Текст книги "Томмилэнд. Автобиография самого плохого парня рок-н-ролла"

Глава 6
Брак, или Моя дорогая Хизер

Очень недолгое время я был женат на канадской девушке c разворота журнала Penthouse, которую звали Кэндис.

Нет, не той!

Ты что-то перепутал, приятель. Что значит не на той? А о ком ты думаешь? Ты думаешь, у меня была ДРУГАЯ канадка из Penthouse, на которой я женился? Знаешь, бро, я до хрена чего не помню, но это хорошо запомнил.

До тех пор, пока Бритни Спирс не вышла замуж, а потом не развелась через пятьдесят пять часов после заключения брака, я, грешным делом, думал, что являюсь рекордсменом по самому короткому браку за всю историю человечества. Мы расторгли наш брак спустя тридцать дней после свадьбы, и самые простые причины объяснить, почему мы вообще оказались вместе, таковы: 1) мне было девятнадцать лет и 2) она была суперсексуальна. Тогда она была для меня идеальной женой. Почему? Потому что она развлекалась так же усердно, как и я, много общалась с парнями и всегда хорошо выглядела. Когда я познакомил ее со своими родителями, то моя мать стала похожа на человека, который увидел привидение, а отец просто отвернулся.

Да, они были не в восторге от моего выбора, но тем не менее пожелали мне всего наилучшего. В течение первого (и единственного) месяца нашего брака мне казалось, что у нас все окей – пока Кэндис не назвала мою мать сукой. Было очевидно, что она не нравилась моей матери, но Кэндис никак не хотела с этим мириться. Я запретил ей называть мою мать такими словами, но она это делала – снова и снова. Я не смог больше терпеть оскорблений моей матери и вышвырнул Кэндис на помойку, как вчерашний мусор[12]12
  Уроженка Канады, Кэндис в семнадцать лет переехала в Лос-Анджелес, где начала танцевать в таких стриптиз-клубах, как Body Shop, под именем Кэндис Старрек. В 1984 году ее фото появилось в журнале Penthouse, а сама она начала встречаться с Томми. Их отношения были, мягко говоря, нестабильными, да к тому же подпитывались молодостью и, скажем так, некоторыми излишествами. Показательный пример: когда Томми вернулся в их квартиру после окончания тура в поддержку диска Too Fast for Love, он с гордостью показал жене свои первые золотые и платиновые диски, полученные за этот альбом. Но Кэндис, которая за это время увидела в каком-то журнале фотографию Томми с какой-то девушкой, вместо приветствия швырнула в него тарелкой и разбила оба его приза. Кроме того, уже на первой неделе их мини-брака Кэндис ударила Томми столовым ножом в тот момент, когда он делал бутерброд с арахисовым маслом. Так выразилась ее ревность к женщине, которая часто звонила им домой и вешала трубку. Она была убеждена, что у Томми был роман с этой женщиной. Той ночью Томми приехал в отделение неотложной помощи с ножом, который торчал из-под правой лопатки. Последней каплей, о которой говорит Томми, стала поездка на лимузине в Tropicana Club для того, чтобы принять там участие в схватках в грязи (произошло это после того, как они посмотрели шоу WrestleMania).


[Закрыть].

После того как мои брачные ожидания были так подло испачканы в грязи, я стал ярым противником брака – по крайней мере, на ближайшее время. В тот период моей жизни быть одиноким было совсем не сложно. А на самом деле для маньяка двадцати с небольшим лет, чья группа реально начинала вносить свой вклад в поп-культуру, быть одиноким – это был самый лучший образ жизни. К тому времени, когда мне исполнилось двадцать три года, у Mötley уже было множество платиновых альбомов с такими хитами, как Shout at the Devil (1983) и Theater of Pain (1985). Мы дважды объехали весь мир, совершая то, что некоторые называли грехом, а другие – развлечением. Мы отымели молодежь Америки в задницу, как дешевую проститутку. В нашем маленьком мире это уже было безумием, но оттого, что мы загнали его в землю, оно стало еще более безумным. Оглядываясь назад, можно сказать, что 1985 год стал поворотным моментом перед тем, как мы превратились в полноценный, постоянно гастролирующий цирк. Мы устраивали настолько мощные вечеринки, что на каждой из них можно было поместить семейство слонов. Мы переспали с бо́льшим числом женщин, чем любой восточный султан. И именно во время гастролей этого безумного цирка я встретил Хизер Локлир.

