Текст книги "Дело об отравленных шоколадках"

Энтони Беркли
Дело об отравленных шоколадках

Глава 1

Сделав изрядный глоток старого доброго бренди, Роджер Шерингэм откинулся на спинку кресла, стоявшего во главе большого стола.

В комнате царил полумрак, наполненный табачным дымом и голосами, восторженно обсуждающими такие волнующие темы, как убийства, отравления, смертельные яды и тому подобные прелести жизни. Клуб криминалистов, любимое детище Роджера Шерингэма, созданное им, можно сказать, по собственному образу и подобию, объединял лучшие умы современности, функционирующие теперь под его, Роджера Шерингэма, руководством. Когда на первом же заседании Клуба пять месяцев назад он был единодушно избран президентом, он второй раз в жизни испытал блаженное чувство абсолютно законной и безоговорочной гордости за свою персону. Первый раз он познал это восхитительное чувство, когда некий издатель, сущий ангел в человеческом обличье, согласился опубликовать его первый роман.

Справа от Шерингэма, на самом почетном месте, восседал мистер Морсби, главный инспектор Скотленд-Ярда. В настоящий момент главный инспектор находился в крайне затруднительном положении, поскольку взялся раскуривать огромную сигару, совершенно не представляя себе, как это Делается. Роджер Шерингэм повернулся к нему.

– Не подумайте, Морсби, – небрежно начал он, – будто я свысока отношусь к вашему, вне всякого сомнения, достойному учреждению, но мне, честно говоря, представляется, что Скотленд-Ярду здорово не хватает духа истинной криминалистики, которым насквозь пропитана эта комната. Я, разумеется, имею в виду чистую криминалистику, а не, извините, практику сыска. И знаете, здесь это противопоставление ощущается острее, чем где бы то ни было. Ну, может, парижское Сюрте еще может с вами тягаться.

– Вы полагаете? – осведомился старший инспектор, имевший профессиональную привычку выслушивать любые глупости с самым любезным видом, и вернулся к своей сигаре, тут же с ужасом обнаружив, что совершенно забыл, с какого конца начал ее поджигать.

Роджер не зря говорил о духе криминалистики, витавшем в комнате. Попасть в члены Клуба было задачей практически невыполнимой. Одного желания всецело посвятить себя благородному делу криминалистики тут было недостаточно. Соискатель членства в Клубе должен был доказать свою полную готовность к этой тяжелой, но почетной миссии.

Помимо глубоких познаний во всех без исключения разделах криминалистики, будьте методика расследования преступлений или криминальная психология, соискатель должен был досконально знать все сколько-нибудь значительные уголовные дела – и не только знать, но, в случае необходимости, и умело применять свои познания на практике. Кроме того, соискатель должен был обладать недюжинным интеллектом и редкостной интуицией. Если он действительно обладал всем этим, он представлял президенту научное исследование на тему, предложенную членами Клуба, и, если президент находил оное заслуживающим внимания, созывалось общее собрание, на котором кандидат со своим исследование должен был завоевать ум и сердце каждого без исключения действующего члена Клуба. Если хоть один был против, кандидат безжалостно изгонялся.

По оригинальному замыслу, в Клубе должно было быть тринадцать членов, однако на текущий момент выдержать столь жесткий отбор удалось только шести.

Этим вечером все шестеро были в сборе: блистательный адвокат, знаменитый драматург – точнее, знаменитая, ибо это была женщина, – потом еще исключительно одаренная писательница, чей дар, к несчастью, пока не был по достоинству оценен широкой публикой, известный автор детективных романов, пользующийся репутацией самого интеллектуального – хотя и далеко не самого интеллигентного – творца детективной прозы, и, наконец, сам Роджер Шерингэм. Ну и еще мистер Эмброуз Читтервик, настолько же никому не известный, насколько и ничем не примечательный. Поскольку он отлично знал это и сам, посвящение в члены Клуба шокировало его не меньше, чем блестящее общество, в котором он так неожиданно оказался.

