Текст книги "Писатели свободы. Как 150 «трудных» подростков и учительница бросили вызов стереотипам"

Дневник 16. Подростковая любовь и побег

мы только что дочитали «Ромео и Джульетту». Мне не верилось, что Джульетта закололась из-за парня, которого знала всего несколько дней. Наверное, я не так влюблена, как думала, потому что ради своего бойфренда никогда бы на решилась на такой бред.

Сначала, когда мы только начали читать эту книжку, я сравнивала себя с Джульеттой. Мы обе молоды и влюблены так, что не можем дня прожить без своего парня, только Джульетта влюбилась с первого взгляда, а мне понадобилось месяца два, чтобы вроде как влюбиться. И я тоже решила сбежать из дома в знак протеста против того, что родители не одобряли моего бойфренда. Но все вышло не так, как мы планировали.

Родители Джульетты нашли ее мертвой рядом с ее парнем. А мои, к несчастью, застукали меня живой рядом с моим. Повезло Джульетте, она умерла, не видела реакции родителей и избежала наказания. А я была жива, и мои родители, в отличие от Джульеттиных, не расплакались и не раскрыли мне объятия. Когда они подъехали к дому моего бойфренда, мать вышла из машины первой. Она заглянула мне в глаза, и я поняла, как ей стыдно за меня. Затем она подошла к моему бойфренду и начала читать ему нотации. А отец приблизился ко мне и заорал. А потом неожиданно засветил мне в глаз. Дальше они с матерью поменялись местами. Мать схватила меня за волосы и потащила в машину, а отец кричал на моего бойфренда. Я упала, потому что на мне были высокие каблуки, а мать тащила меня слишком быстро. Она визжала: «Levántate!»[9]9
  Вставай!


[Закрыть] «Туфля! Моя туфля упала!» – закричала я. Она подхватила мои туфли на платформе, я встала. Она втолкнула меня в машину и начала бить моими же туфлями. Я закрывала лицо ладонями и чувствовала, как каблук царапает мне руки. Она остановилась, только когда отец сел в машину.

Когда мы приехали домой, мать продолжала вопить на меня: «Eres tan estúpida por irte con un muchacho que ni siquieras conoces!»[10]10
  Ты такая глупая, что сбежала с парнем, которого даже не знала!


[Закрыть] Интересно, как бы реагировали на поступки их дочери родители Джульетты и как отвечала бы сама Джульетта. Я просто ушла к себе, не сказав ни слова. Родители вошли следом. И все твердили, чтобы больше я не виделась с моим бойфрендом. Запретили мне всё. Нельзя пользоваться телефоном, ни с кем общаться и никуда ходить. Именно поэтому я сейчас здесь, в классе мисс Г.

Мать решила, что мне лучше перейти в школу рядом с ее работой – в другом районе, докуда не меньше часа от дома. Она думала, если будет возить меня в школу и забирать обратно, я не смогу связаться со своим бойфрендом и забуду о нем. Но ничего не вышло.

Совсем как Джульетта, я нашла способ видеться с моим бойфрендом. Я удирала с уроков и звонила ему с телефона-автомата на территории школы. Мать понятия не имела, что происходит, пока меня однажды не застукала родня. Моя тетя ехала в том же автобусе, что и мы с бойфрендом.

Матери было стыдно, что ее родственница видела, как я целуюсь с парнем в автобусе. Она не знала, что делать. Наконец родители решили, что нам с бойфрендом можно быть вместе, но при одном условии. Мы должны были дождаться, когда мне исполнится пятнадцать (в моей культуре это традиция: когда девушке исполняется пятнадцать, это значит, что она женщина, уже созревшая для серьезной ответственности). Так как я считала, что влюблена и готова на все, чтобы быть с моим бойфрендом и не прятаться от родителей, мы согласились подождать. И мы перестали видеться как раз перед тем, как в моем классе дочитали эту книжку.

Неприятно признавать, что родители все это время были правы. Как мы могли считать, что безумно влюблены, если у нас не было даже времени как следует узнать друг друга? Я была слишком мала и глупа, как Джульетта, чтобы влюбиться. К счастью, я не покончила с собой – никакого трагического финала, как у Ромео и Джульетты. Видимо, я не настолько отчаялась.

