Текст книги "Томмилэнд. Автобиография самого плохого парня рок-н-ролла"

Питер оказался по-настоящему крутым. Он рассказал мне о своем таланте так, как будто в этом нет ничего особенного. Но это не так, потому что для этого парня – это такая офисная работа. А секрет мастера заключается в следующем: за день до того, как Питер Норт приходит на съемки сцены, он съедает целый пучок сельдерея. Он сказал мне, что в сельдерее много воды и много других веществ, которые каким-то образом утраивают ваши запасы этой жидкости. Я верю ему – и если вы видели его фильмы, то, наверное, тоже ему поверите.

Помимо андростерона, который сельдерей высвобождает в вашем организме, он содержит химические вещества, которые воздействуют на противоположный пол как легкие афродизиаки. Доктор не может подтвердить влияние сельдерея, что называется, в малых дозах и из первых рук. Ясно одно, бро: чтобы он начал действовать, в пучке должно быть много, очень много сельдерея. Пит говорит, что в нем должно быть не один и не два стебля, – это все, что я смог ухватить. Он говорит, что сельдерей надо мерить связками, которые продаются в магазине. И я говорю вам: если вы задумываетесь о виагре, то сначала попробуйте это средство. Дешевая альтернатива, отпускается без рецепта, полностью натуральный продукт! Господи, как бы мне не забыть заглотить этот огромный пучок зелени за день до того, как я захочу подкатить к даме… Сельдерей… это какое-то безумие. Вот что значит большой знаток… Удачи тебе, Пит!

Да, и вот еще что! Ребята, давайте не будем забывать каждое утро пить ананасовый сок. Стакан в день – уже хорошо, а еще лучше выпить его за час до того, как приступать к делу. Сок сделает твою «мужскую жидкость» сладкой, и твоя девушка обязательно тебя за это полюбит. Дамам на заметку!

* * *

Ребята, вы должны знать, что Доктор Ли практически всегда находится «на месте» – если только я не работаю, не нахожусь в стрессе, не чувствую себя несчастным или у меня чертовски много неприятностей. А это означает, что Доктор постоянно держит у себя в голове все, что касается женской анатомии, – уж поверьте мне на слово. Самый долгий период, когда я был не при делах, пришелся на те четыре месяца, которые я провел в тюрьме[7]7
  Это случилось в 1998 году. Арест и приговор Томми последовали после инцидента с его тогдашней женой Памелой Андерсон. Это не та история, которую можно втиснуть в примечание внизу страницы, – и я не собираюсь этого делать. Оставайтесь с нами, но прошу обратить внимание на следующее: если бы было можно свести биографию к единственному поворотному моменту в жизни человека, то в случае Томми таким моментом стало бы пребывание его в тюрьме.


[Закрыть]. Когда я вышел, то отпраздновал свое освобождение одновременно самым лучшим и самым худшим способом: визитом пары дешевых проституток. Я много чего натворил, я находился под кайфом, но когда эти девчонки ушли… Это один из тех случаев, когда я могу с легкостью сказать, что чувствовал себя хуже, чем крышка на банке с прогорклым хреном. Мне было очень херово. Я вообще не из тех, кто постоянно имеет дело с проститутками. Но тогда я был настолько вне себя, был настолько измучен одиночным заключением, что совершенно забыл, как я отношусь к тем или иным явлениям и людям. Да что говорить – мне тогда было невероятно трудно просто поддерживать разговор. Это был просто полный звездец!

Я думал, что ответом на все это будет мой безумный секс. Но, ребята, как я был неправ… Конечно, заказанные проститутки полностью выгнали из моего организма накопившийся там секс, но от этого мне стало еще хуже. После этого секс еще долго меня раздражал – и это было чертовски странно. Никогда в моей жизни не было времени, когда сексуальный опыт не заставлял бы меня просто хотеть больше секса.

ОЙ, НЕ СУЙТЕСЬ ТУДА[8]8
  Простите меня, дорогие читатели, что я снова прерываю повествование, но для ясности я должен сказать… Я хочу, чтобы вы все знали, что эти, хм, «взрывные» врезки, которые разбросаны по всему Томмиленду, были извергнуты небезызвестным… э-э-э… членом ближнего круга Томми, а именно его пенисом по кличке Дик. К счастью, указанный персонаж добавлял свои комментарии к тексту в те моменты, когда меня рядом не было…


[Закрыть].

Я И ТО ЕЛЕ ТАМ ВЫЖИЛ. Я ПОТЕРЯЛ ВОЛЮ К ЖИЗНИ.