Любой хозяин был бы горд принимать подобных гостей. За вычетом, разумеется, мистера Читтервика. Роджер Шерингэм был переполнен гордостью и немного нервничал. Он подготовил собранию изрядный сюрприз, но был не совсем уверен, как его примут. Он поднялся с кресла.

– Леди и джентльмены, – начал он и, улыбнувшись, смолк, выжидая, когда снова наступит тишина: по традиции, оратора в Клубе приветствовали деликатным постукиванием пепельницы или портсигара о стол. – Леди и джентльмены, пользуясь своим положением президента и вытекающими из него полномочиями, я хочу несколько изменить повестку сегодняшнего заседания. Предварительная программа вам известна. Сегодня наше собрание почтил своим присутствием старший инспектор Морсби, став, таким образом, первым представителем Скотленд-Ярда, допущенным на собрания нашего клуба. – Он сделал паузу, пережидая очередную барабанную дробь. – Приглашая инспектора, мы ожидали от него, что, плотно поев и выпив, он размякнет и настолько утратит бдительность, что начнет делиться подробностями уголовных дел, сокрытых им в свое время от прессы…

Под усилившийся аккомпанемент портсигаров Роджер подкрепился глотком бренди и продолжил:

– Однако, господа, должен признаться, что, достаточно хорошо зная инспектора и имея богатый опыт неудачных попыток разговорить его, я изначально не верил в успех этой затеи. Поверьте моему опыту, главный инспектор Морсби ни при каких обстоятельствах не сообщил бы нам ничего такого, что с легким сердцем не отдал бы назавтра в «Дейли курьер». К счастью или к несчастью, дамы и господа, старший инспектор Морсби являет собой образчик неподкупности. И вот, перед лицом этой суровой действительности, я взял на себя смелость повернуть течение нашего сегодняшнего заседания в иное русло. Мне в голову пришло соображение, которое, смею надеяться, будет оценено вами но достоинству. В том, что оно не оставит вас равнодушными, я уверен. – Роджер умолк и с Улыбкой оглядел присутствующих.

Старший инспектор Морсби, побагровев от натуги, изо всех сил втянул воздух сквозь снова погасшую сигару.

– Это соображение, – продолжил Роджер, – имеет самое непосредственное отношение к мистеру Грэхему Бендиксу.

За столом начали перешептываться.

– Точнее, – размеренным голосом сообщил Роджер, – к миссис Грэхем Бендикс.

Шепот смолк, и за столом воцарилась мертвая тишина. Роджер выдержал паузу и снова открыл рот:

– Многие из присутствующих лично знакомы с мистером Бендиксом. Я припоминаю, что его имя неоднократно упоминалось на наших собраниях как одна из достойных кандидатур в члены Клуба. Высказывалось мнение, что он в избытке обладает всеми необходимыми для этого качествами. И принадлежало это мнение, если не ошибаюсь, сэру Чарльзу.

Адвокат солидно качнул своим внушительным черепом.

– Да, помнится, я действительно говорил нечто подобное.

– На этом, однако, дело и кончилось, – продолжал Роджер. – Кандидатуру мистера Бендикса мы отклонили, и, признаться, я до сих пор не понимаю, как это вышло. Вероятно, кто-то из действующих членов Клуба воспользовался своим правом вето. Как бы там ни было, уже один факт, что кандидатура мистера Бендикса не вызвала у нас в свое время решительного отторжения, говорит о том, что и в его жилах течет кровь истинного криминалиста, а значит, постигшая его трагедия не может оставить равнодушными тех, кто его знал, да и тех, кто не был с ним знаком – как, например, я сам – лично.

– Совершенно верно! – воскликнула высокая красивая дама, сидевшая от него справа.

Она говорила с уверенностью, которая достигается привычкой говорить, когда все остальные молчат. Алисия Дэммерс, писательница, обожала всевозможные общества, организации и комитеты, методично посещая любое доступное ей заседание и с неослабевающим интересом выслушивала длинные речи ораторов, поддерживая их по мере необходимости. При этом собственные ее взгляды отступали на второй план, и она с одинаковым энтузиазмом поддерживала и ярых либералов, и убежденных консерваторов.

