Текст книги "Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой"

Эрик Вайнер
Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой

посвящается Шэрон

В эти дни войн и разговоров о войнах, разве вы не мечтаете о месте, где царили бы мир и спокойствие и жизнь была бы не борьбой, но сплошным наслаждением?

«Потерянный горизонт», реж. Фрэнк Капра, 1937

The Geography of Bliss:

One Grump’s Search for the Happiest Places in the World by Eric Weiner

© Copyright © 2008 by Eric Weiner

© This edition published by arrangement with Center Street, New York, New York, USA. All rights reserved

© Каширина Н.А., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО «»Издательство «»Э»», 2018»

Пролог
Счастье доступно всем

Сумки собраны, провизия приготовлена. Я готов к приключению. Итак, одним летним днем я вытащил своего друга Дрю открывать новые миры и, как я надеялся, заодно найти по пути немного счастья. Я всегда верил, что счастье – где-то за углом. И вся штука в том, чтобы найти правильный угол.

Довольно скоро Дрю начал нервничать и умолять меня повернуть назад. Но мною двигало непреодолимое любопытство: что ждет нас впереди? Опасность? Волшебство? Я должен был выяснить. И по сей день я уверен, что достиг бы желаемого независимо от того, где оно было, если бы окружная полиция Балтимора скоропалительно не решила, что обочина магистрали – не лучшее место для двух пятилетних детей.

У кого-то появляется зуд путешественника. Кто-то рождается с ним. Моя болезнь не заявляла о себе долгие годы после нашей неудавшейся экспедиции с Дрю. Но после колледжа она проявилась с новой яростной силой. Я отчаянно хотел увидеть мир, причем желательно за чужой счет. Но как? У меня не было каких-то полезных талантов, зато было притупленное чувство морали и довольно мрачный нрав. Так что я решил стать журналистом.

В качестве иностранного корреспондента для Национального Общественного Радио я посетил Ирак, Афганистан и Индонезию – не очень-то счастливые места. Но на определенном уровне это имело смысл. Неосознанно я постигал первый закон писательства: пишите о том, что знаете. И так, с блокнотом в руке, с катушечным диктофоном, перекинутым через плечо, я и бродил по миру, рассказывая истории о мрачных и несчастных людях. А правда заключается в том, что несчастные люди, живущие в глубоко депрессивных местах, – отличный материал для хорошей истории. Они, как локомотив, тянут тебя и вдохновляют на пафос и глубину.

Но они также могут стать настоящей занозой.

Что, если, задался я однажды вопросом, провести год, путешествуя по миру в поисках не самых проблемных точек, но, напротив, неожиданно счастливых мест? Мест, которые обладают одним или более ингредиентами, необходимыми для приготовления блюда под названием «счастье»: деньги, удовольствия, духовность, семья или просто шоколад. По всему миру миллионы возможностей открываются нам каждый день. Что, если бы вы жили в стране, где никто не платит налоги? Или там, где неудачи приветствуются? А если бы вы жили в настолько демократической стране, что имели бы возможность голосовать семь раз в год? Или в месте, где не нужно слишком много думать? Были бы вы счастливы тогда?

Именно это я и намеревался выяснить, и результатом этого, по общему признанию, безрассудного эксперимента стала книга, которую вы сейчас держите в руках.

Я родился в год рождения Смайлика: 1963. Именно тогда графический дизайнер из местечка Вустер, штат Массачусетс, по имени Харви Болл придумал ныне уже вездесущую желтую ухмыляющуюся рожицу. Изначально изобретение Болла было предназначено для увеселения работников страховой компании, но со временем оно стало символом незамутненного, концентрированного Американского счастья.

Радостная иконка Болла никогда не производила своего магического эффекта на меня. Я не жизнерадостный человек и никогда таким не был. В детстве моим любимым персонажем «Винни-Пуха» был ослик Иа. С общепринятой точки зрения я, скорее всего, могу считаться нормальным. Счастье в этой жизни, на этой земле всегда было призом, зарезервированным для богов и редких везунчиков. При всем этом общепринято, что счастье – это то, что доступно всем и непременно должно быть достигнуто. Потому-то я, как и миллионы других людей, страдаю от уникального современного недуга, который историк Даррин МакМахон называет «несчастье не быть счастливым». И ничего веселого в этом нет.

