Текст книги "Дом соли и печали"

10

Я размяла ноги, скрытые под пышными тюлевыми юбками, и с радостью отметила, что у «волшебных туфелек» действительно были чрезвычайно мягкие плоские подошвы. Мы стояли у парадного входа, встречая гостей, уже целую вечность. Если бы я была на каблуках, то еле доковыляла бы до обеденного стола. Неожиданно Камилла ткнула меня в бок своим острым локтем.

– Будь внимательна, – шепнула она.

– Это моя супруга Морелла и мои старшие дочери – Камилла и Аннали, – сказал папа, приветствуя очередных гостей. Он пожал господину руку и поцеловал кончики пальцев его спутницы. – А это именинницы: Розалия, Лигейя и Ленор.

Мы в очередной раз разулыбались, поздоровались и поблагодарили гостей за приезд. Розалия раскрыла веер и начала нетерпеливо обмахиваться, пытаясь разглядеть за папой, сколько гостей еще не успело представиться.

– Мы так никогда не начнем танцевать, – недовольно прошипела она.

Я обвела взглядом танцевальный зал, внутренне надеясь, что часть гостей решила прогуляться по другим частям особняка. Когда-то мы устраивали гораздо более масштабные празднества. А сейчас зал, в котором спокойно уместилось бы около трехсот человек, не был заполнен даже наполовину. Если бы не струнный оркестр, создававший приятный фон для разговоров, было бы совсем тоскливо.

Может быть, гости с большой земли побоялись ехать из-за тумана? Что ж, по крайней мере, бальный зал выглядел восхитительно. Искусно украшенный темно-синим бархатом с серебряной вышивкой, он предлагал множество укромных уголков для романтических встреч. Роскошные пурпурные цветы обвивали каннелированные колонны[18]18
  Каннелюра – декоративный вертикальный желобок на колонне.


[Закрыть]. Люстра сияла, и ее хрустальные капли, свисающие с щупалец осьминога Фавмантов, искрились в свете тысячи свечей. Центральная часть люстры была выполнена в виде тела спрута. Гигантское чудище распростерло свои щупальца почти на полпотолка.

И все же прекраснее всего выглядела витражная стена. Многие годы она скрывалась за черными портьерами – будто сам факт ее существования мог вызвать больше радости, чем подобает скорбящей семье. Если смотреть снизу вверх, синие и зеленые стеклышки сменялись аквамариновыми и небесно-голубыми, а под самым потолком переходили в белый гребень, превращая одну из стен бального зала в настоящее цунами. Десятки высоких светильников в зимнем саду освещали витраж с внешней стороны, и цветные стекла сверкали, словно драгоценные камни, отбрасывая на гостей лазурные и берилловые блики.

Краем глаза я заметила, как грации, рассекая толпу и радостно хохоча, гоняются за миниатюрным пуделем тети Лизбеты. Камилла наклонилась ко мне и прошептала:

– Это последние гости, слава Понту. Я умираю от голода.

– Ты запомнила, как их всех зовут? – спросила я, проходя вслед за сестрой в банкетный зал.

– Кроме родственников – только этого, – незаметно кивнула она в сторону Робина Бриора.

Он стоял в окружении нескольких молодых людей и рассматривал люстру. На щеках Камиллы вспыхнул румянец, а в глазах появился голодный блеск, который не имел никакого отношения к предстоящему ужину.

– Когда я могу подойти и поговорить с ним?

Неожиданно кто-то коснулся наших плеч.

– А меня, значит, никто не ждет?

Обернувшись, я не смогла сдержать радостного вопля:

– Фишер! Ты ли это?

Годы работы на Гесперусе изменили его. Он стал еще выше ростом и возмужал. Вокруг знакомых карих глаз, излучавших тепло, появились веселые морщинки. Когда он по-братски обнял меня, я ощутила силу его мышц.

– Я не знала, что ты приедешь! – удивилась Камилла. – А ты, Аннали?

– Ханна говорила сегодня утром, но я забыла рассказать тебе.

Камилла игриво вскинула бровь. В детстве мы обе были без ума от Фишера и волочились за ним повсюду со всей пылкостью безответной любви. Пожалуй, это единственное, из-за чего мы вообще тогда ссорились.

– Прямо-таки забыла. Совершенно случайно, – шутливо сказала Камилла, но затем посерьезнела. – Ты надолго здесь? – обратилась она к Фишеру. – Мы так давно тебя не видели! Ханна, наверное, счастлива, что ты наконец дома.