ЖИЗНЬ ДЛЯ МЕНЯ ПОКРЫЛАСЬ ВЕЧНЫМ МРАКОМ…

Не поймите меня неправильно, но наш Доктор – это не только врач-сексолог, но и специалист по любви. И вот его совет вам, начинающим отношения: если вы хотите привнести в свою жизнь немного драматичности, то женитесь на актрисе! (Надо сделать такую наклейку на бампер.) Пожалуйста, поверьте мне: я знаю, что это истинная правда, потому что сам так поступал. Причем дважды[9]9
  Я просто хотел бы отметить, что две вышеупомянутые актрисы, на которых женился Томми, – это Хизер Локлир и Памела Андерсон. Хизер наиболее известна тем, что в двух крупных телешоу играла роли невероятно сексуальных, сильных и в целом стервозных женщин. Конкретно, с 1981 по 1989 год она играла Саманту Джозефину «Сэмми Джо» Риз Кэррингтон в сериале «Династия», где она разбивала сердца, постоянно была замужем и создавала героям всевозможные препятствия. С 1993 по 1999 год Хизер играла Аманду Вудворд Блейк Парези МакБрайд Бернс в сериале «Мелроуз Плейс»; благодаря этому персонажу была пересмотрена вся сериальная концепция амбициозной блондинки. Она также сыграла знойную женщину, офицера-полицейского по имени Стейси Шеридан в сериале «Ти Дж. Хукер» (1982–1986). Памела Андерсон, красотка из журнала Playboy, получила международную известность благодаря закрытому красному купальнику и роли Си Джей Паркер в сериале «Спасатели Малибу» (1992–1997). Затем Памела перешла к своей третьей по значимости роли, сыграв дерзкого частного детектива по имени Вэлли Айронс в развлекательном сериале V.I.P. (1998–2002).


[Закрыть].

Но теперь Доктор Ли покончил с такими приключениями. Думаю, следующая девушка, на которой я женюсь, будет продавать сумки в Зимбабве, или работать в торговом центре, или, что еще лучше, будет простой нимфоманкой, владеющей винным магазином. Я устал от драм – слишком много было у меня их передозировок. Мне больше не нужна знаменитая девушка, мне нужна обычная, нормальная девушка, у которой есть работа. Было бы здорово познакомиться с чикой, которая вообще не знает, кто я такой. Может быть, она будет простой девушкой из Бойсе, штат Айдахо. Может быть, она будет из амишей – одной из тех девушек, которые взяли паузу в своей традиционной жизни, чтобы понять, хочет ли она оставаться среди «своих» или нет[10]10
  Томми имеет в виду распространенную у амишей практику рам-спринга (rumspringa; это слово означает «дичающий»). Состоит эта практика в том, что, когда подросткам-амишам исполняется шестнадцать лет, им разрешается сделать перерыв в традиционном образе жизни, чтобы познать и остальной мир. При этом снимаются все ограничения: они могут носить современную одежду, водить машину, употреблять алкоголь, ходить на свидания, знакомиться с современной культурой – в общем, интересоваться всем, что возбуждает их воображение. Большинство подростков проделывают это на огромных шумных вечеринках со сверстниками (они носят название barnhops – «мотыги»). Другие подростки образуют амишские рок-группы, которые собираются на ежегодные летние концерты, называемые Amishpalooza. А некоторые амиши даже торгуют наркотиками. Обвинения в таких действиях были предъявлены двум братьям-амишам в 1998 году за провоз на территорию обитания амишей огромного количества кокаина, купленного у проезжей группы байкеров. Что удивительно: от 85 до 90 процентов подростков-амишей после этого возвращаются к традиционному образу жизни. Подробности о жизни амишей и о рам-спринге можно узнать из отмеченного многими наградами документального фильма Devil’s Playground, доступного на сайте Amazon.com.


