Текст книги "Повесть о доме Тайра"

7
Дважды императрица

В прежние годы и вплоть до недавних времен воины Тайра и Минамото вместе служили трону, вместе усмиряли ослушников, нарушавших закон и не почитавших власть государя. Оттого покой и порядок царили в мире. Но в смуту Хогэн пал в бою Тамэёси[60]60
  Тамэёси. – Тамэёси Минамото (1096–1156) – один из главных участников борьбы во время смуты годов Хогэн (1156). Казнен по приказанию Киёмори Тайра.


[Закрыть], а в смуту Хэйдзи – Ёситомо[61]61
  Ёситомо. – Ёситомо Минамото (1123–1160) – старший сын Тамэёси (см. примеч. 60). В смуту Хогэн сражался на стороне Киёмори Тайра против отца и братьев. Именно ему Киёмори поручил казнить взятого в плен Тамэёси, т. е. родного отца, но Ёситомо удалось уклониться от выполнения этого приказания. Об этом подробно см. «Повесть о годах Хогэн» («Хогэн-моногатари»).
  Однако уже через три года, в 1159 г., Ёситомо выступил против Тайра (смута годов Хэйдзи), но потерпел поражение и был убит во время бегства вероломным вассалом. Его старшие сыновья погибли, но младшие уцелели, в том числе тринадцатилетний Ёритомо, будущий диктатор Японии, и самый младший – Ёсицунэ, будущий победитель дома Тайра, в ту пору – грудной младенец. Об этом подробно см. «Повесть о годах Хэйдзи» («Хэйдзи-моногатари»).


[Закрыть]. После их гибели всех отпрысков рода Минамото убили либо сослали в ссылку; отныне процветали одни лишь Тайра, все прочие и головы-то поднять не смели. Казалось, теперь навсегда наступит спокойствие в государстве. Однако после кончины государя-монаха Тобы по-прежнему то и дело вспыхивали вооруженные распри, а казни, ссылки, лишение сана, отнятие должности, что ни день, творились как самое обычное дело, и не было покоя в стране, и народ трепетал от страха. В особенности же с наступлением годов Эйряку и Охо усилились раздоры между двором прежнего императора Го-Сиракавы и царствующим владыкой императором Нидзё – из-за этих раздоров все царедворцы, и высших и низших рангов, дрожали от страха, пребывая в постоянной тревоге, как будто стояли у края пучины[62]62
  …как будто стояли у края пучины… – Цитата из «Книги песен», древнего собрания китайской народной поэзии XI–VII вв. до н. э. («Ши цзин», «Ода о неправых советниках», II, V, I).


[Закрыть], как будто ступали по тонкому льду… Прежний государь и нынешний император отец и сын – казалось бы, какая вражда может их разделять? А между тем то и дело творились дела, одно чуднее другого, – а все оттого, что приблизился конец света и помыслы людские обратились только к дурному… Что бы ни сказал государь-отец, император во всем ему перечил; тогда-то и случилось событие, поразившее всех, кто видел все это или слышал о нем, и вызвавшее всеобщее осуждение.

У почившего императора Коноэ осталась супруга, вдовствующая императрица[63]63
  …осталась супруга, вдовствующая императрица… – Масаруко (иначе – Таси) Фудзивара, дочь Правого министра Кинъёси, принадлежавшего к боковой ветви дома Фудзивара, носившей фамилию Токудайдзи. Род Токудайдзи также был причислен к высшей аристократии, но без права занятия должности регента или канцлера.


[Закрыть], дочь Правого министра Кинъёси. После кончины государя покинула она двор, поселилась в усадьбе Коноэ-Кавара и, как подобает вдове, жила уединенно и скромно. В годы Эйряку исполнилось ей, верно, двадцать два или двадцать три года – возраст, когда расцвет уже почти миновал. Однако она слыла первой красавицей в государстве, и вот император Нидзё, помышлявший только о любовных утехах, для коих его новоявленный Гао Лиши[64]64
  Гао Лиши — евнух китайского императора Сюаньцзуна (см. примеч. 36), поставлявший красавиц в императорский гарем. Именно он отыскал для Сюаньцзуна красавицу Ян-гуйфэй.


[Закрыть] разыскивал красавиц по всей стране, послал ей любовное письмо. Но вдова и не подумала отвечать. Тогда государь, уже не скрывая своих намерений, послал в дом Правого министра высочайший указ, повелевавший вдовствующей императрице вступить во дворец как его законной супруге. Поступок неслыханный, из ряда вон выходящий! Сановники собрались на совет, и каждый высказал свое мнение.

– Если обратиться к сходным примерам в чуждых пределах, то в Тайском государстве императрица У Цзэтянь[65]65
  Вдова императора Тайцзуна, вдовствующая императрица У Цзэ-тянь вышла замуж за своего пасынка Гаоцзуна. Активно вмешивалась в политические дела и после смерти Гаоцзуна объявила себя императрицей.


[Закрыть], после кончины супруга, императора Тайцзуна[66]66
  Император Тайцзун — второй император Танской династии (626–649).