– В общем, – заключил Роджер, – я предлагаю уделить этому делу самое пристальное внимание.

Роджеру явно удалось удивить собравшихся. Сэр Чарльз приподнял свою седую кустистую бровь. От взгляда, сверкнувшего из под этой брови, свидетели обвинения в суде сразу же начинали ежиться и менять свои показания. Затем сэр Чарльз скосил глаза на нос и раздраженно смахнул с носа золотое пенсне на черной шелковой ленточке. Сидевшая напротив него маленькая пухлая дама наклонилась к мисс Дэммерс и что-то шепнула ей, прикрыв рот ладошкой. Даму звали миссис Филдер-Флемминг. Она писала пьесы исключительно непристойного содержания, пользующиеся, благодаря этому, столь же исключительным успехом, и одевалась, как одевается на праздник прислуга из хорошего дома. Мистер Читтервик, удивительно похожий на ученого козла из сказки, недоумевающе моргал своими голубыми мутными глазками. Невозмутимым остался один только писатель, и то лишь потому, что изо всех сил старался походить на героя своих книг, который в самых критических ситуациях демонстрировал полнейшее хладнокровие.

– Сегодня утром я заглянул в Скотланд-Ярд, – продолжил Роджер. Разумеется, особого восторга моя идея там ни у кого не вызвала, но и препятствовать нам тоже никто не будет. В общем, я получил официальное разрешение на расследование этого дела в частном порядке. Думаю, вам интересно будет узнать, что причиной, по которой я решил заняться этим делом, равно как и причиной, по которой нам это позволили, является то, Роджер сделал паузу и не спеша обвел собравшихся взглядом, – является то, что полиция отказывается от дальнейших поисков убийцы миссис Бендикс.

По комнате пронесся шквал возмущенных возгласов. Шесть пар горящих праведным гневом глаз обратились на Морсби, который, правда, этого не заметил, поскольку, поднеся сигару к уху, напряженно прислушивался, видимо надеясь уловить шорох тлеющего табака.

Роджер поспешно вскинул руку.

– Разумеется, эта информация сугубо конфиденциальна. Прошу вас держать все в строжайшем секрете. Итак… Поскольку проведенный полицией опрос свидетелей не дал ровным счетом никаких результатов, этот путь, мне думается, можно отвергнуть. Разумеется, всегда есть шанс, что неожиданно выяснятся новые подробности, но будем смотреть реальности в лицо: этот шанс абсолютно призрачен. Настолько призрачен, что даже полиция решилась прекратить дело. Однако, друзья мои, наш Клуб – не полиция, и я предлагаю продолжить расследование с того самого момента, когда официальные власти от него отказались.

Снова обведя собравшихся взглядом, он с удовлетворением убедился, что скучающих или равнодушных лиц за столом больше нет. Не в силах больше удерживать себя к рамках официального тона, он горячо воскликнул:

– Да неужели же вам самим не интересно докопаться до сути? Здесь ведь не тупицы какие-нибудь собрались… Уж простите меня, Морсби, дружище. Если мы все вшестером займемся этим делом, то быть такого не может, чтобы хоть один да и не напал на след, который тщетно – чтобы не сказать бездарно – искала полиция. Нет, я в это просто не верю. Сэр Чарльз, слово за вами.

Знаменитый адвокат откашлялся.

– Ну что ж, мистер Шерингэм, идея, конечно, любопытная. Я, однако, воздержусь от более определенных высказываний до тех пор, пока не ознакомлюсь с деталями.

– А по-моему, мистер Шерингэм, – воскликнула миссис Филдер-Флемминг, которую буква закона тревожила куда меньше, – это просто гениальная идея! А давайте начнем прямо сегодня! – Ее круглые щечки зарделись от возбуждения. – Ты как, Алисия?

– Думаю, это может оказаться забавно, – сдержанно улыбнулась писательница.

– Кстати, – с ленцой бросил автор детективных романов, – могу уже предложить исходную версию.

