Текст книги "Томмилэнд. Автобиография самого плохого парня рок-н-ролла"

Да, вскоре мой барабанный монстр разросся до такой степени, что нам с ним пришлось взлетать. И тут я встретил этого чела по имени Крис Дитер, бывшего специалиста по гидравлике подводных лодок, который сказал мне: «Ты у меня взлетишь, и мы войдем в историю!» Что мы и сделали.

Этот парень построил мне две машины: ту, которая переворачивала меня вверх тормашками во время тура Girls, и ту, которая поднимала меня над толпой в туре Dr. Feelgood. Вот это был мастер! Та клетка, которую он построил мне для тура Girls, была приварена к вилочному погрузчику, каким-то образом закреплена на корпусе мусоровоза, опутана тоннами кабелей и поднималась в небо с помощью какой-то сумасшедшей гидравлики. До того как я встретил его, мне постоянно снился сон о том, как я летаю по арене над толпой и при этом стучу по барабанам. Я рассказал об этом группе и нашим менеджерам, но они только внимательно посмотрели на меня и сказали что-то типа: «Да, с тобой все понятно… Пошли играть!» Но я должен отдать должное своим товарищам по группе, потому что как только я нашел маньяка, который смог построить нужную мне машину, то они позволили мне сделать это. Сборка этой установки стоила около восьмидесяти тысяч, а они такие: «Круто… Ну да х… с ними. Давай делай!»

Когда я в туре Girls взлетал и вращался над сценой, то мог сделать только пять оборотов: ровно на столько хватало длины микрофонных кабелей, и чтобы их размотать, меня приходилось вертеть в другую сторону.

Конечно, если бы мы делали это сегодня, то могли бы обойтись без всяких проводов. Да, сегодня установку бы могли снова и снова поворачивать на 360 градусов, пока меня не стошнит…

Дело в том, что мой барабанный монстр стал проблемой. Фанаты уходили с наших концертов со словами «Экая херня!..»[29]29
  В данном случае выражение «Экая херня!» использовалось в хорошем смысле. Например: «Экая херня! Ну рулит же этот гребаный Mötley Crüe! Томми просто рвет всех! Ты ходил на эту херню?»


[Закрыть]. А это означало, что в следующем туре я должен был еще что-то для них придумать. Я не мог допустить, чтобы они уходили с концертов со словами «А прошлый тур-то был покруче, правда?».

После вращения на сцене в концертах тура Girls мне пришлось превзойти самого себя. Я решил, что все, что я могу сделать, – так это предоставить людям, которые сидят на дерьмовых местах, билеты в первый ряд. Единственный способ сделать это – перенести барабаны со сцены в самый дальний конец арены. Так я и сделал в туре Dr. Feelgood – и это оказалось круто. На несколько минут худшими местами в зале стали кресла в первых рядах, а у ребяток, которые сидели сзади, вдруг появлялся самый лучший обзор. И каждый вечер я видел, как они от этого балдеют.

В общем, оно того стоило!

Я давно мечтал построить на сцене настоящие американские горки, по которым мои барабаны могли бы выкатываться к дальней стороне арены и делать круг. Еще хотелось, чтобы по всему моему оборудованию были установлены камеры, чтобы каждый мог видеть на большом экране то, что вижу я, и чувствовать то, что чувствую я. А еще я хочу, чтобы мое место было сзади, как в старом хот-роде, автомобиле, переделанном для достижения максимально возможной скорости. Я хочу пристегивать к нему своих фанатов и каждый вечер их катать. Все это можно сделать – я проверял. Это вполне по силам компаниям, которые изготавливают американские горки. Единственная проблема – страховка. Но не заставляйте меня начинать с этого – платить деньги, чтобы прикрыть свою задницу на случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное. Ну не мое это, чуваки. Но правда и то, что если вы не предпримете такие меры предосторожности, то в первом же судебном процессе с компанией типа Happyland вам быстро придет конец.

