Текст книги "Если дверь без замка…"

Глава XVII
Дядя Карлотты и анонимное письмо

Понедельник прошел в непрерывном волнении и ожидании новостей. До Чарли Чана Джону дозвониться не удалось – всякий раз оказывалось, что сыщика нет на месте. Кроме того, в Гонолулу ожидалось событие, которое считалось ежегодным праздником, – учебный рейс тех, кто вскоре составит гордость американского флота. Прибыли военные суда, переполненные будущими капитанами и адмиралами. В честь гостей готовились многочисленные увеселительные мероприятия. Но Джону было вовсе не до предстоящего веселья. Мысли его были заняты исключительно ходом расследования.

Молодой человек стоял на веранде, когда к нему подошла Барбара.

– Джон, у меня к вам просьба, – нерешительно произнесла девушка. – Не могли бы вы встретиться с Томасом Брэдом и выяснить, какая сумма устроила бы его?

– Но почему ты не попросишь об этом Дженнисона?

– Дело в том, что я раздумала выходить за него замуж.

Джона охватила паника. Неужели все из-за того поцелуя в саду? Но ведь Барбара его кузина, и жениться на ней было бы не самым благоразумным поступком. И потом, он связан словом с Агатой Паркер…

– Надеюсь, не я оказался причиной вашего разрыва? – спросил он, изо всех сил пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Нет, не вы, и я не хотела бы это обсуждать. Так как насчет моей просьбы?

По дороге в «Рифы и пальмы» Джон вспомнил предостережение мистера Чарли. Как он был прав! Здесь и в самом деле легко потерять голову. Нет, он должен держать себя в руках…

Брэда с супругой он застал на веранде первого этажа. При виде молодого человека дама встала и, бросив на него презрительный взгляд, с достоинством удалилась. Джону ничего не оставалось, как сразу перейти к делу.

– Мистер Брэд, никто не сомневается в том, что рассказанная вами история – чистая правда. Но если вы и в самом деле затеете судебный процесс, могут возникнуть непредвиденные трудности и проволочки. Сейчас ведь не восьмидесятые годы…

– Я прекрасно понял вас, молодой человек. Лично я только приветствую намерение решить дело мирным путем. Страдания, которые перенесли мы с матерью по милости вашего родственника, не компенсировать никакими деньгами, но я хотел бы спокойно прожить остаток своих дней. Меня полностью устроит сумма, в которую оценивалось наследство моего отца, – двадцать тысяч фунтов стерлингов. Я даже готов отказаться от процентов, набежавших за сорок лет.

– Лично я считаю это разумным, – ответил Джон. – Я передам ваши слова Барбаре Уинтерслип, моей кузине и наследнице мистера Дэна. Но окончательное решение будет за ней. И, разумеется, деньги вы получите лишь после окончания расследования.

– А вот с этим я позволю себе не согласиться! Расследование может продлиться бог знает сколько, а мне не терпится снова увидеть Англию. Я не был там двадцать пять лет, понимаете? И мне нет никакого дела до вашего чертова убийства! Уж не меня ли вы подозреваете? – заорал он, окончательно впадая в ярость.

– Вынужден напомнить, что вы так и не сообщили, где находились во вторник ночью, – заметил Джон нарочито спокойным тоном. – Что ж… вернувшись, я посоветую моей кузине воздержаться от выплаты вам денег.

– Ах, вот как! Что же, я немедленно подаю в суд!

– Вы истратите там последние сбережения и все равно останетесь ни с чем. Желаю вам доброго вечера, – произнес Джон, направляясь к выходу.

Но не успел он спуститься в вестибюль, как Брэд догнал его.

– Знаете, я передумал. Пускай будет по-вашему. В конце концов, я старый человек, а всякие суды лишь укорачивают жизнь.

– Вот и прекрасно! Уверен, что вы скоро сможете вернуться в Лондон.

С этими словами Джон протянул руку старику. Тот крепко пожал ее.

– Вы настоящий джентльмен, хоть и принадлежите к семье Уинтерслипов!

«Своеобразный комплимент!» – подумал Джон, входя в вестибюль.