Автора звали Перси Робинсон. Псевдоним Мортон Харроугейт Брэдли, под которым он печатался, так запал в душу наивной американской публике, что издатели, не задумываясь, заплатили ему вперед за три книги разом По каким-то темным причинам американцы ужасно падки на пространные и псевдоблагородные имена.

Мистер Читтервик не проронил ни слова, но его лицо озарила мальчишеская улыбка.

– Отлично, – подытожил Роджер, – значит, договорились. Разумеется, все факты по делу должны быть общим достоянием, но, мне кажется, расследование только выиграет, если каждый займется им в одиночку, независимо от других. Сейчас наш гость изложит известные полиции факты. К сожалению, он имел лишь косвенное отношение к официальному расследованию этого дела, однако сегодня, перед тем как прийти сюда, специально заглянул в архив Скотленд-Ярда и внимательно изучил досье. Уверен, что после его доклада кое у кого из присутствующих уже появятся первые версии, поэтому предлагаю установить недельный срок для изучения фактов и детальной проработки гипотез, в течение этого срока запретить обсуждение любых связанных с этим делом вопросов внутри Клуба. Прощу заметить, что даже если мы и не раскроем преступления (вероятность чего весьма высока), то, по крайней мере, приобретем опыт, которого многим из нас так не хватает: кому в области практики, а кому и в сфере теории. Кроме того, интересно будет посмотреть, насколько далеко мы разойдемся в своих мнениях по одному и тому же вопросу. Итак, леди и джентльмены, позвольте мне поставить вопрос на голосование, или, говоря проще, ребром: вы за или против?

Выпалив все это единым духом, Роджер обессиленно рухнул в кресло. Первой подала голос Алисия Дэммерс.

– Я не совсем поняла насчет фактов, мистер Шерингэм. Мы что же, должны будем отыскивать их где-то сами, или же будем пользоваться сведениями, которые любезно согласился предоставить господин главный инспектор?

– А это уже вам решать, – ухмыльнулся Роджер. – Как говорится, дело вкуса. Собственно, именно это я и имел в виду, когда говорил о практике и теории.

– Ну конечно. У вас-то практики было побольше, чем у других, – надула губки миссис Филдер-Флемминг.

– Меньше, чем у полиции, – коротко возразил Роджер.

– В конце концов, это зависит от метода, – авторитетно заявил мистер Мортон Харроугейт Брэдли. – Если избрать дедуктивный, достаточно будет и фактов, собранных полицией. Возможно, конечно, потребуется уточнить один-два момента, но и только. Индуктивный же метод несомненно потребует серьезной работы по сбору дополнительной информации.

– Совершенно верно, – кивнул Роджер.

– Могу заметить, что дедукция на основе собранных полицией фактов всегда давала неплохие результаты, – сообщил сэр Чарльз Уайлдмен. – Этот способ позволил раскрыть многие крупные преступления. Так что лично я намерен действовать по старинке.

– В этом деле есть одна странность, – задумчиво пробормотал мистер Брэдли, не обращаясь ни к кому в особенности. – Уверен, она-то и окажется ключом к разгадке. Ну конечно, как же я сразу не догадался! Это же все объясняет…

– А я, признаться, даже не знаю, с чего начать, – растерянно проговорил мистер Читтервик, но на него, как всегда, просто не обратили внимания.

– Лично меня это убийство интересует единственно потому, что в нем как будто напрочь отсутствует мотивация, – отчеканила Алисия Дэммерс, ясно давая понять, что, как только оная будет обнаружена, дело потеряет для псе всяческий интерес.

– Думаю, вы измените свое мнение, услышав то, что имеет сообщить нам мистер Морсби, – мягко заметил Роджер. – Поверьте, его история сильно отличается от того, что вам известно из прессы.

– Так давайте же наконец предоставим ему слово, – нетерпеливо воскликнул сэр Чарльз.

– Значит, договорились? – Роджер повертел головой и радостно улыбнулся, точно ребенок, получивший в подарок долгожданную игрушку. – Все согласны?