Фишер кивнул:

– Ваш отец попросил меня остаться до прибоя. Он хочет, чтобы я обязательно пришел на большой ужин в честь Первой Ночи.

Первая Ночь ознаменовывала начало празднеств Прибоя, когда Понт взбудораживал океаны своим трезубцем и мы отмечали смену времен года. Холодные воды морских глубин встречались с холодным воздухом, и рыбы залегали на дно, чтобы провести зиму в состоянии полуспячки. Местные жители в этот период обычно чинили свои лодки, штопали сети и проводили время с семьей. Празднества длились десять дней, приобретая все более буйный характер. Отец устраивал в Хаймуре большой пир и приглашал семьи своих лучших капитанов, чтобы вместе отметить зимнее преображение моря. Мы не отменяли празднование прибоя даже во времена самого строгого траура.

Камилла просияла:

– Прекрасно! Жду не дождусь историй о твоих приключениях на Старушке Мод. Но сначала мне нужно уладить кое-какие дела. – С этими словами она бодро направилась в сторону Бриора, ни на минуту не спуская с него глаз.

Фишер взял меня за руку и покружил вокруг себя.

– Ты невероятно красива сегодня, маленькая Рыбка. Такая взрослая. Оставишь мне местечко в своей бальной книжке? Или она уже забита до отказа? Мама всегда говорила, что я слишком длинный и неуклюжий для танцев.

Я раскрыла изящный бумажный веер, одновременно служивший бальной книжкой, и протянула Фишеру. Как ни странно, было заполнено всего несколько строчек. После долгих уговоров со стороны тетушки Лизбеты дядя Вильгельм пригласил меня на первый танец – тустеп, а один из дальних кузенов предложил мне фокстрот. Я не волновалась: наверное, книжка заполнится именами кавалеров после обеда. В конце концов, я сестра виновниц торжества.

– Да я просто везунчик, – заметил Фишер, окинув взглядом пустые строки. – Я могу пригласить тебя на вальс или это будет слишком нагло? – Он размашисто вписал свое имя напротив танца.

– Да хоть на все танцы подряд, – ответила я полушутя.

Мы с сестрами в совершенстве владели искусством танца: Берта заставляла нас часами вальсировать по гостиной (правда, в паре с Камиллой я почти всегда вела). А вот с остроумными беседами и искусным флиртом у меня как-то не сложилось. Стоило мне представить вечер с вымученными куртуазными разговорами – и на лбу от волнения выступал пот.

Фишер еще раз пробежался по строкам моей бальной книжки и отметил польку.

– Боюсь, это все, что я могу предложить, Рыбка. Я уже пообещал по танцу Онор и тройняшкам.

– Что ж, сегодня их день рождения, – с улыбкой ответила я. – Меня уже давно никто так не называл.

– Может быть, потому, что теперь ты слишком важная леди, чтобы раздеваться до рубашки и плавать в приливной заводи? – В следующее мгновение игривый взгляд Фишера посерьезнел. – Я так расстроился, узнав об Эулалии… Я хотел приехать на похороны, но разыгралась буря. Силас не хотел оставаться один.

Я кивнула. Было приятно вспомнить об Эулалии с кем-нибудь знакомым, но только не сегодня.

– Где ты будешь сидеть за ужином? – спросила я, выбрав более непринужденную тему.

– Я еще не успел посмотреть рассадку.

Взяв Фишера под локоть, я увлекла его за собой в зал.

– Пойдем узнаем.

* * *

На стул рядом с нами, тяжело дыша, приземлилась Мерси. Ее кудряшки, заколотые с обеих сторон серебряными розами, немного поникли. И хотя она пыталась не подавать виду, я заметила, как она зевнула, прикрыв рот рукой.

– Тебе не пора спать? – спросила я. – Уже почти полночь. Удивляюсь, как вас троих еще не отправили наверх.

– Папа сказал, сегодня мы можем не быть маленькими девочками. К тому же я не хочу пропустить этот бал. Вдруг кто-то из вас с Камиллой умрет, и у нас не будет другой возможности повеселиться.

– Мерси!

– А что? – Мерси сердито посмотрела на меня. – Это вполне может случиться.

Я вздохнула: очевидно, моей младшей сестре пока было неведомо чувство такта.

– С кем ты танцевала?

