Текст книги "Русские народные сказки"

ВЕДЬМА И СОЛНЦЕВА СЕСТРА

В некотором царстве, далеком государстве жилбыл царь с царицей, у них был сын Иван-царевич, с роду немой. Было ему лет двенадцать, и пошел он раз в конюшню к любимому своему конюху. Конюх этот сказывал ему всегда сказки, и теперь Иван-царевич пришел послушать от него сказочки, да не то услышал.

– Иван-царевич! – сказал конюх. – У твоей матери скоро родится дочь, а тебе сестра; будет она страшная ведьма, съест и отца, и мать, и всех подначальных людей; так ступай, попроси у отца что ни есть наилучшего коня – будто покататься, и поезжай отсюда куда глаза глядят, коли хочешь от беды избавиться.

Иван-царевич прибежал к отцу и с роду впервой заговорил с ним; царь так этому возрадовался, что не стал и спрашивать: зачем ему добрый конь надобен? Тотчас приказал что ни есть наилучшего коня из своих табунов оседлать для царевича. Иван-царевич сел и поехал куда глаза глядят.

Долго-долго он ехал; наезжает на двух старых швей и просит, чтоб они взяли его с собой жить. Старухи сказали:

– Мы бы рады тебя взять, Иван-царевич, да нам уж немного жить. Вот доломаем сундук иголок да изошьем сундук ниток – тотчас и смерть придет!

Иван-царевич заплакал и поехал дальше. Долго-долго ехал; подъезжает к Вертодубу и просит:

– Прими меня к себе!

– Рад бы тебя принять, Иван-царевич, да мне жить остается немного. Вот как повыдерну все эти дубы с кореньями – тотчас и смерть моя!

Пуще прежнего заплакал царевич и поехал все дальше да дальше. Подъезжает к Вертогору, стал его просить, а он в ответ:

– Рад бы принять тебя, Иван-царевич, да мне самому жить немного. Видишь, поставлен я горы ворочать; как справлюсь с этими последними – тут и смерть моя!

Залился Иван-царевич горькими слезами и поехал еще дальше.

Долго-долго ехал; приезжает наконец к Солнцевой сестрице. Она его приняла к себе, кормила-поила, как за родным сыном ходила. Хорошо было жить царевичу, а все нет-нет да и сгрустнется: захочется узнать, что в родном дому деется. Взойдет, бывало, на высокую гору, посмотрит на свой дворец и видит, что все съедено, только стены осталися! Вздохнет и заплачет. Раз этак посмотрел да поплакал – воротился, а Солнцева сестра спрашивает:

– Отчего ты, Иван-царевич, нонче заплаканный?

Он говорит:

– Ветром в глаза надуло. В другой раз опять то же; Солнцева сестра взяла да и запретила ветру дуть.

И в третий раз воротился Иван-царевич заплаканный; да уж делать нечего – пришлось во всем признаться, и стал он просить Солнцеву сестрицу, чтоб отпустила его, добра молодца, на родину понаведаться. Она его не пускает, а он ее упрашивает; наконец упросил-таки, отпустила его на родину понаведаться и дала ему на дорогу щетку, гребенку да два моложавых яблочка: какой бы ни был стар человек, а съест яблочко – вмиг помолодеет!

Приехал Иван-царевич к Вертогору, всего одна гора осталась; он взял свою щетку и бросил во чисто поле: откуда ни взялись – вдруг выросли из земли высокие-высокие горы, верхушками в небо упираются, и сколько тут их – видимо-невидимо! Вертогор обрадовался и весело принялся за работу.

Долго ли, коротко ли – приехал Иван-царевич к Вертодубу, всего три дуба осталося; он взял гребенку и кинул во чисто поле: откуда что вдруг зашумели, поднялись из земли густые дубовые леса, дерево дерева толще! Вертодуб обрадовался, благодарствовал царевичу и пошел столетние дубы выворачивать. Долго ли, коротко ли – поехал Иван-царевич к старухам, дал им по яблочку; они съели, вмиг помолодели и подарили ему платочек; как махнешь платочком – станет позади целое озеро!