Конечно, я работаю над собой. Я познакомился с множеством книг о саморазвитии. Моя книжная полка возвышается памятником экзистенциальной тоске, наполненная книгами, все как одна утверждающими, что счастье на самом деле находится внутри меня. И если я недоволен, то все дело в том, что я не копаю достаточно глубоко.

Эта теорема индустрии саморазвития настолько глубоко укоренилась, что стала аксиомой. Есть лишь одна проблема. Это неправда. Счастье не внутри нас, оно снаружи. Или, точнее, граница между «снаружи» и «внутри» не столь резкая, как мы думаем.

Британский философ Алан Уоттс в одной из своих замечательных лекций по восточной философии использовал такую аналогию: «Если я нарисую круг и спрошу, что я нарисовал, большинство ответит, что это круг, диск или шар. Очень немногие предположат дыру в стене, потому что люди преимущественно думают о том, что внутри, а не о том, что снаружи. Но на самом деле эти две стороны гармонируют – у вас не может быть «здесь», если у вас нет «там»…»

Другими словами, то, где мы, – необходимость для определения того, кто мы.

Под «где» я подразумеваю не только физическое присутствие, но также и культурную среду. Культура – это море, в котором мы плаваем, такое всеобъемлющее, что мы его не замечаем, пока не выходим из него. И оно имеет куда большее значение, чем мы думаем.

При этом мы подсознательно придумываем себе географическое положение счастья. Мы говорим о поиске счастья, поиске довольства так, будто это точки на карте, куда мы могли бы добраться, имея правильную карту и навыки навигации. Если вы когда-нибудь в отпуске где-то, скажем, на Карибском острове, ловили себя на короткой мысли – «я мог бы быть счастлив здесь», вы знаете, о чем я говорю.

Лишь за тонкой занавеской скрыта, конечно же, манящая концепция, известная как «рай». Она уже довольно долгое время путает нас, земных людей. Платон грезил Благословенными островами, где счастье лилось бы теплыми волнами Средиземного моря. До восемнадцатого века было принято считать, что библейский рай, Эдемский сад, – реальное место. Оно даже было отмечено на карте – расположенное, по иронии судьбы, между Тигром и Евфратом. Там, где сегодня находятся Ирак и Сирия.

Европейские исследователи снаряжали экспедиции на поиски рая, изучив арамейский – язык Иисуса Христа. Я отправился на поиски рая, не зная арамейского, но говоря на языке современных апостолов формирующейся науки о счастье. Я освоил такие термины, как «позитивный эффект» и «гедоническая адаптация». Я не взял с собой Библию, лишь захватил пару изданий «Lonely Planet» и убежденность в том, что, как сказал Генри Миллер, «пункт назначения – это не место, а новый способ смотреть на вещи».

Итак, в один типичный жаркий день в Майами (по мнению многих, настоящего рая на земле) я паковал чемоданы и покидал дом ради одного примерно столь же глупого (я очень хорошо понимал это) начинания, что и тот порыв пятилетнего ребенка. Как выразился Эрик Хоффер: «Поиски счастья есть одна из основных причин несчастья». Но тут все в порядке. Я уже несчастен. Терять нечего.

Нидерланды
Счастье в цифрах

Общеизвестен тот факт, что в человеческой природе заложена способность получать удовольствие от наблюдения за тем, как другие получают удовольствие. Это объясняет популярность двух индустрий: порнографии и ресторанов. Американцы преуспели в первой категории, но европейцы куда лучше во второй. Причем сама по себе еда или кофе практически не имеют значения. Однажды я слышал о кафе (правда, в Тель-Авиве), где посетителям за реальные деньги подавали пустые тарелки.

Современные кафе – это театр, где посетители одновременно и аудитория, и артисты. Я нашел замечательное место недалеко от моего отеля в центре Роттердама. Это большое и уютное современное заведение, но с историей. Замечательные деревянные полы выглядят так, будто их очень давно не полировали. Это то место, где вы можете часами сидеть с одним пивом, и я подозреваю, что многие люди именно так и поступают.

Все вокруг курят, так что я присоединяюсь и зажигаю небольшую сигару. Что-то в этом месте располагает меня к себе, и я начинаю обращать внимание на детали. Замечаю женщину, сидящую на барном стуле и закинувшую ноги на соседние перила таким образом, что они образуют небольшой подъемный мост, который она поднимает и опускает по мере того, как люди проходят мимо.

