Текст книги "Это слово – Убийство"

7. Харроу-он-Хилл

Тем вечером мы с женой пошли в театр: я достал билеты на «Франкенштейна» Дэнни Бойла. Правда, мне не удалось толком насладиться пьесой – мысли все время перескакивали на другое. Что сказал бы Готорн, увидев, как актер Джонни Ли Миллер двадцать минут скачет по сцене абсолютно голый?

Домой вернулись около половины двенадцатого. Жена сразу ушла спать, а я сидел допоздна, переживая за книгу. С ней я не стал ничего обсуждать – и так знал, что она скажет.

Если бы я засел писать детектив, то не выбрал бы Готорна главным героем. В мире и без него достаточно частных сыщиков мужского пола, средних лет, с плохим характером. Я бы придумал что-нибудь поинтереснее: слепой, пьющий, ясновидящий – уже было, а если все вместе? Вообще, я предпочел бы женщину типа Сары Лунд в «Убийстве»[11]11
  Датский сериал 2007–2012 гг.


[Закрыть]: молодая, энергичная, независимая, в толстом свитере (или без). Еще я наделил бы ее чувством юмора.

Несомненно, Готорн умен. Меня впечатлила его работа в доме жертвы на Британия-роуд: как быстро он догадался про деньги и уборщицу, да и про кота… Даже инспектор Мидоуз его уважает, хоть и недолюбливает, да и в верхах о нем явно высокого мнения. «И завел щенка!» Надо же, как точно подметил! Ума ему не занимать, что есть, то есть. Практически гений.

Проблема в том, что Готорн не нравился мне как человек, а это убивало весь творческий процесс. Вообще, отношения автора и героя довольно причудливы. Взять, к примеру, Алекса Райдера. Я писал о нем около десяти лет и, хотя порой завидовал (никогда не стареет, всеобщий любимец, много раз спасал мир), очень к нему привязался и с удовольствием сочинял его приключения. Разумеется, он – мое творение, я контролировал каждый шаг и нажимал нужные кнопки, чтобы воздействовать на молодую аудиторию. Алекс Райдер не курил, не сквернословил, не носил оружия. И, уж конечно, не был гомофобом.

Именно эту мысль я никак не мог выкинуть из головы: реакцию Готорна на Реймонда Клунса. Его слова меня действительно шокировали, без преувеличения. Я, кстати, не понял, зачем он со мной так откровенничал, хотя во всем остальном закрывался наглухо.

Говорят, люди стали излишне чувствительны. С другой стороны, мы так боимся кого-то обидеть, что больше не обсуждаем серьезные темы. Именно поэтому политические ток-шоу на ТВ стали скучными: есть некие рамки, в которые должны укладываться любые публичные разговоры, и одно-единственное неосторожное слово может повлечь за собой самые неприятные последствия.

Помню, как-то я выступал на радио, и мне задали щекотливый вопрос. Тогда в Корнуолле верующие владельцы отеля, муж с женой, отказались дать номер супружеской гей-паре. Отвечая на вопрос, я был предельно осторожен. Для начала заявил, что я целиком и полностью за гомосексуальные браки и совершенно не согласен с владельцами отеля. Однако при этом можно попытаться понять и их точку зрения, основанную на религиозных убеждениях (даже если я ее не разделяю); вряд ли они заслужили потоки ненависти и угрозы расправы, которые на них посыпались. Нужно терпимее относиться к нетерпимости – такова была моя основная мысль.

Можете себе представить бурю, которая поднялась в соцсетях… Парочка учителей заявила, что изымает мои книги из школьной библиотеки. Кто-то вообще призывал сжечь все написанное мной. В наше время мир видится черно-белым, и хотя в двадцать первом веке нет ничего страшного в том, чтобы создать персонажа-гомофоба, разумнее сделать его явным злодеем.

Глядя из окна кабинета на красные огоньки подъемных кранов, расползшихся по всему Фаррингдону во время строительства железной дороги, я спрашивал себя, стоит ли продолжать работать с Готорном. Что затянуло меня в эту историю и какую выгоду я извлеку в дальнейшем? Не лучше ли бросить его сейчас, пока я не увяз по уши, и заняться чем-нибудь другим? Время перевалило за полночь, я устал. «Суть измены» Ребекки Уэст лежала на столе обложкой вверх. Я подтянул ее к себе – вот чем я должен заниматься! В 1940-х было куда безопаснее.