За конторкой молодой человек увидел Карлотту Эган.

– Добрый день! Не найдется ли у вас работы для опытного бухгалтера?

– Сегодня не хочется говорить ни о каких делах, – засмеялась девушка. – У меня новость: я сегодня была у папы, к нему приходил посетитель. Сказали, что это капитан Коп из британского адмиралтейства и что все меняется в хорошую сторону…

– Тогда давайте отпразднуем это радостное событие! Честно говоря, все эти розыски меня тоже порядком утомили. Какие развлечения устраиваются этой ночью?

– Все идут в Пунахоу, там расцвела «Королева ночи».

– Думаю, нам тоже стоит на нее посмотреть.

Растение, цветущее всего лишь одну летнюю ночь, в изобилии росло у стены, окружающей Оаху Колледж. Джон наконец понял, что жители Гонолулу находят в этом зрелище и почему приходят полюбоваться им, несмотря на неурочный час.

Зрелище и правда оказалось настоящим триумфом ослепительной тропической красоты. Казалось, сюда пришел весь Гонолулу. Карлотта на время забыла обо всех горестях и весело болтала со своим спутником.

На обратном пути они заглянули в кондитерскую, а когда возвращались домой, на городских часах пробило десять. По меркам Гонолулу царила уже глубокая ночь, и на улице не было ни души.

Джон проводил свою очаровательную спутницу до самой калитки отеля «Рифы и пальмы». По дороге он без умолку рассказывал ей о своем родном городе:

– Уверен, в Бостоне вам понравится. Сперва он может вам показаться немного старомодным…

Внезапно рассказ его был прерван звуком выстрела. Молодой человек ощутил, как над самой головой просвистела пуля. Он бросился к кустам, где незадолго до этого заметил огонек, но тут прозвучал второй выстрел, сменившийся прежней тишиной.

Опасливо оглядываясь по сторонам, Джон и Карлотта поспешили к отелю. Но едва они вошли в вестибюль, как у них снова появилась причина удивиться. У самой конторки стоял Артур Темпл Коп.

– Мисс Эган, если не ошибаюсь? Я хотел бы на некоторое время стать вашим постояльцем, не возражаете? Мистер Уинтерслип, добрый вечер! Нынче утром, мисс Карлотта, я беседовал с вашим отцом. Узнав, что с ним случилось, я тотчас же вернулся, хотя уже был на пути к острову Фаннинг.

– Вы вернулись, чтобы помочь моему отцу? – удивилась Карлотта. – Я очень вам благодарна, но все же хотела бы узнать причину такой любезности.

– Нет ничего проще! – с улыбкой ответил капитан. – Джон Эган, ваш отец, является моим младшим братом, а вы, Карлотта Мария Коп, – моей родной племянницей!

– Значит, вы мой дядя? Какой вы добрый!

В ответ капитан расшаркался с комично-серьезной миной.

– Постараюсь и в дальнейшем не разочаровать вас, юная леди!

– Не буду мешать вам, – вступил в разговор Джон. – Позвольте откланяться и пожелать вам доброй ночи.

Карлотта вышла проводить его до калитки.

– События развиваются так стремительно. У меня, оказывается, есть родной дядя!

– Все же я не стал бы безоговорочно доверять ему, – заметил бостонский джентльмен. – Он похож на благородного человека, но внешность может оказаться обманчивой.

Карлотта притронулась своей изящной смуглой ручкой к белому рукаву его пиджака.

– Будьте осторожны! Ведь в вас стреляли, причем совсем недавно.

– Обещаю вам!

В лунном свете шумели под порывами пассата кокосовые пальмы, где-то рядом слышался шум прибоя. Под влиянием этой романтичной обстановки бостонский джентльмен, который считал себя застрахованным от всевозможных неблагоразумных поступков, притянул к себе очаровательную собеседницу и поцеловал ее. Он, связанный словом со своей бостонской невестой, уже второй раз совершает подобное, не ощутив при этом ни малейших угрызений совести! Более того, молодой человек чувствовал себя счастливым. Ему хотелось протянуть руку к небу, взять горсть ярких тропических звезд и украсить ими эту замечательную девушку.