– С сыном лорда Астерби, Гензелем. Ему двенадцать, – ответила она, сделав особый акцент на возрасте своего партнера.

– Со стороны ты выглядела веселой.

Мерси вскинула брови:

– Да он только и говорил, что о своих лошадях. Перечислил всех жеребцов последних пяти поколений. Он сказал, что вообще не хотел танцевать, но родители заставили.

– Гензелю Астерби, видимо, следовало бы поучиться хорошим манерам. Жаль, что вы с ним не поладили.

– Все мальчики такие зануды?

Я пожала плечами. Ничего удивительного, но Кассиуса все же не было среди приглашенных. А все Другие мужчины, безусловно, уступали ему.

– Ты почти не танцевала, – заметила Мерси. – А Камилла выглядит очень недовольной.

Я проследила за взглядом сестры и увидела Камиллу, стоявшую неподалеку от компании лорда Бриора. Она то и дело щипала щеки, чтобы они оставались румяными, и нарочито громко смеялась.

– Он так и не познакомился с ней.

Мерси подперла кулачком подбородок; если бы оркестр играл чуть тише, она заснула бы в один миг.

– Надо спросить у него, почему он медлит. По-моему, он не говорил ни с кем из нас, кроме папы. Это очень невежливо. Даже если ему не нравится Камилла, сегодня день рождения тройняшек. По крайней мере, стоило бы их поздравить.

Мне тоже бросилось это в глаза. А еще я заметила, что моя бальная книжка по-прежнему пуста. Если бы не Фишер, я бы так и сидела, как унылая старая дева.

– Надо его заставить. – Мерси гневно посмотрела на Бриора поверх своей чашки.

Тут к нам присоединилась Ленор. Ее пышные юбки, разложенные на подлокотниках, струились, словно сливово-пурпурный водопад. Она взяла бокал шампанского и опустошила его одним глотком.

– На похоронах Октавии было и то веселее.

– Ты тоже не танцевала? – усмехнулась я.

– Только с Фишером. Но сегодня мой день рождения! Я могу потребовать, чтобы кто-нибудь потанцевал со мной?

Мы с Мерси обменялись понимающими взглядами.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Ленор. – Сегодня мы все просто очаровательны.

– Это правда, – согласилась я.

– У нас прекрасные манеры и много благородных качеств, достойных восхищения, – продолжила она, изображая вычурный акцент арканнийцев с большой земли.

– Угу.

– Мы богаты! – выпалила она наконец, и я заподозрила, что она держит в руке не первый и не второй бокал шампанского.

– И это правда.

– Тогда почему мы сидим в углу и ни с кем не танцуем? – Ленор стукнула о стол бокалом, и тот чудом не разбился, упав на пол.

– Пойду задам этот вопрос лорду Бриору!

Прежде чем мы успели опомниться, Мерси направилась в другой конец зала, с праведным негодованием прокладывая себе путь между танцующими парами.

– Надо остановить ее, – сказала Ленор, но даже не попыталась встать. – Она сейчас опозорится.

– Скорее опозорит Камиллу, – заметила я.

– Это по-своему весело.

Ленор подозвала слугу, проходившего мимо с шампанским и льдом. Она взяла с подноса два бокала и протянула один мне. Я отказалась.

– Я готова вызвать демона прямо здесь и сейчас, лишь бы кто-нибудь пригласил меня на танец! – пробормотала Ленор, одним махом опустошив бокал.

– Не говори так, – предупредила я. – О нашей семье и так ходит много слухов. И кстати, если папа такое услышит – голову оторвет!

Как нарочно, именно в этот момент мимо нас пронеслись папа и Морелла, кружась в вальсе и счастливо улыбаясь друг другу. Сложно поверить, что всего несколько недель назад они сидели на похоронах Эулалии.

Отодвинув пустой бокал, Ленор потянулась за моим.

– Что? – спросила она, заметив мой недоуменный взгляд. – У меня день рождения. Если я не танцую, то от шампанского хуже не станет. Посмотри, – продолжала она, махнув куда-то рукой. – Даже Камилла со мной солидарна.

Я окинула взглядом зал и увидела Камиллу в тот самый момент, когда она решила выпить для храбрости. Затем она глубоко вздохнула и пощипала себя за щеки, придавая им яркий румянец. Все это время ее губы едва заметно шевелились: очевидно, она репетировала свою речь для лорда Бриора. Камилла направилась в его сторону, выглядела она совершенно очаровательно.

