Текст книги "Креативный вид. Как стремление к творчеству меняет мир"
Автор книги: Энтони Брандт
Жанр: Личностный рост, Книги по психологии
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
«Мостик у пруда с кувшинками» (слева) и «Японский мостик» (справа) Клода Моне
На портретах Фрэнсиса Бэкона лица искажены и смазаны, в хаосе черт трудно узнать, кто изображен.
«Три этюда к портретам» (включая автопортрет) Фрэнсиса Бэкона
Способность преобразовывать источник до неузнаваемости решила проблему на заре эпохи телевидения. Когда в 1950-х годах телевизор занял прочное место в домах американцев, вещательные компании решили, что зрители должны платить за просмотр. Но кабельное телевидение было делом далекого будущего, и еще не существовало возможности доставить пакет программ конкретному телезрителю: трансляция платных программ в эфире «разлеталась» во всех направлениях. Как компании могли заставить пользователей платить за то, что может уловить любая антенна? Элементарно: технические специалисты разработали способ кодировать сигнал – способ, сходный с тем, что делал с лицами на портретах Бэкон. В одной системе шифрования аналоговые телевизионные сигналы перетасовывались произвольным образом. В другой – к каждой строке телесигнала добавлялась случайная задержка по времени, так что кадры на экране теряли синхронизацию. Чтобы посмотреть новинки кино или платные спортивные матчи, подписчики системы Pay-to-See от компании Paramount опускали монету в устройство, а клиенты сервиса Subscribervision вставляли учетную карту[43]43
Michele Hilmes. Hollywood and Broadcasting: From Radio to Cable (Urbana: University of Illinois Press), pp. 125–126.
[Закрыть]. Клиенту, оплатившему услугу, декодирующее устройство расшифровывало сигнал. Для всех остальных картинка оставалась непонятной и размытой. У Бэкона искажение придавало портретам психологическую глубину. Телевещательным компаниям этот прием обеспечивал прибыль.
ИЛЛЮЗИЯ КОНЕЧНОСТИ ВРЕМЕНИ
Многим не раз казалось, что все уже придумано до нас, что больше уже ничего не сделать, ибо все сделано, – своеобразная иллюзия «конца времен». Тем не менее история трансформаций свидетельствует об обратном: придумывать можно бесконечно, все и всегда. Человеческая культура – это вечный прогресс.
Возьмем, к примеру, ножи. Самые древние каменные лезвия с заточенными краями датируются примерно двумя миллионами лет.
Постепенно наши предки удлинили нож и добавили рукоятку, что позволило применять его с приложением большего усилия.
Начиная с тех простых изменений, нож в дальнейшем принимал бесчисленные формы: его генеалогическое древо отличается пышностью и разветвленностью. Например, эти разнообразные ножи с Филиппин XIX века представляют собой коллекцию одной-единственной культуры и временного периода.
Зонты от дождя и солнца тоже существовали с древних времен. Древние египтяне делали их из пальмовых листьев или перьев, древние римляне – из кожи или шкур животных, ацтеки – из перьев и золота[44]44
William Sangster. Umbrellas and Their History (London: Cassell, Petter, and Galpin, 1871).
[Закрыть]. Римские зонты могли складываться так же, как и древнекитайские. Королевские зонты в Индии и Сиаме, напротив, были настолько тяжелыми, что их постоянно поддерживал специальный слуга.
В 1969 году Брэдфорд Филлипс запатентовал дизайн современного складного зонта. Модель Филлипса оказалась на редкость долговечной. Но все же это был не конец истории: Бюро по патентам США продолжало получать такое количество заявок по конструкции зонта, что их изучали четыре сотрудника[45]45
Susan Orlean. Thinking in the Rain. New Yorker, February 11, 2008, http://www.newyorker.com/magazine/2008/02/11/thinking-in-the-rain.
[Закрыть]. Например, асимметричная форма зонта Senz повышает его противоштормовые свойства; unBrella – это зонт наоборот, изготовленный по технологии, позволяющей складывать его мокрой стороной внутрь; Nubrella – зонт-шлем, который можно носить без помощи рук.
Как нет конца истории ножа или зонта, так нет завершающей точки и у искусства. Классические сюжеты постоянно находят новое прочтение. Пьеса Шекспира «Ромео и Джульетта» превратилась в балет, оперу, мюзикл («Вестсайдская история»), более сорока раз адаптировалась для кино, включая анимационный фильм «Гномео и Джульетта», где в роли несчастных возлюбленных были садовые гномы.
