Текст книги "Французский поцелуй"

Теперь он понял, что, не обращая внимания на то, каких клиентов он берется защищать, он вынужден закрывать глаза на то, каким адвокатом он становится. Даже не заметив, когда это случилось, он вдруг обнаружил, что его вера в правоту того, что он делает, пошатнулась. Дело Маркуса Гейбла было, как говорится, последней соломинкой, которая сломала спину верблюда. Оно, как лакмусовая бумажка, проявило все сомнения и страхи Криса.

Он вспомнил слова Макса Стейнера: Надеюсь, вы знаете, на что себя обрекаете, м-р Хэй.И его ужасно наивный ответ: Знаю, сэр.Весь ужас заключался в том, что Крис абсолютно не знал, во что встревает. А вот Макс знал, по-видимому. Почему он не осадил Криса с самого начала?

Крис недоумевал, как он примирит эти новые и опасные ощущения с его прежним наивным идеализмом. Он настолько отчаялся найти ответ на этот проклятый вопрос, что решил просто выбросить его из головы.

Он проглотил злость, которую чувствовал по отношению к Маркусу Гейблу, разочарование, которое он чувствовал по отношению к самому себе, и сосредоточился на работе, которую надо доделать. Он перебрал в уме обвинения, выдвинутые против Гейбла прокурором. Он вызвал бывших друзей Линды, ее психиатра, врачей клиники, в которой она не раз побывала, пытаясь излечиться от алкоголизма и наркомании. Аликс Лэйн, помощник окружного прокурора, поняв намерение Криса выразила решительный протест, заявив, что эти свидетельские показания несущественны и могут просто ввести в заблуждение суд. Протест был отклонен.

Свидетели вспомнили многочисленные случаи депрессии Линды Гейбл, ее навязчивые идеи, вспышки ярости и тихой истерии. Один из врачей показал под присягой, что Линда полгода считала себя одержимой дьяволом.

В результате этого довольно нескромного погружения в адские бездны психики Линды Гейбл начала вырисовываться другая сторона личности Маркуса Гейбла. Прежде присяжные заседатели видели в нем узколобого бизнесмена. Теперь Крис рассказал им о его военных заслугах, показав своего подзащитного как настоящего патриота, героя войны и примерного семьянина: терпеливого, доброго, всепрощающего. Достав свой «молоточек, обтянутый бархатом», он загнал последний гвоздик в сознание присяжных. ДЕЛО КРИСА ХЭЯ, ЗАЩИЩАЮЩЕГО ГЕРОЯ ВОЙНЫ, – вот как окрестили газетчики этот процесс. Не как дело Маркуса Гейбла.

Странно, однако, что Аликс Лэйн не выполнила своей угрозы представить суду предполагаемую любовницу Маркуса Гейбла, что, по ее мнению, должно добить обвиняемого. Но слушание закончено, никакой любовницы так и не появилось на скамье свидетелей. Теперь ее красноречивое отсутствие, по мнению Криса, добивало представителей обвинения.

– Члены суда присяжных, – обратился к ним судья, – вынесли ли вы свой вердикт?

– Да, ваша честь, – ответил председатель суда и вручил сложенный листок бумаги бейлифу, который и понес его судье. Нес он этот листок, кажется, целую вечность.

Судья не спеша развернул его и, прочтя, поднял голову и кивнул председателю.

– Относительно обвинения в убийстве второй степени, повлекшем за собой смерть Линды Гейбл, – сказал председатель, – мы, члены суда присяжных, считаем Маркуса Гейбла невиновным.

Зала суда взорвалась долго сдерживаемыми эмоциями. Маркус Гейбл встретил это стоически. Он стоял молча. Наконец, Крис обратился к нему: «М-р Гейбл, с вами все в порядке?»

– Да, – ответил Гейбл, не моргнув глазом. – Пойдемте, вскроем пирог.

Когда они вышли из зала суда, Крис сунул ему напечатанный заранее на машинке текст, который тот и зачитал репортерам, сгрудившимся вокруг них в сумрачном, отделанном мрамором холле, стены которого привыкли к подобным сценам и лишь отбрасывали слова гулким эхом.

– Это все, ребята, – сказал Крис, когда Гейбл кончил читать. Джентльмены от прессы уже забрасывали их вопросами. – Вы услышали все, что имел вам сообщить мой клиент. Больше никаких комментариев.

