Текст книги "Мед для медведей"

Глава 3

На пластинке была записана музыка двух тромбонистов – негра из Индианаполиса по имени Дж.Дж. Джонсон и датчанина Кая Уиндинга. Владимир с пеной у рта доказывал, что может различить их игру. Более того, он утверждал, что в состоянии, прослушав музыку, определить цвет кожи исполнителя. Мол, негры и белые играют по-разному. Последнее утверждение было подвергнуто сомнению, и вспыхнул жаркий спор. Владимир, которому Пол очень симпатизировал, поскольку тот всегда говорил по-русски медленно и четко, поэтому его высказывания о джазе всегда были понятны, разгорячился и нечаянно пролил немного липкой русской водки на проигрыватель Бориса. Это еще более накалило обстановку. Некоторые из присутствующих перешли к открытым угрозам, похоже, дело двигалось к мордобою.

У Пола раскалывалась голова и сильно болела нижняя десна. Музыкальную композицию в исполнении дуэта тромбонистов прослушали уже восемь раз.

Но тем не менее все это было чертовски здорово. Словно вернулась давно ушедшая юность. Или это была своеобразная компенсация за те молодые годы, которые отняла у Пола война? Он никогда не был студентом, не знал, что такое дешевое вино и жаркие споры с друзьями до рассвета. После войны уже было слишком поздно начинать учебу в университете. И надо же было такому случиться, что именно в Советском Союзе он получил возможность испытать то, чего был лишен в молодости. Ему наверняка понравилось бы щеголять в форменном головном уборе, курить огромные трубки, до хрипоты спорить о религии и о смысле жизни… Но собравшиеся в этой ленинградской квартирке юнцы могли вести полемику только по одному вопросу: о джазе.

Пластинка медленно крутилась, и вот снова раздались звуки музыки.

– «Черный ястреб», – тут же сказал Владимир, – Сан-Франциско. Майлс Дэвис, Хэнк Мобли, Уинтон Келли, Пол Чэмберс, Джимми Кобб.

Похоже, он действительно знал их всех. Он часто не спал ночами, пытаясь поймать западные радиостанции, транслирующие музыку, был частым гостем на морском вокзале, ходил по пятам за иностранными туристами в поисках новых пластинок. Он говорил, что в спальне у него висит карта Нового Орлеана. Владимир скороговоркой объяснил Полу, что Майлс Дэвис – один из величайших трубачей современности, и снова замолчал, восхищенно внимая мелодии. Похоже, его заворожила, скорее даже околдовала эта обычная американская долгоиграющая пластинка.

Сидя на кровати, Пол добродушно взирал на собравшуюся в комнате молодежь: Алекс, Анна, Владимир, Сергей, Борис, Федор, Павел. Рядом с ним сидел незнакомый юноша в очках в тонкой металлической оправе, которого называли по-разному: то Пьер, то Петрушка. Он показался Полу смутно знакомым, хотя он так и не смог вспомнить, где и когда они встречались. Самого Пола молодежь величала не иначе как «Дядя Павел», видимо учитывая его весьма почтенный, по их понятиям, возраст. Алекс сидел на полу рядом с Анной, его рука покоилась на ее плечах. Анна временами поглядывала на Пола и насмешливо ухмылялась. Видимо, короткое перемирие, установленное в процессе совместного чаепития, подошло к концу. У Пола отчаянно болела голова. Коньяк, который он постоянно потягивал из бутылки, почему-то не помогал сиять боль. Конечно, пили все и не только коньяк. Тридцать рублей, принесенные Полом, прожили не долго.

– Этот парень, Томас, – кумир Нового Орлеана, – снова высказался Владимир. Для верности он повторил то же самое по-французски.