[Закрыть]. Я слышал, что в стране амишей есть город под названием Intercourse – Совокупление. Может быть, именно там живет девушка моей мечты? Я даже могу рассказать вам, чем закончится эта история. На нашем первом свидании за пределами территории амишей, в реальном мире, она будет так напугана тем, что услышала обо мне, что убежит домой и навсегда останется среди амишей. И если бы у амишей был монастырь, то она наверняка бы ушла в этот монастырь… В общем, я бы хотел встретить женщину, которая при встрече скажет: «Томми Ли? А кто это?» Но Доктор Ли – реалист, он знает, что это, скорее всего, невозможно. Хотя мне было бы очень интересно попробовать… У нас могла бы сложиться очень хорошая пара для анонимной любви, и все в ней было бы хорошо до тех пор, пока бы мы в первый раз не вышли на прогулку. Она бы сказала: «А почему все тебя знают? Чем ты занимаешься? И почему ты всегда оглядываешься через плечо?» А я бы ответил: «Э-э-э… Даже не знаю, что тебе сказать…»

Иногда добрый Доктор завидует своим друзьям, которые умеют знакомиться с нормальными девушками и просто тусоваться с ними. Одно из моих любимых занятий – наблюдать за парами стариков, которые вместе ходят по улицам, по-прежнему целуются и держатся за руки… А есть и такие, которые ничего такого не делают, а только смотрят в глаза друг другу и разговаривают, разговаривают, разговаривают… Глядя на такие парочки, вы понимаете, что они все еще любят друг друга. Подумайте об этом, когда в следующий раз увидите молодую пару, у которой еще так много впереди и которым уже абсолютно нечего сказать друг другу. Вы понимаете, о ком я говорю: они оба сидят в своих мобильниках, в лучшем случае один щелкает по своему Crackberry, а другой пишет кому-нибудь письмо по электронной почте. Больше всего меня впечатляет, когда один из них сидит и читает, а другой просто сидит. Это что-то!

Когда я вижу пожилых людей, которым еще есть о чем поговорить, меня заливает волна счастья – просто потому, что, оказывается, в нашем мире такое возможно. Мне нравится смотреть, как мои приятели общаются со своими цыпочками на свиданиях и занимаются обычными делами. Мне кажется, это именно то, что заставляет Землю вращаться. Доктор Ли мечтает о том, чтобы самому прийти на пляж, познакомиться с крутой серфингисткой и почувствовать, как это здорово – угостить ее хот-догами. Более того, я также думаю о том, что мне нужно сделать для того, чтобы такая встреча действительно произошла. Может быть, нужно купить целый гардероб рубашек с длинными рукавами и побриться налысо? Вот только насколько привлекателен я буду в таком виде для дамы?

Я думаю, знакомство с новыми людьми – это всегда своего рода игра в кости с бросанием кубиков. В этой игре ты никогда не знаешь, что получишь, – даже если тебе кажется, что ты выиграл. А когда я смотрю на те кубики, что бросал сам, то мне кажется, что результаты в этой игре были уже заранее предопределены.

Прежде чем я позвоню домой, мне нужно обсудить еще одну тему. Доктор Ли имеет свое, и очень твердое, мнение по поводу порнографии. Она должна вести к сексу, да? Но почему же в обычном порнофильме всегда так много ляпов? Почему музыка – отстой? Почему оператор всегда фокусируется не на том, на чем надо? Почему люди вообще снимают порно, в котором не показано проникновение? Что это за фуфло? А это то, что предлагает канал Playboy! Слушай, Хеф, ну давай оторвемся! Давай покажем этих хорошеньких девчонок сзади через объектив «рыбий глаз»! Как ты думаешь, за каким хреном мы вообще смотрим это порно? Только для того, чтобы нас дразнили?

НЕТ, ЭТО МЫ ПРИХОДИМ, ЧТОБЫ ВАС ДРАЗНИТЬ.

ПОЖАЛУЙТЕ СЮДА, МОИ ДОРОГИЕ! И ПОЖАЛУЙТЕ СНОВА И СНОВА.

Доктор уже должен пожелать вам спокойной ночи, но сначала я хочу произнести тост: «Пусть все ваши взлеты и падения останутся в постели!» Как бы весело вам ни было, что бы вы ни думали, никогда, никогда, НИКОГДА не снимайте на видео свои утехи. Поверьте мне, это все плохо кончается. Дело даже не в том, что ты потом замучаешься объяснять детям, что это такое они случайно посмотрели. А если ты думаешь, что ты в этом смысле находишься в безопасности, потому что у тебя нет детей, то представь, как ты будешь себя чувствовать, объясняя все это родителям. Не веришь? Да просто спроси об этом у Пэрис.

Глава 3
Страна происхождения, или Опа!

Томми, эта глава похожа на ту, где речь идет о тебе и Памеле. А не мог ли ты быть здесь более откровенным?

Впервые я согласен с вами, сэр Типпетс. Да, это похоже на главу о Памеле и обо мне, – но слушай, тут говорится и о моих родителях. Как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Но я ни за что не буду откровенничать о своих родителях. Понял, чувак? Если что – вызывай профессора Фрейда!