Приезжает Иван-царевич домой. Сестра выбежала, встретила его, приголубила.

– Сядь, – говорит, – братец, поиграй на гуслях, а я пойду – обед приготовлю.

Царевич сел и бренчит на гуслях; выполз из норки и мышонок и говорит ему человеческим голосом:

– Спасайся, царевич, беги скорее! Твоя сестра ушла зубы точить.

Иван-царевич вышел из горницы, сел на коня и поскакал назад; а мышонок по струнам бегает: гусли бренчат, а сестра и не ведает, что братец ушел. Наточила зубы, бросилась в горницу, глядь – нет ни души, только мышонок в нору скользнул. Разозлилась ведьма, так и скрипит зубами, и пустилась в погоню. Иван-царевич услыхал шум, оглянулся – вот-вот нагонит сестра; махнул платочком – и стало глубокое озеро. Пока ведьма переплыла озеро, Иван-царевич далеко уехал.

Понеслась она еще быстрее… вот уж близко! Вертодуб угадал, что царевич от сестры спасается, и давай вырывать дубы да валить на дорогу целую гору накидал! Нет ведьме проходу! Стала она путь прочищать, грызла, грызла, насилу продралась, а Иван-царевич уж далеко. Бросилась догонять, гнала, гнала, еще немножко, и уйти нельзя. Вертогор увидал ведьму, ухватился за самую высокую гору и повернул ее как раз на дорогу, а на ту гору поставил другую. Пока ведьма карабкалась да лезла, Иван-царевич ехал да ехал и далеко очутился.

Перебралась ведьма через горы и опять погнала за братом… Завидела его и говорит:

– Теперь не уйдешь от меня. Вот близко, вот нагонит! В то самое время подскакал Иван-царевич к теремам Солнцевой сестрицы и закричал:

– Солнце, Солнце! Отвори оконце. Солнцева сестрица отворила окно, и царевич вскочил в него вместе с конем.

Ведьма стала просить, чтоб ей выдали брата головою; Солнцева сестра ее не послушала и не выдала. Тогда говорит ведьма:

– Пусть Иван-царевич идет со мной на весы, кто кого перевесит. Если я перевешу – так я его съем, а если он перевесит – пусть меня убьет!

Пошли; сперва сел на весы Иван-царевич, а потом и ведьма полезла, только ступила ногой, так Ивана-царевича вверх и подбросило, да с такою силою, что он прямо попал к Солнцевой сестре в терема, а ведьмазмея осталась на земле

ЦАРЬ-ДЕВИЦА

В некотором царстве, в некотором государстве был купец; жена у него померла, остался один сын Иван. К этому сыну приставил он дядьку, а сам через некоторое время женился на другой жене, и как Иван – купеческий сын был уже на возрасте и больно хорош собою, то мачеха и влюбилась в него. Однажды Иван – купеческий сын отправился на плотике по морю охотничать с дядькою, вдруг увидели они, что плывут к ним тридцать кораблей. На тех кораблях была царь-девица с тридцатью другими девицами, своими назваными сестрицами Когда плотик сплылся с кораблями, тотчас все тридцать кораблей стали на якорях Ивана – купеческого сына вместе с дядькой позвали на самый лучший корабль; там их встретила царь-девица с тридцатью девицами, назваными сестрицами, и сказала – купеческому сыну, что она его крепко полюбила и приехала с ним повидаться. Тут они и обручились Царь-девица наказала Ивану – купеческому сыну, чтобы завтра в то же самое время приезжал он на это место, распростилась с ним и отплыла в сторону А Иван – купеческий сын воротился домой, поужинал и лег спать. Мачеха завела его дядьку в свою комнату, напоила пьяным и стала спрашивать: не было ли у них чего на охоте? Дядька ей все рассказал. Она, выслушав, дала ему булавку и сказала:

– Завтра, как станут подплывать к вам корабли, воткни эту булавку в одежу Ивана – купеческого сына.