– Очень интересно, – вздохнул Пол. Он никогда не интересовался музыкой и не участвовал в дискуссиях о джазе. Сейчас он бы предпочел послушать песенки его юности – «Эти глупости», «Два лентяя» или «Красивая и любимая». Учитывая количество выпитого, они бы пришлись как нельзя кстати. Пол довел свои мысли до сведения Алекса, тот, ухмыляясь, перевел их собравшимся. Быстрее всех отреагировал юный Павел:

– Ты, дядя, забудь на время о своем возрасте и живи, как живется.

– И вообще, – продолжил Алекс, – эта твоя музыка насквозь буржуазна и является не чем иным, как опиумом для народа.

– А все это, – громко вопросил Пол, картинно указав на проигрыватель, – разве не опиум?

– Ни в коем случае, – последовал ответ хором, – это не опиум. Это музыка пролетариата, порабощенной расы.

– Порабощенной расы? – изумился Пол. – Поцелуйте меня в задницу! Кучка бездельников, нажравшихся джипа и обкурившихся марихуаны! – Он сделал паузу, чтобы дать возможность перевести эту весьма сложную для восприятия фразу и продолжил: – Кстати, у них все поставлено на коммерческую основу. Считать они умеют хорошо.

Пол начал разочаровываться в своих юных собеседниках. Поначалу он всерьез считал их бунтарями и мятежниками. Конечно, в какой-то степени они и были такими, ничем не отличаясь от молодых людей во всем мире.

– Послушайте, – громко сказал он, – давайте вспомним замечательных представителей русского искусства. Чайковский и Бородин, Мусоргский, Опискин. Почему вы ничего не говорите о них? По сравнению с их великими произведениями джаз даже музыкой назвать нельзя.

Полу не следовало упоминать Опискина. Но понял он это слишком поздно. Фамилия Опискин здесь превратилась в ругательство.

Алекс проговорил:

– Что ты знаешь об Опискине, папаша? Сейчас о нем много не говорят, сечешь? Утверждают, что он перешел на сторону врага.

– Какого врага? – не понял Пол. – И что вообще вы тут знаете об Опискине? – воскликнул он. – Разве у вас имеется возможность что-то знать? Вам милостиво позволяют знать то, что необходимо государству. Ваши источники информации безобразно загрязнены, а сами вы – медведи в намордниках, – зачем-то добавил он и задумался. При чем тут медведь? Кто-то там танцевал с медведем? Он озадаченно уставился на Пьера, то бишь Петрушку. А тем временем окружавшая Пола молодежь волновалась и шумела. Что ж, он сам спровоцировал такую реакцию. А потом он вспомнил: – Толстой, – довольно сообщил он, – «Война и мир». – Увидев по-детски изумленные глаза Петрушки, он повторил то же самое по-русски.

– А что касается «Преступления и наказания», – вмешался Федор, – преступлением было написать это произведение, а наказанием стало его читать. – Он высказался и замолчал, но теперь настала очередь Пола удивляться. Он и предположить не мог, что Федор знает английский.

Алекс в это время был занят переводом высказываний Сергея по поводу декадентства.

– Что такое декадентство на Западе? Сечешь, папаша? Это когда все знают то, что им необходимо знать. Но тем не менее у себя на Западе вы еще не запустили космический корабль с человеком на орбиту. О чем это говорит?

– Понятия не имею, – в отчаянии простонал Пол, – но не надо рассказывать мне о декадентстве на Западе. Мы еще живы и очень неплохо себя чувствуем. Я имею в виду, в Европе. В Великобритании. Что же касается Америки, там все очень похоже на Россию. Вы совершенно одинаковы. Америка и Россия составили бы прекрасную пару в браке. – Закончив мысль, Пол неожиданно испугался, но его, казалось, никто не слушал. Хрипела пластинка. Анна что-то шептала на ухо Алексу. Заметив это, Пол покраснел и снова выкрикнул: – Не надо мне заливать о западном декадентстве. – В памяти всплыл какой-то странный образ, это было что-то связанное с открытым окном, бутылкой рома и головокружением. Он вздохнул и обратился к Пьеру: – А тебе слабо стать на подоконник и выпить залпом целую бутылку рома? – Пьер не понял ни слова, но покачал головой. Наверное, на всякий случай. – То-то и оно! – воодушевился Пол. – Если вы ищете декадентство, то оно здесь. Такое можно было сделать в «Войне и мире», а сейчас уже нельзя.