[Закрыть], снова вышла замуж за своего пасынка, императора Гаоцзуна[67]67
  Император Гаоцзун — третий император той же династии (649–683).


[Закрыть]. Но то случилось в чужой стране и потому дело особое… В нашем же государстве со времен императора Дзимму[68]68
  Император Дзимму — легендарный японский император. Согласно японской мифологии по велению богини Аматэрасу сошел с неба на землю и в 660 г. до н. э. основал японский императорский дом, став первым «земным» повелителем Японии.


[Закрыть] сменилось на троне свыше семидесяти владык, однако ни разу не бывало, чтобы женщина дважды становилась императрицей! – так единогласно рассудило собрание.

Прежний государь Го-Сиракава тоже усовещивал сына, говоря, что недоброе дело он задумал, но император ответил:

– У Сына Неба нет отца и нет матери![69]69
  У Сына Неба нет отца и нет матери! – Цитата из китайского сочинения «История северных династий» («Бэй ши»), созданного в эпоху Тан Ли Яньшоу.


[Закрыть] В прежней жизни я соблюдал Десять заветов и в награду за это стал повелителем десяти тысяч колесниц[70]70
  …стал повелителем десяти тысяч колесниц. – Заимствованное японцами метафорическое название императора, принятое в Древнем и средневековом Китае.


[Закрыть]. Отчего же столь пустячному делу не свершиться по моей воле?! – И вскоре высочайшим указом назначил день свадьбы. Тут уж и государь-отец был бессилен что-либо изменить.

С той поры как вдовствующая императрица узнала об этом, она только и делала, что заливалась слезами. «Если бы в ту осень, во 2-м году Кюдзю, когда скончался мой супруг-император, я вместе с ним растаяла бы росинкою в поле или, приняв постриг, удалилась от мира, мне не пришлось бы переживать сейчас подобное горе!» – сокрушалась она. Министр, ее отец, стараясь утешить дочь, говорил:

– Только безумец перечит власти! Высочайший указ уже издан, значит рассуждать поздно. Надо поскорее отправиться во дворец. Кто знает, может быть, счастье нам улыбнется, ты родишь сына, станешь Матерью страны и меня, недостойного, будут почитать как государева деда. Это будет лучшее исполнение дочернего долга и великая подмога мне, старику! – так говорил он, она же в ответ не проронила ни слова.

В эти дни, рассеянно водя кистью по бумаге, сложила она стихотворение:

 
       Не тонут в протоке слова,
как плавучий бамбук, —
теченьем уносит молву о завидном уделе,
об этой повинности тяжкой…
 

Неизвестно, как прослышали люди об этих стихах, но их передавали из уст в уста, и все жалели бедную женщину.

Вскоре наступил день отъезда во дворец. Министр-отец и другие придворные провожали невесту согласно церемониалу, с особой пышностью разукрасив карету, но она не спешила ехать, ибо свадьба эта была ей вовсе не по душе. Только когда стемнело и наступила глубокая ночь, позволила она усадить себя в карету.

Так вступила она в императорские чертоги, поселилась во дворце Прекрасных Пейзажей и преданно служила государю, советуя ему посвятить все помыслы управлению страной.

В тех покоях, во дворце Сисиндэн[71]71
  Сисиндэн – парадный дворец в дворцовом комплексе Запретного города в столице Хэйан, букв.: «Небесный Чертог», т. е. обитель «Владыки Неба», императора.


[Закрыть], Небесном Чертоге, есть раздвижные перегородки, на которых нарисованы мудрецы и святые[72]72
  …нарисованы мудрецы и святые. – Далее перечисляются герои (некоторые из них – легендарные) древней истории Китая: И Инь – мудрый советник иньского государя Тан-вана (эпоха Инь – 1401–1122 гг. до н. э.); Ди Улунь – добродетельный сановник времен правления позднеханьского императора Чжан-ди (75–88); Юн Шинань – мудрый советник танского императора Тайцзуна; Тайгун Ван – наставник чжоуского государя У-вана, содействовавший свержению жестокого деспота последнего иньского государя Чжоу (Синя) и победе У-вана (XI в. до и. э.); Жань Ли-сяньшэн – один из «Четырех белобровых старцев», четырех мудрецов Ханьской эпохи: Ли Цзы – министр и сподвижник танского императора Тайцзуна; Сыма – комментаторская традиция не установила личность этого персонажа.


[Закрыть]. На одних, как живые, изображены И Инь, Ди Улунь, Юн Шинань, Тайгун Ван, Жань Лисяньпэн, Ли Цзы и Сыма; на других – длиннорукие и длинноногие страшилища-люди и китайские кони на полном скаку, а в зале Демонов – полководец Ли, как живой[73]73
  …а в зале Демонов – полководец Ли, как живой. – Военачальник Ли Гуан, служивший при ханьском императоре У-ди (годы правления – 141–87 до н. э.) и отличившийся многократными победами над племенами сюнну (гуннов) на северо-западных границах Ханьской империи. На ширмах, изображающих Ли Гуана (находящихся не во дворце Небесный Чертог, как ошибочно указано в тексте «Повести», а во дворце Прохлады и Чистоты), изображен популярный сюжет – Ли Гуан стреляет в камень, по ошибке приняв его за лежащего тигра.


