Текст книги "Писатели свободы. Как 150 «трудных» подростков и учительница бросили вызов стереотипам"

Дневник 38. Босния и беспорядки в Лос-Анджелесе

мы говорили о войне в Боснии и о том, как похожи некоторые события этой войны на холокост. Мы читали о девчонке по имени Злата, которую многие называют современной Анной Франк. У меня и Златы много общего, потому что если Злата пережила войну в Сараеве, то я жила во время войны другого рода – беспорядков в Лос-Анджелесе. Удивительно, но и мне, и Злате было одиннадцать лет, когда наши города оказались под угрозой. Я понимаю, как ей было страшно видеть свой город объятым пламенем, потому что и я видела свой город в огне.

В Сараеве все началось с того, что снайпер выстрелил в толпу во время митинга в защиту мира. Люди запаниковали, вспыхнула война. В Лос-Анджелесе несколько полицейских избили человека по имени Родни Кинг и попали под суд. Вердикт «невиновны» вызвал бурю возмущения. Начались грабежи, схватки, столкновения машин.

И Злате, и мне пришлось прятаться ради безопасности. Нам было очень страшно. Злата скрывалась в подвале своего дома и слышала, как взрываются бомбы и кричат люди. Я пряталась в церкви, пока люди стреляли, били окна, истошно кричали.

И Злата, и я лишились детской наивности, потому что у нас отняли право жить так, как живут дети: ходить в школу, болтать по телефону, просто играть на улице. Горели дома, людей избивали только из-за цвета кожи, религии, этнической принадлежности. Увы, нам обеим пришлось страдать из-за чужого невежества и склонности к разрушению.

В конце концов войска ООН явились на улицы Боснии в попытке восстановить мир. После долгих дней хаоса Национальная гвардия взяла на себя роль миротворцев в Лос-Анджелесе. Несмотря на то что ООН и Национальная гвардия добились значительных успехов в остановке насилия, нетерпимость все еще сохраняется.

Никогда бы не поверила, что у незнакомого человека, живущего на расстоянии тысяч миль, может быть столько общего со мной.

Дневник 39. Петер Маасс: статья о Боснии

я не понимаю! Это же неправильно, и все-таки это происходит прямо сейчас, пока мы говорим. Просто не могу поверить. Что творится?

Почему к женщинам пристают? Почему пристают к людям вообще?

Статья Питера Маасса о Боснии, которую мы сегодня прочитали в Vanity Fair, словно пробудила во мне давние воспоминания. Там, в Боснии, женщин домогались, к ним приставали, их насиловали, они беременели от солдат, которые стремились почувствовать свою власть, лишая их женственности, гордости, самооценки.

Зачем?

После чтения статьи о зверствах в Боснии ко мне вернулась память, и стало казаться, будто все случилось только вчера. Мне было всего шесть лет, когда друг моего отца домогался меня у него дома. Но я так и не рассказала родителям. Мне было очень трудно держать эту тайну в себе. Были моменты, когда я думала, что обязана рассказать ее кому-нибудь, но я не знала кому. После чтения статьи у меня возникло ощущение, что не только мне одиноко. Я нахожусь за много миль от Боснии, но мне хочется хоть что-нибудь сделать для нее.

Когда я думаю об этом, я представляю, как благодарны Злата и вся ее семья за то, что они спаслись от всех этих ужасов. Они могли случиться со Златой и любым другим человеком, оставшимся там.

От тех воспоминаний, которые эта история вызвала в моей памяти, у меня по коже бежали мурашки. По пути домой из школы я хотела поделиться с человеком, который пережил то же самое. Пока я стояла на автобусной остановке, я вдруг поняла, что женщин и девушек, стоящих рядом, могли преследовать, домогаться, насиловать и это насилие даже могло закончиться беременностью.

А потом была поездка домой на автобусе. Мой мозг работал как дробовик, стреляя вопросами как пулями. Первый выстрел: а если вон над той пожилой женщиной, сидящей наискосок от меня, сексуально надругался ее дядя, когда она была совсем юной? Второй выстрел: а вон тот мужчина сзади – неужели он когда-то насиловал девочку?

Все эти вопросы проносились у меня в голове, стоило мне вспомнить ту статью о женщинах, переживших травму. В каком-то смысле я даже рада, что Питер Маасс вскрыл проблему, о которой все мы должны знать. Это помогает видеть, что мы не одиноки.