Хизер стала моим первым гидом по миру, который был для меня чем-то совершенно новым, миром, который с тех пор стал для меня не чем иным, как головной болью. Она дала мне первый опыт жизни с человеком, вовлеченным во вселенную популярности телевидения и таблоидов, которая тогда даже в большей степени, чем сейчас, была маркой совсем иной славы. В то время Хизер была звездой сразу двух популярных телешоу: «Ти Дж. Хукер» и «Династия». При этом она работала над двумя ролями одновременно: несколько дней снималась в одном шоу, а затем еще несколько дней – в другом. Главное – она все время была занята на работе, а я в то время не имел такой привычки, как согласовывать свое времяпрепровождение с кем бы то ни было. В этом мире Хизер была очень большой звездой, и вокруг нее роилось большое число статистов, к существованию которых я не привык. Когда мы выходили на ужин, за нами всегда следовала толпа сумасшедших, которые нас без конца фотографировали. Это было настоящее безумие. Да что говорить: до тех пор, пока я не встретил Хизер, я не знал, что означает слово «папарацци». Как рок-музыкант, я видел фотографов либо в яме перед сценой во время нашего шоу, либо на съемочной площадке во время фотосессии. На съемки мы обычно опаздывали, но это уже совсем другая история. Хизер же не могла и глазом моргнуть на публике, чтобы ее кто-нибудь не сфотографировал.

Однако я был готов справляться со всеми этими и даже многими другими трудностями, потому что когда мы в первый раз встретились, то я сразу понял, что в ней действительно есть что-то особенное – и что я не позволю ей уйти. Я, конечно, видел ее по телевизору, а потом однажды, когда я разговаривал со своим бухгалтером о том, кого я считаю горячим, он сказал мне, что его брат был у Хизер дантистом.

О! Я ХОЧУ УСТРОИТЬ ЕЙ УСТНЫЙ ЭКЗАМЕН!

Я сразу оживился, с подозрением покосился на него и сказал: «Чувачок, как ты думаешь, твой брат сможет как-нибудь раздобыть номер телефона Хизер?» Он не был уверен, но сказал, что проработает этот вопрос. Видимо, он был очень обеспокоен тем, что я расскажу всем и каждому, как я раздобыл этот номер, а это приведет к тому, что его брат окажется в куче дерьма за нарушение священной конфиденциальности, которая должна существовать между врачом и пациентом. Я сказал ему, что ему не о чем беспокоиться – я скажу любому, кто меня спросит, что я только что случайно нашел этот номер. Напоминаю, пипл, что мне тогда было чуть больше двадцати.

Наверное, лучше было бы подождать, чтобы дать моим яичкам время на подготовку…

ДА ТЫ ЧТО, ШУТИШЬ? МОИ РЕБЯТА ВСЕГДА ГОТОВЫ!

…и, прежде чем позвонить ей, подготовить речь, потому что когда я этого не сделал, то почувствовал себя полным мудаком.

БРО! А ПОЧЕМУ ТЫ ПРОСТО НЕ ДАЛ ЭТОТ ТЕЛЕФОН МНЕ? У МЕНЯ ИХ УЖЕ ЦЕЛЫЙ СПИСОК.

Когда она ответила на звонок, я просто сказал ей: «Привет! Знаешь, кто это? Меня зовут Томми Ли, я тут нашел твой номер и просто хотел поздороваться». Она была дружелюбна, как всегда, и вместе с тем страшно недоверчива, как это и должно быть. «О, привет, как дела? – сказала она. – А откуда у тебя мой номер?» И тут Томми, этот вундеркинд, не нашел ничего лучше, как сказать: «Э… я только что его узнал». А она: «Что, правда? Ты только что его узнал?» Я вел разговор на полной скорости, но вслепую, и сразу попытался назначить ей свидание…

ЕСЛИ ТО, ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ, ПРАВДА, ТО МЫ ДАВНО УЖЕ ОСЛЕПЛИ, ЧУВАК.

Я сказал: «А я бы с удовольствием пригласил тебя поужинать, ну, знаешь, сходить в боулинг или что-то в этом роде. Я готов сделать все что угодно, все, что ты захочешь». И тут… Я несу всю эту белиберду при включенном телевизоре, вижу, что в этот момент там ее показывают, и, конечно, хочу использовать это как еще один повод для знакомства. «О, черт возьми, – говорю я, – а у меня тут по телику тебя показывают, прямо сейчас». На минуту воцаряется зловещее молчание, а потом Хизер говорит: «Нет, Томми, это не я, это другая Хизер». Да, это была Хизер Томас. Оказывается, я смотрел повтор сериала «Каскадеры», а не «Ти Дж. Хукер». У меня отпадает челюсть. Ну что тут скажешь… Идиот!