Он провел Гейбла через недовольно гудящую толпу. На верху широкой каменной лестницы его остановила Аликс Лэйн.

– Я бы хотела сказать вам пару слов, – сказала она. Крис повернулся к своему клиенту. – Я вас сейчас догоню.

Помощник окружного прокурора проводила Гейбла холодным взглядом своих серых глаз, когда он спускался по лестнице, направляясь к ожидающему его лимузину. – Удивляюсь, что он идет, – прокомментировала она. – Гад, вроде него, должен был бы ползти на брюхе по этим ступенькам. – Она повернулась к Крису. – Жаль, что не могу тебе сказать, что восхищена тем, что ты делал в зале суда.

– Это моя работа.

Аликс презрительно фыркнула. Кровь бросилась ей в лицо, лицо мадонны с полотна художника прерафаэлита, ангельские черты которого скрывали жесткость ее личности. Рыжеватые волосы кольцами спускались на плечи. На шее блестела серебряная цепочка. – Ты хочешь сказать, что твоя работа заключается в том, чтобы отпускать убийц на свободу?

– Выбирай слова, адвокат, – отпарировал Крис. – С моего клиента только что снято подозрение в преступных действиях.

– И все-таки он убийца, – сказала Аликс Лэйн. – Возможно, только трое из нас – я, ты и сам Гейбл – знают сейчас об этом. Но этот факт не отменяет другого: он убийца. И если бы мне удалось представить суду свидетельские показания, которые я грозилась добыть, весь мир узнал бы об этом факте.

– Если хочешь совета от собрата по профессии, лучше заткнись, – не выдержал Крис, сам удивившись злости, которую он вдруг почувствовал. Может быть, это потому, что он считал помощника окружного прокурора чертовски привлекательной? Сколько раз с тех пор, как он познакомился с ней, ему хотелось поговорить с ней по душам! Перекидываясь с ней парой слов во время перерывов в заседаниях суда, он чувствовал, что ему нравится в ней все, кроме ее старомодного представления о самой себе. Она казалась скованной, как будто ей было неловко от ее собственной сексуальной привлекательности. И еще было очевидно, что она не одобряла его концепции правосудия. Однако, не менее очевидным было и то, что и он ей нравился, несмотря ни на что. – Признай свое поражение. Тебе выпал дохлый номер, и средства массовой информации теперь устроят себе пиршество, расклевывая его – да и тебя не пощадят. И я тебя честно предупреждаю, что, если ты не утихомиришься, я буду вынужден подать на тебя в суд за клевету на моего клиента с целью испортить ему репутацию.

– Вот смеху-то будет, а? – глаза Аликс метали молнии. – Господи, как только земля носит подонков вроде тебя, которые загребают денежки, вызволяя слизняков, подобных Гейблу, – и все под личиной ревностного отношения к закону, которым они кичатся перед прессой? Каждый заслуживает добросовестной и компетентной защиты. Все это верно. Только ты забываешь сообщить, давая интервью газетчикам, что защита эта стоит двести пятьдесят долларов в час. Твой лозунг до того фальшив, что меня мутит от него. Скажи-ка мне, когда ты в последний раз брал дело pro bono publico[4]4
  Для блага народа (лат)


[Закрыть] просто потому, что поверил своему клиенту? Ты не адвокат, м-р Хэй. Ты – шоумен. Твое место в балагане, вместе со шпагоглотателями, с пожирателями огня и жонглерами. – Она указала рукой на каменный фасад здания Уголовного Суда. – Тебе никогда не приходило в голову, что здесь, в залах правосудия, тебе не место?

Прежде чем Крис смог ответить, она ушла и бурлящая толпа у входа поглотила ее. Теперь он чувствовал не столько злость, сколько усталость и депрессию. Как будто она заглянула ему в самую душу и вытащила на свет божий грязь, накопившуюся там.

– Пропади все пропадом, – буркнул Крис и заторопился вниз по ступеням навстречу промозглой серости дня. Дождь все усиливался, и он почти бегом добрался до ожидающего его лимузина. Уселся рядом с Гейблом, захлопнул дверцу.

– Откуда хромота, адвокат? Что-то не замечал ее раньше.