Когда в 1997 году Mötley готовили тур Generation Swine, мне сообщили, что американские горки не будут частью пакета трюков, которые сопровождают наши шоу. И тогда я решил провести такой фокус – пусть со сцены исчезнут барабаны. Для начала я спросил Дэвида Копперфилда, как он это делает. Потом я познакомился с ребятами, которые-то и являются настоящими волшебниками в шоу Копперфилда. Это были инженеры, которые взрывают всякое барахло и устраивают разные диверсии для того, чтобы вы не обратили внимание на то, как прямо у вас на глазах исчезает самолет Боинг 747… Я не собираюсь раскрывать их секреты, потому что волшебство и Санта-Клаус должны и дальше заставлять мир вращаться для детей всех возрастов. Но я вам скажу, что эти ребята знают свое дело. Они умеют сделать так, что что-то большое мгновенно исчезает само в себе. Они могут взять грузовик и оснастить его такими гидравлическими системами, благодаря которым он будет мгновенно складываться до размера коробки из-под обуви. Это полный улет! Видели бы вы, как они ухмылялись, когда им представилась возможность растворить в воздухе этого… ударника. Но главное, они сумели сделать это – сделать по-крупному!

Номер выглядел так. Когда приходило время моего соло, я начинал его на площадке, которую мы использовали на протяжении всего шоу. В это время танцовщицы из числа местных с костями в носу подпрыгивали в пыли, тряся сиськами. Все зрители были поглощены этими танцами диких племен, и мне они тоже очень нравились. Потом я уходил, а на сцену выкатывали еще одну ударную установку. Я подходил к ней и продолжал соло. Потом меня с барабанами накрывали шатром, на который проецировалась полноценная видеосъемка, в которой также фигурировали танцоры, но кроме них показывали фотографии взрывающихся атомных бомб и падающих американских горок. Я еще некоторое время играл на новой установке, а потом видео останавливалось и начиналось волшебство. Пока я играл, на сцену выходил космонавт и смотрел, как я играю. Он несколько раз обходил вокруг меня, а белый занавес вокруг моей барабанной установки поднимался, и… Зрители видели через занавеску, что я продолжаю играть, но не знали, что на эту занавеску можно было также проецировать изображения. У нас была заранее сделанная запись моей игры, которую мы крутили. Потом барабаны опускались под сцену, я быстро заходил за кулисы, очень быстро переодевался в костюм космонавта и… А пока я переодевался, зрители ясно видели, – я играю на барабанах.

Переодевшись, я выходил из-за занавески в образе космонавта и внимательно всматривался в видеозапись, на которой я играю на барабанах. Вот этот момент мне очень нравился! Тут мы начинали играть одну из моих самых любимых композиций, а именно Higher State of Consciousness Джоша Уинк (один из самых дерьмовых танцевальных треков, которые я когда-либо слышал). Я начинал поднимать руки вверх, и мои барабаны поднимались все выше и выше. Когда они находились на максимальной высоте, мое изображение вдруг исчезало, я поднимал свой космический пистолет и стрелял в себя. Тут пистолет взрывался, барабаны взрывались, а занавес падал, открывая зрителям пустую барабанную установку, парящую над прожекторами.

И в это мгновение я поворачивался к зрителям и снимал свой космический шлем. Ну полная абракадабра!

А вот и я! Каждый вечер я смотрел на это море растерянных лиц, и это было эпичное зрелище. На эту секунду я превращался в Дэвида Копперфилда и понимал, что магия – это всего лишь одна большая иллюзия.

Ой, бл…, я не должен был рассказывать, как мы все это сделали. Извини. Увы, там, где мы этим занимаемся, нет ни Санта-Клауса, ни волшебства, ни этого вашего гребаного Пасхального кролика. Зубная фея оказывается твоей мамашей, аисты не приносят детей, шипучая карамель и кола тебя не убьют, Средиземья не существует, Майки никогда не любил хлопья Life, от поцелуев нельзя забеременеть (как и от дрочки – ослепнуть), а когда Джек и Джилл, как в той детской песенке, скатились с холма, то они просто охренели[30]30
  Если какое-либо из этих откровений окажется трудным для понимания или разрушит ваше эмоциональное и духовное благополучие, то я предлагаю обратиться к дипломированному и/или лицензированному члену сообщества психиатров. Вы можете получить письменные направления к ним в вашей страховой компании или в отделе кадров предприятия, на котором вы работаете. У вас также есть возможность собственными пальцами пролистать местный справочник Yellow Pages до буквы T и при дальнейшем перелистывании найти слово therapist, что по-американски значит «психотерапевт». Пострадавшим читателям религиозной ориентации следует, кроме того, обратиться к должным образом избранному официальному лицу выбранного ими ордена. В редких и серьезных случаях спонтанного срыва я предлагаю вам набрать номер ближайшего токсикологического центра или позвонить по телефону удобной бесплатной национальной горячей линии по предотвращению самоубийств 1-800-Suicide. Если непреодолимые проблемы все же сохранятся, то я, Энтони Бозза, предоставлю вам бесплатную консультацию в каждом конкретном случае. В чрезвычайных обстоятельствах Томми Ли, при наличии возможности, оставляет за собой право инициировать вмешательство в ваше лечение, масштаб которого будет определен в ходе консультаций с родными и близкими больного.