Мои родители познакомились в Греции с помощью разговорника. Моя мама носила имя Василики́, в 1957 году она завоевала титул Мисс Греция. Моего отца звали Дэвид, он родился в Сент-Поле, штат Миннесота, США, и, понятное дело, ни слова не знал по-гречески. А встретил он ее, когда был сержантом армии США, их часть была дислоцирована в Афинах. Они впервые увидели друг друга в доме моей бабушки, когда ее сестра крестила одного из своих детей. Подруга сестры моей мамы спросила, может ли она привести с собой американца, чтобы он посмотрел, как у греков проходят крестины. Мой будущий отец весь вечер подмигивал моей будущей маме и даже тут же сказал ей, что хочет на ней жениться.

Она думала, что он сошел с ума, и все время ждала, когда же этот американец оставит ее в покое. Но он так этого и не сделал. На следующий день он появился в этом доме с обручальным кольцом, и все – мама бросила своего парня, решила выйти замуж за моего отца и уехать из Греции. Однако для начала моему отцу пришлось пройти через долгую беседу с братьями моей мамы. Он прошел это испытание, и когда ее семья обсудила этот вопрос, чтобы решить, будет ли брак самым лучшим решением, они пришли к выводу, что маме лучше жить в Америке, чем в Греции. Моя мама не говорила по-английски, поэтому они общались, либо указывая на страницы разговорника, либо рисуя друг для друга картинки. Достаточно сложно наладить отношения, когда ты говоришь на таких языках. Но у них была любовь.

После того как мои родители поженились, они жили в Афинах. Ровно через месяц после моего рождения отец ненадолго перебрался в Таиланд, а потом мы переехали в Америку и обосновались в Ковине, штат Калифорния. За время службы в армии мой отец принимал участие во Второй мировой войне и в войне в Корее. После его смерти мама подарила мне все его награды. А еще он был масоном. Вниманию всех масонов: пожалуйста, не волнуйтесь, он мне ничего об этом не рассказывал. Он ходил на их собрания, а я все время расспрашивал его, что значит быть масоном и чем масоны занимаются на этих собраниях, но он ни слова мне не сказал. Так что ваши секреты в полной безопасности!

Моя сестра Афина родилась на два года позже меня, в 1964 году. В юные годы родители каждое лето возили нас в Грецию, в гости к семье моей матери. Позже, когда мы подросли – мне было около десяти, а ей около восьми, – нас отправляли туда, вместо того чтобы посылать в летний лагерь. Да, это было намного лучше, чем озера и бревенчатые домики. Позвольте мне сказать, что провести лето в Греции значило получить самый диковинный опыт, на который только мог рассчитывать ребенок. Крыши домов в Греции плоские, и летом, в страшную жару, все спят на этих крышах. Хотя мои родственники жили в Афинах, огромном городе по любым меркам, по ночам там было так темно, что в небе можно было увидеть тысячи звезд. Тогда, в начале семидесятых, в Афинах не было уличных фонарей, закрывающих ночное небо, и я не мог глазам своим поверить, насколько там было красиво. Каждую ночь я наслаждался этим зрелищем, пока не засыпал. В Ковине небо выглядело совершенно иначе. Я с нетерпением ждал возможности лечь спать – а где и какой ребенок с нетерпением этого ждет? Для меня же каждая ночь была похожа на поход в летнем лагере. При этом все мои родственники – и сестра, и двоюродные братья, и тетя с дядей – лежали на своих кроватях и смотрели в открытое небо.

И такое же большое счастье я испытывал каждое утро. Солнце медленно будило меня, освещая небо; свою роль в этом играл и аромат свежевыпеченного хлеба, доносившийся из пекарни, расположенной неподалеку на нашей улице. Когда все просыпались, бабушка давала мне немного денег и отправляла в пекарню за маленькими буханками хлеба, которые мы ели на завтрак. Это была моя работа, и, в отличие от большинства детей, которые не любят исполнять какие-либо обязанности, я был полностью поглощен этой работой.

Лето с самого начала учило меня тому, что мир огромен. Мне нравилось находиться где-то вне дома. Мне нравилось ходить в пекарню и смотреть на стариков, которые сидели в уличных кафе и играли в домино и карты, потягивая мутный греческий кофе. Уже тогда я осознавал, что жизнь там была гораздо более спокойной, чем у нас дома. Это лето в одиночестве заставило меня быстро повзрослеть. Наша мать учила нас дома греческому языку, но и без ее помощи я бы постепенно научился говорить по-гречески, потому что здесь никто не говорил по-английски.

