Текст книги "Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди"

Все жертвы с Западного прибережья были длинноволосыми, очень красивыми девушками. Те из них, кто занимался автостопом, были весьма осторожными. Во всех случаях был общий знаменатель – непосредственно перед исчезновением какие-то события могли ввести их в смятение, сделав легкой добычей умного убийцы.

Бренда Бэйкер и Кэти Дивайн сбежали из дома. Линду Энн Хили мучали боли. Донну Мэнсон одолевала депрессия. Сюзан Ранкорт впервые оказалась без сопровождения в темное время суток. Роберта Кэтлин Паркс была расстроена болезнью отца. Джорджанна Хокинс сильно переживала из-за возможного провала экзамена по испанскому языку. Дженис Отт расстраивала долгая разлука с мужем. Дэнис Насланд поссорилась с приятелем. Из всех вашингтонских девушек только Бренда Болл находилась в своем обычном настроении, хотя посетители «Флэйм Таверн» вспоминали, что она была на взводе из-за того, что никто не хотел подвезти ее до дома.

Кэрол Даронч из Юты была чересчур наивна и доверчива. Лора Эйм была немного пьяна и расстроена неудавшейся вечеринкой на Хэллоуин. Дебби Кент переживала за отца, недавно перенесшего сердечный приступ. Мелисса Смит была сосредоточена на любовных переживаниях подруги и, возможно, перебирала в уме их разговор, когда вышла из пиццерии.

У колорадских жертв тоже имелись свои экстраординарные обстоятельства. Кэрин Кэмпбелл поссорилась с женихом из-за свадьбы, к тому же она болела. Джули Каннингэм переживала неудавшийся роман. Дэнис Оливерсон поругалась с мужем. А Шелли Робертсон за неделю до исчезновения поссорилась со своим парнем. Эмоциональное состояние Мелани Кули осталось неизвестным.

Самый простой совет женщинам, которым приходится ходить по вечерам в одиночку: смотрите по сторонам, запоминайте окрестности и идите быстро. Вы будете в большей безопасности, если знаете дорогу, и тот, кто может за вами следить, это почувствует.

Неужели убийца каким-то образом мог почувствовать, что его будущие жертвы были выбиты из колеи, а их мысли путались? Все свидетельствует о том, что это так. Охотящийся хищник нападает на слабейших животных в стае.

Глава 15

В мае 1975 года Тед Банди пригласил в гости друзей из Департамента по чрезвычайным ситуациям штата Вашингтон. Кэрол Энн Бун Андерсон, Элис Тиссен и Джо Маклин почти неделю провели в его квартире на Первой авеню в Солт-Лейк-Сити. Тед был в хорошем настроении, наслаждался поездками с друзьями по окрестностям города. Они выезжали купаться и кататься на лошадях. В один из вечеров они и Калли привели гостей в клуб для гомосексуалов. Элис Тиссен удивилась, и хотя Тед сказал, что бывал там раньше, казалось, он чувствовал себя неловко.

Вашингтонским гостям понравилась квартира Теда. Стены он оклеил вырезками из журналов. На мясницком крюке на кухне повесил велосипедную покрышку, в которой держал ножи и другую кухонную утварь. Были у него цветной телевизор и хорошая аудиосистема, и он ставил им Моцарта, служившего аккомпанементом к трапезе из самолично приготовленных деликатесов.

В первую неделю июня Тед вернулся в Сиэтл, разбить небольшую клумбу у дома Роджерсов. Большую часть времени он провел с Мег. Она продолжала молчать о своем доносе в полицию округа Кинг и Службу шерифа округа Солт-Лейк. Больше в местных газетах заметки о пропавших девушках не появлялись.

Поскольку большинство детективов оперативной группы летом уходили в отпуск, ее расформировали до сентября.

Мег и Тед решили пожениться на Рождество. В июне они провели вместе всего пять дней и договорились, что она приедет к нему в августе. Мег почти уверилась в том, что ошибалась на его счет и напрасно позволила Линн Бэнкс ввести себя в заблуждение беспочвенными подозрениями. Но времени оставалось все меньше – гораздо меньше, чем представляли Тед и Мег.

