Текст книги "Сороки-убийцы"

– Вы думаете, ее столкнули? Полиция придерживается мнения, что это был несчастный случай и она упала.

– Не мне судить, сэр. Сама упала… Кто-то столкнул… Меня любой расклад не удивил бы.

– Это вы увидели ее лежащей в холле?

Брент кивнул:

– Я подстригал кусты перед парадным входом. Заглянул в окно и вижу: она лежит у подножия лестницы.

– Вы ничего не слышали?

– А чего тут услышишь? Она же померла.

– И в доме никого больше не было?

– Я не видел. Кто-нибудь мог и быть, думается. Но я пробыл там несколько часов и не видел, чтобы кто-то выходил.

– И что же вы сделали?

– Постучал в окно – вдруг она очнется. Но экономка не пошевелилась, поэтому я пошел в конюшню и воспользовался тамошним телефоном, чтобы позвонить доктору Редвинг. Она заставила меня разбить стекло в задней двери. Сэр Магнус был очень этим недоволен. Вообще-то, он обвинил меня в том, что в дом позже залезли воры. Но я тут ни при чем. Я не хотел ничего ломать, просто сделал, как мне велели.

– Вы поругались с сэром Магнусом?

– Нет, сэр, ничего такого. Но сэр Магнус был недоволен, а когда он злился, лучше было обходить его стороной, скажу я вам.

– Вы были здесь тем вечером, когда умер сэр Магнус?

– Да я каждый вечер тут. В это время года я раньше восьми не ухожу, а в тот день ушел только в восемь пятнадцать. При этом за сверхурочные я платы никогда не требовал.

Любопытно, но чем больше Брент говорил, тем красноречивее становился.

– У них с леди Пай лишнего пенни не допросишься, – продолжил смотритель. – Тем вечером сэр Магнус оставался дома один. Она уехала в Лондон. Я видел, что он заработался допоздна. В кабинете у него горел свет, и он, верно, ждал кого-то, потому что, как раз когда я уходил, появился посетитель.

Брент уже говорил об этом инспектору Чаббу. К несчастью, описать наружность таинственного визитера оказалось выше его сил.

– Как понимаю, лица этого человека вы не разглядели? – сказал Пюнд.

– Я его не видел. И не узнал. Но потом, поразмыслив, я понял, кто это был. – Это заявление поразило Пюнда, живо ожидавшего, когда смотритель продолжит. – Он был на погребении. Присутствовал, когда хоронили миссис Блэкистон. Я знаю, что встречал его прежде. Я заметил, что он стоит в хвосте толпы. И в то же время почти и не заметил, если вы понимаете, к чему я клоню. Держался он тихонько, словно не хотел, чтобы его увидели, и лица его я не разглядел. Но я знаю, что это был один и тот же человек. Уверен, что это он. Из-за его шляпы.

– На нем была шляпа?

– Верно. Старомодная шляпа, такие лет десять назад носили, и она была глубоко надвинута на лоб. Человек, пришедший в Пай-Холл в восемь пятнадцать, был тот же самый, что и на похоронах. Я в этом уверен.

– Можете сказать про него еще что-то? Возраст? Рост?

– Шляпа на нем была, вот и все, что я могу сказать. Он был там. Ни с кем не разговаривал. А потом пропал.

– Что произошло, когда он подошел к дому?

– Я не стал дожидаться, чтобы посмотреть. Отправился в «Паромщик» за куском пирога и пинтой. У меня в кармане завалялись деньжата, которые дал мистер Уайтхед, и мне хотелось поскорее пустить их в ход.

– Мистер Уайтхед? Это владелец антикварного магазина?

– А он тут при чем? – Глаза Брента с подозрением прищурились.

– Он заплатил вам деньги.

– Я никогда такого не говорил! – Сообразив, что проболтался, Брент лихорадочно искал способ выпутаться. – Он вернул мне пятерку, которую был должен. Вот и все. Вот я и пошел выпить пинту.

Пюнд не стал развивать тему. Обидеть человека вроде Брента очень легко, а обидевшись, он бы замкнулся и не сказал больше ни слова.