Дядька обещался исполнить приказ. Поутру встал Иван – купеческий сын и отправился на охоту. Как скоро увидал дядька плывущие вдали корабли, тотчас взял и воткнул в его одежу булавочку.

– Ах, как я спать хочу! – сказал купеческий сын. – Послушай, дядька, я покуда лягу да сосну, а как подплывут корабли, в то время, пожалуйста, разбуди меня.

– Хорошо! Отчего не разбудить?

Вот приплыли корабли и остановились на якорях; царь-девица послала за Иваном – купеческим сыном, чтоб скорее к ней пожаловал; но он крепко-крепко спал. Начали его будить, тревожить, толкать, но что ни делали – не могли разбудить; так и оставили. Царь-девица наказала дядьке, чтобы Иван – купеческий сын завтра опять сюда же приезжал, и велела подымать якоря и паруса ставить. Только отплыли корабли, дядька выдернул булавочку, и Иван – купеческий сын проснулся, вскочил и стал кричать, чтоб царь-девица назад воротилась. Нет, уж она далеко, не слышит.

Приехал он домой печальный, кручинный. Мачеха привела дядьку в свою комнату, напоила допьяна, повыспросила все, что было, и приказала завтра опять воткнуть булавочку.

На другой день Иван – купеческий сын поехал на охоту, опять проспал все время и не видал царь-девицы; наказала она побывать ему еще один раз. На другой день собрался он с дядькою на охоту; стали подъезжать и старому месту; увидали: корабли вдали плывут, дядька тотчас воткнул булавочку, и Иван – купеческий сын заснул крепким сном. Корабли приплыли, остановились на якорях; царь-девица послала за своим нареченным женихом, чтобы к ней на корабль пожаловал. Начали его будить всячески, но что ни делали – не могли разбудить.

Царь-девица уведала хитрости мачехины, измену дядькину и написала к Ивану – купеческому сыну, чтобы он дядьке голову отрубил, и если любит свою невесту, то искал бы ее за тридевять земель, в тридевятом царстве.

Только распустили корабли паруса и поплыли в широкое море, дядька выдернул из одежи Ивана – купеческого сына булавочку, и он проснулся, начал громко кричать да звать царь-девицу; но она была далеко и ничего не слыхала. Дядька подал ему письмо от царь-девицы; Иван – купеческий сын прочитал его, выхватил свою саблю острую и срубил злому дядьке голову, а сам пристал поскорее к берегу, пошел домой, распрощался с отцом и отправился в путь-дорогу искать тридесятое царство.

Шел он куда глаза глядят, долго ли, коротко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – приходит к избушке; стоит в чистом поле избушка, на курьих голяшках[39]39
  Голяшки – голени.


[Закрыть] повертывается. Взошел в избушку, а там баба-яга – костяная нога.

– Фу-фу! – говорит. – Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел. Волей али неволей, добрый молодец?

– Сколько волею, а вдвое неволею! Не знаешь ли, баба-яга, тридесятого царства?

– Нет, не ведаю! – сказала ягая и велела ему идти к своей середней сестре: та не знает ли?

Иван – купеческий сын поблагодарил ее и отправился дальше; шел, шел, близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, приходит к такой же избушке, взошел – и тут баба-яга.

– Фу-фу! – говорит. – Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел. Волей али неволей, добрый молодец?

– Сколько волею, а вдвое неволею! Не знаешь ли, где тридесятое царство?

– Нет, не знаю! – отвечала ягая и велела ему зайти к своей младшей сестре: та, может, и знает. – Коли она на тебя рассердится да захочет съесть тебя, ты возьми у ней три трубы и попроси поиграть на них: в первую трубу негромко играй, в другую погромче, а в третью еще громче.

Иван – купеческий сын поблагодарил ягую и отправился дальше.

Шел-шел, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, наконец увидал избушку – стоит в чистом поле, на курьих голяшках повертывается; взошел – и тут бабаяга.

