Текст книги "Блеск шелка"

Глава 2

Анна один за другим обошла соседние дома, представилась и сообщила о своей профессии. У некоторых уже были лекари, но она это предвидела. Анна объясняла, что специализируется на кожных проблемах, особенно на ожогах, – и тут же уходила, ни на чем не настаивая.

Она покупала домашнюю утварь наилучшего качества в небольших лавочках, расположенных недалеко от ее дома. Там Анна также представлялась и рассказывала о своих умениях и навыках. В обмен на обещание расхваливать их товар лавочники соглашались рекомендовать ее услуги своим покупателям.

Через неделю к Анне обратились за консультацией всего двое больных. Их хворь была незначительной – зуд и воспаление. После обширной практики, которую Анна унаследовала от отца в Никее, это показалось ей пустяком. Она изо всех сил старалась скрывать свое разочарование перед Львом и Симонис.

Третья неделя оказалась более удачной. Анну вызвали к пожилому мужчине, которого сбили с ног на улице. У него на голенях и бедрах были серьезные раны и ссадины. Мальчик, которого послали за Анной, описал травмы достаточно подробно, и она поняла, какие снадобья нужно взять с собой. Через полчаса старику стало гораздо лучше, и уже на следующий день он расхваливал нового лекаря на все лады. Слухи об искусном врачевателе распространились довольно быстро, и за несколько дней число пациентов Анны утроилось.

Теперь она могла приступить к сбору информации.

Очевидно, лучше всего начать с епископа Константина, с чьей помощью Юстиниан послал последнее письмо. Раньше брат Анны постоянно писал о епископе, подчеркивая его преданность православной вере, мужество в противостоянии Риму и доброту по отношению к нему самому, тогда еще никого не знавшему в городе. Юстиниан также отмечал, что Константин был евнухом, и из-за этого Анна нервничала теперь особенно сильно. Крепко сжав руки, она стояла в комнате для приема больных среди знакомых запахов мускатного ореха, мускуса, гвоздики и камфоры. Необходимо следить за выражением лица, за каждым жестом. Малейшая ошибка вызовет у Константина подозрение, заставит его присмотреться к посетителю внимательнее. И тогда он обо всем догадается и может подумать, что она над ним издевается.

Анна нашла Льва на кухне, где Симонис накрывала на стол. Пшеничный хлеб, свежий сыр, зелень, салат, заправленный уксусом из морского лука, как и положено в апреле. Существовали четкие правила, что можно, а чего нельзя есть в каждом месяце, и Симонис знала их назубок.

Когда Анна вошла, Лев обернулся и отложил в сторону инструменты, с помощью которых чинил шкаф. С тех пор как они поселились в этом доме, Анна поняла, что у него золотые руки.

– Пришло время встретиться с епископом Константином, – тихо сказала она. – Но прежде, чем я это сделаю, мне нужен еще один урок… пожалуйста.

Она могла бы заниматься медицинской практикой и не скрывая своего пола, но тогда имела бы право врачевать лишь женщин, а значит, смогла бы узнать о жизни Юстиниана гораздо меньше. А евнух мог войти куда угодно.

Было еще одно соображение, менее важное, но все равно не дававшее ей покоя: Анна не хотела, чтобы ее заставили снова выйти замуж. Она была вдовой и, хотя иногда могла думать о Евстафии без ярости или боли, считала для себя повторный брак невозможным.

– Ты слишком стараешься быть похожей на мужчину, – сказал Лев. – Есть несколько типов евнухов, в зависимости от того, когда их кастрировали. Некоторые из нас выглядят почти как обычные мужчины, но, учитывая твое хрупкое телосложение, мягкую кожу и высокий голос, тебе следует притворяться, будто тебя кастрировали в детстве. И не забывай об осторожности, иначе ты привлечешь к себе внимание.