Дневник 17. Проблемы лишнего веса

сегодня на уроке мисс Груэлл мы играли в арахис. По правилам игры надо было взять лист бумаги и описать арахис вдоль и поперек. Я написала про арахис, что он маленький, круглый и грязный. А на оборотной стороне – что хоть с виду он и противный, на вкус потрясающий! Мы классифицировали арахис по внешнему виду. И я скоро поняла, что игра в арахис похожа на ситуацию с моим весом.

Однажды я ехала в школьном автобусе на самом дальнем месте. На нем никто не любил сидеть, оно всегда пустовало. И я услышала крики: «Эй, жирдяйка!», «Ну ты, корова!» Компания противных девчонок говорила мне такие гадости, которые я, двенадцатилетняя девчонка с «ожирением», буду, к сожалению, помнить всю оставшуюся жизнь.

«Нет, только не это! Пожалуйста, не надо больше!» – думала я, когда вставала, чтобы выйти из автобуса. Всю дорогу домой я старалась просто игнорировать этих девчонок, которые обзывали меня. Но я знала, что столкнусь с ними перед выходом из автобуса. Мне придется пройти по длинному тесному проходу между сиденьями и встретиться лицом к лицу с противными девчонками. Как только я встала, встали и они. Сгрудились и двинулись на меня, словно готовились напасть. Почему они срывали на мне злость? Что я им сделала? Вдруг ни с того ни с сего девчонки начали пинать меня и лупить кулаками. Все тело болело, я чувствовала себя беззащитной. И не отбивалась.

Они так старались, будто для них не было ничего важнее, чем увидеть, как мне больно. Последние несколько пинков были самыми сильными. Мне уже хотелось только одного – выбраться из автобуса живой. Мои друзья смотрели на меня во все глаза и надеялись, что я как-нибудь заставлю тех девчонок остановиться. Почему? Почему друзья не помогли мне? Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я сумела избавиться от этой пытки. Я выбралась из автобуса живой. И только подумала, что худшее уже позади, как девчонки высунулись в окно автобуса и плюнули в меня. Не могу поверить в это! Они плюнули мне в лицо!

Их слюна растеклась по мне, попала на шею, их микробы скопились у меня на лице, и это было мерзко. Я слышала, как зашуршала бумага, и они начали бросать в меня бумажными комками. Я прибавила шагу, автобус поехал своей дорогой. Вытирая лицо салфеткой, я еще слышала, как девчонки смеются. Потом они помахали мне рукой, и мой кошмар закончился.

Сегодня на уроке у мисс Груэлл я поняла, что арахис – это все равно арахис, даже если у него другая скорлупа. Одни ядрышки вкуснее, другие свежее, но все они – арахис. Слова мисс Г. «Не судите арахис по его скорлупе, судите по тому, что внутри нее» я поняла предельно точно. Если я знаю, что я человек, мне незачем беспокоиться, что говорят другие люди. В конечном счете все мы одинаковы!

Дневник 18. Уроки многообразия

дурацкая игра, никакой я не арахис! И какое на хрен отношение имеет к арахису мир во всем мире? Вот такие мысли вертелись у меня в голове, пока я пытался сложить головоломку из людей и орешков «Плантерс». В чем идея? Сегодня мы с мисс Груэлл не то что не на одной волне – на разных континентах. Поначалу я просто сидел, пытаясь увязать любые две мысли, какие всплывали на поверхность, но так ничего и не добился.

И когда я уже был готов сдаться, чуть не ревел и очутился на грани помешательства, вдруг что-то возникло у меня в голове. Я вспомнил поговорку, которую однажды слышал: «Не вестник, а весть». И мой арахис начал постепенно принимать форму. Я не боялся, потому что при нем не было цилиндра, туфель для степа и привязчивого рекламного мотивчика. Вместо этого он начал обретать смысл, ставить цели, у него появились мечты и стремления. Прямо у меня на глазах ядрышки арахиса стали человеческими существами. Низкорослыми, высокими, толстыми, тонкими, разными на первый взгляд, но тем не менее это был арахис. Коричневый, черный, белый, желтый и всех промежуточных оттенков – и все-таки очеловеченный. Так почему же нам нет дела до особенностей арахиса, но мы готовы убить человека из-за цвета кожи?