В хоре согласных голосов недоставало только голоса мистера Читтервика, который с тоской спрашивал себя, как его угораздило во все это ввязаться. Он уже прочел огромное количество мемуаров, написанных самыми настоящими сыщиками, которые ходили в котелках и высоких черных сапогах (мемуары эти, появляясь на книжных прилавках по восемнадцать шиллингов и шесть пенсов, немедленно начинали падать в цене, уже через пару месяцев продаваясь по восемнадцать пенсов за штуку), но единственным, что он уяснил из всей этой макулатуры было то, что настоящий сыщик, желая изменить внешность, никогда не станет клеить усов, а просто-напросто сбреет уже имеющиеся. И все равно мистер Читтервик решительно не понимал, каким образом отсутствие усов может способствовать разрешению сколько-нибудь серьезной загадки.

К счастью, и без его голоса шум поднялся изрядный. Выкрики и восклицания стихли только тогда, когда старший инспектор Морсби медленно и неохотно поднялся со своего кресла.

Глава 2

Мучительно краснея, инспектор выждал, когда стихнут аплодисменты и, с благодарностью приняв предложение рассказывать сидя, поспешно плюхнулся в кресло, сразу же почувствовав себя в относительной безопасности. То и дело заглядывая в свои записи, он принялся излагать собравшимся загадочные обстоятельства гибели миссис Бендикс. Его рассказ, за вычетом бесчисленных пауз и отступления, свелся примерно к следующему:

В пятницу пятнадцатого ноября около половины одиннадцатого утра Грэхем Бендикс заглянул в свой излюбленный клуб «Радуга» на Пикадилли и спросил у швейцара почту. Получив у последнего письмо и несколько рекламных проспектов, он прошел в зал и устроился у камина, чтобы в спокойной обстановке просмотреть корреспонденцию. Почти одновременно с ним появился сэр Юстас Пеннфазер, человек уже немолодой и большую часть своего времени проводящий именно в «Радуге». При появлении сэра Юстаса швейцар привычно взглянул на часы, отметив, что тот, как всегда, точен. Была ровно половина одиннадцатого. Именно благодаря показаниям швейцара и удалось установить точное время, когда было совершено преступление.

Сэра Юстаса дожидались три письма и небольшой пакет. Взяв почту, он прошел в зал и устроился у камина неподалеку от мистера Бендикса, небрежно кивнув тому головой, поскольку близко знакомы джентльмены не были и за всю свою жизнь едва ли обменялись десятком слов. Этим утром они оказались в клубе одни.

Повертев в руках письма, сэр Юстас вскрыл пакет и раздраженно фыркнул. Мистер Бендикс выразил умеренный интерес, и сэр Юстас протянул ему находившееся в пакете письмо, мрачно бубня что-то про возмутительность методов современной рекламы. Изо всех сил стараясь не улыбнуться (в клубе наотрез отказывались воспринимать сэра Юстаса всерьез), мистер Бендикс прочел письмо. Послание уведомляло о том, что компания «Мейсон и сыновья», мировой лидер в производстве шоколада, только что выпустила новый сорт шоколадных конфет с ликером, позиционированных как «Лакомство для Тонких Ценителей». Уверенные, что сэр Юстас как раз таковым и является, Мейсон и сыновья просили оказать им честь, приняв в дар приложенную к письму коробку конфет стоимостью один фунт, и, откушав их, не отказать в любезности сообщить им свое мнение – каким бы оно ни оказалось – в письменной форме.

– Да за кого они меня принимают? – бушевал сэр Юстас, натура взрывная и холерическая. – Или они думают, я не могу купить себе конфет? Отзыв! Да идут они к чертовой матери со своим отзывом! Я буду жаловаться в правление. Я хочу, чтобы меня оградили от этой гадости раз и навсегда. Хотя бы в своем собственном клубе!

Здесь следует заметить, что клуб «Радуга» был заведением в высшей степени дорогим, престижным и элитарным, ведущим свою родословную от одноименной кофейни, основанной еще в одна тысяча семьсот тридцать четвертом году. Такой преемственности могли бы позавидовать и многие члены королевских фамилий.