Анна наблюдала за тем, как Лев перемещается по комнате. Он был высоким, худощавым, немного сутулым (годы брали свое), но при этом удивительно сильным. Его тонкие руки могли бы сломать деревянную палку, которую Анне не удавалось даже согнуть. Лев двигался со своеобразной грацией, ни мужской, ни женской. Нужно скопировать его походку…

– Если ты наклоняешься, – говорил Анне Лев, – нужно делать это вот так… – Он показал ей, как именно. – А не так.

Он наклонился, чуть развернувшись, как женщина. Анна тотчас заметила разницу и прокляла собственную беспечность.

– А руки? Ты не жестикулируешь, когда говоришь. Смотри…

Лев сделал красноречивый жест. Его пальцы двигались грациозно, но не женственно.

Анна старательно повторила.

Симонис внимательно наблюдала за ними, ее темное, когда-то привлекательное лицо встревоженно нахмурилось. Неужели она тоже боится? Симонис наверняка видит разницу между движениями Льва и Анны, замечает ошибки хозяйки.

– Еда испортится, – сказала служанка сухо.

Позже Анна встала из-за стола и ушла к себе, чтобы переодеться.

На улице было прохладно, шел легкий дождь. Но до дома епископа было не так уж далеко, чуть меньше мили. Он жил на другой стороне стены Константина, недалеко от храма Святых Апостолов. Анна быстро шла по улице, время от времени поглядывая на воды залива внизу, у подножия холма.

Пожилой слуга впустил ее в дом. Он с печальным видом сообщил Анне, что епископ Константин в настоящее время занят, но он ожидал ее прихода и скоро освободится. Лицо у слуги было мягкое, безбородое. Он смотрел на Анну без всякого интереса.

Она ждала приема в большой комнате с украшенным мозаикой полом и стенами цвета охры; две величественные иконы, казалось, светились в полумраке. На одной, в синих и золотых тонах, в украшенном драгоценными каменьями окладе, была изображена Дева Мария, на другой – Спас Вседержитель, написанный теплыми, желто-коричневыми красками.

Уловив легкое движение, Анна оторвала взгляд от икон неземной красоты и сквозь арочный проем посмотрела в более светлую комнату и видневшийся за ней внутренний дворик. В ярком солнечном свете она заметила крупную фигуру епископа в светлом одеянии. На его лице светилась улыбка. Он протягивал руку женщине, опустившейся перед ним на колени. Темный плащ растекся по полу у ее ног. Волосы женщины были уложены в замысловатый узел. Ее губы коснулись золотого перстня с драгоценным камнем, надетого на палец епископа. Эта сцена выглядела как символ всепрощения.

Умиротворяющая картина вызвала у Анны приступ душевной боли. Ей мучительно захотелось опуститься на колени, попросить прощения и почувствовать, как с ее плеч снимают тяжелый груз. Но это было невозможно.

Женщина встала. Ее лицо было мокрым от слез. Похоже, она была ровесницей Анны.

Константин осенил женщину крестным знамением и что-то произнес, но с такого расстояния невозможно было расслышать, что именно. Женщина повернулась и вышла через другую дверь. Анна шагнула вперед. Настало время действовать. Если она сможет пройти это испытание, впереди ее ждут еще тысячи подобных.

Константин с улыбкой приветствовал Анну.

– Меня зовут Анастасий Заридес, ваше преосвященство, – почтительно произнесла она. – Я лекарь, недавно прибывший из Никеи.

– Добро пожаловать в Константинополь, – приветливо ответил священник.

Его голос был глубже, чем у большинства евнухов. Похоже, его кастрировали уже после полового созревания. Лицо священника было безбородым, под мощной челюстью намечался второй подбородок. Светло-карие глаза смотрели внимательно и цепко.

– Чем могу помочь?

Он был вежлив, но интереса не выказывал.

У Анны уже готов был ответ.

– Мой дальний родственник, Юстиниан Ласкарис, писал мне, что вы очень помогли ему в трудные времена, – начала она. – Я долго не получал от него вестей, а потом до меня дошли тревожные слухи о какой-то трагедии, но я не осмелился разузнать подробнее, чтобы не навлечь на него беды.

