Текст книги "Вот так мы теперь живем"

Глава XXIX. Отвага мисс Мельмотт

Леди Карбери по-прежнему часто допытывалась у сына, как продвигается сватовство, то есть, на взгляд сэра Феликса, донимала его своей назойливостью.

– Я поговорил с ее отцом, – с досадой объявил он.

– И что сказал мистер Мельмотт?

– Что он мог сказать? Спросил про мой доход. Старый скряга!

– Он запретил тебе к ним приходить?

– Матушка, от твоего допроса никакого толку. Оставь меня в покое, я делаю, что могу.

– Она ведь приняла твое предложение?

– Конечно. Я говорил тебе в Карбери.

– Раз так, Феликс, я бы на твоем месте с ней убежала, честное слово. Такое случается сплошь и рядом, и, если ты женишься на девушке, никто вас не осудит. Сейчас ты можешь ее увезти, потому что, знаю, у тебя есть деньги. Девица, насколько я понимаю, как раз из тех, кто не сробеет убежать.

Сын молча выслушивал материнские советы. Он тоже думал, что Мари согласится с ним убежать. Ее отец намекнул на эту возможность – и явственно дал понять, что в таком случае пылкий влюбленный получит одну лишь девицу без всяких денег. Но что, если это только угроза? Богатые отцы обычно прощают дочерей, и богатый отец точно простит дочь, когда она вернется к нему с титулом. Сэр Феликс думал об этом и молчал. Матушка, читая его мысли, продолжала:

– Конечно, Феликс, тут будет некоторый риск.

– Вообрази, каково будет в итоге не получить денег! – воскликнул он. – Я этого не снесу. Думаю, я убью ее.

– Ох, Феликс, не говори так. Но когда я упомянула риск, я имела в виду, что он очень мал. Отцу не на что будет по-настоящему разозлиться. Ему некому больше оставить деньги, и куда приятнее иметь рядом дочь, леди Карбери, чем остаться одному в целом мире.

– Я не стану с ним жить. Это свыше моих сил.

– Тебя никто не заставит с ним жить, Феликс. Разумеется, она будет навещать родителей. Как только с деньгами все решится, тебе не потребуется бывать у них чаще, чем ты захочешь. Пожалуйста, не думай о пустяках. Если с этим не выгорит, что ты будешь делать? Нас всех ждет нищета. На твоем месте, Феликс, я бы увезла ее завтра же. Она, кажется, совершеннолетняя.

– Я не буду знать, куда ее везти, – сказал сэр Феликс, почти ошарашенный масштабом предложенного ему плана. – Номер с Шотландией нынче не пройдет.

– Разумеется, ты должен сразу на ней жениться.

– Вероятно… хотя, возможно, лучше сперва дождаться денег.

– О нет, нет! Все тебя осудят. Если ты отважно увезешь ее и сразу на ней женишься, все будут на твоей стороне. Отец и мать неизбежно смирятся…

– Мать ничего не решает.

– Он неизбежно смирится, если люди будут вас защищать. Я могу заручиться помощью мистера Альфа и мистера Брона. Я попытаюсь, Феликс, обязательно. Десять тысяч годовых на дороге не валяются.

Сэр Феликс не выразил согласия. Он не хотел успокоить матушку обещанием, что займется подготовкой побега. И тем не менее столь блестящая перспектива взволновала даже и его. Сейчас деньги на исполнение плана есть, потом может не быть. Он решил спросить у кого-нибудь, куда ее везти и что с ней делать, а после изложить предложение самой Мари. Майлз Грендолл мог бы дать совет, поскольку, при всех своих недостатках, разбирался в жизни. Однако к Майлзу он обращаться не хотел. С Ниддердейлом они добрые друзья, но Ниддердейл сам имеет виды на Мари. Грасслок точно скажет Ниддердейлу. От Долли проку не будет. Сэр Феликс подумал, что, возможно, ему поможет герр Фосснер. Герр Фосснер мог вытащить человека из любой неприятности – если ему заплатить.