[Закрыть]. Прекрасные картины! Недаром сам Оно-но Тофу[74]74
  Оно-но Тофу (иначе – Митикадзэ из рода Оно; 896–966) – знаменитый каллиграф.


[Закрыть], правитель земли Овари, семь раз переписывал на них надпись! И еще есть там, говорят, во дворце Прохлады и Чистоты, раздвижная перегородка, на которой в давние годы Канаока из Косэ[75]75
  Канаока из Косэ — основатель средневековой школы живописи, преимущественно религиозного (буддийского) содержания (IX в.). Легенда гласит, что конь, нарисованный им в храме Ниннадзи в г. Хэйан, каждую ночь оживал и носился по окрестностям.


[Закрыть] написал предрассветную луну над далекой горной вершиной. Как-то раз покойный император Коноэ, еще в детские годы, расшалившись, запачкал эту картину, и пятно это так и сохранилось с тех пор. При виде сей памятной отметы императрица, наверно, с грустью вспомнила прошлое, потому что сложила стихотворение:

 
       Не чаяла я,
что в жизни, столь краткой и бренной,
мне будет дано,
вернувшись сюда, любоваться
все той же луною в тумане…
 

С тоской вспоминала она о счастливой поре, когда душа в душу жила во дворце с покойным государем Коноэ.

8
Спор из-за скрижали

Но вот весной 1-го года Эйман разнесся слух, что император Нидзё болен, а с наступлением лета недуг его стал еще тяжелее. У императора был малолетний сын Рокудзё, рожденный ему дочерью Канэмори из Ики, помощника Главного казначея. Пошли толки, что наследником объявят этого двухгодовалого ребенка. И в самом деле, в том же году, в двадцать пятый день шестой луны, вышел высочайший указ о передаче трона малолетнему принцу. В тот же вечер состоялась церемония отречения больного императора Нидзё. Смятение и тревога охватили страну.

Ученые люди, сведущие в делах минувших, говорили:

– Если обратиться к сходным примерам в прошлом, когда на троне в нашей стране восседали императоры-дети, увидим, что после государя Монтоку царствовал девятилетний государь Сэйва. Его дед по материнской линии, благородный Ёсифуса, помогал юному государю, подобно Чжоу-гуну[76]76
  Чжоу-гун, по имени Дань, младший брат основателя Чжоуской династии У-вана (см. выше) – дядя малолетнего правителя Чжоуского Чэн-вана, сына У-вана, которого он наставлял на путь добра, историческая традиция рисует его добродетельным мудрецом.


[Закрыть], взявшему в руки власть, чтобы временно управлять страной вместо малолетнего Чжоуского Чэн-вана[77]77
  Чжоуский Чэн-ван — правитель древнего китайского царства Чжоу (II тыс. до н. э.).


[Закрыть]. С той поры и началось регентство в нашем государстве!.. Император Тоба вступил на престол пятилетним, император Коноэ – трех лет от роду, но люди уже тогда твердили, что новые государи слишком уж незрелы годами! Ныне же императору Рокудзё исполнилось всего лишь два года. Такого еще никогда не бывало! О безрассудство!

Тем временем, в двадцать седьмой день седьмой луны того же 1-го года Эйман, прежний император Нидзё скончался. Ему было всего двадцать три года – цветок, увядший, не дождавшийся расцвета!.. Все обитательницы женских покоев, те, кто живет за парчовыми завесами и драгоценными ширмами, предавались глубокой скорби. В ту же ночь покойного государя похоронили у горы Фунаока, на равнине Рэндайно, к северо-востоку от храма Корюдзи.

Во время погребения между чернецами монастырей Энрякудзи[78]78
  Монастырь Энрякудзи — буддийский монастырь, расположенный к северу от столицы Хэйан (современный г. Киото на горе Хиэй, иначе Хиэйдзан), основанный в 785 г. (по японскому летосчислению – в 4-м году Энряку; отсюда название) монахом Сайтё (767–822, посмертное имя Дэнгёдайси), одним из ведущих деятелей буддийской церкви в эпоху раннего Средневековья в Японии. Центр буддийского вероучения Тэндай (букв.: «Оплот Небес»), встретившего резкую оппозицию со стороны ранее утвердившихся в Японии буддийских сект Кэгон, Хоссо и др.
  Монастырь Энрякудзи, своеобразный «научный центр» Средневековья, воспитавший многих идейных лидеров XII, XIII, XIV вв. – Хонэна, Синрана, Догэна, Нитирэна и др., – был крупной феодальной единицей, обладавшей экономической и военной мощью, располагал многочисленными отрядами воинственных монахов («сохэй») и активно участвовал в политической жизни. Добиваясь каких-либо своих требований, монахи нередко устраивали форменные набеги на столицу, наводя ужас на ее жителей. Конец могуществу монастыря Энрякудзи положил только в 1571 г. Ода Нобунага, один из объединителей страны, который после осады сжег монастырь дотла. С окончанием феодальной раздробленности страны монастырь Энрякудзи, хотя и отстроенный заново, утратил политическое значение.