Если на протяжении того лета 1975 года Теда что-то и беспокоило, он этого не показывал. Он продолжил работать охранником и вахтером дома, в котором жил. Если и позволял себе выпивать, то всегда в пределах нормы. Однако успеваемость в юридической школе продолжала падать. Тед перестал использовать свой потенциал и безграничные амбиции.

Полтретьего ночи 16 августа коренастый лысеющий сержант Боб Хейворд, двадцать два года проработавший в дорожной полиции Юты, припарковался перед своим домом в пригороде Гранджер. Боб Хейворд был братом капитана Пита Хейворда, ведущего детектива из отдела убийств Службы шерифа округа Солт-Лейк, но служебные обязанности у них были очень разные. Как и в штате Вашингтон, дорожная полиция Юты занималась только регулированием дорожного движения, однако, подобно большинству опытных полицейских, Хейворд обладал своего рода шестым чувством, способностью увидеть едва заметные отклонения от нормы.

Хейворд обратил внимание на проезжающий мимо его дома «Фольксваген-жук». Свой район он хорошо знал, знал машины почти всех соседей на улице и тех, кто приезжал к ним в гости. В столь поздний час движения практически не было, поэтому Хейворд задался вопросом, что этот «Фольксваген» тут делает.

Хейворд включил фары, чтобы разглядеть номер «Жука». Внезапно фары машины погасли, и незнакомец принялся набирать скорость. Хейворд тронулся и пустился в погоню. Они проехали два знака «Стоп» и свернули на транспортную магистраль 3500 Саут.

Вскоре Хейворд приблизился к преследуемой машине вплотную. «Фольксваген» свернул на парковку у заброшенной автозаправки и остановился. Водитель вышел, подошел к заднему бамперу и с улыбкой произнес:

– Кажется, я заблудился.

Боб Хейворд был суров – отнюдь не из тех патрульных, с которыми хотел бы встретиться нарушающий правила водитель. Он пристально посмотрел на стоявшего перед ним мужчину. На вид тому было лет двадцать пять: синие джинсы, черная водолазка, кроссовки и длинные лохматые волосы.

– Вы проехали два знака «Стоп». Не предъявите права?

– Конечно. – Мужчина достал права.

Хейворд прочел. Права были выписаны на имя Теодора Роберта Банди, проживающего по адресу Первая авеню, Солт-Лейк-Сити.

– Что вы делаете в этом районе в такой поздний час?

Банди ответил, что ездил посмотреть фильм «Ад в поднебесье» в открытый кинотеатр «Редвуд» и на обратном пути заблудился в окрестностях.

Ответ неверный. Упомянутый Банди кинотеатр находился на патрульной территории Хейворда, и вчера вечером он там был. «Ад в поднебесье» в нем не показывали.

Пока они разговаривали, за машиной Хейворда остановилась машина дорожного патруля с двумя полицейскими. Они оставались в автомобиле, поскольку Хейворду явная опасность не угрожала.

Хейворд взглянул на «Фольксваген» и отметил, что пассажирское сиденье снято и лежало сзади.

Он снова повернулся к Банди.

– Не возражаете, если я загляну в вашу машину?

– Валяйте.

Хейворд увидел маленькую монтировку, лежащую на полу позади водительского сиденья. А перед ним – открытую сумку. Он посветил в нее и увидел лыжную маску, монтировку, ледоруб, кусок веревки и провод.

Все это было похоже на инструменты грабителя.

Хейворд арестовал Теда Банди за побег от полиции, обыскал его и надел наручники. Затем вызвал подкрепление.

На место выехал помощник Дарелл Ондрак, увидевший там Хейворда, Файфа и Твитчелла вместе с Тедом Банди.

Банди утверждал, что не давал разрешения на обыск машины. Ондрак и Хейворд говорили обратное.

– Я не говорил: «Да, я даю разрешение на обыск», – настаивал Тед. – Я оказался окруженным мужчинами в форме: сержантом Хейвордом, двумя патрульными и двумя помощниками. У меня не дрожали коленки, но вряд ли я мог им помешать. Они были непреклонны, вели себя враждебно и делали что хотели.

Ондрак заглянул в сумку. В ней были ледоруб, фонарик, перчатки, клубок ветоши, вязаная лыжная маска, еще одна маска – из колготок, с вырезанными отверстиями для глаз. Также там была пара наручников.