– Итак, вы ушли из Пай-Холла примерно в четверть девятого, – сказал сыщик. – Вполне вероятно, что не прошло и нескольких минут, как сэр Магнус был убит. Интересно, могли бы вы объяснить отпечаток ладони, обнаруженный нами в цветочной клумбе перед парадной дверью?

– Тот малый из полиции уже спрашивал об этом, и я ему сказал. Это не мой отпечаток. С какой стати мне вляпываться ладонью в почву? – криво усмехнулся Брент.

Пюнд попробовал зайти с другого бока:

– Заметили вы что-нибудь еще?

– Вообще-то, да. – Брент бросил на детектива и его помощника лукавый взгляд. Все это время он держал самокрутку в пальцах, но теперь сунул ее в рот и закурил. – Значит, я пошел в «Паромщик». И вот по пути я столкнулся с миссис Осборн, женой викария. Бог весть, что ей понадобилось на улице в такой час, впрочем, это никого не касается. Короче, она спросила, не видел ли я ее мужа. Она была чем-то встревожена, может, даже напугана. Видели бы вы ее лицо! Ну я сказал, что видел его у Пай-Холла, и он вполне может быть там и…

Пюнд нахмурился:

– Но вы только что сказали, что видели близ холла человека в шляпе, который был на похоронах.

– Знаю, что сказал, сэр. Но они оба были там, и тот человек, и викарий. Понимаете, потягивая свою пинту, я видел, как викарий проехал мимо на велосипеде. Это было немного позже.

– Насколько именно?

– Минут на тридцать. Может, на час. Я слышал, как он едет. Этот велосипед скрипит и щелкает так, что его с другого конца деревни слышно. И именно он проехал мимо паба, пока я сидел там. А откуда мог викарий ехать, как не из Пай-Холла? Ведь не из Бата же. – Брент глянул на сыщика поверх самокрутки, как бы предлагая ему поспорить.

– Вы очень помогли, – кивнул Пюнд. – У меня остался всего один вопрос. Он касается гостевого дома, где жила миссис Блэкистон. Вы обмолвились, что выполняли для нее кое-какую работу, и мне подумалось – нет ли у вас ключа от него?

– А вам это зачем?

– Потому что я хочу попасть туда.

– Ну, не знаю… – пробормотал смотритель, пожевав сигаретку. – Если хотите попасть в дом, вам лучше потолковать с леди Пай.

– Это полицейское расследование, – вмешался Фрейзер. – Мы можем входить, куда захотим, а у вас могут возникнуть проблемы, если откажетесь помогать нам.

На лице Брента отразилось сомнение, но возражать он не стал.

– Я могу вас сейчас проводить. Но потом мне нужно возвращаться к ним. – Он кивком указал на розы.

Пюнд и Фрейзер направились за Брентом в конюшню, где смотритель взял ключ с большим деревянным брелоком, потом они пошли по подъездной дорожке к Лодж-хаусу, располагавшемуся в самом ее конце. Это было двухэтажное здание с покатой крышей, массивной трубой, георгианскими окнами и прочной входной дверью. Тут обитала Мэри Блэкистон, пока работала в качестве экономки у сэра Магнуса Пая. Сначала с ней жили муж и два мальчика, но постепенно члены семьи покидали ее, пока не оставили совсем одну. Возможно, виной тому было положение солнца или растущие вокруг дубы и вязы, но создавалось впечатление, что дом постоянно скрывается в тени. Он определенно стоял пустым. У него были вид и атмосфера заброшенного жилища.

Брент отпер прихваченным ключом переднюю дверь.

– Хотите, чтобы я зашел? – спросил он.

– Было бы очень хорошо, если бы вы побыли с нами еще некоторое время, – ответил Пюнд. – Мы не задержим вас надолго.

Втроем они вошли в небольшой холл с двумя дверьми, коридором и ведущей наверх лестницей. Обои на стенах были старомодные, с растительным орнаментом и изображениями английских птиц и сов. Из мебели имелись антикварный стол, вешалка и зеркало в полный рост. Все вещи выглядели так, как если бы стояли здесь с незапамятных времен.

– Что вы хотели увидеть? – спросил Брент.

– Этого я вам сказать не могу, – отозвался Пюнд. – Пока.