Но не все было так идиллически. На второе лето мы с сестрой серьезно подружились с милым маленьким кроликом, который жил в доме моего дяди. Дома у нас была маленькая обезьянка по имени Нитной, которую однажды принес нам отец. Она была очень забавной, когда в подгузниках прыгала с люстры на люстру. Но кролик – это совсем другая история. Мы очень любили этого белого маленького пушистого пацана и проводили с ним день за днем почти месяц. Но однажды мой дядя залез в клетку, схватил кролика за задние лапы и ударил его по шее ребром ладони, как в карате. Я сильно испугался. Я понятия не имел, почему он это сделал, и поэтому спросил сестру: «Может быть, он не хотел, чтобы мы с ним играли?» Так или иначе, мы заплакали, убежали, спрятались в чулане и не выходили оттуда до обеда. Это была большая ошибка, потому что когда мы все-таки вышли, то свежеприготовленный кролик уже лежал на блюде на столе. Мы с сестрой смотрели, как взрослые копались в этом кушанье, как будто ничего особенного не произошло, и старались снова не заплакать.

После этого я не стал бояться своего дяди, не возненавидел его и не почувствовал ничего такого в этом роде. Я просто подумал: «Ух ты, он убил кролика, вот так». Он даже ни на секунду не задумался о том, что кролик стал нашим другом. Все оказалось очень просто: пришло время поесть, вот и все.

Мой дядя знал пару слов по-английски, у него в Афинах была большая мебельная фабрика. Он брал меня с собой на работу и позволял лакировать мебель, а иногда посылал покупать работникам колу. Я часто наводил порядок в магазине, а он позволял мне возиться с деревом и с инструментами – если я захочу. Так получилось, что единственная работа, которую я в своей жизни освоил помимо исполнения музыки, была покраска домов, и впервые я попробовал это дело все на той же дядиной фабрике. Кстати, я до сих пор могу покрасить комнату как профессионал, причем делаю это чертовски быстро. В этом году я покрасил дом друга – это было моим подарком на новоселье, – и качество работы его потрясло. Никаких капель, никаких подтеков, никаких огрехов. Так что навыки маляра я пока не потерял – уж поверьте мне!

Глава 4
Про семейные ценности, или Стать родителями? Ну ладно, давайте!

Мои родители полностью поддерживали все, что мы с сестрой делали. Если они видели, что у нас есть интерес к чему-то, будь то чечетка или игра на аккордеоне, фортепиано, барабанах или гитаре, они находили способ поддержать этот интерес. Наша семья принадлежала к среднему классу, и мой отец очень много работал. Мама иногда подрабатывала уборщицей в нескольких частных домах и чувствовала себя очень неловко, когда ее вынуждали в этом признаться. (Прости, мама!)

Мой отец был управляющим одного из подразделений крупного предприятия, которое принадлежало департаменту строительства автодорог округа Лос-Анджелес. Конкретнее, он руководил цехом, обслуживавшим все те огромные тракторы, грейдеры и самосвалы, что использовались при ремонтах дорог. У отца были золотые руки в том смысле, что он мог починить все что угодно. В армии он в звании сержанта служил на автобазе и получил профессию слесаря по ремонту дизельных двигателей. Он настолько здорово разбирался в любых механизмах, что в нашем доме никто и никогда не видел ремонтников. Когда ломалась стиральная машина, то папа полностью ее разбирал, раскладывал все детали по полу гаража, чинил сломанную деталь и собирал машину обратно. Вы щелкали выключателем – и вуаля! Машина снова работала.

Мои родители с самого начала понимали, что для меня в этой жизни будут важны лишь несколько предметов, и первым среди них была музыка. Они поддерживали мой интерес, но были в этом отношении и очень строги. Так, если я выбирал какой-либо инструмент, то они не позволяли мне отказаться от занятий до тех пор, пока я его не освою. Хуже всего обстояло дело с фортепиано. Сколько раз я ругал себя последними словами за то, что связался с этим инструментом, потому что мне приходилось снова и снова играть эти проклятые гаммы и каждую неделю сдавать задания. Позвольте вам сказать, что очень скоро все это надоело до чертиков. Мне хотелось играть рок, я хотел зажигать, а мне вместо этого подсовывали весь этот отстой. Я хотел исполнять популярные песни, но очень скоро обнаружил, что пианино – не самый крутой инструмент для этого. Конечно, я выучил песенку о Мэри и ее ягненке, но мне хотелось сыграть что-то более серьезное, например, Stairway to Heaven. Сейчас, конечно, я научился ценить рояль, это прекрасный инструмент, но тогда мне казалось, что если вы не Джерри Ли Льюис, то рояль никогда не станет для вас таким же крутым инструментом, как гитара или барабанная установка.