Ондрак проверил багажник и нашел несколько больших зеленых пакетов для мусора.

– Откуда у вас все эти вещи? – спросил он Теда.

– Это просто барахло, которое валялось вокруг моего дома.

– А по мне так это инструменты грабителя, – отрезал Ондрак. – Я заберу эти вещи и полагаю, вам будет выдвинуто обвинение в хранении орудий кражи со взломом.

Как утверждал Ондрак, Тед просто сказал: «Ладно».

Детектив Джерри Томпсон впервые встретился лицом к лицу с Тедом Банди ранним утром 16 августа 1975 года. Томпсон, высокий, приятный, примерно на пять лет старше Банди, позже станет его серьезным противником, а пока что они просто оценили друг друга.

У Томпсона были другие дела, а Банди собирался освободиться и уехать домой, и его выпустили под честное слово.

Этот арест, случившийся по такому пустяковому делу, стал первым во взрослой жизни Теда Банди. Если бы он не проехал мимо дома сержанта Боба Хейворда и не попытался бежать от него, то оказался бы дома, в безопасности.

Зачем же он стал убегать?

18 августа Томпсон просмотрел отчеты по задержаниям за выходные. Его взгляд приковало имя Банди. Раньше он его где-то слышал, но не мог вспомнить где. Потом его осенило: имя Теда Банди называла девушка из Сиэтла, звонившая в декабре 1974 года.

Томпсон внимательно прочитал отчет об аресте. Банди водил светло-коричневый «Фольксваген-жук». Список вещей, найденных при обыске, был более чем необычен. Томпсон достал дела Кэрол Даронч и Дебби Кент.

Наручники, найденные в машине, были фирмы «Джана». Те, что сняли с руки Даронч – компании «Джерокол». Ему стало интересно: с чего бы вообще обычному человеку возить наручники? А монтировка походила на описанную Даронч.

Судя по записям, Тед Банди был ростом 180 сантиметров и весил 72 килограмма. Числился студентом юридической школы Университета Юты… да, так же сказала и девушка из Сиэтла. Его арестовали в Гранджере, всего в нескольких милях от Мидвейла, где последний раз видели живой Мелиссу Смит.

Перед Томпсоном сразу открылось столько совпадений, столько ниточек, ведущих к человеку – «полицейскому Роузленду» на «Фольксвагене-жук», сколько не удалось набрать за последние десять месяцев работы. 21 августа Тед был арестован по дополнительному обвинению в хранении орудий грабежа. Он был явно обескуражен, но привел достаточно убедительные объяснения. Наручники? Нашел в мусорном баке. Маску из колготок надевал под лыжную для дополнительной защиты от леденящего ветра. Монтировка, ледоруб и мешки для мусора? А у кого их не нет? Тед считал смехотворным, что полицейские сочли их орудиями взлома. Этой позиции он придерживался потом на протяжении многих лет: он был невиновным, обвиненным в немыслимых поступках.

Арест Банди сержантом Хейвордом послужил катализатором для бурной деятельности Службы шерифа округа Солт-Лейк. Капитан Пит Хейворд и детектив Джерри Томпсон полагали, что взяли похитителя Кэрол Даронч, а также считали Теда Банди виновным в исчезновениях Мелисы, Лоры и Дебби.

Тед с готовностью подписал бумаги на обыск квартиры на Первой авеню. В его присутствии Томпсон и сержант Джон Бернардо провели тщательный обыск аккуратных комнат. Обыск был добровольный, без ордера, и перепись имущества не велась. Это значит, что детективы не имели права ничего изымать, даже если находили то, что, по их мнению, могло послужить уликой.

Томпсон осмотрел велосипедную покрышку, свисающую с крюка для мяса, и россыпь ножей. Потом взглянул на разделочную доску. Наблюдавший за ним Тед сказал: «Люблю готовить».