– Спокойной ночи! – прошептал он и направился прочь.

Вернувшись домой, он нашел у себя на столе письмо следующего содержания:

Ваша чрезмерная энергия может вам повредить. Здесь, на Гавайях, обойдутся без помощи назойливых малихини. Пароходы на материк отправляются почти каждый день; если в течение двух суток вы не покинете Гавайи, берегитесь! В следующий раз выстрелы могут оказаться более точными.

Джон презрительно сбросил письмо на пол. Значит, расследование приносит свои результаты и, судя по всему, они на верном пути. Это письмо – явно выходка бездельника Каолы. Что же, пароходы могут уходить сколько угодно, но он, Джон Уинтерслип, останется здесь столько, сколько сочтет нужным, – а точнее, пока не будет найден убийца мистера Дэна.

Никогда еще Джона не переполняла такая жажда деятельности. И никогда еще его жизнь не представлялась ему настолько осмысленной.

Глава XVIII
Шантаж и раскаяние

На следующее утро Джон подобрал анонимное письмо с пола и, просмотрев его еще раз, позвал слугу.

– Хаку, кто принес мне вчера это письмо?

– Не знаю, мистер Джон. Камаикуи нашла его на полу у входной двери и отнесла в вашу комнату.

Примерно в половине одиннадцатого Джон был уже в полицейском управлении. Он рассказал мистеру Хэллету о недавнем покушении и протянул ему полученное вчера письмо.

– Вам стоит носить с собой револьвер, – посоветовал один из подчиненных Хэллета.

– Я не трус! – вспыхнул молодой человек. – К тому же мне прекрасно известно, чьих это рук дело. Это написал приятель мистера Брэда, некий Дик Каола.

Ничего не ответив, мистер Хэллет распорядился ввести арестованного. В дверях кабинета показался Джим Эган в сопровождении капитана Артура Копа и Карлотты.

– Джентльмены! – обратился капитан к мистеру Хэллету и его подчиненным. – Я родной брат Джима Эгана, которого вы держите здесь под арестом. Заявляю, что этот арест является незаконным, и даю вам последнюю возможность исправить свою ошибку. В противном случае огласка будет иметь для вас крайне неприятные последствия.

Украдкой бросив взгляд на Карлотту, Джон с досадой заметил, что та пожирает своего дядю восхищенным взглядом.

– Ваша речь весьма впечатляет, капитан, – признал Хэллет. – Но факты остаются фактами. Мистер Эган был у Дэна Уинтерслипа в ночь убийства и до сих пор отказывается сообщить о цели своего посещения. К тому же его окурок найден у дверей в доме убитого.

– Этот окурок является уликой не против Джима Эгана, а против вас, капитан, – вступил в разговор следователь Грин. – Нам стало известно, что вы были знакомы с убитым и ваши отношения были неприязненными.

– А как, по-вашему, мичман британского военного флота может относиться к бывшему работорговцу, да еще и обокравшему своего капитана?

– В прошлый понедельник вы приехали в Гонолулу, а на следующий день снова уехали. Вы виделись с покойным Дэном Уинтерслипом?

– Нет, я не виделся с ним.

– А как вы объясните, что ваш окурок был найден у двери его гостиной на следующий день после убийства? Это не может быть окурок от папиросы мистера Эгана: он курит сорт, содержащий турецкий табак, а здесь чистейшая «Вирджиния», как и в той папиросе, которой вы в субботу угостили мистера Чана.

– Все очень просто: я предпочитаю именно этот сорт табака. Да, я был в доме покойного Дэна Уинтерслипа, но навещал не его, а мисс Минерву, живущую там. Я приходил туда в понедельник в пять вечера, это нетрудно проверить.

– Почему вы не потрудились об этом сообщить? – спросил Джона мистер Хэллет, сердито уставившись на молодого человека.

– Должно быть, потому, что до сих пор имя капитана Копа находилось вне сферы интересов нашего расследования.

– Но в таком случае, – снова подал голос Грин, – по какой причине покойный Уинтерслип боялся вашего брата?

– У него были причины бояться многих людей. Мой брат не желает сообщить о своих взаимоотношениях с покойным Дэном, разве в этом есть что-то незаконное?