Оказавшись у внешнего края кружка, собравшегося вокруг молодого герцога, Камилла остановилась и наклонила голову, прислушиваясь к разговору. Через несколько мгновений она резко побледнела и прижала руку ко рту. Я не на шутку встревожилась: возможно, ей стало нехорошо. Камилла отшатнулась от стайки Бриора и налетела на танцующую пару.

– Что с ней? – спросила Ленор.

– Прошу прощения.

Камилла поспешила извиниться перед парой и направилась к нам. Схватив меня за руку, она потащила меня за собой, и я почувствовала себя словно пловец, попавший в кильватерную струю[19]19
  Кильватерная струя – струя, которую оставляет за собой движущееся судно.


[Закрыть] проходящего мимо корабля.

– Пойдем отсюда!

– Что случилось?

– Прямо сейчас, Аннали, умоляю!

Камилла не останавливалась, пока мы не оказались в середине сада. Вокруг нас поблескивали тысячи маленьких свечей, искусно спрятанных в садовом лабиринте. Если бы туман рассеялся, они выглядели бы волшебно. Но сейчас свет маленьких огоньков причудливо рассеивался в ночной пелене, создавая вокруг нас тени и фантомы, которые то появлялись, то исчезали вновь.

– Успокойся, Камилла, – сказала я, сев на бортик фонтана.

– Это всего лишь глупый фарс, и больше ничего! – крикнула она, досадливо махнув в сторону дома.

– Я ничего не понимаю. Что случилось? Расскажи.

Я скрестила руки на груди, по коже побежали мурашки. На улице было слишком холодно для бальных платьев, но прохлада совсем не остудила пыл Камиллы. Наконец она остановилась и молча окинула взглядом Хаймур. Бальный зал, такой ослепительно яркий внутри, почти не было видно снаружи. Звуки оркестра отзывались в тумане зловещим эхом.

– Сколько мужчин танцевало с тобой сегодня?

Я вздохнула:

– Вам всем поговорить больше не о чем?

– Сколько? – не унималась Камилла.

Кильватерная струя – струя, которую оставляет за собой движущееся судно.

Она схватила меня за плечи, и в ее глазах появился странный блеск. В тумане лицо сестры, освещенное лишь пламенем свечей, выглядело почти безумным. Я вырвалась из ее рук и потерла места, куда впивались ее пальцы.

– Трое.

– Трое. За весь вечер?

– Да, но…

Камилла кивнула, как будто знала ответ заранее:

– Родственники, да? И то далеко не все.

– Пожалуй, что так. – От холода я уже начала стучать зубами. – Я видела, как ты пыталась поговорить с Бриором. Просто скажи, что он тебе ответил, а то мы тут умрем от холода.

Камилла расхохоталась:

– И проклятие сработает в очередной раз.

Я резко выпрямилась и вскочила с фонтана.

– Нет никакого проклятия. Я пошла обратно.

– Подожди! – Камилла ухватила меня за руку, впившись в кожу длинными ногтями. – Я весь вечер ждала, что он представится, но он так и не сделал этого. Поэтому… я решила, что подойду к нему сама и приглашу на танец.

– Ох, Камилла.

Нахмурившись, она продолжала:

– Я услышала, как он говорит с одним из младших братьев. Тот донимал его, выпрашивая разрешения пригласить Лигейю на танец. Бриор сказал «нет». Тогда брат спросил почему, ведь она такая красивая.

– И что он сказал?

Камилла горестно вздохнула:

– Он сказал, что Лигейя, несомненно, очень красива. Красива, как букет белладонны.

Это слово было мне незнакомо, поэтому я попыталась разбить его на составляющие.

– Как прекрасная женщина?[20]20
  Bella donna (ит.) – дословно «красивая женщина», в то время как белладонной называют и ядовитое растение.


[Закрыть]

– Сонная одурь. Отрава. Он считает, что мы прокляты и проклянем любого, кто приблизится к нам. Вот почему никто из нас сегодня не танцевал!

– Это не…

– Да хватит уже, Аннали! Просто подумай. Есть проклятие, нет проклятия – все одно: люди уже в это поверили. Нам перемыли все косточки и пришли к общему заключению, что мы – дурная кровь. Ничто теперь не заставит их изменить свое мнение, какие бы балы ни устраивал наш отец. Мы прокляты, и никого теперь не убедишь в обратном.