Следователи увидели ряды учебников по праву. Несколько месяцев спустя детектив из Вашингтона рассказал, что следователи из Юты нашли в библиотеке Теда некую «странную книгу эротического содержания». Когда я позже спросила о ней Теда, тот пояснил: «Александр Комфорт, «Радости секса», – и я рассмеялась. У меня тоже была эта книга – как и у тысяч других людей. Это вам не Крафт-Эбинг[17]17
  Рихард фон Крафт-Эбинг (1840–1902) – немецкий психиатр, криминалист, основоположник современной сексологии. Самый известный его труд – «Половая психопатия», отличительная особенность которой – собранное автором огромное число случаев сексуальных отклонений.


[Закрыть].

Нашлись и другие, казалось бы, безвредные, но значимые для следствия вещи: карта лыжных районов Колорадо с отмеченной гостиницей «Уайлвуд» в Аспене и брошюра спортивного центра Баунтифула. Тед сказал, что никогда не был в Колорадо и карту, должно быть, оставили друзья. А в Баунтифуле он был проездом, но брошюру в его квартире оставил кто-то другой. После осмотра Томпсон настаивал, что в шкафу были найдены лакированные ботинки, но в следующий раз, когда он вернулся с ордером на обыск, их уже не было. Также отсутствовали виденные ранее телевизор и аудиосистема.

Если детективы собирались найти что-то, однозначно связывающее Теда с убийствами в Юте, их ожидания не оправдались: ни женской одежды, ни украшений, ни сумок. После окончания обыска Тед разрешил сфотографировать «Фольксваген-жук», стоящий позади дома. На кузове имелись вмятины и пятна ржавчины, а сверху, на спинке заднего сиденья, – дыра в обивке.

Подруга Теда по Солт-Лейк-Сити, Шэрон Ауэр, свела его с адвокатом Джоном О’Коннелом, высоким бородачом в ковбойской шляпе и сапогах. Уроженец города мормонов О’Коннел был уважаемым защитником по уголовным делам. Он немедленно пресек все разговоры Теда с детективами. Позвонил Томпсону и сказал, что 22 августа Банди не приедет в их офис, как обещал.

Хотя Тед и перестал общаться с детективами, они показали его фото, сделанное после задержания, Кэрол Даронч и преподавателю сценического мастерства Джин Грэм, разговаривавшей с незнакомцем перед исчезновением Дебби Кент. Прошло десять месяцев, но миссис Грэм почти мгновенно выбрала фотографию Банди. На ней он был чисто выбрит. Она сказала, что Тед Банди – точная копия того мужчины, только без усов.

Кэрол Даронч так уверена не была. Она выбрала снимок Теда, но никак его не прокомментировала. Когда Томпсон спросил ее, почему, Кэрол засомневалась:

– Не уверена. Похож на него… но я не могу утверждать.

На следующий день баунтифулский детектив Айра Бил показал ей фотографии с водительских прав. Здесь Тед выглядел совершенно другим человеком. Он был словно хамелеон: его фото разных лет – это фото разных людей. И казалось, он не прилагал для этого никаких усилий.

Кэрол посмотрела на новую подборку фотографий. В этот раз она почти сразу выбрала Теда Банди. Она отметила, что в день нападения 8 ноября 1974 года у него тоже были усы.

С опознанием «Фольксвагена» дела обстояли немного сложней. Кэрол несколько раз показывали фотографии машины, но к тому времени автомобиль уже перекрасили, а обивку заднего сиденья зашили. И хорошо вымыли машину снаружи и изнутри.

С этого момента Тед Банди навсегда оказался под пристальным вниманием правоохранительных органов. Его не посадили в тюрьму, но он очень легко мог там оказаться. В течение сентября 1975 года за ним велось наблюдение, и шестеренки правоохранительной системы неумолимо завертелись. Следователи запросили данные по оплате кредиткой, подняли записи в юридической школе, но губительней всего для дальнейшего пребывания Теда на свободе оказалась встреча детективов Юты с его невестой Мег Андерс.

Глава 16

О Теде Банди я ничего не слышала с рождественской вечеринки в центре психологической поддержки в декабре 1973 года. И вот в конце сентября 1975 года зазвонил мой телефон. Из Солт-Лейк-Сити звонил Тед. Я удивилась, но была рада снова слышать его голос. Когда он заговорил, я испытала сильное чувство вины: «Энн, ты одна из немногих в Сиэтле, кому я могу доверять».