В детстве мы с сестрой все делали вместе, даже посещали кружок чечетки и уроки балета, что, конечно, выглядело чертовски странно. Я занимался танцами столько, сколько мог, потому что мне нравилось танцевать с девчонками, но занятия балетом – это уже был полный финиш. Если не считать того, что ты танцуешь с такими симпатичными чиками, все остальное в балете казалось мне полным отстоем. Чечетка же была крутой, потому что она была ритмичной; именно ее приемы я взял с собой, когда начал играть на барабанах, и теперь эти навыки останутся со мной навсегда. В старшей школе ничего особо не изменилось – я просто не стал одним из тех парней, которые полностью увлекались футболом или тусовались с ребятами.

Я немного играл в бейсбол и даже, на минуточку, участвовал в матчах Малой лиги. Но на самом деле меня больше всего привлекал волейбол смешанных команд, а моей сильной стороной была подача в прыжке.

ВИДИТЕ? ЭТО ЕЩЕ ОДИН ПРИМЕР МОЕГО ЗВЕЗДНОГО ЛИДЕРСТВА.

НЕТ, ЧУВАК, ЭТО ПРИМЕР МОЕГО ЛИДЕРСТВА.

Все довольно просто: рядом с девочками я всегда чувствовал себя комфортнее. Еще будучи первашом, я водил дружбу с девочками и из младших, и из старших классов. Утром они забирали меня и на своих машинах отвозили в школу. Прикинь, чувак: я был сопливым первоклассником, а добирался до школы на заднем сиденье приличного авто, слушая Rolling Stones!

С самого начала пребывания в школе меня совершенно не интересовали, так сказать, академические предметы. Особенно сильную тоску наводила на меня история. Я все время думал: «Подожди, да кого волнуют все эти древности? Ведь когда все это происходило, меня здесь еще не было…» Меня совершенно не колебало, кто был первым президентом Соединенных Штатов. Нет, я знаю ответ (это был Джордж Вашингтон), но какое это имеет значение для меня? От этого в моей истории ничего не изменится, и это сущая правда. А если я никак не могу повлиять на историю, то какой смысл ею интересоваться?

Если история напоминала мне вырывание зубов без новокаина, то математика поначалу казалась мне очень крутой наукой. Мне нравилось решать задачи, и поэтому математика интересовала меня – но только до тех пор, пока она не стала казаться мне слишком сложной. Когда нас стали учить алгебре и тригонометрии, я подумал:

«Эй, парень, стой! Минутку! Оно тебе надо? Успокойся».

В старшей школе я чувствовал себя каким-то потерянным, но продолжалось это до тех пор, пока я не занялся искусством. Мне очень зашли такие уроки потому, что, как оказалось, мне легко давалось изготовление принтов… Вскоре получилось так, что единственное, чем мне хотелось заниматься, – это сидеть допоздна в школе и печатать «рок-н-ролльные» принты на футболках. Я с удовольствием лепил на эти чертовы рубашки картинки с группами Van Halen и Zeppelin, а большую часть времени, свободного от подобных занятий, проводил за рисованием. Вскоре я начал прогуливать все уроки, кроме рисования и музыки. Единственным преподавателем, с которым я ждал встречи каждый день, был учитель музыки мистер Дворак. Больше всего мне нравилось играть на барабанах – а он мне это позволял. Не помню, чтобы мистер Дворак реально учил тому, как надо мастерски играть на ударных, но главное – он понял, как сильно мне это нравится, и позволял отрываться по полной. Когда я начинал писать эту книгу, я зашел в свою старую школу, чтобы посмотреть, работает ли там мистер Дворак, и рад вам сообщить, что да, он по-прежнему там работает.

