Текст книги "Повелитель тьмы"

Глава 7

Ужин в Соммерседж-Кип был для Элис самым тяжелым испытанием.

Правда, до этого был еще обед, который начали накрывать едва ли не с утра, когда все работы были еще в самом разгаре.

Весь обед Ричард просидел за столом рядом со своим придворным магом, негромко переговариваясь с ним; Элис наслаждалась короткой передышкой, пока к ней никто не приставал с разговорами. Правда, она с удовольствием поболтала бы с Клер, но та сидела слишком далеко. За Элис должен был ухаживать один из старейших рыцарей, но ухаживанием это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Сэра Гектора интересовали только крепкий эль и паштет из оленины. Надо отметить, что, несмотря на отсутствие хозяйки, леди Хедвиги, повара трудились на славу, однако обильная вкусная еда не радовала Элис, и ей вовсе не хотелось засиживаться за столом рядом с пьяным старым воякой.

Но, к сожалению, лорд Саймон подниматься из-за стола не спешил, хотя почти ничего не ел. На тарелке перед ним лежал разломленный, но не надкушенный кусочек хлеба, а кубок его оставался наполненным до краев. Казалось, что наблюдать за окружающими для мага было интереснее, чем утолять свой голод и жажду.

Но, как бы то ни было, обед, слава богу, прошел, а вот ужин… Хуже него для Элис ничего не было.

За ужином Ричард, как всегда, налегал на вино и эль, после чего одарил своим вниманием первую попавшуюся молодую женщину из тех, что сидели за столом. Этих женщин, как успела приметить

Элис, была здесь целая стайка. Они были одинаково хорошо одеты и причесаны и, кроме того, отличались еще чем-то общим, хотя и трудноуловимым: то ли цветом волос, то ли манерами – сказать точнее Элис затруднялась. Ее, выросшую в монастыре, возмущала их вульгарность, но сидевший тут же брат Джером, казалось, был склонен закрывать глаза на их непристойное поведение. Когда эти девицы начинали особенно громко щебетать, он просто смотрел в свою тарелку, сосредоточенно жуя. Он не желал слышать бесстыжего хихиканья и видеть, как его хозяин, Честный Ричард, запускает при всех свою жирную лапу в вырез платья очередной красотки.

– Не по вкусу вам это, леди Элис?

Она подняла голову и увидела стоящего возле себя мага. Тот сделал едва заметное движение, и сидевший рядом с Элис пьяненький, по своему обыкновению, сэр Гектор с грохотом свалился с лавки, потом вскочил, испуганно посмотрел на колдуна и бросился прочь из зала. Саймон Наваррский как ни в чем не бывало уселся рядом с Элис, так и не проронив ни слова.

– Меня воспитывали в скромности, – сказала Элис, – и я не привыкла к таким проявлениям чувств…

– О каких чувствах здесь может идти речь, – перебил ее Саймон и подытожил своим звучным голосом:

– Похоть. Обычная похоть.

Девица, которую лапал Ричард, вновь громко взвизгнула. На этот раз ему показалось забавным вылить ей на грудь полный кубок вина, чтобы посмотреть, как будут сбегать по ней красные струйки. Очевидно, грудь девицы показалась Ричарду недостаточно открытой, и он с треском рванул своей ручищей вырез ее платья. Элис покраснела и поспешила, по примеру брата Джерома, опустить глаза.

– Вас это шокирует, миледи? Осуждаете подобное поведение женатого мужчины во время отсутствия в доме его жены? – спросил Саймон, пристально глядя на Элис своими прозрачными янтарными глазами. – Но что, если его от долгого воздержания обуяла похоть? Ведь говорят, что похоть – проявление крепкого здоровья.

– Для мужчины – может быть, не знаю, – ответила Элис. – Но то, что похоть – нормальное и здоровое ощущение для женщины, вам придется мне доказать.

– Вы считаете, что женщины не могут быть похотливы?

– Приличные женщины – нет, – ответила Элис.