Великолепно. Мне вспомнилось, как в августе 1974 года я назвала его имя следователю Дику Риду. Интересно, узнай Тед об этом, изменил бы он свое мнение? Но прошло столько времени, а от него не было никаких вестей. Я хотела спросить, что он делает в Солт-Лейк-Сити, но он меня опередил:

– Слушай, ты поддерживаешь контакты с полицией? Не могла бы ты узнать, зачем они конфискуют мои документы из юридической школы?

В голове пронесся ворох мыслей. Почему сейчас? Почему тринадцать месяцев спустя? Из-за моих слов в отношении Теда проводится расследование? Причастна ли я к тому, что его явно беспокоило? Ни о Кэрол Даронч, ни о Мелиссе Смит, ни о Лоре Эйм или Дебби Кент я никогда не слышала и была не в курсе проводимого в Юте расследования. Казалось невероятным, что оперативная группа обратила внимание на мою информацию только сейчас, больше года спустя.

Я медленно ответила:

– Тед, скорее всего, я смогу узнать, но ничего не буду делать тайно. Мне придется сказать им, кто спрашивает.

– Без проблем. Мне просто любопытно. Скажи им, что Тед Банди хочет знать.

Он оставил мне свой номер и попросил перезвонить, если я что-то выясню.

Я уставилась на телефонную трубку, не в силах поверить, что только что с ним разговаривала. Говорил он бодро и уверенно, как и всегда. Я задумалась, звонить ли мне в полицию округа Кинг. До этого я никогда не вмешивалась в расследования и теперь колебалась. Было уже почти четыре часа, и через несколько минут у детективов заканчивалась смена.

Я позвонила в окружной отдел по расследованию тяжких преступлений. Трубку взяла Кэти Макчесни. Я объяснила, что мой старый друг Тед Банди попросил меня выяснить некоторые подробности. Кэти прикрыла трубку, ища информацию, и после долгой паузы наконец ответила:

– Скажи ему… скажи, что он просто проходит проверку, как и остальные 1200 человек, в рамках стандартной процедуры.

Я уже давно общалась с полицейскими отделов расследования убийств и хорошо понимала, что всех из списка проверять не будут, слишком тех много. Явно что-то случилось. Но выспрашивать я не стала. Было понятно, что Кэти со мной говорить неудобно.

– Хорошо, я ему передам.

Судебные запросы о представлении документов не выдаются без обоснованных подозрений. Очевидно, произошло что-то очень серьезное. Меня пробрала дрожь. Такого не могло случиться даже в кино – чтобы писатель заключил контракт на книгу об убийце и в итоге этот убийца оказался его близким другом. В это тяжело было поверить.

Тем же вечером я перезвонила Теду. Примерно после восьмого гудка он, запыхавшись, ответил.

– Бежал вверх по лестнице от самого крыльца, – сказал он.

– Я позвонила, и они сказали, что, кроме тебя, у них на проверке еще 1200 человек.

– О… хорошо.

Казалось, он не разволновался, но мне было интересно, как такой умный человек, как Тед, мог в это поверить?

– Они сказали, если у тебя появятся еще вопросы, можешь звонить им напрямую.

– Ясно.

– Тед… что с тобой приключилось?

– Да так, пустяки. В августе меня из-за ерунды остановил дорожный патруль. Они утверждают, я вез орудия грабежа, но это полный бред.

Тед Банди с орудиями грабежа? Невероятно.

Он продолжил:

– Они вынашивают какую-то дикую идею о том, что я причастен к некоторым делам в Вашингтоне. Помнишь что-нибудь о пропавших девушках?

Разумеется, я помнила – я жила этим с января 1974 года. Тед сказал, что о похищениях почти ничего не знает. И вообще по тому, как он говорил, можно было подумать, что его разыскивали за нарушение правил дорожного движения в Вашингтоне.

Я не знала, что ответить. Но что бы там ни случилось, у этого должны быть основания – и не только из-за того, что я сообщила следователям его имя.

– Завтра у меня опознание, – сообщил он. – Все будет в порядке. А если нет – ты прочтешь обо мне в газетах.