Чем больше я об этом думал, тем больше эта идея ошеломляла меня. Я принялся размышлять о своей жизни, анализировать многочисленные столкновения с несправедливостью и дискриминацией. Странно это звучит, на грани иронии и абсурда – думать, что люди готовы клеймить и судить друг друга, но при этом полностью игнорировать арахис. По-моему, это одно из важнейших озарений, какие у меня бывали. Мир во всем мире остается недостижимой мечтой, потому что люди не позволяют себе и окружающим просто быть арахисом. Цвет кожи человека для нас важнее цвета его сердца, его убеждений и самооценки. Мы не позволяем ему быть простым, как арахис, – следовательно, лишаем свою жизнь гармонии.

Дневник 19. Теракт в Оклахоме

не могу поверить, что случилось в Оклахома-Сити. Один человек, разозлившись на правительство, лишил жизни 168 ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Тимоти Маквей решил выместить свою злость на других и подать всей стране тревожный сигнал. К сожалению, это был сигнал смерти.

Мисс Груэлл задала нам написать о том, что случилось в Оклахоме. Пока писал, я понял, насколько мы уязвимы для насилия. К сожалению, не все ученики Уилсон-Хай это поняли. Драки по-прежнему вспыхивают во время обеда, на переменах, на других уроках по дурацким причинам – когда, к примеру, кто-то проходит через компанию не таких людей, как он. Драки на почве расы или из-за чьей-нибудь манеры одеваться – просто невежество. Драки не устраняют проблемы, они только осложняют положение.

Каждый день нас окружает множество Тимоти Маквеев – иногда это люди, которых ты вообще не подозреваешь. Они как ходячие бомбы с часовым механизмом, ждущие своего часа, чтобы сработать, и когда наконец срабатывают, то последствия ужасны. Отсчет зачастую начинается с обидного замечания, способного спровоцировать взрыв.

Неважно, какой мы расы, этнической принадлежности, сексуальной ориентации, неважно, каких взглядов мы придерживаемся, – все мы люди. Но, увы, далеко не все люди так считают.

Дневник 20. «Прощание с Манзанаром»: лагеря для интернированных японцев

я ходила на экскурсию в Музей толерантности и на закрытый показ фильма «Высшее образование[11]11
  Оригинальное название Higher Learning.


[Закрыть]». Это фильм о лицемерии в нашем обществе и о людских предрассудках. Мисс Груэлл решила, что он имеет отношение к тому, что мы изучаем на уроках. После фильма мы прослушали выступления людей, которые преодолели трудности и добились успеха.

Из выступавших мне особенно запомнился японец Мас Окуи. Его семья приехала в Штаты за американской мечтой, но, когда японцы разбомбили Перл-Харбор, эту семью отправили в лагерь для интернированных. Внезапно подросток и его родные оказались «врагами». Маса увезли в лагерь Манзанар – тот самый, о котором мы читали в книге «Прощание с Манзанаром[12]12
  Farewell to Manzanar.


[Закрыть]».

Мас жил в бараке по соседству с автором этой книги Жанной Вакацуки, так что смог ответить на все наши вопросы о ней. Интернированные японцы держались вместе, и Мас сумел рассказать подробности о событиях, которые описывала Жанна.

Я страшно разволновалась, потому что впервые то, о чем я читала в книге, имело непосредственное отношение к моей жизни – ведь я азиатка, и во время войны в Камбодже меня насильно переселили в лагерь.