В ушах у нее вдруг зазвучали знакомые интонации матушки Доминики, которая читала им с Клер в монастыре бесконечные наставления о правилах морали и приличий для воспитанных женщин. Возможно, матушка Доминика и не была большим знатоком морали и тем более светского общества, но что поделать: выбора у Элис все равно не было. Правда, сестра Агнесса иногда туманно намекала о том, что за стенами монастыря женщину могут ожидать удивительные наслаждения, но в подробности она никогда не вдавалась – то ли боясь греха, то ли просто по незнанию. Впрочем, теперь сестру Агнессу уже не спросишь: поздно.

– Мне кажется, вы слишком долго были в монастыре, миледи.

– Не так уж и долго, – нелюбезно буркнула Элис, – но достаточно для того, чтобы усвоить: похоть – смертный грех.

– Боюсь, что сами вы знакомы с грехом только понаслышке, леди Элис, – тихо произнес Саймон, наклонившись к самому ее уху.

– Зато вы, как я полагаю, имеете большую практику в этом деле, – парировала Элис, заставив Саймона расхохотаться.

Смех мага услышал и сидевший неподалеку Честный Ричард. Он вытащил руку из-за пазухи своей соседки по столу и спросил, повернув голову:

– Тебя что-то развеселило, мой Грендель?

Девица, недовольная тем, что на нее перестали обращать внимание, прильнула было к плечу Ричарда, но тот, не оборачиваясь, оттолкнул ее, и та свалилась на залитый пивом и усыпанный обглоданными костями пол.

– Я благодарен вам за то, что вы осчастливили меня такой умной женой, милорд, – ответил Саймон.

– Умная женщина – это проклятье божье, – сказал Ричард, глядя на Элис с нескрываемым отвращением. – Перемени решение, друг мой, пока не поздно. Возьми себе в жены хорошенькую, младшую.

– Прошу прощения, милорд, – твердо ответил Саймон, – но свой выбор я уже сделал.

Элис медленно опустила голову. Ей было приятно и удивительно, что кто-то предпочел ее сестре – красавице и шалунье Клер. И как так вышло, что столь блестящий мужчина, как Саймон, остановил свой выбор на ней – такой невзрачной?

Элис повернула голову к человеку, с которым ей вскоре предстояло разделить постель, и спросила:

– Почему все же вы сделали столь нелогичный выбор, сэр? Неужели настолько сильно влюбились в меня, что потеряли голову?

Саймон негромко хохотнул и ответил:

– О любви я знаю не больше, чем вы – о похоти, миледи. Мне кажется, что любовь – это грех и пустая трата времени. Занятие, опасное для души. Желаете убедить меня в обратном?

– О любви я знаю едва ли больше, чем о похоти, – ответила Элис, – и, как и вы, предпочитаю не проявлять это чувство, во всяком случае, внешне. На мой взгляд, так легче жить.

Ответная улыбка Саймона была натянутой, хотя и казалась обворожительной – со стороны.

– Жизнь очень редко бывает легкой, леди Элис. И если вам вдруг придет в голову завести роман с кем-нибудь из рыцарей при дворе вашего брата, я не стану вам мешать. Разумеется, после того, как познакомлю вас со всеми наслаждениями, которые дарит человеку похоть.

Элис казалось, что она медленно погружается в глубину золотистых глаз Саймона, качается на волнах его звучного низкого голоса. Ей нечего было противопоставить его магической силе.

«Его называют чародеем, – подумала Элис, – и теперь я понимаю, почему».

Вот и сейчас он пытался околдовать Элис, зачаровать против ее воли обещаниями чувственных наслаждений. Она собрала свою волю в кулак и вступила в невидимую схватку с самой собой.

Наконец Элис удалось побороть свои чувства, и к ней вернулся дар речи.

– Вы думаете, что такое будущее сулит мне счастье? – спросила она.

– А почему бы и нет? Разве каждой женщине не хочется больше того, что она имеет? Денег, славы, любовных приключений, наконец.

