман вышел из бара разозленный и окончательно запутавшийся. Столь противоположные мнения о Коуле никак не стыковались. Он как будто видел человека с двумя лицами: честного и довольно обычного, похожего на тысячи других, человека, который жил в бедном пансионате, торговал шнурками на углу улицы и которому симпатизировали состоятельные жители Линкольнз-Инн-филдз. Этот человек любил пропустить кружечку-другую среди друзей в «Быке и Воротах». Другой же человек был взломщиком, который, по-видимому, грабил дома в местах, похожих на Бедфорд-сквер, и сбывал добычу скупщикам краденого, за что в конце концов и был убит.

А в кармане у него лежала табакерка.

Но если его убили, когда он пытался ограбить дом, то почему Коул оказался снаружи, а не внутри дома?

А может быть, ему раскроили башку и бросили умирать, а он просто уполз с того места? Может быть, он искал помощь, когда приполз на ступени дома Балантайна?..