– В этом – нет, но ваш брат был последним, кто видел Уинтерслипа живым, и к тому же отказывается отвечать на вопросы. Исходя из всего этого…

– В таком случае я немедленно приглашаю сюда адвоката.

– Как вам будет угодно, – с ироничной улыбкой ответил Грин. – Позвольте пожелать вам всего наилучшего.

– Джим, – обратился капитан к мистеру Эгану, который до сих пор сохранял молчание. – Если дело дойдет до судебного процесса, я совершу все возможное, чтобы тебя вытащить. Но подумай, как отразится подобная огласка на судьбе Карлотты, не говоря уже о том, что вся эта история огорчает ее. Насколько я понимаю, ты попал в такую скверную ситуацию именно из-за нее…

– С чего ты это взял? – встрепенулся мистер Эган.

– Нетрудно догадаться, дорогой Джим. Ты хотел, чтобы твоя дочь закончила учебу в Англии, но у тебя не было на это денег. Чтобы не огорчать дочь, а также из гордости ты написал ей, что средств достаточно. Ты мучишься вопросом, где достать необходимую сумму, а затем встречаешь Уинтерслипа – и решаешься на не самый красивый шаг. Но мы с Карлоттой понимаем, что ты совершил это исключительно с благородной целью. Не так ли, дорогая племянница?

– Да, – чуть слышно произнесла девушка, едва сдерживая слезы. – Если бы ты, папочка, все мне сказал с самого начала…

– Джим, – снова обратился капитан Коп к брату. – Прошу тебя забыть о самолюбии и рассказать все, что от тебя хотят услышать. Господа, надеюсь, рассказ моего брата не станет достоянием прессы?

– Я уже несколько раз клятвенно обещал ему это! – воскликнул следователь Грин.

– Если придерживаться точности, не менее десяти раз, – подтвердил Хэллет.

– В восьмидесятых годах, – начал Эган, – я служил в одном из банков Мельбурна. Однажды ко мне пришел необычный клиент. Он назвался явно вымышленной фамилией и принес для размена кожаный мешочек, полный золотых монет. Я отчетливо помню их – мексиканские, испанские, английские монеты, некоторые были очень грязными. Этот человек приходил еще несколько раз, но приносил для размена уже меньшие суммы. Разумеется, все это выглядело подозрительно, но деньги, которые он оставлял мне на чай, были существенными для помощника кассира.

Через год (я тогда уже переехал в Сидней) до меня дошли слухи о краже на судне «Дева из Шайло». Я сразу подумал, что Дэн Уинтерслип и мой необычный клиент являются одним и тем же человеком. Но, во-первых, меня никто не спрашивал, а во-вторых, я все же получал от него немалые чаевые…

Прошло двенадцать лет, и вот уже в Гонолулу я встретил Дэна Уинтерслипа. Да, это был тот самый человек, который разменивал у меня деньги. Мы тотчас же узнали друг друга. Поверь, Артур, я нередко испытывал денежные затруднения, и ни разу мне и в голову не приходило прибегнуть к шантажу. Но за два месяца перед этим родственники, с которыми я много лет не поддерживал отношений, предложили отправить Карлотту в Англию, чтобы она смогла наконец повидаться со своей бабушкой. Меня спросили, располагаю ли я каким-нибудь состоянием, и я, разумеется, ответил утвердительно. На самом деле я едва сводил концы с концами.

По странному стечению обстоятельств именно тогда приехал Томас Брэд, сын капитана, которого обокрали после смерти. Я бы ограничился тем, что за определенное вознаграждение рассказал ему все, что знаю о Дэне Уинтерслипе, – но понял, что Брэд не в состоянии заплатить нужную мне сумму. Проведя некоторое время в печальных размышлениях, я позвонил Уинтерслипу…

Когда до назначенной с ним встречи оставалось всего несколько часов, раскаяние охватило меня, и я снова связался с ним по телефону, желая взять свои слова назад. Но тот настоял на встрече и, едва я вошел, сразу протянул мне вексель на пять тысяч долларов. Я взял его и ушел, испытывая жгучий стыд. Я тянул время и не мог заставить себя получить деньги по этому векселю, а когда дочь принесла его сюда, разорвал на мелкие кусочки. Да, моему поступку нет оправдания, но я сделал это для твоего счастья, Карлотта!