– Никто не властен над любовью, ни своей, ни чужой.

– Верно. Вот я и хочу предоставить вам полную свободу любить и быть любимой.

– Вы требуете, сударь, чтобы я наставила вам рога?

– Не требую, но согласен смириться с этим, если ваше сердце вдруг воспылает страстью к какому-нибудь юному рыцарю.

– Вы сами верите в то, что такое может быть?

– Я полагаю, что глупо осуждать человека за любовь.

– Ваши слова дают понять, что вы не такой, как все. Не такой, как люди, я имела в виду.

– Так обо мне думают многие. Даже Ричард временами считает меня воплощением какого-то древнего монстра, наделенного тайными силами и связанного с самим адом.

– И, будучи при этом вашим господином, представляет самого себя не меньше как Сатаной?

– Бог его знает, – ответил Саймон. – Чаще всего, как мне кажется, Ричард представляет себя одним из рыцарей Круглого стола короля Артура.

Элис бросила взгляд на своего брата. В его поведении и в самом деле просматривалось стремление выглядеть героем. Она не раз об этом думала, только не давала хода своим мыслям. На то у нее были основания – страшные воспоминания о том злосчастном дне, наполненном криками ее матери и гулким, жутким грохотом конских копыт. Все это каким-то образом было связано в ее памяти с Ричардом и никак не вязалось с представлениями о том, какими должны быть поступки настоящего героя. В отличие от Клер, она никогда не мечтала о том, чтобы сильный и добрый брат забрал их из монастыря. Она боялась его всю жизнь, и, как оказалось, не напрасно. Вот только зря она не поделилась своими опасениями с Клер еще много-много лет тому назад.

Элис опустила глаза в свою тарелку. Она была полна, и еда почти не тронута. Элис хотела что-нибудь съесть, но не могла. Конечно, через какое-то время проголодается и будет ждать наступления утра с пустым желудком. При этом она и подумать не смела о том, чтобы опустить про запас хотя бы кусок хлеба в кожаную сумку, висевшую у нее на боку.

Ужин подходил к концу, и вот уже слуга поднес Клер глубокую миску с водой. Она окунула в нее кончики пальцев. Краем глаза Элис заметила, что Саймона Наваррского миской для омовения рук обнесли. И то верно: зачем мыть руки тому, кто не притрагивался ими к еде?

А может быть, слуги просто боялись лишний раз увидеть руку Саймона, которую тот прятал в складках своего черного плаща.

Подумав об этом, Элис рискнула задать вопрос, который давно мучил ее.

– Что случилось с вашей рукой? – спросила она и сама испугалась своей смелости.

– Полагаете, вы первая, кто меня об этом спросил? – ответил Саймон. – Что, вам тоже становится жутко, когда вы ее видите?

– Не в этом дело, сэр. Просто я хотела узнать, нельзя ли как-то помочь вам. Травы, мази?.. – она невольно умолкла, заметив скептическую усмешку на лице Саймона.

– Благодарю вас, не беспокойтесь. Не нужно совать мою бедную руку в кучу лошадиного навоза. Не хочу сказать ничего плохого про ваши целительские способности, которыми вы так гордитесь, но, поверьте, я уже сделал со своей рукой все, что только было возможно. А вот за участие я вам глубоко благодарен, миледи.

Другая после этого замолчала бы навсегда, но Элис, несмотря на внешнее смирение, была весьма настойчива.

– Вы не ответили на мой вопрос, сударь, – спокойно сказала она.

– В самом деле? – откликнулся Саймон, поспешно вставая с места и протягивая Элис свою здоровую руку.

Элис не спешила воспользоваться его любезностью, но, как выяснилось, Саймону Наваррскому ее желания были безразличны. Он крепко взял Элис под локоть и легко, словно пушинку, поставил девушку на ноги.

– Куда же ты, Грендель? – громыхнул пьяный голос Ричарда.