Все, о чем я мог думать, было: «О, е… какой же я… Как я все прое… все испортил! Нет, она никогда не придет ко мне на свидание!» Я не нашел ничего лучше, как пробормотать, что они с «той» Хизер похожи, и пока я так пресмыкался, «эта» Хизер на другом конце телефонной линии просто молчала. Мне казалось, что она сидит там и думает: «Этот придурок даже не знает, кто я такая. Он думал, что звонит Хизер Томас. Но где, черт возьми, он взял мой номер?»

Я размышлял об этом разговоре много раз, но до сих пор не могу понять, как я из этого всего вывернулся.

ЧУВАК, НУ КОГДА ТЫ НАКОНЕЦ НАЧНЕШЬ УЧИТЬСЯ? ТЫ ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ. ЭТО СДЕЛАЛ Я! ЭТО Я УМЕЮ ЕЗДИТЬ НА ВЕЛИКЕ ВПЕРЕД, НАЗАД, ВБОК, ВВЕРХ И ДЕЛАТЬ МЕРТВЫЕ ПЕТЛИ. УЧИСЬ, САЛАГА!

Не знаю, то ли наш разговор изначально был слишком пикантным, то ли Хизер была достаточно заинтригована, чтобы согласиться на свидание, но получилось так, что уже на второй день после этого я подъехал к ее дому, чтобы ее забрать. Некоторое время я стоял у входа вместе с ее сестрой и ждал, пока Хизер спустится к нам по лестнице. И когда она наконец появилась, у меня в голове завертелось только одно слово: «Ого-го!»

ЭТО ТОЧНО, БРАТАН!

Тогда у меня был Corvette 1982 года выпуска цвета шампанского… Мы направились в итальянский ресторан. Впрочем, я вообще не ощущал вкус еды и почти не слышал ничего из того, что она говорила. Я был в отключке. Она была так красива и так не вписывалась в мой круг! В то время я обитал в одном странном жилом комплексе, который до сих пор существует и до сих пор населен актерами – но в основном музыкантами, которым нужно какое-то временное жилье. Больше всего он был похож на ночлежку; казалось, это убогое здание с однокомнатными квартирками здесь вкопал в землю какой-то маньяк. А с другой стороны стола сидела Хизер, писаная красавица и известная актриса, обитавшая в том районе Лос-Анджелеса, который взбегает из живописной долины вверх по склонам гор Санта-Моника. Я был буквально ошарашен ее успехом и ее красотой. Было так странно, что Саманта Кэррингтон, героиня сериала «Династия», ужинала со мной – и не была такой стервой, какой ее показывали по телевизору. Ее улыбка парализовала меня – это было смертельное оружие. Я сидел за остывшим ужином, смотрел на нее и снова и снова повторял: «Извини, а ты можешь снова улыбнуться?» Тогда она была такой милой, что при встрече вы бы никогда не подумали, что перед вами одна из самых крупных кинозвезд того времени. Впрочем, я могу подтвердить, что она остается такой милой и сегодня.

В ту ночь я подвез ее до самого дома, как хороший мальчик. И с той минуты, как она закрыла за собой дверь, я не переставая думал и говорил о ней – до тех пор, пока не увидел ее снова. Наша вторая встреча состоялась уже при свете дня: она попросила меня заехать за ней, чтобы поплавать в бассейне и пообщаться. Когда я приехал туда, мне показалось, что я выиграл в лотерею главный приз. Она потрясающе выглядела и у бассейна, и в воде, когда плавала на каком-то безумном надувном матрасе. Мы провели день, как в детском летнем лагере, но только этот лагерь был для взрослых. Мы танцевали, плавали в бассейне, пили шампанское… Это было потрясающе, и я помню, что однажды обратился прямо к Господу Богу и спросил его: «Что это вообще? Что тут происходит?» Мне так нравилось все происходящее, что я не думал, что для меня это может быть реальностью.

НО НЕ ДЛЯ МЕНЯ, ДЕТКА. Я УЖЕ НАХОДИЛСЯ В РЕЖИМЕ ВЕЧЕРИНКИ И БЫЛ ГОТОВ НА НЕЕ НАБРОСИТЬСЯ!