Вечером четверга он, как просила Мари, отправился на Гровенор-сквер – но, на беду, застал в гостиной Мельмотта. Здесь был также лорд Ниддердейл, и отец его милости, маркиз Олд-Рики, которого Феликс прежде не видел. Маркиз – свирепого вида подагрический старик с водянистыми глазами и очень жесткими белыми волосами – опирался на две трости. Здесь же присутствовали мадам Мельмотт, мисс Лонгстафф и Мари. Когда Феликс вошел на первый этаж, рослый лакей сказал ему, что дам нету дома. Тут за дверью начались перешептывания – как позже сообразил Феликс, в них принимала участие Дидон, – после чего второй высокий лакей опроверг утверждение первого и провел посетителя в гостиную. Он чрезвычайно смутился, но пожал руку дамам, поклонился Мельмотту, который его как будто не заметил, кивнул лорду Ниддердейлу и собрался было сесть, когда маркиз принялся командовать.

– Я предлагаю пройти в кабинет, – сказал маркиз.

– Конечно, милорд, – ответил Мельмотт. – Я провожу вашу милость.

Маркиз не заговорил с сыном, а ткнул его тростью, слово выталкивая в дверь. Ниддердейл, получив тычок, последовал за финансистом, а подагрический старый маркиз похромал следом.

Мадам Мельмотт была вне себя от волнения.

– Вам не следовало приходить, – сказала она. – Il faut que vous vous retirez[4]4
  Вам надо уйти (фр.).


[Закрыть].

– Я приношу извинения, – в ужасе проговорил Феликс.

– Я, пожалуй, уйду, – объявила мисс Лонгстафф и, встав, вышла из комнаты.

– Qu’elle est méchante[5]5
  Какая она злая (фр.).


[Закрыть], – сказала мадам Мельмотт. – Сэр Феликс, вам тоже лучше уйти.

– Нет. – Мари, подбежав к Феликсу, взяла его под руку. – Не надо ему уходить. Я хочу, чтобы папенька знал.

– Il vous tuera[6]6
  Он вас убьет (фр.).


[Закрыть], – воскликнула мадам Мельмотт. – О боже, да.

– И пусть, – ответила Мари, цепляясь за своего возлюбленного. – Я не выйду за лорда Ниддердейла. Даже если папенька разрежет меня на куски. Феликс, ты меня любишь, ведь правда?

– Конечно. – И сэр Феликс обнял ее за талию.

– Маменька, – продолжала Мари. – Я не выйду ни за кого другого – никогда, никогда, никогда. Ой, Феликс, скажи ей, что любишь меня.

– Вы же это знаете, не правда ли, мэм? – Сэр Феликс плохо понимал, что говорить и что делать.

– Ах, любовь! Ужасная глупость, – сказала мадам Мельмотт. – Сэр Феликс, вам лучше уйти. Вы будете так добры?

– Не уходи, – потребовала Мари. – Нет, маменька, он не уйдет. Чего ему бояться? Я спущусь к папеньке в кабинет, скажу, что не выйду за того человека и что это мой жених. Феликс, ты пойдешь?

Сэру Феликсу предложение не понравилось. Он вспомнил свирепость в глазах маркиза и обычную мрачную суровость Мельмотта.

– Вряд ли я имею право так поступить в доме мистера Мельмотта, – сказал он.

– По-моему, имеешь, – ответила Мари. – Сегодня я сказала папеньке, что не выйду за лорда Ниддердейла.

– Он рассердился?

– Рассмеялся. Он так привык управлять людьми, что уверен, будто все обязаны его слушаться. Пусть он меня убьет, но я не соглашусь. Я твердо решила. Феликс, если ты от меня не откажешься, ничто нас не разлучит. Я не стыжусь объявить всем, что люблю тебя.

Мадам Мельмотт упала в кресло и вздыхала. Сэр Феликс обнимал Мари за талию, слушал ее горячие слова, но почти не отвечал. И тут на лестнице раздались тяжелые шаги.

– C’est lui![7]7
  Это он! (фр.)


[Закрыть] – вскрикнула мадам Мельмотт и выбежала в боковую дверь.

На мгновение пара осталась одна. Мари подняла лицо, и сэр Феликс поцеловал ее в губы.