– Папаша, успокойся, – снова заговорил Алекс, – нам не нужны неприятности, сечешь? Мы хотим спокойно жить и слушать джаз.

– К тому же и рома больше нет, – вздохнул Пол, – так что извините. – Он церемонно поклонился Пьеру и получил в ответ не менее церемонный поклон. – Нет рома, значит, ничего нельзя сделать.

– Дядя Павел, – добродушно сказал Борис, – замолчи. Мешаешь слушать музыку. – Как раз звучала «Горячая пятерка» Джонни Сент-Сира.

– Я не буду молчать, – возмутился Пол. – Имею такое же права голоса, как и все остальные. У меня даже больше прав, поскольку я здесь старше всех. Конечно, рома нет. Зато есть водка. Это можно сделать и с водкой.

– Послушай, папаша, – вмешался Алекс, – Толстой жил очень давно. С тех пор многое изменилось. Мы теперь стали более цивилизованными.

– И меньше декадентами, – сказал Пол.

– Как угодно, папаша, – отмахнулся Алекс. Он прижал к себе Анну и сделал внушительный глоток коньяка. Анна улыбнулась. Джонни Сент-Сир сыграл коду, музыка смолкла, и пластинка громко зашипела. Ее следовало перевернуть.

Сергей что-то сказал по-русски. Алекс покачал головой и ответил: «Нет». После чего все дружно посмотрели на Пола.

– Вы о чем? – поинтересовался он.

– Не важно, – сказал Алекс. – Главное, тебе надо усвоить, папаша, что ничего у тебя не выйдет. В этой квартире не будет войны и мира.

– Может быть, объяснишь?

– Видишь ли, папаша, нам нужен мир, а не война, сечешь? Потому что, если ты свалишься, начнется самая настоящая война. Джекки Кеннеди дунул в свисток, и упала бомба. – Алекс картинно простер левую руку в сторону и издал несколько утробных звуков, которые должны были означать рушащуюся цивилизацию. – Международный скандал, вот как это будет называться.

– Ерунда, – возразил Пол. Головная боль немного утихла, и он воспрянул духом. – Я скажу вам, что решил сделать. Я бесплатно дам дрилоновое платье тому, у кого хватит решительности сесть на подоконник, свесив ноги за окно, и выпить залпом бутылку водки. Понятно? Переведи. – Но Алекс только покачал головой и не проронил ни слова. Пол решил повторить ту же самую фразу по-французски, обращаясь к Владимиру, но на середине запутался и не сумел добраться до конца. Его французский явно был не на высоте.

Пьер, он же Петрушка, заулыбался, взял Пола за руку и рывком поставил на ноги. Раздалось несколько одобрительных возгласов. Алекс, все это время сидевший на полу, громко запротестовал:

– Я этого не допущу, неужели непонятно? – Он сделал попытку встать, но Борис и Федор его не пустили. Для верности они его уложили на пол, один бесцеремонно сел на ноги, другой навалился на грудь. Оба молодца худобой не страдал, и Алекс, придавленный изрядной тяжестью, беспомощно лежал на полу и злобно ругался. Анна разыскала полную на три четверти бутылку водки и, хихикая, протянула ее Полу. Тот напыщенно изрек:

– Отлично! Мы, старики, вполне способны доказать вам, зеленым юнцам, что у нас еще есть порох в пороховницах.