Крис поморщился. Это все дождь. – Он не любил, когда ему напоминали о больной ноге. – Так, ничего. Старая травма бедра. – В машине было темно, как в катафалке.

– Спорт или война? – полюбопытствовал Гейбл. Он уже налил себе бокал шампанского из небольшой емкости, приготовленной заранее и охлажденной в холодильнике лимузина.

– И то, и другое, – ответил Крис. Он все еще думал о том, что сказала Аликс Лэйн.

– Вот как? – В первый раз с тех пор, как они познакомились, Маркус Гейбл посмотрел на Криса с интересом, – Продолжайте, – бросил он и повернулся к шоферу. – В Гриль-бар, Эдди. И дави на всю катушку. Я умираю с голоду.

– Есть, сэр.

Лимузин скользнул с тихую заводь центральной части Манхеттена и поплыл мимо домов-муравейников, возвышающихся над старыми улицами, преобразившимися так в атомный век, благодаря мечтам счастливчиков, владевших этой землей, разбогатеть на палладии, какао-бобах и замороженных свиных внутренностях.

– Итак, – напомнил Гейбл, – расскажите мне, что приключилось с вашим бедром.

Крис удивленно посмотрел на него.

– М-р Гейбл, – сказал он. – Вас только что признали невиновным в убийстве вашей жены. Неужели вы на это никак не отреагируете?

Гейбл бросил на него косой взгляд.

– А вы что, ожидаете, что я поглажу вас по головке за это? В честь чего? Это ведь ваша работа. Вам за нее хорошо заплатили. – Он пожал плечами. – Ну ладно. Мне понравилась та речь, что вы состряпали для меня. Просто класс. Все завтрашние газеты будут ее перепечатывать.

– Человек вы или нет? – не сдавался Крис. – Испытываете вы когда-нибудь хоть какие эмоции?

– Послушайте-ка, адвокат, какие бы эмоции я не испытывал, ни вы, ни кто-либо еще оттуда, – он кивнул на мир, пробегающий за затемненными окнами лимузина, – никогда не узнает. Это уж как пить дать.

Но после трех огромных стаканов виски с содовой в гриль-баре он заговорил немного по-другому.

– Вам сколько? – полюбопытствовал Гейбл. – Тридцать девять, сорок? Мне только что стукнуло пятьдесят. Что это значит для меня? Это значит, что я отдалился еще на один год от войны. – Они сидели за лучшим столиком в фешенебельном Гриль-баре на Второй авеню. Исцарапанный белый пол посыпан опилками. Стены увешаны увеличенными черно-белыми фотографиями звезд шоу-бизнеса с их автографами и теплыми пожеланиями в адрес Дона, владельца бара.

– Война, – задумчиво произнес Гейбл. – Конечно, она изменила меня. Как можно не измениться, побывав в этом сучьем адском пекле? Единственный способ остаться таким, как был, – это быть убитым. Всякий, кто утверждает противоположное, брешет как шелудивый пес.

Метрдотель приблизился к их столику, но, видя, что уважаемые посетители увлечены разговором, счел за благо не мешать им.

– И вот что я вам скажу, – продолжал Гейбл. – Я видал много парней, которые отказывались меняться. Иисус и Мария, это были конченные ребята. С первого взгляда было ясно, что конченные. Они знали, что попали в пекло, но не желали жить по его законам. Но, смею вас заверить, только черти выживают в аду. Те, кто понял, что война – это чистой воды анархия, кто приспособился к жизни в таких условиях, мобилизовав все свои внутренние ресурсы, – тот уцелел. Все остальные, так или иначе, погибли. Люди мерли, как мухи, в этих выжженных напалмом джунглях, на этих вонючих рисовых полях, где на каждом шагу тебя ожидает мина.

Гейбл сделал большой глоток виски и прополоскал полость рта, прежде чем проглотить.

– Вы сами прекрасно это знаете, поскольку были там, что урожай риса зависит от дождей. Так вот. В один из годов, когда я был во Вьетнаме, сезон дождей пришел раньше обычного. И вода, что стояла на их рисовых полях, была красной. Красной, как кровь, понимаете? Сотни наших морских пехотинцев нашли там смерть, разорванные на мелкие кусочки, – и удобрили своей кровью их долбаный рис. – Гейбл допил свой стакан. – Один Чарли, которого я взял в плен, смеясь, говорил мне, что у них в этом году будет шикарный урожай риса. Говорил и смеялся. Но, можете быть уверены, этот сукин сын сразу перестал смеяться, когда я ему отхватил член и заставил его сожрать. – Гейбл взял со стола меню. – Ну что, будем заказывать? Надо что-нибудь забросить в рот.