[Закрыть] и Кофукудзи[79]79
  Монастырь Кофукудзи в г. Наре (г. Нара, столица Японии в VIII в., расположен к югу от столицы Хэйан (Киото); отсюда название «Южная столица») заложен в VII в. Каматари, основателем аристократического рода Фудзивара, и считался как бы «семейным» храмом этого дома. Монастырь процветал по мере усиления рода Фудзивара, обладал обширными землями и, так же как монастырь Энрякудзи, располагал значительными отрядами монахов-воинов. Центр буддийского вероучения Хоссо, проникшего в Японию еще в VI в.


[Закрыть] вышел спор из-за того, кому раньше ставить священные скрижали – поминальные доски, и обе стороны нанесли друг другу изрядное оскорбление. Издавна повелось, что после захоронения праха покойного государя участники погребального церемониата, монахи из Нары, Южной столицы, и Хэйана, столицы Северной, ставят по четырем сторонам гробницы скрижали своего храма. По обычаю, первыми ставят скрижаль монахи Великого Восточного храма Тодайдзи[80]80
  Великий Восточный храм Тодайдзи основан в 728 г. в г. Наре. Центр буддийского вероучения Кэгон. Воздвигнутая в этом храме в 741 г. бронзовая статуя Будды (санскр. Маха-Вайрочана, яп. Бирусяна, сокр.: Русяна; букв.: «Светоносный», «Озаряющий весь мир», «Лучезарный») является самым большим в мире металлическим изваянием Будды, имеет 16,9 м высоты. Так же как и монастыри Энрякудзи и Кофукудзи, Великий Восточный храм обладал значительной экономической и военной мощью.


[Закрыть] в Наре, воздвигнутого повелением императора Сёму, и все остальные признают за ними это неоспоримое право. Затем наступает черед монастыря Кофукудзи, основанного предками вельмож Фудзивара. За ними следуют монахи Энрякудзи, главного храма на Святой горе Хиэй, и, наконец, заканчивает обряд обитель Трех Источников, Миидэра[81]81
  Обитель Миидэра (букв.: «храм Трех Источников»; другой вариант названия – «храм Святого Источника». Официальное название Ондзёдзи – «Несокрушимый вертоград»). Основан во 2-й половине VII в. в живописном месте на берегу оз. Бива, у города (в те времена – селения) Оцу, неподалеку от г. Киото. Расцвет и усиление могущества этого монастыря наступили в середине IX в. и связаны с деятельностью монахов Кёдая и Энтина (посмертное имя последнего – Тисё-дайси). Энтин, выходец из монастыря Энрякудзи, покинул гору Хиэй и обосновался в обители Миидэра из-за расхождений по вопросам монастырского устава и ритуала. С тех пор между обителью Миидэра и монастырем Энрякудзи не прекращались распри, несмотря на то что оба монастыря фактически принадлежали к одному и тому же вероучению Тэндай, хотя и расходились по вопросам второстепенного характера. Достаточно сказать, что монахи Энрякудзи свыше пяти раз нападали на обитель Миидэра и всякий раз сжигали ее дотла.


[Закрыть], основанная по воле императора Тэмму блаженными вероучителями Кёдаем и Тисёдайси.

Но на сей раз – неизвестно отчего и зачем – монахи Святой горы нарушили обычай минувших лет и водрузили скрижаль вторыми, раньше чернецов Кофукудзи. Пока святые отцы из Нары судили и рядили, как ответить на эту дерзость, два рядовых чернеца монастыря Кофукудзи, Каннонбо и Сэйсибо, известные забияки, внезапно выскочили вперед – Каннонбо в коротком черном панцире, с алебардой на длинном белом древке, Сэйсибо – в желтовато-зеленом панцире, с мечом в черных лакированных ножнах, – повалили скрижаль Святой горы на землю и изрубили ее в мелкие щепки. При этом оба во весь голос горланили песню:

 
       Эй, пой, гуляй, кто хочет!
Водопад бурлит, грохочет.
Жарко солнце припекает,
А воды[82]82
  Вода символизирует монастырь Кофукудзи, солнце – монастырь Энрякудзи.


[Закрыть] не убывает.
Хлещи, водопад, —
Шуму-грому всякий рад! —
 

после чего оба смешались с толпой собратьев, монахов Южной столицы, Нары, и скрылись.

9
Сожжение храма Киёмидзу[83]83
  Храм (монастырь) Киёмидзу (букв.: «Чистый Источник») основан в 798 г. и живописно расположен на весьма крутом склоне небольшой горы Киёмидзу, к востоку от столицы Хэйан. Пользовался большой популярностью не только в дворцовых кругах, но и в народе. Подведомственный монастырю Кофукудзи в Наре, храм Киёмидзу также принадлежал к секте Хоссо и потому тоже не раз подвергался нападениям монахов горы Хиэй, сжигавших как самый храм, так и кельи монахов. Храм посвящен богине Каннон.