Выдающийся джазовый музыкант Бобби Шорт на протяжении тридцати пяти лет пел и играл на пианино в джаз-клубе Cafe Carlyle в Нью-Йорке. И неважно, сколько раз ему довелось исполнять нетленные шедевры вроде I’m in Love Again или Too Marvelous for Words, – он ни разу не повторялся. Для джазового исполнителя не бывает окончательного результата. Его цель – постоянная новизна: ни одна песня не может прозвучать одинаково дважды[46]46
Enid Nemy. Bobby Short, Icon of Manhattan Song and Style, Dies at 80. New York Times, March 21, 2005, accessed May 5, 2016, http://www.nytimes.com/2005/03/21/arts/music/21cnd-short.html?_r=0.
[Закрыть].
Такое происходит и в литературе. Весьма популярным источником для переработок стали рассказы о Шерлоке Холмсе. В повести Артура Конан Дойла «Этюд в багровых тонах» полиция обнаруживает мертвое тело с посланием, написанным кровью на стене: RACHE. Инспектор Скотланд-Ярда Лестрейд просит Холмса оказать содействие в раскрытии этого запутанного дела. Изучая место преступления, инспектор выдвигает свою версию:
«Как? А вот как. Убийца – будь то мужчина или женщина – хотел написать женское имя «Рэчел», но не успел докончить, наверное, что-то помешало. Попомните мои слова: рано или поздно выяснится, что тут замешана женщина по имени Рэчел. Смейтесь сколько угодно, мистер Шерлок Холмс. Вы, конечно, человек начитанный и умный, но в конечном счете старая ищейка даст вам несколько очков вперед!»[47]47
Артур Конан Дойль. Приключения Шерлока Холмса. М.: РИМИС, 2013.
[Закрыть],[48]48
Перевод Н. Треневой.
[Закрыть]
Однако Холмс продолжает внимательно осматривать комнату и выдает блестящее заключение:
«Это, конечно, убийство, и убийца – мужчина. Рост у него чуть больше шести футов, он в расцвете лет, ноги у него очень небольшие для такого роста, обут в тяжелые ботинки с квадратными носками и курит трихинопольские сигары».
Предположив, что жертва была отравлена, Холмс добавляет: «Да, вот еще что, Лестрейд… Rache – по-немецки “месть”, так что не теряйте времени на розыски мисс Рэчел».
Повесть стала классикой, а у классики постоянно появляются новые трактовки. Вот и сценаристы телесериала «Шерлок», вышедшего на BBC, предложили иной поворот в этой истории. В первом эпизоде (получившем название «Этюд в розовых тонах») при похожих обстоятельствах обнаруживают тело женщины. Жертва нацарапала на деревянном полу слово: RACHE.
Лестрейд дает Холмсу несколько минут на осмотр места преступления, а затем интересуется, появились ли версии. Полицейский, стоящий в коридоре, уверенно заявляет: «Она немка. Rache – по-немецки “месть”». На что Холмс отвечает: «Да, спасибо за ваше мнение. Разумеется, она не немка, – и нетерпеливо захлопывает дверь перед его носом и продолжает: – Она живет за городом и намеревалась остаться в Лондоне на одну ночь, прежде чем вернуться домой в Кардифф. Это очевидно».
«А что насчет сообщения?» – интересуется Лестрейд.
Холмс объявляет, что женщина была несчастлива в браке, периодически изменяла мужу и путешествовала с розовым саквояжем, который пропал. И предлагает: «У нее должен быть телефон или органайзер, давайте узнаем, кто такая Рэчел».
«Она писала “Рэчел”?» – переспрашивает Лестрейд скептически. Холмс отвечает с насмешкой: «Нет, она оставила гневное послание на немецком. Разумеется, она писала “Рэчел”!»
Вот такой новый поворот знакомой всем классической истории.