Его статья была написана для разоблачения войны в Боснии и демонстрации ее сходства с холокостом. Знать, что людей убивают и что тысячи женщин насилуют, – настоящий шок. Меня печалит и возмущает то, что история действительно повторяется.

Дневник 40. Приглашение для Златы

я попала в класс мисс Груэлл несколько дней назад. Не знаю, стоило ли переходить туда в разгар года. Так что я просто постараюсь наверстать все, что они будут обсуждать на уроках. До сих пор я слышала только про какую-то Злату. Я понятия не имела, кто она такая, и спросила об этом мою подругу Ану.

«Подожди», – ответила Ана, порылась в коробке позади стола мисс Груэлл и вскоре вернулась с книгой «Дневник Златы: жизнь ребенка в Сараеве». И сказала, чтобы я прочитала ее.

Я старалась следить за обсуждениями на уроке – они обычно касались Златы. Ученики говорили о ней так, будто знали ее лично, знали, через что она прошла во время войны. Но откуда они могли знать, ведь они-то никогда не видели войны… По крайней мере, так мне казалось. Я многое узнала за первые же несколько дней, с тех пор как записалась в этот класс. Некоторые из моих одноклассников на самом деле видели войну – необъявленную, направленную против ни в чем не повинных детей, которые просто старались вырасти. Обществу больше нет дела до молодежи, хотя мы его будущее.

Теперь, когда я дочитала эту книгу, я начала понимать, о чем говорили на уроках. Одним из наших заданий было написать Злате письмо с приглашением приехать в Лонг-Бич. Многие ученики, в том числе и я, думали, что это просто задание, но потом один из нас спросил мисс Груэлл, правда ли Злата приедет, и у нее заблестели глаза. Мне казалось, что мисс Груэлл сначала не собиралась отправлять эти письма Злате, но, если уж об этом зашла речь, почему бы и нет?

Я впервые увидела, как учитель всерьез воспринял вопрос ученика. Она на самом деле хотела пригласить Злату в США и на встречу с нашим классом! Где же нам взять денег? Где ей жить? Нет, ничего у нас не выйдет! Но мисс Груэлл спросила: «Разве я когда-нибудь подводила вас?»

И я начала писать радушное приглашение и украшать его рисунками. В том, что мисс Груэлл не шутит, я по-прежнему сомневалась. Но несколько раз мне вспоминались ее слова: «Разве я когда-нибудь подводила вас?» – и вскоре я уже надеялась, что Злата и вправду приедет к нам на встречу, а пока мы с одноклассниками можем сделать лишь одно – писать и скрещивать пальцы на удачу.

Второй учебный год, весна 1996 г.

Письмо Злате

Америку называют «Страной свободных и Домом отважных», но что это за свобода в стране, где людей убивают? Я Томас (Томми) Джефферсон из школы Уилсон-Хай в Лонг-Бич, Калифорния. Пятнадцатилетний подросток, жизнь которого так похожа на твою. В своем дневнике ты пишешь, что остерегалась снайперов и выстрелов. А я остерегаюсь выстрелов и гангстеров. Твоя подруга была убита выстрелом, а мой друг Ричард, пятнадцати лет, и мой кузен Мэттью, девятнадцати, тоже погибли от пуль. Странно другое: моя страна не воюет. (Или нет?)

Моему близкому другу Ричарду выстрелил в сердце преступник, который пытался угнать машину его мамы. На ее руках Ричард и умер. Его последними словами были: «Я люблю тебя». Он умер 8 декабря 1995 года, всего за пару недель до Рождества. Навещая его мать на Рождество, я даже не находил слов. Что я мог сказать матери, сына которой недавно убили?

Моему кузену Мэттью выстрелил в голову пять раз один мексиканец из банды, это случилось 8 февраля 1996 года. Мэттью просто шел домой, как вдруг целая банда гангстеров затащила его в машину, увезла куда-то к железной дороге, избила, а потом убила выстрелами в голову. Мне так больно! Больно думать о его смерти.