Крис не знал, смеяться ему или плакать. Что за человек этот Маркус Гейбл! Какая-то китайская головоломка с отвратительной, но притягивающей внешностью. Каждый раз, когда тебе кажется, что ты понял его характер, откуда-то выныривает другой, неожиданный аспект этой сложной личности, как гоблин из-под земли в Парке ужасов.

Гейбл заказал вырезку с жареным картофелем под слоем жареного лука. Крис заказал тунца на вертеле.

– Рыба, – сказал Гейбл, когда официант отошел, – вся она воняет кровью. – Он пожал плечами. – Опять отголоски войны, наверно. После Вьетнама я видеть не могу рыбу. Несколько лет назад мой дружок пригласил меня на морскую прогулку. У него яхта в Ист-Бэй Бридж – это одно из местечек на Длинном Острове[5]5
  Длинный Остров (Лонг Айленд) – пригород Нью-Йорка. Курортное место на побережье океана, где происходит действие многих романов Э. Ластбадера.


[Закрыть]. Роскошная серая с зеленым яхта шестидесяти пяти футов длины, которую он назвал «Моника» в честь своей любовницы-француженки. Ну, в общем, отправились мы на охоту за тунцом. Надо сказать, мой кореш – чертовски удачливый рыбак, и уже минут через двадцать ему удалось загарпунить настоящее чудовище весом эдак в четверть тонны. «Эй, Маркус, – сказал он через пару часов, когда ему удалось вытащить чудовище на палубу, – подойди и взгляни на этого детку». Я, конечно, не хотел подходить, но там была Моника. Ну что мне оставалось делать? Я подошел, поглядел – и меня вывернуло наизнанку прямо на эту сучью рыбу. – Гейбл засмеялся. – Хотите верьте, хотите нет, прямо на эту сучью рыбу. Богом клянусь!

Вот тут-то, прямо как по команде какого-то садиста, принесли их заказ. Гейбл не имел привычки болтать за едой. Он ел быстро, словно торопился на заседание совета директоров. Когда он отодвинул от себя пустую тарелку, Крис все еще ковырял своего тунца. Но это не помешало Гейблу вновь начать разговор, предварительно заказав двойной кофе с ликером.

– Итак, – сказал он, пожалуй, в еще более экспансивной манере, чем обычно, – расскажите мне, что случилось с вашей ногой. Тоже ранение, полученное во Вьетнаме?

– Нет, – ответил Крис. Он не был во Вьетнаме, как считал Гейбл, но признаться в этом ему сейчас было так же трудно, как и во время разговоров с его братом Терри. – В Париже.

– В Париже? – удивился Гейбл, помешивая ложечкой кофе. – Да бросьте вы меня разыгрывать. Не хотите же вы мне сказать, что воевали во Франции!

– В какой-то степени, да, – ответил Крис. – Я принимал участие в велогонке «Тур де Франс».

Гейбл рассмеялся. – Ну и ну! Называть чертовы гонки войной!

– Я был в составе команды из девяти человек, – объяснил Крис. – И мы проехали тысячу девятьсот миль за двадцать два дня. Стартовали в городке под названием Рубо, пересекли Бельгию и Голландию, перемахнули через Французские Альпы и финишировали в Париже. – Он продолжал ковырять свою рыбу. – Поверьте, это тоже была своего рода война.

– Но не как во Вьетнаме, – возразил Гейбл, с какими-то странными интонациями в голосе произнося слово «Вьетнам». Будто он говорил о женщине или о каком-то невероятно ценном предмете, являющемся его личной собственностью.

– Конечно, не как во Вьетнаме, – согласился Крис. – И сравнивать нечего.