– Фу-фу! Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел! – сказала ягая и побежала зубы точить, чтобы съесть незваного гостя. Иван – купеческий сын выпросил у ней три трубы, в первую негромко играл, в другую погромче, а в третью еще громче. Вдруг налетели со всех сторон всякие птицы; прилетела и жар-птица.

– Садись скорей на меня, – сказала жар-птица, – и полетим, куда тебе надобно; а то баба-яга съест тебя!

Только успел сесть на нее, прибежала баба-яга, схватила жар-птицу за хвост и выдернула немало перьев. Жар-птица полетела с Иваном – купеческим сыном; долгое время неслась она по поднебесью и прилетела наконец к широкому морю.

– Ну, Иван – купеческий сын, тридесятое царство за этим морем лежит; перенесть тебя на ту сторону я не в силах; добирайся туда, как сам знаешь!

Иван – купеческий сын слез с жар-птицы, поблагодарил и пошел по берегу.

Шел-шел – стоит избушка, взошел в нее; повстречала его старая старуха, напоила-накормила и стала спрашивать: куда идет, зачем странствует? Он рассказал ей, что идет в тридесятое царство, ищет царь-девицу, свою суженую.

– Ах! – сказала старушка. – Уж она тебя не любит больше; если ты попадешься ей на глаза – царь-девица разорвет тебя: любовь ее далеко запрятана!

– Как же достать ее?

– Подожди немножко! У царь-девицы живет дочь моя и сегодня обещалась побывать ко мне; разве через нее как-нибудь узнаем.

Тут старуха обернула Ивана – купеческого сына булавкою и воткнула в стену; ввечеру прилетела ее дочь. Мать стала ее спрашивать: не знает ли она, где любовь царь-девицы запрятана?

– Не знаю, – отозвалась дочь и обещала допытаться про то у самой царь-девицы. На другой день она опять прилетела и сказала матери:

– На той стороне океана-моря стоит дуб, на дубу сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в яйце любовь царь-девицы!

Иван – купеческий сын взял хлеба и отправился на сказанное место: нашел дуб, снял с него сундук, из него вынул зайца, из зайца утку, из утки яйцо и воротился с яичком к старухе. Настали скоро именины старухины; позвала она к себе в гости царь-девицу с тридцатью иными девицами, ее назваными сестрицами; это яичко испекла, а Ивана – купеческого сына срядила по-праздничному и спрятала.

Вдруг в полдень прилетают царь-девица и тридцать иных девиц, сели за стол, стали обедать; после обеда положила старушка всем по простому яичку, а царь-девице то самое, что Иван – купеческий сын добыл. Она съела его и в ту ж минуту крепко-крепко полюбила Ивана – купеческого сына. Старуха сейчас его вывела; сколько тут было радостей, сколько веселья! Уехала царь-девица вместе с женихом – купеческим сыном в свое царство; обвенчались и стали жить да быть да добро копить.

ХРУСТАЛЬНАЯ ГОРА

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у царя было три сына.

Вот дети и говорят ему:

– Милостивый государь-батюшка! Благослови нас, мы на охоту поедем.

Отец благословил, и они поехали в разные стороны.

Младший сын ездил, ездил и заплутался; выезжает на поляну, на поляне лежит палая лошадь, около этой падали собралось много всяких зверей, птиц, гадов. Поднялся сокол, прилетел к царевичу, сел ему на плечо и говорит:

– Иван-царевич, раздели нам эту лошадь; лежит она здесь тридцать три года, а мы все спорим, а как поделить – не придумает.

Царевич слез с своего доброго коня и разделил падаль: зверям – кости, птицам – мясо, кожа – гадам, а голова – муравьям.

– Спасибо, Иван-царевич! – сказал сокол. – За эту услугу можешь ты обращаться ясным соколом и муравьем всякий раз, как захочешь.

Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался соколом, взвился и полетел в тридесятое государство; а того государства больше чем наполовину втянуло в хрустальную гору.