Двух человек, которые мне дороги, постигла бессмысленная смерть – один умер ровно на два месяца раньше другого. Ни о той, ни о другой смерти не писали в газетах. А зачем? Разве кому-нибудь есть до них дело? Мне есть! Их родным тоже, и теперь в сердце их матерей осталась незаживающая рана, потому что больше они никогда не увидят и не услышат своих сыновей. Иногда мне хочется взяться за оружие и отомстить, но что это докажет? Насколько они были дороги мне? Что я готов защищать их? НЕТ! Докажет лишь одно – какой я глупый. А я не глупый…

Я пишу это письмо тебе, Злата, главным образом потому, что знаю: ты побывала в подобном положении. Твой опыт тронул меня, заставил этого здорового футболиста рыдать. (Обычно я не плачу.) Так скажи мне, Злата, пожалуйста, как мне справиться с этой трагедией?

Теперь, когда я прочитал твою книгу, мне известно, что происходит в Боснии. Мне бы хотелось получить возможность объяснить людям, что происходит в моей «Америке», ведь, пока не закончится эта «необъявленная война», я не буду свободен!

Твой друг Томми Джефферсон

Запись № 4 / Из дневника мисс Груэлл

после нашего «тоста за перемены» мои ученики словно прозрели. Еще недавно апатичные, они стали старательными и добросовестными. Их целеустремленность поражала. А когда Томми рассказал мне, что прочитал все книги нашего «Читательского марафона толерантности», я чуть не поперхнулась утренним кофе.

– Томми, неужели ты их уже все прочитал? – спросила я.

– Ну да, я был под домашним арестом две недели, все это время я читал.

Читал? Минуточку, это же тот самый Томми, который терпеть не мог читать. Томми перевели в мой класс после дисциплинарного взыскания, как Шарода. Это произошло в разгар семестра, за какое-то одолжение нашему завучу. Думаю, прежний учитель английского боялся его. Вообще-то и я поначалу боялась, но когда он попросил у меня еще книг, то не удержалась и обняла его. Потом позвонила его отцу.

Я впервые звонила кому-то из родителей с хорошими вестями. Видимо, и отцу Томми никогда раньше не звонили по такому поводу, потому что он начал разговор со слов: «Ну и что натворил Томми на этот раз?» Он очень удивился, узнав, что Томми стал звездой моего класса.

И не только Томми. Независимо от наказаний все мои ученики стали запойными читателями. Они «понтовались», принося в школу пакеты из Barnes & Noble с новыми книгами. А для меня это было чудом.

Их воодушевление еще больше мотивировало меня. Мне захотелось, чтобы они узнали о геноциде в Боснии. Даже не успев все обдумать, я по глупости предложила им написать письма Злате и пригласить ее к нам в школу. Эта уловка нужна была, чтобы побудить их писать письма, но я не ожидала, что они воспримут мои слова так серьезно. Кое-кто из учеников по-настоящему поверил, что если они напишут Злате, то она приедет, словно речь шла о самоисполняющемся пророчестве.

Письма получились настолько убедительными, что я перепечатала их на школьном компьютере и сделала из них книгу. Первым я поместила письмо Томми, потому что он провел параллели между войной в Боснии и бессмысленным насилием банд. Его письмо начиналось так: «Америку называют «Страной свободных и Домом отважных», но что это за свобода в стране, где людей убивают?»

Находясь на другом конце света, он тем не менее указал на сходство своей жизни с жизнью Златы: в Сараеве ни в чем не повинных детей убивали снайперы, а в Лонг-Бич – гангстеры из проезжающих машин. Подруга Златы Нина погибла от шрапнели, лучшего друга Томми убили. Свое письмо он закончил словами: «Теперь, когда я прочитал твою книгу, мне известно, что происходит в Боснии. Мне бы хотелось получить возможность объяснить людям, что происходит в моей «Америке», ведь, пока не закончится эта «необъявленная война», я не буду свободен!»

Война? В Америке? Печально думать, что такие дети, как Томми, считают, что живут в районе боевых действий. Война – это не бытовая проблема. О войнах я читаю в газетах и узнаю из вечерних новостей. По своей наивности я полагала, что войны ведутся где-то далеко, в местах с труднопроизносимыми названиями, но не в Лонг-Бич.

Но война, объявленная или необъявленная, и в самом деле идет на углах улиц и в переулках нашего города. И несмотря на то, что по улицам не движутся танки, на этой войне есть пистолеты-пулеметы и другое оружие. Один ученик сказал: «Банды не умирают, мисс Г., они множатся», как будто в ближайшем будущем решения этой проблемы не существовало.