– А теперь будь смелым, – велела она, выскальзывая из его объятий. – И я тоже буду смелой.

Мистер Мельмотт вошел в комнату и огляделся.

– Где остальные? – спросил он.

– Маменька ушла, а мисс Лонгстафф ушла еще раньше.

– Сэр Феликс, я имею вам сказать, что моя дочь помолвлена с лордом Ниддердейлом.

– Сэр Феликс, я не… помолвлена… с лордом Ниддердейлом, – объявила Мари. – Бесполезно, папенька. Я не согласна. Хоть режь меня, я не согласна.

– Она выйдет за лорда Ниддердейла, – продолжал мистер Мельмотт, обращаясь к сэру Феликсу. – Поскольку все условлено, вам лучше будет нас покинуть. Я буду рад возобновить знакомство, как только вы признаете этот факт, либо рад видеть вас в Сити в любое время.

– Папенька, он мой жених, – сказала Мари.

– Пфуй!

– Не пфуй, а правда жених. Я не выйду ни за кого другого. Я ненавижу лорда Ниддердейла, а что до того ужасного старика, я смотреть на него не могу. Сэр Феликс – джентльмен не хуже его. Если бы ты любил меня, папенька, то не хотел бы сделать несчастной на всю жизнь.

Отец вскинул руку и двинулся на дочь, но та лишь сильнее прижалась к возлюбленному. Сэр Феликс не знал, что делать, но всей душой мечтал оказаться снаружи.

– Ступай в свою комнату, дрянь! – крикнул Мельмотт.

– Разумеется, я уйду в постель, если ты велишь, папенька.

– Да, я велю. Как смеешь ты к нему прижиматься у меня на глазах! Совсем стыд потеряла!

– Тут нет ничего стыдного. Не стыднее любить его, чем того, другого. Ой, папенька, не надо. Мне больно. Я пойду.

Отец за руку протащил ее к двери, потом вытолкнул из комнаты.

– Я очень сожалею, мистер Мельмотт, что отчасти стал причиной этих неприятностей, – сказал сэр Феликс.

– Уходите и не возвращайтесь – вот и все. Вы не можете оба на ней жениться. Вам надо просто это усвоить. Я не дам дочери и шиллинга, если она выйдет замуж против моей воли. Бог свидетель, сэр Феликс, она не получит ни шиллинга. Но имейте в виду – если вы отступитесь, я буду рад помочь вам в Сити любым угодным вам способом.

После этого сэр Феликс вышел из комнаты, спустился по лестнице, и швейцар выпустил его на улицу. Однако, когда он шел по коридору, служанка сунула ему в руку записку, которую он прочел, как только оказался под газовым фонарем. Записка была датирована этим утром, а посему не имела отношения к только что разыгравшейся сцене. Она гласила:

Надеюсь, ты придешь сегодня вечером. Я хочу сообщить тебе кое-что, чего не смогла сказать тогда. Пока мы жили во Франции, папенька счел нужным переписать на меня много денег. Я не знаю сколько, но думаю, в крайнем случае мы сможем на них прожить. Папенька мне об этом не говорил, но я знаю, что он положил эти деньги на мое имя. Он не переписал их обратно на себя и не сможет переписать без моего разрешения. Он сказал, что не даст мне и шиллинга, если я выйду замуж против его воли, но я уверена, эти деньги он забрать не может. Я рассказываю тебе, потому что должна говорить тебе все.

М.

Прочтя записку, сэр Феликс подумал, что обручен с очень решительной девицей. Она не побоялась противостоять отцу, а теперь хладнокровно предложила его обокрасть. Сэр Феликс не видел, отчего бы ему не воспользоваться деньгами, записанными на нее, если есть способ до них добраться. Он знал о такого рода операциях мало, но все же больше Мари Мельмотт, и понимал, что финансист решил таким образом обезопасить часть своего состояния. Может ли он забрать их назад без ее согласия, сэр Феликс не ведал. Очевидно, тогда во Франции Мельмотт считал свою дочь безгласным нерассуждающим орудием, однако сейчас она очень живо сознавала выгоды, которые может извлечь. Ее предложение, если перевести его на обычный язык, означало: «Увези меня, женись на мне без отцовского разрешения, и мы с тобой украдем у отца деньги, которые он в собственных целях переписал на мое имя». До сих пор баронет смотрел на свою избранницу как на пешку, интересную лишь тем, что ее отец – богатей, теперь она заметно выросла в его глазах. У нее есть воля и характер, которых нет у ее матери. Она не испугалась самодура-отца, когда он, сэр Феликс, трепетал рядом с ней. Сказала, что ради любимого готова принять побои, даже смерть. Не было сомнений, что она убежит с ним, если ей предложить.