– Тон, надо признать, и впрямь довольно дурной, – согласился мистер Бендикс. – Однако эти конфеты мне кое о чем напомнили. Я ведь как раз задолжал жене коробку. Вчера в театре мы поспорили, что она ни за что не угадает убийцу до конца второго акта: коробка шоколадных конфет против сотни сигар. Так вот она, представьте себе, угадала. Кстати, вполне приличная постановка… «Скрипящий череп». Не смотрели?

– Еще не хватало! – взорвался сэр Юстас. – У меня, слава богу, есть дела поважнее, чем смотреть, как размалеванные паяцы палят друг в друга из бутафорских ружей. Так вам, что же, конфеты нужны? Так забирайте эти, глаза б мои на них не глядели.

Фунтом стерлингов больше, фунтом меньше – для мистера Бендикса это не имело ровно никакого значения. Карманных денег, которые при нем были, с лихвой хватило бы на сотню таких коробок. Другое дело, что искать их и, тем более, покупать, ему было решительно лень.

– Вы уверены, что они не пригодятся вам самому? – спросил поэтому он.

В ответ сэр Юстас злобно пробурчал себе под нос что-то неразборчивое. Мистер Бендикс разобрал лишь слово «черт», зато разобрал его несколько раз, и, уяснив общий смысл высказывания, поблагодарил сэра Юстаса и забрал роковую коробку.

Тот в сердцах сунул ему заодно сопроводительное письмо, пакет и даже тесемку, которой он был перевязан – случайность тем более счастливая, что минутой раньше он уже бросил в камин конверты от прочитанных писем.

Мистер Бендикс, в свою очередь, всучил все это швейцару, собираясь забрать конфеты чуть позже. Коробку швейцар припрятал, а пакет от нее швырнул в корзину для мусора. Туда же полетело и сопроводительное письмо, которое мистер Бендикс обронил, а швейцар поднял. Позднее все это было благополучно извлечено из корзины полицией как единственные улики, имеющие непосредственное отношение к убийству.

Что касается действующих лиц, самой колоритной фигурой был, вне всякого сомнения, сэр Юстас. В свои неполные пятьдесят лет он удивительно напоминал стареющего фермера: тяжелое красное лицо, мощная приземистая фигура и грубоватые манеры. Сходство усиливалось тем, что с годами У него чудовищно охрип голос, что случается обычно либо от виски, либо от увлечения охотой. В случае сэра Юстаса справедливо было второе, но, если настоящие фермеры тешили себя охотой на лис, сэр Юстас предпочитал гоняться за юбками. Сказать по правде, манеры и стиль жизни сэра Юстаса оставляли желать лучшего. Но, поскольку грешил он с размахом, ему все прощали (исключение составляли несколько обманутых мужей и два-три несчастных отца). Женщины же просто таяли, когда он принимался нашептывать им двусмысленности своим низким и хриплым голосом.

На таком фоне мистер Бендикс выглядел как-то даже невзрачно. Это был высокий, темноволосый и вполне еще молодой человек лет двадцати восьми, которого можно было бы назвать обаятельным, если бы не его замкнутость и молчаливость. В отношениях с людьми он никогда не выходил за рамки сдержанного, но прохладного дружелюбия.

Его отец, скончавшийся лет пять назад, сколотил крупное состояние, скупая по бросовой цене никому до времени не нужные земельные участки. Мистер Бендикс-старший действовал с дальним прицелом, прекрасно понимая, что когда-нибудь это время придет, и тогда его земля будет стоить в десятки раз больше. «Сиди и жди, когда тебе начнут нести деньги», – было его девизом и, как показало время, девизом мудрым. Теперь его сын мог припеваючи жить на одни проценты с капитала. Следует отдать должное мистеру Бендиксу, он не стал этого делать, а пустил деньги в оборот. Вероятно, азарт был у него в крови, а бизнес, как известно, самая азартная игра на свете. Говорят также, деньги идут к деньгам – в случае мистера Бендикса эта примета работала в полной мере. У него был унаследованный капитал, у него была деловая хватка, позволившая этот капитал Увеличить, и, наконец, у него была богатая жена. Дочь покойного судовладельца из Ливерпуля, она принесла мужу полмиллиона фунтов в качестве приданого. Впрочем, его интересовала именно она, а не ее деньги. Друзья говорили, что он женился бы на ней, даже будь она нищей.