Однако в конце концов все это вместе взятое – солнце, веселье, красивая блондинка и пузырьки шампанского – так ударило мне в голову, что через несколько часов такого времяпрепровождения я сказал ей, что мне нужно на минутку прилечь, и побрел наверх, потому что я явно перегрелся от всего этого. Я нашел ее спальню и растянулся на кровати лицом вниз – я всегда так делаю, когда мне нужно немного вздремнуть. Пока я был в отключке, как перегоревшая лампочка, Хизер позвонил ее отец, который был деканом Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, и сообщил, что заедет ее проведать. Теперь я знаю, что отец Хизер – это отличный чел, который любит выпить вина и потусоваться, но только после того, как вы немного поближе с ним познакомитесь. По первому же впечатлению можно с уверенностью сказать, что он человек строгих правил. И уж точно он был не из тех мужчин, которые приходят в восторг при виде полуголого татуированного рок-музыканта, который спотыкаясь спускается по лестнице в доме его родной дочери…

Узнав о его скором приезде, Хизер и ее сестра бросились наверх, чтобы меня разбудить… Позже она рассказывала мне, что на пороге комнаты они остановились как вкопанные. Я лежал на кровати в такой позе, что Дик и яйца вывалились из моих шорт.

ЭЙ, ЭТО ТЫ ОБО МНЕ ГОВОРИШЬ? ДА, Я ТАКОЙ, ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕПОВТОРИМЫЙ!

И МНЕ ТОЖЕ ИНОГДА НУЖЕН СВЕЖИЙ ВОЗДУХ… ДА, И БЛОНДИНКА, Я ДАВНО ИСКАЛ БЛОНДИ. КУДА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОНА ПОДЕВАЛАСЬ?

Судя по всему, мои большие яйца просто вывалились наружу, и они с сестрой удивленно обернулись друг к другу, когда увидели мой член.

ПРАВИЛЬНО ОНИ СДЕЛАЛИ! ЗМЕЙ ТОЖЕ ИНОГДА ДОЛЖЕН ВЫХОДИТЬ НА ПРОГУЛКУ!

Они быстро разбудили меня и упаковали в белоснежную рубашку с длинными рукавами, которая должна была скрыть все мои татуировки. Попутно они объясняли мне, что их отец очень консервативен и что мне нужно закрыть все татушки и выглядеть более презентабельно. Правда, я до сих пор в полной мере не понимаю, насколько презентабельно я выглядел в классической рубашке и пляжных шортах. Но кое-какое представление об этом у меня сложилось. Дело в том, что когда я пожал ему руку и сказал, что мне очень приятно с ним познакомиться, он выглядел так, как будто только что почувствовал вонь неочищенных сточных вод. А на лице его явно читался вопрос: «Что же случилось с моими дочерями?»

Я никогда не нервничал при встрече с любыми родителями, но при знакомстве с мистером Локлиром мне стало по-настоящему страшно. Это был еще один признак того, что в моей жизни случилось что-то новое; я и не подозревал, что могу так волноваться. В общем, мы с Хизер начали регулярно встречаться. Вскоре я переехал к ней и стал развлекаться так, как никогда и представить себе не мог.

Я ТОЖЕ.

Она купила мне велосипед-внедорожник, чтобы смог кататься по холмам, которые начинались за ее домом. Я был действительно счастлив. Я не мог в это поверить, но наши отношения переросли в крутой роман… Я и не подозревал, что такое бывает.

ДА, БЫВАЕТ! И ОНА… О, ЧУВАК, ПРОСТИ, Я ОБЕЩАЛ, ЧТО НЕ БУДУ ОБ ЭТОМ РАССКАЗЫВАТЬ…

Примерно через год такой жизни я предложил ей выйти за меня замуж. Дело было так. Мы ехали в лимузине по хайвею, я открыл люк в крыше машины, встал и попросил ее на минутку подняться и стать рядом со мной. Мой план состоял в том, чтобы предложить ей выйти за меня замуж, как только мы оба встанем в полный рост. Идея казалась отличной, но я не продумал ее до конца и не учел скорости набегающего ветра. В этой картине определенно была некая романтика, но если вы хотите получить представление о том, на что это было похоже, то встаньте на взлетную полосу во время взлета самолета и попытайтесь задать вашему спутнику какой-нибудь вопрос. В общем, пока я кричал: «Ты выйдешь за меня замуж?», Хизер все время кричала в ответ: «Что? Что?» Мы с ней очень здорово там полетали, ветер хлестал нам в лицо, но она ничего не понимала до тех пор, пока я не вынул кольцо. Я не мог услышать, что она говорит, но по выражению ее лица понял, что она сказала: «Да».

Когда я сообщил отцу о том, что женюсь на Хизер Локлир, у него нашлось для меня несколько слов. Прежде всего он сказал: «Она хорошая, Томми, береги ее!» Потом он немного помолчал, а затем пристально посмотрел на меня и продолжил: «Сынок, смотри не облажайся».