Ему подумалось, что за последний месяц он приобрел немало опыта, и то, что прежде казалось ему затруднительным или даже невозможным, теперь выглядело легким. Он выиграл в карты две или три тысячи фунтов, потому что научился рисковать, играя по крупной. Он начал волочиться за наследницей без особого пыла, поскольку не хотел утруждаться и мало верил в успех. Теперь девица сама была готова упасть в его объятия. Потом он увидел, как знакомый передергивает в карты – что раньше казалось ему невозможной низостью, – и уже подумывал, что ничего такого в этом нет. Если Майлзу Грендоллу можно безнаказанно передергивать, почему бы и ему не попробовать? Так можно быстро выиграть много. Сэр Феликс вспомнил, как в висте раз или два просил соседа еще раз подснять колоду, поскольку видел, что снизу лежит мелкая карта. Никакие понятия о чести ему в этом не помешали. Тогда он действовал под влиянием порыва, но позже совесть его не мучила. Теперь ему представлялось, что еще много чего можно сделать незаметно. Ничто так не открыло ему глаза на мир, как очаровательное предложение Мари Мельмотт ограбить ее отца. Безусловно, это аттестовало ее как нельзя лучше. Она сумела в столь юные лета, ведя очень замкнутый образ жизни, совершенно отбросить оковы честности, этого жупела, который останавливает людей на пути к великим свершениям.

Так что делать дальше? Сумма, о которой так легко писала Мари, могла оказаться очень велика. Мистер Мельмотт не стал бы возиться из-за мелочи. Там вряд ли меньше пятидесяти тысяч фунтов, возможно, много больше. Впрочем, одно сэр Феликс понимал точно – если они с Мари присвоят эти деньги, ни на что другое рассчитывать не следует. Мистер Мельмотт, безусловно, не простит такое даже единственной дочери. Пятьдесят тысяч фунтов, даже если удастся их заполучить, не ахти какие деньги. И у Мельмотта, вероятно, есть средства сделать обладание украденной суммой крайне неприятным. Сэр Феликс готовился пойти ва-банк, и, хотя он любил риск, ему было страшновато.

Глава XXX. Обещание мистера Мельмотта

В следующую субботу газета мистера Альфа, «Вечерняя кафедра», опубликовала весьма примечательную статью о Южной Центрально-Тихоокеанской и Мексиканской железной дороге. Статья была примечательна вниманием, которое привлекла, и более ничем – она не оставляла у читателя окончательного мнения о своем предмете. Издатель мог в будущем объявить себя пророком, чем бы дело ни кончилось – успешным строительством железной дороги или лопнувшим мыльным пузырем. Ad utrumque paratus[8]8
  Готовый и к тому и к другому (лат.).


[Закрыть] автор писал загадочно, увлекательно, авторитетно – чем всегда славилась «Вечерняя кафедра», – и в первую очередь иронично. После всеведения ирония была вторым сильнейшим орудием «Вечерней кафедры». Автор с похвалой (ироничной, разумеется) упоминал хлопочущих вокруг Мельмотта герцогинь и его совет английских директоров, всецело (хоть и с ноткой иронии) одобрял идею цивилизовать Мексику, связав ее с Калифорнией, горячо превозносил Англию за участие в этом начинании, однако иронизировал над неготовностью англичан до конца поверить в иностранные проекты. Далее говорилось о коммерческом гении мистера Мельмотта, но пророчила ему статья позорное фиаско или головокружительный финансовый успех, никто так и не понял.