Анну пробрала дрожь, несмотря на то что в комнате было тепло. Священник смотрел на ее лицо, на то, как она стояла, безвольно опустив руки, словно женщина, выражающая почтение. Анна поднесла ладони к груди, но потом, не зная, что с ними делать, снова уронила их вдоль тела. Что мог знать о Юстиниане этот епископ? Что его родители умерли? Что он был вдовцом? Она должна быть осторожна.

– Его сестра очень тревожится, – добавила Анна.

По крайней мере, это было правдой.

Большое лицо Константина сохраняло серьезность. Он медленно кивнул.

– Боюсь, у меня для нее не очень хорошие новости, – ответил епископ. – Юстиниан жив, но находится в изгнании, в пустыне за пределами Иерусалима.

Анне удалось изобразить изумление:

– Но за что его изгнали? Что он сделал, чтобы заслужить такое наказание?

Константин поджал губы.

– Убит Виссарион Комненос, и Юстиниана обвинили в соучастии. Это преступление потрясло весь город. Виссарион был не только человеком благородного происхождения, многие считают его кем-то вроде святого. Юстиниану повезло, что его не казнили.

Во рту у Анны пересохло, она почувствовала, что ей трудно дышать. В роду Комненосов на протяжении многих поколений были императоры – еще до Ласкарисов и Палеологов.

– Вы помогли ему в этой трудной ситуации, – произнесла она, словно делая для себя какой-то вывод. – Но зачем Юстиниану участвовать в этом преступлении?

Константин задумался.

– Ты слышал, что примерно через год император собирается направить послов к понтифику? – спросил он, не скрывая раздражения.

Его эмоции лежали на поверхности, словно чувства женщины. Это было свойственно евнухам.

– До меня доходили кое-какие слухи, – ответила Анна. – Но я надеялся, что это неправда.

– Это правда, – хрипло возразил священник. Его тело напряглось, лицо побледнело, сильные руки непроизвольно поднялись к груди. – Как бы кощунственно это ни звучало, император Михаил готов уступить, сдаться, чтобы спасти город от крестоносцев.

Анна понимала, что, несмотря на страстную речь, епископ пристально за ней наблюдает.

– Пресвятая Богородица спасет нас, если мы ей доверимся, – ответила она, – как уже было в прошлом.

Тонкие брови Константина удивленно поползли вверх.

– Ты что, недавно приехал в город и еще не видел пожарищ, оставшихся после нашествия крестоносцев, случившегося семьдесят лет назад?

Анна нервно сглотнула, собираясь с силами.

– Но ведь наша вера осталась чистой, – наконец произнесла она. – Я предпочту умереть, чем предать Господа нашего римлянам.

– Ты человек твердых убеждений, – сказал Константин, и его лицо медленно расплылось в улыбке.

Анна вернулась к расспросам:

– Зачем Юстиниану убивать Виссариона Комненоса?

– Конечно, он его не убивал, – сокрушенно ответил Константин. – Юстиниан прекрасный человек. Он был так же против объединения с Римом, как и Виссарион. Существуют другие предположения, истинность которых мне неизвестна.

– Какие предположения? – Анна вовремя вспомнила, что должна демонстрировать почтение, и быстро опустила взгляд. – Вы можете мне сказать, чьим соучастником считают Юстиниана? И что произошло с этим человеком?

Константин поднял руки. Это был элегантный жест, и все же он был лишен мужественности. Анна отчетливо ощущала, что он не мужчина, но и не женщина. При этом он оставался страстным и чрезвычайно умным человеком. Епископ был именно тем, кем притворялась она.

– Убийцу зовут Антонин Кириаки. – Голос Константина вывел Анну из задумчивости. – Он был казнен. Они с Юстинианом были близкими друзьями.

– Значит, вы спасли Юстиниана? – спросила Анна хриплым шепотом.

Епископ медленно кивнул:

– Спас. Его приговорили к «изгнанию в пустыню».