Это было потрясающе. Я до сих пор не уверен в том, что последовал его совету. Надо будет спросить об этом у Хизер…

Мы с Хизер поженились 10 мая 1986 года. На нашей свадьбе было все: пятьсот гостей, огромный торт, освещение в прессе, серьезная фотосессия, голуби, парашютист, доставивший нам огромную бутылку шампанского Cristal… А затем началась моя любимая часть программы: мы вылетели на Фиджи, одно из моих самых любимых мест во всем мире. Удивительно, как долго ты туда добираешься. Сначала ты пролетаешь полмира, а в конце садишься на гидросамолет – прямо как в фильме «Остров фантазий». После посадки, уже на причале, вас встречают люди с кокосовыми орехами, наполненными какими-то безвкусными напитками и увенчанными розовыми зонтиками. Я все время крутил головой в поисках Тату и мистера Рорка, героев фильма «Остров фантазий». Они так и не появились, но нам уже было все равно – мы находились в раю и отдыхали в хижине, стоявшей на сваях прямо в воде. Каждое утро мы с Хизер открывали дверь хижины и с ее порога прыгали в самый чистый и синий океан, который я когда-либо видел. Так начались удивительные семь лет нашей совместной жизни, основанные на глубокой приязни и невероятно тесной связи, которые существовали между нами. Хизер оказалась такой классной, умной и веселой женщиной, что я относился к ней совершенно не так, как к другим людям, которых я когда-либо знал. Когда мы поженились, то оба были почти что детьми: мне было двадцать четыре, а ей двадцать пять. Очень многие из наших первых проектов мы сделали вместе, а, как известно, своего первого ты никогда не забудешь.

Мы воплотили в жизнь множество фантазий друг друга, но они не всегда реализовывались так, как нам хотелось. Со времен своего детства я не был в Греции, поэтому вскоре после того, как мы поженились, а Хизер улетела по работе в Европу, мы отправились в круиз по нескольким греческим островам. Мы прилетели в Европу на «Конкорде», и я никогда не забуду, как пилот объявил, что мы достигали скорости, вдвое превышающей скорость звука… Когда мы преодолевали звуковой барьер, наши головы резко откинулись назад. Этот самолет был чертовски крутым – он летел на высоте 80 000 футов, а это достаточно высоко, чтобы заметить из окна кривизну Земли. Мы приземлились в Ницце, Франция, и сели на огромный и очень красивый парусный круизный лайнер Four Sails. Греческие острова невероятно красивы и слабо затронуты цивилизацией, там есть масса нудистских пляжей, на которые мне не терпелось попасть. Я ничего не хотел больше, чем оказаться обнаженным на пляже со своей женой, поэтому, как только мы дорвались до этого, я сразу получил кличку Naked Guy, Голый Парень.

НАКОНЕЦ-ТО МЫ ОТДЫХАЕМ ВСЕЙ СЕМЬЕЙ! КАКОЕ ЖЕ ДЕРЬМО ЭТО ВАШЕ «ВСЕ ВКЛЮЧЕНО»! А МОЖНО МНЕ МАССАЖ И ПИНА-КОЛАДУ?

А ВОТ ХРЕН ВАМ! ЭЙ… КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ХИЗЕР ИГРАЕТ В ВОЛЕЙБОЛ?!

Тут я посмотрел на нее, поцеловал и сказал: «Детка, давай заголимся!»

НЕ БЕСПОКОЙСЯ… ВСЕ, ЧТО СЛУЧАЕТСЯ В ГРЕЦИИ, ОСТАЕТСЯ В ГРЕЦИИ.

Хизер не то чтобы полностью зажата, но иногда она может быть ханжой, потому что у нее не было возможности снимать все это на публике. Она посмотрела на меня как на сумасшедшего и сказала: «Нет, нет, НЕТ. На пляже есть люди с нашего корабля». А я такой: «Да, есть, ну и что? Смотри, кое-кто из них тоже голышом. Давай, черт возьми, давай!» Я уже сбросил штаны и бегу по пляжу к воде с криком «Ву-ху!»[13]13
  Тех читателей, которые, как и наш редактор, не могут понять, что значит это «ву-ху», я отсылаю к ответу Томми Ли на попытки редактирования его текста в главе «Хуан». Есть простое практическое правило: когда кто-то рядом с вами произносит «ву-ху», представьте себе очень пьяных, голых и загорелых людей, которые отрываются на весенних каникулах.