Окно было достаточно большим. Так было специально задумано государственными строителями, но не для того, чтобы в квартире стало светлее, а чтобы сэкономить дефицитные кирпичи. Пол сдвинул вверх раму и осторожно выглянул на улицу. Он припомнил, что в «Войне и мире» дело происходило на третьем этаже. Здесь было намного выше. За окном мирно дремала теплая летняя ночь. Скоро должен был наступить рассвет. Черные силуэты зданий, бесформенные тени, тусклые огни. Почувствовав легкую дурноту, Пол отошел подальше. Нет, черт возьми, этого он сделать не сможет. В конце концов, он уже далеко не юноша, нельзя требовать так многого от мужчины средних лет.

Надежно придавленный Алекс подал голос:

– Не надо, не делай этого, папаша.

– Ладно, в конце концов… – забормотал Пол, лихорадочно соображая, как бы без особых потерь выйти из неловкого положения. Ну тут его взгляд упал на Анну. Ее тонкие губы растянулись в коварной усмешке. Она встряхнула бутылку, затем медленно взяла ее за горлышко, перевернула и, не сводя глаз с Пола, сделала движение, которое должно было имитировать совокупление. – Ты своего добилась, сука, – сказал Пол. – Дай мне эту чертову бутылку.

Все происходящее ему не нравилось. Ему совершенно не хотелось лезть на подоконник, который был слишком уж узким, гладким и покатым, тем более что рама до конца не поднималась и приходилось очень низко пригибать голову. На ум пришло сравнение с приговоренным к казни узником, на которого вот-вот обрушится безжалостная гильотина. Пол крепко держался руками за подоконник, стараясь утроиться понадежнее. Где-то позади, уже без всякой надежды в голосе, Алекс продолжал бубнить одно и то же:

– Прекратите, немедленно прекратите. Я здесь хозяин, и я требую…

Пол свесил ноги вниз и так плотно прижал их к стене, что почувствовал трещину в кирпичной кладке. Ему услужливо протянули заранее откупоренную бутылку. Пьер икнул и убрал руки. Больше никто не поддерживал Пола. Ему никогда еще не было так страшно. Теперь он мог надеяться только на себя. Он поднял бутылку, но его голова была плотно прижата к нижнему краю рамы. Он не имел возможности запрокинуть голову, чтобы сделать глоток.

– Я не могу! – закричал Пол по-русски. – Это невозможно сделать.

Он попытался влезть обратно в комнату, для чего первым делом вернул в помещение свою левую ногу. Добровольные помощники тут же схватили ее и теперь держали достаточно надежно, а Пол скорчился на узком подоконнике, пригнув голову почти к коленям, размахивая руками и прислушиваясь к бульканью водки в бутылке. Он отчаянно пытался перекинуть в комнату и вторую ногу, но никак не мог. В ужасно неудобной позе он балансировал на узком подоконнике, готовый в любой момент выпасть в темноту. Он уже слышал голоса ангелов, приветствовавших его в раю. В то время как его земной хозяин кричал со слезами в голосе:

– Боже мой, папаша, что же ты наделал.

Но даже охваченный первобытным ужасом, Пол не мог не думать о водке, которая тонкой струйкой лилась из бутылки в ночную тьму. Изогнувшись, он поднес горлышко ко рту и принялся судорожно глотать. В конце концов, какая разница, в каком обличье к тебе явится смерть? Теперь его удерживали на этом свете только вцепившиеся в левую лодыжку руки любителей джаза. Но вот сделан последний глоток, и бутылка опустела. Пол демонстративно опрокинул ее, чтобы наглядно продемонстрировать ее пустоту. Одобрительные крики из комнаты стали громче. Он эффектным движением отправил бутылку в темную пустоту. Через несколько секунд снизу раздался мелодичный звон. А Пола наконец втащили в безопасность комнаты, где его окружили восторженные почитатели. Взволнованным и ободряющим возгласам, объятиям и поцелуям, казалось, не будет конца. Даже Алекс был вынужден признать:

– Что ж, папаша, если ты представляешь Запад, там нет декадентства, усек?