* * *
Из-за того, что мозг непрерывно трансформирует получаемую информацию, меняется язык общения. Изменения коммуникации заложены в нашу ДНК: в результате современные словари мало напоминают существовавшие пятьсот лет назад. Язык удовлетворяет потребность в общении и осознанности не только потому, что несет референциальную функцию, но и потому, что он изменчив. Именно это делает его столь мощным средством для передачи новых идей. Благодаря креативным возможностям языка мы способны сказать то, что нам нужно сказать[49]49
По утверждению лингвиста Ноама Хомского, цель грамматики – помочь человеку, имеющему в пользовании ограниченный набор слов, постоянно сочетать их и перестраивать таким образом, чтобы они сохраняли смысл и были понятны. «Центральный факт, которым должна заниматься любая мало-мальски значимая лингвистическая теория, заключается в следующем: говорящий на своем языке способен создать новое предложение, касающееся определенного события, а слушатели немедленно его понимают, хотя само предложение в равной степени ново для них всех». Цит. по: Jane Singleton. The Explanatory Power of Chomsky’s Transformational Generative Grammar. Mind 83, no. 331 (1974): 429–431, http://dx.doi.org/10.1093/mind/lxxxiii.331.429.
[Закрыть].
Рассмотрим, например, верлан (от фр. verlan) – лексический пласт в составе французского молодежного сленга, когда слоги в словах меняются местами: bizarre становится zarbi; cigarette превращается в garettsi[50]50
Christian Bachmann and Luc Basier. Le Verlan: Argot D’ecole Ou Langue Des Keums? Mots Mots 8, no. 1 (1984): pp. 169–187, https://dx.doi.org/10.3406/mots.1984.1145.
[Закрыть]. Изначально им пользовались в среде городской молодежи и в криминальной среде, чтобы разговор не был понятен посторонним. Однако затем верлан распространился настолько, что многие слова вошли в повседневную французскую речь.
Словарные определения периодически пересматриваются, чтобы отражать изменения в использовании слов и приводить их в соответствие с нашими знаниями. В Древнем Риме «зависимым» (англ. – addict) называли человека, неспособного выплатить долги и попавшего в рабство к кредитору. В современном мире это слово ассоциируется в первую очередь с наркотической зависимостью: человек становится рабом своей вредной привычки. Слово husband («муж») изначально имело значение «домовладелец» и никак не было связано с матримониальным статусом. Однако, поскольку наличие собственности значительно повышало шансы на вступление в брак, это слово в конце концов стало обозначать женатого мужчину. Пятого ноября 1605 года Гай Фокс предпринял попытку взорвать здание Британского парламента. Его схватили и казнили. Лоялисты сожгли его чучело, которое они назвали guy. Несколько веков спустя это слово утратило негативную коннотацию, и на Бродвее был поставлен мюзикл «Парни и куколки» (англ. Guys and Dolls)[51]51
Eugene Volokh. The Origin of the Word ‘Guy’. Washington Post, May 14, 2015.
[Закрыть]. В американском сленге bad («плохой») означает good («хороший»), hot («горячий») означает sexy («сексуальный»), cool («прохладный») означает great («крутой»), а wicked («злобный») означает excellent («отличный»). Если бы вы перенеслись на сто лет в будущее, речь правнуков привела бы вас в замешательство, потому что язык – постоянно меняющееся отражение человеческой изобретательности.
* * *
Как мы убедились, трансформация – преобразование существующего прототипа. Она открывает неиссякаемые возможности посредством изменения размера, формы, материала, скорости, хронологии и т. д. В результате постоянной нейронной деятельности человеческая культура включает неизменно растущий набор вариаций на темы, передающиеся из поколения в поколение.
Однако предположим, что вы хотите взять отдельный предмет и разложить его на составляющие. Обратимся для этого ко второй когнитивной стратегии.
Глава 4. Дезинтеграция
При дезинтеграции нечто целое – предположим, изображение человеческого тела – раскладывается на составляющие, а из фрагментов получается что-то новое.
«Парящие головы» Софи Кейв, «Тень. Торс» Огюста Родена, «Неузнанные» Магдалены Абаканович
Создавая скульптуру «Сломанный обелиск», Барнетт Ньюман разделил монумент на две части и перевернул его.
Сходным образом художники Жорж Брак и Пабло Пикассо разбивали визуальную плоскость на элементы пазла из линий и перспектив в кубизме. В масштабном полотне «Герника» Пикассо воспользовался этим приемом, чтобы показать ужас войны. Разрозненные фрагменты – туловище, нога, голова, все части тела разъединены, ни одной целой фигуры – создают суровый образ жестокости и страданий.