Миссис Бендикс подходила ему идеально. Она была высокой, красивой, образованной и очень серьезной девушкой как раз в том возрасте, когда характер уже окончательно сложился и можно больше не бояться сюрпризов (три года назад, когда они поженились, ей было двадцать пять). Может быть, она была даже немного чересчур серьезной Впрочем, женившись, мистер Бендикс тоже изрядно остепенился. Люди, хорошо его знавшие, говорили, что он изменился до неузнаваемости. Он провел весьма бурную молодость; разумеется, не миновал и театральных кулис, его имя частенько мелькало в светской хронике рядом с именами веселых особ сомнительного поведения. Похождений своих мистер Бендикс никогда особенно не скрывал, поскольку никогда их особенно и не стыдился – обычное дело, когда лет еще так мало, а денег уже так много. Все это прекратилось в один день, стоило ему жениться.

Бендикс боготворил свою жену и не скрывал этого. Она отвечала ему со взаимностью, хотя, в силу своего темперамента, возможно, и чуть менее пылко. Одним словом, супруги Бендикс сумели сотворить восьмое чудо света – счастливый брак. И теперь это чудо было разрушено обыкновенной коробкой конфет.

Отдав коробку швейцару, продолжал Морсби, сверяясь со своими записями, мистер Бендикс вернулся в гостиную. Сэр Юстас все еще сидел у камина, погрузившись в «Морнинг пост».

Роджер улыбнулся: разумеется, такой человек, как сэр Юстас, не мог читать ничего иного.

Мистер Бендикс от нечего делать взялся за последний номер «Дейли телеграф». Это был дождливый ноябрьский день, никаких деловых встреч у мистера Бендикса намечено не было, и он провел все утро в клубе, листая журналы и играя в бильярд с такими же скучающими господами. Около половины первого, прихватив с собой конфеты, он отправился к себе домой на Итон-сквер обедать.

Миссис Бендикс, вопреки ожиданиям, оказалась дома, поскольку встреча, на которую она собиралась, сорвалась. После обеда, когда супруги пили кофе в гостиной, мистер Бендикс вспомнил про коробку, принес ее из холла жене и рассказал, каким образом она к нему попала. История очень насмешила миссис Бендикс, хотя она и уверяла в шутку, что муж просто решил на ней сэкономить. Как и любая женщина, миссис Бендикс не устояла перед конфетами и сразу открыла коробку.

– «Кюммель», «Кирш» и «Мараскине», – разочарованно протянула она, быстро пересмотрев серебряные обертки с красивыми надписями. – И больше ничего. Ни одной новой начинки, Грэхем. Они просто насыпали сюда разных конфет, которые давно уже производят.

– Да? – рассеянно переспросил мистер Бендикс, не очень любивший сладости. – Я, признаться, думал, что все конфеты с ликером одинаковые.

– Хоть бы коробку сделали новую! – недовольно проговорила жена.

– Это же образец, – напомнил ей мистер Бендикс. – Наверное, они еще не успели.

– Уверена, они и на вкус ничем не отличаются от обычных. – заявила его жена, разворачивая «Кюммель». – Хочешь?

– Нет, дорогая, спасибо, – отказался мистер Бендикс. – Ты же знаешь, я не люблю конфет.

– Тем более. Будет тебе наказанием. Сэкономил на них, вот теперь и расплачивайся. Держи!

Она бросила ему конфетку и скорчила недовольную гримаску.

– Ой! Похоже, я ошибалась. Эти совсем другие. Начинка раз в двадцать крепче.

– С чего это они, интересно, так расщедрились? – усмехнулся Бендикс, вспоминая сладкую жижицу, которую «Мейсон и сыновья» упрямо выдавали за ликер.