Я грустно опустилась обратно на бортик фонтана, вспомнив о сплетнях на рыночной площади Селкирка. Простая болтовня быстро переросла в глумление.

– Это так несправедливо.

Камилла кивнула:

– Должна тебе сказать, что семейное древо Бриоров тоже далеко от совершенства. Когда я интересовалась им, случайно обнаружила, что у них в роду несколько двоюродных братьев и сестер были чрезвычайно влюблены друг в друга… Неудивительно, что у него такие огромные уши.

Я улыбнулась: мы все прекрасно знали, что всего час назад Камилла связывала с этими безусловно огромными ушами большие надежды.

– Не все потеряно. Есть другие мужчины. Другие герцоги, в других краях. В провинциях, где никогда не слышали о Фавмантовой дюжине. Арканния широка.

Камилла пренебрежительно фыркнула и села рядом со мной. На мгновение я представила, что мы снова оказались вместе за роялем. Я скучала по тем временам.

– Даже если мы и найдем себе герцогов из тридесятого царства, они обо всем узнают в тот же миг, как прибудут сюда. Каждый второй посчитает своим долгом уберечь его милость от невыгодной партии.

– Тогда, возможно, нам стоит уехать в их края.

– Папа никогда этого не одобрит. – Камилла взяла меня за руку и сжала мои замерзшие пальцы, пытаясь отогреть их своей ладонью. – Главное, что мы есть друг у друга. Сестры и подруги навсегда. Обещай мне.

– Обещаю.

В темноте я различила чей-то крупный силуэт в плаще с большим капюшоном. По каменной дорожке сада застучали каблуки, и человек подошел ближе. На мгновение мне показалось, что это папа вышел нас искать, но фигура в тумане неожиданно приняла другие очертания. Это была женщина в длинном платье. Вокруг нас начал сгущаться туман, и я уже ничего не могла разглядеть, но вдруг услышала легкий беззаботный смех.

Это была Эулалия. Готова поклясться жизнью. Во рту пересохло, когда я представила ее призрак, обреченный бесконечно проходить один и тот же скалистый путь, на котором оборвалась ее жизнь. Туман расступился, и мы с Камиллой снова оказались в саду одни. Я схватила сестру за руку, костяшки моих пальцев побелели. Теперь-то она точно воспримет рисунки Верити всерьез.

– Ты видела? Видела?

– Что?

– Тень! Смех… Очень похоже на Эулалию, разве нет?

Камилла удивленно вскинула брови:

– Ты выпила слишком много шампанского.

Шурша юбками, она встала и решительно направилась обратно в дом, оставив меня одну в тумане. Я снова услышала стук каблуков за спиной, хотя в саду больше никого не было, и поспешила вслед за сестрой.

11

Я распахнула глаза и поморгала, чтобы окончательно проснуться. Вставать еще совсем не хотелось. Бал закончился после трех часов ночи, чтобы гости успели вернуться на Астрею во время прилива. Пристань освещали буйки из цветного стекла, наполненные люминесцентными водорослями, и посетители, спешившие покинуть Хаймур, могли насладиться волшебным пейзажем.

После разговора в саду я постоянно думала о словах Камиллы. С кем бы ни пытались поговорить мои сестры, их всегда встречали стеклянными взглядами и натянутой улыбкой. Однако папа и Морелла, казалось, ничего не замечали.

Издав протяжный стон, я перевернулась на другой бок: сейчас мне хотелось лишь спрятаться под теплым одеялом. Но тут мое внимание привлек блестящий предмет на трюмо. Карманные часы Эулалии. Я уже несколько дней хотела показать их папе, но совсем забыла об этом, увидев альбом Верити. Даже сейчас по спине пробежали мурашки при одном воспоминании об ее жутких эскизах.

Достав золотистый локон из часов, я решила рассмотреть его поближе. Поначалу проволока вызвала у меня недоумение: обычно пряди волос перевязывали лентой или кружевом. Но когда я увидела внутренний механизм часов, меня неожиданно осенило. Эдгар был подмастерьем часовщика. Он работал с проволокой и пружинами. Может быть, он вложил свой локон в часы, чтобы сделать Эулалии предложение?

Я нахмурилась. Эулалию, несомненно, убил неудачливый ухажер: кто-то, чрезвычайно расстроенный отказом. Если же Эулалия хранила часы и прядь волос в тайнике, значит, она, очевидно, разделяла чувства Эдгара. Тогда непонятно, почему его охватило такое сильное волнение при встрече на рынке. Он старался поскорее от нас отделаться. Эдгар что-то знал. Без сомнения.