Я заказываю некое пиво Trapiste. Оно теплое. Обычно теплое пиво я не люблю, но это мне нравится. Меня окружает приятная голландская разноголосица. Она звучит знакомо, хотя я поначалу не могу себе представить почему. И вдруг меня осеняет. Голландский звучит совершенно так же, как английский, если говорить все слова задом наперед. Я знаю это наверняка, потому что множество раз слышал такое. В доцифровую эпоху мне приходилось редактировать свои записи на катушечном проигрывателе размером с телевизор. Это всегда вынуждало меня проматывать некоторые сегменты записи задом наперед. Так что, сидя в кафе со своей небольшой сигарой и теплым бокалом пива Trapiste, я задаюсь вопросом: если записать голландскую речь и проиграть ее задом наперед – будет ли это звучать как обычный английский?

Как вы уже, без сомнения, догадались, я человек, у которого много времени. В этом вся суть европейских кафетериев: ты не чувствуешь вину за то, что задерживаешься надолго. Неудивительно, что большинство великих мировых философов вышли из Европы. Они приходили в кафе и отпускали сознание бродить до тех пор, пока какие-нибудь радикальные мысли о новой философии, скажем, экзистенциализме, не рождались в их головах. Но я здесь не для того, чтобы изобрести новую философскую школу. Точнее, не совсем для этого. Я занимаюсь тем, что французы называют la chasse au bonheur. Охота за счастьем.

В частности, моей добычей является голландский профессор по имени Рут Винховен: отец исследований в области счастья. Винховен работает над тем, что называется Всемирной базой данных счастья. И я не шучу. Профессор собрал в одном месте всю сумму человеческих знаний о том, что делает нас счастливыми, а что нет, и, что является особенно интересным для меня, в каких местах люди больше всего счастливы. Если и есть действительно дорожная карта счастья вокруг нас, своеобразный атлас блаженства, то Рут Винховен наверняка знает об этом.

Я с неохотой покидаю кафе и возвращаюсь в свой отель на ужин. Роттердам не очень красивый город. Он довольно серый и скучный, с небольшим количеством представляющих хоть какой-то интерес достопримечательностей. Тем не менее население города – смесь голландцев и иммигрантов, зачастую мусульман, – позволяет обнаружить довольно любопытные контрасты.

Секс-шоп «Клеопатра», витрина которого представляет собой собрание слишком уж реалистичных фаллоимитаторов, находится лишь в одном квартале от Пакистанского Исламского центра. В какой-то момент я ловлю запах марихуаны, душистый аромат голландской толерантности – топлива для секонд-хендов. Два квартала спустя я вижу пьяного на лестнице, свисающий с витрины гигантский желтый пивной бокал и одновременно двух уроженцев Ближнего Востока, синхронно целующих друг друга в щеки в знак приветствия. Я не знаю точно, откуда они, но некоторые из иммигрантов приезжают сюда из стран, где алкоголь под строжайшим запретом, а женщины ходят закутанными с головы до ног. В их новом доме узаконены и марихуана, и проституция. Неудивительно, что напряжение так и висит в воздухе, смешиваясь с запахом каннабиса.

Столовая в отеле небольшая и уютная. Голландцы умеют создавать уют. Я заказываю суп из спаржи. Он хорош. Официант забирает посуду и затем спрашивает:

– Теперь, может быть, вы бы хотели расслабляющего блюда?

– Простите?

– Расслабляющего блюда. Вы можете заказать.

Ничего себе, думаю я, эти голландцы действительно свободны от любых предрассудков. И тут меня осеняет, что он говорит совершенно о другом – речь на самом деле о еде (тут следует добавить, что именно так в некоторых отелях называют пятый прием пищи между ужином и завтраком).

– Конечно, – отвечаю я с облегчением. – Было бы очень хорошо.

И я получаю желаемое. Прямо здесь, посреди столовой гостиницы Hotel van Walsum. И мне очень нравится этот неторопливый рацион. Я потягиваю свое пиво, глядя в пустоту и, в общем-то, ничего не делаю до тех пор, пока официант не приносит жареного лосося, указывая тем самым, что на этом мой набор расслабляющих блюд заканчивается.