«Натюрморт со скрипкой и кувшином» Жоржа Брака и «Герника» Пабло Пикассо
Когнитивная стратегия дезинтеграции, на которую опирались Ньюман, Брак и Пикассо, также помогла повысить безопасность аэропортов. Тридцатого июля 1971 года при подготовке вылета из аэропорта Сан-Франциско борт Pan American 747 был перенаправлен на более короткую полосу. Здесь требовался более крутой угол для взлета, к сожалению, пилоты этого не учли: самолет задел осветительную вышку. В то время вышки и ограждения аэропортов были очень тяжелыми и монолитными, чтобы выдерживать сильнейшие порывы ветра. В результате воздушное судно врезалось в вышку. С поврежденным крылом, вырванной частью шасси, пробитым пассажирским салоном дымящийся самолет в течение двух часов кружил над Тихим океаном, чтобы истратить запас топлива, прежде чем идти на аварийную посадку. Когда он коснулся земли, шины загорелись, самолет занесло в сторону от посадочной полосы. Пострадали двадцать семь пассажиров.
После этого инцидента Федеральное агентство гражданской авиации ввело новые правила безопасности. В поиске решений, как предотвратить подобные ситуации, инженеры анализировали различные стратегии. Сегодня радио– и осветительные вышки, которыми оборудована взлетная полоса, выглядят словно цельнометаллические. На самом деле столкновение с ними не нанесет вреда самолету, потому что конструкция в этом случае рассыплется. Инженеры, начав работать с цельной вышкой и отталкиваясь от посыла «что, если?», придумали хрупкую, распадающуюся при ударе мачту.
Хрупкая мачта от компании Ercon
Дробление сплошного пространства привело к революции в мобильной связи. Первые ее системы действовали по принципу теле– и радиовещания: в заданной области располагалась вышка, передающая сигнал во всех направлениях. С приемом все было нормально. Однако если неважно, сколько людей одновременно смотрят телевизор, то количество звонящих по телефону значение имело: одновременно это могли делать не более нескольких десятков абонентов. При увеличении их числа система испытывала перегрузку. Звонки в пиковые часы могли просто не проходить. Инженеры корпорации Bell Labs пришли к выводу, что принцип телевещания не подходит для организации мобильной связи. Они предложили инновационное решение: разделить область покрытия на небольшие «ячейки» с вещательной вышкой на каждой из них[52]52
Эта концепция была впервые выдвинута в Bell Labs в 1947 году изобретателями Дугласом Рингом и Уильямом Янгом. См. Guy Klemens. The Cellphone: The History and Technology of the Gadget that Changed the World (Jefferson, NC: McFarland, 2010).
[Закрыть]. Так родилась современная сотовая связь.
Разными цветами выделены разные частоты вещания
Серьезное преимущество этой системы в том, что она позволяет повторно использовать ту же вещательную частоту в разных областях по соседству, так что больше абонентов могут делать звонки одновременно.
На полотнах в стиле кубизма дробление непрерывного пространства очевидно. В случае с сотовой связью суть идеи скрыта от глаз: мы знаем только то, что у нас есть надежная связь.
Поэт э. э. каммингс делил слова и синтаксические конструкции для создания своих вольных стихов. В стихотворении dim («Темнота») почти каждое слово разделено между строками.
dim
i
nu
tiv
e this park is e
mpty (everyb
ody’s elsewher
e except me 6 e
nglish sparrow
s) a
utumn & t
he rai
n
th
e
raintherain[53]53
Copyright 1950, (c) 1978, 1991 by the Trustees for the e. e. cummings Trust, from COMPLETE POEMS: 1904–1962 by e. e. cummings, edited by George J. Firmage. Used by permission of Liveright Publishing Corporation.
[Закрыть]
Аналогичный прием в 1950-е годы использовал в своей работе биохимик Фредерик Сэнгер. Ученые стремились разгадать последовательность аминокислот, составляющих молекулу инсулина. Однако молекула была настолько большой, что задача становилась труднопреодолимой. Сэнгер нашел выход: разбить цепочку молекулы инсулина на более короткие участки, а затем из более коротких пептидных цепей воссоздать ее полную структуру. «Мозаичный» метод позволил наконец секвенировать молекулу инсулина. Сэнгер получил Нобелевскую премию по химии в 1958 году. Его метод продолжают применять и сегодня для определения структуры белков.