– Если бы вы сказали это раньше, то избавили бы свою дочь от переживаний, а нам не пришлось бы потерять столько времени, – укоризненно произнес следователь Грин.

– Надеюсь, теперь мой брат может быть свободен? – вступил в разговор капитан Коп.

Получив утвердительный ответ, капитан с братом и племянницей вышли из кабинета. Вскоре в дверях появился лучший сыщик Гавайских островов.

– Итак, мы потеряли единственного подозреваемого, – мрачно заметил Хэллет. – Что же у нас остается?

– Не так уж и мало, – ответил китаец, хитро улыбаясь. – Для мудрого человека бывает достаточно и пылинки…

– Конечно! – подхватил Джон. – Раз уж страница из книги отзывов и брошка оказались ни при чем – как, впрочем, и окурок мистера Эгана, – у нас остаются лишь часы со светящимся циферблатом и отсутствующей цифрой 2.

– А вот это уже кое-что! – воскликнул Хэллет. – Вполне возможно, что преступник пожелал избавиться от такой приметной вещицы. Чан, нужно просмотреть все магазины, ссудные лавки – каждый уголок, где могут оказаться часы.

Отвесив церемонный восточный поклон, китаец бросился выполнять указание. Джон тоже направился к двери.

После ужина, во время вечерней прогулки по саду, Джон наконец смог завести речь о визите капитана Копа.

– Да, это настолько в его характере – швырнуть окурок, перед тем как войти в дом, – задумчиво ответила тетушка. – Сперва я забыла об этом, а потом…

– Что «потом»?

– Вот еще новости: делать за полицейских их работу! И потом, его визит не имел никакого отношения к Дэну… Ну же, Джон, – засмеялась она, заметив недоуменный взгляд молодого человека. – Нельзя же быть таким недогадливым!

– Тогда, в Сан-Франциско, когда мы беседовали в клубе, он сказал, что в восьмидесятых ты была очень хороша собой…

– Да, счастье было так близко. Казалось, стоит лишь протянуть руку! Но Бостон уже крепко держал меня…

– Но тетушка, еще не поздно! – воскликнул Джон. – Вы и сейчас самая очаровательная женщина!

– В тот вечер он как раз в этом и пытался меня убедить. Но, согласись я, все равно все было бы не так, как могло бы быть в молодости. Одним словом, Джон, не упусти момент, когда Фортуна обернется к тебе лицом…

С этими словами почтенная дама отвернулась и быстрыми шагами направилась к дому. Джон изумленно смотрел ей вслед. Тетушка, которую он знал всю жизнь, раскрылась ему с совершенно неожиданной стороны.

Не успел он подумать о своем удивительном открытии, как его внимание было отвлечено приходом Хаку. Тот принес телеграмму от начальника почтамта Де-Мойна. В ней было всего несколько слов: «У нас нет никого по фамилии Сэлэдин».

Джон бросился звонить в полицейское управление. Услышав, что мистер Чан только что уехал домой, через пять минут бостонский джентльмен уже мчался к нему в автомобиле.

Глава XIX
Бостонский джентльмен в китайском квартале

Знаменитый сыщик жил в бунгало, стоявшем на возвышенности недалеко от Панчбоула. Оттуда открывался прекрасный вид на Гонолулу. Город был похож на волшебный сад, увешанный китайскими фонариками, но Джону было некогда любоваться окружающими красотами.

Служанка провела его в гостиную, обставленную так, что молодому человеку показалось, будто он по волшебству перенесся в Древний Китай. Чан тоже выглядел вовсе не так, каким Джон привык его видеть. Вместо костюма сыщик был одет в длинный восточный халат из темно-красного шелка, из-под которого виднелись широкие панталоны и туфли с войлочными подошвами. Сидя за низким столиком, он играл в шахматы с молодым китайцем, в чертах которого угадывалось явное сходство с хозяином дома.