Комнаты на первом этаже представляли собой мало интересного. Кухня была стандартная, в старомодной гостиной выделялись старинные дедовские часы. Фрейзеру вспомнилось, как Джой Сандерлинг описывала тиканье этих часов, пока она старалась произвести впечатление на мать Роберта. Везде было очень чисто, словно дух Мэри совсем недавно был здесь. А быть может, никуда не уходил вовсе. Кто-то взял почту и положил на кухонный стол, но ее было мало, и ничего интересного в ней не нашлось.

Они поднялись наверх. Спальня Мэри находилась в конце коридора, рядом с ванной. Спала она, видимо, в той же самой кровати, которую прежде делила с мужем: конструкция была такой громоздкой и тяжелой, что едва ли кому пришло бы в голову затаскивать ее сюда после его ухода. Спальня выходила на дорогу. В общем-то, ни в одной из основных комнат окна не смотрели на Пай-Холл, как если бы дом специально построили так, чтобы слуги не могли наблюдать за хозяевами. Пюнд заглянул в две другие двери. В этих спальнях уже долгое время никто не жил. Кровати не были застелены, на матрасах местами завелась плесень. Третья дверь, напротив, была разбита, замок выломан.

– Работа полиции, – пояснил Брент недовольным голосом. – Хотели войти, а ключа не нашли.

– Миссис Блэкистон держала эту комнату закрытой?

– Никогда в нее не входила.

– Откуда вы знаете?

– Так я вам уже говорил – мне часто приходилось бывать здесь. Я чинил протечки, стелил ковры внизу, и она то и дело меня вызывала. Но в эту комнату – ни разу. Дверь она не открывала. Сомневаюсь даже, был ли у нее ключ. Поэтому полиции пришлось выломать дверь.

Они вошли. Комната производила неприглядное впечатление: подобно остальным помещениям в доме, она была полностью лишена жизни. Односпальная кровать, пустой гардероб, окно с видом на вязы, под ним письменный стол. Пюнд подошел к окну и выглянул. Деревья заслоняли не все, и сыщик разглядел край озера, а за ним злополучную полоску леса, Дингл-Делл. В глаза ему бросился единственный выдвижной ящик в середине стола, и он его открыл. Внутри Фрейзер увидел полоску из черной кожи в виде кольца с маленьким медальоном. Собачий ошейник. Молодой человек протянул руку и взял его.

– Белла, – прочел он. Имя было написано заглавными буквами.

– Белла – это была собака, – без надобности сообщил Брент.

Фрейзер ощутил легкое раздражение – он бы и сам догадался.

– Чья собака? – спросил Пюнд.

– Младшего мальчика. Который погиб. У него была собака, только недолго.

– Что с ней случилось?

– Убежала. Ее так и не нашли.

Фрейзер положил назад ошейник, который был совсем маленьким и мог принадлежать разве что щенку. Какой-то невыразимой грустью веяло от этой вещи в пустом ящике.

– Значит, это комната Тома, – пробормотал он.

– Скорее всего, да.

– Это объясняет, почему она запирала дверь. Бедной женщине трудно было заходить сюда. Удивляюсь, почему она отсюда не переехала.

– У нее могло просто не быть выбора.

Сыщик и его помощник разговаривали вполголоса, словно боялись потревожить тени прошлого. Брент тем временем переступал с ноги на ногу, торопясь идти по своим делам. Но Пюнд не спешил покидать дом. Фрейзер понимал, что детектив не столько ищет улики, сколько хочет прочувствовать атмосферу – ему не раз доводилось слышать его рассуждения про память преступлений, мистическое эхо, которое оставляют за собой горе и насильственная смерть. Этому была посвящена целая глава в его книге: «Информация и интуиция», или как-то в этом роде.

Заговорил Пюнд, только когда они вышли на улицу.

– Чабб должен был забрать все интересное. Хотелось бы знать, что он нашел. – Сыщик посмотрел вслед Бренту, уже топавшему обратно к поместью. – И этот субъект тоже. Он сообщил нам много ценного.

Пюнд огляделся вокруг, посмотрел на наступающие со всех сторон деревья.

– Не хотел бы я жить здесь, – сказал он. – Отсюда ничего не видно.

– Да, обстановка гнетущая, – согласился Фрейзер.