Однако это было только начало. Сэнгер разработал метод секвенирования ДНК, позволявший точно контролировать, как и когда нить ДНК будет разделена на части. Идея была та же – стратегия разделения длинных нитей на участки, пригодные для исследования. Простота метода значительно ускорила процесс генетического секвенирования. Благодаря этому стала возможна реализация проекта по расшифровке генома человека, а также проведение анализа сотен других организмов. В 1980 году Сэнгер был удостоен второй Нобелевской премии по химии.
Творчески разбивая нить текста, э. э. каммингс создал новый способ использования языка; разбивая нить ДНК, Сэнгер нашел возможность прочитать генетический код Природы.
Когнитивный процесс дезинтеграции лежит и в основе того, как сегодня мы воспринимаем кино. На заре кинематографа сцены в фильмах полностью отражали происходящее в жизни. Каждая сцена снималась одним продолжительным дублем. Монтаж применялся только при переходе от одной сцены к другой. Герой на экране говорил в телефонную трубку: «Сейчас буду». Затем он вешал телефонную трубку, искал ключи, выходил за дверь, шел по коридору, спускался по лестнице, выходил из здания, шел по улице, подходил к кафе, входил в кафе и встречался с собеседником.
Пионеры кинорежиссуры, такие как Эдвин Портер, начали теснее связывать сцены между собой, обрезая их начало и конец. Герой на экране говорил: «Сейчас буду», а в следующий момент уже сидел в кафе. Линия времени ломалась, но зрители не обращали на это внимания. По мере развития кинематографа режиссеры все больше продвигались в направлении сжатия повествования. В фильме «Гражданин Кейн» в сцене завтрака каждые несколько кадров происходят скачки во времени, исчисляемые годами. Зрители видят, как Кейн и его жена стареют, а их отношения меняются – от нежных слов любви до молчаливых взглядов. Монтировать начали так, что продолжительная поездка на машине или восхождение героя от безвестности к славе укладывались в несколько секунд экранного времени. Голливудские киностудии нанимали специалистов по монтажу, чьей единственной задачей было управлять этими последовательностями. В кинокартине «Рокки-4» треть фильма состоит из монтажа тренировок боксера Рокки Бальбоа и его противника Ивана Драго. Время в кино больше не идет как в реальной жизни. Нарушение течения времени стало частью языка кинематографии.
Разрыв непрерывного действия привел также к серьезным инновациям в области телевещания. В 1963 году велась прямая трансляция серии матчей по американскому футболу между командами Army и Navy. В то время аппаратура не очень хорошо регулировалась, что делало перемотку пленки неточной. Режиссер этой трансляции Тони Верна нашел способ записывать на пленку аудиосигналы, которые были слышны в студии, но не в прямом эфире. Это позволило ему незаметно отмечать начало каждого игрового момента. Он сделал несколько десятков попыток, прежде чем оборудование заработало должным образом. Наконец, в четвертой четверти игры, после ключевого очка, полученного командой Army, Верна перемотал видеозапись на нужное место и еще раз показал момент тачдауна в прямом эфире. Верна нарушил течение времени и изобрел повторный показ. Так как ничего подобного раньше не бывало, от спортивного комментатора потребовались дополнительные разъяснения: «Это не прямой эфир! Леди и джентльмены, Army не получила еще одно очко!»
Эпоха становления кинематографа, которая характеризовалась длинными сценами, снятыми непрерывным дублем, была похожа на эпоху зарождения вычислительных технологий, когда ЭВМ могла обрабатывать единовременно только одну задачу. Пользователь формировал перфокарты и, когда подходила его очередь, вручал их оператору. Затем он несколько часов ожидал результата обработки.
Информатик из Массачусетского технологического института Джон Маккарти выступил с идеей компьютерной технологии разделения времени: что, если вместо того, чтобы выполнять один алгоритм за раз, компьютер будет переключаться между множеством задач, подобно монтажу в кино? Тогда несколько пользователей смогут не ждать своей очереди, а работать с центральной машиной одновременно. У каждого пользователя будет складываться впечатление, что он полностью и безраздельно владеет «вниманием» компьютера, тогда как на самом деле происходит быстрое переключение между их задачами. Необходимость ожидания очереди отпадает: пользователи сидят перед терминалом и считают, что взаимодействуют с компьютером один на один.