[Закрыть].

Музыканты Mötley всегда отличались интенсивностью чувств и снисходительностью к собственным слабостям; мы всегда были группой, живущей на грани. Я человек бесстрашный, но за время работы в Mötley я немалое число раз пугался до чертиков. Вот пример – один из многих. Кажется[31]31
  Пять тебе с плюсом, Томми! Это действительно был тур Shout at the Devil.


[Закрыть], во время тура Shout at the Devil у нас работал один летчик, которого я прозвал Dick Danger – Опасный Дик. Он пилотировал частный самолет, который я прозвал Dangerous Airways – «Опасные авиалинии». Этот Дик действительно нас несколько раз чуть не укокошил. Дик летал на одном из таких крошечных двухмоторных винтовых самолетов, которые постоянно попадали в авиакатастрофы (читайте некрологи). Сам Дик был пожилым парнем (минимум полтинник) с седыми волосами и чемоданом, набитым гавайскими рубашками.

Мне нравилось следить за этим Диком – и не потому, что я думал успеть что-то сделать, если что-то пойдет не так, а скорее потому, что он был похож на непростую задачу по математике: мне нужно было понять, что заставляет этого типа поступать так, а не иначе. Так вот, сижу я как-то в кабине пилотов рядом с Опасным Диком, и тут меня точно клюнул в одно место жареный петух, и я спросил: «Чел, а можно мне порулить? Это что, сложно?»

А Дик такой: «Да че там, садись за штурвал! Давай, хрен ли!» Когда этот разговор услышал наш тогдашний менеджер, он совершенно взбесился: «Не давай Томми летать! – орал он. – Нет, нет, НЕТ!» Я оглянулся на него и, конечно же, сел за штурвал. Наверное, я тогда думал, что все это будет похоже на вождение машины или на видеоигру… Короче, я даже не осознавал, что ставлю под угрозу жизни всех участников моей группы. Я просто подумал: «Бля… Как же это клево – летать!» Я рад, что этот старый хер, в смысле пилот, не стал рассказывать мне, как делать такую фигуру высшего пилотажа, которая называется «бочка». Я бы точно попытался ее сделать!

Итак, картина маслом: я пилотирую эту двухмоторную консервную банку, а рядом со мной сидит старина Дик, и руки у него совершенно свободны… И тут… И тут этот хер лезет в карман гавайской рубашки, достает оттуда пузырек и закидывается огромной дозой кокаина. Вау… Что это у него? Неужели действительно кокс? Ну тогда нам звездец… Снимаю шляпу, чувак! Честно говоря, тогда подумал, как это потрясающе – сидеть в кабине, пока пилот так шутит, и управлять самолетом. (Должен сказать, что я с тех пор немного повзрослел.)

В конце концов нам пришлось нажаловаться на них компании, у которой мы зафрахтовали наши самолеты. Дело оказалось не только в старине Дике – у них все экипажи все время были под наркотой. Наши менеджеры потратили много времени, чтобы объяснить партнерам, что мы так этого не оставим: у нас и так было до хрена проблем, чтобы еще иметь дело с прококсованными капитанами. Представьте себе: вы летите в самолете с обкуренным пилотом, вы начинаете по-настоящему волноваться, а тут он включает громкую связь и сообщает, что самолет входит в зону турбулентности. А вы сидите и думаете: «Твою же мать!.. Ну почему мне именно сейчас не хочется брать пример с группы Lynyrd Skynyrd, которая в 1977 году погибла в авиакатастрофе?»

Еще случай. Во время одного из наших туров охранник по имени Винни избил фаната. Парень чем-то вывел его из себя, а поскольку Винни был сумасшедшим нью-йоркским ублюдком, то он внезапно совсем потерял рассудок и начал колотить его изо всех сил.