Как и семью Жанны Вакацуки, нашу семью лишили всего имущества и увезли в лагерь для интернированных. Хотя наши лагеря во многом отличались, было между ними и сходство. Например, Жанна жила в лачуге посреди пустыни, а я – в хижине из соломы и сосновых веток. Помимо скверных условий жизни у нас были проблемы со здоровьем. Мы обе болели от плохой пищи. Жанна рассказывала, как всех мучил «манзанарский понос». В отличие от меня, ей не приходилось тревожиться, хватит ли еды на день. Вкус продуктов оставлял желать лучшего, но их хотя бы кормили. А мы, к несчастью, постоянно боялись, что не выживем, потому что пищи всегда не хватало. Часто мы целыми днями сидели без еды. И казалось, проводили все время в ее поисках.

В обоих случаях война разлучила нас с отцами и разрушила наши семьи. Лагеря лишили наших отцов достоинства, наши еще недавно любящие родители срывались из-за любой мелочи. Отца Жанны, как и моего отца, держали отдельно от всей семьи, и они оба вернулись физически, эмоционально и психически изменившимися. Наши отцы стали жестокими, им не было дела до того, что они причиняют страдания близким.

Война нанесла нам слишком большой ущерб. Она убила наши души и пыталась отнять у нас жизнь. Вот результат предрассудков и войны – они создают врагов. Мас так сказал: «Мне было всего десять лет, как же я мог быть врагом?»

Дневник 21. Выступления о преодолении трудностей

я до сих пор перевариваю факты и сведения, которые узнал во время нашей дискуссии на тему многообразия. Все выступающие выросли в разном окружении, но каждый столкнулся с дискриминацией из-за своей расы, социального класса, религии или пола. Несмотря на свое происхождение, все эти люди добились больших успехов в жизни.

Дэнни Харо, латиноамериканец из Восточного Лос-Анджелеса, покинул свой район и стал юристом. Теперь он один из лучших друзей Эдварда Джеймса Олмоса, снимался в документальном фильме, который мы смотрели, – «Жизнь в опасности[13]13
  Оригинальное название Lives in Hazard.


[Закрыть]». Лайза Рамирес – одна из первых латиноамериканок, завоевавших премию «Эмми» как телевизионный продюсер и режиссер. И Лайза, и Дэнни вышли из бедной среды, первыми в своих семьях получили высшее образование и осуществили свои мечты. Боба Джентри раньше травили за то, что он гей, а он стал одним из первых мэров-гомосексуалов в Калифорнии и был деканом в колледже, где училась мисс Груэлл. Мас Окуи, которому пришлось бросить школу и жить в лагере для интернированных японцев, в итоге стал учителем. Последней выступала Рене Файерстоун – она потеряла во время холокоста все, в том числе свою семью, но все-таки приехала в Америку и стала преуспевающим модельером.

Из всех выступлений больше всего меня тронула история Рене. Она рассказывала о своей жизни и об уроках, которые усвоила во время пребывания в концлагере. Говорила, как усердно трудились ее родители, пока на Чехословакию не обрушилась война. В конце концов ее семью отправили в венгерское гетто, а потом в Освенцим. По прибытии в лагерь смерти Рене и ее младшую сестру разлучили с родителями. Когда Рене спросила одного гестаповца, увидится ли она еще когда-нибудь с родными, он указал на дым из трубы и сказал, что там она и воссоединится с семьей.

После того как Рене освободили из лагеря, ей было некуда идти. Пришлось начинать все заново, потому она и приехала в Америку, хотя вообще не говорила по-английски. Она рассказала, что покинула Европу с двадцатью долларами в кармане и с новорожденной дочерью Кларой, которую назвала в честь сестры, погибшей в Освенциме, а когда попала на остров Эллис[14]14
  Остров в устье реки Гудзон, в прошлом был самым крупным центром приема иммигрантов, прибывающих в США. Сейчас там находится Музей иммиграции. Прим. ред.


[Закрыть], с нее взяли шестнадцать долларов подушного налога. Так, всего с четырьмя долларами, она взялась строить лучшую жизнь.

Ее дочь Клара тоже была на мероприятии и рассказала нам, каково это – быть ребенком двух людей, выживших в концлагере. Удивительно, но после всего пережитого они вырастили ее «абсолютно чуждой предубеждений». Рене прервала ее и сказала нам ни в коем случае не обобщать, когда речь идет о людях: рассматривать их как группы и наклеивать ярлыки легко, но именно так и начался холокост.