– Почему не сравнить? Вот и ловля тунца, чтоб ему пусто было! Думаете легко этого поганца вытащить из моря? Тоже своего рода война. Облевал я его всего, как я уже вам рассказывал. Но, черт побери, я не в обиде, потому что Моника свела меня вниз, слизала пот у меня с лица, потом засунула свой язык мне в рот, освобождаясь тем временем от купальника. Вымотала меня, как сукиного сына, пока мой кореш возился со своим тунцом прямо у нас над головами.

Крис отказывался верить своим ушам. Так вот в чем, оказывается, была соль этой побасенки Гейбла про рыбу! Как обманывать свою жену и наставлять рога другу? – Ну а как ваша жена? – спросил он.

– Что жена?

– Она была с вами тогда?

– Нет, – ответил Гейбл. – Но даже если бы и была, то что из этого? Она бы узнала обо всем этом не больше, чем мой кореш.

– Но ведь вы говорили мне, что любите свою жену, м-р Гейбл.

– Говорил. Ну и что? Я вам многое говорил, адвокат, и, судя по тону, с каким вы это произнесли, чертовски рад, что говорил. Ваш тон подтверждает, что я был полностью прав насчет вас и что вам надо обязательно подыгрывать. Вы наивны, как сам Эллиот Несс. Знаете об этом?

Крис сидел абсолютно неподвижно.

– Вы хотите сказать, что лгали мне?

– Ничего я вам не говорю, – ответил Гейбл. – Но вы у нас настоящий гений по части чтения между строк.

– Значит, все-таки былалюбовница.

– Что с вами, адвокат? Да вы совсем побледнели!

– Случилась драка с женой? Именно так, как считала Аликс Лэйн? – Со все возрастающим ужасом он следил, как по лицу Гейбла расплывается прямо-таки волчья ухмылка. – Вы достали пистолет из столика и...

– Извините, м-р Хэй, – сказал внезапно появившийся у их столика официант. – Вас просят к телефону.

– Минуточку, – ответил Крис. Он не мог оторвать взгляда от жуткого лица Маркуса Гейбла.

– Говорят, что очень срочно, – прибавил официант.

– Я сказал, что подойду через минуту, – огрызнулся Крис.

Официант ушел, и он продолжал: – Вы достали пистолет и застрелили ее? Убили свою жену?

– Вы действительно думаете, я бы признался, даже если все было именно так, как вы расписываете?

Крис навалился грудью на заставленный тарелками стол:

– Я только что спас вашу шкуру, Гейбл. Я думаю, что заслуживаю того, чтобы вы сказали мне правду.

Гейбл закончил свой кофе, вытер губы.

– Ни хрена вы не заслуживаете, адвокат, и я вам сейчас объясню, почему. Ваши услуги обошлись мне по двести пятьдесят долларов в час, и, по совести говоря, вы стоите этих денег, вплоть до цента. Вы пришлете мне счет, и мой чек будет выслан вам в тот же день. Вот как я веду все свои дела. Он встал. – И это одно из моих дел, – ни больше, ни меньше.

– Вы сошли с ума, – промолвил Крис. – А, может, я сошел? – Он прямо-таки видел перед собой укоризненный взгляд глаз Аликс Лэйн. – Я вам поверил. Иначе я просто не взялся бы вести ваше дело.

– Э, бросьте вы это, адвокат, – осклабился Гейбл, театральным жестом обводя рукой вокруг. – Здесь никого нет, только мы, цыплята. Поберегите ваши жалкие слова о конституционных правах для прессы. У вас это здорово получается, и газетчики вас поэтому просто обожают. И именно поэтому я хотел, чтобы меня защищали именно вы.

– Я вас предупреждал, Гейбл, что вы должны мне говорить только правду.

– Конечно. Конечно. Я понимаю. С самого начала я сообщил вам все, что вам надо было знать. И не собираюсь ничего менять. – Он бросил на стол несколько сотенных купюр. – Эх, адвокат! Вы – гений, когда заходите в залу суда, но вы ни хрена не петрите в том, что происходит за ее пределами. Пора бы вам знать, что в жизни далеко не все вопросы имеют ответы.

Через пять минут Крис взял трубку, и ему сообщили, что в городке Турет-сюр-Луп на юге Франции убит его брат Терри Хэй.

* * *

Лейтенант Сив Гуарда наблюдал, как с потолка капает вода. На улице шел сильный дождь, и было ясно, что этот дом нуждается в капитальном ремонте уже лет десять. Он и не заваливается, наверно, лишь потому, что с обоих сторон его подпирают такие же закопченные, ветхие здания.