Утром я сажусь в метро и отправляюсь к своему Священному Граалю – Всемирной базе данных счастья, или ВБС. «Счастье» и «база данных» – не самые сочетаемые понятия, но в данном случае это уместно. Всемирная база данных счастья – это светский ответ всем сразу: Ватикану, Мекке, Иерусалиму и Лхасе. Здесь вы можете одним щелчком мыши получить доступ ко всем секретам счастья. Секретам, основанным не на эфемерных откровениях в какой-нибудь древней пустыне, но на современной науке. Секретам, написанным не на пергаменте, но на жестких дисках, написанным не на арамейском языке, но на языке нашего времени – бинарном коде.

От метро до моей точки назначения несколько кварталов пути. Я мгновенно разочаровываюсь. Студенческий городок, в котором расположена ВБС, больше похож на офис в пригороде, чем на центр блаженства и хранилище знаний о человеческом счастье. Я стараюсь стряхнуть это чувство. В конце концов, чего я ожидал? Домика волшебника из страны ОЗ? Фабрику Вилли Вонки с умпа-лумпами, которые бы бегали кругом с криками «мы получили его, мы получили его – секрет счастья»? Нет, конечно нет. Но я надеялся на что-то несколько менее прозаичное. Больше знаешь – меньше радуешься.

Я иду по невзрачному коридору и стучу в невзрачную офисную дверь. Человек с голландским акцентом кричит, что я могу войти. Вот и он. Доктор Будьсчастлив собственной персоной. Рут Винховен – элегантный мужчина; я думаю, ему слегка за шестьдесят. У него борода с сильной проседью и светлые, пронзительные глаза. Он одет во все черное – стильное, не траурное. Его лицо мне смутно знакомо, вскоре я понимаю почему: он похож на Робина Уильямса, как если бы последний был голландцем – такой же энергичный и с немного ехидной ухмылкой. Он встает со своего кресла, подает мне руку и визитную карточку, на которой написано «Рут Винховен, профессор исследований в области счастья».

Его офис выглядит типичным профессорским: повсюду газеты и книги; не особо грязный, но и не самый опрятный кабинет, в котором я когда-либо был до сих пор. Подозрительно, но нигде не видно Смайлика. Винховен наливает мне чашку зеленого чая. Затем он погружается в молчание и ждет, когда я начну беседу.

Я не знаю, что сказать. Будучи журналистом, я провел сотни интервью. Я говорил с королями, президентами и премьер-министрами, не говоря уже о главах террористических организаций, таких, как Хезболла. Тем не менее, сидя здесь, напротив этого дружелюбного профессора, похожего на Робина Уильямса, я растерялся. Часть меня, та часть, которая отчаянно жаждет душевного спокойствия, хочет закричать: «Доктор Винховен, вы решили все уравнения, вы изучали счастье всю свою профессиональную жизнь, дайте же ее мне. Дайте мне чертову формулу счастья!»

Но я этого, конечно, не говорю. Меня спасают годы тренировок, привычка сохранять дистанцию с объектом моих исследований и никогда, никогда не говорить слишком много о себе. Я как полицейский во внерабочее время, ужинающий со своей семьей, но не способный прекратить следить за рестораном на предмет потенциальных преступников.

Так что вместо того, чтобы излить душу, я прибегаю к старой уловке, используемой журналистами и женщинами, которые хотят приободрить собеседника.

– Доктор Винховен, – говорю я наконец, – расскажите мне о себе. Как вы попали в индустрию счастья?

Винховен радостно откидывается в кресло. Его молодость пришлась на 1960-е, когда сокурсники баловались дурью, носили футболки с Че Геварой и рассуждали об идеальном обществе. Винховен от дури, конечно, не отказывался, но футболки с Че Геварой не носил, а вот «идеальные общества» в странах восточного блока находил занимательными. Но вместо того чтобы судить о них по их системе, он думал о том, чтобы попробовать оценить их по результатам. Счастливы ли жители этих стран? Героем Винховена был не Че Гевара, а далекий от социализма британский адвокат Джереми Бентам, известный своим утилитарным принципом «максимальное счастье для максимального количества людей». Винховен с удовольствием носил бы футболку с его изображением, если бы она существовала.

Винховен был студентом социологического факультета. Социология в то время представляла собой науку, которая изучала только болезни и дисфункции обществ. Ее сестра – психология – изучала болезни ума. Но только не молодой Рут. Его интересовали здоровые умы и счастливые места. Однажды, смущенно, но решительно, Винховен постучался в дверь своего профессора и поинтересовался, мог ли бы он изучать счастье. Его профессор, человек трезвомыслящий и придерживающийся твердых академических основ, без тени сомнения сказал ему замолчать и никогда не употреблять больше это слово. Счастье не было серьезным предметом.