После встречи мы отправились ужинать вместе с выступающими в отель «Сенчури-Сити Марриотт». Так как мисс Груэлл работает в «Марриотте» по выходным, она организовала для нас торжественный ужин. Там мы смогли обменяться рукопожатиями с выступающими. Во время ужина Рене подошла поговорить к нашему столу и показала татуировку на своей руке – память об Освенциме. Татуировка была похожа на циферки со штрих-кода. Рене объяснила, что иногда на иглы, с помощью которых делали татуировки, попадала инфекция, и некоторые люди заражались кожными заболеваниями. И рассказала, как одна женщина высосала из кожи тушь, потому что так ей потихоньку посоветовал врач, который делал татуировку. Если бы она не послушалась, ее уже на следующий день отправили бы в газовую камеру, потому что вызвали как раз ее номер.

Сегодня все имело отношение к тому, что мы читали или смотрели на уроках. Удивительно, как мисс Груэлл удалось связаться со всеми этими людьми и уговорить их выступить перед нами. Благодаря встречам с ними книги, которые мы читали, обрели особое значение. И кроме того, они дали мне понять: возможно все!

Дневник 22. Джон Ту: идеальный отец и отсутствующий отец

уже почти полночь, и я чувствую себя Золушкой, когда она спешила домой с бала, зная, что ее карета вот-вот превратится в тыкву. Наверное, можно сказать, что и я вернулась с «бала»: все мы принарядились, за ужином я увидела больше столового серебра, чем когда-либо в жизни, и я познакомилась с Прекрасным принцем. Правда, принц не собирался увозить меня на белом коне и так далее. Тем лучше, потому что я все равно не люблю лошадей – с тех самых пор, как отбила задницу об одну из них! Но для моей сказки он подойдет.

Этот принц – Джон Ту, а замком был огромный отель в центре Лос-Анджелеса – «Сенчури-Сити Марриотт». Интересно, отель той же сети, в котором работает мисс Груэлл, такой же шикарный? Там повсюду хрусталь, а в туалетах есть даже настоящие полотенца. Никакой жеваной бумаги на потолке или пепла на полу и ни одной кабинки без двери, как в школьном туалете. Даже туалетная бумага приятная на ощупь, не то что наждак, из-за которого ученикам приходится обращаться к школьной медсестре. Вот уж не думала, что посещение туалета может быть таким приятным событием!

Но туалет не шел ни в какое сравнение с ужином. Блюд было больше, чем алиби у О. Джея[15]15
  Орентал Джеймс Симпсон – американский актер и спортсмен, был обвинен в убийстве своей бывшей жены, но оправдан судом присяжных (многие считают, что безосновательно). Этот случай лег в основу нескольких фильмов и телешоу, включая первый сезон «Американской истории преступлений». Прим. ред.


[Закрыть]. Моя салфетка выглядела как произведение искусства, еда была чертовски идеальна, даже тронуть жалко. Но главным угощением стало то, что Джон Ту сидел за моим столом. Он был совсем рядом – этот мужчина мог бы так много рассказать, но предоставлял слово нам.

Называя ему свое имя, я страшно нервничала. С какой стати ему обращать на меня внимание? Ведь никто же никогда не обращал, в том числе мой отец. С тех пор как отец ушел, я всегда чувствовала себя отверженной и думала, что это я во всем виновата. Мне вечно казалось, что никакие мои слова не имеют значения. А теперь вдруг этот человек уделил мне внимание. Захотел узнать, что я думаю о фильме «Высшее образование». Кто из выступающих понравился мне больше всех? Какой момент из «Прощания с Манзанаром» мне особенно запомнился?

С чего вдруг человеку, с которым мы даже не знакомы, проявлять ко мне такой интерес? Этот офигиллионер отнесся ко мне, будто я первая красавица на балу, а родной отец меня вообще не замечал. Джон Ту за семь минут уделил мне больше внимания, чем мой отец за семь лет.