Переход от электронных ламп к транзисторам стимулировал развитие концепции Маккарти, так же, как и разработка удобных в использовании языков программирования. Однако разделение компьютерных вычислений на микросегменты все еще оставалось сложной задачей. Первая демонстрация Маккарти провалилась: перед аудиторией из потенциальных покупателей у мейнфрейма Маккарти израсходовался объем памяти, и он начал выдавать сообщения с ошибками[54]54
M. Mitchel Waldrop. The Dream Machine: J.C.R. Licklider and the Revolution that Made Computing Personal (New York: Viking, 2001).
[Закрыть]. К счастью, технические препятствия были вскоре устранены, и буквально несколько лет спустя операторы занимали места перед индивидуальными терминалами и в режиме реального времени общались с центральными компьютерами. На основе скрытой дефрагментации цифровых вычислений Маккарти произвел настоящую революцию во взаимодействии между человеком и компьютером. Сегодня, когда мы следуем указаниям навигатора в телефоне, наше карманное устройство использует вычислительную мощь многочисленных серверов, каждый из которых быстро переключается между миллионами пользователей, – это концепция Маккарти, реализованная в масштабах «облака».
Мозг человека способен разложить на фрагменты не только время, но и визуальный мир. Дэвид Хокни создал фотоколлаж «Кроссворд», используя большие плитки, которые пересекались и накладывались друг на друга.
Пуантилисты писали картины многочисленными маленькими точками.
«Воскресный день на острове Гранд-Жатт» Жоржа Сёра
При цифровой пиксиляции точки настолько малы, что вы обычно их не видите. Это скрытое разложение целого лежит в основе инновации, давшей начало всей цифровой вселенной.
У идеи пиксиляции – разделения целого на мелкие составляющие – длинная история. Когда мы ставим в копию электронного сообщения еще одного получателя, мы применяем скевоморф из аналогового мира – копию под копирку. В XIX и начале XX века авторы создавали копию документа с помощью синей или черной «угольной» бумаги, лист которой помещали между двумя чистыми листами бумаги обычной: человек писал или печатал на верхнем листе, а сухая краска или пигмент переносились на второй бумажный лист, создавая копию. При этом обращение с «угольной» копиркой требовало недюжинной ловкости: почти невозможно было не перепачкать все вокруг. В 1950-е годы изобретатели Барретт Грин и Лоуэлл Шлейхер предложили решение проблемы. Они представили лист разделенным на сотни небольших областей и изобрели технику микрокапсулирования. Таким образом, при письме на верхнем листе бумаги отдельные микрокапсулы с чернилами лопались и окрашивали нижний лист в синий цвет[55]55
Reinhard Schrieber and Herbert Gareis. Gelatine Handbook: Theory and Industrial Practice (Weinheim: Wiley-VCH, 2007).
[Закрыть]. Изобретение получило название «самокопировальная бумага» и стало удобной альтернативой традиционной «угольной» копирке. Десятилетия спустя ксерокопирование окончательно вывело из употребления копировальную бумагу, но техника микрокапсулирования, предложенная Грином и Шлейхером, жива и применяется в лекарственных препаратах с замедленным высвобождением и в жидкокристаллических мониторах. Например, в 1960-е годы в фармацевтике появилось противоотечное средство Contac – не обычная таблетка, а желатиновая капсула, содержащая более 600 крошечных «пилюль», которые переваривались последовательно. Аналогичным образом вместо цельного стекла в современных LCD-мониторах экран разделен на миллионы плотно подогнанных друг к другу микроскопических кристаллов. То, что раньше казалось целым и неделимым, было разложено на мельчайшие составляющие.
Процесс дезинтеграции происходит настолько естественно, что мы почти не замечаем, насколько часто пользуемся этой стратегией при письме или в устной речи. Чтобы ускорить коммуникацию, мы сокращаем слова – например, слово gymnasium (спортивный зал) (от греческого gymnazein, что означает «тренироваться без одежды») превратилось в gym (спортзал) (с менее свободным дресс-кодом)[56]56
Mark Forsyth. The Etymologicon: A Circular Stroll through the Hidden Connections of the English Language (New York: Berkley Books, 2012).