Общее мнение в клубах гласило, что мистер Альф сам написал статью. Старый Сплинтер, член объединения, которое владеет прекрасным винным погребом и называет себя Паидос Палладос[9]9
  Дети Паллады (греч.).


[Закрыть], утверждал, что понял статью. Мистер Сплинтер последние сорок лет писал для всех толстых ежеквартальных журналов. По его словам, «Вечерняя кафедра» разоблачила мистера Мельмотта настолько, насколько это возможно без риска быть притянутым за клевету. Мистер Сплинтер считал, что статья умная, но гаденькая, как почти все, что печатают в новых газетах. Мистер Сплинтер твердо стоял на своем, но в целом соглашался, что статья написана мастерски и совершенно разоблачает мистера Мельмотта с его железной дорогой. Паидос Палладос в целом с ним не соглашались. Как в таком случае надо понимать пассаж, где автор называет соединение двух океанов трудом, уподобляющим человека Богу? Старый Сплинтер посмеивался, гладил бороду и говорил, что даже Паидос Палладос разучились понимать иронию. Впрочем, свет мистеру Сплинтеру не внял, и после выхода статьи стоимость железнодорожных акций пошла вверх.

Леди Карбери верила, что статья написана в поддержку железной дороги, и ликовала. Ей казалось, что она должна предпринять какие-то шаги, подтолкнуть сына в правильном направлении, и тогда он достигнет немыслимых высот, богатство станет его служанкой, а роскошь – привычкой и законным правом. Он жених Мари Мельмотт, директор великой компании, заседающий в одном совете с финансовым гением, самый красивый молодой человек в Лондоне и в придачу баронет. Тут ей пришла в голову безумная мысль. Отчего бы не посвятить в свои замыслы мистера Альфа? Если свести Мельмотта и Альфа, чего они не достигнут? Альф будет нахваливать Мельмотта в печати, Мельмотт осыплет Альфа железнодорожными акциями. А если она заманит Мельмотта к себе, будет улыбаться ему, и льстить, и говорить, что он бог, коли соединяет два океана, разве он не станет глиной в ее руках? И если тем временем Феликс убежит с Мари, разве не легче будет получить для них прощение? Ее творческий ум устремился дальше. Мистер Брон может помочь, и даже мистер Букер. Для таких, как Мельмотт, совершающих великие дела силою общественного доверия, поддержка Прессы – мощнейшее орудие. Кто не купит акции железнодорожной компании, чьих творцов мистер Брон и мистер Альф называют богоподобными? Мысли были пока довольно смутные, однако леди Карбери день ото дня старалась их прояснить.

В воскресенье вечером мистер Букер зашел к ней, и они поговорили о статье. Леди Карбери не особо распространялась о своей связи с Мельмоттом и сказала лишь самое необходимое, но слушала жадно. Мистер Букер считал, что Мельмотт добьется либо всего, либо ничего.

– Вы ведь считаете его честным? – спросила леди Карбери.

Мистер Букер улыбнулся, но не ответил.

– Разумеется, я имею в виду настолько честным, насколько возможно при таком размахе.

– Вероятно, это наилучшая формулировка, – ответил мистер Букер.

– Если можно сделать нечто великое и благотворное, просто создав веру в замысел, разве не станет благодетелем людского рода тот, кто эту веру создаст?

– Ценою правды? – предположил мистер Букер.

– Ценою правды? – с жаром повторила леди Карбери. – К таким людям неприменимы обычные мерила.

– Может ли из зла родиться добро?

– Я не называю это злом. Каждый раз, выпивая стакан воды, вы уничтожаете тысячи живых существ, но не думаете о них, когда мучаетесь жаждой. Вы не можете отправить корабль в море, не рискуя жизнью людей. Вы снаряжаете корабли в море, хотя моряки гибнут каждый год. Вы говорите, что этот человек может разорить сотни, но ведь он может создать новый мир, в котором миллионы будут богаты и счастливы.

– Вы искусная казуистка, леди Карбери.

– Я пылкая сторонница благотворной дерзости, – с довольным видом ответила она, медленно подбирая слова. – Будь я на вашем месте в литературном сообществе, мистер Букер…

– У меня нет в нем никакого места.