Кап, кап, кап.Потом капель превратилась в заправскую течь. Подняв голову, Сив мог слышать, как за стенами бегают крысы, попискивая, когда надо уступить дорогу вторгшейся на их территорию воде.

Сив стоял в темноте лестничной площадки на самом верху этого заведения, одной ногой на последней ступеньке лестницы. Темнота сейчас была его верным союзником, и он старался раствориться в ней. Сквозь окно, не закрывающееся из-за векового нароста сажи, доносилась быстрая речь на кантонском диалекте, поднимающаяся на вопросительных словах, заканчивающих предложения, подобно морским волнам. Вместе с этими звуками доносились и запахи аниса, поджаренной свинины, специй, перебивающие запах мочи, пропитавший лестничную площадку. Сиву приходилось бывать по делам в Гонконге, и он мог засвидетельствовать, что смешения запахов там идентичны этому. За этим закопченным окном была Нью-йоркская улица под названием Пэлл-стрит, а вовсе не Гонконгская Лэддер-стрит, но разницы между ними особой не было.

Держа наготове свой револьвер, Сив настороженно прислушивался. Только один раз он рискнул посмотреть на часы. Прошло семь минут после переговоров с Питером Чаном, и, памятуя о том, что за тип этот Чан, – это опасный знак.

Сив снова перебрал в уме все основные факты, имеющие отношение к ситуации, в которой они оказались. Питер Чан, известный среди китайцев как Дракон Чан, стоял во главе банды торговцев наркотиками. Говорили, что ему принадлежит половина Чайна-Тауна, и даже те предприятия, которые ему не принадлежали, ежемесячно платят ему дань, чтобы не быть стертыми с лица земли. Сив помнил, как в прошлом году на Пэлл-стрит сгорело три магазина. Хотя доказать это было невозможно, однако, по единодушному мнению людей Сива, таким образом Дракон рассчитался с непокорными, чтобы другим неповадно было.

Задолго до этого, однако, этот район стал для Сива объектом особого внимания. По личному указанию мэра, обеспокоенного тем, что торговля наркотиками грозила задушить Чайна-Таун, да и весь Нью-Йорк впридачу, ему предстояло провести здесь важную операцию. Выбор пал на Сива, частично, потому, что он провел восемнадцать месяцев в Гонконге, Таиланде и в самых опасных районах плато Шан в Бирме, работая на федеральное Агентство по Борьбе с Наркобизнесом (АБН), изучая пути, по которым в Европу и Америку поступал товар, именуемый в Азии «слезами мака». Он до сих пор поддерживал связи с АБН и, через них, с международными организациями по борьбе с распространением наркотиков.

Со всех точек зрения было ясно, что необходимо хорошенько окопаться в Чайна-Тауне, прежде чем попытаться искоренить зло, представляемое для общества Драконом Чаном. Сив бегло говорил на кантонском диалекте, и это тоже очень помогало в деле. Все полицейские китайского происхождения, находившиеся под его началом, доверяли ему беспрекословно. Они бы последовали за ним на дно моря, если бы он приказал.

Но был и еще один фактор, по которому именно Сиву Гуарде было поручено это важное и опасное дело. Начальству было хорошо известно, что если Сив чему и верил в жизни, то это строчке из Блэза Паскаля, которую он выгравировал на куске полированного гранита и поставил на свой рабочий стол вместо таблички с его именем: «Функция власти в том, чтобы защищать».

Сиву не надо было оглядываться для того, чтобы убедиться, что его поддержка – на месте. Двое из его людей притаились в темноте вниз по лестнице. На мгновение сквозняк донес до него запах оружейного масла, которым были смазаны их пушки, прежде чем другие, более сильные запахи перебили его.

Вот уже десять минут прошло после переговоров с Драконом.

Во всяком случае, хорошо, что, кроме них, в здании никого нет, думал Сив. Ушло целых шесть месяцев на то, чтобы обнаружить этот бордель, куда частенько наведывался Дракон Чан, и еще семь – чтобы внедриться в него. Господи, думал Сив, сколько бессонных ночей, сколько упаковок маалокса, сколько порушенных человеческих связей стоит за этим, – он уже и со счета сбился.