И тут пиликнул телефон – эсэмэска от Готорна:

«Кафе «Унико»

Харроу-он-Хилл

9:30. Завтрак».

В Харроу жили Гудвины – значит, завтра он едет к ним.

Мне действительно хотелось выяснить, кто убил Дайану Каупер. Как ни крути, я уже замешан: я был в ее доме, я представлял себе ее жизнь, ее смерть, видел пятно на ковре… Опять же интересно, кто послал ей записку. Не он ли убил кота? По мнению Готорна, Дайана знала, что умрет. Как такое вообще возможно? Почему она не обратилась в полицию? Больше всего мне хотелось встретиться с семьей Гудвин, в частности – с Ларри, искалеченным мальчиком. Однажды я прочитаю решение загадки в газете… Готорн легко может уговорить кого-нибудь другого написать книгу.

Нет, я сам хотел присутствовать.

Собственно, я ведь тоже могу устанавливать правила! Кто сказал, что нужно записывать все как было? Нет никакой необходимости озвучивать реакцию Готорна – проще удалить любые упоминания о черно-белой фотографии и прочих предметах искусства. Да я вообще могу описать его каким угодно! Моложе, мягче, остроумнее… Моя книга – что хочу, то и делаю! Я все равно не собирался показывать ее Готорну до публикации, а там уже поздно будет. Тем более ему и так наплевать, лишь бы купили.

В то же время я понимал, что не смогу ничего изменить. Готорн такой, какой есть, и он обратился именно ко мне. Если я его изменю, то брошу камень, и пойдут круги по воде, образно выражаясь: я запущу процесс, в результате которого повествование сдвинется в сторону художественного вымысла. Я, конечно, могу заново переписать всех персонажей, даже интерьеры – чертов Роберт Мэпплторп уйдет первым, – но смысл? Проще вернуться к тому, чем я всю жизнь занимался – придумать сюжет с нуля.

Я все еще держал в руках телефон.

9:30, Харроу-он-Хилл.

Есть только один выход, хоть он и означает, что придется коренным образом изменить подход к книге и мою роль в ней. Нет необходимости «переписывать» Готорна, врать, защищать – он вполне способен сам о себе позаботиться, – но я могу поставить его мнение под вопрос… По сути, это мой долг, иначе я навлеку на себя именно ту критику, которой так опасаюсь.

Итак, я узнал, что он – гомофоб. Ок, я попытаюсь выяснить, откуда в нем это (отнюдь не оправдывая). И если в результате я смогу его лучше понять, кому будет хуже? Книга только выиграет.

Может, он сам – гей? В конце концов, некоторые политики или священники высокого ранга, публично выступающие против гомосексуальности, сами оказывались… Я не стану его обличать. У меня нет ни малейшего желания причинить ему вред, зато появилась реальная цель.

Я займусь расследованием следователя.

Я взял телефон и набрал три слова:

«Увидимся на месте».

Затем лег спать.

* * *

Кафе «Унико» находится недалеко от станции метро, в конце неопрятной улицы, почти у вокзала. Готорн уже заказал завтрак: яичница с беконом, тост и чай. Я впервые застал его за едой. Он ел с осторожностью, словно подозревал яичницу в злом умысле; быстрым движением разрезал и закидывал куски в рот, стараясь поскорее от них избавиться. Похоже, еда не доставляла ему никакого удовольствия.

Я ждал, что Готорн извинится за прошлый раз, но он лишь улыбнулся. Похоже, он нисколько не удивился моему появлению – ему даже в голову не пришло, что я могу передумать.

Я присел за столик и заказал сэндвич с беконом.

– Как дела? – спросил Готорн.

– Нормально, – сдержанно ответил я.

– Я тут занялся семьей Гудвин на досуге… – Готорн одновременно ел и говорил, умудряясь не чавкать. На столе возле него лежал блокнот. – Отец – Алан Гудвин, свой бизнес, проведение разных мероприятий. Его жена – Джудит Гудвин, работает на полставки в детской благотворительной организации. У них только один сын, Ларри Гудвин, ему сейчас девятнадцать. Повреждение мозга. Доктора говорят, нужен полный уход, но это может означать все, что угодно.