Этому парню было, наверное, лет шестнадцать. Он уже был весь в крови. Мы кинулись к охраннику с криками: «Чувак, ты что, ох…? Какого хрена? Хватит, не надо!» У меня есть фотография этого Винни, сделанная после побоища. Он сидит на обочине весь в крови; он наконец понял, что натворил, и злится, потому что чуть не забил того парня до смерти.

Одно время у меня был телохранитель, который раньше работал с Mötley. У этого парня была своя фишка – он имел обыкновение выковыривать ножом свой стеклянный глаз. Ну, это уже было немного чересчур – особенно когда он подбрасывал его девушкам в коктейли. Понятное дело, что у парня отсутствовало боковое зрение. Остальную работу он делал хорошо, но я не без оснований считал, что к нему может подкрасться кто угодно, и потому всегда старался стоять на хорошей стороне – слева от него, где я был в безопасности[32]32
  Парень с псевдонимом Глазное Яблоко заменял в туре Methods of Mayhem в 2000 году проверенного охранника Хоука, которому Томми очень доверял.


[Закрыть]. Интересно, кто это нанимает на работу таких людей? Если бы я оказался в такой ситуации, то хотел бы быть слепым водителем автобуса – а одно время водители были Mötley очень нужны. Если бы у нас был такой водитель, то мы наверняка подарили бы ему отличный сонар и навигационную систему с голосом. И он бы с ними сработался.

В Mötley мы совершали множество нелепых поступков, часть из которых в конце концов себя оправдывала, а часть – нет. Одной из таких бессмысленных идей, которую, как потом выяснилось, можно было продумать чуть получше, стала фотосессия на вершине горного ледника. Ее мы задумали сделать в то время, когда в группе работал Джон Кораби. С его приходом Mötley стал монстром несколько другого вида. Шел 1994 год, и такие группы, как Nine Inch Nails и Nirvana, на наших глазах меняли рок-н-ролл. Именно тогда мы в группе почувствовали, что Винс несерьезно относится к музыке и своим обязанностям певца. Мы расстались с Винсом, и на его место пришел Кораби. Стиль пения Кораби был другим – более суровым и резким – и в то время в большей степени удовлетворял требованиям остальных музыкантов группы. Бедный Джон, ему вполне бы хватило того, что он встал на место Винса. Так нет – ему вдруг приспичило тащить нас на ледник недалеко от Ванкувера, Канада. Но именно Джон предложил эту затею, и это был акт чистой тупости. Мы просто радостно прыгнули в вертолет в том, в чем были. Ну идиоты! На мне были джинсы, кожаная куртка, футболка и кроссовки. Да, и еще на мне была шляпа, потому что накануне вечером Фил, певец из группы Pantera, побрил мне голову налысо, так что я догадывался, что мне будет чертовски холодно. И надо сказать, что моя шляпа обеспечила мне в этом забеге фору на несколько миль перед остальными участниками. Ни у кого из нас не было перчаток, и на вершине этого айсберга, окруженного гигантскими трещинами, мы быстро промерзли до костей. А у Кораби не было даже куртки! Он, должно быть, сидел там и думал: «Чего это все они вдруг с ума посходили? И что здесь делаю я?» Мы с Кораби славно повеселились от записи одного альбома и тура, который мы провели в 1994–1995 годах.

Но лучше расспросить об этом его самого. К счастью для вас, дорогие читатели, когда я писал эту книгу, ко мне однажды зашел Джон. Он беззастенчиво разместился в моем баре, взял себе пиво и стал вспоминать о хороших и не очень хороших временах, которые мы прожили вместе. Джон – хороший рассказчик, и потому, дамы и господа, я позволю ему рассказать своими словами одну весьма занимательную историю.

ДЖОН КОРАБИ

В том туре у нас с Томми было много неприятностей. Дело в том, что в то время в группе только мы с ним были одинокими, пили и тусовались. Из-за этого у нас был собственный автобус, в то время как Никки и Мик, трезвенники и аскеты, держались особняком. Так, чуваки, с чего же мне начать? Короче, однажды вечером ко мне за кулисами подошла одна чикса, я отвел ее в автобус и трахнул. Мы уже почти закончили наше дело, как вдруг в салон автобуса вламывается наша охранница и говорит мне, что она тоже так хочет, причем немедленно. При этом ее муж, злой как черт, стоит у дверей автобуса. Я выхожу из нашего закутка, застегивая ширинку, и вижу этого парня через лобовое стекло: от него буквально идет пар. Когда его дама оделась и, не говоря ни слова, вышла из автобуса, муж тут же ей задал жару. А я… я только и смог подумать: «Добро пожаловать в мир Mötley Crüe».