Винховен ушел посрамленный, но втайне ликующий. Он знал, что нашел что-то стоящее. И так случилось (хотя молодой голландский студент в то время еще не знал об этом), но во всем мире у социологов просыпался интерес к новой дисциплине – к изучению счастья. Сегодня Винховен находится на передовой науки, производящей сотни научных работ ежегодно. Проводятся конференции, выходят научные статьи о счастье, и есть даже Журнал исследований счастья («Journal of Happiness Studies»), основателем и главным редактором которого является Винховен.

Студенты Университета Клермонт-Грэдуэйт в Калифорнии сегодня получают ученые степени в позитивной психологии – в области изучения счастья.

Некоторые коллеги Винховена до сих пор думают, что старый профессор был прав и что исследование счастья ошибочно и глупо. Но тем не менее они не могут игнорировать его науку. Его исследования повсюду – их публикуют, на них ссылаются в научных статьях, а в академическом мире это означает, что они имеют вес.

Конечно, идея созерцания счастья не нова. Древние греки и римляне делали многое на этой ниве. Аристотель, Платон, Эпикур и другие бились над вечными вопросами. Что такое хорошая жизнь? Является ли удовольствие тем же, что и счастье? Когда же мы изобретем вечный внутренний источник счастья?

Позднее к грекам и римлянам присоединились другие просвещенные мужи из мест куда более северных, которые потратили огромное количество времени в кафе, созерцая бурлящую за окном жизнь, порой сложную и неоднозначную. Такие люди, как Кант, Шопенгауэр, Милль, Ницше и позже – Ларри Дэвид, тоже много говорили о счастье.

А еще есть религия. Что такое религия, если не руководство к счастью и блаженству? Каждая религия учит своих последователей тому, как прийти к счастью в этой жизни или следующей через смирение, медитации, преданность или же – если вам случилось принадлежать к иудейской или католической вере – через чувство вины.

Все это может быть полезно, поучительно даже, но это, конечно, не наука. Это мнение. Конечно, обоснованное, но все же мнение, а в современном мире мы мнения практически не учитываем, только если они не наши собственные, и то не всегда. Но что мы действительно уважаем и на что всегда обращаем внимание, так это на науку – академическую или популярную. Прежде всего, мы любим хорошее исследование. Журналисты на уровне инстинктов знают, что для того чтобы завладеть вниманием людей, нужно произнести эти три слова: «Новое исследование показало». И не очень принципиально, что следует за ними. Новое исследование показало, что красное вино вас лечит/убивает. Новое исследование показало, что домашние задания отупляют/развивают вас. Особенно нам нравятся исследования, которые вызывают доверие, подтверждая наши собственные особенности и пристрастия. К примеру, «новое исследование показало, что у умных людей стол грязный» или «новое исследование показало, что ежедневный метеоризм приводит к долголетию».

Поэтому, чтобы новая наука о счастье была принята всерьез, необходимы исследования. Также, прежде всего, необходим словарь – серьезный лексикон. Одного лишь слова «счастье» недостаточно. Оно звучит слишком легкомысленно и понятно. Эта проблема требовала решения. В итоге исследователи придумали новый термин «субъективное благополучие». Замечательно же! Мало того что это сложносочиненное и практически непроницаемое для дилетантов понятие, так оно еще и сокращается в совсем уж загадочную аббревиатуру СББ. Сегодня, если вы хотите найти самые последние исследования в области счастья, именно это словосочетание вам нужно гуглить. Следом появились другие терминологические головоломки. Например, «позитивное состояние» – это когда кому-то хорошо, а «негативное состояние» – это, как вы наверняка догадались, когда кому-то плохо.

Дальше новой науке о счастье необходимы данные. Цифры. Зачем еще нужна наука, если не для цифр, желательно больших, с кучей знаков после запятой?

Но как ученые получают эти цифры? Они что-нибудь измеряют. О нет, только не это! Ключевой КПП. Как можно измерить счастье? Счастье – это чувство, настроение, взгляд на жизнь. Оно не может быть измерено.