– Неужели вам их нисколько не жаль? – спросил я.

Он поднял голову от тарелки, озадаченный.

– С чего ты взял?

– Ну вы так лихо оттарабанили сухие факты. «У них только один сын!» Разумеется, только один – второй-то погиб! А тот, что остался в живых, – вы хотите сказать, он притворяется?

– Я смотрю, ты сегодня встал не с той ноги. – Готорн отпил чай. – Я ничего не знаю о Ларри Гудвине кроме того, что уже сказал, однако если Дайана Каупер не ошиблась, он вполне мог выбраться из кровати или из инвалидного кресла и навестить ее на Британия-роуд. И вообще, ты сам только вчера сюда рвался! Ты сам их всех подозреваешь – мать, отца, брата, – если допустить, что он мог… Поправь меня, если ошибаюсь.

Принесли мой сэндвич с беконом, но есть расхотелось.

– Я имел в виду, что к людям надо относиться бережнее.

– И поэтому ты приехал? Хочешь обнять подозреваемых и похлопать по плечу?

– Нет…

– Ты здесь затем же, зачем и я, – узнать, кто убил Дайану Каупер. Если это один из них, его арестуют. Если нет, мы уйдем и больше никогда их не увидим. Что мы о них думаем и кого подозреваем, не имеет ни малейшего значения!

Готорн перевернул страницу. Записи были сделаны ровным, четким почерком, так мелко, что я не смог разглядеть без очков.

– Я собрал информацию об аварии. Если это тебя не слишком расстроит…

– Я слушаю.

– Все было примерно так, как рассказал Реймонд Клунс. Они остановились в отеле «Ройял»: два брата и няня, Мэри О’Брайан. Целый день провели на пляже. Возвращаясь, рванули через дорогу за мороженым. Няню за это, конечно, слегка прижали в суде, но та клялась, что дорога была пустая. Она ошибалась. Внезапно из-за поворота выскочила машина: просвистела в паре сантиметров от женщины, сбила насмерть одного мальчика, ранила другого и уехала. Там была толпа народу, куча свидетелей. Если бы Дайана Каупер не призналась через пару часов, получила бы по полной.

– Думаете, справедливо, что ее отпустили?

– Надо читать протокол заседания, – пожал плечами Готорн.

– Она знала судью.

– Она знала того, кто знал судью, – это не одно и то же. – Он словно забыл, что сам только вчера подозревал их в заговоре.

В угрюмом молчании мы доели свой завтрак. Официантка принесла счет. Готорн даже не взглянул в ее сторону.

– И еще один момент, – решительно произнес я. – Я заметил, что каждый раз плачу за кофе и за такси. Если мы договорились напополам, то и расходы нужно нести поровну.

Готорн явно удивился.

– Ну ладно…

Я уже пожалел о своих словах: это была скорее реакция на вчерашний день, чем искреннее желание разделить расходы. Он достал кошелек, вытащил оттуда банкноту в десять фунтов, до того истрепанную и смятую, что различить номинал можно было лишь по цвету, и положил на стол брезгливо, как осенний лист, выловленный из канавы. Других денег в кошельке не оказалось, и хотя по сути я был прав, на душе стало мерзко. Стоило ли так мелочиться? Больше я эту тему не поднимал.

Мы вместе вышли из кафе. Вообще-то я неплохо знаю Харроу-он-Хилл: мы снимали здесь некоторые сцены «Войны Фойла», где старомодная Хай-стрит играла роль Гастингса. Удивительно, какого эффекта можно достичь, добавив к саундтреку крики чаек на фоне. Неподалеку располагалась моя первая школа, и я поразился, как мало изменений произошло здесь за последние пятьдесят лет: все такой же замкнутый анклав, очень зеленый и оторванный от цивилизации, возвышающиеся над остальными районами северного Лондона.

– Чем вы занимались вчера вечером? – спросил я Готорна по дороге.

– Чего?

– Ужинали дома? Работали над делом?

Он не отвечал, и я добавил:

– Это для книги.

– Поужинал. Сделал кое-какие заметки. Лег спать.

Что было на ужин? С кем лег спать? Смотрел ли телевизор? Есть ли у тебя вообще телевизор?