Я еще немного покрутила часы в руках, размышляя над дальнейшими действиями. Мне явно нужно поговорить с Эдгаром, но что я скажу ему? Одна я, пожалуй, не справлюсь. Поэтому я решительно захлопнула крышку часов и отправилась вниз по лестнице в поисках отца.

* * *

Войдя в столовую, я сразу поняла, что выбрала не самый удачный момент. Вцепившись мертвенно-бледными пальцами в свою вилку, Камилла раскурочивала копченую рыбу, пока она не превратилась в месиво, совсем не похожее на аппетитный завтрак. Розалия отстраненно теребила чашку чая и нервно грызла ногти, покрытые серебряным лаком. Ленор по‑прежнему спала, очевидно пытаясь прийти в себя после шампанского.

Папа сидел во главе стола. Его губы были крепко сжаты, напряженный взгляд выражал усталость.

– Это первый крупный прием за долгое время. Возможно, люди почувствовали себя не очень уютно, когда встретились со всеми вами одновременно.

Камилла нахмурилась и поджала бледные губы.

– Совершенно согласна с тобой, папа. Проклятые сестры Фавмант действительно заставили людей чувствовать себя неуютно. – Она медленно поскрежетала вилкой по фарфоровой тарелке и только потом отодвинула ее в сторону.

Судя по всему, Камилла рассказала папе обо всем, что слышала прошлым вечером. Отец вздохнул и раздраженно отмахнулся.

– Кроме глупых крестьян в деревне, в проклятия давно никто не верит.

Камилла в гневе ударила кулаком по столу.

– Робин Бриор не похож на торговца рыбой, но я собственными ушами слышала его слова! Мы никогда не выйдем замуж – ни одна из нас! Смерть наших сестер навсегда запятнала наши имена.

Глаза Розалии наполнились слезами.

– Он действительно это сказал?

Камилла кивнула:

– Что ж, у нас хотя бы есть хорошее состояние. Хаймур всегда будет принадлежать нам. Когда папа у… когда я стану герцогиней, здесь будет наш общий дом. Дом проклятых старых дев, – добавила она с горькой усмешкой.

Я обернулась, услышав шорох за своей спиной. В дверях стояла Морелла в халате. Не знаю, что она успела услышать, но этого явно было достаточно, судя по ошеломленному выражению ее бледного лица. Я улыбнулась, но она отшатнулась от меня, обхватив руками живот.

– Мой сын тоже будет проклят? – спросила она с ноткой отчаяния в голосе, и ее горькие слова повисли в воздухе.

Папа мгновенно вскочил и подбежал к ней.

– Любовь моя, тебе нужно поспать еще немного. После такой волнительной ночи тебе необходим отдых.

– Папа, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – решилась я, когда он подошел к нам.

– Не сейчас, Аннали.

– Но это очень важно. Насчет…

– Я сказал: не сейчас! С меня хватит важных новостей этим утром. – Отец бросил грозный взгляд на Камиллу и проводил Мореллу в спальню.

Я с досадой вздохнула, когда они скрылись за дверью, и крепко сжала часы в кармане. Стол по-прежнему украшали пурпурные букеты, и от запаха увядающих лилий у меня прихватило желудок. Я налила себе чашку черного кофе и села за стол.

– Какая драма, – буркнула Камилла.

Я задумчиво провела пальцем по ручке своей чашки:

– Всем нам не по душе ситуация, в которой мы оказались, но мы не должны сваливать все это на ее плечи.

Камилла удивленно повернулась ко мне:

– С каких это пор ты ее защищаешь? Ты ведь всегда ее ненавидела.

Розалия и Лигейя украдкой посмотрели на дверь, оценивая свои шансы сбежать незамеченными.

– Я никогда не ненавидела ее. Она носит под сердцем нашего нового брата или сестру, и с каждым днем ей все тяжелее. Почему бы не быть к ней немножечко добрее?

– Интересно, будет ли она добра к тебе, если ее маленький солнечный божок унаследует Хаймур? Ты действительно думаешь, что она будет обеспечивать кровом и едой восемь старых дев? Мы вылетим отсюда вон быстрее, чем стрелы Зефира[21]21
  Зефир (др.‑греч. Ζέφυρος – в древнегреческой мифологии божество, олицетворявшее западный ветер.