Она тепло, с искренней благодарностью улыбнулась священнику:

– Благодарю вас, ваше преосвященство. Вы ободрили и укрепили мое сердце в борьбе за сохранение веры.

Он улыбнулся в ответ и осенил ее крестным знамением.

Анна вышла на улицу. Ее обуревали разнообразные чувства: тревога, благодарность, страх перед будущим. Константин произвел на нее большое впечатление: сильный, благородный человек, непоколебимый в чистой, абсолютной вере.

Конечно, Юстиниан не убивал. Несмотря на явные различия между ними, он был ее братом-близнецом, и Анна знала его так же хорошо, как и себя. Юстиниан написал ей перед самым отъездом, упомянув о том, что епископ Константин ему помог, но не уточнил, почему и каким образом.

Теперь целью Анны было доказать невиновность брата. Ускоряя шаг, она пошла вверх по мощеной улочке.

Глава 3

После того как Анастасий Заридес ушел, Константин остался стоять в комнате с ярко-желтыми стенами. Этот лекарь очень интересный человек и, весьма вероятно, может оказаться полезным союзником в предстоящей битве в защиту православной веры от посягательств католического Рима. Анастасий умен, проницателен и явно получил хорошее образование. Рим со своей любовью к насилию ничего не мог предложить таким, как этот лекарь. Если он обладает терпением евнуха, гибким умом и чуткостью, тогда порывистая бестактность латинян будет ему так же противна, как и самому Константину.

Но вопросы, которые задавал Анастасий, встревожили епископа. Он полагал, что после того, как Антонина казнили, а Юстиниана изгнали, дело о смерти Виссариона закрыто…

Константин ходил взад-вперед по мозаичному полу.

Юстиниан не упоминал о том, что у него есть близкие родственники. С другой стороны, люди редко говорят о своих двоюродных и троюродных братьях.

Если бы Константин не соблюдал осторожность, могла бы возникнуть масса неудобных вопросов. Но даже с этим довольно легко было справиться. Никто не догадывался о его роли в этом деле и о том, почему он помогал Юстиниану, просил о снисхождении для него – умолял сослать его в Иудею, хотя мог бы и не делать этого.

Анастасий Заридес может пригодиться ему, если он и в самом деле искусный лекарь. Он прибыл из Никеи, города, жители которого славятся своей образованностью, а значит, наверняка общался там с евреями и арабами и, возможно, почерпнул кое-что из их учений. Константину не нравилось признаваться в этом даже самому себе, но такие люди иногда оказывались более опытными, чем лекари, учившиеся медицине только у христиан, по убеждению которых болезни – это следствие грехов.

Если у Анастасия больше навыков, чем у обычного лекаря, рано или поздно у него будет много пациентов. Когда люди болеют, они испытывают страх. Думая, что умирают, они иногда делятся секретами, которые в противном случае старались бы сохранить.

Остаток дня Константин занимался церковными делами, встречался со священниками и прихожанами, которые просили его об отпущении грехов, духовном наставлении, снисхождении, отправлении церковных обрядов. Как только ушел последний посетитель, мысли епископа вернулись к евнуху из Никеи и убийству Виссариона. Следовало принять меры предосторожности на случай, если этот молодой человек еще где-нибудь расспрашивал о Юстиниане.

Константин надеялся, что ему ничто не угрожало, но следовало в этом убедиться.

Накинув плащ на шелковую тунику и парчовую далматику, епископ вышел на улицу.

Константин быстро шагал вверх по склону, иногда поглядывая наверх, на акведук Валента. Он стоял на этом месте уже несколько сотен лет, поставляя горожанам пресную воду. Священник с удовольствием смотрел на эту постройку. Огромные известняковые блоки держались вместе благодаря гению инженеров, которые их возвели, а не известковому раствору, их скреплявшему. Акведук казался нерушимым, как сама Церковь, которая стояла прочно благодаря истинной вере и законам Божиим, принося своим преданным адептам живую воду духовного обновления.