[Закрыть] но Хизер только смотрит, как я убегаю, и качает головой. Она напугана, потому что я весь зататуирован, а в Греции это сильно привлекает внимание. Но меня это не волновало – а ты ожидал чего-то другого? Когда я выходил из воды, то услышал, как две местные женщины говорят обо мне по-гречески. И я достаточно хорошо усвоил язык мамы, чтобы понять, что они говорят: «Боже мой, посмотри на него! Весь в тату! Мерзкий, отвратный тип». Очевидно, они не предполагали, что я могу говорить на их языке, но я, проходя мимо, сказал им по-гречески: «А я вас понимаю! Я понял, что вы сказали!» Они ужаснулись еще больше, но это помогло: больше они не сказали ни слова.

Весь день я пытался уговорить Хизер вести себя по-европейски и показать миру немного своей кожи, но она продолжала упираться. Я давно мечтал отвезти жену на греческие острова и беззаботно лежать с ней на песке – так что без боя не сдался. Я то стягивал верхнюю часть ее бикини, то развязывал его, то выпускал на свободу одну из ее грудей. Я не был заинтересован в том, чтобы она сбросила весь купальник; топлес – вот все, что мне было от нее нужно. Но все мои уговоры не дали результата. Наконец, я понял ее доводы: она была известной телевизионной актрисой и не хотела, чтобы ее фотографировали на пляже обнаженной. Но сам я отказывался следовать таким правилам. Если ты – публичный человек и проводишь свое свободное время в беспокойстве о том, как тебя воспринимают, то твоя жизнь сведется к объективу фотоаппарата. И это не жизнь.

Мой брак с Хизер многому меня научил. И один из первых уроков, которые я усвоил, касался компромиссов. Вскоре после свадьбы мы с друзьями поехали в Кабо-Сан-Лукас. Однажды я отправился на глубоководную рыбалку, где поймал на крючок марлина длиной девять с половиной футов. Он боролся со мной два часа, но так и не вырвался на свободу. Для тех, кто ничего не знает о марлинах[14]14
  Подробности см. в романе Эрнеста Хемингуэя «Старик и море», опубликованном в 1952 году.


[Закрыть], я расскажу, как они ведут себя, попавшись на крючок. Как и в случае с человеком или животным, которого можно поймать на крючок, они не пытаются его вытащить. Они ныряют настолько глубоко, насколько могут, и обычно просто разрывают леску. Но если это не помогает, то они также пытаются высвободиться с помощью своих мечей, вращая голову круговыми движениями. Но моя рыба не ушла – я целую вечность боролся с этим «китом» и при этом чуть не погиб. Я позволял ему нырять до тех пор, пока он полностью не выдыхался, а затем снова начинал потихоньку его вытаскивать, но когда он приближался к поверхности, то снова злился и снова нырял. К тому времени я так устал, что уже не мог его остановить, а это означало с моей стороны как минимум двадцать минут дополнительной работы. Наконец, после бесконечной борьбы я подвел его достаточно близко к лодке, так что ребята из команды оглушили его, затащили в лодку и добили рыбу бейсбольной битой. А я смотрел на это и все время кричал: «Чуваки, это моя рыба!» Это было полное безумие: один парень бил, а другой, в перчатках, крепко держал его за меч, потому что обозленная рыба билась так, что вполне была способна что-нибудь у кого-нибудь отрезать.

Измученный, я сидел в этом странном стоматологическом кресле и держал онемевшими руками огромный меч. И, черт возьми, я гордился этой рыбой. Я никогда не вылавливал такую гигантскую рыбу. Ребята с катера поняли это и договорились, что отправят мою рыбу таксидермисту, а затем отдадут мне. Они отрезали голову и хвост, положили на лед, а из остального наделали кучу стейков, чтобы раздать их городской бедноте.

Примерно через неделю, когда мы уже вернулись домой, нам привезли огромный деревянный ящик длиной пятнадцать футов. Я был так рад снова увидеть свою рыбу, что взломал упаковку прямо на подъездной дорожке на глазах изумленного курьера из UPS. Я вынул свой приз из короба и с гордым видом победителя потащил его в дом, стараясь провернуть всю операцию, пока меня не видит Хизер. Но она заметила меня, прежде чем я добрался до двери, остановила и спросила: «Что это ты делаешь? Куда ты это тащишь?» Тут я вспомнил, что никогда не говорил ей о том, что я добыл огромного марлина и мечтаю повесить его над стойкой бара. Я посмотрел на нее и сказал: «Детка, это моя рыбка. Я повешу ее над стойкой бара. Это будет потрясающе!» Она посмотрела на меня как на совершенно конченого и сказала: «Нет, чел, так не пойдет». Я почувствовал себя так, как будто у меня только что отменили празднование дня рождения. «Но…