[Закрыть].

Верити вприпрыжку вбежала в столовую:

– Кто быстрее, чем Зефир? Никто не может обогнать бога ветра!

Я предупреждающе посмотрела на Камиллу. Грации ничего не знали о наших разногласиях с Мореллой.

– Ты точно сможешь – в таких-то башмачках! – с улыбкой сказала я, заметив волшебные туфельки, выглядывающие из-под платья. Верити носила их не снимая с того дня, когда их привезли. Я не удивилась бы, если бы узнала, что она в них спит.

Верити улыбнулась и покружилась, чтобы показать туфельки в лучшем виде, а потом, пританцовывая, направилась к шведскому столу и встала на цыпочки, чтобы рассмотреть пирожные. Камилла помогла ей наполнить тарелку. Сначала она выбрала несколько больших кусков копченой рыбы и только потом положила на отдельное блюдце ягодный тарт, который попросила Верити.

– Я бы еще поспала, – зевнула Розалия и положила руки на стол, опустив голову. – Не спать всю ночь и при этом не танцевать – очень утомительно.

– Это нечестно! Я же должна идти на свои уроки! – возмутилась Верити. Она забралась на стул и ждала, пока Камилла принесет ей тарелку.

– Сначала рыбку.

Верити сердито посмотрела на сестру:

– Ты свою до сих пор не съела.

– Я старше, – ответила Камилла.

Верити показала ей язык, но все же принялась за рыбу.

– Что ты собираешься делать сегодня утром, Аннали?

Часы буквально жгли мне карман, но я не могла поднять эту тему сейчас, когда между нами назревала большая ссора.

– Наверное, пойду на пляж за водорослями. У Мореллы почти закончился лосьон.

– На пляж?

Мы разом обернулись и увидели Фишера, стоявшего в дверях.

– Могу составить тебе компанию. Я знаю один маленький островок с множеством приливных заводей. Там ты точно найдешь все, что нужно.

Я затылком почувствовала испепеляющий взгляд Камиллы, но радостно кивнула Фишеру.

– После завтрака?

Он расплылся в улыбке. Тут в столовую быстрым шагом вошел отец:

– Нам нужно поговорить.

Оглядев всех нас, он остановился на Верити.

– Милая, ты не хотела бы сегодня позавтракать в своей комнате? В качестве особого поощрения.

Малышка радостно согласилась.

– Ты будешь ругаться? Камилла не съела свою рыбу.

– Правда? Наверное, придется поговорить с ней об этом.

Удовлетворившись ответом, Верити выбежала из комнаты с тартом в руке. Рыба так и осталась нетронутой.

– Фишер, прошу прощения, мне нужно поговорить с дочерьми. Наедине.

Фишер молча вышел в коридор. Папа выдержал паузу и затем произнес:

– Морелла очень расстроена. Просто безутешна.

Камилла фыркнула, не желая отступать.

– А теперь представь, как мы себя чувствуем. Любая из нас может умереть в любой день – задолго до рождения этого ребенка.

Отец тяжело вздохнул:

– Никто не умрет.

– Тогда ей не о чем беспокоиться, не так ли? – Камилла раздраженно откинулась на спинку стула. – Я полагаю, ты хочешь, чтобы я извинилась перед ней за разговор, который она подслушала, хотя это вообще не ее дело?

Отец провел рукой по волосам.

– Просто не говорите об этом больше. Ни при ней, ни между собой. Я накладываю мораторий на проклятие, которого нет, – добавил он. – И второе. Я должен сегодня уехать в столицу. Не менее чем на неделю. Может, даже больше. Король Алдерон хочет обсудить с Малым советом одно неприятное дело.

Вздохнув, отец продолжал:

– Морелла устает гораздо сильнее, чем показывает, и в мое отсутствие о ней надо будет заботиться. Я бы даже сказал, лелеять. Понятно?

Мы с Розалией и Лигейей кивнули. После долгой паузы Камилла последовала нашему примеру.

– Хорошо, – заключил отец и не оглядываясь вышел из комнаты.

Мне очень хотелось побежать вслед за отцом и показать ему часы, но он явно был не в настроении для разговоров. Он отмахнулся бы от меня и не стал воспринимать всерьез. Я уставилась на черный кофе в своей чашке, не зная, как действовать дальше.

Фишер снова заглянул в столовую:

– Аннали? Ты готова?

– Иду! – отозвалась я, убрав чашку в сторону.