А вот каким жеребцом показал себя Томми. Однажды, когда мы были в Солт-Лейк-Сити, я привел в автобус сразу двух девушек – надеялся, что из этого что-нибудь получится. Но одна из них увидела Никки и кинулась за ним к другому автобусу. Ее подруга остается со мной и, как только мы оказываемся одни, говорит: «Давай трахаться!» – «Окей, – говорю я. – Пить будешь?» Я вышел из автобуса, чтобы взять миксер. Вижу – Томми сразу юркнул туда. Меня не было в автобусе минуты три, но когда я вернулся назад, то уже никого не увидел, и только в заднем отсеке слышалась какая-то возня. Я сунулся туда, а там… Чика уже стоит на диване, держась за крышу автобуса, а Томми метелит ее сзади. Он активничал так, что чика оторвала с потолка «гостиной» панель освещения… Мормонские цыпочки – это что-то!

МНЕ КАЖЕТСЯ, ТАКОЙ «СУХОЙ ЗАКОН», КАК В ШТАТЕ ЮТА, НУЖНО ВВЕСТИ ВО ВСЕХ ШТАТАХ!

Однажды, пока мы неслись по хайвею на автобусе, в другом автобусе сидел Никки, который обсуждал какие-то цифры с бизнес-менеджером. Во втором, нашем автобусе было полно девушек, гремела музыка, мерцали лавовые лампы, крутились диски с лампочками для дискотеки – словом, среди бела дня гудела настоящая вечеринка. Когда мы их обгоняли, Никки оторвался от своей важной беседы, увидел девушек, свисающих из окон… И как он на них смотрел… Выражение его лица – бесценно.

На следующий день он сел в наш автобус и долго рассказывал, как он люто нас ненавидит.

А не заменить ли тут слово «пока» на старинное «поколе»? Но это же не Шекспир, Шерлок! Для того чтобы знать такие слова, нужно быть хотя бы рыцарем. А не написать ли вместо слова «приходит» слово «прибывает»? Досточтимый автор, давайте оставим эту мутоту для автобиографий сэра Элтона Джона и сэра Пола Маккартни.

Я не буду говорить, в каком городе мы были, потому что не хочу, чтобы у кого-то были неприятности, но дело было так. На одной остановке нас навестили копы из группы обезвреживания взрывоопасных объектов. Они узнали о том, что Томми любит пиротехнику, и просто подарили ему коричневую сумку, полную бомбочек, каждая из которых была больше М80 – а это большая и мощная петарда, которую военные используют для имитации взрывов на поле боя или артиллерийского огня. Томми не потребовалось много времени, чтобы во всем этом разобраться. Когда мы были в Чикаго, я подцепил там одну чику, и как раз в самом разгаре траха услышал сильнейший взрыв, потом еще один и еще один. На следующий день я вышел вместе с людьми из нашей команды на улицу посмотреть на воронки, которые оставили после себя эти бомбы. После этого Томми, который сидел в нашем автобусе в квартале от этого места, «уронил» еще одну бомбу. Вижу: один из парней, водитель автобуса, который стоял рядом со мной, внезапно вскрикивает и падает навзничь: кусок асфальта только что проделал огромную дыру в его руке. Ну не повезло парню…

Томми определенно был помешан на фейерверках. Как-то в Вирджиния-Бич он потратил около 2000 долларов на эти штучки, и тогда наша комната стала напоминать осажденный форт: все шкафы были забиты какими-то минами, ракетами, римскими свечами и петардами. И мы среди этого всего жили…

Но самая большая бомба, которую он бросил во время этого турне, была начинена не взрывчаткой. В японском городе Хиросима начальнику пришла в голову гениальная идея, которую он некоторое время держал при себе. Он переговорил со звукооператором и поменял вступительную музыку. Когда мы вышли на сцену, через динамики вдруг зазвучала песня группы Gap Band You Droped a Bomb on Me «Ты сбросил на меня бомбу». Я оборачиваюсь назад и вижу, что он сидит сзади меня за барабанами и покатывается со смеху. А я стою перед восемью тысячами японских фанатов и думаю: «Навряд ли эта ночь будет томной». Но как-то все обошлось…