Он развернул пойманную конфету, положил ее в рот и раскусил, тут же почувствовав не то чтобы неприятное, но вполне ощутимое жжение.

– Ничего себе! – воскликнул он. – Они, что же, спирта туда налили?

– Это, конечно, вряд ли, – отозвалась его жена, разворачивая очередную конфету, – но ликер действительно какой-то очень уж крепкий. Ух ты! Прямо обжигает. Даже не пойму, нравятся они мне или нет. Тебе не кажется, что «Кирш» чересчур отдает миндалем? Попробуй теперь «Мараскине».

Бендикс покорно разжевал еще одну конфету. Она понравилась ему еще меньше, чем первая.

– Забавно, – проговорил он, трогая кончиком языка нёбо. – у меня даже язык немного онемел.

– У меня тоже так сначала было. А сейчас только пощипывает. И между прочим, что-то я не заметила особой разницы. Они так жгутся, что никакого вкуса не разберешь.

– А по-моему, самая настоящая гадость, – проговорил мистер Бендикс. – На твоем месте я бы их больше не ел.

– Наверное, экспериментальная партия, – вздохнула его жена.

Вскоре мистер Бендикс отправился в Сити на деловую встречу. Когда он уже уходил, жена, задумчиво разглядывавшая очередную конфету, сказала ему, что так обожгла язык, что, наверное, больше уже не будет.

– Мистер Бендикс очень хорошо запомнил эту фразу, – сказал Морсби, обводя собравшихся взглядом, – поскольку это было последнее, что она сказала ему в этой жизни.

Мистер Бендикс вышел из дома между четвертью и половиной третьего. В три он уже был на встрече. Еще через полчаса, покончив с делами, он взял такси и отправился в клуб выпить чаю.

В такси ему стало настолько плохо, что шофер позвал на помощь швейцара, и уже вдвоем они вывели мистера Бендикса из машины. Оба потом вспоминали, что он был мертвенно-бледен, его глаза остекленели, губы посинели, а на лбу выступила испарина. Тем не менее он был в полном сознании и, оказавшись у дверей клуба, сумел самостоятельно дойти до гостиной, опираясь на руку швейцара.

Напуганный его видом, швейцар хотел было послать за врачом, но мистер Бендикс, не любивший повышенного внимания к своей персоне, категорически запретил, заявив, что он просто съел что-то не то и скоро все пройдет само. Швейцара это, понятно, не успокоило, но врача он вызывать не стал.

Спустя несколько минут мистер Бендикс уже жаловался на свое недомогание сэру Юстасу, который так и сидел в клубе с самого утра.

– Начинаю подозревать, что это все из-за ваших конфет. Уж больно странный у них был вкус. Надо бы позвонить жене – узнать, как она.

Мысль, что он мог оказаться причиной, пусть и косвенной, болезни мистера Бендикса, сэру Юстасу совсем не понравилась. Однако человек он был по природе отзывчивой, а выглядел мистер Бендикс и впрямь скверно. Поэтому сэр Юстас, не колеблясь, вызвался сходить и позвонить миссис Бендикс, поскольку ее муж был явно не в состоянии добраться до телефона. Сэр Юстас уже вставал, когда тело мистера Бендикса, бессильно обмякшее в кресле, вдруг резко выгнулось, пальцы рук изо всех сил вцепились в подлокотники, челюсти сжались, а лицо исказилось в мучительной судороге. От него вдруг резко запахло миндалем.

Сэр Юстас с ужасом понял, что мистер Бендикс умирает, причем умирает прямо у него на глазах. Он дико закричал (такого крика стены клуба не слышали за всю историю его существования), и находившиеся в помещении члены клуба бросились ему на помощь. Один из них побежал за швейцаром, чтобы тот, не медля, искал врача, а остальные вместе с сэром Юстасом остались возле корчившегося в конвульсиях мистера Бендикса, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания. В том, что причиной судорог является сильнейшее отравление, никто как будто и не сомневался. Сам мистер Бендикс то ли не слышал обращенных к нему вопросов, то ли был не в состоянии на них ответить. Позже выяснилось, что он попросту был без сознания.