[Закрыть]

Если бы монахи Святой горы ответили таким же бесчинством, то, верно, завязалась бы изрядная потасовка, но оттого ли, что задумали они нечто совсем иное, никто из них не промолвил ни слова. И то сказать, ведь совершалось погребение покойного государя, казалось бы, даже бесчувственные деревья и травы должны поникнуть от горя; а между тем и благородные, и низкорожденные, испуганные этим непристойным событием, все как один разбежались кто куда, не помня себя от страха.

Спустя два дня, в час Коня[84]84
  …в час Коня… – в 12 часов дня.


[Закрыть], вдруг прошел слух, что монахи Святой горы несметной толпой спускаются вниз, в столицу. Самураи и чиновники Сыскного ведомства прискакали к западному подножью горы, чтобы преградить им путь, но монахи без труда смяли их ряды и ворвались в город. И тут неизвестно кто сболтнул, будто прежний император Го-Сиракава нарочно приказал монахам спуститься с горы в столицу, дабы с их помощью расправиться с домом Тайра. По этой причине отряды самураев вступили во дворец и взяли под охрану все помещения дворцовой стражи у ворот на всех четырех сторонах ограды. Все родичи Тайра без промедления собрались в Рокухаре. Сам прежний государь Го-Сиракава поспешно прибыл туда же.

Князь Киёмори – в ту пору он был всего лишь дайнагоном – был чрезвычайно испуган этими слухами. Напрасно успокаивал его сын, князь Сигэмори, повторяя: «Не может того быть!» Все в Рокухаре ходило ходуном, шумело и волновалось.

Меж тем монахи горы и думать не думали нападать на дом Тайра. Вовсе не приближаясь к Рокухаре, они обрушились на совершенно непричастный к минувшей ссоре монастырь Киёмидзу и все там сожгли дотла, не пощадив ни одного строения – ни главного храма, ни монашеских келий, ибо храм Киёмидзу подчинялся монастырю Кофукудзи в Наре. То была месть за позор, пережитый монахами горы во время похорон покойного императора Нидзё.

Наутро у ворот сожженного храма кто-то воткнул доску с надписью: «Вера в Каннон[85]85
  Богиня Каннон (иначе – Кандзэон: санскр. Авалокитешвара: букв.: «внимающая звукам мирским»). – Название Кандзэон, или, сокращенно, Каннон, является переводом этого понятия на язык китайских иероглифов.
  Бодхисатва – в буддизме Махаяны «праведник, достигший совершенной мудрости» благодаря соблюдению шести добродетелей (санскр. Сад-парамита; яп. Року-харамицу, сокр.: Рокухара). Буддийские божества-бодхисатвы могли бы пребывать в совершенном покое (нирване), но, движимые любовью и состраданием, являют себя в мире, чтобы помочь людям обрести путь к спасению, т. е. к избавлению от страданий земной жизни (напр., бодхисатвы Каннон, Мондзю, Фугэн, Мироку, Дзидзо, Сэйси и др.).
  Бодхисатва Каннон мыслился в Китае и в Японии в женском облике, в виде прекрасной богини, милосердной и всепрощающей, заступницы обиженных и несчастных, своего рода «дальневосточной Девы Марии». Ее часто изображали со множеством рук – символом ее всемогущества («Тысячерукая Каннон») или с несколькими головами, повернутыми во все стороны в знак того, что ей видно и слышно все («Одиннадцатиликая Каннон»).


[Закрыть] превращает геенну огненную в прохладный пруд! – твердили вы. – Что, помогла вам ваша молитва?!» А день спустя появилась ответная надпись: «Благость Каннон непостижима и вечна, неисповедимы ее пути!»

Когда монахи вернулись обратно к себе на гору, прежний государь Го-Сиракава тоже отбыл из Рокухары в свой дворец Обитель Веры, Ходзюдзи[86]86
  …отбыл… в свой дворец Обитель Веры, Ходзюдзи. – Так именовалась резиденция бывшего императора Го-Сиракавы, так как среди многочисленных строений, располагавшихся на территории резиденции, находился небольшой буддийский храм, именовавшийся Обитель Веры, и вдобавок сам прежний император Го-Сиракава после принятия пострига именовался «государем-иноком». Отсюда название храма Обитель Веры стало обобщенным названием всей его резиденции.


[Закрыть]. Провожал его один князь Сигэмори, – отец, князь Киёмори, остался из предосторожности дома. Когда Сигэмори возвратился обратно, отец сказал ему:

– Недаром государь пожаловал самолично к нам сюда, в Рокухару! Не зря возникли все эти слухи! Он давным-давно задумал извести весь наш род, да и все его приближенные советуют ему то же! Надо быть начеку!