Константин повернул налево, на тихую улицу, и пошел вверх, плотнее запахнув плащ. Он собирался повидать Елену Комнена, вдову Виссариона, – на всякий случай, вдруг Анастасий Заридес решит тоже ее навестить. Она может стать самым слабым из оставшихся звеньев.

Дождь закончился, но воздух оставался влажным. К тому времени как Константин добрался до дома Елены, его одежда была забрызгана грязью, а ноги ныли от усталости. Он был довольно тучным и к тому же приближался к возрасту, когда прогулка по холмам больше не доставляет удовольствия.

Через большой, аскетично обставленный холл епископа провели в приемную, пол которой был выложен изысканной мозаикой, и слуга отправился сообщить хозяйке о его приходе.

Константин услышал вдалеке гул голосов, а затем – грудной женский смех, свободный и уверенный. Вряд ли это смеялась служанка. Хохотала сама Елена. Наверняка там есть кто-то еще. Интересно было бы узнать, кто именно.

Вернувшийся слуга проводил епископа по коридору к другой двери, громко назвал его имя и отступил в сторону. Константин прошел мимо служанки, державшей в руках изысканный флакон с благовониями. Он был изготовлен из сине-зеленого стекла и украшен у горлышка золотой каймой и жемчугом. Может быть, это подарок гостя, который так рассмешил Елену?

Хозяйка дома стояла в центре комнаты. У нее была привлекательная, но довольно необычная внешность. Изящная фигура, высокая талия. Плавные изгибы груди и бедер подчеркивала туника, скрепленная на плече фибулой и подпоясанная кушаком. Роскошные темные волосы были украшены заколками и гребнями. На Елене не было драгоценностей, поскольку официально она носила траур по мужу. У нее были удивительно высокие скулы, маленький изящный носик и крохотный рот. В глазах под тонкими бровями вразлет блестели слезы.

Елена с мрачным достоинством шагнула навстречу гостю.

– Как мило, что вы пришли, ваше преосвященство. Меня сейчас почти никто не навещает.

– Могу представить, как тебе одиноко, – ответил Константин мягко.

Он прекрасно знал, какие чувства она испытывала к Виссариону. И ему было известно гораздо больше о том, что с ним произошло, чем думала Елена. Но об этом между ними не будет произнесено ни слова.

– Если я могу тебя хоть как-то утешить, только скажи, – продолжил Константин. – Виссарион был хорошим человеком, приверженцем истинной веры. Поэтому вдвойне горько, что его предали те, кому он доверял.

Женщина подняла на гостя взгляд.

– Я до сих пор не могу в это поверить, – хрипло произнесла она. – Я продолжаю надеяться, что появятся сведения, которые докажут, что ни один из них в действительности не виновен. Не могу поверить, что это сделал Юстиниан. Это невозможно. Тут какая-то ошибка.

– Что же произошло на самом деле? – спросил Константин, чтобы выяснить, что именно Елена может сказать другим.

Она слегка пожала узкими плечами:

– Даже представить себе не могу.

Это был именно тот ответ, который он хотел услышать.

– Другие тоже могут об этом спросить, – сказал епископ довольно небрежно.

Елена подняла голову и глубоко вздохнула, приоткрыв губы. В ее глазах промелькнул страх – всего на мгновение, и Константин был не уверен в том, что ему это не почудилось.

– Наверное, мне повезло, что я ничего не знаю, – произнесла женщина.

В ее голосе не было вопросительной интонации, и, как епископ ни старался, ему ничего не удалось прочитать по ее лицу.

– Это так, – ответил он ровным голосом. – Мне будет спокойнее, если я буду знать, что сейчас, когда ты скорбишь по мужу, ты избавлена от дополнительных неприятностей.

В глазах Елены вспыхнуло понимание, но тут же исчезло, взгляд опять стал пустым.

– Спасибо, что навестили меня, ваше преосвященство. Помяните меня в своих молитвах.

– Непременно, дитя мое, – ответил Константин, поднимая руку, чтобы ее благословить. – Я всегда помню о тебе.