При виде гостя мистер Чан встал и вежливо поклонился. Его партнер сделал то же самое.

– Какая честь для моего скромного дома! Пользуюсь поистине счастливым случаем, чтобы представить вам своего старшего сына, Генри Чана. Я обучал его тонкостям шахматной игры; это помогает постичь жизненную мудрость.

Худощавый юноша с раскосыми глазами того же янтарного оттенка поклонился еще раз. Джон ответил таким же вежливым поклоном.

– Ваш отец является моим другом, а с этого момента и вы тоже.

Чан изо всех сил пытался сохранить восточную невозмутимость, но тем не менее Джон ясно видел, что все эти церемонии доставляют ему громадное удовольствие.

– Я полагаю, вы принесли какие-то новости? – поинтересовался сыщик.

Улыбнувшись, Джон протянул ему телеграмму из Де-Мойна.

– Это и в самом деле важная новость! – воскликнул китаец. – Долг призывает меня! Судя по звуку, долетевшему с улицы, вы приехали на автомобиле?

Молодой человек кивнул, в который раз восхищаясь наблюдательностью и проницательностью сыщика.

– А теперь прошу извинить меня, я должен сменить костюм, чтобы выглядеть подобающим образом.

Джон принялся разглядывать комнату. Внимание его привлекла картина – птичка, сидящая на ветке яблони, несколькими линиями нарисованная на тончайшем шелке.

– Потрясающе! – вырвалось у Джона.

– Отец говорит, что, по словам древних мудрецов, картина – это песня без слов, – ответил ему Генри Чан.

Под картиной, висящей в гордом одиночестве, располагался небольшой стол с крохотными стульчиками, покрытыми красноватым лаком. По углам комнаты виднелись еще несколько столиков, на которых стояли китайские вазы и карликовые растения в расписных фарфоровых горшках. С потолка этой поистине сказочной комнаты свешивались золотистые фонарики, все свободное пространство пола было устлано ковром с причудливыми восточными узорами.

Джон уже было подумал, что вряд ли европеец сможет достичь взаимопонимания с человеком, живущим в такой обстановке, но тут в комнату вошел Чан, одетый в строгий деловой костюм. Перед Джоном снова был сыщик, а не выходец из таинственного Китая. Сев в автомобиль, они поспешили к Хэллету. Тот отдыхал у себя на веранде, уже облаченный в полосатую пижаму.

Начальник полиции был не очень доволен их визитом.

– У вас что-нибудь срочное? – спросил он, с трудом сдерживая раздражение.

– Да, – поспешно отвечал Джон. – У нас появилась информация об одном господине, его фамилия Сэлэдин. Это может оказаться очень важным…

Но реакция начальника полиции была совершенно неожиданной. Выслушав Джона, он разорвал телеграмму на мелкие кусочки.

– Этого человека не беспокоить! – резким тоном произнес он. – Я ценю ваше старание и затраченные силы, но вы должны действовать в другом направлении. Лучше займитесь поисками часов.

– Подчиняюсь вашему приказу, – ответил Чан с восточным поклоном.

Джон подвез домой сыщика, не менее огорченного, чем он сам.

– А ведь это могло сильно продвинуть расследование вперед! – сказал юноша, когда автомобиль подъехал к бунгало.

– Древние говорят, что ночь темнее всего перед рассветом, – отвечал китаец. – А у вас в Европе считается, что терпение – одна из главных добродетелей. Впрочем, вы относитесь к ней без должного уважения…

Вернувшись домой, Джон увидел у себя на столе телеграмму от Агаты Паркер. Там была всего одна короткая фраза: «Ты с ума сошел! Мое место там, где культура, – и нигде более».