Пол сам был потрясен собственной отвагой. А проигрыватель все еще продолжал играть, правда теперь его кто-то включил не на ту скорость. Издаваемые пластинкой звуки ассоциировались с выполненной в готическом стиле картиной рая, по которому снуют крылатые фигуры архангелов. Пол с чувством продекламировал отрывок из пьесы Шекспира, улыбнулся, услышав аплодисменты, важно поклонился и заявил:

– А теперь, друзья, предлагаю всем обнажить наши тела.

Глава 4

– Просыпайся, просыпайся и выметайся отсюда!

Разве могут обычные веки (они же такие маленькие и непрочные!) защитить глаза от надвигающегося света вселенной? Пол, или кто он там был, чуть-чуть приоткрыл глаза и немедленно убедился в неподъемной тяжести век. Затем он слабо шевельнулся и глухо застонал от жуткой боли во всем теле. Поневоле вспомнился Боб Дэринг, герой знаменитого комикса, который печатался в «Журнале для мальчиков» еще в тридцатых годах. Он вышел из космического корабля в открытый космос, чтобы ликвидировать какую-то неисправность, и, охваченный любопытством, на секунду снял защитные очки, чтобы взглянуть на космическую тьму. И тут же ощутил, каким бывает гнев Господень. Пол никогда не думал, что свет может быть столь злобным и мстительным. Он снова плотно закрыл глаза и издал нечленораздельный звук.

– Немедленно вставай с пола, папаша! Хотя я больше не должен так к тебе обращаться. Я имею полное право называть тебя мерзкой пьянью и грязным ублюдком. Но не делаю этого. Потому что я сдержанный и терпеливый человек. Цени это. Я хочу только одного: чтобы ты встал и убрался отсюда. Это конец, понимаешь? Конец!

Пол знал, что это. Он вытянул вперед дрожащую руку и ощупал себя. В пределах досягаемости, конечно. У него рак мозга, протянувший свои терзающие клешни и в лобную часть, и в височные, не забыл и про затылок. Он лежал на полу, полностью одетый, не хватало только пиджака и зубного протеза. Пиджак в настоящее время изображал из себя подушку, а непонятная твердость под левым ухом – не что иное, как темные очки, которые он всегда носил в нагрудном кармане. Лето было теплым и солнечным, поэтому очки должны быть наготове в любой момент. Пол с колоссальным трудом извлек их из кармана, а затем потратил несколько долгих минут, чтобы водрузить их на нос. Только затем он приподнял грозящую развалиться на мельчайшие осколки голову и обратил мутный взор в сторону Алекса.

Тот даже отшатнулся, настолько его переполняло отвращение. Сердце Пола билось так громко и часто, что этот звук, по его убеждению, должны были слышать даже соседи по дому. А где-то рядом затаился огромный дракон. Должно быть, кто-то держал его вместо собаки. Он ритмично поднимал свой ужасающий хвост и со стуком опускал его на пол, вздымая столб пыли. Пол кашлял и задыхался в этой пыли, но ничего не мог изменить. Его рот представлял из себя сточную канаву, наполненную зловонными отбросами. Мусорная куча, зовущаяся Адом, что за пределами Иерусалима.

Словно одержимый навязчивой идеей чудак, пытающийся на спиритическом сеансе передать послание в потусторонний мир, Пол монотонно твердил одно и то же слово:

– Пить, пить, пить, пить, – но так и не был услышан.

– Я стукнул тебя пару раз – и Анна тоже, – сообщил Алекс, – до того, как ушли на работу. Представь себе, мы пинали тебя ногами, жирное, пьяное, грязное животное. Но ты даже не пошевелился! Ты валялся на полу и храпел. А знаешь, который сейчас час? Ты хотя бы примерно представляешь, сколько времени ты провалялся здесь в собственной блевотине? Ну, так я скажу тебе. Уже три часа. Я с работы вернулся, сечешь?