После шоу я тусовался в каком-то клубе с одной американской моделью, которая там жила. После того как я ее напоил, мы стали пробираться к выходу, и тут на доске объявлений клуба я вижу афишу группы Винса Нила – она выступит здесь на следующей неделе. Я заговорил об этом с моделью, и она призналась мне, что собирается посмотреть это шоу. «Ну тогда, – говорю ей я, – передай от меня привет Винсу и скажи, что мы с ним должны все вернуть назад». Через неделю она позвонила и злобно выпалила: «Ну ты и мудак! Я подошла к Винсу Нилу и сказала ему: «Джон Кораби передает привет». Он спросил меня: «Кто?» Я сказал: «Джон Кораби, солист группы Mötley Crüe. Он передает тебе привет». Когда она рассказала об этом Винсу, тот заорал на нее: «Да пошла ты на…! Это я солист Mötley Crüe!» Он перевернул стол, швырнул в нее бутылку, порезал себе руку – в общем, окончательно сошел с ума.

* * *

Спасибо, Джон, ты хороший человек и очень талантливый музыкант. Спасибо за музыку, за то, что был моим соратником и за то, что вспомнил те детали, которые я забыл. Удачи!

Этот тур назывался Anywhere There’s Electricity, он состоялся в 1994 году. Это был последний тур, который я отыграл с Mötley в своем развратном режиме гордого одиночества после года полной трезвости, последовавшего за записью Dr. Feelgood в 1988 году. В 1995 году я встретил Памелу Андерсон, женщину, которая стала моей женой и от которой у меня есть двое прекрасных сыновей. Но эта история заслуживает отдельной главы, если не отдельной книги.

Mötley были мощной силой от начала и до конца, и я не могу объяснить, как приятно было слышать от фанатов, что наша музыка стала саундтреком к одним из самых ярких моментов их жизни. У нас бы дар влиять на людей, и на сцене это очень хорошо чувствовалось. На лучших концертах группы стало казаться, что мы можем потерять контроль над энергией, которую излучаем. И иногда мы это и делали.

Власти несколько раз обвиняли нас в подстрекательстве к беспорядкам. В частности, два таких случая произошли в Шарлотте, Северная Каролина, и в Лас-Вегасе в отеле «Аладдин».

В Шарлотте в 1997 году во время шоу мы заметили, что какой-то темнокожий охранник ударил по лицу девушку, сидевшую в первом ряду. Никки решил остановить шоу и вырвать девушку из лап этого субъекта. И он не нашел ничего лучше, как сказать: «Каждый, кто бьет девушку, – это ниггер». Ой, что тут началось… Охранник выскочил на сцену и погнался за Никки. Винс и Мик бросились музыканту на помощь; я перепрыгнул через барабаны и тоже кинулся на защиту нашего парня, потому что этот говнюк мог понаделать таких дел… Никки держал свою бас-гитару за гриф, словно бейсбольную биту, и выглядел так, будто хотел снести тому парню дыню. Я бросил свой стакан с напитком в парня из службы безопасности, чтобы показать ему, что Никки тут не один и что ему лучше остыть. Тут набежала наша охрана, схватила этого парня и быстро его успокоила – стащила со сцены и вытолкала из зала. Через пару дней на нас уже был подан иск, и мы потратили очень много денег, чтобы его отозвали.