– Нам следует выяснить у мистера Уайтхеда, сколько денег он заплатил Бренту и за что. И нужно еще раз побеседовать с преподобным Осборном. У него несомненно была причина прийти сюда в ночь убийства. Также есть вопрос насчет его жены…

– Брент сказал, что миссис Осборн была напугана.

– Да. И мне интересно, чего она испугалась. – Пюнд в последний раз обернулся. – В атмосфере этого дома присутствует нечто, Джеймс. И оно подсказывает мне, что тут есть чего всерьез опасаться.

5

Реймонду Чаббу не нравились убийства. Он стал полицейским, потому что верил в закон и считал графство Сомерсет, с его аккуратными деревушками, живыми изгородями и старинными полями, одной из самых упорядоченных и цивилизованных частей страны, если не всего мира. Убийство меняло все. Оно нарушало размеренный ритм жизни. Настраивало соседа против соседа. В один миг люди переставали доверять друг другу, и двери, остававшиеся обычно открытыми на ночь, запирались на замок. Убийство было актом вандализма, как бросок кирпичом в витражное стекло. И в какой-то мере работой Чабба было собирать осколки воедино.

Сидя в своем кабинете в полицейском отделении на Ориндж-Гроув в Бате, он размышлял о текущем расследовании. Эта история с сэром Магнусом Паем не сулила ничего хорошего. Одно дело быть заколотым в своем собственном доме, но когда человеку посреди ночи сносят голову средневековым мечом – это просто возмутительно! А ведь Саксби-на-Эйвоне была таким тихим местечком. Да, там произошел несчастный случай с уборщицей, которая споткнулась и свалилась с лестницы, но это, опять же, совсем другое. Неужели в самом деле один из обитателей деревни, живущий, допустим, в доме георгианской эпохи, посещающий церковь и играющий за местную крикетную команду, подстригающий по утрам в воскресенье лужайку и продающий на ярмарках собственноручно сделанный мармелад, является кровожадным маньяком? Ответ был таков: да, это вполне возможно. И раскрыть личность убийцы наверняка могла книга, лежащая теперь на столе перед инспектором.

В сейфе сэра Магнуса не нашлось ничего интересного. Создавалось впечатление, что и Лодж-хаус окажется пустой тратой времени. И тут обладающий зорким глазом молодой констебль Уинтербрук обнаружил среди поварских книг на кухне у Мэри Блэкистон кое-что важное. Он далеко пойдет, этот мальчик. Ему нужно только серьезнее относиться к работе и проявить больше амбиций, и он глазом моргнуть не успеет, как станет инспектором. Преднамеренно ли она спрятала его там? Боялась ли, что кто-то придет в дом: ее сын или сам сэр Магнус? Определенно, этот документ, содержащий нелицеприятные наблюдения обо всех в деревне, – не из тех, что оставляют лежать на виду. Тут нашлось место для мистера Тернстоуна, мясника, осознанно обвешивающего покупателей, для Джеффри Уивера, могильщика, жестоко обращающегося со своей собакой, Эдгара Реннарда, врача на пенсии, бравшего взятки, мисс Доттерел, продавщицы из деревенского магазина, позволяющей себе пропустить стаканчик. Похоже, никто не избежал ее внимания.

Инспектору понадобилось почти два дня, чтобы прочитать дневник, и к исходу этого срока он чувствовал себя так, словно выпачкался в чем-то. Ему вспомнилась миссис Блэкистон, лежащая с остекленевшим взглядом у подножия лестницы в Пай-Холле, уже холодная и окоченевшая. Тогда ему было ее жалко. Теперь ему хотелось понять, что заставляло ее без конца шаркать по деревне, вынюхивая и выискивая гадости. Неужели она не могла хотя бы раз найти что-то хорошее? Почерк у Мэри был корявым и неровным, но при этом очень разборчивым, как будто она вела своего сорта протоколы зла. Да, Пюнду такое определение понравится! Именно так мог бы выразиться он сам. Каждая запись была датирована. Книжица охватывала период в три с половиной года, и Чабб уже отрядил в гостевой дом Уинтербрука – проверить, не сохранилось ли более ранних изданий. Впрочем, ему и этого тома за глаза хватило.