Я не могла сообразить, какое отношение опознание в Юте может иметь к вашингтонским делам. Ни о Кэрол Даронч, ни о каком-либо другом похищении Тед не упомянул. Если бы он проходил подозреваемым в штате Вашингтон, то его повели бы на опознание в Сиэтл. Были свидетели с озера Саммамиш. Однако что-то заставило меня воздержаться от дальнейших расспросов.

– Эй, спасибо. Я буду на связи, – сказал он, и мы попрощались.

2 октября я ходила на школьный футбольный матч. Мой сын Энди играл с правой стороны поля. В первом же периоде он сломал большой палец, но его команда выиграла. Настроение у нас было хорошее, и на обратном пути мы поехали в Макдоналдс.

Вернувшись в машину, я включила радио. Музыку прервало новостное сообщение: «Сегодня в Солт-Лейк-Сити арестован бывший житель Такомы Теодор Роберт Банди, которому предъявили обвинение в похищении и нападении при отягчающих обстоятельствах».

Видимо, я ахнула, потому что мой сын спросил:

– Мам, с тобой все в порядке?

– Это Тед, – запинаясь, произнесла я.

– Он ведь твой друг из центра психологической поддержки?

– Да. Он сказал, что, возможно, я прочту о нем в газетах.

В этот раз не могло быть и речи об освобождении на поруки. Теда заперли в тюрьме округа и назначили залог в размере ста тысяч долларов.

В тот вечер мне позвонил детектив Дик Рид.

– Ты была права! – сказал он.

Но я не хотела быть правой. Отнюдь не хотела оказаться правой.

В ту ночь я почти не спала. Называя имя Теда Риду, я не думала, что он может быть человеком, способным на насилие. Так далеко я мыслям заходить не позволяла. Я продолжала помнить Теда, склонившимся над телефоном центра психологической поддержки, продолжала помнить его теплый сочувственный голос. А потом пыталась представить его за решеткой – и не могла.

На следующее утро мне позвонили из «Ассошиэйтед Пресс».

– У нас есть сообщение для Энн Рул, переданное по нашему телеграфному проводу из Солт-Лейк-Сити.

– Это я.

– Тед Банди передает, что с ним все в порядке и все это скоро закончится.

Я поблагодарила и повесила трубку. Практически тотчас телефон зазвонил снова. Репортер «Сиэтл Таймс» спросил меня о знакомстве с Тедом Банди. Я была его тайной подругой? Что я могу о нем могу рассказать? Я объяснила, что я такой же автор, как и звонивший репортер.

– Я написала несколько статей для журнала «Сандей Таймс». Вы меня не знаете?

– Ах да – Рул. А почему он прислал вам сообщение через «Ассошиэйтед Пресс»?

– Он мой друг. Хотел предупредить, что с ним все в порядке.

Я не хотела упоминаний своего имени. Из-за произошедшего я все еще была в растерянности.

– Просто напишите, что человек, которого я знаю, не может быть ответственен за все то, в чем его обвиняют.

Тотчас последовал следующий звонок. Звонили из «Сиэтл Пост-Интеллидженсер» и тоже спрашивали о сообщении «Ассошиэйтед Пресс». Я повторила сказанное репортеру из «Таймс».

Казалось, будто кто-то скоропостижно скончался. Мне звонили знакомые Теда по центру психологической поддержки. Боб Вон, Брюс Камминс, Джон Эшелман. Никто из них не верил, что Тед действительно причастен к тому, в чем его обвиняли. Мы вспоминали разные забавные эпизоды с его участием, стараясь убедить себя, что все эти громкие заголовки не имеют ничего общего с реальностью.

Тогда я еще не знала, что 2 октября на опознании Кэрол Даронч две женщины, видевшие незнакомого мужчину в зрительном зале 8 ноября, – Джин Грэм и подруга Дебби Кент Джолинн Бек, – указали на Теда среди шести прочих мужчин. Каждый из них был немного старше и немного крупнее Теда. Возникал вопрос: честное ли это опознание?

4 октября я написала Теду. Рассказала о поддержке в Сиэтле, о звонках друзей, о благоприятных статьях в сиэтлских газетах и пообещала, что продолжу писать. Письмо я закончила так: «В этой жизни нет ничего, что было бы совершенной трагедией – и надо об этом помнить».