Малыш, я сам поймал эту рыбу. Я просто хочу повесить ее над стойкой бара. Это идеальное место. Я хотел, чтобы все могли видеть это чудо, когда садятся выпить. Правда, они увидят эту рыбу задолго до этого – ее заметит каждый, кто войдет в нашу парадную дверь». Но жена не хотела об этом и слышать…

Огорченный как не знаю кто, я стоял на подъездной дорожке, обнимая свою рыбку, и… И именно тогда я по-настоящему усек, что значит быть женатым. Такое событие, как вывешивание марлина над барной стойкой, больше не было только моим делом. Такие вещи больше не были моими – они стали нашими, и с этого момента мне придется спрашивать разрешения на то, чтобы повесить девятифутовую рыбу в нашем доме.

Мы с Хизер прожили в этом доме еще пару лет, и все это время мой марлин прожил в закутке гаража, пока однажды его не забрала к себе домой наша экономка. Хотелось бы увидеть, где, черт возьми, она его повесила…

У меня были кое-какие ожидания от нашей семейной жизни, и одно из них, которое идеально сработало, было найти дом нашей мечты. Им оказался тот дом, в который мы с Хизер переехали в следующий раз. В это время я нечасто видел и дом, и Хизер, потому что постоянно мотался в турах с Mötley. Но это был наш дворец! Он стоял на вершине холма, окруженный полем для гольфа.

Когда я нашел его, Хизер была в отъезде по делам. Но я сразу понял, что этот дом должен стать нашим. Почему? Потому что в нем было то, чего не хватало нашему первому дому: здесь было место для студии, здесь можно было уединиться и, наконец, отсюда открывался самый потрясающий панорамный вид на горные вершины, который я когда-либо видел. Когда я впервые увидел этот дом, он представлял собой всего лишь каркас, стоявший на вершине холма. Но я позвонил ей и сказал, что мы должны его купить. Я отправил ей фотографии дома, но они ей не понравились. Когда она вернулась домой, я отвел ее на стройплощадку, но там ей не понравилось. Лишь когда там появились окна и стены, она сменила отношение к дому – и, по существу, живет там до сих пор.

Наш дом находился рядом с полем для гольфа, поэтому я получил членство в гольф-клубе, и с тех пор – хотите верьте, хотите нет – я играю в гольф. Это было не простое членство в клубе – ты должен был заплатить шестьдесят тысяч только за вступительный взнос, притом в клубе должно было быть не более двухсот членов. В тот день, когда я пришел туда со своим оплаченным чеком, выяснилось, что мне предстоит утверждение на совете директоров этого гольф-клуба. А это, скажу я вам, оказалось настоящей драмой. Один из этих богатых парней где-то раздобыл кассету с кадрами, на которых я играю вживую, стучу по барабанам, стягиваю штаны, просто ругаюсь, валяюсь на каких-то мешках и, наконец, подставляю голую задницу ветру. Почему-то эти джентльмены подумали, что я не буду хорошим дополнением к их сообществу. Когда я наконец встретился с членами правления, то они сказали мне, что просмотрели записи моих выступлений и сочли меня неприемлемым для их клуба. В ответ я сказал им, что они сбрендили, что я зарабатываю себе на жизнь в шоу-бизнесе, что увиденное ими на кассете – это вовсе не то, что должно было происходить на их поле для гольфа. Я сказал: «Каждый день я подъезжаю к своему прекрасному дому за три миллиона долларов, который расположен здесь, недалеко от вас, и обычно вижу какого-нибудь старпера с расстегнутой ширинкой, который мочится на дерево. И какая же, черт возьми, разница? А ведь мне тоже противно смотреть на это каждый день!»

В конце концов они впустили меня в свой клуб и после этого больше со мной не связывались. Что поделать – я начал следовать правилам. Но, как вы все знаете, правила созданы для того, чтобы их нарушать. Получилось так, что в это время Никки Сикс жил в доме, который стоял чуть ниже нашего вниз по холму, на другой стороне поля для гольфа. В то время у меня был мощный Harley, и однажды я просто подумал: «Да идет оно все на…» Мне нужно было быстро добраться до Никки, поэтому я ломанулся к нему прямо через поле для гольфа, выдергивая колесами байка пучки травы. И, надо сказать, я чувствовал себя прекрасно, сжигая резиной самую ухоженную зеленую траву, которую я когда-либо видел. Наконец-то я понял, куда пошли мои гребаные шестьдесят тысяч…

Я использовал свое членство в гольф-клубе для того, чтобы развлекать своих друзей-музыкантов, которых ненавидел наш загородный клуб. Так, Никки никогда не играл в гольф, потому что он – самый большой противник спорта на свете. Он неустанно рассказывал мне, какой же я большой педик, если играю в гольф. Никки не понимал, что больше всего мне в этом деле нравилась возможность выбраться из дома и увидеть деревья, траву, птиц, пруды и песок, при этом попивая пиво и разъезжая на тележке, как гонщик Марио Андретти.