Та девица, что падала на пол, теперь сидела у него на коленях. Платье ее было спущено вниз до самого пояса, и огромные ладони Ричарда неустанно мяли обнаженное женское тело от шеи до пупка.

– Смотри, не просверли мою сестру раньше времени, только после свадьбы, ты меня понял?

Это было слишком даже для такой терпеливой девушки, как Элис. Гнев и досада переполнили ее душу. Элис поспешила отвернуться, чтобы не выдать своего отвращения ко всему, что происходило в доме, который когда-то был ей родным. Но Саймон Наваррский мог прочитать по лицу Элис все ее чувства.

Он продолжал держать руку девушки в своей, и это прикосновение придавало Элис уверенности.

– Я собирался рассказать леди Элис о том, какое влияние на человека оказывают те или иные травы, – холодно ответил маг своему господину.

– Будь по-твоему! – с пьяным великодушием воскликнул Ричард, махнув рукой в направлении Саймона. – Только держи ее подальше от любовного корня!

И он расхохотался так громко, что смех его прокатился гулким эхом по всем углам Большого зала. Сидевшие за столом рыцари дружно поддержали своего хозяина столь же громким хохотом. Не смеялись только двое – Клер, застывшая ледяной статуей справа от Ричарда, и сидевший рядом с нею молодой рыцарь с прекрасным печальным лицом.

– Об этом милорд может не беспокоиться, – еще более холодно ответил Саймон и быстро повел Элис прочь, к выходу из зала.

Когда они очутились в тускло освещенном коридоре, Элис потребовалось какое-то время для того, чтобы ее глаза привыкли к темноте. Выход в зал, оставшийся у них за спиной, был прикрыт толстым гобеленом, гасившим не только свет, но и все звуки. Элис с Саймоном оказались не только в темноте, но и в тишине. Вокруг не было ни души, одни лишь редкие факелы светились красными пятнами на серых стенах, указывая путь. До Элис только сейчас начал доходить смысл последней фразы, сказанной Ричардом, а Саймон тем временем тащил и тащил ее к лестнице, что начиналась в конце коридора, причем тащил безо всяких церемоний.

– Он пьян, – сказала Элис, пытаясь остановиться. – Я боюсь оставлять там Клер одну, когда Ричард в таком состоянии. Мне необходимо вернуться…

– Не волнуйтесь, леди Элис, ваша сестра находится под надежной охраной. Сэр Томас никого не подпустит к Клер ближе, чем на десять шагов, – ни вашего брата, ни черта, ни дьявола, ни самого святого Петра с его ключами.

От такого святотатства Элис буквально лишилась дара речи. Саймон заметил это и слегка замедлил свой быстрый шаг.

– Успокойтесь, дорогая, – сказал он. – Ведь, согласитесь, хорошие и плохие люди встречаются повсюду, и среди святых тоже.

Элис немного пришла в себя и спросила:

– А вы, разумеется, полагаете себя вправе судить, кто из них хороший, а кто плохой? Он улыбнулся широко и добродушно.

– Что поделать, если порой их наставления кажутся мне скучными.

– Брат Джером должен отлучить вас за это от церкви.

– Брат Джером на многое смотрит философски. Зачем ему отлучать меня от церкви, если моя душа после смерти все равно попадет в ад?

Это заявление снова повергло Элис в смятение.

– И вам совершенно безразлично, что будет с вашей бессмертной душой?

Взгляд Саймона сделался печальным.

– Свою бессмертную душу я потерял много лет тому назад, миледи. И, поверьте, жизнь начинает казаться гораздо проще, когда перестаешь задумываться о подобных вещах.

– Жизнь не должна состоять из одних удовольствий, – возразила Элис. – Невзгоды и испытания – обязательны.

Она попыталась осторожно вернуться к их предыдущему разговору.

– Вовсе нет, люди сами придумывают себе трудности.

Ну вот, опять он говорит о людях так, словно не принадлежит к их роду. Даже если он делает это нарочно, ему все равно удается вывести ее из равновесия.