– Есть, и очень заметное. Будь у меня газета, я бы всю ее посвятила поддержке великого человека в его великом начинании.

– Меня уволили бы завтра же, – со смехом ответил мистер Букер, вставая и откланиваясь.

Леди Карбери сочла, что в случае мистера Букера лишь обронила случайное слово, от которого не будет никакого вреда.

Вечером вторника – «моего вторника», как она выражалась, – в гостиной леди Карбери собрались все три ее редактора, но пришел и человек более великий, чем любой из них. Она взяла быка за рога и, никому ничего не сказав, написала самому мистеру Мельмотту, приглашая его осчастливить своим присутствием ее скромное жилище. В очаровательной записке леди Карбери напомнила финансисту про их встречу в Кавершеме и про то, что ранее имела честь принимать у себя мадам Мельмотт и его дочь, а также дала понять, что из всех земных владык он – тот, пред которым она охотнее всего преклонит колени. Мельмотт (или Майлз Грендолл за него) коротко ответил, что примет ее приглашение.

Великий человек приехал, и леди Карбери со всем своим радушием взяла его под крыло. Она упомянула их дорогих друзей в Кавершеме, выразила сожаление, что дела вынудили ее сына отсутствовать, затем смело перешла к статье в «Кафедре». Ее друг мистер Альф, издатель, в полной мере отдал должное величию мистера Мельмотта и грандиозности его, мистера Мельмотта, начинания. Мистер Мельмотт поклонился и пробормотал что-то неразборчивое.

– А теперь разрешите познакомить вас с мистером Альфом, – сказала дама.

Она представила их друг другу – без необходимости, объяснил мистер Альф, поскольку он бывал у мистера Мельмотта в гостях.

– Там было столько тех, кого я никогда не видел и, возможно, никогда не увижу, – ответил мистер Мельмотт.

– Я один из этих несчастливцев, – сказал мистер Альф.

– Очень сожалею. Вы увидели бы меня, если бы прошли туда, где играли в вист.

– Ах, если бы я знал! – Мистер Альф повсюду носил с собой образцы той иронии, что столь блистательно применялась в его издании, однако сейчас она пропала втуне.

Леди Карбери, поняв, что это знакомство быстрых плодов не принесет, попробовала другое.

– Мистер Мельмотт, – шепнула она, – я хочу познакомить вас с мистером Броном. Знаю, вы никогда прежде не виделись. Утреннюю газету выпускать куда труднее, чем вечернюю. Мистер Брон, как вы, конечно, знаете, выпускает «Утренний завтрак». Едва ли в Лондоне есть человек влиятельнее. И знаете, говорят, – тут она зашептала еще тише, – что его статьи о коммерции – золото, абсолютное золото.

Затем, представив их друг другу, леди Карбери отошла в сторонку – но так, чтобы слышать разговор.

– Очень жарко в последние дни, – изрек мистер Мельмотт.

– Да, очень жарко, – ответил мистер Брон.

– Сегодня в Сити было больше семидесяти[10]10
  Около 20 градусов Цельсия.


[Закрыть]. На мой взгляд, для июня это очень жарко.

– Да, очень жарко, – повторил мистер Брон.

На этом беседа закончилась. Мистер Брон отошел, а мистер Мельмотт остался стоять посреди комнаты. Леди Карбери утешила себя, что Рим не сразу строился. Она, безусловно, предпочла бы знать, что заложила сегодня первые камни. Однако тут требовалось терпение.

Впрочем, мистеру Мельмотту тоже было что сказать, и до ухода он исполнил свое намерение.

– Очень любезно с вашей стороны было меня пригласить, леди Карбери, очень любезно.

Леди Карбери выразила свое мнение, что это он оказал ей любезность.

– И я пришел, – продолжал мистер Мельмотт, – поскольку должен был кое о чем поговорить. Вообще-то, я на вечерние приемы хожу редко. Ваш сын сделал предложение моей дочери.

Леди Карбери устремила на него взгляд, стиснула руки, затем разняла их и положила правую ему на рукав.

– Моя дочь, мэм, помолвлена с другим.

– Вы же не станете насиловать ее чувства, мистер Мельмотт?