[Закрыть]. Мы создаем акронимы и аббревиатуры, такие как ФБР, ЦРУ, ВОЗ, ЕС и ООН. Общаясь в чатах, мы печатаем F2F (face-to-face) – «при личной встрече», OH (overheard) – «нечаянно услышал», BFN (bye for now) – «пока, до встречи».
То, с какой легкостью мы обращаемся с подобными аббревиатурами, доказывает, что человеческий мозг любит сокращать: мы свободно разлагаем целое на компоненты, выделяем главное и схватываем суть. Вот почему в нашей речи так часто встречается синекдоха – стилистический прием, когда название части выступает вместо названия целого. Когда мы говорим о «лице, отправившем в путь тысячи кораблей», очевидно, мы имеем в виду Елену Прекрасную, а не только ее лицо. Вот почему мы называем свой автомобиль «колесами», ведем подсчет «по головам» или просим чьей-то «руки», предлагая выйти замуж. Мы говорим о «белых воротничках» и называем человека, подавшего хорошую идею, «головой».
«Путешественники» Бруно Каталано
Та же компрессия характерна и для человеческого мышления в целом. Возьмем, к примеру, эти скульптуры в марсельском порту во Франции – визуальная аналогия синекдохи.
Как только мозг открывает, что целое можно разложить на части, у давно знакомых предметов появляются новые свойства. Динамическая архитектура Дэвида Фишера создает новый тип зданий: на центральную ось снизу вверх «нанизываются» независимые друг от друга этажи, между ними располагают лопасти, через которые проходит ветер, это и приводит этажи в движение. В результате форма здания постоянно меняется. Этажи могут двигаться независимо или синхронизировано и разнообразят внешний вид города. Благодаря когнитивной стратегии дезинтеграции то, что раньше было неделимым целым, разъединяется на части.
Как и с динамической архитектурой, одним из самых серьезных новшеств в классической музыке стало деление музыкальных фраз на более короткие отрезки. Возьмем в качестве примера фугу до мажор из «Хорошо темперированного клавира» Иоганна Себастьяна Баха. Так выглядит главная тема:
Не переживайте, если вы не владеете нотной грамотой. Суть в том, что далее Бах делит тему на две части: выбрасывает первую половину и концентрируется на четырех последних нотах, выделенных красным. В представленном ниже фрагменте накладывающиеся друг на друга версии второй части повторяются тринадцать раз, создавая быструю и прекрасную мозаику.
Эта стратегия дала Баху и другим композиторам гибкость, которая не встречается в народных песнях, например в колыбельных и балладах. Вместо повторения темы целиком ее дробление позволило Баху варьировать множество фрагментов, создавая музыку по тому же принципу, как монтировались столетиями позже фильмы «Гражданин Кейн» и «Рокки-4». Пользуясь этой стратегией, Бах во многих своих произведениях представляет темы, а затем делит их на фрагменты.
В процессе дезинтеграции, после того как целое было разложено на части, некоторые из частей можно просто опустить. Для инсталляции «Облака Супер Марио» художник Кори Аркангел взял за основу графику компьютерной игры Super Mario Brothers и удалил все элементы, кроме облаков. Затем он сделал проекцию на большие экраны. Посетители наблюдали, как мимо них мирно проплывают на экране величественные нарисованные облака.
Прием мышления, когда одни элементы исключаются, а другие сохраняются, часто ведет к появлению технических инноваций.
В конце XIX века фермеры получили возможность заменить лошадей паровым двигателем. К сожалению, с первыми тракторами не все пошло гладко: фактически эти агрегаты годились только для твердых дорог, они были настолько тяжелыми, что трамбовали почву и уничтожали посевы. Несколько помог переход на двигатель внутреннего сгорания, но сами тракторы по-прежнему оставались громоздкими и трудноуправляемыми.
Трактор с паровым двигателем XIX в.
Механическая вспашка могла так и не стать реальностью. Но затем Гарри Фергюсон предложил идею: убрать раму и корпус и установить сиденье прямо над двигателем. Его модель «Черный трактор» отличалась скромным весом и эффективностью. Благодаря сохранению одних частей конструкции и исключению других зародилось современное тракторостроение[57]57
Colin Fraser. Harry Ferguson: Inventor & Pioneer (Ipswich: Old Pond Publishing Ltd, 1972).
[Закрыть].