– Прошу вас, ни единым словом, ни намеком не выказывайте подобных подозрений! – ответил князь Сигэмори. – Это только привлечет внимание и причинит нам один лишь вред. А что до этих слухов, то, если вы будете во всем повиноваться монаршей воле и милосердно относиться к людям, боги и будды[87]87
  …боги и будды… – Боги – божества исконной японской религии Синто; будды (букв.: «просветленные»), т. е. уже обретшие вечную жизнь праведника, число которых неисчислимо. Последним буддой был Шакья-Муни, явившийся в земном воплощении, чтобы указать людям путь к спасению, следующим буддой станет через миллиарды лет бодхисатва Майтрея (яп. Мироку) и т. д.


[Закрыть] защитят вас, и никакой беды с вами не приключится! – И, сказав так, он удалился в свою усадьбу Комацу.

– Сигэмори, как всегда, слишком уж благодушен! – только и вымолвил в ответ князь Киёмори.

А государь, вернувшись к себе, обратился к многочисленным своим приближенным:

– Поистине, у меня и в мыслях не было ничего такого, о чем толкует молва! И кто их только распустил, эти слухи!

В этот час находился тут инок Сайко, один из самых влиятельных сановников при дворе государя. Он сказал:

– Недаром говорится: «Небо лишено дара речи. Свою волю оно вещает устами смертных». Семейство Тайра ведет себя не по праву своевольно и дерзко: возможно, в этих слухах явлена воля Неба.

«Безрассудные речи! – услышав его слова, зашептались между собой царедворцы. – У стен есть уши! О страх и ужас!»

10
Наследник престола

По случаю траура по покойному императору Нидзё во дворце не совершалось ни церемонии Очищения[88]88
  Церемония Очищения. – Перед вступлением на трон будущий император совершал омовение на берегу р. Камо в столице. Этот обряд, уходящий корнями в глубокую древность, сопровождался сложным ритуалом.


[Закрыть], ни церемонии Первого Подношения риса[89]89
  Великая церемония Первого Подношения риса – торжественная церемония, совершавшаяся лишь однажды, при вступлении на царство (в отличие от обычной, совершавшейся ежегодно). Император подносил вареный рис и саке богам Неба и Земли.


[Закрыть]. В том же году, в двадцать четвертый день последней луны, высочайшим указом было даровано звание принца крови малолетнему Такакуре, сыну прежнего государя Го-Сиракавы, рожденному от его супруги, государыни Кэнсюнмонъин[90]90
  Государыня Кэнсюнмонъин — Сигэко Тайра, последняя супруга императора Го-Сиракавы, взятая вопреки многовековой традиции не из аристократического дома Фудзивара, а из самурайского сословия, ранее презираемого, – явное свидетельство растущего могущества дома Тайра и всего самурайства в целом. Сигэко была младшей (сводной) сестрой супруги Киёмори Тайра, госпожи Ниидоно.


[Закрыть]. С наступлением нового года название годов изменили, начались годы Нинъан. В том же году, в восьмой день десятой луны, шестилетний принц Такакура был провозглашен наследником престола. Он доводился дядей царствующему государю Рокудзё, которому от роду было всего три года, так что наследник оказался старше императора. Впрочем, нечто подобное бывало и в минувшие времена, во 2-м году Канва, когда император Итидзё вступил на престол семилетним, а наследником провозгласили будущего императора Сандзё, которому исполнилось в ту пору одиннадцать лет…

Двухлетним начал царствовать государь Рокудзё, и было ему всего лишь пять лет, когда он уже покинул престол – отрекся в пользу нового императора Такакуры. Еще и обряда совершеннолетия не успел совершить, а уже стал именоваться прежним государем! Такого, наверно, никогда еще не бывало ни в нашей стране, ни в Китае!

Церемония вступления на престол нового императора Такакуры совершилась в третьей луне 2-го года Нинъан. С воцарением этого государя дом Тайра, казалось, будет благоденствовать еще больше. Августейшая мать, госпожа Кэнсюнмонъин, принадлежала к семейству Тайра и, сверх того, доводилась младшей сестрой супруге князя Киёмори, госпоже Ниидоно. Дайнагон Токитада Тайра был ее старшим братом и, значит, родным дядей государя. Казалось, ни во дворце, ни за его пределами не было вассала более могущественного, чем Токитада. Продвижение в званиях, новые назначения – все вершилось по воле этого человека. Точь-в-точь как вознесся некогда Ян Гочжун[91]91
  Ян Гочжун — брат Ян-гуйфэй (дамы Ян), фаворитки тайского императора Сюаньцзуна (см. примеч. 36), пользовался огромной властью.


[Закрыть], брат Ян-гуйфэй, любимой наложницы императора Сюаньцзуна, так и сей Токитада стал первым человеком на свете. Молва его восхваляла, процветанию его не было предела. Сам князь Киёмори держал с ним совет по всем делам государства, большим и малым, за что люди украдкой прозвали Токитаду регентом Тайра.

11
Поезд вельможи

В шестнадцатый день седьмой луны 1-го года Као прежний государь Го-Сиракава постригся в монахи, но и приняв духовный сан, он по-прежнему ведал всеми делами в государстве, так что двор его ничем не отличался от резиденции царствующего монарха. Всех своих приближенных, начиная от вельмож и кончая погонщиками волов и самураями дворцовой охраны, он обласкал и щедро осыпал милостями. Но так уж устроены люди, что всегда и всего им мало. Близкие друзья не раз шептались между собою: «Вот если бы правитель такой-то земли умер, освободилась бы его должность!» Или: «Если не станет имярек, его место будет свободно!»