В тот день, когда я снова увидел свою старую школу, я удивился тому, что она показалась мне намного меньше того здания, в котором я учился. Потом я понял почему: моя старая средняя школа теперь стала неполной средней школой. Я долго гулял по ее территории и смотрел на поле, по которому я нарезал круги на физкультуре или оттачивал партию барабанщика марширующего оркестра. Осмотрел я и парковку, на которой я обычно оставлял свой фургон «Шевроле». Помню, когда форсунки стеклоочистителей на этой штуковине разболтались, я повернул их так, чтобы можно было обрызгивать людей, мимо которых я проезжал. Это было прикольно: я нажимал кнопку, бац – и добрые люди успевали сказать мне что-то вроде «Ай-яй-яй!». А через некоторое время вообще слил из очистителя всю жидкость и наполнил его виски Jack Daniel’s. После этого, когда я заезжал на парковку, туда сразу же сбегались мои приятели с криками: «А ну-ка нажми на кнопку, чувачок!» Они присасывались к форсункам и быстро выпивали весь стекломой на основе Jack Daniel’s…

Я гулял по своей старой школе, вспоминая, где были магазин, музыкальный класс или спортзал. Повсюду бегали дети, и мне почему-то казалось, что я делаю что-то не так и что в любую минуту у меня могут возникнуть проблемы. Я не был уверен в том, действительно ли я делаю что-то не так, посещая родную школу, или я просто вспомнил, сколько и чего я сделал неправильно, когда учился в этой школе, и почувствовал себя плохо из-за этих проступков. Как бы то ни было, я продолжал смотреть, как вокруг бегают маленькие дети. И я очень хотел стать таким, как они, а не чуваком, который зататуирован с ног до головы и выглядит так, как будто он собирается причинить вред кому-то из этих детей.

Когда я в детстве приходил сюда, то единственное, что имело для меня значение, – это музыка. Все остальное, что здесь творилось, и все, что мне когда-либо говорили, меня совершенно не волновало. Когда мне нужно было выучить музыкальное произведение, я делал это, а никакие другие домашние задания не имели для меня особого значения… Увидев на школьном дворе девушку с флейтой, я поздоровался с ней и спросил, где находится учительская. Так я узнал, что мистер Дворак по-прежнему здесь работает. Помню, как именно он швырял в меня тряпку, которой вытирали со школьной доски. Он на меня злился, потому что я всегда играл на барабанах. Да, он брал тряпку с доски бросал ее в меня и говорил: «Да хватит стучать по барабанам!» Конечно, на самом деле он не злился, он знал, что я очень люблю играть на барабанах, и позволял мне тусоваться в музыкальном кабинете, репетируя столько, сколько я хотел.

Как оказалось, мистер Дворак в этот день был на репетиции весеннего концерта учеников школы, который, как обычно, должен был пройти в спортзале. Для мистера Дворака этот концерт должен был стать последним; проработав в школе сорок лет, он собирался уйти на пенсию. Я был очень рад тому, что не стал откладывать посещение нашей школы: если бы я это сделал, то не встретился бы со своим учителем. Когда я наконец нашел его, мистер Дворак подошел ко мне и крепко меня обнял. Мои глаза наполнились слезами, да и его глаза тоже: он был для меня чем-то большим, чем просто учитель. Мы немного поговорили, и вот как проходил наш разговор.

Мистер Д.: Так вот, Томми… Что у тебя за хрень случилась с Хизер? Я не могу в это поверить, чувак. Я увидел ее на игре Lakers и сразу подумал: «На кой черт ты все это затеял, чувак?» Все другое я мог бы понять, бывают в жизни плохие новости, но эта… Моей жене пришлось снимать плакат со стены… В любом случае, я пока еще здесь. В конце мая будет весенний концерт. Приходи, я буду рад тебя видеть. Знаешь, Томми, я должен тебе сказать, ты был у меня занозой в заднице! Нет, ты был хорошим учеником и хорошим ребенком. Ты был хорошим парнем, пока не ушел от меня и не связался с этим тяжелым роком. Ты был создан для того, чтобы быть ударником, и я это понимал. Когда я впервые посадил тебя за барабанную установку, то… Это было похоже на волшебство. Я мог сидеть и часами смотреть на тебя. Это было так странно… С самого начала ты просто рубил эту барабанную установку так, как горячий нож входит в масло. Ты пришел к нам из другой школы и всегда говорил мне, что я был единственным учителем, который позволял тебе садиться за драм-сет, стучать по нему и таким образом самовыражаться. Единственным! Помнишь?

Т. Л.: Да, это правда. Я с детства хотел играть на настоящей барабанной установке.

Мистер Д.: Наверное, ты был единственным моим учеником, о котором я думал: «Вот он действительно станет кем-то в музыкальном бизнесе!» Ты талант. Это у тебя в крови. Это твой естественный дар, данный Богом. Когда тебя кто-то искал по школе, он знал, что прежде всего нужно проверить кабинет № 505. Каждый раз, когда люди приходили тебя искать, ты оказывался именно там. Помнишь, однажды у нас был урок по музыковедению, и Фрэнк с ребятами пришли и выбили из них какие-то дерьмовые ответы, а потом пришел я… Я вышел покурить или что-то в этом роде. А когда я вернулся, я понял, что ты полностью облажался. Спрашиваю тебя, что случилось, а ты говоришь: «Я не знаю, почему я им это наговорил». Ты был хорошим ребенком, очень хорошим ребенком, но тогда еще не стал самим собой, Томми.