Или может? Нейробиологи из Университета штата Айова выявили области мозга, отвечающие за хорошее или плохое настроение. Они обнаружили их, исследуя добровольцев (студентов, которым всегда нужны быстрые деньги) с помощью МРТ. Испытуемым показывали серию снимков. Когда это были приятные картинки – красивые пейзажи или играющие дельфины – активировалась предлобная доля. Когда людям показывали неприятные образы – птица, облитая маслом, мертвый солдат с развороченным лицом – активизировались более примитивные участки мозга. Радостные эмоции, другими словами, активизируют те области мозга, которые были развиты позже других. Это поднимает интригующий вопрос: стоит ли нам стремиться к счастью не только по личным причинам, но и ради эволюции?

Исследователи развлекаются и другими способами измерения счастья, исследуя гормоны стресса, сердечную деятельность, а также то, что называется «системой кодирования лицевых движений» – подсчетом того, сколько и как мы, например, улыбаемся. Все эти методы довольно многообещающи, и вполне вероятно, что в один прекрасный момент ученые смогут измерить уровень вашего счастья так же, как врач сегодня измеряет температуру.

Сегодня, тем не менее, исследователи измеряют счастье далеко не так технологично, как вы себе представляете, но вполне утилитарным методом. Они спрашивают людей о том, счастливы ли они. Я не шучу. «Учитывая все факторы, которые имеют значение, можете ли вы сказать, что счастливы сегодня?» – именно этот вопрос, так или иначе, исследователи задавали людям по всему миру в течение последних примерно сорока лет. Рут Винховен и его коллеги утверждают, что ответы на удивление точны. «Вы можете быть больны и не знать об этом, – объясняет ученый. – Но вы не можете быть счастливы и не понимать этого. По определению, если вы счастливы, вы точно это знаете».

Может быть, он и прав, но все же способность человека к самообману не стоит недооценивать. Действительно ли мы способны ощущать и понимать наше собственное счастье? Например, когда мне было семнадцать, я думал, что совершенно счастлив, независимо от мира. Оглядываясь назад, я понимаю, что просто не нюхал пороху. Ну и пиво, конечно, сыграло свою роль. Я думаю.

Еще один камень преткновения на пути к счастью: разные люди определяют счастье по-разному. Ваше представление о счастье не может быть таким же, как у меня. Мое любимое определение счастья было сказано одним очень несчастным человеком по имени Ной Вебстер. Когда он написал первый американский толковый словарь в 1825 году, он определил счастье как «приятные ощущения, которые рождаются у человека от наслаждения хорошими вещами». Этим все сказано. Он говорит о «приятных ощущениях». Представляет счастье – чувством. Гедонистам было что сказать на этот счет. Они говорили об «удовольствии», которое означает, что счастье – это чисто животное ощущение. И удовольствие от чего? От «хорошего» – слово, которое, как по мне, Вебстеру стоило монетизировать. Хорошо. Мы хотим чувствовать себя хорошо, но по правильным причинам. Это одобрил бы Аристотель. «Счастье – это добродетельная деятельность души», – говорил он. Добродетельная жизнь, другими словами, это счастливая жизнь.

Люди – существа последних пяти минут. В одном исследовании респонденты, которые нашли на дороге десять центов за пару минут до того, как им задали вопрос, говорили о куда более высоком уровне удовлетворенности, чем те, кто не нашел ничего. Исследователи попытались обойти эту особенность человеческой психики через то, что называется методом дискретизации. Они придумали небольшие носимые гаджеты для исследования и затем через них обращались к респондентам по десять раз в день. Ты сейчас счастлив? А теперь? Здесь, однако, нельзя забыть один из главных принципов квантовой механики. Сам акт наблюдения изменяет процесс. Вся эта пингомания, иными словами, неизбежно влияет на счастье испытуемых.

Кроме того, большинство людей предпочитает показывать миру свое счастливое лицо. Это объясняет, почему люди, как правило, сообщают о более высоком уровне счастья, стоя перед интервьюером лицом к лицу, а не отвечая по почте или через онлайн-опросы. Причем мы заявляем о еще более высоком уровне счастья, если наш интервьюер противоположного пола. Инстинктивно мы понимаем, что счастье – это сексуально.

Исследователи счастья, однако, быстро обезопасили свою работу. Во-первых, ответы людей со временем согласуются. Кроме того, исследователи подтверждают ответы при помощи, например, своих друзей или родственников: «Джо кажется вам счастливым человеком?» Оказывается, что эти внешние оценки, как правило, совпадают с нашим собственным восприятием уровня счастья. К тому же ученые измеряют уровень IQ отношением к вопросам, которые также субъективны – как, например, расизм. Так почему не счастье? Или нам взять на вооружение гипотезу Михали Чиксентмихайли, гиганта в области исследования счастья: «Когда человек говорит, что он “довольно счастлив”, никто не имеет права игнорировать это заявление или интерпретировать его противоположным образом».