Имелись у миссис Блэкистон два или три «любимчика», переходившие со страницы на страницу. Как ни странно, вопреки существовавшей между ними розни, ее сын Роберт не входил в их число. А вот Джози, или Джой, стала объектом презрения с самого момента знакомства. Смотрителя парков Брента экономка по-настоящему ненавидела. Его имя встречалось постоянно. Он груб, он ленив, опаздывает на работу, подворовывает, он подглядывал за бойскаутами, пока те стояли лагерем в Дингл-Делле, он пьет, склонен ко лжи и никогда не моется. Похоже, миссис Блэкистон делилась своим мнением с сэром Магнусом Паем. По крайней мере, одна из последних ее записей наводила на мысль об этом.

28 июля

Наконец-то разум восторжествовал! Сэр М. попросил Брента уйти с работы. Произошло это вчера вечером в Пай-Холле. Брент был недоволен. Дулся все утро и специально топтался на клумбе с аквилегией. Я видела все собственными глазами и упомянула об этом дорогому сэру М., который сказал, что это не имеет значения, раз уж он все равно уходит. И очень даже вовремя. Я без конца про это толковала. Сэр М. отказывался замечать очевидное, но незаменимых нет. Многие молодые люди ищут в работу в здешних краях, сказала я, причем вполне достойные. Предложила дать объявление в «Леди», но сэр М. предпочитает агентство по найму как более деликатный способ. И более дорогой, кстати. Впрочем, это для него, надо полагать, не проблема.

День спустя ее нашли мертвой. А через неделю погиб и «сэр М.». Совпадение? Ну не могли же убить их обоих за вытоптанную цветочную клумбу!

Чабб отметил еще семь записей, которые, по его рассуждению, могли иметь отношение к делу. За исключением одной, все они были сделаны недавно и тем более могли касаться убийства сэра Магнуса. Инспектор снова пробежался по ним, перечитав в порядке, который находил наиболее осмысленным.

13 июля

Интересный разговор с доктором Редвинг. И сколько же воров может обитать в одной деревне? Дело крайне серьезное. Из ее лечебницы украли препарат. Она записала для меня его название: физостигмин. Она говорит, что в большой дозе он вполне может оказаться смертельным. Я посоветовала ей обратиться в полицию, но она, ясное дело, этого не сделает, так как боится, что обвинят ее. Доктор Р. мне нравится, но некоторые ее поступки вызывают вопросы. Принять на работу эту девку, к примеру. И она вовсе не такая осторожная, какой себя считает. Я много раз бывала в лечебнице и просто проходила и брала лекарства, какие мне нужны. Когда это произошло? Мне кажется, что доктор Р. ошибается. Это случилось не в тот день, когда она говорит, а накануне. Я видела, как она выходит, и догадалась: что-то стряслось. Поняла это по ее лицу. И по тому, как она держала сумку. Когда я вошла, лечебница была пуста – девки уже и след простыл. Девка определенно находилась там одна, а шкафчик с лекарствами был открыт, так что не составляло труда взять что угодно. Зачем оно ей понадобилось? Подсыпать брату в чай из мести? Не может смириться с тем, что оказалась номером вторым! Но мне следует хранить осторожность. Не могу выдвигать обвинений. Требуется подумать.

9 июля

Артур Рив слишком взволнован, чтобы говорить. Его коллекция медалей пропала! Страшное дело. Вор влез в кухонное окно, вырезал дыру в стекле. Любой бы счел это вопиющей уликой, но полицейские, разумеется, и бровью не повели. Сказали, что это наверняка дети. Только я так не думаю. Воры точно знали, зачем шли. Одна только греческая медаль стоит кругленькую сумму. Типично, что никому нет дела. Я заглянула к нему и выпила чашку чая. Пыталась понять, может ли наш приятель быть замешан, но ничего не сказала. Я понаблюдаю и погляжу, только осторожно. Сколько волка ни корми! Ужасно, когда подобный человек живет в деревне. И опасно? Определенно, следует сказать сэру Магнусу. Хильде Рив все равно. Не помогает мужу – говорит, что не понимает, из-за чего столько шума.

Глупая женщина. Не понимаю, как он мог жениться на ней.