Ничего этого он мне не расскажет, да и спрашивать времени нет.

Мы подошли к викторианскому зданию из красного кирпича, отстоящему от улицы; к дому вела гравиевая дорожка. Три этажа, примерно четыре-пять спален, двойной гараж… и с первого взгляда меня поразило ощущение глубокого несчастья, исходящее буквально от всего, начиная с заросшего, полудикого сада, облупившейся краски, мертвых цветов на подоконниках…

Это был дом Гудвинов – точнее, трех оставшихся членов семьи.

8. Инвалид

Один из моих любимых сценаристов – Найджел Нил, создатель эксцентричного профессора Куотермасса. Он написал жутковатую пьесу под названием «Каменная лента». Суть идеи в том, что самая «ткань» дома – стены, камни, кирпичи – может поглощать и «отыгрывать» обратно различные эмоции, свидетелями которых она становилась, включая самые страшные. Я вспомнил об этом сюжете, едва переступив порог дома на Роксборо-авеню. Весьма дорогостоящий особняк – любое здание такого размера в Харроу-он-Хилл потянет на пару миллионов, – однако в холле было темно и промозгло. Судя по интерьеру, последний раз ремонт делали в прошлом веке; на протертых коврах виднелись многочисленные пятна. В воздухе пахло не то плесенью, не то сухой гнилью, а скорее всего, просто бедой, многократно прокручиваемой до тех пор, пока банк памяти не переполнился.

Дверь открыла Джудит Гудвин, женщина среднего возраста, моложе Дайаны Каупер лет на десять-пятнадцать (на момент смерти последней). Она смотрела на нас с подозрением, как на бродячих торговцев; язык тела выражал недоверие. Ее легко представить волонтером благотворительной организации: была в ней какая-то хрупкость, надлом, словно она сама нуждалась в помощи, но знала, что никогда ее не получит. Трагедия, изменившая ее жизнь, так и осталась с ней навечно.

– Вы – Готорн? – уточнила она.

– Рад познакомиться. – Готорн протянул ей руку, и я отметил, что он снова преобразился. Жесткий с Андреа Клюванек, холодно-равнодушный с Реймондом Клунсом, здесь он словно по мановению волшебной палочки стал вежливым и любезным. – Спасибо, что согласились с нами встретиться.

– Проходите на кухню, я сварю кофе.

Готорн не стал объяснять, кто я такой, и, похоже, ей было неинтересно. Мы последовали за хозяйкой. В кухне оказалось теплее, но столь же уныло и запущенно. Вы замечали, как много говорят о владельцах белые предметы обстановки? Когда-то дорогой холодильник, усеянный оспинами магнитов и старых листков с рецептами и телефонными номерами, приобрел со временем желтоватый налет. Плита была заляпана жиром, а посудомойка обшарпалась от постоянного использования. Работала стиральная машинка, за стеклом плескалась мутная вода. Само помещение чистое и аккуратное, подновить бы его немного. В углу на подстилке дремала грязная веймарская легавая; при нашем появлении она завиляла хвостом.

Мы с Готорном присели за огромный сосновый стол, а Джудит Гудвин выудила из раковины кофейник, промыла под краном и занялась кофе, не переставая говорить. Судя по всему, она из тех людей, кто привык делать несколько дел одновременно.

– Что вы хотели спросить про Дайану Каупер?

– Я так понимаю, вы уже беседовали с полицией.

– Коротко. – Хозяйка достала из холодильника пакет молока, понюхала содержимое и плюхнула на стол. – Они позвонили и спросили, давно ли я ее видела.

– И как, давно?

Джудит обернулась и вызывающе уставилась на него.

– За последние десять лет – ни разу! – Она принялась выкладывать печенье на тарелку. – Да и с чего бы?

– Вряд ли вы сильно опечалились, узнав о ее смерти, – предположил Готорн.

Джудит Гудвин замерла на месте.

– Мистер Готорн, кто вы, собственно, такой?

– Я помогаю полиции в расследовании. Дело очень сложное, запутанное, вот они меня и пригласили.

– Вы – частный детектив?

– Консультант.

– А ваш друг?

– Я с ним работаю, – встрял я. Просто, правдиво и не требует дальнейших пояснений.