Т. Л.: Да, на самом деле все так и было.

Мистер Д.: А девушки, Томми? Ты был очень застенчив. Ты не был похож на другого парня из Mötley Crüe, того, что из городка Чартер-Оук. Вот он был у девушек нарасхват. Как его зовут? Винс?.. Да, Томми, ты был очень, очень скромным.

Т. Л.: Да, я всегда был замкнутым, сам по себе.

Мистер Д.: Когда я вижу в новостях, что у тебя есть проблемы, я всегда спрашиваю жену: «Ну а сейчас что он сделал не так?» Так было и тогда, когда ты присоединился к той группе с Томом Галардо, Джоном Кемпом и остальными.

Т. Л.: Джон Кемп был у нас басистом, а Том Галардо – отличным гитаристом.

Мистер Д.: Бедный Том. Да… А потом Том женился на Таре, и у них родился ребенок. Если бы он этого не сделал, то мог бы играть в Mötley Crüe. Это он сам мне сказал, я разговаривал с ним лет пять тому назад.

Т. Л.: Да, он точно был бы в группе…

Мистер Д.: Да, и Джон Кемп тоже. Он писал хорошие стихи. Как-то он пришел ко мне домой в три часа ночи, страшно расстроенный тем, что его нет в группе. Я ему сказал: «Джон, все в порядке, значит, этому не суждено было случиться». Потом он рассказал мне, как долго уговаривал тебя сделать первую татуировку, поскольку у него она уже была. Джон до сих пор от этого тащится…

Т. Л.: Да, кажется, что это было вчера, но прошло так много времени. Уже сорок лет…

Мистер Д.: Да, пришло время вернуть свою задницу на землю и сказать себе что-то типа: «Знаешь что? У меня есть семья, есть дети – нужно собраться с мыслями и понять, как жить дальше, пока не пришло время собеса…» Я смотрю – в твоей жизни всегда было так: взлеты и падения, взлеты и падения, взлеты и падения… Но в новостях нам рассказывают не о том, что ты сделал хорошо, а о том, что ты сделал неправильно.

Т. Л.: Да я знаю… А сейчас у вас в школе есть кто-нибудь, кто, по вашему мнению, мог бы добиться успеха в группе или хотя бы вообще выйти на уровень профессионала?

Мистер Д.: В прошлом году был у меня один ученик, молодой гитарист, который буквально жил со своей гитарой. Я думаю, он мог бы сделать что-то. Но теперь все эти детишки увлекаются панк-роком; им больше нравится имидж, чем музыка. Они снова и снова запиливают одну и ту же песню Black Sabbath, вот и все. Но этот парень действительно хорошо разбирается в музыке и может сыграть на своей гитаре любые пассажи и в любое время. А вот такого барабанщика, как ты, у меня больше никогда не было. Никто из тех, кого я учил, не стал таким великим, как ты, Томми. И близко не подошел… Я тут целый год преподавал одной актрисе. Она играла в 90654 – или как там это шоу называлось. Я целый год учил ее пению. Но после тебя на занятиях музыкой у меня больше не было никого, кто приходил бы сюда только ради музыки. Сюда приходят десятки людей, которые занимаются всякими другими вещами, например модельным бизнесом. Какие-то искатели талантов приходят сюда по пятницам на наши вечерние выступления, чтобы посмотреть на детей.

Обычно это люди, которые ищут работу в модельном бизнесе, рекламе и т. п. Среди них нет тех, кто хотел бы развить свои певческие способности или достигнуть чего-то в музыке. Томми, ты был единственным, кто у меня занимался музыкой; я с самого начала знал, что у тебя все получится, и ты действительно это сделал. А как ты сейчас живешь? Расскажи!

Т. Л.: Ну, я записываю новую пластинку. Как всегда, пишу музыку. Продолжаю играть на всех инструментах: барабанах, басе, гитаре, фортепиано. Я пою, продюсирую, в общем, сейчас я все делаю сам. Сам все записываю (у меня дома есть полноценная цифровая студия), сам продюсирую… А микширую все это вместе со своим другом и сопродюсером Скоттом Хамфри.