Джон засмеялся. В самом деле, насколько изменилась за последнее время его жизнь и насколько изменился он сам! Усевшись в кресло на ланай и любуясь тропическим пейзажем, он размышлял, какой далекой и чуждой ему представляется теперь жизнь в Бостоне. Контора, выпуски привилегированных облигаций, чай из дорогих чашек, который пьют в салонах, куда почти не заглядывает солнце, теннис в Лонгвуде… Если он откажется от всего этого, многие сочтут это безумием. Но, может быть, именно это имела в виду тетушка, говоря, что нельзя проявлять малодушие, когда пробьет час…

Не придя к окончательному решению, Джон отправился спать. Уже погружаясь в дремоту, он вспомнил, что сорок восемь часов, данные ему неведомыми шантажистами, уже истекли, а вместе с тем он все еще жив и здоров…

В субботу Джон проснулся оттого, что над виллой пролетала целая эскадрилья аэропланов. Она направлялась встречать американский флот, который уже подходил к гавани. В городе с самого утра ощущалось радостное предвкушение праздника. Дома были украшены флагами, вечером предстоял большой бал в «Стрэнд Отеле». Когда ближе к обеду Джон вышел прогуляться, улицы уже были заполнены моряками в идеально отглаженной элегантной форме. Они носились в автомобилях, производя оглушительный шум, ими были полны трамваи. И почти с каждым была нарядная барышня, которая весело болтала со своим кавалером, сияя от удовольствия.

Джон вдруг почувствовал себя бесконечно одиноким; каждая встреченная молодая женщина напоминала ему о Карлотте, – поэтому он сам не понял, как оказался в вестибюле отеля «Рифы и пальмы». За конторкой стоял сам владелец, который теперь ничем не напоминал недавнего арестанта.

– Здравствуйте, мистер Эган! Или правильнее будет сказать мистер Коп?

– Добрый вечер, мистер Уинтерслип! Нет уж, пожалуйста, зовите меня как раньше. Подождите минутку, Карлотта сейчас выйдет.

Судя по всему, здесь готовился большой ремонт. В углу вестибюля громоздились стремянки, жестянки с краской, рулоны обоев.

– Это все мой брат, – пояснил мистер Эган, заметив удивленный взгляд Джона. – Долгое время никто из здешнего общества сюда и носа не показывал. А стоило моему брату заявить, что я через него связан с британским адмиралтейством, как мой отель тут же становится самым модным местом Гонолулу. На пятичасовой чай здесь собирается целая толпа. Так что волей-неволей приходится соответствовать, – со смехом добавил он.

– В Бостоне то же самое, – подхватил Джон.

– Вот из-за этого я когда-то и покинул Англию: надоело жить в обстановке лицемерия и лжи. Если бы не дочь, с каким удовольствием я послал бы ко всем чертям этих снобов! Но ради нее приходится считаться со всеми этими глупейшими условностями. Кто-то уже раскопал, что мой кузен Джордж получил дворянство…

– А ваш брат остановился здесь?

– Нет, в данный момент он где-то на острове Фаннинг. Когда он вернется, Карлотта уедет с ним в Англию продолжать образование. Мне удалось раздобыть на это денег: вот неожиданный результат всей этой истории с дворянством и британским адмиралтейством. А вот и она!

Карлотта была в вечернем платье, волосы ее были убраны в элегантную прическу, открытые плечи сияли ослепительной белизной. Никогда еще девушка не казалась Джону такой прекрасной.

– Что-то в последнее время вы совсем забыли о нас, – произнесла она с кокетливой улыбкой.

– Что вы, просто я был очень занят…

И тут Джон увидел рядом с Карлоттой одного из моряков, заполонивших весь город, – стройного белокурого лейтенанта. Тот обаятельно улыбался, держа фуражку в руке.

– Позвольте вас познакомить, господа, – произнесла Карлотта светским тоном. – Мистер Уинтерслип из Бостона, лейтенант Бузе из Ричмонда.

Джон вежливо кивнул, хотя недоброе предчувствие сжало ему сердце. Молодой человек тут же утешил себя мыслью, что это, должно быть, кто-то из новых постояльцев. Но в следующее же мгновение выяснилось, что это вовсе не так.

– Кэрри, вы готовы? – произнес этот Адонис в мундире. – Автомобиль нас ждет.

– Извините, мистер Уинтерслип, нам надо ехать! Мы спешим на бал. Вы как-нибудь еще к нам заглянете?

Юная пара упорхнула, подобно весело щебечущим птичкам. Джон внезапно ощутил себя старым: конечно, ему уже тридцать лет, пора дать дорогу молодым… Наскоро простившись с мистером Эганом, он поплелся к себе. Если бы не расследование, он отправился бы в Бостон самым ближайшим пароходом!