– Вы намекаете на то, что это я ее убила?

– Ни в коем случае.

– Вы спрашиваете, не видела ли я ее. Вы предполагаете, что я рада ее смерти…

Закипел чайник, и Джудит поспешила его выключить.

– Что ж, по второму пункту – да, так и есть. Дайана Каупер разрушила мою жизнь, жизнь моей семьи. Секунда за рулем – и она убила моего ребенка и забрала у меня все. Я – верующая христианка, я хожу в церковь. Я пыталась ее простить, однако не стану лгать – да, я была рада, когда узнала о ее смерти. Знаю, это грех, нехорошо с моей стороны, но она заслужила смерть.

Умолкнув, Джудит яростно набросилась на кофейник и чашки, словно вымещала на них свою злость. Поставив поднос на стол, она села напротив.

– Что еще вы хотите знать?

– Все, что вы сможете вспомнить. Начните с несчастного случая.

– «Несчастный случай»? Вы говорите о моих детях, вообще-то. – Джудит горько усмехнулась. – Какое легкое слово – «случай», «случайность». Будто молоко пролил. Мне позвонили и сказали: «Боюсь, произошел несчастный случай». Даже тогда я подумала – какая-то неприятность дома или на работе. Я не представляла, что мой Тимми лежит в морге, а другой ребенок больше никогда не сможет жить нормальной жизнью.

– А почему вы не поехали с ними?

– Я была на двухдневной конференции в Вестминстере, а муж – в командировке в Манчестере. – Она помолчала. – Мы расстались. Это можно списать на «несчастный случай». Были каникулы, и мы решили отправить детей на отдых с няней. Она повезла их в Дил, к морю, – отель предлагал скидки, потому мы его и выбрали. Мальчики пришли в восторг: замки, пляжи, пещеры в Рамсгейте. У Тимми была богатая фантазия, каждый день – приключение.

Джудит налила три чашки кофе и предоставила нам самим добавлять молоко и сахар.

– Мэри, няня, работала у нас уже год, мы ей полностью доверяли. И хотя мы снова и снова прокручивали ситуацию в голове, ее вины тут не было. Полиция и свидетели подтвердили. Она до сих пор с нами.

– Ухаживает за Ларри?

– Да…

Слово повисло в воздухе.

– Мэри чувствует ответственность за произошедшее, – продолжала Джудит. – Когда Ларри выписали из больницы, она поняла, что не может его бросить, вот и осталась.

Очередная пауза. Джудит с явным усилием возвращалась в прошлое.

– В тот день ребята пошли на пляж. Хотя погода стояла хорошая, было слишком прохладно для купания, так что они просто катались на лодке. Дорога проходила рядом с пляжем, возле нее – низкий мол и променад. Дети увидели кафе-мороженое и помчались туда. Миссис Каупер должна была затормозить, времени бы хватило. Ей не следовало садиться за руль без очков! Как выяснилось позже, она даже не видела толком проезжую часть. В результате Тимми погиб на месте, Ларри от удара буквально взлетел в воздух. У него были тяжелые травмы головы, но он выжил.

– Мэри не пострадала?

– Ей повезло. Она рванула вперед, чтобы перехватить мальчиков, машина просвистела буквально в сантиметрах. Все это выяснилось на следствии. Миссис Каупер даже не остановилась. Потом объясняла в полиции – мол, запаниковала… Ну скажите на милость, кем надо быть, чтобы оставить на дороге сбитых детей?

– Она поехала домой, к сыну.

– Да, верно. Дэмиэн Каупер – известный актер, гостил у нее тогда. Адвокаты заявили, что Дайана пыталась защитить не только себя, но и сына: он еще учился, и мать не хотела, чтобы его имя полоскали в прессе. Если это правда, то они друг друга стоят. В общем, она объявилась в тот же день, но лишь потому, что у нее не было выбора: на месте аварии толпилась куча свидетелей, кто-то наверняка запомнил номера. Казалось бы, судья должен был принять во внимание тот факт, что водитель скрылся с места преступления, однако ничего подобного – ее преспокойно выпустили на свободу.

Джудит пододвинула мне тарелку с печеньем.