За эти семь лет мы с Хизер научились уживаться друг с другом и находить компромиссы. Я могу честно сказать, что на момент написания этой книги мы по-прежнему остаемся очень близкими друзьями – а в этом бизнесе и в этом мире это очень о многом говорит. Время от времени мы встречаемся, мы все время разговариваем – и это потрясающе. Я думаю, что это говорит о том, насколько она очень, очень классная. Мне бы хотелось, чтобы все, кто когда-либо любил друг друга, последовали нашему примеру. Она по-прежнему остается такой же красивой и чудесной, какой была в день нашего знакомства, она – моя большая-большая любовь…

Да, в 1993 году мы развелись. Во время нашего брака наши карьеры достигли максимальных высот. Мы много говорили о том, чтобы завести детей. Я всегда этого хотел, но она на самом деле не чувствовала тяги к материнству. Я вообще люблю детей, а когда они появились у Никки Сикса и его первой жены Брэнди Брандт, я захотел их больше, чем когда-либо. Я часами сидел у них дома и ползал по полу с их детьми.

Когда я по-настоящему понял, что у нас с Хизер не будет детей, я начал терять интерес к нашим отношениям. И все, что я могу сказать по этому поводу, так это то, что с началом этого процесса я перестал понимать, что мне делать. Я начал свои эмоциональные блуждания, мои глаза снова обратились, как говорится, к «разглядыванию витрин», а мой Дик не преминул снова взять слово.

ЭТО ТАК И БЫЛО! Я В ЭТОМ СМЫСЛЕ – ФИНАНСИСТ Э. Ф. ХАТТОН: КОГДА ГОВОРЮ Я, ОСТАЛЬНЫЕ СЛУШАЮТ.

Тут я начал вытворять всякую ерунду – например, позволил искушению стать моим «вторым пилотом».

Семь лет я оставался моногамным и был верен жене. За это время я совершенно забыл о существовании телефонной сети стриптизерш и порнозвезд. У этой сети есть такая особенность: когда человек, обладающий хоть какой-то степенью известности, трахается со стриптизершей или порнозвездой, то девушка немедленно (именно немедленно!) хватает телефонную трубку и сообщает о случившемся всем, кого только знает. Да, когда я поскользнулся, то действительно пошел на такой контакт. Я проделывал это на натуре, на съемках, в перерывах между сценами.

Как и многое другое в моей жизни, все это начиналось достаточно невинно. Мне позвонил Рон Джереми, который снимал свой фильм в здании, расположенном недалеко от того места, где я микшировал пластинку Mötley Crüe, а именно на студии A&M в 1993 году. Когда у нас были перерывы, я заходил в этот дом просто для того, чтобы навестить Рона и посмотреть, как у него идут дела. И кто бы мне это запретил, правда?

ДА, Я УЖЕ БЫЛ ГОТОВ К СЪЕМКАМ КРУПНЫМ ПЛАНОМ!

Хотите верьте, хотите нет, но до этого я никогда не видел, как снимают порно. Видимо, там происходило то, что обычно происходит на такого рода съемках. Пробыв там минут пять, я обратил внимание на одну знойную блондинку и просто из любопытства спросил у Рона, как ее зовут. Он не сказал мне ни слова, а просто попросил меня пройти в ванную и немного подождать. Через две минуты туда же пришла эта знойная блондинка, сорвала с меня штаны и, не говоря ни слова, начала сосать мой член.

ДА, ОНА ЭТО СДЕЛАЛА! МНЕ ОНА ПОНРАВИЛАСЬ. КРОВЬ ПРИЛИЛА В ГОЛОВУ ТАК БЫСТРО, ЧТО МГНОВЕННО ЗАБРЫЗГАЛ ВСЕ ВОКРУГ! ТАК КАК, ГОВОРИШЬ, ЕЕ ЗОВУТ?!

После того как я кончил, она тут же убежала, как какая-нибудь металлистка, а я остался стоять со спущенными штанами, чувствуя себя, как фанатка, и гадая, что за херня со мной только что приключилась. Она просто «поработала» и смылась, но это было грандиозно.