Он был уверен: Елена не настолько глупа, чтобы откровенничать с евнухом из Никеи, если Анастасий вдруг явится к ней с расспросами. Но, выйдя на залитую ярким солнцем улицу, Константин подумал: она знает больше, чем он предполагал, и попытается воспользоваться этими сведениями.

Кто так развеселил Елену, кто подарил ей этот изысканный флакон с благовониями? Константину очень хотелось бы это знать.

Глава 4

Анна вышла поболтать с соседями. Она готова была говорить о погоде, политике, религии – обо всем, что они захотят обсудить.

– Не могу больше стоять, – сказал наконец один из ее собеседников. Это был Паулус, местный лавочник. – У меня так распухли ноги, что я с трудом обуваюсь.

– Может, я смогу вам помочь? – спросила Анна.

– Просто мне нужно сесть, – ответил Паулус, скривившись от боли.

– Я лекарь. Возможно, я смогу предложить более действенное решение.

С недоверчивым видом Паулус последовал за Анной к ее дому, осторожно ступая по неровным камням.

Оказавшись внутри, она осмотрела его опухшие ступни и лодыжки. Кожа покраснела, и каждое прикосновение причиняло несчастному боль.

Анна наполнила таз холодной водой и положила туда травы, обладающие вяжущим действием. Опустив ноги в таз, Паулус вздрогнул, но через некоторое время Анна заметила, что его мускулы расслабились и на лице появилось выражение блаженства. Прохладная вода помогла избавиться от жжения. Что же требовалось Паулусу на самом деле – это изменить диету. Но Анна понимала, что говорить об этом следует как можно деликатней. Она посоветовала пациенту отдать предпочтение отварному рису с приправами и отказаться от фруктов, кроме яблок.

– И еще вам нужно пить много воды, – добавила она. – Родниковой, а не из озера, реки или колодца.

– Воды? – недоверчиво переспросил Паулус.

– Да. Это будет очень полезно для вас. Приходите в любое время, и я снова сделаю вам ножную ванночку. Хотите взять травы с собой?

Паулус с благодарностью принял предложение и достал деньги из кошелька, который носил с собой.

Анна смотрела, как он ковыляет по дороге, и знала, что он вернется.

Паулус рассказал о ней другим. Анна продолжала посещать лавки, расположенные недалеко от ее дома, и, когда выпадала такая возможность, вступала в разговоры с их хозяевами и покупателями.

Она не знала, имеет ли право потакать своим вкусам. Как все женщины, Анна обожала шелк. Ей нравилось, как мягко он скользит между пальцами, как растекается по полу, словно жидкость. Анна держала в руках отрез, наблюдая за тем, как он переливается, словно хвост павлина. Ее любимым цветом был персиковый. Прежде Анна носила шелка, которые оттеняли ее рыжевато-каштановые волосы. Возможно, она могла бы носить шелк и теперь. Тщеславие присуще не только женщинам, равно как и тяга к красоте.

В следующий раз, когда ей удастся заработать больше, чем два солида, она вернется и купит этот отрез.

Анна вышла на узкую улочку, и морской бриз освежил ее лицо. Она отошла в сторону, уступая дорогу тележке. Прохладное прикосновение шелка воскресило в памяти воспоминания…

Женщина осторожно спускалась по склону. Улица, как и многие другие, была еще не отремонтирована. То тут, то там виднелись разрушенные стены, выбитые окна, черные подпалины, оставленные пожаром. Это запустение заставило Анну еще острее ощутить собственное одиночество.

Она знала, почему Юстиниан поехал в Константинополь, и была не в силах его остановить. Но какие страсти, какие события привели к тому, что его обвиняют в убийстве? Ей необходимо было это выяснить. Не замешана ли тут любовь? В отличие от сестры, Юстиниан был счастлив в браке.

Прежде Анна в глубине души завидовала его счастью, но теперь нервно сглатывала, пытаясь спрятать поглубже свое горе, которое, казалось, клокотало у нее внутри, сжимая горло. Она готова была отдать все, что у нее было, лишь бы Юстиниан снова был счастлив. Анна умела врачевать, но ее знаний оказалось недостаточно для того, чтобы спасти жену брата, Каталину. Та подхватила лихорадку и спустя две недели умерла.