– Нет, спасибо, – поблагодарил я, удивившись про себя: как она может спокойно уделять внимание будничным вещам во время такого тяжелого разговора? Видимо, последние десять лет Джудит Гудвин жила в тени трагедии, и для нее это стало нормой, как если бы человека годами держали в психушке и он позабыл о своем сумасшествии.

– Я понимаю, что для вас это больная тема, миссис Гудвин, – продолжал между тем Готорн. – Скажите, пожалуйста, когда именно вы разошлись с мужем?

– Нисколько не больная, даже наоборот. С того дня, как я взяла трубку, я больше ничего не чувствую. Наверное, так и бывает… Ты работаешь, посещаешь друзей, отдыхаешь, жизнь кажется прекрасной, и вдруг что-то происходит – а ты не веришь. На самом деле я ведь так и не поверила, даже на похоронах Тимми все ждала, что сейчас кто-то похлопает по плечу и я проснусь. Понимаете, у меня было два прекрасных близнеца, само совершенство во всех отношениях. Я была счастливо замужем, бизнес Алана процветал, мы только что купили этот дом – за год до того. Вот так живешь и не думаешь, насколько все хрупко, пока оно не разобьется… В тот день так и случилось.

Конечно, мы с Аланом винили себя в том, что нас не было рядом, что мы вообще отпустили их туда. Он тогда был в командировке в Манчестере. Ах да, я говорила… У нас и раньше возникали разногласия – в любом браке без них не обходится, особенно если растишь близнецов. А когда мы потеряли Тимми, то все пошло под откос. Мы даже ходили к семейному психологу, но в итоге пришлось смириться с неизбежным. Алан съехал несколько месяцев назад. Мы не то чтобы расстались, просто не могли больше находиться вместе.

– А где я могу его найти? Хотелось бы и с ним переговорить.

Джудит нацарапала что-то на листке бумаги и передала Готорну.

– Вот номер его мобильного. Можете позвонить, если хотите. Он снимает квартиру в районе Виктория, до тех пор, пока мы не продадим дом… – Она резко умолкла, словно сказала больше, чем хотела. – У него в последнее время проблемы с бизнесом, мы уже не в состоянии содержать этот дом, так что выставляем на продажу. Мы оставались только из-за Ларри, думали – ему здесь будет привычнее.

Готорн кивнул. Я всегда чувствовал момент, когда он собирается атаковать: словно кто-то взмахнул ножом у его лица и в глазах на секунду отразился хищный блеск стали.

– Вы утверждаете, что не видели Дайану Каупер. А ваш муж с ней не общался?

– Мне он ничего не говорил. Да и зачем ему?

– И вы не приближались к ее дому в прошлый вторник, в день ее смерти?

– Я вам уже сказала – нет.

Готорн задумчиво покачал головой.

– Однако вы были в Южном Кенсингтоне.

– Прошу прощения?

– В половине пятого вы вышли из станции метро «Южный Кенсингтон».

– Откуда вы знаете?

– Вас зафиксировали камеры. Вы будете это отрицать?

– Разумеется, нет! А что, там и вправду живет Дайана Каупер?

Готорн промолчал.

– Я и понятия не имела, думала, она все еще в Кенте. Да, я ходила за покупками на Кингс-роуд. Риелтор просил купить кое-что для дома, слегка оживить обстановку. Я заходила в мебельные магазины.

Мне это показалось неубедительным. Дом порядком обветшал, а денег у Джудит Гудвин явно не было – потому и продавала. Неужели она думает, что несколько дорогих предметов мебели исправят положение?

– А ваш муж не упоминал, что он писал миссис Каупер?

– Писал ей? Нет, я не знала. Спросите у него сами.

– А Ларри?

Хозяйка дома заметно напряглась, и Готорн торопливо продолжил:

– Вы сказали, что он живет с вами?

– Да.

– А он не мог с ней видеться?

Джудит задумалась, и на мгновение мне показалось, что нас попросят уйти, однако она ответила спокойно:

– Мистер Готорн, как вам должно быть известно, мой сын получил тяжелые травмы мозга в височной и затылочной долях, отвечающих за память, речь, эмоции и зрение. Сейчас ему девятнадцать, но он больше никогда не сможет жить нормальной жизнью. У него проблемы с краткосрочной памятью, афазия[12]12
  Нарушение речи.