Оглядываясь назад, я поражаюсь своей наивности. Что-то в этой жизни – полная трагедия. И история Теда Банди вполне может быть одной из них.

Я опять становилась частью жизни Теда Банди. Что нас связывало, я до сих пор не знаю. Нечто большее моего желания стать писателем. Нечто большее его склонности манипулировать женщинами, способными ему помочь. Где-то посередине лежит огромная серая зона, которую мне так и не удалось четко определить.

В первую неделю заточения Теда мне позвонил его адвокат Джон О’Коннел с расспросами о вашингтонском расследовании. Но я ничем не могла ему помочь, не предав доверие сиэтлских детективов. Все, что я могла, – это продолжать писать Теду. Какими бы ни были его преступления, казалось, что ему необходима поддержка.

Я начала терзаться.

Тед принялся писать мне длинные, нацарапанные на желтых страницах тюремных блокнотов письма. Первые несколько посланий были наполнены переживаниями из-за смены обстановки – письма молодого человека, никогда не сидевшего. Он не верил, что это случилось с ним. Был поражен и возмущен своим положением, однако правила выживания усваивал быстро. Большая часть его писаний была выспренной и чересчур драматичной, но Тед Банди был в ситуации, казавшейся для него невозможной, и склонность к надрыву ему, безусловно, была простительна.

«Моим миром стала клетка, – писал он 8 октября 1975 года. – Интересно, сколько людей до меня писало те же слова? Сколькие из них безуспешно пытались описать происходящие в неволе жестокие метаморфозы? И сколь многие пришли к выводу, что для передачи своих чувств нет лучших слов, кроме крика: «Боже мой! Я хочу на свободу!»

Соседом Теда по камере был пятидесятилетний ветеран, которого он считал «родившимся под несчастливой звездой алкоголиком». Тот быстро принялся обучать новичка тюремным премудростям. Тед научился прятать сигареты, а когда те кончались, крутить самокрутки. Научился расщеплять спички, потому что их хватало ненадолго. Начал беречь тюремную одежду, сохранять пластиковые стаканчики, экономить туалетную бумагу, понимая, что во всех мелочах, делавших жизнь в тюрьме чуть терпимее, он зависел от прихоти благожелателей. Он научился говорить «пожалуйста» и «сэр», когда ему требовалось позвонить или попросить дополнительное одеяло или кусок мыла.

Он писал, что рос личностно и открывал в себе новое и неизведанное. Учился, молча наблюдая за другими заключенными. Он превозносил верность друзей и мучился от того, что окружающая его шумиха вредит его близким. Тем не менее он никогда не терял надежду на счастливый исход.

«Самое тяжелое – это ночные часы. Единственным облегчением мне служит мысль о том, что после бури всегда светит солнце. Я освобожусь. И когда-нибудь, Энн, мы будем считать это письмо пришедшим из ночных кошмаров».

Оно и вправду пришло из ночных кошмаров. Цветистые, зачастую банальные фразы не отменяли того факта, что для Теда заточение было своеобразным личным адом.

Я продолжила ему писать и посылать небольшие суммы на сигареты и буфет. До сих пор не знала, во что верить, и поэтому все мои письма были намеренно двусмысленными. В них я передавала сведения о том, что появлялось в местной прессе, рассказывала детали того, над чем работала, и излагала содержание звонков от общих друзей. Я пыталась выбросить время от времени приходившие и сносившие мне голову образы и вспомнить старые времена. Только так можно было отвечать Теду.

Второе письмо из тюрьмы округа Солт-Лейк пришло 23 октября, и большая его часть была в стихах – бесчисленные строфы о тюремной жизни, на обеих сторонах шестнадцати желтых листков. Пока что он оставался наблюдателем, а не участником. Стихотворение он назвал «Ночи дней», а начиналось оно так:

 
Это невозможно.
Человек должен быть свободным,
И человек этот – я.
 

Ритм часто сбивался, но все строфы были зарифмованы. Он снова сетовал на отсутствие неприкосновенности личности и на тюремную кухню, опостылевшие телешоу и мыльные оперы из телевизора в комнате отдыха – программы, которые он называл «визуальным раком мозга».