– Пить! – взмолился Пол. – Пить! Пить! – Прищурившись, он увидел, как из тумана постепенно выплывает маленький столик у плиты, на котором громоздились немытые стаканы. Застонав, он пополз к стаканам, справедливо полагая, что в них могла случайно остаться хоть какая-нибудь жидкость.

– Вот так, – прокомментировал его способ передвижения Алекс, – на четвереньках, ни дать ни взять грязное животное. Ну что же ты, ползи дальше! – Откровенная насмешка не достигла сознания Пола. Боль, казалось, жила в каждой клеточке его измученного тела. Он подполз к столу, осмотрел затуманенным взором гору немытой посуды, отыскал стакан, который был наполовину чем-то наполнен, и поднес его к лицу. Запахло чем-то тошнотворным. Но Пол одним глотком проглотил содержимое. Еще будучи маленьким мальчиком, он всегда без споров принимал горькое лекарство. Затем он привалился к своему жесткому креслу, с которым уже успел сродниться, и забормотал:

– Господи! Господи! Господи! Что же это такое?

– Да, папаша, теперь тебе остается только молиться своему буржуазному Господу.

– Время? Который час?

– Я же тебе только что сказал: уже три часа. А теперь, будь любезен, выметайся отсюда. – Алекс нетерпеливо приплясывал вокруг. Пол с трудом сфокусировал взгляд и увидел, что три его чемодана – четвертый был у Белинды – уже приготовлены и лежат на неубранной кровати. Он чувствовал себя ужасно. Сердце бешено колотилось, словно намеревалось продолбить в грудной клетке дырку и выскочить наружу.

– Госпиталь, – пробормотал Пол, но не смог подняться. В нагрудном кармане его спортивной рубашки обнаружился потерянный протез. Пол засунул его в рот и тут же почувствовал сильную боль: нижняя десна, похоже, представляла собой открытую рану. – Моя жена, – простонал он.

– Это тебя нужно отправить в больницу, – мстительно проговорил Алекс, – чтобы ты там подох на операционном столе, грязный ублюдок.

– Пожалуйста, – с трудом выговорил Пол, – умоляю, помоги. Я болей. Мне плохо. Прояви милосердие. – Он говорил тоном умирающего, вымаливающего последнюю милость.

Мало-помалу к Полу начала возвращаться способность соображать. Неожиданно он понял, что ему может помочь. Ему необходим уксус. И губка, чтобы обтереться. Припомнив, что в буфете он когда-то видел уксус, Пол героически двинулся в нужном направлении.

Алекс раздраженно поинтересовался:

– Что тебе там нужно?

Услышав ответ, Алекс сплюнул и полез в буфет. Он долго перебирал пакеты и байки, но в конце концов извлек большую черную бутылку с этикеткой «Уксус».

– Вот, держи, – сказал он и протянул бутылку Полу. – Я вижу, тебе полегчало, значит, я могу сказать все, что о тебе думаю, грязный англичанин.

Пол отхлебнул из бутылки и застонал. Уксус обжег огнем пищевод и желудок, от боли перехватило дыхание. Он потащился обратно к креслу, делая попытки отдышаться. Затем он проговорил:

– Скажи мне, что случилось? Что я такого сделал? – Память возвращалась к нему, правда очень медленно, а с нею и способность к членораздельной речи. – Окно! – вспомнил он. – Боже мой! Я мог умереть!

– Лучше бы ты и в самом деле умер, – сообщил Алекс, усевшись на край стола и презрительно поглядывая сверху вниз на совершенно несчастного Пола. – Водка тут ни при чем, хотя набрался ты сверх всякой меры. Все дело в твоих извращенных сексуальных забавах. Я же теперь никогда не смогу посмотреть друзьям в глаза! И все из-за тебя и твоего декадентского секса!

– Но я же ничего не помню!

– Для Запада все это вполне нормально, так сказали мои друзья. Там у вас так принято – напиваться, а затем предаваться разврату. Поэтому ваш человек до сих пор не полетел в космос.