[Закрыть] и неспособность сконцентрироваться; ему необходим постоянный уход.

Пауза.

– Он выходит из дома только в сопровождении взрослых. Любые предположения о том, что он мог заговорить с миссис Каупер или причинить ей вред, смешны и даже оскорбительны.

– И тем не менее перед смертью миссис Каупер отправила весьма странное сообщение. Если я правильно ее понял, она утверждает, что видела вашего сына.

– Значит, вы ее неправильно поняли.

– Она выражалась довольно ясно. Вам известно, где был ваш сын в прошлый вторник?

– Разумеется! Он был наверху. Он и сейчас там. Ларри нечасто выходит из комнаты, и его всегда сопровождают.

Дверь за нашими спинами открылась, и в кухню вошла молодая черноволосая женщина с пухлым лицом, одетая в джинсы и свободный свитер. Я сразу понял, что это Мэри О’Брайан, судя по строгому виду и повадкам няни. Ей было около тридцати пяти; значит, на момент аварии – не больше двадцати пяти.

– Извини, Джудит, – произнесла она с явным ирландским акцентом. – Я не знала, что у тебя гости.

– Ничего, Мэри. Это мистер Готорн и…

– Энтони, – представился я.

– Они задают вопросы о Дайане Каупер.

– А… – Мэри помрачнела и покосилась на дверь, явно жалея, что пришла.

– Они, наверное, и с тобой захотят поговорить.

Та кивнула.

– Я все расскажу, хотя, Бог свидетель, я повторяла это миллион раз.

Мэри присела за стол. Судя по всему, она жила в доме так давно, что чувствовала себя на равных с Джудит. Последняя, однако, почему-то встала и отошла в другой конец кухни. Нет ли между ними скрытой неприязни?

– Итак, чем могу помочь?

– Расскажите, что произошло в тот день, – попросил Готорн. – Я понимаю, вам уже не раз приходилось повторять одно и то же, но нам могут быть полезны мельчайшие детали.

– Хорошо.

Мэри сосредоточилась. Джудит внимательно наблюдала за ней.

– Мы возвращались с пляжа. Я пообещала купить мальчикам мороженое. Мы остановились в «Ройяле», совсем недалеко от пляжа. Мальчикам было велено переходить дорогу только за руку со мной, и они всегда слушались, но в этот раз слишком устали и плохо соображали. Увидели кафе-мороженое и рванули, не подумав.

Я побежала за ними, пытаясь догнать, схватить, но тут из-за угла показалась машина – серебристая «Тойота». Я была уверена, что водитель затормозит… Я не успела их остановить. От удара Тимми упал, а Ларри подбросило вверх – я думала, он пострадал больше…

Она покосилась на хозяйку.

– Прости, Джудит, что повторяю все это…

– Ничего, Мэри, им нужно знать.

– Машина затормозила поодаль, метрах в двадцати. Я ждала, что водитель выйдет к нам, а она вдруг завелась и поспешно скрылась.

– Вы точно разглядели миссис Каупер за рулем?

– Нет. Я видела только затылок, да и то нечетко. Я была в шоке…

– Продолжайте.

– А больше нечего особо рассказывать. Как из ниоткуда вдруг набежала целая толпа народу. Рядом с кафе была аптека; владелец прибежал первым. Травертон его фамилия, очень старался нам помочь.

– А продавцы мороженого? – спросил Готорн.

– Кафе было закрыто, – пояснила Джудит, и в ее голосе прозвучала горькая ирония.

– Да, от этого еще хуже, – согласилась Мэри. – Там была маленькая табличка, и мальчики ее не заметили.

– Что произошло потом?

– Прибыла полиция, за ней «Скорая». Нас отвезли в больницу… Я все время спрашивала о мальчиках, но поскольку я не мать, мне ничего не говорили. Я заставила их позвонить Джудит… и Алану. Лишь когда они приехали, все и открылось.

– А как быстро полиция нашла Дайану Каупер?

– Сын привез ее в участок пару часов спустя. Она все равно бы никуда не делась – один из свидетелей запомнил номера, так что в полиции знали, кому принадлежит машина.

– А после этого вам приходилось сталкиваться с миссис Каупер?

Мэри кивнула.

– Да, на суде. Я с ней не разговаривала.

– И больше вы не виделись?