Военные потери – будь то от рук нацистских солдат, снайпера в Сараеве или отморозков из банды на улицах Америки – это всеобщая трагедия. После того как один ученик безнадежно сказал: «Злата пережила свою войну, а я боюсь, что свою войну не переживу», я поняла, что Злата просто обязана прочитать эти письма. Осознав это, я запаниковала. Я понятия не имела, куда их отправлять. Не знала, где живет Злата, говорит ли она по-английски и сколько денег понадобится, чтобы привезти ее сюда. Как много всего я не знала. Нужно ли везти вместе с ней ее родителей, переводчика, сопровождающих?

В слабой попытке выкрутиться я переложила ответственность на учеников. «Если вы хотите, чтобы она приехала, тогда вы должны собрать деньги на ее приезд сюда». Смелый ход, но даже он их не остановил.

На следующий день один из учеников принес кувшин и поставил его в центре класса. Он объявил: «Приступаем к сбору денег для Златы», а потом первым бросил туда несколько монет. Он был настроен так серьезно, что мне не хватило духу объяснить ему, что на один только авиабилет понадобится пара таких кувшинов.

Спустя несколько дней, когда дно кувшина скрылось под монетами и несколькими долларовыми купюрами, тот же ученик спросил: «Мисс Груэлл, а что будет, если мы соберем эти деньги, а Злата не приедет?» Я привыкла к умению моих учеников ставить меня в тупик, но на этот раз не подготовилась. Торопясь выкрутиться, я ответила: «Если она не приедет, мы сможем закупить больше книг или сходить еще на одну экскурсию. Но если приедет, ваша жизнь изменится навсегда!»

И тут до меня дошло… Лучше мне все-таки разыскать ее и как минимум отправить ей письма. Если не ответит – ну что ж, мы хотя бы попытались.

Я потратила все рождественские каникулы на то, чтобы отыскать Злату. Я понятия не имела, с чего начать. Мне было известно только, что она беженка и живет где-то в Европе.

Я начала с Музея толерантности. Там считали, что она, возможно, живет во Франции. Но Рене Файерстоун сказала, что Злата могла переехать в Ирландию. На всякий случай я отправила по пакету писем в обе страны. Пригодились и мои навыки портье. Я выясняла стоимость авиабилетов, добивалась подарочных купонов от местных ресторанов, а отель, где я подрабатывала, даже предложил выделить два номера, если Злата примет наше приглашение. После того как все приготовления были закончены, нам осталось только ждать.

Пока мы с беспокойством ожидали ответа от Златы, замечательная женщина по имени Герда Сейфер из Польши, пережившая холокост, позвонила мне и сообщила, что Мип Гиз прилетает в Калифорнию из Амстердама, чтобы помочь подготовиться к пятидесятой годовщине публикации «Дневника Анны Франк». Мип служила секретарем у Отто Франка – именно она отыскала дневник Анны. Ей было уже восемьдесят семь лет. Так получилось, что организатор этого мероприятия жил по соседству со мной. Мы познакомились и подружились. Он предложил поменять расписание Мип и вставить в него встречу с моими учениками. Ура! Встретиться с легендой вроде Мип – на такую удачу мы даже не надеялись.

Чтобы помочь ученикам подготовиться к визиту Мип, я попросила Герду поделиться с ними своими воспоминаниями о Второй мировой войне. Подобно Анне, которая провела подростковые годы, скрываясь в тайной пристройке, Герда сидела на деревянном ящике в погребе без окон. Ученики смогли не только прочувствовать, что испытала Герда после всех гонений и потерь, но и, как я надеялась, лучше понять, каково пришлось Анне Франк.

Дневник 41. Знакомство с тем, кто пережил холокост

когда у нас начался урок о важности расовой терпимости, я понятия не имел, что он изменит мою жизнь. Я кое-что знал о холокосте после прочтения «Ночи» и «Дневника Анны Франк», но оказался не готов к тому, что услышал сегодня.

Мисс Груэлл уже давно говорила, что приведет к нам женщину, которая пережила холокост, – Герду Сейфер. Сегодня мы познакомились с ней. Как и Анна, она была еврейкой, родилась в Польше и не соответствовала гитлеровским стандартам расовой чистоты. Во время Второй мировой войны родители Герды спрятали ее в доме одной семьи католиков. Ей пришлось жить в подвале, где она едва могла выпрямиться во весь рост. Она слышала, как рыщут снаружи солдаты СС в поисках очередной жертвы. Из всей семьи выжила только Герда. И к счастью, она избежала концлагеря.