– Я не дам ей и шиллинга, если она выйдет за кого-нибудь другого, вот и все. В Кавершеме вы напомнили мне, что ваш сын входит в совет директоров.

– Да, да.

– Я очень уважаю вашего сына, мэм, и совершенно не хочу причинить ему вреда. Если он сообщит моей дочери, что забирает свое предложение, поскольку я против, я позабочусь о его процветании в Сити. Я открою ему путь к богатству. Доброй ночи, мэм.

И мистер Мельмотт ушел, ничего больше не сказав.

Итак, великий человек посулил озолотить Феликса, если тот ему подчинится, и твердо пообещал не дать ему и шиллинга в случае женитьбы на Мари. Тут было о чем подумать. Леди Карбери не сомневалась, что мистер Мельмотт может открыть ее сыну путь к богатству. Однако следование этому пути потребует качеств, которыми, как она подозревала, Феликс не обладает. Нищая жена – это полный крах без всякой надежды на избавление! С ужасом и болью в сердце леди Карбери рисовала себе трагический исход: Феликс женат на девушке, какой она воображала Мари Мельмотт, и не имеет для жизни иных средств, кроме тех, что может дать она, его мать. Ее это сведет в могилу, а молодых людей ждет работный дом. Так она думала и трепетала от истинного материнского инстинкта. Ее прекрасный мальчик – так щедро одаренный внешне, так достойный (считала она) наслаждаться всеми благами мира! Как ни дурны были устремления леди Карбери, ее материнская любовь была благородной и самоотверженной.

Впрочем, она тут же напомнила себе, что девушка – единственная дочь. Богатства дома Мельмоттов больше оставить некому. Отец хочет заполучить в зятья лорда и, естественно, грозит лишить дочку наследства, если та поступит вопреки его желанию. Но так же естественно он примет состоявшийся брак, когда ничего будет не изменить. Дочь вернется к нему с титулом, пусть не таким, какого он желал. Сама леди Карбери находила, что великий финансист повел себя очень грубо – воспользовался ее приглашением, чтобы ей угрожать. Но она его простит. Если потребуется, она совершенно закроет глаза на сегодняшний разговор.

Леди Карбери оглядела комнату. Сейчас она нуждалась в мужской поддержке. У нее вошло в привычку при любом затруднении обращаться к Роджеру Карбери, но, даже будь он здесь, она не могла бы спросить у него совета в деле, затрагивающем Мельмоттов. И без того понятно, что он скажет. Он скажет ей не иметь никакого дела с этими авантюристами. Однако бедный Роджер так старомоден, так мало знает о современных людях. Он живет в мире, который, при всей своей неторопливости, был когда-то довольно хорош, но теперь, хороший или дурной, остался в прошлом. Тут ее взгляд остановился на мистере Броне. Мистера Альфа она боялась и почти думала, что для ее целей он слишком неуправляем. Мистер Брон мягче. Мистер Букер может быть полезен статьей, но дружеского сочувствия от него ждать не приходится. Мистер Брон последнее время был очень любезен; раз она даже испугалась, что «любвеобильный старый осел» вернется к своим глупостям. Это было бы неприятно; и все же она может воспользоваться дружеским расположением, проистекающим из любвеобильности. Когда все начали расходиться, леди Карбери шепнула мистеру Брону, что нуждается в его совете. Не задержится ли он на несколько минут после ухода других гостей? Он задержался, и, когда остальные ушли, леди Карбери попросила дочь выйти из комнаты.

– Гетта, – сказала она, – у нас с мистером Броном деловой разговор.

И они остались наедине.

– Боюсь, вам не очень понравился мистер Мельмотт, – с улыбкой сказала леди Карбери.

Мистер Брон сидел на краю дивана, рядом с креслом, в котором расположилась она. Вместо ответа он только тряхнул головой и рассмеялся.

– Я видела, что он вам не понравился, и очень сожалею, поскольку мистер Мельмотт, без сомнения, выдающийся человек.

– Допускаю, что так, но он не из тех, чьи таланты заключаются в умении вести беседу. Впрочем, мистер Мельмотт вполне может сказать то же самое обо мне. Если он говорил мало, то я – еще меньше.