– Нет. С чего бы? Глаза б мои на нее не глядели…

– Ее убили недавно.

– И вы намекаете, что это сделала я? Какая чушь! Я даже не знаю, где она живет.

И снова я не поверил: в наши дни узнать чей-то адрес проще простого. Приглядевшись, я вдруг осознал, что Мэри О’Брайан вполне привлекательная женщина: была в ней какая-то свежесть, незамутненность… В то же время она явно что-то скрывает… Нет, я ей решительно не доверял.

– Мистер Готорн полагает, что Ларри приходил к этой женщине в одиночку, – сказала Джудит.

– Глупости! Он никуда не ездит один!

Готорн и бровью не повел.

– Может быть. Однако буквально перед смертью миссис Каупер отправила весьма странное сообщение, где утверждала, что видела его. Значит, в пятницу, шестого числа, вы оба находились дома?

– Да.

– И вы не сопровождали миссис Гудвин в Южном Кенсингтоне?

– Ларри ненавидит магазины; покупка одежды для него – сущий кошмар.

– Почему бы вам не поговорить с ним? – предложила Джудит.

Мэри удивленно посмотрела на нее.

– Так проще всего, и не надо ничего объяснять. – Джудит повернулась к Готорну. – Можете задать ему несколько вопросов, если хотите, только, пожалуйста, поаккуратнее – его легко расстроить.

Я удивился не меньше няни; видимо, это был самый простой способ поскорее избавиться от непрошеных визитеров. Готорн кивнул, и Джудит повела нас наверх; ступеньки скрипели под ее ногами. Чем выше мы поднимались, тем более запущенным казался дом.

На втором этаже мы подошли к главной спальне с видом на Роксборо-авеню; судя по всему, родители отдали ее сыну после аварии. Джудит постучала в дверь и вошла, не дожидаясь ответа.

– Ларри, тут с тобой хотят поговорить.

– Кто?

– Мои друзья.

Ларри Гудвин сидел за компьютером спиной к нам и играл в какую-то игру, кажется, «Мортал комбат». По его разговору сразу было понятно, что у мальчика нарушены речевые функции: слова выходили невнятные, полуоформленные, как будто из-за некой пелены. Бросались в глаза длинные нечесаные волосы и лишний вес, подчеркиваемый мешковатыми джинсами и свитером свободного покроя. Стены спальни были оклеены постерами футбольного клуба «Эвертон», кровать двуспальная, небольшая. Чисто прибрано, ухоженно – и все равно подзапущено.

Ларри прошел уровень в игре до конца, нажал кнопку «Пауза» и обернулся. Круглое лицо, толстые губы, легкий пушок на щеках. Повреждения мозга отчетливо читались в расфокусированном взгляде, не выражающем ни малейшего любопытства. Я знал, что ему девятнадцать, но выглядел он старше.

– Вы кто? – спросил мальчик.

– Меня зовут Готорн, я друг твоей мамы.

– У мамы особо нет друзей.

– Не может быть.

Готорн огляделся.

– Хорошая у тебя комната.

– Больше не моя. Мы продаем.

– Мы найдем не хуже, – пообещала Мэри, садясь на кровать.

– Я не хочу уезжать.

– Вы собирались его о чем-то спросить? – напомнила Джудит возле двери, стремясь поскорее от нас избавиться.

– Ларри, ты часто выходишь гулять? – поинтересовался Готорн.

Ну и смысл? Видно же, что мальчик никак не смог бы добраться до центра города; тем более в нем не чувствовалось ни капли агрессии – авария забрала все эмоции вместе с остальной жизнью…

– Выхожу иногда, – ответил тот.

– Но не один, – добавила Мэри.

– Иногда, – возразил мальчик. – Я ездил к папе.

– Мы посадили тебя на такси, а он встретил.

– Ты когда-нибудь был в Южном Кенсингтоне? – спросил Готорн.

– Сто раз.

– Да он понятия не имеет, где это, – вполголоса заметила мать.

Я не выдержал и тихо вышел, впервые взяв инициативу на себя. Готорн последовал за мной. Джудит Гудвин проводила нас до выхода.

– Какая молодец няня, что осталась с вами, – заметил Готорн. Тон у него был уважительный, но я-то знал: он попросту копает информацию.