Прилетел прямо во дворец, оборотился добрым молодцем и спрашивает придворную стражу:

– Не возьмет ли ваш государь меня на службу к себе?

– Отчего не взять такого молодца?

Вот он поступил к тому царю на службу и живет у него неделю, другую и третью.

Стала просить царевна:

– Государь мой батюшка! Позволь мне с Иваномцаревичем на хрустальной горе погулять.

Царь позволил. Сели они на добрых коней и поехали. Подъезжают к хрустальной горе, вдруг, откуда ни возьмись, выскочила золотая коза.

Царевич погнал за ней; скакал, скакал, козы не добыл, а воротился назад – и царевны нету! Что делать? Как к царю на глаза показаться?

Нарядился он таким древним старичком, что и признать нельзя; пришел во дворец и говорит царю:

– Ваше величество! Найми меня стадо пасти.

– Хорошо, будь пастухом; коли прилетит змей о трех головах – дай ему три коровы, коли о шести головах – дай шесть коров, а коли о двенадцати головах – то отсчитай двенадцать коров.

Иван-царевич погнал стадо по горам, по долам; вдруг летит с озера змей о трех головах:

– Эх, Иван-царевич, за какое ты дело взялся? Где бы сражаться доброму молодцу, а он стадо пасет! Нука, – говорит, – отгони мне трех коров.

– Не жирно ли будет? – отвечает царевич. – Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты трех коров захотел… Нет тебе ни одной!

Змей осерчал и вместо трех захватил шесть коров; Иван-царевич тотчас обернулся ясным соколом, снял у змея три головы и погнал стадо домой.

– Что, дедушка, – спрашивает царь, – прилетал ли трехглавый змей, дал ли ему трех коров?

– Нет, ваше высочество, ни одной не дал!

На другой день гонит царевич стадо по горам, по долам; прилетает с озера змей о шести головах и требует шесть коров.

– Ах ты, чудо-юдо обжорливое! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел! Не дам тебе ни единой!

Змей осерчал, вместо шести захватил двенадцать коров: а царевич обратился ясным соколом, бросился на змея и снял у него шесть голов.

Пригнал домой стадо; царь и спрашивает:

– Что, дедушка, прилетал ли шестиглавый змей, много ли мое стадо поубавилось?

– Прилетать-то прилетал, но ничего не взял!

Поздним вечером оборотился Иван-царевич в муравья и сквозь малую трещину заполз в хрустальную гору; смотрит – в хрустальной горе сидит царевна.

– Здравствуй, – говорит Иван-царевич, – как ты сюда попала?

– Меня унес змей о двенадцати головах; живет он на батюшкином озере. В том змее сундук таится, в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке яичко, в яичке – семечко; коли ты убьешь его да достанешь это семечко, в те поры можно хрустальную гору извести и меня избавить.

Иван-царевич вылез из той горы, снарядился пастухом и погнал стадо.

Вдруг прилетает змей о двенадцати головах:

– Эх, Иван-царевич! Не за свое ты дело взялся; чем бы тебе, доброму молодцу, сражаться, а ты стадо пасешь… Ну-ка отсчитай мне двенадцать коров!

– Жирно будет! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел!

Начали они сражаться, и долго ли, коротко ли сражались – Иван-царевич победил змея о двенадцати головах, разрезал его туловище и на правой стороне нашел сундук; в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, в яйце – семечко.

Взял он семечко, зажег и поднес к хрустальной горе – гора скоро растаяла.

Иван-царевич вывел оттуда царевну и привез ее к отцу; отец возрадовался и говорит царевичу:

– Будь ты моим зятем!

Тут их и обвенчали; на той свадьбе и я был, медпиво пил, по бороде текло, в рот не попало.

КУЗЬМА СКОРОБОГАТЫЙ

Жил-проживал Кузьма один-одинешенек в темном лесу. Ни скинуть, ни надеть у него ничего не было, а постлать – и не заводил.