Анна сильно горевала: она тоже любила Каталину. А Юстиниану после смерти жены белый свет стал не мил. Анна видела, как ему тяжело, и страдала вместе с ним. Но ей было не под силу утолить печаль брата и залечить рану в его душе.

Она видела, как меняется Юстиниан, словно его сердце медленно истекает кровью. Он искал спасения в рассудочности, как будто не смел коснуться сердца. Изучал церковную доктрину, но забывал, что Бог есть любовь.

Два года назад, в годовщину смерти Каталины, Юстиниан объявил, что едет в Константинополь. Анна молча стояла и смотрела ему вслед.

Он часто писал сестре, рассказывал ей о многом, но не о себе. Затем пришло последнее, страшное письмо, нацарапанное в спешке, и после этого – тишина.

Было начало июня. Анна уже два с половиной месяца жила в Константинополе, когда к ней пришел Василий. Он был высокий, худой, со строгим лицом, на котором читалось беспокойство.

Визитер тихо представился и сказал, что явился по рекомендации Паулуса.

Анна пригласила мужчину в кабинет и осведомилась о его здоровье, внимательно наблюдая за ним. Когда он говорил, тело Василия странно напряглось, и она подумала, что его боль гораздо сильнее, чем он готов был признать. Анна предложила посетителю присесть, но он отказался, продолжая оставаться на ногах. Женщина пришла к выводу, что его беспокоит боль в нижней части живота или в паху. Затем, спросив разрешения пациента, она коснулась его кожи. Та оказалась горячей и сухой. Анна проверила пульс. Он был размеренным, но слабым.

– Рекомендую вам воздержаться от употребления молока и сыра, по крайней мере в течение нескольких недель, – сказала она. – Пейте как можно больше родниковой воды. Можете добавлять в нее сок или вино. – Анна увидела на лице пациента растерянность. – И еще я дам вам настойку от боли. Где вы живете?

Его глаза удивленно распахнулись.

– Можете приходить каждый день, – продолжала Анна. – Доза должна быть отмеряна очень точно: слишком маленькая не снимет боль, слишком большая может убить. У меня лишь небольшой запас этого снадобья, но я найду еще.

Василий улыбнулся:

– Ты сможешь меня вылечить?

– У вас камень в мочевом пузыре, – сказала ему Анна. – Пока он будет выходить, будет больно, но потом все пройдет.

– Благодарю тебя за откровенность, – сказал Василий тихо. – Я возьму настойку и буду приходить к тебе каждый день.

Анна дала ему небольшую часть драгоценного фиванского опиума. Иногда она смешивала его с другими травами, такими как белена, чемерица, аконит, мандрагора, или даже с семенами салата, но сейчас ей не хотелось, чтобы пациент провалился в беспамятство.

Василий регулярно появлялся у нее и, если у Анны не было других пациентов, часто оставался на некоторое время, и они разговаривали. Он был умным, образованным человеком, и Анна находила его приятным собеседником. Она очень надеялась получить от Василия какую-нибудь информацию по интересующему ее вопросу.

Анна завела об этом речь на вторую неделю лечения.

– Да, я знал Виссариона Комненоса, – сказал Василий, слегка пожав плечами. – Его очень беспокоил ожидаемый союз с Римской церковью. Как и остальным, Виссариону была ненавистна мысль о том, что здесь, в Константинополе, папа одержит верх над патриархом. Кроме того, что это будет унизительно и лишит нас самоуправления, это еще и непрактично. Любое обращение за разрешением, советом или помощью будет идти до Ватикана шесть недель. А сколько еще времени потребуется, чтобы оно попало к папе? И еще шесть недель, чтобы прибыл ответ… К тому времени, как его доставят, может быть уже слишком поздно.

– Да, – ответила Анна. – Кроме того, это еще и расточительно. Мы не можем позволить себе отсылать в Рим церковную десятину и пожертвования.