– Пожалуйста, расскажи мне, что произошло.

– Мне неловко даже говорить об этом. А Анна вообще была в шоке.

– Анна? – взбодрился Пол. – Что она тебе наплела? Имей в виду, она виновата не меньше, чем я. Она тоже этого хотела. В таких делах всегда виновны двое. Иначе и быть не может.

Алекс остолбенел. Несколько секунд он стоял неподвижно, не веря своим ушам. В конце концов он процедил сквозь зубы:

– Наверное, мне следовало убить тебя. Взять стальную плетку и превратить твое грязное тело в кровавую кашу. Так, значит, ты и к ней подбирался, похотливая скотина. А она старалась избежать неприятностей, поэтому промолчала. Бедная девочка. Ты же не знаешь, сколько она натерпелась от своего первого мужа. Но, – тут он презрительно усмехнулся, его ноздри затрепетали от возбуждения, – у тебя ничего не вышло. А если ты скажешь, что между вами что-то было, значит, ты лжешь.

– Ничего не было, – подтвердил Пол. – Я не смог. И я действительно лгун. Я все время вру. И вообще, не знаю, что говорю. Я никогда не пытался ничего с ней сделать.

– Разумеется, – злорадно подтвердил Алекс, – теперь я в этом не сомневаюсь. Тебе больше по вкусу секс с мужчинами, грязная тварь.

– Скажи, что именно… – Пол чувствовал, что его бедная голова вот-вот взорвется, а глаза вылезут из орбит. – Я к кому-то приставал?

– О да, – подтвердил Алекс. – Ты показал себя во всей красе. Когда человек пьян, он не в состоянии скрывать свои истинные чувства и на свет появляется его истинное лицо. Сначала ты бегал по комнате за Владимиром, потом переключился на Пьера. Но у тебя ничего с ними не получилось, потому что они, в отличие от тебя, вовсе не декаденты, уловил?

– О Боже, – вздохнул Пол. – Что я еще натворил?

– Затем ты приклеился к Павлу, а когда он тебя отшил, начал подступать ко мне. Но заработал только несколько неслабых ударов в живот.

Вот, значит, почему у него болят все внутренности, решил Пол, зря он грешил на диспепсию. По правде говоря, у него болел не только живот, но Пол решил на всякий случай не выяснять, что еще произошло.

– А затем, – сказал Алекс, – ты заявил, что собираешься поиметь Опискина.

– Так он же умер!

– Жив он или мертв, тебя совершенно не интересовало, – продолжал негодовать Алекс. – А теперь я хочу только одного: чтобы ты убрался из моего дома, причем побыстрее. Из-за тебя я теперь не могу смотреть в глаза своим друзьям. Я же рассказывал им, что ты – отличный парень, хотя и капиталист.

– При чем тут капитализм?

– Ты же приехал сюда, чтобы продать все эти буржуазные шмотки, но ты даже этого сделать не можешь. Слишком уж ты сексуально озабочен. А чтобы продать вещи, надо как следует поработать! Кстати, вчера ты хвастался, что в Англии у тебя свой собственный антикварный магазин, полный серебра и драгоценностей.

– Ну, не все же поняли, что я говорю.

– Кстати, ночью ты отлично говорил по-русски. Когда бегал за моими гостями и пытался сорвать с них одежду. Поэтому я настаиваю, чтобы ты немедленно выкатился из моего дома. Ты – грязный извращенец и не умеешь себя вести.

– Это я не умею себя вести? – возмутился Пол. Он предпринял попытку гордо встать, но потерпел неудачу. Тело напрочь отказывалось повиноваться. Он тяжело рухнул в кресло и жалобно заныл: – Ты не можешь выбросить меня на улицу. Я болен. К тому же, – язвительно добавил он, – у меня нет денег. Я отдал тебе мои тридцать рублей, а ты истратил их на водку.