Вот поставил он капкан. Утром пошел посмотреть – попала лисица.

– Ну, лисицу теперь продам, деньги возьму, на то и жениться буду.

Лисица ему говорит:

– Кузьма, отпусти меня, я тебе великое добро доспею, сделаю тебя Кузьмой Скоробогатым, только ты изжарь мне одну курочку с масличком пожирнее. Кузьма согласился. Изжарил курочку. Лиса наелась мясца, побежала в царские заповедные луга и стала на тех заповедных лугах кататься.

– У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела – пила и ела, завтра звали, опять пойду.

Бежит волк и спрашивает:

– Чего, кума, катаешься, лаешь?

– Как мне не кататься, не лаять! У царя была в гостях, чего хотела пила и ела, завтра звали, опять пойду.

Волк и просит:

– Лисанька, не сведешь ли меня к царю на обед?

– Станет царь из-за одного тебя беспокоиться. Собирайтесь вы – сорок волков, тогда поведу вас в гости к царю.

Волк стал по лесу бегать, волков собирать. Собрал сорок волков, привел их к лисице, и лиса повела их к царю.

Пришли к царю, лиса забежала вперед и говорит:

– Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока волками.

Царь обрадовался, приказал всех волков загнать в ограду, запереть накрепко и сам думает: „Богатый человек Кузьма!“

А лисица побежала к Кузьме. Велела изжарить еще одну курочку с масличком – пожирнее, пообедала сытно и пустилась на царские заповедные луга. Катается, валяется по заповедным лугам. Бежит медведь мимо, увидал лису и говорит:

– Эк ведь, проклятая хвостомеля, как обтрескалась!

А лиса ему:

– У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела – пила и ела, завтра звали, опять пойду.

Медведь стал просить:

– Лиса, не сведешь ли меня к царю на обед?

– Для одного тебя царь и беспокоиться не захочет. Собери сорок черных медведей – поведу вас в гости к царю.

Медведь побежал в дуброву, собрал сорок черных медведей, привел их к лисе, и лисица привела их к царю. Сама забежала вперед и говорит:

– Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока медведями.

Царь весьма тому обрадовался, приказал загнать медведей и запереть накрепко. Сам думает: „Вот какой богатый человек Кузьма!“

А лисица опять прибежала к Кузьме. И велела зажарить курочку с петушком, с масличком – пожирнее. Скушала на здоровье – и давай кататься в царских заповедных лесах.

Бежит мимо соболь с куницею:

– Эк, лукавая лиса, где так жирно накушалась?

– У-У-у! У Царя была в гостях, чего хотела – пила и ела, завтра звали, опять пойду.

Соболь и куница стали упрашивать лису:

– Кумушка, своди нас к царю. Мы хоть посмотрим, как пируют.

Лиса им говорит:

– Соберите сорок сороков соболей да куниц – поведу вас к царю.

Согнали соболь и куница сорок сороков соболей и куниц. Лиса привела их к царю, сама забежала вперед:

– Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока сороками соболей да куниц. Царь не может надивиться богатству Кузьмы Скоробогатого. Велел и этих зверей загнать, запереть накрепко.

„Вот, – думает, – беда, какой богач Кузьма!“

На другой день лисица опять прибегает к царю:

– Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый приказал тебе кланяться и просит ведро с обручами – мерять серебряные деньги. Свои-то ведра у него золотом заняты.

Царь без отказу дал лисе ведро с обручами. Лиса прибежала к Кузьме и велела мерять ведрами песок, чтобы высветлить у ведра бочок.

Как высветлило у ведра бочок, лиса заткнула за обруча сколько-то мелких денежек и понесла назад царю.

Принесла и стала сватать у него прекрасную царевну за Кузьму Скоро богатого.

Царь видит – денег много у Кузьмы: за обруча западали, он и не заметил. Царь не отказывает, велит Кузьме изготовиться и приезжать.

Поехал Кузьма к царю. А лисица вперед забежала и подговорила работников подпилить мостик.