– Но Клер… – упрямо начала Элис со своей обычной озабоченностью. Просто удивительно, как ему удается то и дело сбивать ее с толку и отвлекать от главного!

– Еще раз говорю: сэр Томас сумеет защитить вашу сестру от любой опасности. У него необычайно развито чувство долга и чести.

– Мне почему-то кажется, что к этим качествам сэра Томаса вы относитесь скорее с насмешкой, чем с уважением, – сердито заметила Элис.

– Вам кажется так потому, миледи, что вы наконец-то начинаете понимать, кто я такой на самом деле. Да, я человек, который повидал в своей жизни достаточно, чтобы не уважать людей за их слепую приверженность законам морали. Они подходят ко всему или бездумно, или с чувством обреченности.

Элис осуждающе посмотрела на Саймона, но ее взгляд оставил мага совершенно равнодушным.

– Жаль мне вас, милорд, – с чувством сказала Элис.

– Себя лучше пожалейте, миледи. Ведь вам придется терпеть меня всю оставшуюся жизнь.

– Да, но вы забываете, – ехидно заметила Элис, – что у меня есть еще в запасе юные прекрасные рыцари, с которыми я могу утолить свою похоть.

Саймон издал какой-то странный звук, призванный, по-видимому, изображать веселый смех.

– Если я не убью вас раньше, чем вы это сделаете.

– Значит, вы убиваете женщин, милорд?

– Пока еще не пробовал, миледи. До сих пор мне всегда удавалось сдерживаться. Но я всегда готов к новым ощущениям.

Напрасно он пытался шутить на эту тему. Хорошо известно, что мужья часто убивают своих жен – одни в припадке гнева, другие по холодному расчету. Ну а в том, что Саймон Наваррский может убить кого угодно, Элис не сомневалась ни на минуту.

Но ведь под угрозой может оказаться ее собственная жизнь! Об этом Элис не думала, быть может, потому, что так ей было спокойнее. Нет, он ее никогда не убьет и даже не ударит, так что лучше позаботиться о спасении своей бессмертной души.

Или все-таки он может убить ее?

– Вот и лестница, – с облегчением сказал Саймон. – Может быть, вы подниметесь сами, миледи? Сказать по правде, у меня нет особого желания тащить вас на себе вверх по ступеням.

– Зачем вы тащите меня наверх, милорд?

– Не затем, чтобы лишить вас невинности, успокойтесь. Просто решил, что вам необходимо хотя бы немного узнать о том, что такое целительство. Ведь если вы и дальше будете пользоваться конским навозом в качестве мази для ран, все ваши пациенты перемрут. Не знаю, как вам, но лично мне слуги пока что еще нужны, и я хочу, чтобы они были живы. А значит, их здоровье для меня не безразлично. Правда, лечиться у меня они боятся, так что в роли целительницы придется выступать вам. Вот для этого и нужно хоть немного рассеять туман у вас в голове, миледи.

Элис посмотрела на Саймона, осмысливая услышанное.

– Да, милорд, – произнесла она затем.

– Что – да, милорд? – ехидно переспросил Саймон.

– Да, милорд, мне понятно, что люди интересны вам только в качестве слуг, исполняющих ваши приказания. Ни в каком ином качестве они для вас не существуют, – объяснила Элис. – И я буду весьма благодарна вам за любую науку.

Он смерил ее взглядом с головы до ног.

– С трудом могу в это поверить, миледи.

Элис почувствовала, как краснеют ее щеки.

– Нет, правда, я очень хочу научиться целительству. И обещаю быть прилежной ученицей, – пробормотала она уже совсем другим тоном.

Саймон посмотрел на нее так, словно что-то хотел сказать, но потом передумал.

– Тогда хватит тратить время попусту, – заявил он после долгого молчания и начал подниматься вверх по ступеням. Элис подобрала юбки и двинулась следом, пытаясь не отстать.