Почти сто лет спустя стратегия разложения целого на составляющие и исключения некоторых из них изменила область обмена музыкой. В 1982 году немецкий профессор предпринял попытку запатентовать систему предоставления музыкальных треков по запросу, когда пользователи могли бы заказывать композиции по телефонным линиям. Из-за большого размера аудиофайлов изобретение сочли невозможным, и немецкое патентное ведомство отказалось его одобрить. Профессор предложил аспиранту по имени Карлхайнц Бранденбург заняться проблемой сжатия данных[58]58
Alec Foege. The Tinkerers: The Amateurs, DIYers, and Inventors Who Make America Great (New York: Basic Books, 2013).
[Закрыть]. Первые схемы сжатия применялись к речи, но их недостатком было то, что они воспринимали все типы файлов как одинаковые. Бранденбург разработал адаптивную модель, которая гибко реагировала на источник звука. Это позволило ему создать схемы сжатия, соответствующие особенностям слухового восприятия человека. Бранденбург знал, что слух выборочен: например, громкие звуки маскируют более слабые, низкочастотные маскируют высокочастотные. Благодаря этому он мог исключить или уменьшить число «неслышимых» частот без особой потери качества. Больше всего хлопот Бранденбургу доставила песня Сюзанны Веги Tom’s Diner: потребовалось несколько сотен попыток, чтобы запись передавала все нюансы звучания голоса певицы. Через несколько лет упорной работы Бранденбургу с коллегами наконец удалось найти оптимальный баланс между минимальным размером файла и точностью воспроизведения. При качестве, приемлемом для человеческого уха, размер аудиофайлов сократился на 90 %.
Поначалу Бранденбург сомневался, имеет ли разработка практическую ценность. Но всего через несколько лет началась эпоха цифровой музыки, и компрессия стала необходимой, чтобы поместить как можно больше треков в iPod. Работая с акустическими данными и гибко исключая «неслышимые» частоты, Бранденбург с коллегами разработали схему МР3-сжатия, которая применяется к большей части музыки в сети. Спустя еще несколько лет термин «МР3» обогнал по числу поисковых запросов в интернете слово «секс»[59]59
Stephen Witt. How Music Got Free (New York: Penguin Books, 2015), p. 130.
[Закрыть].
Часто оказывается, что нам требуется гораздо меньше информации, чем мы думаем. С этим столкнулись Мануэла Велозо из Университета Карнеги – Меллон и ее команда при разработке CoBot – робота-помощника, который выполняет мелкие поручения, связанные с активными передвижениями по коридорам здания. Робота снабдили датчиками для трехмерного обзора пространства перед собой. Однако встроенные процессоры не справлялись с обработкой такого объема данных в режиме реального времени, и CoBot часто зависал. Д-р Велозо и ее коллеги поняли, что роботу нет необходимости анализировать все лежащее перед ним пространство, чтобы определить препятствие: ему нужны только три точки на плоскости. Хотя датчики фиксируют большой объем информации, алгоритм обрабатывает лишь малую часть, при этом задействовано менее 10 % вычислительных возможностей компьютера. Когда алгоритм определяет, что три точки находятся в одной плоскости, CoBot знает, что перед ним препятствие. Аналогично тому, как МР3-сжатие использует тот факт, что мозг человека обращает внимание не на все, что слышит, роботу нет необходимости «видеть» все, что фиксируют его датчики. Он видит лишь набросок, но этого достаточно, чтобы избегать препятствия. В открытом пространстве CoBot беспомощен, но его ограниченный обзор идеально адаптирован для помещения. Бесстрашный робот сопроводил не одну сотню посетителей в офис доктора Велозо – и всё благодаря стратегии разделения целого на части.
Стратегия дезинтеграции и исключения частей привела к появлению новых способов исследования головного мозга. Нейробиологи, изучающие ткани мозга, давно столкнулись со сложностью: мозг содержит сети связей между нейронами, спрятанные настолько глубоко, что их невозможно увидеть. Обычно ученые решали эту проблему, разрезая мозг на очень тонкие сегменты – одна из форм дезинтеграции, – а затем восстанавливая изображение каждого сегмента и кропотливо собирая их все в полноценную цифровую модель мозга. Поскольку огромное число нервных соединений разрушается в процессе разрезания на сегменты, компьютерную модель, к сожалению, можно считать лишь приблизительной.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?