Кузьма только что въехал на мостик – он вместе с ним и рушился в воду.

Лисица стала кричать:

– Ахти! Пропал Кузьма Скоробогатый!

Царь услыхал и тотчас послал людей перехватить Кузьму. Вот они перехватили его, а лиса кричит:

– Ахти! Надо Кузьме одежу дать – какую получше.

Царь дал Кузьме свою одежу праздничную. Приехал Кузьма к царю. А у царя ни пива варить, ни вина курить – все готово.

Обвенчался Кузьма с царевной и живет у царя неделю, живет другую.

– Ну, – говорит царь, – поедем теперь, любезный зять, к тебе в гости.

Кузьме делать нечего, надо собираться. Запрягли лошадей и поехали. А лисица отправилась вперед. Видит – пастухи стерегут стадо овец, она их спрашивает:

– Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?

– Змея Горыныча.

– Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: коли не скажете им, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, они вас всех и с овцами-то сожгут и спалят!

Пастухи видят, что дело неминучее, и обещали сказывать про Кузьму Скоробогатого, как лиса научила. А лиса пустилась вперед. Видит – другие пастухи стерегут коров.

– Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?

– Змея Горыныча.

– Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: они вас всех с коровами сожгут и спалят, коли станете поминать Змея Горыныча!

Пастухи согласились. Лиса опять побежала вперед. Добегает до конского табуна Змея Горыныча, велит пастухам сказывать, что это табун Кузьмы Скоробогатого.

– А то едут царь Огонь да царица Молоньица: они всех вас с конями сожгут и спалят!

И эти пастухи согласились. Лиса бежит вперед. Прибегает к Змею Горынычу прямо в белокаменные палаты:

– Здравствуй, Змей Горыныч!

– Что скажешь, лисанька?

– Ну, Змей Горыныч, теперь тебе надо скоро-наскоро прятаться. Едет грозный царь Огонь да царица Молоньица, все жгут и палят. Стада твои с пастухами прижгли и спалили. Я не стала мешкать – пустилась к тебе сказать, что сама чуть от дыма не задохлась. Змей Горыныч закручинился:

– Ах, лисанька, куда же я подеваюсь?

– Есть в твоем саду старый заповедный дуб, середина вся повыгнила; беги, схоронись в дупле пока царь Огонь с царицей Молоньицей мимо не проедут. Змей Горыныч со страху спрятался в это дупло, как лиса научила.

Кузьма Скоробогатый едет себе да едет с царем да с женой-царевнои. Доезжают они до овечьего стада. Царевна спрашивает:

– Пастушки, чье стадо пасете?

– Кузьмы Скоробогатого. Царь тому и рад:

– Ну, любезный зять, много же у тебя овец!

Едут дальше, доезжают до коровьего стада.

– Пастушки, чье стадо пасете?

– Кузьмы Скоробогатого.

– Ну, любезный зять, много же у тебя коров!

Едут они дальше; пастухи лошадей пасут.

– Чей табун?

– Кузьмы Скоробогатого.

– Ну, любезный зятюшка, много же у тебя коней!

Вот приехали ко дворцу Змея Горыныча.

Лиса встречает гостей, низко кланяется, вводит их в палаты белокаменные, сажает их за столы дубовые, за скатерти браные…

Стали они пировать, пить-есть и веселиться. Пируют день, пируют другой, пируют они неделю. Лиса и говорит Кузьме:

– Ну, Кузьма! Перестань гулять – надо дело исправлять. Ступай с царем в зеленый сад; в том саду стоит старый дуб, а в том дубе сидит Змей Горыныч, он от вас спрятался. Расстреляй дуб на мелкие части. Кузьма пошел с царем в зеленый сад. Увидели они старый заповедный дуб, и стали они в тот дуб стрелять. Тут Змею Горынычу и смерть пришла. Кузьма Скоробогатый стал жить-поживать с женой-царевной в палатах белокаменных и лисаньку всякий день угощать курочкой.