В 1999 году в ходе тура Mötley’s Greatest произошел еще один инцидент. Случай в Лас-Вегасе оказался настолько громким и ярким, насколько это вообще возможно в Вегасе. И позвольте мне сказать вам, что то, что происходит в Вегасе, не всегда остается в Вегасе. Перед концертом нам сказали, что мы будем последней группой, которая сыграет в старом здании отеля Aladdin, а потом его снесут и реконструируют. В общем, мы только поэтому и согласились сыграть в этой развалюхе. Но, будучи бесконечно позитивными и хорошими ребятами, мы решили, что мы вместе с нашими фанатами должны помочь в реконструкции этого отеля. Перед концертом Никки подошел к микрофону и объявил, что здание, в котором мы все находимся, будет снесено. «Мы – последняя группа, которая здесь выступает, – сказал он. – Поэтому я прошу вас сделать все для того, чтобы от этого сарая камня на камне не осталось». Ну, они это и сделали. Наши фанаты просто обезумели: они отрывали кресла от пола, срывали со стен телефоны-автоматы, в общем, фактически расхерачили этот зал под ноль. Но! На следующий день мы узнали, что в отеле Aladdin будут разбирать и реконструировать все, КРОМЕ арены, на которой мы только что играли. Во, бл… Как-то нехорошо получилось… Вы бы видели список произведенных нами разрушений, который доставили нам в офис. Выставленный нам счет включал расходы на уборку, на профсоюз, на приобретение телефонов, на восстановление стен и сидений… Учитывались даже якобы нанесенные кому-то телесные повреждения – ну, в общем, всего до хрена и даже больше. Если бы группа Mötley поселилась в Aladdin Hotel и попыталась отбить затраты, давая концерты, как Селин Дион, то, наверное, мы бы вышли в ноль примерно к 2010 году….

Тур Greatest Hits оказался для меня последним с Mötley Crüe, а та ночь в Вегасе стала для меня точкой в конце пути. Тур был организован летом того года, когда я еще находился в тюрьме за нарушение испытательного срока и отказ от оспаривания случая супружеского насилия (это было сделано для того, чтобы обойти статью о серьезном нападении с применением огнестрельного оружия). Честно говоря, я очень не хотел участвовать в этом туре, но чувствовал, что не могу подвести своих братьев. «Черт возьми, – подумал я, – мне бы пошел на пользу еще один, последний тур с лучшими хитами». Вы не представляете, как сильно мне хотелось ударить в эти барабаны после того, как меня посадили в тюрьму.

Кстати, о хитах. Именно из-за них я досрочно покинул этот тур. После случая с Aladdin нас отвезли в аэропорт, чтобы на пару дней отправить домой. Итак, мы сидим в аэропорту, потому что летим домой коммерческой авиакомпанией. Одна из сотрудниц нашего офиса, девушка по имени Эшли, принесла наши билеты, подошла ко мне и вручила мне мои проездные документы. И тут на нее вдруг неожиданно начал орать Винс: «Ты почему лижешь задницу Томми? Почему выдаешь билеты сначала ему и только потом мне?» В общем, он стал наезжать на Эшли, которая давно у нас работает, и мне пришлось сказать, чтобы он расслабился. Точнее, я сказал: «Да какая на хер разница, чьи билеты готовы первыми? Мы все равно летим в одном самолете, чувак». Винсу все это не понравилось, и он высказался в том смысле, что не пошел бы я на хер. Ну-ну. «И не говори мне, чтобы я отвалил, чувак». И знаете, что он мне на это сказал? «Отвали. Что ты собираешься делать, уж не ударить ли меня?» Я сказал: «Нет, я не собираюсь тебя бить. Тебе просто нужно успокоиться».

Блям! Дал мне в рожу прямо перед кассой у выхода на посадку. Пассажиры, ожидавшие посадки, перепугались. Вот и все! Я понял, что больше не смогу иметь дело ни с ним, ни с этой ситуацией. Я схватил его за шею, вмазал ему в морду и подумал: «Ну, ради этого стоит вернуться в тюрьму». Прежде чем я успел отправить Винса в страну неотложек и белых халатов, мой охранник Хоук – слава богу – схватил меня за шею и за рубашку и потащил в самолет. Обернувшись, я увидел, что надутый Винс все еще стоит на том же месте и кричит во всю глотку: «Полиция! Полиция!», а его жена (на самом деле – дежурная чика) молча стоит с ним рядом. «Нападение! – снова и снова орал он. – На меня напали! Полиция!» Последнее, что я увидел перед тем, как он исчез из поля зрения, это то, что по-прежнему там стоял и орал, и никто не пришел ему на помощь – даже полицейский из охраны аэропорта.