Тринадцать месяцев самой напряженной работы за все время его работы в полиции. И все ради одной цели: задержать Питера Чана, этого чертова Дракона. Расставленная западня была уже готова захлопнуться, когда пара идиотов из полиции нравов, обуреваемых жаждой деятельности, ворвались в бордель, чтобы арестовать какую-то мелкую сошку. Как это могло произойти? – спрашивал себя Сив в сотый раз. Почему их не предупредили на инструктаже при заступлении на смену? Какой черт надоумил их влезть в этот квартал именно сейчас?

Но, так или иначе, они нарвались прямо на Дракона, чьи телохранители пристрелили их на месте. И, когда Ричард Ху, один из людей Сива, убил телохранителей, ворвавшись в комнату, Чан застрелил и его.

Господи Иисусе, думал Сив, уже трое полицейских погибло! Быть на пороге удачи, – и так вляпаться! Почти триумф обернулся почти катастрофой[6]6
  Киплинговская аллюзия: Ср. в его стихотворении «Если...»: «Равно встречай триумф и катастрофу...»


[Закрыть].

Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что Дракон был все еще в комнате с заложницей – с той женщиной, с которой он развлекался, когда эти идиоты ворвались.

Теперь цели операции изменились. Задержание Чана приобретало для Сива вторичный интерес, на первый план выдвигалась задача сохранить живыми всех находящихся в данный момент в борделе. Их жизни – ответственность Сива. Включая и тех болванов. Это его просчет: он должен был заметить их вовремя и перехватить, прежде чем они ворвались в здание. Не получилось. Сив еще разберется в том, кто здесь виноват. Он человек дотошный и всегда добирается до истины. Но это будет потом, не сейчас. Сейчас кризис еще не миновал.

Крысы, вроде, выбрались из подмоченного места, и в доме наступила полная тишина. Как в склепе. Снаружи в небесах по-прежнему громыхало.

Сив вгляделся в темноту. Прямо перед ним была дверь в комнату. Не спуская с нее глаз, он скользнул через лестничную площадку. За спиной он слышал, что его люди тоже подымаются сюда. Когда он был на расстоянии вытянутой руки от двери, она слегка приоткрылась и из комнаты до него долетел пронзительный женский визг, за которым последовал такой шквал ругани на кантонском диалекте, выпаленный с такой скоростью, что Сив не разобрал и половины. Затем последовала абсолютная тишина.

Дверь так и осталась приоткрытой. Из щели пробивалась ослепительная полоска света, падающая на ручеек дождевой воды, бегущий от раскрытого окна вдоль по половицам.

– Ченг неих маан-гонг -попросил Сив. Нельзя ли помедленнее?

Еще один шквал ругательств. Но на этот раз Сив понял все нехорошее, что Дракон думал про его маму.

Мнение бандита о его родительнице не очень заинтересовало Сива. Его больше беспокоила женщина.

– Ни-го неуи-цзяй цоу-мат е а? – спросил он. Что случилось с девушкой?

Ответом был злобный смех за дверью. – Кеуи син-дай. – Поскользнулась и упала, – понял Сив.

– Я тебе не верю, – крикнул он, решив действовать напрямую.

За дверью послышался шум, затем она открылась еще шире и в проеме Сив увидел лицо молодой китаянки. К ее черепной кости за правым ухом приставлено дуло пистолета.

Только доли секунды видел Сив выражение лица девушки, но и этого было достаточно. Ужас, сквозивший в ее глазах, казалось, заполнил собою весь коридор.

– Ну а этомуты веришь? – осведомился Дракон Чан.

– Не надо! – крикнул Сив, но в то же мгновение Чан нажал на курок. Кровь брызнула во все стороны с того места, где только что было ухо девушки. Она страшно закричала, и Дракон рывком втянул ее назад в комнату.

Ах ты, сукин сын, думал Сив, наблюдая, как кровь стекает со стены, смешиваясь с дождевой водой на полу. Надо как-то проникнуть внутрь. Медленно двинулся к дверям.

– Подойди еще на шаг ближе, и я вышибу из нее мозги, да так, что они попачкают твою чистенькую сорочку.

Голос Дракона раздался так близко, что Сив замер на месте, слившись с тенями коридора.

Не суетись, внушал себе Сив. – Кто еще с тобой?