– Которую ты сам же и выпил, папаша, хотя, конечно, я не должен так к тебе обращаться. Мой отец был достойным человеком.

– А ты не выполнил свое обещание, – продолжал канючить Пол, – ты говорил, что познакомишь меня с людьми, которые купят мои дрилоновые платья. Ты всегда обещаешь с три короба, но ничего не выполняешь. Ты не достоин доверия.

– Как же ты предсказуем, папаша, – вздохнул Алекс. – Я ждал от тебя именно этих слов. Что ж, время покажет, кто из нас чего стоит. Лично я считаю, что ты опозорил нас всех, потому что вел себя как декадентская свинья. У тебя другое мнение по этому вопросу. Но в любом случае, я сдержал свое обещание. – С этими словами Алекс принялся рыться в многочисленных карманах. Он извлек на свет целую кучу всяческого бумажного мусора, но никак не мог найти то, что искал. – Сегодня утром у меня не было работы, – объяснил он, – я должен был сопровождать по Эрмитажу группу англичан, но они не приехали. И это получилось очень кстати, потому что я все равно не смог бы с ними работать, а только обозвал бы их всех декадентскими ублюдками.

– Тебе действительно повезло, – усмехнулся Пол, – поскольку ты и сам неважно себя чувствуешь.

Уксус сделал свое дело, и к Полу почти полностью вернулось зрение. Теперь он видел, что Алекс выглядит измученным, у него сильно воспалены глаза и дрожат руки.

– Вот же она! – обрадованно воскликнул Алекс и извлек из заднего кармана обрывок бумаги, очень похоже, что туалетной. – Человека зовут С.С. Николаев. И пожалуйста, не воображай, что я все это сделал, чтобы тебе помочь. Просто мне очень нужны деньги. Ради этого я и старался.

– Какие еще деньги?

– Мой процент. За посредничество. Уловил, папаша?

– Интересно, как ты собираешься их с меня получить, если хочешь вышвырнуть меня на улицу?

– Не беспокойся. Я получу их с Николаева. Тебя я не побеспокою. Он удержит эту сумму с тебя и отдаст деньги мне.

– А сколько он заплатит?

– Это уж ты с ним обговори сам. Знаешь, где находится Дом книги?

– Да. На Невском проспекте.

– Так вот. Он велел тебе прийти туда к пяти часам и принести с собой товар. Вы встретитесь у магазина. Сегодня вечером. Слышишь? Сегодня. Уже почти вечер, а ты так бы и дрых, если бы я не пришел и не растолкал тебя. Мы договорились, что ты придешь в пять часов.

– Но это же безумие! В центре города, на людном месте. Там по вечерам собирается весь Ленинград!

– Он сказал то же самое. Но это уже не моя проблема. Возможно, там вы только встретитесь, а потом отправитесь еще куда-нибудь, где сможете пообщаться наедине.

– Мне это все не нравится, – сказал Пол, – а почему он не может прийти сюда? Это ни у кого не вызвало бы никаких подозрений.

– У вас с ним свои дела. И решайте их между собой. Где хотите. Но только не здесь. В моей квартире не будет никакой нелегальщины.

– Какой, однако, ты законопослушный! – усмехнулся Пол. – И давно ты таким стал? Государство, должно быть, не нарадуется, глядя на тебя.

– Твоя заслуга, – огрызнулся Алекс. – Благодаря тебе я воочию увидел, что такое декадент с Запада. Олицетворение разврата и похоти. – В его голосе снова зазвучала ярость. – А теперь, будь добр, умойся, побрейся и приведи себя в человеческий вид. Я хочу, чтобы твоего духу здесь не было, когда Анна вернется домой. Вряд ли ей будет приятно снова видеть твою мерзкую рожу.

– Но я же болен, – завопил Пол, – не смогу донести этот багаж до метро!

– Я тебе помогу, – улыбнулся Алекс. – Господи, неужели я скоро от тебя избавлюсь!