Точно так же, как Анна, она очутилась в ловушке. Ни Герда, ни Анна не могли вести обычную жизнь подростков. Они лишились наивности в силу обстоятельств, над которыми были не властны. За пределами убежищ они рисковали попасть в гестапо. Евреи были обязаны носить отличительный знак – желтую звезду Давида. Им приходилось посещать особые школы, предназначенные только для еврейских детей. Над ними насмехались и издевались всю войну.

К сожалению, я отлично знаю, каково это – не иметь возможности выйти из дома, но не из-за гестапо, а из-за банд. Когда я выхожу, мне постоянно приходится озираться по сторонам, смотреть, нет ли их поблизости. Я чувствую себя не в своей тарелке и пытаюсь притвориться своим: может, если я буду выглядеть и вести себя так, будто здесь мне и место, со мной не станут связываться. Смотреть члену банды в глаза – неуважение. Представьте, что ждало узника концлагеря, который оскорбит гестаповца, – его сразу убивали. После всего, что услышал от Герды, я готов поручиться, что не повторю чужих ошибок.

Удивительно, что меня так сильно тронула не только история Анны Франк, но и рассказ женщины, пережившей холокост. Я рад, что мне представилась возможность услышать о прошлом от Герды. Она живое свидетельство истории. Этот опыт поможет мне распространять идеи толерантности, за которые умерла Анна и ради которых выжила Герда.

Дневник 42. Женщина, приютившая семью Анны Франк

до пятнадцати лет единственные герои, о которых я читал, носили яркие обтягивающее трико и ради развлечения швырялись друг в друга небоскребами. Но сегодня все изменилось. Настоящий герой сошел со страниц книги и нанес особый визит моему классу. Имя героя – Мип Гиз, это о ней Анна Франк упоминала в своем дневнике. Невероятно, женщина, которая помогала Анне Франк выжить в тайном убежище, пришла пообщаться с нами!

Волнение я ощутил сразу же, как только вошел в «Берлогу» – наш подростковый клуб. Многие вчера задержались после уроков, чтобы сделать приветственные транспаранты и украсить стены, несколько учеников пришли в школу пораньше и организовали большой фуршет. Нам хотелось, чтобы все получилось идеально.

После короткого вступления мисс Груэлл пригласила гостью. Когда Мип вошла, все встали поприветствовать ее. Меня привело в трепет то, что я увидел ее своими глазами – не в фильме, как раньше, и не мысленно, по описаниям в книге. Никакого цветного трико не понадобилось: вот она, настоящая героиня.

Усевшись, Мип заговорила о том, как она рада познакомиться с нами. Она подробно рассказала нам, как прятала семью Франк от нацистских солдат и как нашла дневник Анны. А когда мы услышали, что Мип даже не дали попрощаться с Анной, когда ту забрали в гестапо, все мы разволновались. Она пыталась подкупить офицеров и добиться освобождения своих друзей, но ей пригрозили смертью.

Мой друг плакал. С тех пор как мы изучаем холокост, он часто думал обо всех знакомых, которых убили. Его лучший друг случайно застрелился, и ему до сих пор снятся кошмары об этой смерти. Мип призналась: не проходит ни дня, чтобы она не думала об Анне.

После этих слов мой друг встал и сообщил, что она для него герой. И спросил, чувствует ли она себя героем. Мы думали, что она ответит «да», но Мип удивила, как мне кажется, всех сразу. Она сказала: «Нет. Это вы, мои друзья, настоящие герои». Мы – герои? И я вдруг понял, насколько особенные у меня одноклассники. Так и есть, мы герои, и наша задача – объяснить младшему поколению, что происходит. Приятно было осознавать, что хотя бы раз в жизни мы с друзьями поступаем как надо.

Мип закончила рассказ, всем нам представилась возможность обнять ее и попросить подписать книги. Нам так повезло! Большинство людей никогда не смогут услышать эту историю лично от нее. Наследие, оставленное девочкой и сохраненное женщиной, перешло к новому поколению подростков, и у них появился шанс что-то изменить, как это сделал дневник Анны.

Теперь, после встречи с Мип, я искренне могу сказать, что мои герои не просто выдуманные персонажи – мой герой реально существует.