– Ах, и это тебе интересно! Она единственная, кто еще жив.

– Брось ты это, Дракон, – предупредил Сив, преднамеренно назвав Чана его китайским прозвищем. – Твое положение безнадежно. С какой стороны ни посмотреть, ты уже на лопатках.

– Я слыхал о тебе, – промолвил Дракон. – Ты – ло фаан,умеющий говорить по-нашему. – Ло фаанзначит варвар: так китайцы говорят о всех людях европейского происхождения. – С каким удовольствием я вышиб бы и твои мозги!

Именно этого и ждал Сив.

– Я предоставлю тебе такой шанс, если хочешь, – сказал он. – Предлагаю себя за девушку. Честный обмен, а? Зачем тебе ее жизнь, Дракон? Она просто несчастная жертва. А вот я – я давно охочусь за тобой. Ее убивать тебе никакого интереса нет.

– Еще как есть! – откликнулся Дракон.

– Нет, неинтересная это игра, – подначивал Сив, зная, что игра и секс – две главные страсти Питера Чана по прозвищу Дракон. – Ей уже и так досталось, и она тебе ничего плохого сделать не может. А я могу, и сделаю, дай мне только шанс. Хочешь сыграть со мной на жизнь и смерть? Я слыхал, ты мастер играть.

Тишина. Только дождь стучит в открытое окно, посылая ручейки по полу коридора. Даже крысы присмирели, очевидно, наблюдая, чем это кончится.

– Пожалуй, в твоих словах есть смысл, – сказал, наконец. Дракон, и Сив издал вздох облегчения. – Но сначала убери своих фараонов с этажа.

Сив повернулся и жестом приказал своему прикрытию отойти к лестнице. Они неохотно выполнили требования. – Сделано, – крикнул он Дракону.

– А теперь положи свою пушку на пол так, чтобы я мог видеть ее.

– Так я не играю, – сказал Сив. – Я уже видел, что твоя пушка может наделать.

Дверь в комнату, заскрипев, открылась полностью. – Мы их положим одновременно, – заверил его Дракон.

Сив медленно нагнулся, кладя свой револьвер на пол коридора. В то же самое мгновение и Питер Чан положил свой пистолет на виду у Сива.

– А теперь отпусти девушку, – сказал Сив.

– Сначала зайди сюда, – возразил Чан. – Ты что, думаешь, я ее так просто возьму и отпущу?

Сив сделал глубокий вдох, будто ныряя в воду, и подошел к дверному проему, щурясь от яркого света. Перед ним стоял Питер Чан, худой, как щепка, человек среднего роста с широким, лунообразным лицом, типичным для выходцев из Кантона. Раньше он стоял у окна, очевидно, опасаясь нападения оттуда, теперь же вышел на середину комнаты, по-прежнему держа девушку. Сив старался не глядеть на нее, чтобы не показать своей слабости, но периферическим зрением видел, что она близка к обмороку. Вся правая сторона лица и плечо ее были в крови.

– Заходи, – приглашал Дракон.

– Сначала отпусти ее.

– Ты слышал, что я сказал. – Дракон раскрыл складной нож. Сталь сверкнула в ярком свете, заливающем комнату.

– У нас с тобой уговор.

Все тот же злобный смех. – Какой может быть у меня договор с ло фааном? – Дракон презрительно фыркнул. – Ты думаешь, что если ты умеешь говорить по-нашему, ты уже и не варвар? – Он плюнул прямо под ноги Сива, отшвырнул прочь девушку и сделал быстрый шаг вперед. Кончик лезвия ножа уперся Сиву в горло. – У меня и в мыслях не было отпускать ее.

Волчья ухмылка расплылась по лицу Дракона, заливая его, как солнце заливает неуютный зимний пейзаж. Сила, сосредоточенная в этом взгляде, преобразила лицо. – Я ставил на то, что заманю тебя в ловушку, и я выиграл.

– Дай мне убедиться, что девушка в безопасности, а потом мы с тобой поговорим.

– Никаких условий, ло фаан.

Сив понял: из всех горячительных напитков Чан предпочитал власть. Другие – Сив встречал много подобных людей – жили ради денег или женщин. А Дракон жил ради того, чтобы подчинять своей воле других людей, используя для этого в качестве орудия наркотики.