Он часто писал о своей вере в Бога. Мы никогда не обсуждали религию, но теперь, по-видимому, он много читал Библию.

 
От медленного чтения
Приходят сновидения.
Библия умиротворяет,
Глаголет о свободе
И ведет нас к Богу.
Все здесь очень странно,
Но дар Его мне ясен:
Я чувствую, Он рядом.
Милость и искупление
Для всех без исключения —
Он утешает, любя.
Твори что хочешь, страж,
Мне ты не навредишь никак,
Когда Спаситель зовет меня.
 

Фактически эта бесконечная поэма говорила о другом спасении. О сне. Во сне исчезал кошмар жизни за решеткой, и не было слышно криков других заключенных, поэтому Тед старался вздремнуть при любой удобной возможности. Он дрейфовал посреди «запертого человеческого моря».

От Библии он легко переходил к тюремному меню, приправляя это своим фирменным юмором:

 
Становится мне все грустней,
Еду нашу точно в зоопарке отняли у зверей.
Сегодня – свиные отбивные.
Евреи в панике.
Свою я уже отдал,
Хвост у нее торчал.
На десерт же
Повариха, старая кокетка,
Мягким нас удивила
Персиковым желе.
 

Все время, проведенное в тюрьме, он был недоволен тем, что заключенным дают фруктовое желе, будто они какие-то дети-переростки.

 
Некоторые впрямь считают,
Что обманывать рождены,
И набивать карманы
Ворованными деньгами,
Что они не обязаны
Идти прямыми путями,
Кроме случаев, когда в суде
Они порой начинают
Умолять о милосердии,
О снисхождении и прощении.
 

Его личное хождение по мукам появляется в конце стихотворения – там описан страх перед «клеткой».

 
Дни дней,
Самоконтроль важней.
Не сойти с ума —
Забота моя.
Дни дней,
Оставаться бодрей.
Днями дней
Самообладание сохраняй,
Рассудок не теряй,
Страху не уступай.
Днями дней
Свободный дух – со мной.
 

Для чего он написал это стихотворение? Хотел сыграть на моем сочувствии, которое и без того не нуждалось в стимуле? Или это было истинное излияние боли Теда? Осенью 1975 года я оказалась в тупике: с одной стороны, я была обложена детективами, верившим в его полную виновность, с другой был сам Тед, раз за разом уверявший, что он невиновен и подвергается гонению. Это раздвоение эмоций преследовало меня еще очень и очень долго.

В то время я все еще испытывала чувство вины за арест Теда. Пройдут годы, прежде чем я узнаю, что мою информацию проверили и отбросили в начале следствия, а потом похоронили среди тысяч бумажек с фамилиями. К стене его прижали не мои сомнения, а Мег.

Конфликт интересов мог сказаться на жизненно важной части моего дохода: сарафанное радио донесло, что полиция округа Кинг хотела, чтобы я передала письма Теда следствию – в противном случае мне надо забыть о получении новых историй из их департамента. Это означало прекращение четверти моей работы, и я просто не могла себе этого позволить.

Я пошла прямиком к Нику Макки.

– До меня дошли слухи, что если я не отдам письма Теда оперативной группе, вы навсегда закроете для меня двери. Должна рассказать вам откровенно, что происходит в моей жизни и как я себя при этом чувствую.

Я рассказала Нику, что отец моих детей умирает – это вопрос недель или нескольких месяцев.

– Мне пришлось объяснить это сыновьям, и они отказываются в это поверить. Они рассердились на меня за такие известия. Мой муж уже настолько плох, что не может оказывать мне финансовую помощь, и мне приходится крутиться в одиночку. Если я не смогу писать о делах округа, то мне, скорее всего, придется туго.

Макки был бесконечно порядочен. Более того, он проникся сочувствием. Пару лет назад он потерял жену и тоже один воспитывал двух дочерей. Мой рассказ явно задел его за живое. К тому же мы были старыми друзьями.

– Никто никогда не говорил, что тебе закроют вход в наш департамент. Можешь поверить, я бы этого не допустил. Ты всегда была с нами честна, и мы тебя за это всегда уважали. Конечно, нам бы хотелось взглянуть на эти письма, но передашь ты нам их или нет, все будет как всегда.