Все прекрасно знали, что я нахожусь на испытательном сроке, и потому если во время тура у меня возникнут какие-либо проблемы, то я вернусь в мотель с пижамами в серую полоску, или, проще говоря, в каталажку. У нас с Винсом уже не раз случались стычки и противостояния наших эго. Я знал его со старших классов школы и никогда не одобрял его манеры обращения с людьми. И чем больше денег и славы приходилось на каждого из нас, тем хуже он себя вел со всеми. Он всегда и на всех орал, и я никогда этого не понимал, но попытка отправить меня обратно в тюрьму – это было уже слишком. Прямо там, в терминале, в тот самый день, мне вдруг стало ясно, что Винсу плевать на меня. Я сел на свое место, и когда Никки вошел в самолет, то увидел, что я едва ли не дымился. Он взглянул на меня и понял, что тур окончен, что этот хер убывает домой – и там и останется. Никки попытался было сыграть роль арбитра, уговаривая меня стиснуть зубы и закончить турне, но это уже был не тот вариант, на который я был готов пойти за команду. «С меня хватит! – сказал я. – Мне надоело жить в дерьме».

Когда я вернулся домой, там уже непрерывно звонил телефон: это участники группы и менеджеры пытались связаться со мной и уговорить меня принять участие в последних двенадцати концертах нашего тура. Сначала я не отвечал на звонки, а когда ответил, то просто повторял снова и снова: «Это невозможно. Нет, я завязал».

На самом деле я еще не считал, что все кончено, – в какой-то момент я понял, что буду чувствовать себя лучше, если закончу то, что начал. Я подумал о фанатах, которые купили билеты, чтобы увидеть, как Mötley исполняют свои лучшие хиты, и мне не хотелось, чтобы один придурок испортил жизнь всем этим людям. Поэтому я решил, что остаюсь – но с охерительным списком условий. Я потребовал собственный автобус и собственную гримерку. Я потребовал, чтобы менеджмент и охрана позаботились о том, чтобы мы с Винсом не контактировали ни до, ни после выступления. Тем не менее для меня было крайне отстойно находиться с ним на одной сцене. И я сделал то, что обещал никогда не делать: я притворялся, потому что, хотя я сам и не хотел там присутствовать, но шоу… Show must go on! Фанаты ни о чем таком и понятия не имели, но я каждый вечер чувствовал себя гребаной шлюхой и считал, сколько выступлений осталось до конца тура.

Не знаю, почему именно тогда я вдруг так удивился подобному развитию событий. Между мной и Винсом уже много лет существовали разногласия. Мы записали Dr. Feelgood, наш самый успешный альбом, и совершили тур трезвыми. В тот год нам было очень непросто быть честными. В каждом отеле, где мы останавливались, наши турагенты и тур-менеджеры следили за тем, чтобы из мини-баров было удалено все спиртное, а в наших гримерках, где обычно мы с Никки имели по бутылке Jack Daniel’s, не было ни следа спиртного. Черт возьми, всего за несколько лет до этого мы с Никки выпивали на сцене по бутылке «Джека» – и ничего! А теперь… Теперь мир Mötley превратился в город-призрак, в котором нет винных магазинов. На Гавайях, перед двумя последними концертами тура, мы запланировали несколько выходных, и правильно сделали: мы арендовали феррари, хот-роды и харлеи, катались по окрестностям и тусовались на пляже… Той ночью мы с Винсом отправились, как говорится, на поиски сисек и оказались в одном стриптиз-клубе, а это, наверное, самое неподходящее место для трезвенников.

И вот сидим мы, а вокруг нас маршируют все эти кобылки, все эти прекрасные девчонки, а вокруг гремит музыка, которая тогда гремела в каждом стриптиз-клубе: Girls, Girls, Girls!

ТЫ, ХЕР МОРЖОВЫЙ! ПОЙДИ И СКАЖИ ИМ, ЧТО ЭТО ТЫ НАПИСАЛ!

ОТЛИЧНО, Я ТАК И СДЕЛАЮ! СЛУШАЙТЕ, ЭТО ОН НАПИСАЛ ЭТУ ГРЕБАНУЮ ПЕСНЮ! НО! ОН НАПИСАЛ ЕЕ ДЛЯ МЕНЯ!

Когда официантка подошла к нам с набором пробирок с потрясающим содержимым, мы с Винсом посмотрели друг на друга и сказали: «Да … оно все конем! Чики, Дики… Ну как тут не выпить!»

НУ СЛАВА БОГУ! КАКОЙ ЖЕ ЭТО БЫЛ ДОЛГИЙ ГОД, ПИПЛ…

Это было чертовски круто, но все то время, пока мы кричали и бухали, я продолжал думать о тех ребятах из нашей группы, которые вернулись в отель совершенно трезвыми. Что же я им скажу?!