Сам Го-Сиракава не раз говорил своим приближенным:

– С давних времен верные государевы слуги истребляли врагов-смутьянов, но никто не чинил такого самоуправства, как Тайра! Садамори[92]92
  Садамори. – Садамори Тайра с отрядами своих воинов уничтожил восставшего в 940 г. Масакадо Тайра (см. примеч. 6); за эту заслугу получил должность правителя земли Муцу (на северо-востоке о-ва Хонсю).


[Закрыть] и Хидэсато[93]93
  Хидэсато. – Хидэсато Фудзивара вместе с Садамори воевал против Масакадо Тайра и собственноручно отрубил голову Масакадо, когда тот, раненый, упал с коня; в награду получил должность правителя земли Симоцкэ.


[Закрыть] одолели крамольника Масакадо, Ёриёси[94]94
  Ёриёси. – Ёриёси (иначе – Райги) Минамото (995–1082); воевал в северо-восточных областях Японии (земля Муцу) против Ёритоки Абэ, отказавшегося подчиняться правительству в столице Хэйан. Военные действия длились с перерывами девять лет (фактически даже больше – двенадцать) и закончились разгромом восставших. В истории Японии эти события известны под названием Девятилетней войны. В награду Ёриёси получил четвертый придворный ранг (младший) и должность правителя земли Иё (современная префектура Эхимэ, о-в Сикоку).


[Закрыть] расправился с Садатоо и Мунэтоо[95]95
  Садатоо и Мунэтоо — сыновья восставшего Ёритоки Абэ. Погибли вместе с отцом.


[Закрыть], Ёсииэ[96]96
  Ёсииэ. – Ёсииэ Минамото (1041–1108) – старший сын Ёриёси (см. примеч. 94). С пятнадцати лет участвовал в походах отца против Абэ и проявил большую сноровку в военном деле. При обряде совершеннолетия взял себе имя Таро Хатиман (букв.: Старший Сын (бога) Хатимана). С него началось возвышение феодального дома Минамото.


[Закрыть] уничтожил Такэхиру и Иэхиру[97]97
  Такэхира и Иэхира. – Иэхира (племянник) и Такэхира (дядя) из старинного знатного рода Киёхара; первоначально участвовали в походах Ёсииэ, Таро Хатимана (см. примеч. 96), но затем отказались ему повиноваться и в течение трех лет воевали против него на северо-востоке страны, в краю Дэва.
  В истории Японии эти события известны под названием Трехлетней войны. После длительной осады Ёсииэ удалось овладеть укрепленной усадьбой Иэхиры (1087). Иэхира и все его родичи погибли. На этом прекратила существовать северо-восточная ветвь рода Киёхара.


[Закрыть], и что же? В награду им пожаловали всего лишь звание правителей различных земель, чем они были вполне довольны! Киёмори же ведет себя неслыханно дерзко и своевольно, всех остальных ни во что не ставит. А все оттого, что близится конец света и власть императоров утратила свою силу!

Так говорил государь-инок, но удобного повода поставить Тайра на место все не случалось, и ему никак не удавалось их проучить. Что же до семейства Тайра, то они вовсе не питали злобы или вражды ко двору государя Го-Сиракавы, так что до поры до времени все обходилось тихо. Началась же смута в государстве вот по какой причине.

В шестнадцатый день десятой луны, во 2-м году Као, выпал снег, прекрасен был вид осенних увядших полей, покрытых пятнами снега. И вот Сукэмори, второй сын князя Сигэмори (в ту пору ему было тринадцать лет, и он имел звание всего лишь правителя земли Этидзэн), отправился на охоту в окрестности равнин Мурасакино, Рэйдайно и конского ристалища Укон. С ним была свита – человек тридцать молодых самураев; взяв с собой множество соколов, они целый день гоняли перепелов и жаворонков. Когда же сумерки окутали землю, пустились они в обратный путь, в Рокухару.

А в это время знатный придворный, первый советник царствующего монарха, регент Мотофуса, выехал из своей усадьбы, что стояла на перекрестке двух дорог, Накамикадо и Хигаси-тоин, и направился во дворец государя. Желая прибыть к воротам Благоухания, ехал он сперва по дороге Хигаси-тоин, потом карета свернула к западу, на дорогу Оимикадо; здесь, в местности Инокума, свита вельможи лицом к лицу столкнулась с всадниками юного Сукэмори.

– Кто вы такие? Что за дерзость! Это поезд его светлости регента, прочь с коней! – закричали слуги, но, увы, среди тех, к кому они обращались, не нашлось никого, кто уважал бы правила этикета, ни один самурай не сошел с коня, не проявил почтение к закону. Они вовсе не желали свернуть с дороги, вознамерившись проложить себе путь прямо через поезд вельможи.