Итак, предположив, что эти исследования счастья достаточно точны, что же они выявили? Кто же счастлив? И как я могу присоединиться к этим людям? И здесь на сцену выходит Рут Винховен и его база данных.

Винховен ведет меня в комнату, такую же непримечательную, как и остальная часть университетского городка. Внутри стоит с полдюжины компьютеров. Они укомплектованы небольшим штатом, в основном волонтерами – сотрудниками университета. Ни один из них не выглядит особенно счастливым. Но я опущу эту несогласованность, в конце концов, даже несколько упитанный диетолог может дать вам ценный совет по питанию.

Но здесь стоит выдержать паузу. На этих компьютерах, прямо напротив меня, все накопленные знания человечества о счастье. После того как социологи практически игнорировали эту тему в течение десятилетия, они сегодня во всем мире активно наверстывают упущенное, штампуя научно-исследовательские работы с поразительной скоростью. Сегодня счастье – это новая грусть.

Результаты исследования зачастую противоречат и друг другу, и здравому смыслу, что и ожидаемо, и удивительно. Во многих случаях суждения великих мыслителей прошлого века нуждаются в такой же проверке, как и суждения древних греков. Вот некоторые из выводов в произвольном порядке.

Экстраверты счастливее интровертов, оптимисты счастливее пессимистов, женатые люди счастливее одиноких, но родители несчастнее бездетных пар. Республиканцы счастливее демократов, религиозные люди счастливее атеистов, образованные люди счастливее окончивших только среднюю школу, люди с активной сексуальной жизнью счастливее воздерживающихся. Женщины и мужчины счастливы одинаково, хотя женщины имеют более широкий эмоциональный диапазон. Любимое дело делает вас счастливее, но не компенсирует горе потери любимого человека. В наименьшей степени люди счастливы, когда едут на работу, но при этом занятые люди счастливее безработных. Богатые люди счастливее бедных, но ненамного.

И что нам делать со всеми этими выводами? Жениться, но не заводить детей? Начать ходить в церковь? Получить ученую степень? Не так быстро. Социологи потратили кучу времени, разгадывая то, что называется «обратная причинно-следственная связь», в бытовом языке – проблема курицы и яйца. Например, здоровые люди счастливее больных, или же счастливые люди скорее будут следить за своим здоровьем и предупреждать болезни? Женатые люди счастливы, или, возможно, счастливые люди имеют больше шансов вступить в брак? Трудно сказать. Обратная причинно-следственная связь вносит деструктивный элемент во многие научно-исследовательские проекты. Но что я действительно хочу знать, так это не кто именно счастлив, но где они счастливы и почему. И когда я задаю этот вопрос, Винховен вздыхает и наливает еще одну чашку чая. На этот вопрос ответить сложнее. Можем ли мы сказать, в каких странах и какие народы счастливее других? Или же мой поиск счастливейших мест на земле закончился, так и не начавшись?

Во всех культурах есть слово для счастья, а в некоторых – понятий множество. Но действительно ли английское слово «hаppiness» означает то же самое, что и французское «bonheur», или испанское «felicidad», или арабское «saeada»?

Другими словами, можно ли перевести счастье? Можно, и это доказали швейцарцы. Они провели исследование на трех языках страны – французском, немецком и итальянском.

Все культуры ценят счастье, но по-разному. Страны Восточной Азии, как правило, подчеркивают гармонию и коллективную эффективность. И, вероятно, не случайно именно в этих странах зафиксирован куда более низкий уровень счастья – то, что ученые называют Восточноазиатским Разломом Счастья, что для меня звучит как Китайский Гранд Каньон. К тому же именно в этих странах наблюдается «разлом социальных ожиданий». Это беспокойство о том, что люди отвечают на вопросы в исследованиях не так, как они на самом деле чувствуют, но с оглядкой на то, как это будет воспринято обществом. Японцы, например, славятся скромностью и опасаются выделяться из общей массы, рачительно относятся к своему благосостоянию и вместе с тем не очень счастливы. Я жил в Японии многие годы и никак не мог привыкнуть к виду японских женщин, прикрывающих рты, когда они смеются или улыбаются, как будто стесняясь своей радости.