11 июля

Навестила Уайтхеда в магазине, пока его жена выходила, и сказала, что обо всем знаю. Он, конечно, все отрицал. Ну а что ему еще делать? Я показала ему статью, которую нашла в газете, и он заявил, что это в прошлом, и даже обвинил меня в попытке испортить ему жизнь. Ну уж нет, сказала я ему. Это ты тут портишь всем жизнь. Он утверждает, что никогда не подходил к дому Артура. Однако его магазин набит всякой всячиной, и возникает вопрос: откуда берутся все эти штучки? Он пригрозил, что расскажет всем. Обещал подать на меня в суд. Но это мы еще посмотрим!

Чабб мог бы не обращать внимания на оба этих куска. Артур Рив и его супруга были пожилой парой, некогда владевшей «Гербом королевы». Сложно представить кого-то менее причастного к смерти сэра Магнуса. И какое отношение к делу может иметь возможная кража медалей? Встреча с Уайтхедом вообще выглядела лишенной смысла. Но, полистав дневник, инспектор наткнулся на газетную вырезку, пожелтевшую и истончившуюся, которая заставила его переменить мнение.

ПЕРЕКУПЩИК КРАДЕНОГО ОСВОБОЖДЕН ИЗ ТЮРЬМЫ

Джонни Уайтхед снискал недолгую известность как участник «Банды домушников» – организованной сети профессиональных взломщиков, грабивших жилые кварталы в Кенсингтоне и Челси. Арестованный за скупку краденого, он вышел из тюрьмы Пентонвиль, отсидев всего четыре года из семи, положенных по приговору. Мистер Уайтхед, имеющий жену, по имеющимся сведениям, уехал из Лондона.

Фотографии не было, но Чабб уже навел справки и выяснил, что в деревне действительно жил некий Джонни Уайтхед с женой, и это был тот самый Джонни Уайтхед, прежде подвергавшийся аресту в Лондоне. Во время и после войны в столице хватало организованных преступных группировок, и «Банда домушников» слыла одной из самых известных. Уайтхед был при бандитах скупщиком, а теперь вот заделался не кем-нибудь, а владельцем антикварного магазина! Инспектор еще раз бросил взгляд на два слова, выведенных рукой Мэри Блэкистон: «И опасно?» Знак вопроса определенно был уместен. Если Уайтхед был в прошлом преступником, а она пыталась разоблачить его, не могла ли ее смерть быть на его совести? Если она переговорила о нем с сэром Магнусом, не мог ли Джонни нанести еще один удар? Чабб осторожно положил газетную вырезку рядом и вернулся к дневнику.

7 июля

Ужасно. Я всегда знала, что с преподобным Осборном и его женой не все чисто. Но такое!!! Уж лучше бы остался старый Монтегю. Честное слово, даже не знаю, что тут сказать и сделать. Ничего, наверное. Кто мне поверит? Кошмар!

6 июля

Леди Пай вернулась из Лондона. Снова. Все знают, что за поездки она предпринимает. Но все молчат. Видно, такие теперь времена. Мне жаль сэра Магнуса. Такой хороший человек. Всегда был добр ко мне. Знает ли он? Следует ли мне намекнуть ему?

Последняя из отобранных Чаббом записей была датирована почти четырьмя месяцами ранее. Мэри Блэкистон не раз упоминала о Джой Сандерлинг, но эта запись была внесена после первой их встречи. Сделана она была черными чернилами, более толстым пером, чем обычно. Буквы расползались по странице, и Чабб реально ощущал гнев и негодование, с которым перо летело по бумаге. Мэри стоило назвать беспристрастным наблюдателем. В смысле, что она в одинаковой степени нелицеприятно и зло отзывалась обо всех своих знакомых. Но к Джой она дышала неровно.