Меж тем стало уже совсем темно; не подозревая, что перед ними внук Правителя-инока, – а может быть, и догадавшись, но притворяясь, что это им неизвестно, – слуги его светлости силой стащили юношей с коней, в том числе самого Сукэмори, всех поколотили и осмеяли. Бедняга Сукэмори, едва живой, чуть ли не ползком добрался до Рокухары. Когда же он описал все происшествие деду своему, Правителю-иноку, тот разгневался не на шутку.

– Пусть он хоть трижды регент, но должен почитать родного моего внука! Допустить, чтобы ребенка избили, – ни с чем не сообразное поведение! Нельзя оставить без внимания такой поступок, а то люди, чего доброго, и вовсе потеряют к нам уважение! Нет, я не успокоюсь до тех пор, пока этот вельможа хорошенько не уразумеет, на кого он осмелился поднять руку. Обида должна быть отомщена! – так говорил он, но князь Сигэмори рассудил по-другому.

– Никакой обиды я тут не вижу. Если бы неуважение к моему сыну проявил Ёримаса, Мицумото или кто-нибудь другой из родичей Минамото, это и впрямь было бы оскорблением нашей родовой чести. Мой сын, отрок, не сошел с коня при встрече с каретой уважаемого вельможи – вот это и есть безобразный поступок! – И, призвав самураев, сопровождавших Сукэмори, он сказал им: – Впредь ведите себя осмотрительнее! А за вашу грубость при встрече с поездом регента мне придется принести извинения! – С этими словами князь Сигэмори вернулся в свою усадьбу Комацу.

Спустя несколько дней, втайне от князя Сигэмори, Правитель-инок призвал шестьдесят самураев во главе с Цунэтоо из Намбы и Канэясу из Сэноо, людей необузданных, грубых, родом из захолустья, не ведавших страха и в целом свете боявшихся лишь одного – ослушаться приказаний своего господина, – и сказал им:

– В двадцать первый день этой луны во дворце назначено обсуждение предстоящей церемонии совершеннолетия государя, так что его светлость непременно туда поедет. Повстречайте его где-нибудь по дороге, отрежьте пучки волос форейторам и всей свите и отомстите за позор Сукэмори!

Меж тем регент Мотофуса, ни о чем не подозревая, повелел на сей раз устроить выезд даже более пышный, чем обычно, – ведь он ехал на совет, чтобы обсудить церемонию совершеннолетия государя, предстоящую в новом году, а также церемонию восшествия на престол и новогодние празднества, когда производят очередные назначения на должность. На этот раз регент решил въехать во дворец через ворота Приветствия Мудрости, и потому поезд направился по дороге Накамикадо на запад. Неподалеку от Инокумы его уже поджидали триста самураев из Рокухары, все верхом и в полном боевом снаряжении. Со всех сторон окружили они поезд его сиятельства, грянул боевой клич, и тут же кинулись они стаскивать с коней форейторов и прочих свитских. Напрасно те пытались бежать – самураи гонялись за ними, а поймав, валили на землю, пинали ногами и всем отрезали волосы, собранные в пучок. Среди свитских находился благородный Такэмото из Правой дворцовой стражи – ему тоже срезали волосы. В особенности же гонялись они за благородным Таканори; поймав его и срезав волосы, крикнули: «Эй ты, скотина, это не тебе мы срезали волосы! Считай, что это волосы твоего господина!» Карету регента во многих местах проткнули кончиками боевых луков, сорвали и бросили наземь бамбуковые завесы, обрезали постромки и хомут у вола – словом, бесчинствовали, как только умели, и наконец, ликуя, с победным кличем умчались обратно, в Рокухару.

«Молодцы! Славно!» – похвалил их Правитель-инок.

В свите регента был некий Кунихиса-мару, один из скороходов при карете, родом из селения Тоба, низкорожденный, но добрый сердцем юноша. Обливаясь слезами, кое-как поправил он постромки и помог его сиятельству вернуться в свою усадьбу. Утирая слезы рукавом парадной одежды, возвратился регент домой – словами не описать, какое жалкое зрелище являл теперь собой его поезд!

Никогда еще не бывало, чтобы с отпрыском славного дома Фудзивара, вельможей в самом высоком ранге, обошлись подобным образом, не говоря уж о великих предках его – Каматари, Фубито, Ёсифусе или Мотоцунэ. С этого и начались все злодеяния Тайра.

Узнав о случившемся, огорчился князь Сигэмори! Всех самураев, участников нападения, он строго наказал и прогнал со службы.

– Пусть даже на то был приказ Правителя-инока, но как же вы от меня его скрыли? А виноват во всем Сукэмори! Недаром говорится: «Сандаловое дерево благоухает с первых же двух листочков!» Тебе уже полных тринадцать лет, пора бы знать правила поведения и поступать благоразумно! Дерзость твоя наносит лишь вред славе Правителя-инока. Поступок твой доказывает, что тебе неведомо почтение к старшим! Ты и есть главный виновник! – И, сказав так, князь Сигэмори временно удалил сына в Исэ.

Все – и господа, и вассалы – уважали князя за мудрость и хвалили за справедливость.