Василий так резко застонал, что она испугалась. Мужчина виновато улыбнулся.

– Мы снова в родном городе, но находимся на грани экономического краха. Нам нужно многое восстановить, но мы не можем себе этого позволить. Половина нашей торговли перешла к арабам, и теперь, когда Венеция ограбила нас, лишив святых реликвий, к нам больше не приезжают паломники.

Они сидели на кухне. Анна приготовила мятно-ромашковый отвар, и они пили его, пока он был горячим.

– Кроме того, – продолжал Василий, – главной проблемой остается вопрос о филиокве. Это настоящий камень преткновения. Рим учит, что Святой Дух исходит от Отца и Сына. Мы не можем смириться с этим, потому что страстно верим: есть только один Бог – Отец, и говорить иначе – кощунство.

– Виссарион тоже был против этого? – спросила Анна, понимая, что это риторический вопрос.

С чего вдруг все стали думать, будто Юстиниан его убил? В этом же нет никакого смысла! Ее брат всегда был православным.

– Да, категорически, – подтвердил Василий. – Виссарион был великим человеком. Он любил этот город и его жителей. Он знал, что союз с Римом осквернит истинную веру и в конце концов уничтожит все, что нам дорого.

– А что он собирался предпринять? – спросила Анна неуверенно. – Если бы остался жив…

– Не знаю, – пожал плечами Василий. – Виссарион был прекрасным оратором, но когда доходило до дела… он постоянно говорил: «завтра». И, как тебе известно, «завтра» для него так и не наступило.

– Я слышал, что его убили.

Анне трудно было произнести эти слова.

Василий посмотрел вниз, на свои руки, лежавшие на столе и сжимавшие чашку с отваром.

– Да, это сделал Антонин Кириакис. Его казнили.

– И Юстиниан Ласкарис, – подсказала Анна. – А суд был?

– Разумеется. – Василий поднял на нее взгляд. – Юстиниана отправили в изгнание. На суде присутствовал сам император. Оказалось, что Юстиниан помогал Антонину сделать так, чтобы все это выглядело как несчастный случай. Думаю, на самом деле они надеялись, что тело никогда не будет найдено.

Анна сглотнула.

– Где это произошло?

– На море. Тело Виссариона запуталось в веревках и сетях лодки Юстиниана.

– Но это еще ничего не доказывает, – возразила Анна. – Может быть, у Антонина не было лодки и он взял лодку Юстиниана?

– Они были близкими друзьями, – спокойно ответил Василий. – Антонин не стал бы подвергать опасности человека, которого так хорошо знал. Там было много других лодок, он мог взять любую из них.

Анна не видела в его словах никакой логики.

– Зачем Юстиниану оставлять улики, компрометирующие его? – Она знала ответ: ее брат никогда бы не совершил такой ошибки. – А они уверены, что Антонин виновен? Зачем ему было убивать Виссариона?

Василий качал головой:

– Понятия не имею. Возможно, они поссорились; Виссарион упал за борт и запаниковал. Довольно трудно помочь тому, кто испуганно барахтается в воде; такие люди представляют опасность для других.

Анна вообразила, как Юстиниан теряет терпение и бьет Виссариона – сильнее, чем намеревался. Ее брат был сильным мужчиной… Виссарион мог потерять равновесие… Он барахтается в воде, его тянет вниз, он задыхается, кричит. Мог ли Юстиниан поддаться панике? Нет, если только не изменился до неузнаваемости. Ее брат никогда не был трусом. И если он действительно намерен был убить Виссариона, то не допустил бы, чтобы труп запутался в веревках. Юстиниан обязательно нашел бы тело, затем привязал бы к нему груз, отплыл подальше и утопил бы его.

Внезапно Анна почувствовала облегчение. Вот первое доказательство, за которое можно ухватиться. У нее появились факты, и, даже если она пока что не могла ими воспользоваться, для нее самой они послужили неопровержимым доказательством невиновности брата.