15 марта

Чай с маленькой мисс Сандерлинг. Говорит, что ее имя Джози, но «зовите меня Джой, то есть радость». Я ее так звать не стану. Нет радости в этом браке. Почему она не хочет этого понять? Я не позволю этому случиться. Двенадцать лет назад я потеряла одного сына. И не дам ей забрать у меня Роберта. Я угощала ее чаем и печеньем, а она просто сидела с этой своей дурацкой улыбкой на лице – такая молодая, такая глупая. Она щебетала про своих родителей и семью. У нее брат с синдромом Дауна! С чего ей взбрело мне про это рассказывать? Роберт только сидел и ничего не говорил, а я все время думала о жуткой болезни, поражающей ее семью, и о том, как мне хочется, чтобы эта трещотка ушла поскорее. Нужно было сказать ей об этом сразу и напрямик. Но она явно из девиц такого сорта, которые меня слушать не станут. Поговорю с Робертом позже. Я не хочу этого. Определенно не хочу. И зачем эта глупая девка заявилась в Саксби?

В первый раз Чабб ощутил настоящую неприязнь к Мэри Блэкистон, почти склонился к мысли о том, что она заслуживала смерти. Он никому бы не сказал, но вынужден был признать, что весь этот дневник пропитан ядом, а последняя прочитанная им запись вообще непростительна. Сильнее всего его покоробило упоминание о синдроме Дауна. Мэри описала его как «жуткую болезнь», но это не так. Это не болезнь, а состояние. Какой надо быть женщиной, чтобы увидеть здесь угрозу собственной кровной линии? Неужто она в самом деле препятствовала браку сына только ради того, чтобы защитить будущих внуков от некой заразы? Это не укладывалось в голове.

С одной стороны, Чабб надеялся, что эта книжка окажется единственным томом записок Мэри Блэкистон. Инспектора пугала перспектива снова вчитываться в страницы, полные злобы и неприязни: неужели она ни о ком не могла сказать доброе слово? С другой же – понимал, что это слишком ценный источник, чтобы им пренебречь. Нужно показать это все Аттикусу Пюнду.

Чабба радовало, что сыщик оказался в Сомерсете. Они неплохо сработали вместе во время расследования в Мальборо, где директор школы был убит во время спектакля. То дело было очень похоже на это: сплетение подозреваемых и различных мотивов, и не одна смерть, а две, которые, возможно, были связаны, а возможно, и нет.

В уединении собственного дома Чабб мог признать правду. А состояла она в том, что он не замечал ни единой ниточки, ведущей к разгадке. Пюнд наделен умением видеть события под другим углом. Возможно, таков его дар от природы. Инспектор не смог сдержать улыбки. Всю жизнь он думал о немцах как о врагах. Странно было иметь одного из них на своей стороне.

В равной степени странно было и то, что Пюнд появился тут благодаря Джой Сандерлинг. Чаббу уже приходило в голову, что она и ее жених, Роберт Блэкистон, имели самый веский мотив желать Мэри Блэкистон смерти. Они молоды, влюблены, а она намеревалась помешать их свадьбе по самой низкой и злобной причине. На краткий миг он сам разделил их чувства. Но если они намеревались убить ее, то зачем вовлекать Пюнда? Может ли это быть эдакой хитрой дымовой завесой?

Прокручивая в голове эти мысли, Реймонд Чабб закурил сигарету и снова принялся листать страницы.

6

В своем шедевре «Ландшафт криминалистического расследования» Аттикус Пюнд писал: «Есть мнение, что правда представляет собой eine vertiefung – это своего рода глубокая лощина, незаметная издалека, а потом внезапно открывающаяся перед вами. Добраться до нее можно различными путями. Последовательность вопросов, кажущихся не связанными друг с другом, все-таки обладает способностью приблизить вас к цели. В ходе раскрытия преступления не бывает бесполезных путешествий». Другими словами, не важно было то, что сыщик еще не читал дневника Мэри Блэкистон и не имел представления о его содержании. Пусть они с инспектором Чаббом двигались с разных сторон, их пути рано или поздно должны были сойтись.

Выйдя из Лодж-хауса, Пюнд и Фрейзер совершили короткую прогулку в дом викария. Они не стали срезать путь через Дингл-Делл, а пошли по дороге, наслаждаясь теплым вечером. Фрейзеру понравилась Саксби-на-Эйвоне, и он никак не мог понять, почему детектив столь равнодушен к очарованию этой деревни. Более того, его поражало, что Пюнд словно сам не свой с момента выезда из Лондона: подолгу молчит, погрузившись в собственные мысли. В данный момент они вдвоем сидели в гостиной, где Генриетта угощала их чаем и домашним печеньем. То была светлая, радостная комната с сухими цветами на каминной полке и стеклянной дверью, выходившей на ухоженный сад и полосу леса за ним. Обстановку ее составляли фортепьяно, несколько полок с книгами и полог, которым завешивали дверь зимой. Мебель была удобной, но как-то не вязалась с самой комнатой.