«Она – демон, подосланный, чтобы искушать меня, – думал Томас, ставя на стол свой кубок. – Она снова распустила солнечные лучи своих волос, чтобы ослепить меня и лишить остатков разума».

Но еще труднее ему было видеть выражение печали на ее прекрасном точеном лице. Клер выглядела такой потерянной, такой несчастной, что Томасу хотелось схватить ее и увести куда-нибудь подальше от этих красных пьяных лиц, от хриплых голосов, которыми захмелевшие рыцари выкрикивали непристойные шутки.

А если не увести, то хотя бы прижать ее лицом к своему плечу, чтобы ее глаза ничего не видели, и прикрыть ей ладонями уши, чтобы они ничего не слышали.

Хотя сэр Томас и был достаточно осторожным человеком, чтобы внешне никак не проявить своих чувств, но в глубине души он смеялся над самим собой. Из-за кого он готов потерять голову? Из-за какой-то взбалмошной девчонки, которая только и умеет, что дуться да строить глазки? Хотя понять ее по-настоящему Томас до сих пор так и не мог.

Взять, например, ту ее встречу с исчадием ада, которое она почему-то называет своей любимой лошадью. Уж как она ворковала с этим чудищем! И гладила, и ласкала, и шептала что-то на ухо. А Томас стоял и думал о том, что был бы самым счастливым человеком на свете, люби его жена хотя бы вполовину того, как любит свою лошадь эта белокурая искусительница.

Такую любовь к лошадям Томас не разделял, но и не осуждал. Будучи рыцарем, он прекрасно понимал, что значит для человека надежная и крепкая лошадь. Каким уверенным и сильным чувствуешь ты себя, сидя в седле, зная, что она никогда не подведет тебя и никогда не предаст! Ему было грустно думать о том, что такая великолепная лошадь достанется какому-нибудь жирному барону как приданое Клер. При этом Томас заставлял себя не думать о самой Клер, которой скорее всего предстоит стать женой старого сластолюбца, успевшего спровадить на тот свет уже полдюжины своих жен.

Он не мог оторвать взгляда от тонких, но сильных рук Клер, нежно гладивших мускулистую шею арабской кобылы. Томас только сейчас обратил внимание на то, что Клер не носит на пальцах колец, и это удивило его. До этой минуты он готов был поклясться, что белокурая красавица без ума от серебра и золота. Ну а то, что руки у Клер сильные, удивляться не приходится – со слабыми руками с такой лошадью, как эта арабка, не справиться!

Что же касается поездок верхом на этой гранциозной лошади, то они, увы, закончились для Клер окончательно и бесповоротно. Лорд Ричард, несомненно, сочтет верховые поездки опасными для Клер, и с ними будет покончено. Впрочем, она, вероятно, вскоре утешится и будет даже довольна своей судьбой, как, впрочем, и большинство женщин, живущих в замке. Ведь что им надо, женщинам? Комфорт и мужское внимание, а уж в чем у леди Клер никогда не будет недостатка, так это в обожателях.

За спиной леди Клер раздался хриплый смех, и Томас, обернувшись, увидел Ричарда. Покачиваясь, тот тянулся мокрыми вялыми губами к своей сводной сестре, явно желая ее поцеловать.

– Черт побери, а ты – аппетитная штучка, просто ягодка! – выкрикнул Ричард и громко икнул. – Клянусь преисподней, меня так и подмывает самому сорвать этот цветочек.

Сидевшие за столом покорно рассмеялись шутке хозяина, все, даже брат Джером. Однако выражение зеленых глаз Клер и тот жест, которым она вытерла со щеки тыльной стороной ладони мокрый след поцелуя Ричарда, вселили в сердце Томаса тревогу.

Он видел, как побледнело ее лицо, и понял, что еще секунда – и в спину лорда Ричарда полетит тарелка Клер вместе со всем содержимым. Нужно было спасать положение. Томас решил, что самым правильным будет попытаться увести Клер отсюда, и как можно скорей.