Не успел он войти в дом, как услышал оглушительный телефонный звонок.

– Говорит Чарли Чан. Мистер Уинтерслип, это вы? Вы срочно мне нужны. Приезжайте по адресу Ривер-стрит 927, это аптекарский склад Лиу Ин, он на самом берегу. Сможете найти его самостоятельно?

Не медля ни секунды, Джон устремился по указанному адресу. Дом под номером 927 находился в ряду таких же длинных и грязных зданий. Дверь Джону открыл пожилой китаец.

– Я бы хотел видеть мистера Чана!

Старик указал ему на дверь, завешенную красной занавеской. Войдя, Джон оказался в комнате без окон, такой же грязной и скудно меблированной, как и остальные помещения здесь. За столом он увидел крупного рыжеволосого мужчину.

– А где же мистер Чан? – удивленно спросил бостонский джентльмен.

– Он обещал скоро прийти. Лиу, принеси-ка нам по стаканчику твоего рисового пойла! Как только Чан придет, я расскажу вам много интересного, обещаю!

Джон внимательно посмотрел на своего собеседника и тут же понял, почему голос в телефонной трубке показался ему таким странным. Его заманили в ловушку! Ну конечно, разве Чан вызвал бы его в подобное место?

– Ваше здоровье! – провозгласил рыжий, поднимая стакан и подталкивая другой к Джону.

– Извините, – произнес бостонский джентльмен, – но я не стану пить с вами и ухожу отсюда!

С этими словами он решительно шагнул к двери, завешенной красной занавеской. Матрос, издевательски ухмыляясь, загородил ему дорогу. Джон попытался прорваться, но рыжий оказался довольно сильным противником. Перед Джоном замельтешили красная портьера, огромные кулаки, которые целились ему в лицо, рыжие волосы… Внезапно молодому человеку вспомнились слова Роджера: «Дрался ли ты когда-нибудь с судовым офицером – когда удары кулаков сыпятся, как удары молота?»

За исключением того, что его противник вряд ли являлся офицером, ситуация была именно такой. Правда, сейчас Джону было легче, чем тогда на чердаке в Сан-Франциско: он по крайней мере видел нападающего и мог хотя бы попытаться дать ему достойный отпор.

Джон снова и снова пытался прорваться наружу, но всякий раз его отбрасывали назад, осыпая градом ударов. Матрос явно развлекался с более слабым противником, ожидая, когда у того закончатся силы. Двое носились по комнате, круша все на своем пути, а за стенкой китайцы, как ни в чем не бывало, продолжали играть в странную настольную игру.

Джон понял, что скоро силы его иссякнут. Тогда молодой человек решил прибегнуть к хитрости. Отступив назад, он резко опрокинул стол. Лампа потухла, и поле сражения погрузилось во тьму. Увидев, что матрос продолжает наступать на него, Джон упал на колени и схватил того за ноги. Матрос с грохотом рухнул на пол, а Джон устремился ко второй двери. К счастью, та оказалась незапертой.

Пробежав по пустынному двору, он снова оказался на улице. И тут бостонский джентльмен понял, что очутился в отвратительном и чуждом ему мире. Вокруг громоздились уродливые хибары, слышались визгливые звуки китайской музыки, хрип дешевого граммофона, наигрывающего что-то отдаленно напоминающее джаз, плач ребенка. Услышав неподалеку шаги, молодой человек снова пустился бежать. Вокруг были грязные стены, разрисованные ужасными злобными рожами, множество людей, переговаривавшихся на непонятном наречии; слышался запах омерзительной прокисшей пищи.

Едва Джон остановился перевести дыхание, как на плечо ему опустилась чья-то костлявая рука. В свете уличного фонаря он увидел бледную истасканную китаянку, которая зазывно улыбалась ему. Еще несколько таких же созданий стояли поодаль, хихикая и перешептываясь. Из темноты отовсюду раздавался топот множества ног – босых, в сандалиях, в поскрипывающих грубых дешевых сапогах.