Робин и Генриетта сидели рядышком на софе, и вид у них был до крайности смущенный, если не сказать виноватый. Пюнд едва приступил к расспросам, а эти двое уже заняли оборонительную позицию, явно опасаясь того, что последует дальше. Фрейзер понимал, что́ они сейчас испытывают. Ему доводилось наблюдать это прежде. Вы можете быть уважаемым, ни в чем не виновным человеком, но в разговоре с детективом вы превращаетесь в подозреваемого, и любое ваше слово ставится под сомнение. Все это было частью игры, и Фрейзеру подумалось, что Осборны не слишком хороши в ней.

– В вечер убийства сэра Магнуса Пая вы, миссис Осборн, выходили из дома. Примерно в восемь пятнадцать. – Пюнд выждал, не станет ли она отрицать, и, когда этого не произошло, добавил: – Зачем?

– Могу я поинтересоваться, кто вам это сообщил? – вскинулась Генриетта.

Пюнд пожал плечами:

– Поверьте, миссис Осборн, это не имеет значения. Моя задача – установить, где находился каждый человек во время смерти сэра Магнуса, чтобы, как вы выражаетесь, собрать пазл воедино. Я задаю вопросы и получаю ответы, вот и все.

– Мне просто не нравится находиться под постоянным наблюдением. В этом сложность жизни в деревне – все всегда тебя видят, – сказала Генриетта. Викарий нежно похлопал жену по ладони, и та кивнула. – Да, примерно в это время я ходила искать мужа. Дело в том… – Женщина немного замялась. – Мы оба были встревожены одной новостью, которую только что узнали, и муж вышел пройтись. Когда начало темнеть, а он все не появлялся, я начала задаваться вопросом, куда он подевался.

– И где же вы были, мистер Осборн?

– Ходил в церковь. Когда мне нужно разобраться в себе, я всегда туда иду. Думаю, вы понимаете.

– Вы пошли пешком или поехали на велосипеде?

– По тому, как вы задаете вопрос, мистер Пюнд, я могу заподозрить, что ответ вам уже известен. Я воспользовался велосипедом.

– Когда вы вернулись домой?

– Где-то в половине десятого.

Пюнд нахмурился. Если верить Бренту, тот слышал, как велосипед викария проехал мимо «Паромщика» спустя примерно полчаса после его прихода. То есть примерно в девять или в четверть десятого. Получалась нестыковка – выпадало по меньшей мере пятнадцать минут.

– Вы уверены насчет времени? – спросил он.

– Я совершенно уверена, – вмешалась Генриетта. – Я ведь уже сказала, что беспокоилась. И разумеется, поглядывала на часы. Когда мой муж приехал, была ровно половина десятого. Я подала ему ужин и сидела рядом, пока он ел.

Пюнд не стал развивать тему. Существовали три возможности. Первая, и самая очевидная, заключалась в том, что Осборны лгут. Женщина определенно нервничает, пытаясь защитить мужа. Вторая возможность: Брент ошибся, хотя выказал себя на удивление надежным свидетелем. И третья…

– Осмелюсь предположить, что вас расстроило объявление о строительстве новых домов, – сказал сыщик.

– Точно. – Осборн указал на окно и открывающийся из него вид. – Именно здесь они и будут стоять. Прямо за нашим садом. Разумеется, дом не наш. Он принадлежит церкви, и мы с женой не навек здесь поселились. Но это предприятие выглядит таким разрушительным. Без насущной на то необходимости.

– Возможно, стройки не будет, – заметил Фрейзер. – Теперь, когда сэр Магнус мертв, и вся эта затея…

– Ну я не собираюсь радоваться смерти человека. Это совсем неправильно. Но призна́юсь, что, услышав об убийстве, я подумал именно об этом. Это моя вина. Я не должен позволять личным чувствам отравлять здравость моих суждений.