Он резко встал и сказал, перехватив удивленный взгляд Ричарда:

– Вашей сестре плохо, милорд. Я провожу ее в комнату.

– Она заболела, вот как? – раздался в ответ трубный голос Ричарда. – Должно быть, съела что-нибудь несвежее. Уведи ее отсюда, сэр Томас. О том, как нужно вести себя с моей сестрой, ты знаешь, – именно поэтому я тебя и выбрал. Впрочем, я сомневаюсь, что ты вообще помнишь о том, что надо делать с женщиной, когда остаешься с ней вдвоем. Гвинет сделала из тебя мерина.

Сэр Томас и глазом не моргнул. Клер поднялась на ноги, и Томас немедленно подставил под ее локоть свою ладонь. Клер трясло так, словно она и в самом деле заболела.

– Не беспокойся ни о чем, – сказал Ричард, глядя на сестру, – я прикажу Гренделю, и он мигом поставит тебя на ноги своими травками. А теперь поцелуй нас, дорогая сестра.

Он приблизился к Клер, грубо схватил ее за руку, и Томас подумал, что в эту минуту между ним и Ричардом объявлена война. Конечно, с одной стороны, Ричард был его хозяином и лордом, но с другой – Томас не мог допустить, чтобы касались девушки, которую ему поручено охранять, тем более что она едва держалась на ногах от слабости.

Однако, пока сэр Томас раздумывал, Клер разрубила все узлы сама, и причем очень эффектно. Она просто посмотрела на брата, хорошенько прицелилась и выплюнула ему в лицо весь свой ужин.

Ричард отпрянул, недоуменно закрутил головой, а сэр Томас, не теряя ни секунды драгоценного времени, почти бегом потащил Клер к выходу.

– Я же говорил, что она нездорова, – крикнул он на ходу, старательно скрывая свое ликование.

– Обожравшаяся корова, – пробурчал Ричард, стаскивая с себя заляпанную рубаху и обнажая свое мускулистое, хотя и покрытое жирком тело. – Уведи ее, пока она еще кого-нибудь не обделала.

– Да, милорд, – охотно откликнулся Томас.

Клер не проронила ни слова, только продолжала прижимать ко рту ладонь. Томас заспешил, опасаясь, что его подопечную может стошнить еще раз.

Он быстро двинулся вдоль пустого коридора к лестнице, сначала волоча Клер за собой, потом – на себе. Дойдя до лестничной площадки, он решил устроить передышку и присел вместе с Клер. Девушку била крупная дрожь, и Томасу казалось, будто он слышит, как стучат друг о друга ее кости. Услышав какой-то странный звук, Томас решил, что Клер опять стало плохо.

Потом она подняла свои лучистые зеленые глаза, и Томас понял, что она просто задыхается от смеха.

– Теперь он дважды подумает, прежде чем полезет ко мне целоваться, – сказала Клер и затряслась от хохота.

Как верный слуга, Томас должен был бы сейчас вскочить на ноги и гневно обвинить Клер в дерзком неповиновении воле господина, но он не двинулся с места. Он вспомнил похотливое выражение глаз Ричарда, когда он смотрел на свою сестру, и решил, что тот просто получил по заслугам.

– Вы – опасная женщина, леди Клер, – сказал Томас, – и прекрасно владеете любым оружием.

Все еще бледное лицо Клер стало серьезным, когда она ответила:

– Особых усилий для этого не требовалось. Когда Ричард целует тебя в губы, хочешь не хочешь стошнишь.

Порка. Хорошая порка – вот чего она заслужила своим поведением. И сам он тоже достоин наказания – за то, что покрывает ее. Пусть так, но выдать Клер – это выше его сил.

И сэр Томас просто посмотрел еще раз в лицо Клер и поблагодарил господа и всех его святых за то, что он видит перед собой и эти искрящиеся зеленые глаза, и мягкие влажные губы, которые вовсе не казались ему сейчас соблазнительными и опасными.

Пока не казались.