– Просто у вас не получился разговор, – с самой обворожительной улыбкой предположила леди Карбери. – А сейчас я хочу кое-что вам рассказать. Думаю, я не ошибаюсь, считая вас истинным другом.

– Безусловно, – ответил он, протягивая руку.

Леди Карбери дала ему руку и тут же отняла, несмотря на попытку мистера Брона ее удержать. «Любвеобильный старый осел!» – подумала она, а вслух сказала:

– Итак, моя история. Вы знаете моего сына, Феликса?

Редактор кивнул.

– Он помолвлен с дочерью этого человека.

– Помолвлен с мисс Мельмотт?

Теперь кивнула леди Карбери.

– Ее называют самой богатой наследницей с начала времен! Я думал, она выйдет за лорда Ниддердейла.

– Она дала слово Феликсу, которого любит без ума. И он ее тоже. – Леди Карбери пыталась говорить правду, зная, что иначе дельного совета не получить, однако ложь была ее второй натурой. – Мельмотт, разумеется, хочет выдать дочь за лорда. Он пришел сюда сказать мне, что не даст ей и пенни, если она выйдет за Феликса.

– Вы хотите сказать, что это было произнесено… как угроза?

– Именно так. И он сказал, что пришел сюда с единственной целью это сообщить. Прямоты в его словах было больше, чем вежливости, но ничего не попишешь.

– Каких-то таких угроз от него следовало ждать.

– Да, именно так и я подумала. И в наши дни отцовский каприз редко мешает молодой паре пожениться. Но это еще не все. Он сказал мне, что поможет Феликсу разбогатеть в Сити, если тот отступится.

– Чепуха, – решительно объявил мистер Брон.

– Вы так думаете? Определенно?

– Да. Если мистер Мельмотт такое сказал, мое мнение о нем станет еще хуже.

– Он действительно так сказал.

– Значит, он хотел вас обмануть.

– Как вы знаете, мой сын – один из директоров великой американской железной дороги. Так что это не просто обещание совершенно постороннему молодому человеку.

– Сэра Феликса записали директором в спешке, просто потому, что у него есть титул. И еще потому, что он молод, а значит, не станет вмешиваться в дела мистера Мельмотта. Возможно, ему разрешат продать с прибылью несколько акций, но, если я правильно понимаю, у него нет капитала для участия в таком предприятии.

– Да, капитала у него нет.

– Дорогая леди Карбери, я не полагался бы на такие обещания.

– Вы думаете, ему следует на ней жениться вопреки отцовской воле?

Мистер Брон медлил с ответом, однако именно этот вопрос волновал леди Карбери больше всего. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь поддержал ее идею побега. Она встала, и мистер Брон тоже встал.

– Наверное, мне следовало начать с того, что Феликс готов ее увезти. Она так его любит, что согласна бежать. Считаете ли вы, что это будет дурно?

– На такой вопрос очень затруднительно ответить.

– Это происходит каждый день. Совсем недавно Лайонел Гольдшейнер убежал с леди Джулией Старт, и никто от них не отвернулся.

– Да, люди убегают, и все заканчивается хорошо. В том случае деньги были у джентльмена, и, говорят, старая леди Кэтчбой, мать леди Джулии, сама и подстроила побег, чтобы заполучить богатого жениха. Молодой лорд был против, так что мать все сделала по-своему.

– В этом не будет ничего постыдного.

– Я не говорил, что это будет постыдно, – и все же в таком вопросе трудно советовать. Если вы спрашиваете, считаю ли я, что Мельмотт ее простит и даст молодым денег после свадьбы, – думаю, что да.

– Я так рада это слышать.

– И я абсолютно уверен, что на обещание помочь в Сити полагаться не следует.

– Я совершенно с вами согласна. И я очень вам обязана, – проговорила леди Карбери. Теперь она окончательно решила, что Феликсу надо увезти девушку. – Вы чрезвычайно добры.

Она вновь протянула ему руку, словно намеревалась попрощаться.

– А теперь, – проговорил он, – я тоже должен кое-что вам сказать.