И все это было так замечательно, что, вернувшись домой, я осознала, как много теряю – не материальных благ вроде шикарных люстр и обедов из множества блюд, а дружеского общения с отцом. Странно, но я завидую его детям. Пусть оставят все деньги себе – мне бы только называть его папой. Надеюсь, они не принимают как должное все мелочи, которые он для них делает, например говорит «доброе утро» или «спокойной ночи». Или просто спрашивает, как прошел день у них в школе. Вот это была бы идеальная история Золушки для меня – не с хрустальной туфелькой, а с вопросом «Как дела сегодня в школе?»

Дневник 23. Вразумление первогодки

много усвоила за первый год учебы, в том числе один важный урок: оказалось, что люди правда меняются, потому что это произошло со мной. Все началось с самого первого дня года. Я вернулась в школу после каникул, которые сама себе устроила на три недели, и мисс Груэлл спросила: «Почему ты так долго отсутствовала?» А я не знала, что сказать. Что я могла ответить? Соврать, что болела, или сказать правду – что ненавижу школу и прогуливала? Прогулы придавали мне силу. Прогуливая, я понимала, что я – это я. Я могла делать что хотела и ни перед кем не отчитываться. И потом, даже когда я присутствовала в школе, никто меня не замечал.

Я так и сказала мисс Груэлл: «Никому нет дела до того, чем я занята, так зачем мне вообще ходить в школу? Зачем тратить свое время попусту, если у меня есть дела получше?» И когда я сказала это, то увидела по глазам, что задела ее. «И какие же «дела получше» у тебя есть?» – спросила она. Ответить на этот вопрос было еще труднее, чем на первый. Я мало чем занималась, разве что сидела где-нибудь у знакомых и курила. Вот и все, что я делала, пока прогуливала уроки, – прохлаждалась и курила. Я сказала ей: «У нас в семье проблемы, мне надо оставаться дома и помогать». Я струсила. Не смогла сказать ей, чем занималась на самом деле. Тогда она спросила: «Я могу тебе чем-нибудь помочь? Хочешь, я позвоню к вам домой и поговорю с твоими родителями?» Я сразу выпалила: «НЕТ! Они на меня разозлятся». Мама же думала, что я хожу в школу. Она понятия не имела, что я прогуливала с первого дня.

Мама всегда настаивала, чтобы я училась, потому что всех остальных в моей семье выгоняли из школы – всех, кроме нее. А она доучилась только потому, что на этом настаивала ее мать. И вот теперь моя мама давит на меня, как давили на нее. Если бы мисс Груэлл позвонила к нам домой и нарвалась на маму, был бы взрыв. Мама наверняка решила бы, что я неудачница, если бы все узнала. Но то, что я неудачница, – самая мелкая из моих проблем.

Когда меня сцапали, стало еще хуже. Помню, как я курила в компании, когда подкатили копы. Ну и рванула же я от них. Кинулась в бега так быстро, что даже не остановилась посмотреть, со мной ли остальные. Просто хотела смотаться. Но забежала за угол и поняла, что удрала я одна. Тогда-то я вернулась и сдалась сама. Меня отправили в центр временного задержания. Это была худшая ночь в моей жизни. Меня посадили в камеру с другими девками, которые рвались надрать мне задницу. Полицейский сказал, что я могу позвонить. Я позвонила маме и наврала ей. А если я смогла наврать маме, то навешать лапши мисс Груэлл смогу и подавно.

Однажды мисс Груэлл указала на мои полбалла средней успеваемости и сказала, что у меня есть потенциал, и мне стало стыдно. А перед тем как я вышла из класса, она сказала то, что навсегда изменило мою жизнь. Сказала, что верит в меня. Никогда не слышала таких слов ни от кого… особенно от учителей.

Теперь вы понимаете, почему я так обрадовалась, что останусь в классе мисс Груэлл в следующем году. Раз мисс Груэлл есть дело до меня, то и мне до самой себя – тоже. Я даже перестала прогуливать. Стыдно признаться, но на самом деле мне уже нравится в школе. Не могу дождаться, когда начнется следующий год с мисс Груэлл. Неизвестно, сколько всего интересного он принесет.